Глава 1

Факелы в замке вечерами не зажигали уже давно, но мне это не мешало. Прожив здесь всю жизнь, я успела изучить каждый поворот, даже каждую щель между плитами пола, так что не боялась заблудиться или споткнуться. На цыпочках пробежав по короткому переходу, чуть приоткрыла тяжелую дубовую дверь библиотеки и скользнула в большую тёмную комнату. Лунный свет лежал на полу двумя тонкими лучами, проникшими через не до конца задвинутые шторы. Может, и стоило раздвинуть их побольше, но я не стала тратить на это время. Без того знала, что тут, где и как.

Три старых фолианта на четвёртой снизу полке были фальшивыми. Мало кто об этом знал. Отец думал, что и я не знаю, но я всегда любила читать, так что уж библиотеку изучила досконально. И само собой, в процессе наткнулась на здешний маленький секрет. Если нажать на корешки, то тяжелое зеркало, висящее на стене между шкафами, чуть отъедет в сторону, открывая специальную медную трубку, вделанную в стену. Через которую запросто можно подслушать, о чем говорят в кабинете хозяина замка.

— Большего я сделать не могу.

Замерев возле трубки в ужасно неудобной позе, я обратилась в слух, напрочь позабыв, что хотела подтащить себе стул, чтобы не пришлось сгибаться в три погибели. Стало попросту не до того. Не каждый день короли лично наведываются в замки бедных провинциальных баронов, да еще и говорят с ними таким вот извиняющимся тоном.

— Понимаю, — вздохнул отец.

Звякнуло стекло, потом еще раз. Видимо, кто-то наполнил бокалы. Некоторое время провисела пауза. У меня начала ныть поясница, но отойти за стулом я так и не рискнула, боясь пропустить хоть одно слово беседы.

— От неурожая пострадал весь север, да и на западе не всё ладно. А юг и восток… боюсь, что если еще больше увеличить налоги, народ там взбунтуется.

— Не сомневаюсь.

В голосе отца прозвучали горечь и легкое раздражение. Не отрывая уха от трубки, я вытащила из ближайшего шкафа несколько книг, сложила их на полу стопкой и встала на неё коленями. Так было немного удобнее, хотя любое неосторожное движение грозило падением.

— Лардэны предлагают помощь.

А вот голос короля звучал устало и обреченно. И неудивительно. Наших северных соседей не любил никто. Они жили в горах, среди снегов и льда — снежные демоны с прозрачно-белой кожей, холодные, надменные и жестокие. Предпочитали не иметь с людьми никаких дел кроме торговли через два приграничных города. С чего бы вдруг им предлагать нам помощь, да еще по собственной инициативе? Могу поспорить на что угодно — просить о подобном их никто никогда бы не стал.

— И чего они хотят взамен?

— Девушек. Молодых, красивых и знатных. Приглашают к себе на смотрины или что-то вроде того. Семья каждой получит по пять тысяч золотом в любом случае, а если девушку кто-то выберет в жёны, еще столько же.

— И? — процедил отец, и от гнева, прозвучавшего в этом коротком вопросе, у меня мороз продрал по коже. Не хватало нам сейчас еще ссоры с королем…

— И твоя дочь Айлирен…

— Нет! Только не Айли! Её не отдам!

— Райдес, — спокойно и по-прежнему устало заговорил король, — я ценю твою верность, твое благородство, а больше всего — твою дружбу. Но сейчас… сейчас все очень сложно, понимаешь? Видору, да и всей стране грозит голод, а этого золота тебе хватит, чтобы его предотвратить. Казна пуста, Райдес. Сам я ничем не могу тебе помочь. И потом, твоя дочь не обязательно останется там.

— Знаю, Кэлвин, — вздохнул отец. — Но Айли… ведь ты понимаешь, что даже если никто её не выберет, и она вернется, она уже никогда…

— Прекрати говорить ерунду! — вспылил его величество. — Даю слово, что когда Айли вернётся, лично найду ей хорошего жениха!

— Хорошо, — сдался отец. — Что требуется от меня?

Такого поворота я не ожидала. Накатившая волна ужаса и паники почти мгновенно сменилась злостью, заставив со всей силы треснуть кулаком по каменной стене. От резкого движения верхняя книга заскользила, стопка развалилась, и я полетела на пол, чувствительно приложившись лбом об стену и плечом об шкаф. Вскочила, прошипев подслушанное у конюха ругательство, и вновь приникла к трубке.

Но дальше ничего интересного уже не было. Отец с королем принялись занудно обсуждать детали доставки меня в приграничный городок Ролог, навстречу лардэнским послам. Я слушала, потирая набухающую на лбу шишку и нервно кусая губы.

С самого детства я понимала, что перебирать женихов мне не светит, а выйти замуж по любви — и подавно. Потому смирилась с тем, что придется заключить брак, выгодный для моей семьи, пожертвовав собственными чувствами. Но всё-таки была уверена, что отец любит меня, и не заставит выходить за кого-то совсем уж ужасного. Действительность оказалась страшнее любых обычных девичьих кошмаров. В них были только похотливые старики и жестокие мужланы, а тут…

Лардэнами пугали капризных детишек. От них отгораживались хорошо укрепленными и вооруженными фортами на границе. Война закончилась тысячу лет назад, но память о ней не стёрлась по сей день. Она жила в руинах городов — грудах обгоревших камней на мёртвой земле, и в крови людей. Жила вместе со страхом и ненавистью к демонам с Хрустальных Гор.

И вот эти трижды проклятые твари пришли к людям сами. И на этот раз вроде бы с миром. С готовностью в трудное время протянуть руку помощи и связать два народа узами родства. Но в искренность подобных намерений мне что-то не верилось. С чего бы такая щедрость? Неужто демоны, будучи однажды побежденными, страшатся воевать вновь?

Будь им просто нужны девушки… да даже и не в голодный год они могли бы получить их сколько угодно, причем много дешевле. У иных провинциальных дворян только и есть богатства, что семеро по лавкам. Десять тысяч золотом за невесту, мать честная! Да за сотню бы продали, и не спрашивая, в жены или в рабыни!

Но я, кажется, не до конца понимала отчаянность нашего нынешнего положения. Отец так легко согласился, смирился с моей участью неспроста. Ведь первым его ответом был решительный отказ, но потом… Видимо, выбора у него и в самом деле не было.

Тяжело вздохнув, я вернула зеркало на место и поплелась обратно к себе. Узнала, называется, что заставило его величество собственной персоной прибыть в нашу глушь. Экая честь, только за то, что отцу король обязан жизнью. Но новость от этого приятней не становится.

* * *

Стоя у окна, я проводила взглядом королевский кортеж, покидающий замок. Почему его величество вообще приезжал? Надо думать, лично присутствовал на переговорах с демонами, а к старому другу заглянул на обратном пути. Это насколько же всё должно быть плохо, чтобы он снизошел до обсуждения таких вопросов, да еще и приехал в приграничье… впрочем, я уже почти точно знала, насколько.

Скрипнула дверь. Выпустив из рук штору, я обернулась и увидела отца, стоящего на пороге. Внутри всё сжалось, сердце дрогнуло и пропустило удар, а потом полетело вскачь. Кровь застучала в висках. Раз он здесь, значит, решение принято, и судьба моя решена.

— Собирайся, Айли.

По комнате медленно расползался характерный неприятный запах алкоголя. Лицо у отца было помятое и бледное, под глазами залегли тёмные круги. Я отвернулась, чтобы он не увидел блеснувших в моих глазах слёз. Потому, что не себя сейчас жалела — его. Он принял тяжелое решение и потом всю ночь пил, пытаясь с ним смириться.

— Ты ведь знаешь, куда отправишься.

Это не было вопросом, но я покорно кивнула. И краем глаза увидела на отцовском лице горькую усмешку. Разумеется, он догадывался, что я не удержусь и найду способ подслушать их разговор. Возможно, даже уже понял, что маленький секрет библиотечного зеркала мне известен.

— Скажи только… — голос мой предательски дрогнул, но я сглотнула, упрямо мотнула головой и продолжила: — Скажи, насколько здесь всё плохо? Только честно.

— Очень, — опустив голову, отец так стиснул пальцами дверь, что ногти побелели. — Торговцы заламывают бешеные цены, а у нас и так долгов…

— То есть, я должна понравиться жениху?

— Айли! — отец возвысил голос. — Даже думать об этом не смей! Ты просто съездишь туда и вернёшься домой!

— Я люблю тебя, папа, — опустив глаза, пробормотала я.

Так и не сказал. Значит, не напрасно я под утро, так и не сумев заснуть, пробралась еще и в кабинет и заглянула в счётные книги. Его величество либо ошибался, либо лукавил. Пяти тысяч на спасение Видора не хватит, они даже долгов не покроют. Вот вторая половина суммы ещё может переменить ситуацию.

Собралась я быстро, не так уж много чего было собирать. Пара домашних платьев, одно для вечерних выходов к гостям и одно бальное, из небесно-голубого шёлка, сшитое совсем недавно и ни разу еще не надетое. Я так надеялась, что буду в нем на весеннем балу в королевском дворце… И обязательно встречу там того, кто не только подойдёт мне в мужья, но и покорит моё сердце.

Сияющая ткань очень шла к моим чуть золотящимся белокурым волосам, оттеняла яркость синевы глаз. Оценит ли это кто-нибудь теперь? Глаза вновь защипало от подступивших слез, и я поспешила уложить платье в дорожную сумку. Лучше будет, если оценят. Лучше для всех. И ни о чём больше не стоит думать.

Сестрёнки прибежали, когда я укладывала халат, полотенце и туалетный набор. Дружно повалились на кровать, разлеглись на ней и уставились на меня. Близняшки, они всё и всегда делали вместе.

— Айли, ты плачешь, — неожиданно серьёзно заявила Кали.

Я быстро провела ладонью по глазам и ощутила влагу. И не заметила даже, как слезы опять закапали. А плакать было нельзя, никак нельзя. Я ведь уже взрослая, все понимаю. Если поддамся жалости к себе, отец тоже может не выдержать. Тогда я никуда не поеду. И что будет? Ничего хорошего.

Долги никуда не денутся, и неурожай уже случился. До следующей весны, положим, мы здесь протянем, а потом? Потом приедут алчные гантарцы, требовать выплаты долгов. Денег у отца не появится, откуда бы? Просто отказать им — и ничего больше не получишь. А если всё отдать, чем тогда засевать поля? Замки баронов уже горели в голодные годы, и не раз.

Король нас не спасет, не будет спасать. Ему проще пожертвовать одним бароном, сделав его виноватым, чтобы люди побунтовали и успокоились, оставшись верными короне. Значит, как-то расплачиваться отцу придётся. Я южан не заинтересую, слишком уже буду взрослая по их меркам. А вот четырнадцатилетние Калира и Ралина — в самый раз.

Гантарцы не демоны, нет. Люди как люди, только обычаи у них… странные, словом, обычаи. Богачи имеют по нескольку жен и десятки наложниц, немых, бесправных, закутанных с головы до ног в балахоны, оставляющие открытыми только глаза. Им запрещено поднимать на мужа взгляд, покидать дом, владеть имуществом, а за малейшую провинность могут попросту убить. По сути они сами — лишь имущество мужей, их рабыни.

Лет пять назад наш сосед был вынужден отдать гантарскому ростовщику за долги дочь. Сладкоречивый южанин сулил сделать её женой, холить, лелеять и осыпать золотом, но, едва вернувшись в Гантар, продал в дом веселья. И как быть уверенной, что с моими сестренками не сделают того же?

А что сделает со мной лардэн? Кто знает. Но что бы ни случилось, пусть случится со мной, а не с малышками. Я все-таки старшая, мне и платить. За то, чтобы им не пришлось отправляться в неизвестность. Чтобы у них остался хоть какой-то шанс на счастье.

— Почему ты плачешь? — спросила Рали, глядя на меня серьёзными серыми глазами.

И что я могла ответить? Что скоро отправляюсь в чужую далёкую страну, и какой-то демон, возможно, будет делать со мной ужасные вещи? А вдруг ничего ужасного и не случится? Стоит ли покупать за баснословные деньги знатных девушек, чтобы, скажем, принести в жертву для какого-то ритуала?

— Я буду по вам скучать, — прошептала я, садясь рядом и обнимая девчонок.

* * *

В окнах ратуши не было стёкол, они закрывались ставнями, сквозь бесчисленные щели в которых задувал ветер, гуляя по залу и заставляя меня и остальных девушек кутаться в меховые накидки. Сердце замирало каждый раз, когда открывались двери, но пока прибывали лишь последние потенциальные невесты. Нас собралось уже почти полсотни, а лардэнов всё не было.

Проведя в Рологе целую неделю, я так и не увидела никого из них. Говорили, что они не показываются людям и разгуливают невидимками, наблюдая за нами. Но лично мне казалось, что они просто не торопились приезжать. В этом захудалом городишке не было решительно ничего интересного, чтобы торчать тут лишние дни.

От скуки я принялась разглядывать подруг по несчастью. Мы были примерно одного возраста, лет от шестнадцати до восемнадцати, одеты кто богаче, кто беднее, но все — как знатные леди. И каждую можно было назвать если не красавицей, то уж во всяком случае миленькой. На миг я порадовалась, что у сестренок моих будет меньше конкуренток. И тут же ужаснулась сама себе. Когда только успела стать такой… расчётливой?

Наконец девицы прибывать перестали. Зато появился бургомистр, тощий и длинный, как жердь, в чёрном бархатном кафтане, богато расшитом серебром. Он несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание, и попросил девушек выстроиться рядами. Когда мы выполнили это распоряжение, двери снова распахнулись. И вот на этот раз появились они. Демоны. Лардэны.

Их было трое. Один — высокий, совершенно лысый старик в светлом балахоне, подпоясанном грубой пеньковой верёвкой. Двое спутников поддерживали его под руки. Приглядевшись, я увидела, что широко распахнутые глаза старика совершенно белые. Он был слеп. Но что-то исходило от его фигуры: какое-то величие, огромная сила, от которой по коже пробежали колкие мурашки.

Спутники старика были одеты в простые дорожные камзолы тёмно-серого цвета. Лица их скрывали такие же серые платки, повязанные так, что открытыми оставались только глаза. Зато не было никаких шляп и капюшонов. Волосы у обоих были длинные, ниже лопаток. У одного чёрные, у другого цвета темной меди, они стекали гладким, сияющим шёлком, оттеняя снежную белизну кожи.

Загадочная троица неспешно двинулась вдоль ряда девушек. Старик, казалось, смотрел на каждую незрячими глазами, будто в самую душу заглядывал. Но молчал. Миновав семерых, остановился возле восьмой и покачал головой.

— Сделайте шаг назад, леди, — попросил черноволосый.

Голос у него был холодный, ровный и низкий, с чуть заметной бархатной хрипотцой. От его звука меня бросило в дрожь. Было никак не понять, хорошо это или плохо, что эта брюнетка привлекла внимание старика. Наверное, плохо, раз тот покачал головой. Правда, я слышала, что у некоторых народов привычные нам жесты могут означать и другое, иногда — прямо противоположное.

Опустив глаза и покраснев до ушей, девушка отступила, а троица двинулась дальше. Следующая указанная стариком девушка отступила сама, не дожидаясь просьбы. Потом ещё и ещё одна. Сердце колотилось уже в горле. Когда старик дошел до меня, я едва держалась на ногах, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. Невидящий взгляд заставил меня оцепенеть, забыв дышать. Сквозь мутную пелену, заслонившую мир, я увидела, как старик медленно кивнул. Я хотела было тоже отступить на шаг, но меня неожиданно удержали, не позволив этого сделать. Легкое прикосновение ладони старика к моему плечу — и троица двинулась дальше.

— Леди, которых просили сделать шаг назад, могут отправляться по домам, — вновь заговорил черноволосый лардэн, когда обход завершился. — Они не могут участвовать в смотринах.

— Почему? — сердито вскинулся какой-то барон, стоявший у окна невдалеке от меня.

— Они нам не подходят.

— Чего это? — продолжил сердиться мужчина. — Молодые, красивые, знатные девушки! Все как было условлено.

— Молодые, красивые, знатные… но не девушки, — всё так же ровно и невыразительно обронил черноволосый.

В зале повисла звенящая тишина. Барон, побагровев, хватал ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. Девушки бледнели и краснели. Наконец, одна, тихо пискнув, осела в обморок. Началась всеобщая суета, в которой никто даже не обратил внимания, как лардэны покинули зал.

* * *

В карете я оказалась с тремя другими девушками. Одна, бледная блондинка Тамала, без конца всхлипывала, уткнувшись в насквозь мокрый кружевной платочек. Для того количества слёз, которое она проливала, больше подошло бы полотенце. Банное. Вторая, симпатичная рыженькая Эстин, сидела в своем углу, отвернувшись от нас. Еще бы, целая графиня, не пристало ей снисходить до дружеского общения с какими-то провинциальными и мелкопоместными. И плевать, что у отца её в одном кармане вошь на аркане, а в другом — блоха на цепи.

Третья моя попутчица представиться вовсе не потрудилась, только без конца бормотала молитвы Вседержителю. Я раньше даже и не подозревала, что их столько есть, неизменно отделываясь парочкой обязательных. А эта, кажется, затвердила наизусть все храмовые книги, и теперь решила повторить вслух, в надежде, что Небесный Отец услышит, оценит усердие и пошлёт ей смерть в избавление. Лично я с подобным торопиться не собиралась… хотя кто знает. Дорога дальняя, а настроения, без того не радужного, ни занудное бормотание, ни всхлипы, ни презрительные фырки не улучшали.

Когда вечером мы остановились в каком-то маленьком селении, я испытала невероятное облегчение. Первой выскочила на улицу, с наслаждением потянулась всем телом и осмотрелась.

Граница осталась позади, а горы стали ближе. Но мы всё ещё ехали по равнине. Селение раскинулось в небольшой низине вокруг озера. От пронизывающе ледяных северных ветров его прикрывали каменистые холмы, потому место казалось тихим и даже уютным.

— Леди, леди, подождите! Не вздумайте никуда уходить одна, сейчас вас проводят в комнаты!

Резкий надтреснутый голос компаньонки заставил поморщиться. Собственных спутниц для каждой нам взять не разрешили, на четверых выделили одну, какую-то пожилую вдову, бедную родственницу Эстин. И отделаться от её назойливых поучений теперь не было никакой возможности. Вот и сейчас вздохнуть не успела, а она тут как тут.

— Благодарю, Дора, — процедила я, с трудом делая голос спокойным и приветливым. — Я просто хотела подышать воздухом.

— Истинной леди не пристало…

К счастью, дослушивать очередную проповедь о том, что пристало и не пристало истинной леди, не пришлось. К нашей карете подошла высокая лардэнка в простом белом платье, слегка поклонилась в знак приветствия и сделала знак следовать за ней.

Разместили нас в обычном доме, в двух комнатах. Отдельную маленькую заняла, разумеется, графиня. И мне пришлось спать под непрекращающийся дуэт рыданий и молитв. Уснуть не удалось. Половину ночи я вертелась с боку на бок, сладко надеясь, что хоть одна из попутчиц устанет и угомонится. Как бы не так! Обе делали лишь небольшие паузы, а потом принимались за дело вновь. Не иначе желая довести себя до изнеможения, стать страшными, как привидения мучеников, напугать потенциальных женихов и вернуться домой. Возможно, не самая плохая идея, но лично моя цель была иной.

Устав вертеться, изнывая от раздражения и желания отхлестать соседок по щекам, чтобы замолчали и дали, наконец, поспать, я сползла с кровати, закуталась в халат и выскользнула из комнаты. В коридоре, на счастье, оказалось окно, в которое светила луна. Постояв немного и поглядев на холмы и далёкие горы, сияющие ледяными вершинами, я решила поискать кухню и попить воды.

Спустившись на первый этаж, я замерла в растерянности. Здесь все окна оказались зашторены, потому царила кромешная тьма, только слабо мерцали в камине догорающие угли. Задумчиво глядя на них, я невольно думала о том, насколько вокруг всё вопреки ожиданиям привычно и нормально. Дом как дом: каменный, двухэтажный, не какая-нибудь ледяная пещера. С обычной мебелью, посудой. И еду на ужин подали вполне обычную: овощное рагу с курятиной и фрукты. Хозяйка даже пожелала нам приятной трапезы, причем говорила на привычной лэйве. Выговор, правда, у неё был интересный — слишком мягкий, но в остальном… словно мы и не ехали по чужой земле и не гостили сейчас у демонов из страшных сказок.

Правда, насколько я знала из совсем уж древних и ныне забытых исторических хроник, до войны у нас с лардэнами были вполне добрососедские отношения. И вообще, у нас было и судя по тому, что я видела сейчас, осталось очень много общего — культура, религия. Даже одежда отличалась очень незначительно. Почему мы вообще воевали? Наверное, именно эта кажущаяся беспричинность войны и нагоняла больше всего страха.

Постепенно глаза чуть привыкли к темноте, и я стала различать очертания мебели: стола, стульев, нескольких кресел и дивана у камина. На нём-то я и решила немного посидеть. Даже, возможно, подремать в тишине. И плевать, что скажет завтра Дора. Пусть хоть обворчится.

Дойдя до вожделенного дивана, я присела на краешек и тут же вскочила, сообразив, что место занято. И совсем не подушками. Подушки, когда на них садишься, не шевелятся и тем более не ругаются на непонятном языке. Едва успев зажать себе рот, чтобы не завизжать на весь дом, я отшатнулась, налетела на кресло и тяжело в него плюхнулась.

— Почему ты не спишь?

Знакомый по отбору невест в ратуше хрипловатый голос пробрал до костей. Истово благодаря Вседержителя за темноту вокруг, скрывающую краску стыда на моем лице, я с трудом перевела сбившееся дыхание и пискнула:

— Не спится.

— Тогда садись.

В движении тёмной фигуры и последовавшем за ним звуке я опознала приглашающий хлопок по дивану. Поднялась, кое-как на ватных ногах прошла два шага и села где было велено. Уши полыхали двумя факелами, сердце слабо трепыхалось где-то в животе, в панике стараясь запрятаться поглубже.

— Как твое имя?

— Айли… Айлирен.

Наверное, его фамильярное обращение на «ты» было крайне невежливым по отношению к леди. Но возмущаться я побоялась, мало ли, какие у этих демонов традиции. Еще убьёт чего доброго, скажет потом, что в темноте с лестницы упала. И поделом дурёхе, нечего ночами невесть где шататься.

— Иреас, — представился в ответ мужчина.

Сейчас на нем не было платка, и слабый свет, пробивающийся сквозь шторы, позволял разглядеть точёный гордый профиль: высокий лоб, прямой нос с лёгкой, едва заметной горбинкой, подбородок… кажется, из тех, что называют волевыми. Не сказать, чтобы теперь я ясно представляла себе его внешность, но могла почти уверенно сказать, что он красив. Хотя, конечно, бывает всякое.

— А почему вы спите здесь?

— Присматриваю за вами. Как видно, не напрасно.

Губы чуть дрогнули, обозначив улыбку. Это меня рассердило. За нами и без того вроде бы присматривает Дора, а выйти посреди ночи на улицу не рискнула бы даже я. К тому же, кто тут знает, что старшая баронесса эр Видор совсем не хрупкая кисейная барышня, и вообще склонна к выходкам, не вполне подобающим для леди?

— Боитесь, что сбежим? — фыркнула я.

— Что украдут, — совершенно серьёзно ответил лардэн, проигнорировав мой сарказм.

— А могут? — выпалила я, изо всех сил стараясь не показать, что этот ответ меня испугал. Не походил он на шутку, совсем не походил…

— Могут, — не меняя тона, кивнул мужчина.

— Кто?

— Лучше тебе не знать.

Насупившись, я замолчала. Все-таки правду говорят: мужики везде одинаковы. Вечно уверены, что тебе, девушке, в этой жизни достаточно быть милой и улыбаться в нужный момент, ничем не забивая свою прелестную головку. Потому, что думать и что-то решать самостоятельно ты все равно не способна.

— Скажи, ты хочешь вернуться домой? — вдруг спросил мужчина, когда я, устав от неловкого молчания, совсем уже решила уйти обратно в нашу комнату.

— Да. Но это для меня нежелательно.

Можно было бы соврать, что нет, что я рада быть здесь, видеть новую страну, новые обычаи. Но меня остановило воспоминание о странном старике, так легко определившем сомнительных девиц. Ох и скандал же теперь грянет! Вернее, грянул, да. Уже в Рологе начало твориться такое, что я от всей души порадовалась нашему быстрому отъезду. Мало ли, может этот слепой тут не один такой… догадливый.

— Почему?

— У отца много долгов, — пожала плечами я. — А вы ожидали, сходу предложив немалые деньги, получить искательниц романтики? Нет, здесь одни золотоискательницы, уж поверьте.

— И ты готова выйти замуж только из-за денег?

Тон, которым был задан этот вопрос, вышел каким-то непонятным. В нем прозвучало то ли раздражение, то ли сожаление, то ли всё сразу. Кажется, мнения обо мне мой честный ответ всё-таки не улучшил, зря старалась. Ну и ладно.

— Готова, — кивнула я. — Не хочу, но готова. Другого выбора у меня просто нет.

— По-твоему, это разумное решение?

— Не хуже любого другого в моем положении.

— И тебе это кажется… правильным? — медленно выговорил мужчина.

— Какой смысл оценивать правильность или неправильность того, что ты не можешь изменить?

Выдохнув эту фразу, я почувствовала, как горло перехватывают подступившие рыдания. Вопрос задел меня за живое, вновь натолкнул на мысли, возвращаться к которым я ненавидела. Потому, что они причиняли мне боль. Проще принять всё как данность, чем раз за разом пытаться понять, не ошибаюсь ли я, не следует ли мне всё-таки побороться за своё счастье.

Плакать перед лардэном не хотелось совершенно. Вскочив и пробормотав невнятные извинения, я хотела было сбежать наверх, туда, где все слишком поглощены собственным горем, и не обратят на моё ни малейшего внимания. Но замерла, не успев сделать и шага. Прохладные пальцы сомкнулись на моём запястье, вынудив остаться.

— Вы хотите, чтобы я уехала?

— Не хочу ни к чему вас принуждать.

— Хотите правду? — выпалила я, резким движением освобождая руку. — Я хочу остаться здесь, если представится возможность, это моё решение. Моё, понимаете? Если я вернусь домой, однажды отец выберет мне мужа. А я, как хорошая дочь, не стану ему перечить. И, если стану из-за этого несчастной, до конца дней буду винить его. Я не хочу винить отца, понимаете? Не хочу его ненавидеть, потому что он любит меня и желает мне только добра. Поэтому лучше мне остаться здесь, если даже это и сделает меня несчастной. Так я буду винить только себя.

Договорила и, не став дожидаться ответа, развернулась и помчалась вверх по лестнице. Слезы жгли глаза, дышать было больно. Конечно, жизнь ужасно несправедлива, но с этим ничего не поделаешь. Если ты знатная и красивая молодая девушка, ты не человек, а просто товар. Твои собственные желания и мечты не имеют значения.

Плакала я недолго, усталость взяла своё. Не замечая больше соседок по комнате, я уснула. Проснулась утром совершенно разбитой и долго лежала, глядя в потолок. Пытаясь понять, что за сон мне приснился.

В этом сне я в одной тонкой и короткой сорочке бежала по снежной равнине, проваливаясь по колено, раня ноги острыми осколками льда, оставляя за собой розовые следы. Мне нужно было успеть, обязательно успеть добежать до видневшейся далеко впереди пещеры прежде, чем сядет солнце. И я успела. Только едва сделала первый шаг через светящуюся голубоватую пелену, прикрывавшую вход, как земля ушла из-под ног, я полетела в пустоту и проснулась.

Тётушка у меня считалась мастерицей толковать сны. Только я к ней с этим никогда не обращалась, потому как всё у нее неизменно сводилось к женихам да к скорым свадьбам. Глупость какая, честное слово. Если девушка на выданье, и родители активно ищут ей подходящую партию, можно и не слушать, чего ей там приснилось, сразу сказать, чтобы ждала жениха в скором времени. И ведь так оно и выйдет.

Самая я в вещие сны верила не особенно. Маги, конечно, умеют впадать в специальный транс и пророчествовать. Вроде бы умеют. На деле все их пророчества настолько туманны, что при желании под них потом можно подогнать любые реальные обстоятельства. Зато в другом я магам вполне верила. Обычные сны они называли всего лишь фантазиями, основанными на реальных мыслях и желаниях человека. Иногда причудливыми, искаженными до неузнаваемости, но фантазиями, а не какими-то знаками или посланиями.

Так и сейчас. Сон казался реальным до дрожи, ноги до сих пор оставались ледяными и даже отчётливо саднили, хотя никаких ран на них, разумеется, не было. Горло болело. Но всё это случилось из-за сквозняка, нечего было засыпать поверх одеяла. А то, что мне нужно было успеть добежать… так ведь как раз сейчас я иду к цели. И путь мой лёгким быть не обещает, и впереди только неизвестность. Вот и всё толкование.

— Умойтесь, леди, — велела Дора, критически меня оглядывая. — А потом завтракать.

Наспех ополоснув лицо холодной водой, я спустилась к столу. К счастью, хозяйка приготовила горячий взвар, несколько глотков облегчили боль в горле. А после сытных ватрушек с творогом жизнь и вовсе перестала казаться ужасной. Тем более Тамала закончила, наконец, плакать, а четвертая наша попутчица — молиться. И даже представиться соизволила, невероятно меня удивив. Оказывается, мы с ней были когда-то знакомы. В далёком детстве, правда, нам было лет по десять, когда отец Лорины гостил у моего пару недель.

Иреас, к слову, куда-то ушёл. Во всяком случае, в доме я его больше не видела. И хорошо, не хотелось подводить итоги нашей ночной беседы. Хотя теперь стало интересно узнать, кто же он такой. Просто охранник, сопровождающий невест в дороге, или какой-то наблюдатель, делающий о нас выводы? Во втором случае подозреваю, что дела мои плохи, придется возвращаться домой ни с чем. Не считая, разумеется, позора. Что бы там ни говорил король, навряд ли кто-то захочет взять в жены девицу, якшавшуюся с демонами.

— Когда вернусь домой, — неожиданно заявила Тамала, откладывая недоеденную ватрушку, — сразу попрошу отца отправить меня к дяде на юг. Ненавижу снег и холод.

— А меня жених ждет, — соизволила поучаствовать в беседе Эстин. — Теперь и приданое есть.

Я покосилась на хозяйку, возившуюся у плиты и совершенно точно слышавшую этот разговор. Лардэнка делала вид, что целиком поглощена хозяйственными делами и не обращает на нас внимания, но мне все равно стало неловко. Мы приехали в ее страну не просто как гостьи, для некоторых из нас она должна стать новой родиной. И столь явно демонстрировать пренебрежение, да и вообще то, что все делается исключительно ради денег… по меньшей мере невежливо. Пусть даже все участники этой затеи всё прекрасно понимают, должны же оставаться хоть какие-то приличия.

— Доедайте, — поджав губы, поторопила Дора, выглянув в окно. — Нас уже ждут, пора отправляться дальше.

Первой выйдя на крыльцо, я увидела Иреаса возле нашей кареты, о чем-то беседующим с возницей. Лицо его снова скрывал платок. Мне это показалось немного странным.

Конечно, я слышала истории о том, что на самом деле демоны безобразны и только в сумерках могут принимать облик красавцев, чтобы соблазнять глупых девиц. Но, во-первых, старик, осматривавший нас, явно был лардэном, а выглядел… как самый обычный пожилой человек. Не считая, конечно, нечеловечески белой кожи. Во-вторых, наша хозяйка лица не скрывала ни вчера вечером, ни сегодня утром. И я могла бы назвать ее вполне привлекательной женщиной, по человеческим меркам так точно.

Выходит, у Иреаса были какие-то иные причины прятать лицо, но вот какие? Не хотел быть узнанным впоследствии? Что, если он один из потенциальных женихов, причем из самых высокопоставленных? Просто решил взглянуть на товар первым, заранее сделать выбор. В таком случае один шанс я упустила. Ну что ж, будут и другие. Надеюсь.

— Леди Айлирен?

Знакомый голос заставил вздрогнуть. Очнувшись от раздумий, я увидела, что Иреас стоит совсем рядом и внимательно изучает меня. Пронзительный взгляд тёмно-карих глаз заставил поёжиться.

— Вам удалось поспать?

— Да, благодарю.

Хорошо хоть голос не подвёл, не дрогнул. Короткая фраза прозвучала с должным светским спокойствием и достоинством. Но продолжать разговор совершенно не хотелось, а мужчина уходить не спешил. Спасла меня Дора.

— Ступайте в карету, леди, нам не стоит тут задерживаться, — выпалила она тоном, не терпящим возражений.

Покорно кивнув, я поспешила занять своё место. Поистине, компаньонки часто буквально отравляют существование, но иногда бывают просто бесценны. И почти всегда это связано именно с кавалерами. Когда ты влюблена и мечтаешь урвать хоть несколько мгновений, чтобы побыть наедине, нет ничего хуже подобной дамы, следующей за тобой, не отставая ни на шаг. Но когда нужно избавиться от нежеланного общества, начинаешь мечтать о ее появлении рядом.

* * *

Почти половину следующего дня пути я проспала. Усталость, похоже, копилась, копилась и накопилась. Сказать по правде, этому я была только рада. Потому как, перестав плакать и молиться, мои спутницы принялись сплетничать. Тон разговорам задавала Эстин, пересказывая придворные истории. Тамала и Лорина дружно ахали в нужных местах, поддакивали и делились собственным просвещённым мнением. Это их новое занятие раздражало меня даже больше прежних.

Проснувшись и с тоской поняв, что больше заснуть не смогу, я принялась смотреть в окно. Пейзаж был хорош, ничего не скажешь, но особым разнообразием не радовал: горы вдали, холмы вблизи, реки, озёра, небольшие рощи. Пару раз вдали проплыли городки, к которым вели ответвления от главного тракта, по которому мы и ехали. Страна как страна, всюду — обычная мирная жизнь.

Обедать остановились на постоялом дворе. Редкие гости-местные смотрели на нас с любопытством и без тени враждебности. Заодно я окончательно утвердилась в своих подозрениях относительно Иреаса — больше здесь никто лиц не прятал.

Пристроившись в укромном уголке, я с удовольствием съела целую тарелку куриной лапши и принялась за пирог, поглядывая на конкуренток. Большинство из них, во главе с — кто бы сомневался — Эстин, больше воротили носы и поджимали губы, чем ели. Ещё бы, знатные леди как-никак, не привыкли к простой еде, подавай им изысканные яства. Я едва не рассмеялась в голос, глядя, как эта графинька презрительно щурится, изучая на свет вытащенные из бульона ленты лапши. А у папаши дома, небось, и каше на воде рада была.

— Вам, смотрю, ничего аппетит не портит.

Явился, не запылился. Я, даже не думая спешить, положила в рот последний кусочек пирога, прожевала и запила взваром. Только потом повернулась к присевшему рядом на лавку Иреасу и спросила:

— А должно?

— Вашим подругам вот испортило.

— Это их дело, — чуть пожав плечами, равнодушно отозвалась я.

— Конечно, — согласился лардэн.

— Далеко ещё нам ехать?

— Ещё одна остановка на ночь в Дваине, и к следующему вечеру прибудем в Аратгену.

Я кивнула. Аратгена, насколько я помнила, это столица страны лардэнов. Куда нам ещё отправляться, если не туда? Кстати, вот ведь что интересно — а что ждёт нас там? Какой-нибудь праздник или бал, на котором и состоится знакомство с потенциальными женихами? Уж наверняка…

— Отдохнёте два дня, подготовитесь, а уж потом состоится аукцион.

Не повезло — я только что сделала последний глоток взвара. Конечно же подавилась и закашлялась. Иреас любезно похлопал меня по спине. Едва вновь обретя способность нормально дышать, я отшатнулась от него. Слезы застилали глаза, но главным моим чувством в эту секунду была неистовая злость.

Что бы я там ни говорила про готовность сделать всё, что необходимо, и принять обстоятельства такими, каковы они есть, аукцион — это было уж слишком! Одно дело приехать, познакомиться, хоть немного пообщаться, и получить предложение, вроде бы даже по велению сердца. Совсем другое — быть выставленным на продажу товаром и достаться тому, кто предложит больше!

— Вы всегда так выбираете невест? — прошипела я, стукнув опустевшей кружкой об стол.

— Нет, — делая вид, что не замечает моего негодования, ответил Иреас. — Обычно браки заключаются по договоренности между кланами. Или же по собственному выбору.

— А нас, значит, и продавать можно? — выпалила я, стискивая подол.

— Леди, вы несколько непоследовательны, — все так же безмятежно отозвался лардэн. — Сначала заявляете, что готовы вступить в брак ради денег, а теперь негодуете, что в вас видят товар. Я понимаю, у людей принято всегда соблюдать видимость приличий, но мы к такому относимся проще.

Я молчала, досадливо прикусив губу. В самом деле, лардэны ничего не скрывали. С самого начала объявили все условия, и даже цену озвучили. Я согласилась, все согласились — чего теперь возмущаться?

— И как это будет?

— Выйдете, расскажете о себе. На вас посмотрят и решат, представляете ли вы интерес. Если заинтересовавшихся будет несколько, победит тот, кто больше заплатит. Потом победитель получит право пообщаться с вами поближе несколько дней и решить, подходите ли вы ему в супруги.

— И если нет…

— Вы вернётесь домой. Если, конечно, проигравший на аукционе или кто-то ещё не захочет тоже попытать счастья и в итоге не сочтёт вас подходящей.

У меня голова закружилась. Вот значит как… мало того, что придётся стоять кобылой на базаре, демонстрируя свои достоинства каждому желающему, так еще потом и доказывать пригодность придётся.

К счастью, время обеда истекло, девушки как раз начали подниматься из-за столов. Воспользовавшись этим, я попросту сбежала на улицу от неприятного разговора, и принялась ходить кругами вокруг нашей кареты. Успокоиться не получалось, хотя разум не уставал язвительно напоминать, что причин негодовать у меня быть не должно. Подумаешь, аукцион. То, что происходило на королевских балах, ничем по сути не отличалось. Сперва потенциальные женихи присматривались к девушкам, потом обсуждали с их родителями условия. Те же торги, если подумать.

И все-таки перестать злиться я не могла. И даже само это меня злило. Пришлось напомнить себе, что будет, если я поведу себя как маленькая капризная и эгоистичная девчонка. Это по крайней мере помогло.

* * *

К ночи погода испортилась. Началась гроза, ледяной ветер с гор бился в окна, задувая в щели и заставляя пламя в камине дергаться в безумном танце. Согреться не удавалось даже под меховым одеялом.

Устав трястись от холода, я встала, оделась и села к камину, протянув ледяные пальцы почти к самым языкам пламени. Волны уютного тепла тут же окутали кожу, начало клонить в сон. Забрав с кровати одеяло, я устроилась в кресле с ногами, закуталась в тяжелый пушистый мех и блаженно закрыла глаза.

Разбудил меня сильный порыв ветра, мгновенно растрепавший волосы. Створки окна ударились о стены так, что стёкла с печальным звоном брызнули осколками на пол. В лицо прилетели брызги дождя. Не сообразив толком, что произошло, я вскочила на ноги. Мелькнула мысль, что нужно закрыть окно, потом я сообразила, что это теперь уже бессмысленно — стёкла ведь разбились. А потом я увидела чёрную кляксу, сгусток мрака, медленно переползающий через подоконник в комнату. И закричала.

Клякса тяжело шлёпнулась на пол. Я стояла, примороженная к месту ужасом, не в силах и пальцем пошевелить. Только смотрела, как она разбухает и вытягивается кверху, превращаясь в уродливое подобие человеческой фигуры.

Наконец, преобразование завершилось. Фигура чуть покачнулась взад-вперёд и посмотрела на меня. Я точно это знала — посмотрела, хотя никаких глаз у этой сплошной черноты не было и в помине. Но взгляд давил, не пуская в мою грудь ни капли воздуха, не позволяя больше кричать.

Шаг, другой, третий. Я с жалким тихим стоном вытолкнула из себя последний воздух и с ужасом осознала, что больше не смогу издать ни звука. И никто меня не услышит. Иреас говорил что-то о том, что нас могут украсть. Кажется, за мной уже пришли…

Подобия рук протянулись ко мне. Ноги сразу стали ватными. Господь Вседержитель, каких пустяков я раньше боялась! Унизительный аукцион, старый или уродливый муж! Да сейчас я была согласна на все это, хоть сразу, хоть по очереди, лишь бы не угодить в лапы жуткой твари!

— Эсс-ссс-ааа-дда…

Свистящий шепот хлестнул плетью — бесконечно тихий и такой громкий, что заныли уши и сдавило виски. Головная боль обрушилась разом, мгновенно. Не выдержав, я рухнула на колени, не в силах оторвать взгляда от тянущихся ко мне рук.

— Эсс-ссс-ааа-дда…

Дверь за моей спиной с треском распахнулась. Яркая вспышка ослепила, наконец-то подарив шанс зажмуриться. Я еще и руками лицо закрыла, повалившись на бок и съежившись на полу. По комнате поползла отвратительная вонь горелых перьев и тухлого мяса. Точно такая стояла у нас на кухне, когда братишки кинули в растопленную печь дохлую ворону. Ох, и надрал же им папа за это уши! Отец Небесный, это же надо, какие мысли в голову полезли…

Через силу втянув в себя воздух, я зашлась от кашля. Недавно съеденный ужин рванулся обратно. Сквозь мутную пелену полузабытья я почувствовала, как чьи-то руки легко подняли меня и уложили животом на что-то твёрдое. Мне было всё равно, меня тошнило. А потом я и вовсе провалилась в беспамятство.

Когда я очнулась, небо за окном уже светлело. За другим окном, не разбитым. И комната была совсем другая — здесь было тепло. И лежала я на кровати. А рядом со мной…

На этот раз кричать я не стала. Потому, наверное, что от удивления и паники попросту лишилась дара речи. Я, почти раздетая, в одной тонкой ночной рубашке, лежала под одеялом, а рядом, совершенно бесстыдно прижимая меня к себе обеими руками, устроился медноволосый лардэн. Вообще без рубашки.

Первая попытка вырваться и вскочить потерпела крах. Мужчина не пошевельнулся, даже глаз открыть не соизволил. Зашипев от злости, я уперлась руками в его обнажённую грудь и оттолкнулась изо всех сил. Это помогло немногим больше, но, по крайней мере, разбудило этого… этого… Отец Небесный, как его назвать-то теперь?!

В памяти всплыло ещё одно некогда подслушанное у того же конюха ругательство. Не помня себя от злости, я выдала его на одном дыхании. Удерживающие меня руки тут же разжались, наконец-то позволив вырваться, скатиться с кровати и вскочить на ноги.

— Леди, леди, — губы мужчины дрогнули в откровенно похабной усмешке, — где вы только нахватались таких слов?

Достойный ответ, подслушанный, кстати, у отца, был у меня наготове, но произнести его я не сумела, задохнувшись от негодования. Некоторое время мы молча изучали друг друга. Уж не знаю, насколько привлекательное зрелище открылось перед этим… этим… мерзавцем, вот, но передо мной… Ох, Вседержитель… это же просто… преступление!

Высокий, чистый лоб и бархатно-зелёные глаза этого медноволосого типа я успела оценить еще в Рологе, а теперь лицезрела и остальное: безупречный прямой нос, лукавый изгиб чувственных губ, дрожащих в сдерживаемой улыбке, точёные высокие скулы… не мужчина, мечта любой романтической девы, бездна его забери!

Отбросив одеяло, этот негодяй уселся в кровати, не отрывая от меня взгляда, и наконец-то улыбнулся. Замершее на пару мгновений сердце полетело вскачь, я ощутила, что отчаянно краснею, а ноги предательски подгибаются.

— Как вы себя чувствуете, леди?

Голос у него был под стать глазам — бархатный, низкий, ласкающий, как тёплая вода. А глаза мерцали лукавством и ещё чем-то. И от этого чего-то хотелось то ли провалиться сквозь землю, то ли повалиться обратно в кровать, и… Вседержитель, как можно быть такой дурой?!

— Голова не болит, не кружится?

О, голова кружилась, и еще как. Но, сдаётся, спрашивали меня не об этом. Стиснув зубы, я заставила себя опустить глаза и сосредоточиться на собственном самочувствии. Оно, кажется, было вполне сносным. Не считая… ох…

По крайней мере, он был в штанах. И я не ощущала ничего нового, необычного или неприятного. Но все-таки не удержалась, проверила. Вроде бы никаких следов, ни на мне, ни на моей ночной рубашке, ни на кровати не наблюдалось. Хотя какая разница, всё равно ведь все скоро узнают, где и с кем я провела ночь. И там уже станет совсем неважно, было что-то или нет.

— Леди, не нужно так волноваться, — не прекращая улыбаться, продолжил лардэн. — Я некромант, но не некрофил, знаете ли, бесчувственные тела меня не привлекают. А вы всю ночь пребывали сперва в глубоком обмороке, а потом в глубоком сне. Хотя не стану скрывать, что соблазн послать аукцион в бездну присутствовал. Впрочем, еще не поздно так и сделать…

Не помня себя от злости, я сделала шаг вперед, от души размахнулась и влепила ему пощёчину. А потом опустилась на колени, закрыла лицо руками и разрыдалась. Попадание в лапы кошмарной твари теперь перестало казаться мне худшим возможным исходом. Худший случился как раз сейчас.

Очень скоро об этой проклятой ночи станет известно всем. Кто теперь возьмёт меня замуж? Да никто и никогда, кому нужна невеста с подобной репутацией! А хуже всего то, что тень позора неизбежно ляжет на всю семью, на моих сестренок, братьев… отец этого просто не переживёт!

— Леди, не надо, — неожиданно спокойно и серьезно проговорил лардэн. — Не случилось ничего страшного. Просто на вас напал видиим, а они выпивают жизненную силу, даже не прикасаясь. Вы могли умереть, я вас спас, поделившись своей силой, а для этого необходим тесный физический контакт. Только и всего.

Я зарыдала еще громче. Это же надо, как у него всё просто! Тесный физический контакт, скажите пожалуйста! А насколько тесный — это надо уточнять? Просто полежать рядом, или лучше… Последнюю мысль я, забывшись, выпалила вслух.

— Лучше, — с коротким смешком подтвердил мужчина. — Но я обошёлся без этого. И решительно не понимаю, почему вам это кажется такой трагедией.

Будь у меня силы, встала бы и влепила еще одну пощёчину, для симметрии. Но сил не было. А что сказать нахалу, в упор не желающему понимать, что у девушки всего одна репутация, и, единожды запятнанная, она никогда уже не станет безупречной, я вообще себе не представляла.

— Брось.

Лардэн встал с кровати, опустился на колени рядом со мной и, схватив пальцами за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. Я смахнула слёзы и прикусила губу, чтобы хоть немного успокоиться.

— Разве тем девушкам, которых Даран отправил домой прямо из Ролога, пришлось что-то объяснять или доказывать? Нет, милая. И тебе не придётся. Все, кому надо, будут знать, что твоя честь не затронута. А те, кому не надо, вообще никогда ни о чем не узнают, обещаю. Но, если ты решишь настаивать, я могу поступить так, как надлежит благородному мужчине.

— Ээээ… — выдавила я. — Как?

Нет, вообще-то я прекрасно знала, что подразумевалось под подобным заявлением. Знала, но уж очень хотелось услышать. Ну хоть раз в жизни, без всяких аукционов, наедине и в некотором подобии романтической обстановки.

Вместо ответа этот… этот… Вседержитель, так меня никогда не целовали! Честно сказать, вообще никак не целовали, но это уже стало совершенно не важно. Как и то, что горячие ладони сжали талию, а потом двинулись выше…

— В бездну аукцион, — шекотнул мое ухо хриплый шёпот. — И тут есть храм…

Остывшие простыни обожгли обнажённую спину. Стоп! Обнажённую?! Осознав это, я подскочила как ошпаренная, прикрываясь руками и ища взглядом сорочку. Нашла на подушке и прикрылась уже ей.

— Прости, — без намёка на раскаяние в голосе произнес этот… этот… лардэн. — Я потерял голову.

Я мрачно кивнула, натягивая ночную рубашку и одновременно отползая подальше. Не была я в себе уверена сейчас, но одно знала точно: сперва храм, потом всё остальное. Этак наобещают с три короба, а потом выяснится, что красавец этот вообще женат, поздно будет локти кусать. Отец Небесный, да я ведь даже имени его не знаю!

— Алланир из клана Освир, — чуть поклонившись, ответил на мой сердитый вопрос лардэн. — А вы — Айлирен, баронесса эр Видор, знаю.

Сохранить достоинство и светский вид, пребывая в одной постели и в мягко говоря не очень одетом виде было сложно, но я честно попыталась, ответив на эту фразу подобающим медленным кивком.

— Я не забираю слов обратно, — спокойно заявил мужчина. — И тут на самом деле есть храм.

— Мы… я… это… это так неожиданно… — проблеяла я.

— Думай, милая. Я не тороплю.

И этот… этот… Он просто сбежал, оставив меня сидеть на кровати в растерянности, с бешено скачущим в груди сердцем, всё ещё чувствуя вкус его губ на своих.