Глава 15.

— Ну что ты в нём нашла?

— Я его люблю. Это я нашла не в нём, в себе.

Ирина Грекова "Кафедра"

Из сна меня выводило какое — то странное ощущение покоя и расслабленности. Не хотелось открывать глаза, не хотелось даже двигаться. Кто — то гладил меня по голове, как мама в детстве и я с трудом подавляла порыв замурлыкать как кошка.

Все-таки открыв глаза, я не сразу привыкла к темноте окружающего меня помещения.

Медленно возвращались картинки происходящего и осознание того, чьи руки меня только что гладили.

— Ты почему не спишь? И вообще, который час?

Глаза медленно привыкали к теневому зрению, и я уже могла различить черты лица Егора. Протянув руку, ощупала лоб парня, холодный, с радостью показалось мне. На секунду вспыхнул экран мобильного телефона.

— Три ночи.

— Долго спали.

Незаметно тянусь всем телом, даже не смотря на неудобную позу, выспалась я отлично. Впервые за долгое время.

— Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо.

— А нога?

— Странно, но не так и болит.

Дышать стало легче, быть может, именно реакция на трансплантат не давала лечению Егора сдвинуться с мертвой точки.

— Теперь заниматься нельзя?

— Какое — то время.

— И я буду тут один?

Парень уцепился за мою руку. Страх одиночества, один из самых распространенных в нашем перенаселенном мире. Здесь сотни друзей в социальных сетях, тучи приятных знакомых, но по настоящему близкими люди давно разучились быть.

— Егор, спи.

— Нет, ответь.

Приподнимаюсь на локте, так чтобы наши глаза были на одном уровне. Задаюсь вопросом, а какого роста Щукин, ведь я видела его лишь лежащим в постели.

— Я же здесь, правда?

Кивает.

— И найду чем тебя занять на ближайшие две недели, хорошо? А сейчас постарайся заснуть.

— Почему так с ногой вышло? Мне толком не объяснили.

Замолкаю на момент, пытаясь правильные подобрать слова.

— Понимаешь, сплавы, из которых делают опорную конструкцию для закрепления кости, бывают разными. У многих людей на некоторые из них аллергия. У тебя именно такая реакция на имплантат в твоей ноге. Оттуда пошло воспаление и вызвало реакцию организма. Повысилась температура, рана нагноилась.

— То есть мне просто не повезло?

— Грубо говоря, да.

Парень злится. Я бы вела себя на его месте так же. Операция продлила его боль еще на недели, в лучшем случае, и это не может радовать.

— Егор, здесь не угадаешь.

— Понял.

Ничего ты не понял, друг мой. В этом мире вообще не возможно чего — то понять, и выяснить, почему кого — то жизнь гладит по головке, а кого — то пинает под зад.

— Спать не буду, — в ответ на мой строгий взгляд возражает парень.

— Хорошо, — сажусь удобнее в кресле и накрываю себя пледом, — давай поговорим.

— Меня оперировал этот индюк, что за тобой ухлестывает?

Порой парень капризничает совсем уж по-детски.

— Да, Соколов.

— Он мне там случайно ничего не напутал?

Невольно смеюсь, не идет обсуждать коллег с пациентами. Но то, как непринужденно Егор иронизирует на эту тему, не может не смешить.

— Не напутал, я пересматривала послеоперационные снимки.

— Домой звонила?

— Да, домой, Вознесенскому и твоей маме. Не переживай, я заверила их, что волноваться не о чем.

— А по твоему виду я, было, решил, что меня убивать, как минимум везут.

— Правда?

Парень проводит кончиками пальцев по моим щекам, и, задержавшись ненадолго на подбородке, отнимает руки.

— Нет, внешне ты была спокойна, как и всегда, а вот глаза были страшно перепуганными и дико зелеными.

— Извини, что напугала.

— Ты волновалась, за меня. Это очевидно и нужно заметить приятно, Виктория Юрьевна.

В темноте его глаза казались безумно синими и блестящими. Странное ощущение, словно два осколка льда светятся в темноте.

— Я соврал тогда про Марину.

Отворачиваюсь. Позорно спасаться бегством, нелепо, а жаль.

— Вик, я не думал о ней тогда. Все же извиняюсь, я не должен был целовать тебя без позволения. И тем более не должен был говорить после все эти глупости.

И не стоит начинать говорить об этом и теперь….

— Егор, это лишний разговор.

— Ты всегда так отгораживаешься от людей? Ты ведь не машина, в конце концов.

Сбежать бы на край планеты и запереться в лесной будке. Нет ни какого желания слушать его сейчас.

— Нет, не всегда.

Это была ложь. Мне не нужны были люди вокруг. Хорошие книги, да. Крепкий кофе и отличный фильм, да. Трогающая душу музыка, всегда да. Но никак не люди. Людей мне хватало и на работе.

— Так чем я не угодил?

— Егор, я сейчас уйду.

Глупый шантаж, достойный скорее прыщавого подростка, чем взрослой женщины.

— А что не так? Это простой вопрос, что не так во мне, что со мной нельзя даже просто дружить? А?

Потому что дружить с тобой мне не интересно. Потому что те чувства, что я испытывала у операционной, не назовешь не родственными, не дружескими….

— Все так, Егор. Если ты хочешь, давай дружить.

Парень протягивает мне широкую ладонь, видимо для рукопожатия. Неуверенно протягиваю свою руку с тонкими пальчиками и элегантным золотым ободком колечка с изумрудом. Вместо пожатия, Щукин аккуратно стискивает мои пальцы, переплетая со своими.

— Уговор. Только, чур, больше от меня не шарахаться и не убегать сразу после тренировки.

Я рою себе могилу, с каждым словом все глубже.

— Хорошо, — губы немеют.

— Тебе все же нужно поспать, да?

Без слов, еще раз сжимаю его пальцы и тихо ухожу к себе. Осторожно минуя пост и спящую Ольгу. Девушка ответственна и спит прямо в кресле на своих руках. Таким образом, она сразу услышит звонки тревожной кнопки. Сон как рукой снимает. Такими стараниями в скорости я доведу себя до нервного срыва, или истощения.

— Друг.

Пробую это слово на вкус, вроде бы ничего, терпимо. Быть может это шаг на встречу выздоровления, подружившись с парнем, я смогу лучше узнать его и помочь.

Но тут же отругала себя же, я не прячу как страусы голову в песок и стараюсь не врать, себе же в первую очередь. Не друг он мне!

Путаница в моей голове душила, пробираясь все глубже, заполняя собой каждую клеточку моего измученного месяцами тела.

Так сложно разобраться в себе же.