Глава 1.

— Виктория Юрьевна, можно?

Вывел меня из раздумий голос вошедшего в ординаторскую начальника. Как же я ценю эту работу, в том числе и за вот такое уважительное отношение наставников к приемникам.

— Да, разумеется Николай Константинович!

Пожилой мужчина мне по-доброму улыбнулся и присел в кресло напротив.

— У нас новый пациент. Парень молодой, восемнадцать. Хоккеист, травма произошла на матче, перелом лодыжки со смещением, порваны связки. А мальчик, насколько я понимаю в спорте профессионально. Его родители, мои давние знакомые, я пообещал им сделать все возможное, чтобы их сын встал на коньки. А ты лучший реабилитолог из тех, кого я знаю.

Было приятно слышать комплименты о своем профессионализме от учителя, но я видела, что он что — то не договаривает.

— Я должна знать что — то еще?

— Да, Вика. Я выбрал тебя и потому, что ты молода. Хоть и много старше него, но ближе к нему, чем все мы. Парень сломлен, а ты хороший человек и красивая девушка, что если это повлияет на его прогресс в лечении?!

Ах, вот оно что.

— Можно его историю?

Я взяла из рук Николая Константиновича историю болезни и на какое — то время погрузилась в ее тщательный просмотр. Что ж врач прав, у парня почти не осталось шансов не то что на коньки встать, но и ходить не хромая, в принципе.

— Хорошо, попробуем.

Хотелось порадовать, человека, который вложил силы в мое обучение. За свои двадцать пять лет, я встречала действительно достойных людей, которые проявляли ко мне немыслимую доброту, и я обязана быть полезной людям так же.

Красивая? Утверждает профессор. Ну, можно и так сказать. Невысокая, стройная, зеленоглазая брюнетка. Я выглядела моложе своих лет, что нисколько не влияло на мою работоспособность.

Не теряя времени даром, мы прошли в палату к парню. Еще из больничного холла я услышала его возмущенные крики, и в дверь ударился костыль, закинутый парнем так далеко, как только он мог. Понятная мне реакция, я повидала за годы интернатуры много таких. Люди, особенно молодые, и с которыми горе случилось нежданно — негаданно, отрицали свою немощь до последнего.

Из истории помнила, что парня зовут Егор Щукин. Именно таким я себе его и представляла. Поджарым, с торчащими в разные стороны, нуждающимися в уходе волосами, красно — белой хоккейной форме и не по детски понимающими голубыми глазами.

Было видно, что парень борется, за то чтобы встать на сломанную ногу и убежать подальше отсюда. Шок. У него просто шок и он еще не ощущает боли, пройдет время и он полезет на стену.

— Егор, здравствуй.

По — дружески похлопал хоккеиста по плечу мой спутник. Было видно, что они давно и не плохо знакомы. Парень, на какое — то время даже расцвел в улыбке, которая совсем меня не касалась. Ему было действительно не до меня, и даже если бы сюда зашла девушка его мечты, он бы проигнорировал ее. Так велика была его беда.

— Познакомься, это Виктория. Моя ученица и теперь и твой врач на ближайшее будущее.

Поморщился, окинул меня взглядом и, не задержавшись ни на чем во мне, грубо перебил Николая Константиновича.

— Мне не нужен ВРАЧ! Мне нужен ХОККЕЙ!

Я перевела задумчивый взгляд на Николая Константиновича. У парня настоящая истерика и сейчас не лучшее время для знакомства.

— Егор, послушай….

Врач протянул к нему руку, но парень из-под нее вывернулся.

— Нет, это вы послушайте, ничего вы не понимаете! Я должен быть сейчас на льду!

Руководствуясь едва заметным сигналом врача, медсестра вколола Щукину успокоительную инъекцию и, побушевав еще немного, парень уснул.

Мне было жаль его, как и большинство моих пациентов. Со спортсменами я сталкивалась не впервые, и многие из них успешно возвращались в большой спорт. Многие, но не все. И этот случай был из последних. Парень горяч, молод и не собирается слушать никого вокруг, а это уже гарантирует не успех.

— Николай Константинович?

Учитель посмотрел на меня осуждающе, у нас не принято было сдаваться.

— Я понимаю, Виктория. Но поставь себя на его место. Парень на пике популярности, у него вся голова только этим и забита. И настоящая трагедия для него, не остаться калекой на всю жизнь, а не встать на коньки, Вика.

Я никогда не буду на месте парня, потому что одержима лишь одной идеей — здоровье на первом месте. И все что его калечит, лишнее для жизни.

— Не отказывай ему в помощи, даже не попробовав.

Меньше всего на свете мне бы хотелось расстраивать этого доброго и благородного человека. Его личные качества пришли, казалось из того века в котором еще были рыцари и добрые волшебники. Рядом с учителем, хотелось верить в то, что все возможно. Что возможно вылечить такого тяжелораненого мальчика и подарить ему надежду на будущее.

— Я попробую.

В свои слова не верилось, но и мальчика было действительно жалко. Это чувство во мне пока не атрофировалось, но и с каждым годом, я чувствовала его все меньше. Сочувствовать каждому, болезненно для меня самой. Я выгораю, помогая этим людям!

— Хорошо, расскажите мне о нем.

Задача реабилитолога подружиться с больным. Узнать его точке опоры, понять на какие стороны в его характере давить, чтобы не только препараты, но и он сам себе помогал.

— Егор Щукин. Восемнадцать лет. Есть младший брат, тоже, кстати, хоккеист и мать. Отец ушел от них. Парни всю свою жизнь проводят на катке.

— Характер?

— Ну, тут ты и сама видела, Вика. Характер у парня боевой, но еще детский.

Как же просто очевидно быть ребенком на хоккее. В его возрасте я уже была в институте и училась лечить людей. День ото дня, нам внушали, что вы уже не дети и вскоре будете отвечать за человеческие жизни. Я была не из богатой семьи, и приходилось днями и ночами корпеть над учебниками, чтобы не вылететь из университета. И я преуспела. В двадцать два я получила красный диплом. В двадцать, уже на четвертом курсе начла подрабатывать в отделении реабилитации лучшей московской клиники этого профиля. Под началом Николая Константиновича. В двадцать пять, я могу назвать себя не плохим специалистом и уж точно очень трудолюбивым. Вся мя жизнь, пока замкнута на этом.

— Он любит что — то помимо хоккея?

— Я не так хорошо знаю мальчика. Попытайся сама разговорить его, узнать лучше.

Очевидное видение ситуации.

— Хорошо.

Еще раз дала я свое согласие и, подхватив блокнот и ручку со стола, пошла в палату. Около нее дежурила молодая женщина, лет тридцати восьми, сорока. Мать, наверное.

— Здравствуйте.

Привлекла я ее внимание и протянула руку в приветственном жесте.

— Виктория Юрьевна Волкова. Лечащий врач Егора Щукина. Вы его мать?

— Да — да! Что мы будем делать, он, как обезумел, хоккей, хоккей! А я же видела лица врачей, все намного серьезнее, чем то, что он не сможет встать на коньки?

Заплаканные глаза женщины смотрели на меня с надеждой. Я представила на ее месте свою мать, которая тоже растила меня без отца и вкладывала в меня все, душу, сердце, жизнь.

— Ваше имя отчество?

— Елена Константиновна.

Запинаясь сквозь рыдания, выдала женщина.

— Елена Константиновна. Чтобы я больше никогда, ни в присутствии Егора, нигде бы то ни было еще, не слышала, что у вашего сына все плохо. Я лично сделаю все возможное, чтобы для начала он сам в это поверил и помог мне научить его ходить заново. А там глядишь, и на коньки встанем.

Я видела недоверие в ее глазах. Конечно, это и так стресс для всей семьи, а тут еще и врач — молоденькая девочка, которая не производит никакого впечатления касаемо жизненного опыта.

— Вы Вика? Ой, простите! Виктория Юрьевна? Та самая, про которую рассказывал Коля?

Ее монолог вызвал у меня улыбку. Николай Константинович любил меня как дочь, и хвалиться моими достижениями очень любил.

— Да. Егор еще спит?

Женщина кивнула.

— Послушайте, — взяла ее за плечо и ободряюще сжала его, — у нас на втором этаже есть буфет. Побудьте там, выпейте чаю, попытайтесь успокоиться. А я пока зайду к Егору. Хорошо?

— Хорошо.

Женщина еще долю секунды смотрела в мои глаза, что — то для себя решая, а потом медленно побрела в сторону лифтов. Материнская любовь, самая крепкая. Сейчас ей больнее, чем израненному сыну.

Щукин спал, положив ладонь под щеку, и во сне из его глаз катились слезы. Ему или больно, или у парня болит душа, что куда хуже. Проверила лист назначений, обезболивающее ему вводили.

Что ж ….

От посторонних звуков в палате, молодой человек начал просыпаться и тут же растерянно озираться по сторонам. Видимо хотел убедиться, что кошмар ему приснился. И сейчас он проснется дома в своей кровати, подхватит сумку с формой и помчится на тренировку. Но нет, парень, гадости встречаются не только во снах.

— Егор?

Перевел на меня взгляд, и в них я прочла ненависть. Это типично винить врачей, ведь для него наше появление связано с болью.

— Болит?

Указала на его ногу, пока облаченную в гипсовую лангету, но операция неизбежна.

— Нет.

Пытается встать, и пересев на край его кровати, приходится силой удерживать парня в горизонтальном положении на кровати. Если он встанет с опорой на раненую ногу, осколки поврежденной кости сместятся и порвут связки и мышцы.

Да, парень. Тренажерный зал трижды в неделю, это только с виду я хрупкая, а профессия мне такого не позволяет.

— Пустите!

Попытался оттолкнуть меня от себя, больно впиваясь пальцами в предплечья. Быть синякам! Ну что ж, мне не привыкать, это часть моих профессиональных вредностей.

— Тебе нельзя вставать.

— Я сам в состоянии решить, что мне можно!

Боль в местах касания его рук моих усилилась, он делает это неосознанно, но сохранить беспристрастное выражение лица не удается и он замечает, как болезненно я морщусь.

— Простите.

Руки убирает, предварительно, словно растерев мою кожу. Добрый мальчик, как же я хочу помочь тебе.

— Послушай. Я твой врач, ты можешь отталкивать меня сколько тебе угодно, но положение твоей травмы ухудшается. И чем больше ты будешь мучиться недоверием ко мне, и сопротивляться, тем больше сокращаешь мое время на помощь тебе. Ты не маленький Егор, все будет только хуже, если ты будешь сопротивляться.

Удар попал точно в цель.

— Вы сможете мне помочь?

— А ты всегда точно узнаешь, сможешь ли выиграть матч?

Впервые вижу его улыбку, и она прекрасна. Это удивительная редкость, встретить молодого парня, способного так искренне улыбаться.

— Попробуем?

Его вопрос, скорее ответ на мои сомнения.

— Конечно, Егор. А теперь попробуй поспать.

Поднимаюсь, но у самой двери добавляю.

— И не волнуй мать, она очень любит тебя.