Глава 11. Дорога домой полна неожиданных перекрестков

Строение и функционал туманных воронок были мне неизвестны и непонятны, поэтому я только молча смотрела на всех поочерёдно. Хоть один бы объяснил! Но компания была серьёзна и задумчива. Наконец Захар озабоченно спросил:

— Если воронки не работают, как мы выберемся из города?

— Как-как, — буркнула Яська. — Ножками!

— Другого выхода нет! — отозвался Агей. — До нашего поселения полтора дня пути. Придётся ночевать в лесу.

— Зачем кому-то выводить из строя воронки?! — возмутился бес. Неожиданно ему ответила Света:

— А как же! Первым делом коммуникации! Как в войну...

Все обернулись к ней. Девушка смущённо пробормотала:

— Я читала… И про революцию. Телефон, телеграф и вокзалы...

— Каким образом передвигаются упыри? — спросила я от балды.

Агей пожал плечами:

— Настоящие, которые обращаются в летучих мышей, — летают.

— Значит, воронки им ни к чему.

— Князь Упырей, — выдохнула Яна. — Я уверена, что это он!

— Похоже, но пока мы ничего не знаем, — возразил ей Агей. — Я предлагаю выйти из города как можно скорее и найти подходящее место для ночёвки!

— Как спать, когда в лесу, может, бродят эти твари? — осуждающе покачала головой Анела.

— Будем караулить по очереди, в паре! — глаза Агея сузились, и я снова увидела волчью радужку. — Нас четыре оборотня и провидица! Уж как-нибудь сможем не проворонить нежить!

И он двинулся по улице, всем видом показывая, что рассуждать больше не намерен. Волей неволей вся честная компания вынуждена была потянуться за ним. Я пристроилась в хвосте и вскоре пожалела об этом. Сзади волной катилось нечто непонятное, неприятное своей безучастностью и бесчувственностью. Не жестокое и беспощадное, а именно отстранённое, чуждое и холодное. Словно серебристый туман воронки.

— Вовремя мы сбрызнули, — шепнул мне Захар, и я невольно ускорила шаг, подстраиваясь под его скорость.

— Это могильщики, да? — с расширенными глазами спросила Света, прибиваясь к нам. Захар кивнул.

— Что они из себя представляют? — спросила я чисто для общего развития.

— Бездушные и бессердечные твари, — пожал плечами парень. — Да им ни душа, ни сердце не нужны, чтобы умерших в Навь забирать!

— Это что, ад, что ли? — уточнила Света дрожащим голосом. Захар терпеливо объяснил:

— Навь это Навь, ни ад, ни рай. Это типа христианского чистилища, где души ожидают новое тело для новой жизни!

— А черти там есть? — мне вдруг стало любопытно. Захар помотал головой:

— Ваших чертей с котлами, полными кипящей смолы, нету. Есть Велес и Трёхглавый пёс!

Он усмехнулся:

— Слышал, что его ласково называют Тётёшкой, но я бы не рискнул погладить ни по одной из голов!

— У меня дома собака осталась, — грустно вздохнула Света. — Морис, королевский пудель...

— Прибавьте шагу, девушки! — нервно оглянулся на город Захар. — Уйти бы уже подальше!

Мы углубились в лес. С наступлением ночи он стал неприветливым и совсем чёрным. Луна тускло светила с неба, играя тенями, и в каждой из них мне чудился отвратительный скелет с красными глазами. Мы старались ступать тихо, но по-настоящему это получалось лишь у оборотней. В волчьем виде (и когда только успели!) они скользили призраками между стволами деревьев, то и дело осматривая группу и время от времени меняясь местами. Бурый волк очень часто был рядом со мной, задевая мою руку жесткой шерстью, а я всякий раз невольно вздрагивала с непривычки. Нервы, напряжённые до предела, натянутые, как тетива индейского лука, почти ощутимо звенели в тишине леса. Люди и волки молчали. Это было страшно, тем более что в спину всё ещё дул холодный ветерок со стороны могильщиков.

Мы забрались уже довольно далеко от города, в непролазную чащу, когда Агей вынырнул из-за деревьев и тихо, но веско сказал:

— Привал! Устраивайтесь на ночлег, сейчас сообразим что-нибудь на ужин!

Все разом ожили, зашевелились, как будто тупо шагающие вперёд зомби снова стали людьми. Две серые волчицы, одна со светлой шерстью на загривке, другая — с тёмной, скрылись в лесу, а чёрная, обратившись Яной, принялась деловито ломать еловые лапы и складывать их в кучу. Рамон бросил на ветки прихваченное с собой покрывало. Вот Плюшкин, как он умудрился его в сумку запихать?! Олена осторожно, чтобы не разбудить, уложила на импровизированную постель спящего Весеня и, разогнувшись, заохала:

— Моя спина!

— Я вам сделаю массаж, белла чика! — галантно склонился Рамон рядом с поварихой. Олена окинула его оценивающим взглядом и ответила задорно:

— Если хватит сил!

— Сеньорита! — оскорблённо вскинул руки бес. — Вы сомневаетесь в моих способностях?!

— Ничуть! — серьёзно ответила Олена. — Чтобы меня отмассировать, нужны сильные пальцы!

— Я повар, сеньорита! — Рамон размял кисти. — Уверяю вас, я справлялся с более твёрдыми материями!

Через несколько минут волчицы вернулись уже в человеческом виде, и Анела буркнула по своему обыкновению грубовато и ни к кому не обращаясь:

— Всё тихо.

Агей жестом пригласил их присоединиться к трапезе, которую шустрый Рамон сервировал возле лежанки. Света с Захаром уже устроились чуть поодаль, поедая каждый по куску ветчины, Олена с ворчанием намазывала густое жёлтое масло на ломти хлеба, а Яна подавала ей нарезанный острым перочинным ножиком сыр. При виде гигантских бутербродов у меня в животе начал играть симфонический оркестр и, похоже, все его услышали. Агей с усмешкой присел рядом:

— Проголодалась? Неудивительно!

Его рука ненавязчиво скользнула по моей талии, и я ощутила жар от его тела. Смутившись, отодвинулась, приняла от поварихи бутерброд и жадно вгрызлась в него. Вкусы масла, сыра и ржаного хлеба смешались на языке, и я застонала от удовольствия. Никогда не ела ничего лучше! Агей снова тихонько засмеялся над ухом:

— Ты так эротично ешь, что я сейчас умру от желания!

Я покачала головой. Этот волк безнадёжен! Он мне нравился больше, когда не проявлял столько внимания к моей скромной персоне.

Все вокруг увлечённо чавкали, молча и со вкусом, и в этот момент на белый свет вылезла Дала:

— Где мы?

— Выспалась? — едко спросила я. — Мы тут в полной ж..., а она дрыхнет в моей башке!

— Я так вам полезна! — в том же духе ответила близняшка. — Что со мной, что без меня — одна фигня!

Агей возразил:

— Неправда, ты можешь быть очень даже полезной! Например, патрулировать, пока мы спим.

Дала хмыкнула, покачиваясь в воздухе:

— Ну да! Я до смерти боюсь этой красноглазой нечисти, помру от разрыва сердца, если увижу хоть одну!

— Ты не можешь умереть, Балда Ивановна! — фыркнула я, проглотив последний кусок бутерброда. — И сердца у тебя, как такового, нет!

— Откуда ты знаешь?! — обиделась Дала. — Ты что, специалистка по химерам?

Олена шикнула на нас, поправляя покрывало на тихонько сопящем Весене:

— Разгалделись, сороки! Лучше бы спали, а то завтра стонать начнёте, когда придётся идти!

— Мне без разницы! — быстро ответила Дала. — Я стонать не буду!

— Я буду, — буркнула я, откидываясь на покрывало. Ноги уже начало крутить от ходьбы, голову заволокло туманом, и я свернулась в клубочек, спасаясь от холода. Тёплые руки обняли меня, большое тело прижалось сзади, согревая. Хоть на земле и было твёрдо, я закачалась на мягких волнах, уплывая в страну снов...

Мрамор повсюду. На стенах, на полу, на потолке. Высоченные колонны. Свечи, тысячами облепившие низкие столики. В темноте не разглядеть очертания огромной залы, видно лишь то, что огонь свечей любезно показывает глазам. И холод, всепроникающий, внутренний, от которого не спрячешься под тёплой одеждой.

"Это только сон!" — попыталась я успокоить саму себя, но верилось с трудом. Нежить, жравшая оборотней в таверне, тоже показалась мне глюком. А что из этого вышло?

Я сделала несколько шагов по скользкому мрамору, дрожа от холода и нехорошего предчувствия. И увидела трон. Хорошенький такой, миленький трончик, монументальный, с высокой спинкой, сложенный из костей. Надеюсь, не человеческих! И пустой. Только потом я заметила маленькую, съёженную женскую фигурку на полу, прислонившуюся к одной из ножек. Но раньше у девушки были светлые кудряшки и голубые глазки куклы Барби. Теперь волосы стали чёрными, как смоль, а радужки горели алым пламенем.

Жанна смотрела с неожиданной для неё ненавистью, исподлобья, словно обвиняя меня в чём-то. Мне стало ещё страшнее. Что с ней случилось? Странная одежда, тёмная, тусклая, босые ноги, на шее ошейник с шипами, как у злобной собаки. Или… рабыни?

Я хотела приблизиться к ней, но не могла больше и шагу ступить — словно уткнулась в невидимую преграду, мягкую и пружинящую, как резина. Жанна неожиданно оскалилась, приподняв верхнюю губу и показав длинные острые клыки. Вампир? Её превратили в вампира? Зачем? Ибо кто, я уже себе слегка представила, но зачем?! И вдруг услышала голос:

— Уходи… Оставь меня одну!

Голос тоже принадлежал Жанне, но вслед за всеми остальными превращениями стал низким и шипящим. Я снова попыталась подойти к ней, но была отброшена назад одним лёгким взмахом наманикюренной ручки. Мне не хотелось верить, но ведьма прогоняла меня. Тихонько я произнесла её имя, надеясь привести в себя. Однако ничего не вышло. Жанна оскалилась пуще прежнего и зашипела, точно целый клубок змей:

— Убирайс-с-ся проч-чь!

Вот же, блин, упёртая! Сама меня вызвала в сон, больше некому! — а теперь прогоняет! Нет уж, я тоже не из робких! Резиновую преграду бы только преодолеть...

Чьи-то цепкие руки схватили меня за плечи, легко приподняли над полом, и шуршащий по-змеиному голос ехидно шепнул на ухо:

— Зачем пожаловала? Хочешь к подружке на цепь? Могу устроить!

Я обмерла от ужаса. Сделала, как маленькие зверюшки, — притворилась мёртвой. Не по своей воле, само вышло. Эта жуть просто-напросто лишила меня всяческих сил. Думаю, если бы увидела его лицо, то точно умерла бы от разрыва сердца, как Дала говорила… Дала!

Вспомнив о близняшке, я со всей дури завопила её имя. Вслух или в голове — не скажу, всё равно это сон! И Дала примчалась тут же, словно только этого и ждала. Вокруг нас завертелся белый вихрь с такой скоростью, что у меня в глазах зарябило, а потом из него вылезла ужасная рожа с красными глазницами, как у сенбернара, с оскалом вместо улыбки, и громко сказала одно-единственное: "Бу!"

Я немедленно шлёпнулась на пол, ибо когтистые лапы выпустили меня. Наверное, даже не от страха, а от неожиданности. Ну кто бы ожидал увидеть вот такое безобразие? Не знаю, как именно, но близняшка проделала мой коронный фокус: пугалку коридорную. Да, мы так забавлялись в интернате в далёком детстве! Заматывались в простыни и ходили из комнаты в комнату, шугая мирно спавших девчонок. У меня замечательно выходило выворачивать веки и имитировать клыки бумажными насадками...

Я очнулась (проснулась?) совсем не в месте привала. На травке посреди освещённой луной полянки. Вся в росе. С клацающими от холода зубами. В общем, полный трындец! И ещё это привидение с вывернутыми веками надо мной мечется и причитает:

— Сумасшедшая! Сумасшедшая! Сумасшедшая!

— Хорош уже! — рявкнула я и развила мысль: — Давай что-нибудь новенькое скажи!

— Дура! Конченая! — Дала наконец-то вспомнила про другие слова. — На всю голову больная! Запереть в психушке и ремнями привязать снова! Как так можно?!

— Да ты чего всполошилась-то? — я поднялась с травы, пытаясь отряхнуться от росы, но только вымокла ещё больше. — Что случилось? Это был сон...

— Да, конечно! Два сна! Три! Ты лунатик! Ты в курсе, где мы?

Я озадаченно огляделась. Лес как лес, небось, наш привал где-то в двух шагах...

Сейчас быстренько просканирую окрестности и найду. Только зря бесится близняшка!

Ласточка мысли метнулась по полянке, попетляла между деревьями, облетела лесок на километр в радиусе, наткнувшись на семейство спящих сов да вспугнув стайку зайцев, и вернулась ни с чем. Да что ж такое?! Где это мы?

Дала уже не истерила, а просто болталась в воздухе взад-вперёд, то и дело бросая на меня полные упрёков взгляды. А что я? Виновата, что ли? Лунатик… Во сне хожу, прямо километры преодолеваю играючи!

Всю жизнь мною руководили чувства и инстинкт. Сколько всего из-за этого случилось — не перечесть. Тот же Дима, о котором вспоминать не очень-то хотелось, неожиданно пришёл на ум. Ну, и постоянные стычки с учителями и одноклассниками на идейной почве, но от этого не менее глупые. Чувствую, как надо поступить, а варианты не просчитываю. Иду напрямик. Куда чутьё поведёт.

Вот и сейчас мой взгляд нашёл в лесу тропинку, по которой мне очень захотелось пойти. И я просто кивнула на неё Дале:

— Пошли уже, чё толку тут торчать!

— В дремучем лесу, да? — недобро усмехнулась близняшка. — Вот так запросто сориентировалась? Я же знаю, что ты никого не нашла!

— Там нежити нет, — успокоила я её уже с края поляны. — А раз нет нежити, то нам туда!

— Есть полным-полно мест, где нет нежити! — её голос внезапно стал жалобным, и я уловила исходивший от сестры страх. Она догнала меня, залетела вперёд и уставилась с такой мольбой, что мне стало совестно и как-то так… Не по себе.

— Ну чего ты, малая, — пробормотала я, протягивая к ней руки. — Всё будет хорошо! Обещаю!

Малая — это у нас так называли младших детей в семье. Я всегда завидовала подружкам, у которых были "прилипухи", "малявки", "довески", с которыми надо было проводить время по внутренним правилам интерната. У меня не было никого, никогда, и не могло появиться, так как родители погибли, и вдруг вот она, моя малая! Впрочем, не знаю, можно ли было технически считать Далу младшей, ведь она так и не родилась в классическом понимании этого слова, но факт налицо — мне о ней заботиться, а не наоборот.

Дала неловко прислонилась ко мне, и я с опаской обняла её полупрозрачное тело с консистенцией неудавшегося твёрдого желе. Ещё немного, и руки прошли бы насквозь, но нет, обнимашка получилась. Дала нервно всхлипнула, и я погладила её по волосам:

— Ну, всё, всё, давай быть сильными! Как-то выбираться надо из этой ж… А тропинка вроде бы приличная!

— Ну, раз ты так считаешь! — снова вздохнула сестра и отстранилась. — Тогда пошли.

И мы пошли.

Лес оказался густым и очень сильно заросшим: деревья, большие и маленькие, были оплетены ползучими растениями с резными треугольными листьями и очень крепкими, почти не рвущимися ветвями. Чтобы проложить между ними дорогу, нужно было мачете или хотя бы острый нож, а у меня не оказалось при себе ничего. Тропа явно была заброшенной, никем не обслуживаемой, и едва виднелась из-под травы и вьюнков. Поэтому пришлось снова выпускать ласточку на разведку. Похоже, я совсем неплохо наблатыкалась в птичьем сканировании, потому что ласточка очень быстро и точно находила проходы и даже самые настоящие звериные лазы в подчас непробиваемой зелёной стене.

Дала больше не пряталась в мою голову, держась ровно за моей спиной, очевидно, прикрывала тылы. Но и этой поддержки мне было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности. В случае чего вопль близняшки спугнёт живое и неживое на километры вокруг!

Не скажу, сколько времени мы пробирались через лес, но я порядком устала и проголодалась. Луна, проскальзывая временами на короткий миг сквозь тесно переплетённые ветви деревьев, стояла высоко в зените, значит, было уже далеко за полночь. Ноги передвигались с трудом, то и дело цепляясь за корни, торчавшие из земли. Сесть бы и отдохнуть, но я откровенно боялась оставаться на одном месте. А ещё вспомнила про туман. Хорошо, что здесь его не было...

Лес закончился так неожиданно, что я резко остановилась, получив в спину пружинящий удар резиновым телом близняшки.

— Ты чего?! — приготовившись впасть в истерику, громким шёпотом спросила Дала.

Я не ответила — просто была не в силах ответить. Как зачарованная, смотрела на раскинувшийся перед глазами вид. И мне отчего-то казалось, что тропинка манила меня совсем не зря, а с неким умыслом. Злым или добрым, это нам с сестрой предстояло выяснить. Но сначала — насмотреться на диво дивное, на красоту неописуемую, которой я никогда в жизни ещё не видела и которую вряд ли когда-нибудь увижу.

От кромки леса на километры до самого горизонта перед нами раскинулся луг. Никогда и никем не кошеная трава заполняла его, словно зелёное море, гладкое, ровное, едва колышущееся под незаметным ветерком. Пена темноватых цветов создавала иллюзию волн, а по ним, как в настоящем океане, пробегали яркие в свете луны искры, рисуя живую картину, менявшуюся на глазах. Добавить к этому чёрное небо с мириадами звёзд, рассыпанных горстями ярких алмазов, овальную луну, бледно-серую, грустную, холодную, и станет ясно, почему мы обе с Далой издали восхищённый возглас почти одновременно.

Потом близняшка спросила неуверенно:

— Идём?

— Конечно, идём! — выдохнула я и сделала шаг.

И исчезла по пояс в траве. Она беззвучно расступилась передо мной, щекоча ладони пушистыми метелочками, словно играя, а искры закружились вокруг, выписывая диковинные фигуры. На миг мне стало страшно, и я зажала в ладони амулеты, даже не прося помощи, а просто, чтобы успокоиться. После жуткого сна с Жанной этот луг казался детской площадкой, где ничего плохого с нами произойти не сможет. Я знала, что сейчас что-то случится, и знала, что нам не причинят вреда, поэтому медленно и уверенно двинулась по траве к горизонту.

Дала нагнала меня и возбуждённо зашептала:

— Смотри, тебе не кажется, что это руны?

— Где?

— Ну вон же! Смотри! Перед глазами, слепая курица!

— Сама такая! — огрызнулась я, наблюдая за танцующими искрами. Они, и правда, вырисовывали всё более и более сложные фигуры, которые складывались в подобие букв. И эти буквы убегали от нас чуть дальше, собираясь вокруг белого свечения, прозрачного и очень похожего на...

— Привидение! — взвизгнула Дала, ныряя прямо мне в голову. Поморщившись от неприятного ощущения — уж слишком быстрым оказалось воссоединение с сестрой, — я пригляделась к сгустку энергии, как сказали бы по-научному в моей прежней жизни. Холодок пробежал по спине при одной мысли о встрече с выходцем из иного мира. Только призрака мне и не хватало для полного счастья! Нежить, упыри, зловредный туман, а теперь ещё и фантомы!

— Дала, вылазь! — недовольно пробормотала я, пытаясь вытащить личную внутреннюю ведьму из моего тела. — Оно не кажется мне злым! Оно нас не обидит!

— Это ты так говоришь! А оно, может, думает иначе! — недовольно ответила Дала, показываясь наполовину.

— Вылазь! — прошипела я. — Не забывай, что ты шуруешь по моей башке! Ощущения не из самых приятных!

Близняшка неохотно выбралась на воздух, и я указала ей на искры:

— Видишь? Буква Л!

— Это руна, — возразила Дала. — Руна Лели.

Лели? Лели! Ну конечно! Моё сердце замерло на миг и застучало быстро-быстро, словно птица в клетке из рёбер. Задохнувшись от волнения, я бросила сестре:

— Идём же! Идём скорей!

И побежала за искрами, к призраку, терпеливо ожидающему в окружении живых танцующих огоньков. Он преображался на глазах, обретая форму молодой симпатичной женщины. Именно такой — длинноволосой, стройной и улыбающейся — я всегда её и представляла… Леля — это Лёля!

— Девочки мои… — шелест травы стал тихим голосом, нежным и мелодичным, и я остановилась, почувствовав пустоту в лёгких. Прямо перед женщиной, полупрозрачной, с нечёткими очертаниями, но такой реальной и живой.

— Мама...

— Мама? — удивилась Дала.

— Разве ты её не помнишь?

Мама улыбнулась:

— Какие же вы стали большие! Красавицы! Ох, сейчас заплачу!

— Не надо, — попросила Дала. — Слёз не надо, женщина! Вы докажите сначала, что вы наша мама!

Я ткнула её в бок локтём, надеясь, что желе почувствует боль. Дала зашипела:

— Эй, ты чего?! Ну, правда ведь! Разве можно доверять каждому встречному призраку?

— Это она, — в ответ тихонько рявкнула я. — Что я, дура?!

— Не ссорьтесь, девочки, — улыбнулась мама, — а то в угол поставлю, зеркало занавешу и чары напущу, чтобы друг с дружкой не шептались!

Дала глянула на меня, потом на призрака и зажмурилась. Слёзы появились в уголках её глаз, и меня обуяла точно такая же тоска, как и близняшку. Это была мама, самая родная, настоящая… Она так и делала в детстве, когда наказывала нас за шалости!

— Мама, — услышала я тихий жалобный стон Далы, — почему ты нас бросила?

— Доченька моя… Прости...

Болью и виной веяло от призрака. Так сильно, что мне стало стыдно за глупые детские обиды на погибших родителей.

— Простите меня, девочки мои… Будь моя воля, я повернула бы время вспять, чтобы всё случилось по-другому!

— Я даже не знаю, что именно случилось, — пробормотала я, тщетно роясь в памяти в поисках спрятанных образов родителей. Мама мягко улыбнулась, провела прозрачной белёсой рукой перед моим лицом:

— Жаль, что у меня не было времени научить тебя всему. Но ты умница, ты сама скоро овладеешь своей силой!

И словно пелена спала с глаз, словно кто-то достал с полочки и развернул, как новогодний подарок, воспоминания маленькой Лады. Наша квартира в старом районе города. Маленькая, но уютная кухня с кружевными занавесочками на окнах и потёртой клеёнкой, на которой я любила разглядывать лубочные яркие корзинки с фруктами и бутылки сока. Наша с Далой комната с огромным зеркалом в полстены, где я могла в любой момент увидеть сестрёнку и даже поиграть с ней, каждая на своей половинке ковра: я на настоящем, а она на отражённом. Зеркала везде, даже в кухне, чтобы Дала не чувствовала себя одинокой… Высоченный мужчина, заросший по самые брови жёсткой бородой, силач с большими, как лопата, ладонями, с весёлыми серыми глазами и улыбкой из-под усов. Папа… Он вваливался в квартиру весь в снегу, отряхивался по-собачьи и рычал, пугая нас с близняшкой, а мы визжали, притворялись, что боимся, и я кидалась ему на шею, обнимая изо всех сил. Моя пижама вмиг намокала от снега, мама ворчала, а Дала возбуждённо вопила из зеркала: "Накрути ему ушки!"

— Ушки, — тихо повторила я, опустившись на землю. Искры заволновались вокруг меня, выписывая кренделя, а я ничего не видела, только эти ушки, которые мои детские пальчики крутили из папиных жестких кудрявых волос, по бокам головы...

Силы оставили меня так внезапно, словно кто-то зачерпнул их горстью и выбросил далеко и навсегда...