Глава 8.

— Егор, тебе нужно поспать.

Пустые слова, в ближайшие дни парень будет бояться дышать, шевелиться, говорить, опасаясь того что боль вернется.

— Боль появилась от того, что твои мышцы не были готовы к такой нагрузке, а обезболивающее тебе вкололи не в срок.

Как скороговорку вновь повторила я, нарезая еще один круг по периметру палаты. Его глаза были столь безжизненны и взгляд сломлен, что мне хотелось выть. Почему так? Столько недель труда, смял и выбросил в помойку один проступок глупой медсестры.

— Егор, нужно спать.

— Ты уже говорила!

От неожиданности, я даже подпрыгнула на месте. Впервые за последние полчаса он заговорил.

Только сейчас я заметила, что все еще стою босая и яростно грызу ногти. Глупая детская привычка, от которой как мне казалось, я давно избавилась.

— Платье?

У парня хватает сил на сарказм, и это не может не радовать. И бог с ним с осуждением во взгляде и осуждением моих действий, он начинает оживать и только это имеет значение.

— У них тут что — то типа дискотек по выходным.

Я пожимаю плечам. Все это кажется глупым и мне самой. Этот наряд, голые босые ноги, растрепанные волосы. Во всем этом не было и грамма меня, сплошная маска, приросшая к телу в услужение местным традициям.

— Ты прибежала оттуда?

Переставала понимать его тон и взгляд. Потеряла нить его настроения. У меня вновь начала болеть голова и шампанское било набатом в виски. Стресс медленно холодной лапкой отпускал сердце в груди, и на его место приходила опустошенная усталость.

— Да.

— Ясно.

Что тебе ясно? Хотелось встряхнуть его за плечи, но вовремя отругала себя, что злиться нужно не на него, а на себя.

Больничный кафельный пол холодил ноги, но сесть на его кровать я не решалась. Я казалась себе почти голой без своего больничного халата.

— Ну, я пойду?

Нагнулась, подобрав отброшенные в панике туфли.

— Нет!

Парень почти выкрикнул и резко дернулся на кровати.

— Нет, — уже более тихо.

Страх. Видеть истинный страх в глазах смелого парня, гадко. Именно гадко, быть свидетелем таких вещей. Я давно поняла для себя, что сильных людей нет вовсе. Любого из нас можно сломать, и выбросить как скомканную консервную банку. Вот был человек, смеялся, шутил, «летал», а потом кто — то или что — то сломало его. Да, так что не починить.

— Хорошо, — мой тишайший шепот.

Вопрос только в том, где мне остаться. Во всей палате есть лишь пластиковое кресло и его койка. Ответ очевиден и я со вздохом оседаю на неудобную поверхность стула.

— Только можно мы еще немного поговорим?

Так вели себя дети. Иногда я оставалась в их палате, подменяя родителей. Рассказывала сказки, пела колыбельные, хотя и была совсем лишена слуха и голоса. Но когда что — то делаешь от души, оно всегда прекрасно, и в те моменты мне казалось, что я чудо, как пою.

— Ты звонил домой?

— Да, ребятам и маме.

— Как они?

К своему стыду, я не знала имен ни одного члена его команды, кроме того наглого парня, Кислого.

— После того проигрыша, отыгрались. Хорошо, в общем. Говорят, что ждут меня. Кислый пока капитан, но все надеются, что ненадолго, — усмехается, — мама рада, что я с вами. Говорит, Николай Константинович ей все уши прожужжал о том, какой вы ответственный человек.

А Марина?

Хотелось задать мне вопрос, но не решилась. Не мое это дело.

— А вы звоните родителям?

Улыбнулась и я, нашей интеллигентной беседе.

— Да, у меня мама. И бабушка с дедушкой. С ними все отлично.

— А отец?

Скривился от этих слов.

— Ушел.

Кивнул.

— Мой тоже.

— Я знаю.

Молчание затягивалось. Но это совсем не напрягало, по лицу парня было понятно, что он думает о чем — то своем, а я просто отдыхала, вглядываясь в его мимику.

— Тот звонок, днем в конце тренировки, это моя бывшая девушка.

Не поняла, зачем он оправдывается. А еще не поняла, почему придаю этому значение.

— Она часто звонит, — говорил он в никуда, — я просил, чтобы не звонила! Но завести другую карту, у меня здесь возможности нет.

Опасная тема.

— А у вас есть молодой человек?

Вопрос казалось, задал лениво, но у парня маловато опыта, чтобы провести меня.

— Да.

Не ответить подозрительно, а соврать самое оно. У меня были мужчины, красиво за мной ухаживающие. Были и не в единственном числе, но я была слишком предана делу, чтобы растрачивать себя на пустяки.

— И как он отнесся к вашему отъезду?

Слишком! Все это слишком!

— Ты забываешься, Егор.

В этом вся я — лучшая защита нападение.

— Да, извините. А вы были на хоккее?

— Нет, — умиляюсь тому, как неумело он перевел тему, — ни разу.

— Жаль.

Вот так правильно, какие могут быть общие темы между взрослой девушкой — врачом и парнем хоккеистом?

И с чего вдруг я вообще провожу параллели?

— А чем вы занимаетесь, когда не лечите людей?

Ничем, грустно подумала я. Отними у меня медицину и не останется ровным счетом ничего. Я настоящий фанатик своего дела, и в этой болезненности нечем гордиться.

— Я врач, у меня нет времени даже на шестичасовой полноценный сон, Егор. В этом нет ничего интересного.

Смеется, впервые вижу искреннию улыбку, которая касается и голубых глаз.

— У вас весь телефон забит фотографиями воскрешенных вами людей. Это не интересно, это сказочно.

Никогда не думала об этом так, я жила в этом, просто жила, а не анализировала.

— Вы удивительная. До этого я был знаком только с одним человеком настолько же любящим свое дело. Мой тренер, Макеев. Он сделал нас командой.

Парень вновь о чем — то задумался, а я права не понимала, зачем он заводит со мной подобные разговоры.

— Если я не вернусь к нему, у меня останетесь хотя бы вы.

Парень говорил в пустоту, я переставала улавливать действительность, медленно погружая в сон. Я понимала, что он продолжает говорить и успокоенная этим я мирно засыпала. Мне снился дом, детство, мать с отцом. Те времена, когда мы еще были счастливы, и я была маленькой избалованной девочкой. Девочкой играющей в куклы, носившей розовое и умеющей плакать по пустякам.

Девочкой, чей целью жизни было выиграть чемпионат по танцам, чтобы все мальчики в зале любили меня больше всего на свете.

Той, кого ранил мой отец, уйдя из семьи, и добила та случайная авария на дороге.

Я запрещала себе быть слабой, но во сне можно.

Только во сне….