Глава двенадцатая, в которой на крыше дует ветер, а судьба бросает кости

Красная, красная кровь.

Расплескалась, расцвела маками — рассветные краски сонного неба.

Варвара видела их из панорамных окон ресторана "Дигмы" — последнего доступного им этажа. Никто не искал, не преследовал их — то ли не представляли они угрозы для Вирта, то ли Тэцюань не успел ничего предпринять, что сомнительно. Впрочем, кто они против целой компании? Так, букашки. Может, они вызвали охранную группу, которая ненавязчиво поджидает их у парадного входа. Хотя, им дали уйти. Их не преследовали, не ищут и даже не приглядывают за посетителями небоскрёба… Почему? Им всё равно? Или они не могут?

Так или иначе, им троим дороги назад не было. Алексей сообщил, что квартал сгорел дотла. Шэнь признаков жизни не подавал — слизнуло пламя триаду и ручных ведьм, или те переместились заранее — неизвестно. Да и… Уезжать было глупо. Даже если их выпустят. Бесполезно — зачем было страдать, гнаться, убегать от смерти, чтобы перед самым концом разойтись по миру?..

Так думала Варвара, пока Валентин с фирменным спокойствием возился с магнитным замком на двери к пожарной лестнице.

У него почти не дрожали руки.

Колючка нюхала воздух.

— Тут так мало людей, ага, — поделилась она. — Я поняла, как их чуять. И фон тут такой спокойненький. А выше должен быть ещё лучше.

— В исследовательских центрах поддерживают нейтральный энергетический фон для исключения его влияния на проводимую работу, — сухо поделился Валентин, удовлетворённо усмехаясь в ответ на капитуляционный щелчок замка. С любопытством посмотрел на Варвару. — Сияющий доспех с собой, ma chere?

— А как же, — хмыкнула она. — Всегда с собой беру на всякий случай.

— Можно надевать, — он взглянул наверх, в непроглядную тьму. Словно по заказу, напуганные непреклонными датчиками движения, во мраке один за другим вспыхнули глазки ламп, выбелив чуть обшарпанную лестницу, где пахло плесенью. Камеры, следившие за пролетами, так и не проснулись — слабость автономного отеля была в том, что защитные протоколы трёхзвёздочных стандартны в большинстве случаев, а потому уязвимы.

Варвара прерывисто вздохнула.

Они пришли, Данька.

Они наконец здесь.

***

На выходе их снова ждала дверь. Дверь на первый этаж лаборатории — выше поднималась только лестница на противоположной стороне здания, но выйти на неё без привлечения внимания оказалось проблематично.

Двери открылись.

Двери явили перед ними человека в форме.

С рукой на рукояти пистолета.

— А-ай-я-а, сто-ой, — вибрирующе-переливчато, на манер исполнения китайской оперы, пропела Колючка, разводя руки. Вот-вот прыгнет.

Варвара вздрогнула. Не успела потянуться за пистолетом.

Валентин спокоен. Чертовская выдержка.

Секунды — а в них никто не стреляет. Замер человек, растерянно глядя на Колючку. А та раскачивается на пятках, что та змея, всё тише и тише тянет слово, пока совсем не замирает на восходящей ноте.

Подпрыгивает.

— Ба-ба!

И человек с глухим стуком падает на пол, что мешок.

Тишина.

— Какая же я классная, — удовлетворённо промурлыкала Колючка, упираясь руками в колени показывая лежачему язык.

— Чуть лучше, чем обычно, — скептически согласился Валентин, оттаскивая человека на лестницу.

— Ва-ря, не верь, я классная, — шепнула она. Варвара лишь кивнула, напряженно оглядываясь. Тихо, пусто...

— Я тебя в Пекинскую оперу сдам, — ответила она, втягивая сладковатые запахи ароматизатора воздуха, почему-то вызывавшие отвращение, и пытаясь получить доступ к камерам через сервисный терминал — благо, для этого не надо было нырять. — Почему нет людей? Почему нас не ждут?

— Ай-я, это ж хорошо, — фыркнула Колючка. — Может, они просто тупые. Или мы им кажемся тупыми, а мы такие — ха! — и умные, а?

— А может, нас и ждут, ma chere amie. Но не здесь. Или не люди, — вкрадчиво поделился Валентин, бесшумно ступая по чуть щербатым, далеко не новым, плиткам, и от его глухого шепота Варваре стало не по себе.

Ноутбук пикнул, транслируя видео с камер. Подтверждая: половина отключена.

Варвара хмыкнула.

Может быть, сюрприз просто впереди.

***

— Да что интересного может быть у офисных крыс? — фыркнула Колючка, неодобрительно косясь на попутно исследующего пустующие столы Валентина. Покосилась на Варвару. — Мы за братишкой пришли, или как?

Варвара вздрогнула. В офисном зале, где они проходили, сама она ничего не трогала — не знала, что искать, и страшно не хотела ничего касаться — не страх, но ощущение уязвимости при прикосновении к чему-либо в помещениях, где они находятся незаконно, преследовало её с момента посещения особняка Тэцюаня. Кому нужны отпечатки её пальцев? А всё равно страшно...

— Считается ли страх оставлять отпечатки пальцев за признак начинающегося сумасшествия? — негромко поинтересовалась она, глядя, как Валентин безбоязненно ворошит некоторые бумаги.

— Мой отец говорил, что сумасшествие начинается со взгляда, — ровно поделился Валентин. — Я не могу полностью с ним согласиться, но, если тебя это успокоит, ma chere — с твоим взором всё в порядке.

Он чуть склонил голову.

— Ты устала, ma chere amie.

— Я… — шорох впереди заставил подскочить.

За одним из столов — человек. За тонкой ширмой не сразу заметишь. Сутулый, тучный, с кабелем в голове — он, видимо, слышал их, и короткая рука скованно потянулась к проводу.

Варвара быстрее.

Прыжком — к нему, кабель дёрнула, предусмотрительно подальше от головы, чтобы резче. Мужчина тонко ойкнул. Голова — на бок, что болванчик.

— А у него мозги не свернутся? — опасливо поинтересовалась Колючка.

— Пару лет назад бы свернулись, — отозвалась Варвара, с сомнением глядя на кабель. С отпечатками её пальцев! — У него имплант новый.

Как у неё. "Фелисити" всем работникам ставит стандартные.

— Любопытно, — Валентин ненавязчиво отобрал у неё кабель, который Варвара машинально терла рукавом, и сделал фотографию рабочего стола. Уровня языка, несмотря на собственный навык вкупе с базовым лингвочипом, ей на чтение официальных документов не хватало. Впрочем, Алексей таких препятствий не испытывал.

— Он подделывал финансовые отчёты, — звонко констатировал он из часов Валентина, от чего Колючка нервно подскочила. — А наш "Дубль" на мели, друзья мои. Может, поэтому у них охраны нет?

— И поэтому они Лая доили? А как же "Фелисити"? — поинтересовалась Варвара.

— Без понятия. Но, судя по их очаровательным должочкам, они своему начальству не слишком интересны...

— Но это их не останавливает. Любопытно.

— Они надеются, что этот проект вернёт им расположение начальства, — медленно проговорила Варвара, вспоминая проекцию. Видимо, на ней она слышала главу лаборатории. Того, кто в ответе за похищение Даньки.

— Ну, в таком случае, сегодня кто-то прогорит окончательно, — весело хохотнули из динамиков, и Варваре вдруг искренне захотелось разделить оптимизм Алексея.

Только страх не давал.

***

Выше они могли попасть только на лифте. На лестницу отсюда хода не было… Сам лифт, который они нашли после недолгого блуждания по пустующим коридорам, представлял из себя огромную бронированную дверь с маленьким картридером, насмешливо мигающим им красной лампочкой. А рядом с ним — дверь поменьше с надписью "серверная".

Дверь, за которой теперь были они и труп. На него Варвара говорила себе не смотреть. Ещё минуту назад он был суровым дядькой с дробовиком и кнопкой сигнализации, непонятно зачем нужной в компании, поскупившейся на охрану, а теперь он — мешок с костями и кровавой точкой пули Сокола на лбу.

Страшен был даже не он. А то, что это с ним сделали они. А ведь в сущности, он мог быть ни в чём не виноват...

Скоро это закончится. С тем или иным исходом, и не нужно будет никому больше умирать. А сейчас...

Сейчас тихо пищала электроника, смотрели на Варвару печальным голубым светом экраны.

Абстрагироваться. Просто вызвать лифт. Это должно быть возможно и без карты, через Абсолют. Просто подключиться и...

… встретиться с Ним.

Колючка грызла костяшки. Валентин тяжело молчал.

От их взглядов штекер упорно не попадал в разъем ноутбука. Потом в имплант. Ровно до тех пор, пока чуть теплая рука не поддержала локоть.

— Ma chere...

—… как всегда.

Он кивнул. Но Варвара уже не видела.

Перед ней золотом плескался чуждый Абсолют.

И холодом в печень пробирал рёв.

Близко.

Прямо за спиной.

И она побежала. Прямо. Выстраивая за собой бесформенные волны защитных кодов, трещавших под воображаемой массой ИИ. Слева мигнул призрак.

— У меня твой софт не запускается!

— И не запустится! — рявкнула Варвара на бегу, едва улавливая, как к Алексею приходит понимание пополам с возмущением.

— Какого чёрта, Варя?! Что ты наделала?!

— Удалила!

Ещё утром. За чашкой кофе, под их разговор с Валентином. Потому что цель программы-зверя была бы очевидна.

— Потому что ты бы умер!

В реале воет сирена. Странно.

По спине — холод. Так ИИ дышит. Если может дышать.

— А я хочу, чтобы ты вернулся!

Так хочется обернуться. Ведь он её ждёт. Разве увидишь красоту, повернувшись к ней спиной?

Нет.

— А я хочу, чтобы ты вернула Даньку! Прекрати это, слышишь?!

— Нет, — прыжок, и она бежит вверх. Едва успевает генерироваться под ногами лестница. Тут же сминается драконом. Неужели правда не может её догнать? Или играет в кошки-мышки?

Нет. Кольцо-софт жжёт палец. Где-то там, на экранах, одна за другой выскакивают ошибки, от чего Колючка тихо воет, а Валентин всё крепче сжимает её плечо. Напоминает о реальности. Пока оно у неё, есть фора в два шага. А ей этого хватит?

— А о Валентине ты подумала?!

Варвара чуть не запнулась. Сердце пропустило удар.

— Спроси себя о том же, понял?!

О Валентине.

В первую очередь.

— Прямо по курсу — доступ к лифту! — крикнула Алексею, и тот обогнал её. Она чувствовала его предвкушение. И страх.

Против её страха — удваивая до невозможности.

Прыгнула за блок данных. Дракон взвился. Сирена в реальности почему-то заткнулась.

"Авторизируйтесь, пожалуйста".

Боль в сломанном пальце дёргает в реальность. Работа замедляется, а ей нельзя, ей нельзя...

Пищат предупреждения об ошибках. Жарко — плавится кожа, мозг, софт. Пишется код.

Отказывают системы.

Раз — и облако защитных программ проседает под яростью монстра. Идёт трещинами воображаемый купол — визуализация одной из программ Валентина… Впрочем, её тоже не хватит надолго.

Два — она невольно поднимает голову, не в состоянии противиться даже с кольцом-софтом. В конце концов, он не защитный.

Три — перед лицом золотые глаза, в которых хочется утонуть, но нельзя. Её Данька ждёт. И Валентин. И Колючка. И...

— Отдай мне!

— Что...

Мелькают символы, знакомые, благодаря софту. Операция почти завершена. Требуется отклик системы...

Варвара поднимает глаза.

Дракон падает на неё.

Он — система.

А в прошлый раз всё было независимо от него...

— Отдай, я его заставлю!

— Иди ты!..

— Ты не сможешь!

— Сдохнуть вздумал… — Варвара вскочила. В руках — клинок, проекция одной из лучших атакующих программ. Может быть, если найти уязвимость… — Эй!

Удар по пальцу.

Померкло.

Почему такая боль в сломанном пальце? Он в реале, а не тут, почему...

Въехала кулаком в нос.

Сдёрнул кольцо.

Вцепилась в руку.

Выветрилось понимание кода.

Замер дракон...

— Идиот!

— Солнце, я тушку хочу! — хохотнул издалека, такой искрящийся, такой реальный, и дракон бросился на него — миг, мгновение, секунда...

— Вытащи Даньку!

Варвара зло рванула штекер.

Не позволит ему...

Боль и белая вспышка света с двумя драконьими силуэтами — сплелись, что змейки в настойке — будто догнала по проводу, ударила молнией.

Гулом в черепе. Мурашками по коже. Выжженным на сетчатке узором.

Что-то треснуло, упала, но поймали.

— Варя, Варя, Варвара!

Открыла рот, но не смогла заговорить — лишь вдохнула терпкий запах одеколона. Мир вокруг — в вате. Сморщилась от боли в сломанной фаланге… Замерла.

Не только она — всё.

Стих гул приборов.

Перестали мигать ошибки, полыхнули ровным красным.

Валентин судорожно прижал её к себе...

Тишина.

Тихо...

"Доступ разрешён".

И завизжала Колючка. По-животному страшно, отчаянно, тонко. В такт мигнувшему свету, удивленному писку электроники, паническому холодку в груди Варвары и хватающемуся за сердце Валентину.

Что-то сломалось. Разрушилось, оборвалось внутри. Замерло.

— Он же должен был… Отключится, отключиться, отключиться, вместе со мной, отклю...

Варвара судорожно зажала рот. Не может быть.

— Валентин! — она похлопала его по щеке, но тот продолжал прерывисто дышать, прижимая руку к груди. — Валентин, ты слышишь меня? Ты...

Он резко вскочил, рывком ставя её на ноги.

— К лифту, — рявкнул Валентин. Свет появился вновь, но экраны молчали. — К лифту!

И больше Варвара ничего не помнила. Только то, как тащила трясущуюся Колючку, и пустоту в грудной клетке.

А ещё рык дрона и сходящие с ума потолочные турели.

***

Лифт, работающий от аварийной системы электроснабжения, шёл плавно и медленно, позволяя насладиться панорамным видом на укрытый покрывалом предрассветного тёмного неба Пекин.

Вот только наслаждаться был некому.

— Что это было? — шептала Колючка, сидя на полу. — Там же сущность была, а потом ба-ба! Кто это?

Варвара только тихо покачала головой, прося помолчать. Всё — как сквозь пелену. Разве он не должен был выйти из систем вместе с ней? Они бы не закончили, но...

Да зачем, за что же?! Почему он? Тот, кто больше их всех вместе взятых был Человеком… Это… Нечестно. Неправильно. Всё должно быть не так.

Варвара молча смотрела на свою руку. Какой-то глухой ступор не давал мыслить связно.

Валентин неподвижно стоял у стены, глядя в никуда и всё сильнее сжимая механической рукой тонкую плату-амулет.

— Не ломай, — она взяла его за руку, но тот не среагировал. Замер, как тогда, "завис". Варвара покачала головой. Нащупала на внутренней стороне локтя уязвимое место — у отца было такое, где сочленения слабее всего. Если только Валентин не нашёл способ от него избавиться.

Механические пальцы с тихим щелчком разжались. Рука мягко упала вдоль бока, оставив не сияющий более амулет недвижимо висеть на груди Валентина. Он с усилием моргнул. Ещё раз.

Варвара молча подцепила пальцами плату. Огонёк потух. Ничего. Как? Почему?

— Неужели...

— Точно.

— Я… — Варвара наконец-то решилась посмотреть в льдисто-холодные, пустые глаза. Знала, что говорить нельзя — не сейчас, когда слова, что морская вода к открытой ране, но глупые мысли так и рвались испортить молчание, — Я ведь удалила его копию… Чтобы он не материализовался со мной. Я же...

Сама виновата. Что позволила забрать кольцо.

Валентин молча коснулся кармана, и она кивнула — переписала на чип, чтобы потом, если вдруг что, он мог воспользоваться, снова ощутить подобие реальности… Уже нет.

— Валентин...

Лязг!

Варвара вздрогнула. Колючка пискнула. Ручные лезвия наполовину вошли в зеркальную стену лифта. Кабина горестно скрипнула.

— Ты не имеешь права просить прощения за чужие ошибки, — Валентин убрал руку, безразлично изучая дыры в обшивке. Как всегда на секунду опережал невысказанное ею. — За мои ошибки.

Он вынул сигарету и задумчиво закурил. Колючка тихонько кашлянула в углу, но Валентин не обратил внимания. Терпкий табачный запах по-хозяйски заполнял собой замкнутое пространство.

— Пять лет. Пять лет. Тысяча восемьсот двадцать шесть дней. Я всё продумал. Всё рассчитал. Проверил, — лицо его на мгновение исказила кривая улыбка-оскал. — Как в девяносто втором. Мне до сих пор интересно, что я пропустил в тот день, но причину аварии никто так и не установил. Не смогли? Вряд ли. Кто-то не захотел.

Валентин выдохнул струйку дыма. Посмотрел на механическую руку, будто впервые видел.

— И в чём теперь смысл?

Валентин оглядел её с ног до головы, отрешённо, внимательно, будто пытаясь разглядеть что-то. Варвара хотела ответить. Много, много вариантов — все эти пафосные фразы из кино, какие-то рациональные, наверняка умные вещи, которые генерировал наизвлекавшийся квадратных корней до цифр в глазах мозг, но всё это было пустой шелухой. Которая ему не нужна. А потом весь этот шум пропал, стоило с ужасом увидеть в колюче-бездушных глазах, в безумной улыбке, в невысказанных словах недавнюю себя, когда также механически шла за Тэцюанем.

Прижалась щекой к щеке. Сквозь тонкую рубашку ладонью ощущала медленное биение сердца, а он стоял, как всегда, с прямой спиной, с расправленными плечами и тихо зло смеялся. До мурашек по затылку.

Пропел несчастный лифт, плавно открывая двери в освещенный аварийной лампой футуристически-белый коридор.

Валентин с кривой ухмылкой покачал головой и прикусил фильтр сигареты.

— Держитесь с левой стороны, — всё также беспристрастно произнес он, выдвигая лезвия и вслед за Соколом шагая в стерильную белизну. Тоже шёл платить кровью за кровь.

И Варваре стало панически страшно. Так страшно, как не было никогда, до гулкого сердцебиения, до адского холода в конечностях. За него. За них. Они всё потеряли. И идут в эту белую пустоту, потому что отступление имеет ровно столько же смысла — ноль. Может быть, они отомстят, хотя в этом тоже нет никакого рационального зерна. А может, и нет.

Колючка нервно цапнула Варвару за руку.

Они трое идут сюда ради друг друга.

Смысл?..

***

В полутёмных, лишённых электричества коридорах было странно тихо. Неестественно. Будто не только электричество вымерло, но и люди.

— Неужели так и должно быть перед запуском проекта? — глухо поинтересовалась Варвара, и эхо испуганно понесло её шёпот прочь, перекидывая между стенами. А вдруг они уже?...

— Если он в процессе, то да, — спокойно сообщил Валентин, затормозив у едва подсвеченного плана эвакуации.

— Так мы чё, опоздали или нет? — Колючка сурово заглянула в глаза Варваре.

— Пока Вирт жив — не поздно, — Валентин оглянулся.

— Слушай, — Колючка дёрнула её за куртку, — Слушай, дай брелок, а. Чудится мне...

— Чудится что? — нервозно поинтересовалась Варвара, отдавая ей Данькин брелок.

— Я его чу-ую, — протянула девочка, сверкая глазами. — Это он. Но не он.

— Как это?..

Но Колючка промолчала. Одержимо вела их коридорами, коридорами, страшными, мрачными, витыми, угловатыми, срываясь на бег и бормоча, а стены кричали на них эхом шагов, отзвуком дыхания, стуком Варвариного сердца — он жив! Он всё-таки жив! Что значит "не он"? Как это понимать? Что с её братом, чёрт возьми?!

В коридорах пусто. Люди вымерли. Света почти нет. Кажется, их троих слышит весь небоскрёб.

— Там-там-там, — она бросилась к двери, так лихо, будто надеясь пробить её своим щуплым тельцем, но Валентин вовремя сцапал её за плечо. Колючка испуганно замерла. Варвара тоже.

Что может быть за огромной бронированной дверью? О, сколько красочных предположений возникало перед внутренним взором, застилая собой стену витающих в Абсолюте греческих символов, таких понятных теперь… Теперь.

За дверью не оказалось суперлаборатории с подопытными.

Там не было крови и белых больничных коек, как рассказывают ужастики.

А ещё там не было Даньки.

Но гудели компьютеры.

Да, стоило им зайти, как электроснабжение восстановилось, и перед глазами вспыхнула причудливая картина.

Много, много монотонно поющих терминалов, некоторые спят, другие — сверкают экранами и подмигивают инфракрасными устройствами ввода. Они были частичками аккуратно выложенной на полу куполообразного зала мозаики, а из сердца её высилась голограмма, золотистые отражения которой сверкали на застеклённом балконе, на хромированных перилах, на вылизанных до блеска белых столах. Здесь всё было по какой-то непонятной системе, гладко, выверено, симметрично, и эти столы и мониторы — они как позолоченные контакты печатных плат, стремящихся к питающему их сердцу. По крайней мере, сверху должно выглядеть феерично.

— Ну наконец-то. Что там?.. Девяносто четвёртый, восьмой, сорок шестой, — бормотал сутулый человек в белом халате — единственное, кроме них, живое существо в этом тошно-стерильном месте, — почему нельзя было проще? Завёл бы себе чемоданчик с кнопочкой… Независимой от местной кривой электросети...

Валентин ударил его прежде, чем тот договорил, и вновь стало тихо. А ведь, — мелькнула мысль, — моделью "С-2" можно и череп пробить, если очень стараться...

Колючка выцепила из ослабевших пальцев бумажку — человек теперь безвольно сидел за сто третьим терминалом, и будто спит, а не в отключке.

— И какая разница, какие компьютеры выключать? — фыркнула Колючка, изучая список. Хотела было выкинуть, но Варвара жестом попросила посмотреть. — О. О, а вы видели, что сеть пропала?

Валентин не ответил. Варвара молча пожала плечами — разбитые часы и в более благоприятной обстановке мышей не ловят.

— Как странно. Прямо как в парке… Да брось ты свою бумажку, — девочка вдруг встрепенулась. — Он там.

Колючка рывком пересекла зал, лавируя между терминалами. Прижалась к стене, дрожа всем телом.

— Там. Там-там-там...

— Ш-ш, — Варвара мягко приобняла её за плечи. Девочку трясло, глаза сверкали, так безумно, желто, потусторонне, что она чуть не вскрикнула, первый раз заглянув Колючке в лицо. Страшно вдруг стало, как за Валентина порой — вдруг не вернётся?

— Там-там-там он-но-не-он и ещё кто-кто-кто не пускают кусачие стены и внутри выскребли-вычистили — пхэ-э — гудит-гудит-гудит… Ай!

Она подскочила, забилась, Варвара еле удержала, шепча ей на ухо что-то невнятно-успокаивающее.

— Ай-ай-я...

— Что?

— Сдох он, — вдруг обижено заявила Колючка. Глаза погасли.

— Как?!

— Ну, сдох, — Колючка испуганно ткнула Варвару пальцем, а та пошевелиться не могла — как это, "сдох"? Живой же был, она сказала? Как?!

— Знаешь, как в дыру провалился. Я никогда не видела, чтобы так умирали. В дыру, — Колючка поёжилась. — Эта дыра меня толкнула.

— Это не дыра, — подал голос Валентин. — Это поле. Оно...

Он вдруг замер перед испускаемой выгнутым полукругом терминалом голограммой. Тихо выдохнул облачко сигаретного дыма. Жёлтые блики растерянно замерцали в широко раскрытых глазах.

Варвара осторожно подошла к нему, и Валентин чуть отступил от экранов, не переставая неразборчиво шептать.

По голограмме строками бежали буквы русского алфавита.

"Варька Валька Варька Валька Варька Валька

Вирт не узнает

Вы только выживите

Все сообщения на "В" смешн

Варька Валька Варька Валька Варька Валька"

— Как можно шутить даже… — Валентин неожиданно осёкся. Варвара зажмурилась. Не могла читать, а это шло по всем экранам, звучало в голове задорным голосом Алексея...

Она обернулась на Валентина, но он неподвижно стоял, глядя сквозь терминал, чуть позади неё, едва касаясь плечом. Что видел? О чём думал? О пустоте. О мести. Об ошибках...

"Варька Валька Варька Валька Варька Валька"

Варвара прикусила язык. Как холодно. Холодно. И будто бы неправда — ну неужели может сознание умереть? Исчезнуть? Оно же вечно. Оно же часть Абсолюта, оно — душа, которая бессмертна… Правда? Не просто набор единиц и нулей, которые можно стереть? Не просто галлюцинация?..

Уйти бы. Вот так просто найти Даньку и уйти. Не оборачиваясь. Увести их всех, особенно Валентина — Варвара видела себя, бросающуюся на Тэцюаня, и вспоминала всполохи безумия в почти прозрачных глазах. Она боялась. Что история повторится, но уже с ним. Нет. Не позволит.

— Спасибо.

— За что? — не поняла Варвара, глядя, как он щелчком по инфракрасной клавиатуре прогоняет сообщение, открывая записи с камер.

— За то, что слышишь, ma chere.

Он кивнул на мониторы.

На них — записи с камер. Пустые коридоры, пустые кабинеты, пара трупов у серверной — работа Сокола… И несколько человек в белых халатах. Шаманят над тем самым столом, где в проекции были крысы, а сейчас там — какие-то приборы.

— А… Разве не должно здесь быть чуть больше персонала? — с сомнением протянула Варвара.

— Должно. Но нет, — пожал плечами Валентин… И резко клацнул металлической рукой о покатый корпус верного дрона.

Один из работников поднял глаза на камеру. Мельком.

— Видишь его, ma chere? — тихо проговорил он в ответ на её немой вопрос. — Это Крошкин.

— Тот самый? — она положила ему руку на плечо.

— Специалист по коррекции памяти и работе с Абсолютными, — Валентин глубоко затянулся, и едва красный огонёк резво побежал с кончика сигареты к середине. — Он был мёртв. Я проверял. Долго, методично проверял, не выжил ли кто, не скрылся ли, как я? О, нет. Никто. Даже живучая, вездесущая Сорока. Никто.

Валентин тихо хохотнул.

— Смешно, не находишь?

Он с кривой улыбкой посмотрел на неё. Вздохнул.

— И не находи, мой милый друг.

— Ты ещё не искал свои работы? — тихо поинтересовалась Варвара, продолжая стоять близко-близко, ловя запахи одеколона, сигаретного дыма и мастерски скрываемого безумного, беспросветного отчаяния. А ещё думая, почему нельзя просто взять молча и впитать, украсть жгущий душу яд? Люди как-то утешают, что-то говорят. А она не умеет. Только рядом быть. Ну не глупо ли?

— Искал, — равнодушно поделился он. — Нашёл. Я не хочу, чтобы ты ныряла.

— Уже не опасно.

Валентин одарил её долгим, тяжёлым и совсем пустым взглядом.

— Иначе он — зря.

Он вздрогнул, как от удара. И больше ничего не сказал за всё то время, что она подключалась, Варвара лишь ощущала внимательную слежку за каждым движением, даже провалившись в Абсолют.

А он всё того же мерзкого жёлтого цвета.

Совсем-совсем пустой.

Варвара неуютно повела плечами.

Если Колючка сказала, что Данька здесь, что он жив, почему она до сих пор ощущает эту колющую пустоту? Из-за Алексея? Или из-за того, что с ним что-то сделали, что "он-не-он"… А может, из-за дыры-поля? Или девочке показалось, и он давно и безнадёжно мёртв, и лишь Варвара что-то ищет, как слепой котёнок в темноте… Прочь мысли. Просто вдох. Просто выдох. Нервозный страх уступил место тягучему ничто.

Никто не пытался догнать её, когда Варвара в щемящем одиночестве прыгала по золотистым пластинам, взбираясь всё выше, к тёмному, не существующему потолку. Оказывается, так привыкла быть не одна...

Варвара замерла у блока данных, стилизованного под уже знакомую шкатулку. Ларчик просто открывался — без дракона их системы выглядели беззащитными цыплятами. Да-да, цыплятами — ну кто отделывает пространства жёлтым?

— Данька… — Варвара выпрямилась, вгляделась в далёкий горизонт. Он шёл рябью, помехами — она впервые видела такое в вездесущем Абсолюте. И знала, нутром чувствовала, что приближаться нельзя, что утонешь в этой ряби и всё, до встречи в морге… Валентин раньше говорил о помехах. Что за устройство могло их порождать, Варвара не знала, но, если Данька там… Не удивительно, что она не чувствует его присутствия. Так может, он всё-таки жив и в добром здравии, просто помехи искажают восприятие?! — Данечка-а!

И Абсолют ответил ей.

Насмешливым эхом её собственного голоса и мыслей:

"он-но-не-он, он-но-не-он"...

— Прочь, — зашипела она, запуская копирование крупного массива данных — далеко не всё было работами Валентина, но Варвара не стала копать. Да и… Ему будет интересно.

Варвара прижала руки к груди, зачарованно наблюдая за мерцанием копируемых данных, внешне похожих на гору различных безделушек — пуговицы, фантики, бусы, монетки, печатные платы, плюшевые брелки, оригами...

Он получит их. И хоть что-то в их авантюре будет доведено до логического конца.

Может, в пугающей бездне глаз появится смысл.

На пятнадцати процентах загрузки из реальности донёсся пугающе-чужой голос. Она его не слышала, но чувствовала.

Треснули динамики колючим шумом. Варвара судорожно заставила микрофон компьютера включиться.

—… какая чудесная встреча.

Варвара потянулась было к штекеру, но система тут же заботливо поинтересовалась:

"Передача данных не завершена. Хотите прервать процесс?"

— М… Нет, — она бросилась искать камеры наблюдения. Какие-то должны были быть в зале.

Шум!

Звон стекла.

Голос Сокола она узнает где угодно. Сердце встрепенулось: стреляют?

Тихий смешок.

— Ты нисколько не изменился, Рождественский.

Она наконец нашла камеру. Тридцать процентов. Почему так медленно?

На одном из стеклянных балконов стоял невысокий человек в белом халате.

Вирт.

Он был щербат и худ, этот человек, что планомерно ломал им всем жизнь; его смольно-чёрные волосы вихрились вокруг острого лица. Вирт сегодня явно плохо спал, впрочем, ежедневной бессонницей от мук совести, судя по здоровому оттенку загорелой кожи, не страдал. А голос всё так же приторен. Вирт гладил стекло с маленькой трещиной.

— Пуленепробиваемое.

— Естественно, — Валентин попадал в поле зрения другой камеры. Видела она и своё физическое тело, едва придерживаемое им за плечо — неподвижно замершее в кресле, с приоткрытым ртом и красным проводом, обвивающим руку, что змея, и присосавшимся к голове. Никогда не думала, что в реале выглядит как труп. — Не мог не проверить.

— Как тогда, да? — проворковал Вирт, но Валентин отреагировал внезапно… никак.

— Ты очень качественно восстал из мёртвых.

— А ты — нет. Завидуешь? Почувствуй себя хоть раз на моём месте. Видишь ли, переход в компанию конкурента мне бы не позволили, так что пришлось… Пойти на некоторые меры.

— М-м… — Валентин едва улыбнулся. — Не поделишься методиками глобального разрушения новейших лабораторий?

— Полнейшая банальность, — Вирт развёл руками. — Ты же присутствовал на экспериментах по созданию "мёртвых зон" в Абсолюте.

— Инверсия.

— Да. Можно было отсечь мир от вас, а можно… Вас от мира. Занимательно, правда? Кстати, как твоя нервная система? Результаты предыдущего теста показали полную неспособность находящегося в Абсолюте сознания сопротивляться внезапно возникающим помехам...

—… Естественно. Так что, с учётом произошедшего — прекрасно. Я быстро вышел.

— Жаль. А дальше, дорогой коллега, дело техники — ты же понимаешь, как тяжело расследовать происшествия, связанные с тем, существование чего мы даже не можем толком обосновать? На кого падут подозрения — на несчастного мёртвого техника или на одного из величайших чувствительных к Абсолюту? — Вирт чуть улыбнулся. — Иногда твоя слава оборачивается против тебя.

— Я тебе не коллега. А ты должен быть счастлив в роли простого техника, — отозвался Валентин. — Будь ты на моём месте, ты бы не выжил.

— Будь я на твоём месте, я бы не занимался продвижением лженауки.

— И поэтому, из светлого чувства справедливости ты, Крошка, продался Фелисити. За двадцать трупов.

— Крошкин. Видимо, на мозговые стимуляторы ты поскупился. Я долго надеялся, что за двадцать один. Ещё за уважение, признание, обращение, как с человеком и кругленькую сумму, которая тебе, конечно, покажется баловством, — Вирт обвёл пространство руками. — "Фелисити-Ин" любит гениев. Им нравится идея работы с памятью, с инновациями, они — не наши консерваторы. Они были единственные, кто оценили, кто перед ними. И рядом не было тебя, чтобы испортить всё своей фамилией. Странно, что тебя там за окном не ждёт личный вертолёт. Или его просто пока нет в поле зрения?

— Евгений, ты никогда не задумывался, почему СМИ всегда заостряет внимание на разнице между двумя Рождественскими? — Валентин вдруг чуть безумно хохотнул. — Хочешь сказать, всё из-за того, что я не сменил фамилию?

— В какой-то степени. Но ты бы всё равно остался богатеньким сыночком — кому надо, пронюхали бы, кто ты такой. Грязный пиар с твоей стороны мешал людям оценить труд того, кто действительно работал в поте лица, — поморщился Вирт. — Ты, эгоистичное и излишне горделивое существо, постоянно забирало у меня лавры, потому что всем приятно выстелиться перед самим Рождественским, который умеет светить глазами и адаптировать под себя чужие наработки.

Валентин вдруг задумчиво погладил пальцами её плечо. Варвара аж отвлеклась. Семьдесят восемь процентов.

— А теперь ты — калека. Убийца. Псих, потому что способ подачи информации изменился и сыграл против тебя самого. На что ты рассчитывал, придя сюда?

— О, нет. Я — не калека. Я — постчеловек, я, благодаря тебе и из-за тебя, новая ступень эволюции, — хрипло и убийственно спокойно объяснял Валентин, держа сигарету уголком губ. — А ты так жалок в своей зависти. Не способный создавать, не способный созидать — кто из нас калека, Крошка?

Вирт фыркнул.

— Крошкин, несчастное создание, Крошкин. Решил вспомнить пламенные речи, которые сделали тебя лицом лаборатории? Могли ведь подобать представителя более привлекательной наружности — говорить с патетикой мы все горазды. Скажи, чем ты был им так приятен, ты же последний эгоист, если не сказать хуже?

— Я уже объяснил. Я не повторяю по два раза.

Восемьдесят два.

Абсолют дрогнул тягучей волной, тёплой и мягкой, что качнула на себе и расцветила мерзко-жёлтое окружение в оттенки чистого золота.

— Профессор Вирт? Вы сказали сообщить, когда....

Вирт вскинул руку, заставляя молчать.

Взъерошенного, складного юношу с зелёными, как у мамы, глазами.

И родинкой на щеке.

— Данька! Данечка! — до неё с трудом дошло, что её не слышат. Ну вот же он, вот, такой живой, такой родной! Улыбается! Он улыбается! С ним всё хорошо!

Восемьдесят пять. Долго!

— Хорошо. Идите обратно, я присоединюсь к вам через пару минут.

Данька не сдвинулся. Ну конечно, любопытство не вытравить.

Варвара в панике заметалась по Абсолюту. Сейчас он уйдёт, и всё, и всё… Почему он её не узнаёт? Её физическое тело явно в Данькином поле зрения. Не видит? Промыли мозги? Она так сильно изменилась? Признаться, сама себя она тоже не сразу признала.

"Валентин

Это Данька

Данила Железный"

Вывод, вывод на голограмму, Валентин, родной, посмотри...

Ей казалось, она чувствует запах сигаретного дыма даже в Абсолюте. Запах и тепло пальцев на плече. А он всё смотрит на Вирта, и Колючка вне поля её зрения, и никто не видит её сообщений...

— Идите, — с нажимом, уже без приторности в голосе.

И Данька развернулся.

Пошёл.

Нет-нет-нет!

— Это же этот… — пискнула Колючка из ниоткуда.

—… Данила Железный.

Голос Валентина грохотнул в пустоте зала. Данька тут же уставился на него. Варвара с нервным смешком выдохнула. Девяносто.

— Что...

— Выйдите, я сказал.

—… Узнаёшь свою сестру, Данила? — громко поинтересовался Валентин, едва кивнув на неё, неподвижно сидящую перед голограммой. — Варвара Викторовна Железная. Это имя о чём-нибудь тебе говорит?

— У меня нет сестры, я один в семье, — снисходительно объяснил Данька. — И я не Данила. Я Виктор Новиков.

У Варвары сердце замерло. Вдох… Выдох… Он не серьёзно. Он забыл?.. Его заставили. Его точно заставили, как Тэцюаня, Валентин ведь говорил, что Крошкин корректирует память...

— Глянь, чё есть! — Колючка из-за кадра. Что-то позвякивает — брелок? Хорошо, хорошо, брелок, она ему дарила на день Рождения...

Данька недоуменно вскинул бровь. На балконе появился третий человек, тоже в белом халате.

— Прекрасно, прекрасно, — Вирт задумчиво хлопнул в ладоши. — Но на сегодня хватит. Виктор, вас действительно не интересует состояние ваших коллег?

— Прошу прощения.

Варвара бросилась набирать текст. Он уйдет. Уйдёт, не вспомнив, и… Всё. Другого шанса не будет.

Валентин не взглянул на экраны, или ей кажется...

— Сгущёнка, Данила.

Вирт смотрит настороженно, Данька — растерянно, второй работник настойчиво тянет его прочь. Прочь от них.

— Варёная. Ты хотя бы представляешь, как она, настоящая, выглядит? Учитывая, что ты вряд ли видел действительно варёную сгущёнку...

У Дани в глазах — страх. И тут же исчезают они в недрах здания, и скручивает Абсолют холодной злой нитью, выворачивает на изнанку, и Варвара едва заставила себя перетерпеть, не отключаться, потому что девяносто пять...

— Что он вкладывает в это слово? — Вирт подаётся вперёд, глаза сверкают хищно.

— Ты не сумел обнаружить эту милую ассоциацию? — Валентин выпустил длинную струю дыма. — Признаться, меня это тоже позабавило. А скажи, Крошка, насколько тебя ценит твоя компания?

— Крошкин, тварь, — раздраженно протянул Вирт, что-то вводя в часы. — Через пять минут здесь будет " Желтое кольцо ", задашь этот вопрос им. Если успеешь. И прекрати курить в стерильном помещении. Раз словосочетание "техника безопасности" тебе ещё семь лет назад ни о чём не говорила… Где хоть эта твоя вежливость?

— А, мне нужно быть вежливым с тобой? — Валентин бросил окурок на пол. Демонстративно растёр каблуком и закурил новую. — Я так не думаю.

Девяносто девять.

— Несчастное существо. Какой смысл жить, если не можешь думать? Я выключаю вентиляцию. Постарайтесь не ломать собственность "Фелисити" за это время, я устал объясняться перед начальством, — Вирт шагнул назад, в тень. Стихло гудение кондиционеров.

Позади что-то грохотнуло.

Сто.

Варвара рванула штекер, но длинные пальцы поддержали затылок.

Поздно.

— Колючка, стой!

Человек, сидевший до этого в бессознательном состоянии, молча бросился за дверь. Девочка — за ним.

— Не-не-не… Ай! — она шлёпнулась на пол перед самой дверью. На шаг не догнав.

Хлопок двери слился с коротким таканьем компактной турели.

— Ай.

Варвара сглотнула, прогоняя оцепенение и чувство, будто эта очередь была для неё. А она, собственно, и была для них.

Хотя, интересно ли это автоматике, лишенной системы распознавания — как же нерационально завязывать всё на один… Одно существо. Впрочем, они наверняка были уверены, что он неуязвим. Они все...

— Они не отключаются отсюда, — тихо ответила она на немой вопрос Валентина.

— А я выйти хочу, — вдруг жалобно поделилась Колючка. — И хавать. А у "Жёлтого Кольца" паралитические дротики. А у меня противоядия нету.

— Любопытно, что он может позволить себе только "Желтое Кольцо" — бесстрастно поделился Валентин. — Не лучшие наёмники славного Пекина. Может, тебя не так сильно уважают, как ты думаешь, Крошка.

Эхо затихшего зала передразнило слова, будто на манер Вирта: "Крошкин!"

— Да какая разница?! Они сейчас придут, а я жить хочу!

— Тихо.

— Чё?! Да им эти турели по боку! Мы сдох...

Колючка замолчала, придавленная холодным взглядом Валентина.

— Прощупай стены на скрытые панели.

А потом он открыл дверь.

— Что ты творишь? — рявкнула она. Вскочила, но он не пошевелился. Не здесь. Там, на одной волне с Соколом, вымеряет угол, ищет позицию — можно ли достать турель отсюда?

Пока Варвара это поняла, прошло несколько страшных, панических мгновений...

Сжатый кулак чувствительно кололо.

Чем? — Листочком.

Клочком бумажки с последовательностью компьютеров и запиской "не касайся его".

Варвара тупо уставилась на него. Что делать? Сидеть тут нельзя. Выйти нельзя. Отключить нельзя. Стекло не бьётся. Ряд чисел не закончен. Там, за спиной — рык турели!

— Промах, — спокойно прокомментировал Валентин. Колючка истерически застонала… Стихла, продолжая суматошно шарить по стенам.

Ряд чисел.

Зачем давать инструкции технику, если ряд не закончен?

Шесть, шестьдесят три, семь, девяноста четыре, восемь, сорок шесть, знак вопроса… и "не касайся его". А тот парень как раз выключил сорок шестой.

— Шесть, семь, восемь, следующий — девять, — бормотала она, усилием воли не глядя на стоящего у самых дверей Валентина и игнорируя жёсткую брань Колючки, — это понятно, а остальные...

Девятый — он нашёлся в конце зала — сиротливо погас. А дальше?

Разница чисел? слишком просто. Произведение? Не складывается. Квадрат? Нет...

— Ва-ря, ну помоги, чего стоишь! — обиженно взвизгнула Колючка. Щелчок — пуля вгрызлась в косяк.

Варвара моргнула.

— Квадрат!

— Ва-ря, ты сдохнуть тут хочешь?!

Но он не ответила, чуть ли не бегом бросаясь к терминалу.

"Выполнить завершение работы?"

— Да, да, быстрее, чтоб тебя...

И восемнадцатый терминал покорно погас.

И ничего.

Ничего.

— Ай-я май-я, тупая стена! — взвизгнула Колючка, пиная белый пластик.

Дрон огрызнулся на турель. Судя по звуку, возможно, удачно.

Валентин спокойно вынул новую сигарету.

И тогда зашептали сервоприводы, заговорили, как те, что в руке Валентина, но в разы громче и грубее.

С утробными щелчками площадка перед главным компьютером чуть приспустилась, голограмма сменила цвет на зелёный.

В мёртвой тишине коридора послышались далёкие быстрые шаги.

А через минуту зал опустел.

***

Внизу было прохладно. Один из верхних этажей небоскреба, о существовании которого, оказывается, и не подозревал лифт — он его даже не посчитал — заменял собой подвал. Да, здесь, в свете аварийных ламп и среди окованных железными листами стен нельзя было и предположить, что они на сто двадцать втором этаже.

Было сухо. Пахло спиртом. Ещё электроникой… И пустотой. Варваре не нужно было ни Колючкиных навыков, ни сенсоров дрона, чтобы кожей почувствовать — здесь пусто. Уже. Будто заходишь в ночной клуб днём или продуктовый рано утром. Пусто. Глухо. Не-живо.

Ещё тут пахло страхом. Но Варвара перестала бояться — Данька жив. Это знание затмевало собой почти всё.

Почему-то об эстетике здесь никто особо не позаботился — пыльные полы не спешили вылизать до блеска, свисающие с потолка провода никому не пришло в голову убрать в короба или, хотя бы, закрепить получше, а освещение даже не попытались сделать более естественным для глаз. Впрочем, последнее даже неплохо — Валентину не придётся болезненно щуриться.

— Вам не кажется странным, что братец опять сдох? — невинным голосом поинтересовалась Колючка, напряжённо дёргая вываливающийся из Мо синтепон.

— Ты меня до инфаркта доведёшь такими заявлениями.

— Не могу подтвердить или опровергнуть слова Колючки, — глухо отозвался Валентин через некоторое время, уловив Варварин вопросительный взгляд. — Подобный эффект может достигаться за счёт искусственно генерируемого поля, отсекающего часть Абсолюта от всего пространства… Или устраивающего вакуум внутри, — его вдруг заметно передёрнуло. — Помните, мы с вами говорили о помехах? Это оно.

Он глубоко затянулся.

— Фактически единственная вещь, что была вне моей компетенции… — он замолчал, не договорив. Только кончик сигареты едва заметно тлел во тьме.

— А физически его преодолеть можно? — тихо уточнила Варвара.

Валентин только кивнул.

Повисла страшная, неловкая тишина. И разбавить её было не чем.

— Тут пахнет безумием, — вклинилась наконец Колючка, перестав на мгновение мучить макаку. — Тут есть кусочки. Они кричат.

— Что за кусочки? — Варвара поёжилась, глядя, как Валентин спокойно осматривает аппаратуру, по какой-то равнодушно скользит длинными пальцами, какую-то вовсе игнорирует. Ничего не записывает, вопреки обыкновению. Это… Пугало.

— Людей.

Варвара вздрогнула.

— Тут даже есть кусочек нашего братца.

— Это фрагменты памяти, — монотонно объяснил Валентин, касаясь невидимой в полумраке панели. — Смотрите.

В ответ на его манипуляции пара экранов, вмонтированных в шкафы наподобие тех ЭВМ позапрошлого века, приветственно моргнула. Показались графики — Варвара не понимала странных сокращений на латинице, но Валентину, видимо, они о многом говорили.

— Очаровательно, не правда ли? Он всё-таки его доработал, — Валентин вздохнул. — Признаться, мне даже могло быть жаль лишать его жизни. Всё — зависть. Никогда не понимал этого чувства.

Варвара молча подняла на него глаза. Ей было страшно. Лютый холод сжимал под челюстью — что с ним станет? Кем он станет? Что останется от Валентина, от любопытного, верного до безумия, по-своему человечного Валентина, когда падёт от его руки пусть ненавистный, но ничего уже не способный изменить человек? Человек ли, но не это важно. Вдруг… Он умрёт вместе с ним. Не физически, об этом она не могла думать в принципе. Что становится с человеком, когда он исполняет месть? А после?..

— Или он, или я, ma chere amie, tertium non datur.

— Жизнь — превыше всего, — скупо резанула она его цитатой, прямо встречая страшный, стеклянный взгляд. — Тебя касается.

— Только если в ней есть смысл, или она приносит пользу, — механически отозвался он и больше ни разу не взглянул на неё, отгородившись пустым бессмысленным молчанием. А она не знала, как его преодолеть. Знала другое: слова — пустой звон. Суть в действиях.

А уж это за ней не заржавеет.

Во вновь накрывшем их гнетущем молчании она щёлкала по сенсорам, просматривая ошибки. Такие же, как там, в серверной, где… Не стало Алексея.

Щёлкнул штекер в затылке — реальность сменилась жёлтым Абсолютом. Таким пустым. Даже у колокольчиков появилось несвойственное им эхо.

Пространство выглядело… Как библиотека. Сплошные стеллажи, мягкий ковёр посередине зала и глубокое кресло спинкой к ней. Странное тревожно-жёлтое кресло.

Варвара провела по шершавой обивке. К пальцам пристало что-то жёсткое, рука онемела — длинная шерстинка с гривы дракона скользнула между пальцев и упала на пол. Всё, что осталось. "Не касайся его". Ну да. Хороший совет.

Из кресла всхлипнули.

— Кто ты? — голос Варвары звучал гулким эхом.

Человек в кресле не шевельнулся. Сгорбившийся, поджавший ноги, мужчина азиатского происхождения с плоским, что морда у мопса, лицом и запавшими глазами поднял на неё взгляд.

— Хи-хи.

— Как тебя зовут?

Мужчина будто задумался. Потом расплылся в глупой улыбке.

— Ха-а.

— Понятно, — Варвара подняла книгу, лежавшую у кресла. Красная обложка, никакой картинки. Мужчина в кресле принялся раскачиваться вперёд-назад, не меняя глуповатого выражения лица.

— Твоя книга?

— Хе-хе-х. Ха-а!

Он загоготал. Абсолют испугано приглушил колокольца.

"Эксперимент номер 313: Крысиный король."

— Странные книги ты читаешь, — Варвара листнула вперёд.

"Частичная оцифровка сознания (см. В. А. Рождественский, пр. "Переход" ) с последующим объединением полученных материалов (см. Е. Г. Крошкин, пр. "Обновление — 1" ). Удаленный контроль — тесты завершены. Начало проекта: 21.10.99"

Варвара поморщилась. Ассоциация Даньки и других ребят с мерзким клубком крыс претила.

"Эксперимент номер 257: Железный Кулак"

"Коррекция памяти методом частичной замены кластеров (см. Е. Г. Крошкин, пр. " Обновление — 2" ), установка имплантов экспериментальной серии La-100N по схемам принудительного сживления В. Рождественского, цель — обнаружение предела возможностей принятия организма..."

— Гении в песочнице, — скривилась Варвара, вспоминая слова Тэцюаня. Играют с чужими игрушками, а потом идут отбирать их друг у друга. Вот только не пластмассовой лопаткой… А людьми-пешками.

Она зло листнула дальше. Она не герой и не гений. Она больше никого терять не намерена, и к чёрту морализаторство.

— Ы-ы, — согласился человек и уставился на свои пальцы ног.

"Эксперимент номер 270: Лун."

Текста не было, вместо этого — дрожащий голос на аудио:

"Это не софт. Это, чёрт возьми, не Наблюдатель. Он чуть не сравнял "Фелисити" с землёй. Как он им управляет? Чем? Не знаю. Если бы его не выключили физически, не просто "Фелисити", Сеть! Мы бы лишились Сети!

Он прекрасен. Он до сих пор повинуется этому киборгу, даже без входа того в Абсолют. Киборг запер его на наших серверах.

Я думаю, защиты совершеннее человечество ещё не придумало.

А ещё я думаю, что это тот самый Джек Лун. Но босс говорит, я слишком много думаю для штатного безопасника..."

Сухая рука неуверенно цапнула её за запястье. Так неожиданно, что Варвара отпрыгнула. Мужчина свалился с кресла.

У него синели глаза.

— Почита-ай? — её голосом, её собственным голосом попросил он, а Варвара еле подавила крик — у неё немела рука, а у него на лице расцветала улыбка — Варварина улыбка.

— Ты Джек, — она вырвалась, отскочила. — Дракон. Ты убил Алексея.

— Джеки, — мужчина хихикнул. — Джеки Лун[1].

Он схватился за сердце.

— Джеки больно. Джеки больше не Лун.

Мужчина оскалился. Неестественно широко для человека… И бросился на неё.

За секунду до этого Варвара рванула штекер.

Обиженный плач добежал по кабелю.

Он жив. Он жив! А смертно ли сознание?

Варвара не заметила, что из этого сказала в слух. Лишь молча стояла под рёв Сокола и жалобный треск разлетающейся в клочья аппаратуры.

Валентин спокойно наблюдал.

Губы подрагивали в кривой, болезненной улыбке.

***

Охрана так и не пришла. Никого — по крайней мере, собиравшегося их останавливать — единственная встреченная женщина заперлась в одной из многочисленных дверей, стоило им лишь появиться. Ну… Местный персонал Варвара понимала — вряд ли человек с достаточным инстинктом самосохранения будет контактировать с вооружёнными людьми. Она вдруг хмыкнула про себя, удивляясь мыслям — они совершают вооружённое нападение на сверхсекретную лабораторию. Смешно, аж выть хочется.

Оставшийся путь они шли во мраке и тишине — после разноса Валентина электроснабжение опять упало.

Но место, куда они шли, работало автономно — панели управления спокойно и стандартно горели синим.

Дверь эта, страшная, роковая дверь, ничем не отличалась от других — белая, с чуть сероватыми канавками, изображающими два треугольника в кольце — незамысловатое сочетание брендов "Фелисити-ин" и"Дубль-В". Когда же они зашли, Варваре показалось, что они… Нырнули, но из воды. Именно нырнули, будто существовали до этого в воде, а в холодный кусачий воздух бросались, как в море. Колючка охнула и схватилась за подол Варвариной куртки.

Но спросить девочку, как она, Варвара не успела — перед её глазами были три капсулы с людьми, чьи лица она знала по фотографиям пропавших Абсолютных, и… Данька, удивлённо смотрящий на неё, только на неё.

А ещё Вирт, плавным, будто замедленным движением приставляющий пистолет тому под челюсть.

— Профе… Э… — Данька покосился назад, да так обиженно, как только раз смотрел на неё в детстве, когда она говорила ему, где отец. — Почему?!

Почему. Варвара бы тоже спросила, если бы не забыла дышать — вот он, такой живой, такой родной, руку протяни!.. Но нет, неверный шаг — и Варвару лишат его, снова, навсегда, взаправду, у неё на глазах!

Буквально чувствовала кожей, как напряжён Валентин, как выцветшие глаза горят хромированной сталью, как дрон готов сделать выстрел, на секунду опережая мысль хозяина… На мгновение стало страшно — выстрелит. Лишь на мгновение — он не тронет Даньку.

— Почему вы мной прикрываетесь?! — до Даньки, похоже, слабо доходило, что он на мушке — эти картинные взмахи руками, которые он столь любил, были так не к месту. — Вы сказали, что...

— Тебя они не убьют, — спокойно перебил Вирт, оценивающе глядя на Валентина. — По крайней мере, женская аудитория. А ты, Рождественский? Сможешь?

Валентин не ответил, цепко глядя по сторонам, но Варвара знала — дрон до сих пор следит за Виртом. Знал это и сам Вирт, судя по тому, как напряженно облизнул сухие губы.

— Отвечай!

— Мне жаль, Евгений, — бездушно проговорил Валентин. — Если бы на моём месте был Зубов, вы бы договорились.

Кривая улыбка осенила тонкие губы.

— Но ты его убил.

Она не слышала тихого щелчка, что предшествует выстрелу дрона. Не увидела лёгкое сокращение мимических мышц, которое на доли секунды искажает лицо Валентина при выстреле. Но чувствовала всё это.

Как и густой звон сладковатого на вкус воздуха.

В глазах у Даньки — лютый страх.

Страх смерти.

Но смерти нет.

Глухой удар!

Как крысы в видео, молодые люди в пробирках — она узнала всех — стучат по своим капсулам-тюрьмам. Поворот головы — ладонь к стеклу, стук! Следующий!

И Колючка. Глаза горят, полыхают жёлтым, и голову повернула, и руку вытянула, ровно так, как они.

Чёрное дуло тяжелого пистолета, что хищно упиралось в шею Даньки, развернулось. Чтобы выплюнуть девять грамм девочке в сердце.

Варвара бросается наперерез. Без мыслей. На автомате.

Лопается, разрывается в воздухе — пуля достигает цели.

Не та пуля.

Данька падает на колени, Вирт смотрит на свою руку — пальцы в крови, пистолет на полу, — Валентин бесстрастен со знаком минус, не человек, но машина, и дрон с чуть дымящимся дулом автомата, как его неявное продолжение.

— Чёртовы азиаты из "Жёлтого Кольца" никогда не приходят во время, — сплёвывает Вирт.

Ещё выстрел.

Трое в пробирках ужасающе синхронно бьют в стекло.

— Данька!

Варвара точно знала, что делать. Это было единственным, что вообще крутилось в голове.

Она бросилась к Даньке, закрыла его собой. Воздух завибрировал. Аппаратура гудела. Что-то злобно такнуло, ещё, ещё, взлетела пыль и крошка плитки — Варвара ринулась под столы, таща его за собой, а тот не сопротивлялся, лишь цеплялся за рукав и что-то шептал...

— Сгущёнка, — он вскинул голову, замер в её объятиях, как зверёк. — Я-а Данька. Я-а тебя п-помню.

И всё.

Под страшное таканье, в котором тонули стуки ладоней о стекло и шорохи будто далёкой борьбы она судорожно обнимала Даньку, а он — её, так, как никогда, так, будто от этого зависели их жизни… Так, будто роднее им не было никого.

Шорох стих. Выстрелы остались. Варвара вскрикнула — ногу по касательной горячо куснула пуля.

— Там ту-урель, — пояснил Данька, перепугано хлопая её по плечу, — Она выключается во-он там...

— Нас убьёт.

— Тогда через Абсолют… — он высунул руку и тут же отдёрнул — стол, к счастью, из оказавшегося пуленепробиваемым пластика дрогнул под скупой очередью. — На кабель, он к основному компу...

— Колючка! — крикнула Варвара, пытаясь перекричать шум. — Валентин!

— Я здесь! — высоким, чистым голосом на идеальном китайском пропели откуда-то из глубин лаборатории...

— Я здесь… Я здесь… Я здесь… — ответили из пробирок, потусторонне, странными голосами — явно не могли говорить в таком состоянии...

— Мать моя!.. — выдал Данька.

— Не выражайся! — согласилась Варвара. — Как у тебя со входом?

— Нормально! Давай на три. Раз, два...

И щёлкает штекер в затылке. Валентин так и не ответил.

— Это будет не смешно, Рождественский, — отчаянно процедила она… И замерла, ослеплённая бесконечно преломляющим льющиеся из ниоткуда солнечные лучи замком из золотистого стекла. и странным чувством — будто песня колокольчиков стала чище и холоднее.

— Ты даже тут его поминаешь? — хмыкнули сзади. — Ты же его вечно поминала?

— А ты это помнишь, — с долей радости ответила ему, в Абсолюте ещё более красивому, чем в реале, тому самому Даньке с ехидной улыбкой и добрыми глазами, от присутствия которого в пространстве становилось дышать легче и хотелось смеяться — он есть. Он здесь. Он с ней...

— Слушай, я только что узнал, что я Данила, порадуйся уже этому! Кстати, тот жуткий мужик не врал? Если бы меня мать Витей назвала, я б не пережил… Погоди, кто моя мать? — Данька замер. — А отец?! Скажи, что не то чучело!..

— Сам чучело огородное! Не годится он тебе в отцы, лучше к турели веди!

— Слава Абсолюту! Вот тебя я теперь узнаю, да...

Он не испытывал больше страха. Ещё бы — в родной стихии...

По замку Данька двигался ловко и быстро, Варвара не успевала рассмотреть ничего, да и зачем? Быстрее, быстрее, отключить, найти Валентина — он не мог умереть, он же два раза воскресал! — и исчезнуть отсюда, из этого пахнущего пылью и палёной электроникой ада, и не вспоминать, не вспоминать...

Варвара запуталась в коридорах. Окончательно и беспросветно.

Внезапно из-за угла вывернула девочка. Светилась неимоверно ярко, что больно было смотреть, двигалась плавно, будто привидение...

Колючка.

Варвара это нутром чуяла.

Почему они видят друг друга? Валентин бы объяснил. Валентин… Он жив, жив, жив! И никак иначе! Потому что тогда лютый страх хватает за горло и душит, жжёт холодом — она не могла больше выносить мыслей о гибели родных людей. Хватит. Хватит!

— Э-это что?! — Данька дернулся, но Колючка только всплеснула излучаемым сиянием.

— Выпусти, — четыре голоса враз, аж с ума сводит. — Мы умирать не хочу.

— А ещё чего не хочешь? Профессор сказал, нельзя прерывать...

— Ай-я, я им выжить поможем, ты только меня выпусти нас, а, — Колючка взвизгнула, совсем по-детски, где-то в реале, и на секунду исчезла.

— Турель сначала! Данька, где?!

— Там! — он свернул. Право, верх, верх, лево, вперёд.

Сияющий золотом зал с двумя столами. И Наблюдателями с тремя стаканами у каждого.

— К левому иди, на пятом движении он перекидывает из крайнего в средний, — наспех сообщил Данька, — попытка одна, не промажь.

Варвара подлетела к столу. Наблюдатель хищно улыбнулся. Щёлкнули стаканчики.

Вжух, вжух — скользят по лакированной столешнице, аккомпанируя страшному таканью и опасливому перезвону Абсолюта.

Раз, два, три — стаканчики мелькают на грани восприятия, хоть она и замедлила их силой воли. Четыре, пять — кажется, что в левом, но если верить Даньке, то в центре.

Руки Наблюдателя ловкие. На пальцах — перстни, и в их камнях сверкают кадры — Валентин, Колючка, мама, мимолётно, но если присмотреться...

Нельзя!

Варвара вздрогнула. Который стаканчик?

Наблюдатель издевательски провёл рукой над стаканчиками. Выбирай, мол...

— Левый, — голос трескуче-сухой в этом страшном гуле. Наблюдатель хохочет, и по позвоночнику парализующий холод — не уследила?

Удар!

Стаканчики взлетают от хлопка по столешнице.

Синий камушек на столе.

Под левым.

Таканье стихает.

— О, не потеряла навыки, — беспечно хихикнул Данька, похлопывая её по плечу. — А теперь объясни мне, что происходит? У меня галлюцинации и провалы в памяти. И башка болит. И… Эй, ты слушаешь?

Варвара нахмурилась.

— Гарью пахнет, — она дернулась было к штекеру, но Данька вскинул руку — "стой". Потом исчез, буквально на секунду, и вновь появился.

— И правда, горим! Я и не знал, кстати, что у профессора тут такие пушки! Так что происходит-то?

— Я потом объясню, — Варвара сцапала штекер, но Данька перехватил её руку.

— Они же сгорят трое! Я не знаю, какого чёрта с ними творит твоя китаёза, но выключают их именно отсюда, — он ухмыльнулся. — Я в одного не смогу, прикинь?

Варвара замерла, сжав кулаки, и тут же вскрикнула — забинтованный палец дёрнуло острой болью.

— Ты не видел там мужчину с дроном?

— Того носатого маньяка? Н-нэ, там только китаёза.

— Он не маньяк, — резанула Варвара. — Что надо делать?..

***

А надо было играть в "колыбель для кошки".

— Я думала, будет что-то посерьёзнее, — нервно хмыкнула Варвара, вместе с Данькой перехватывая нить в пальцах. Это была любимая Данькина игра детства.

— Профессор Вирт иногда жутко сентиментальный, — Данька ловко сбросил нить. Варвара аж поперхнулась. Сентиментальный. Впрочем, безумцы бывают сентиментальными живодёрами… — Попробуй распутай, когда тебе Дракоша на ухо клацает. Его тут положили только что, я вообще не думал, что так можно!

Данька вдруг замер.

— Варька, ты что ли? — он картинно отвесил челюсть. — Н-ну, беру свои слова обратно… Я же обзывал тебя неумёхой? Или это глюки?..

— Не я, — перебила Варвара. — Ты ещё помнишь, что там пожар в реале?

— А, да, точно, — Данька нисколько не боялся. Абсолютные не так чутко чувствуют своё физическое тело. Особо увлечённые натуры доводят себя до полного физического истощения — это отсутствие контроля было единственным недостатком Абсолютных перед такими, как она. — Эх, Дракошу жалко! Он был таким красавцем… Нам давали его усовершенствовать. Он гипнотизировал благодаря Линде, носился как угорелый, благодаря Нику… А У Гохуа совсем недавно позволил ему путешествовать по сети — теперь в два раза дальше от сервера! Только он с перепугу где-то электросеть положил… Ну да ладно, во имя науки ж. Ну а я до этого завязал на него все операции в локальной сети — ИИ имеет право контролировать собственное пространство, правда? Совсем недавно закончил. Вирт был так горд...

— Так вот почему мне отказали в доступе, — пробормотала Варвара. Вот почему… Не вернулся Алексей. — Я могла бы успеть...

— Алё-о, ты ж сама сказала, что горим, чего тормозишь?

Варвара закивала, вновь перебирая пальцами. Он не виноват. Он ничего не знал. Он не предполагал, что так получится… Данька! Не дал уберечь Алексея. Но он не хотел… Конечно.

Щелчок в реале — они сплели правильно. Светлым пятном на грани сознания маячит Колючка и ещё одна фигура, то ли она упала и Колючка заставляет её встать, то ли наоборот — та тянет девочку вниз.

Вторая колыбель.

Из-за Даньки погиб Алексей. Один близкий человек ради другого. Как же так?

Пахнет гарью. Уже близко.

Холодок по загривку — Валентину нельзя об этом знать.

— Раз петля, два петля… — не вяжется задорная улыбка Даньки с ситуацией. — Как ты сюда попала? Он тебя пригласил на бета-тест? Чего вы молчали, кстати? Я вам писал, вообще-то, прикинь!

— Пригласил! Молчали! — нервный смешок Варвара подавить не смогла. — Да это ты молчал! Оставил бредовое сообщение и исчез, всё! Я искала тебя в таких местах, я… Я думала, ты погиб, чёрт возьми!

— Чего-о? Да я тебе каждый день писал, звонил, а ты не отвечала, гордая сильно! Я даже в Абсолюте к тебе приходил, пока оборудование не начали тестировать, кто ж виноват, что ты так и не научилась с ним обращаться?! Или… Или не было этого? Да нет, было, иначе откуда бы я знал...

— Гордая? — Варвара поперхнулась, закашлялась от щипучего воздуха. — Да я только и делала… Что почту проверяла… Ты… Ты пришёл два раза, понимаешь? Я сутками оттуда не вылезала...

— Ну, может, я просто был близко к полю… Но профессор Вирт обещал, что связь есть, это вы сами молчите! Я даже его процитировать могу!

— А потом ты исчез из Абсолюта, погиб!

— Да ну тебя к чёрту! Я просто был в зоне действия поля на время испытаний!.. Это включено в контракт!

— Какой контракт?! — опешила Варвара.

Вторая колыбелька готова.

Колючка сдавленно охает издалека. Справится ли? Как она вообще это делает? И не спросить сейчас...

Светящийся силуэт призывно машет рукой.

Они берутся за третью.

— Мне же стажировку предлагали.

— Ты рассказывал.

— Да, а потом ты в очередной раз выбесила меня своим тотальным контролем, и я поинтересовался, нельзя ли пораньше. А мне предложили прямо сразу! Не знаю, в универе такая странная организация. И я уехал! Потому что я — самостоятельный человек! И я позвонил тебе с аэропорта!

— Да не было у меня звонков, — простонала Варвара. Какая глупость, какая глупость, а! — Кто тебя вообще пустил без нашего согласия?

— Ха, я сам себе согласие — да я когда в седьмом классе прогуливал, ещё тогда делал себе справки с маминой подписью. Но я понял, я всё понял, прости, прости, я… — он вздрогнул. — Я только сейчас вспоминаю. Как твоё лицо вижу. До этого… Какое-то время назад… Я даже не думал об этом. Как-то… Провалом. Как зовут маму?

— Мария Леонидовна Железная.

— А, да… Чёрт, как я забыл… Почему я ни черта не помню?!

— Потому что твой любезный профессор почистил тебе память! — бросила она и на секунду замерла. Их пальцы соприкоснулись. — Данька… Ты помнишь, из-за чего мы поссорились?

Он удивленно замер.

— Ты знаешь… Я ни одной темы наших ссор не помню. Я и… И чего злился на вас, помню не особо… Чёртовы провалы...

— Не провалы, — горько поделилась она. — Потому что я тоже не помню. Совсем, понимаешь? Мы… В любую минуту можем заживо сгореть. Но что нас привело к этому...

—… мы не помним. Секу. Варёк… — он машинально перекинул петлю. — Прости.

— Это ты меня прости. За всё.

Ещё щелчок — третья.

Варвара выхватывает штекер. Не той рукой — мизинец простреливает снова, от этого рывок резкий, и голова дёргается. Бум! Затылок о стол.

— Чёрт бы тебя… А!

Огонь лижет их стол. Огонь слепит глаза. А она дышать не может, вдохнуть!

Данька грубо выталкивает из-под стола.

— Пошли, там вых… Кха… Выход!

У дверей — Колючка, стоит, гордо подняв голову, не уличная замарашка, но настоящая ведьма — глаза горят, сама уверена, что так и надо, и жмутся, жмутся к ней трое дрожащих людей, сами не понимая, кто они и что творят, но безукоризненно ей доверяя.

Позади — огонь. Ей хватает мельком обернуться, чтобы увидеть пламя и изгрызенную пулями дверь. И мазок окровавленной пятерни.

Данька тянет за рукав. Колючка идёт — медленно, и за ней — те трое.

— Да пошли же, че… Что ты стоишь?!

— Иди, — Варвара судорожно тряхнула его за плечи. — Иди! С… Колючкой!

Гарь щипала горло. Глаза слезились.

— Сгущёнка, ты дура?!

— Иди! — рявкнула, и откуда силы? — Иди отсюда, и не смейте сдохнуть!

— А ты?..

Но она уже не отвечала. Оттолкнула его вслед за уходящей Колючкой… И бросилась через огонь. Всегда боялась открытого пламени, но вспомнила об этом, лишь оказавшись у второй двери. И услышав вдогонку отчаянное:

— Варька!

***

Коридоры были белы, как мел, и красны, как кровь. Именно так — на светлых панелях сверкали алые всполохи аварийных ламп. Выла пожарная тревога. А Варвара бежала. Задыхалась. Снова бежала — по следам пуль и крови, иногда наугад.

За каждым поворотом боялась увидеть его окровавленный труп.

Трупов не было.

Бесконечные коридоры...

Он был нужен ей. Живым. И она бежала, плутала, искала, потому что родных не бросают. Данька и Колючка справятся, выберутся, потому что есть мама, которая ждёт. А Валентина… Не ждёт теперь никто. Кроме неё.

За углом — шорох.

Варвара выскочила из-за стены. Лестница. Белая лестница и шаги.

— Валентин!..

Она бросилась вверх, на звук. Гулко — ступени под ногами. Страшно — в ушах сердце. Дико — это последний этаж, дальше лишь крыша...

Позади — тоже шаги!

Она обернулась на краткий миг.

И запнулась. Вопль отскочил от стен.

За ней бежал Тэцюань. С издевательским значком в виде жёлтого кольца на рукаве — вот и все, кто пришёл на помощь своему заказчику. Впрочем, и этого хватит.

— Мало тебе трупов, — сплюнула она… И бросилась выше.

Потому что, в сущности, противопоставить Тэцюаню ей было нечего — что она могла, пусть даже с пистолетом, о котором вспомнила только сейчас, против человека, который ловит пули голыми руками?

И ни кадочки с цветами, ни шкафа, как в фильмах, просто голые стены. Ступени. Стены. Ступени...

Порывом ветра её чуть не сбило. Судорожно глотнула пьянящего воздуха — небо ясное, чёрное, на горизонте брезжит жёлтый рассвет, а под ногами — бездна.

Крыша — не плоская площадка, но чертовщина пьяного архитектора — пластиковые и стальные дорожки пересекаются, переплетаются, вьются вокруг опор — шаг в сторону, и сверкающей бездне привет.

В ушах свистит. За колонной!

Мелькнули полы пальто.

— Валентин!

Слова срывает ветром. Крошит над мегаполисом.

Вперёд!

Она не услышала дыхания Тэцюаня. Будто он и не нуждался в кислороде. Но то, что Варвару грубо схватили за куртку и бросили — она ощутила ясно. Выставила руки — и глухо взвыла от боли в мизинце, такой, будто снова сломала.

— Ты лишняя здесь, — механический голос звучал как из ваты, когда она судорожно вжималась в узкую стальную ленту конструкции, подвывая от сводящей руку боли. — Их ничто не спасёт — они мне оба ответят. А ты можешь жить, если не сглупишь. Уходи.

Она упрямо дёрнула головой. Боялась отпустить конструкцию — ветер сбросит прочь. Он её убьёт. Выстрелит в спину. Кровь её будет на белом пластике.

Или он убьёт его. Что ещё страшнее — она увидит эту кровь.

Нет. Нет. Не-ет...

Будто он не на высоте, не пригибаясь, пружинящим шагом Тэцюань перешагнул через Варвару. Пошёл вперёд. За ними. За ним. Она привстала на четвереньках. Левой рукой — к пистолету.

Она умрёт. Точно. Что останется от трупа, если он упадёт со сто двадцать четвертого этажа?

Наверное, в полёте красиво.

Может, она это увидит.

Зато Данька жив.

Зато...

— Самоубийца, — голос его ветер унести не может — так он тяжёл. Вот сейчас он её точно пришьёт. А она не может спроворить с пистолетом. Как левши с этим живут? Надо спросить у Валентина… Да, пусть это будет её мечтой.

Она видит "Кобру" и скалящегося с руки дракона.

Выстрел!

Рвёт воздух.

Взметнулись всполохи мегаполиса. Покачнулся мир...

Странно, что пистолет не выпал из рук. Она думала, мышцы перестают сокращаться… Она думала, что мёртвые не думают.

Перед ней со звоном падает пуля. 12,7 мм.

У Валентина страшное лицо.

Ещё и ещё — два клинка на руке ловят блики рассвета, он шагает вперёд, дрон лает на Тэцюаня одиночными выстрелами, и тот вздрагивает, а пули одна за другой падают у неё перед лицом, бесполезные.

Дрон замирает.

Пистолет под челюсть, лезвия к рёбрам — Вирт и Рождественский — оба друг друга стоят, оба по-своему безумны, но кто-то из них человек, а кто-то — нет, и суть не в количестве железа на кубический сантиметр тела.

Тэцюань теперь держит на мушке обоих. К ней спиной.

Итак, их было четверо.

Три пистолета, один дрон.

И она, наконец-то справившаяся с оружием.

Страха нет. Дрожи нет. Ветра нет.

Есть серые глаза.

И вакуум, в котором хлопнуло.

Синхронно, оглушительно — так поёт реквием раскалённый металл.

Звук этот Варваре врезался в память. Как и падающие в сияющую бездну чёрные тени. Как круговорот ночных огней Пекина, потерянный горизонт, переворачивающаяся линза неба. Как и огонь, рвущийся из окон внизу с запахами гари и озона.

А ещё немой, рвущийся из самых недр крик, полосующий лёгкие.

Finita la comedia.

Итак… Было их четверо.