Глава седьмая

Санкт-Петербург. Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Первый уровень.

Свежие морозные узоры на окне второй переговорной расцветали невиданной красоты цветами, вихрились точёными гранями, искрились яркими огоньками, отражая утреннюю иллюминацию большого города. Тень задумчиво провела пальцем по стеклу, прокладывая ведомые только ей невидимые тропинки. Потом прижалась носом и коротко дыхнула — но от её дыхания, никак не пропитанного теплом человеческой жизни, на мёрзлом окне не появилось ни единой проталинки. Только тёмно-серые жилки на миг пробежали по белому кружеву — и исчезли. За спиной раздался звук открывшейся двери, и Тень резко отлипла от стекла, оборачиваясь.

«Ну, наконец-то».

В довольно вместительном помещении внезапно стало многолюдно. Возглавлявший нестройную компанию новоприбывших Александр Евгениевич поклонился временной сотруднице, оставил трость на подставке и занял подобающее ему место во главе небольшого — на шесть персон — стола. Палач и Птаха немедленно устремились к подоконнику и с нарочито-шуточной вознёй принялись устраиваться там, основательно потеснив Тень. Та ответила на их приветствия и со смешком переместилась на стоявший в углу декоративный столик. Она прекрасно понимала смысл этой пантомимы: Палач взял на себя функции Воина, оттеняя серьёзность происходящего и поведение Светлова. Остальные сотрудники утрудили себя лишь формальными кивками-приветствиями и разместились за тем же столом, что и Светлов, изредка косясь на Палача. Среди них выделялся один: массивный светловолосый детина с ярко выраженной скандинавской внешностью, по манерам и повадкам — старший группы. Палач с усмешкой отрекомендовал их Тени:

— Это мои орлы. Будут работать параллельно с тобой и, в принципе, под твоим началом. То есть, по той информации, которую ты будешь им выдавать.

— О, так это мои рабы? — мигом оживилась та, подскакивая на цыпочки и вытягивая шею, чтобы лучше всех разглядеть. — Отлично! Они хоть знают, на какую кабалу подписываются в моём лице? Мне же нужно будет… носить… кофе!

Последнее слово она выдохнула театральным полушёпотом и одновременно сделала страшные глаза в сторону Светлова.

— «Алехандро, ты не говорил, что мне придётся с кем-то там работать. Не хочу обижать мальчиков, но зачем они мне?»

— Они будут носить не кофе, а агентурные сведения, — нравоучительно пояснил Палач. — И потом, мы же не можем отпустить тебя на такое задание в гордом одиночестве. Поддержка — это такая штука, которая никогда не помешает.

Синхронно с его словами в голове Тени зазвучал голос Александра Евгениевича:

— «Тень, прошу, пойми меня правильно. Это одно из секретных дел первостепенной важности. Нам нужны, в том числе, и полноценные отчёты, которые ты, уж прости, составить попросту не в силах. Кроме того, они всё-таки не твои подчинённые. Данные молодые люди — поддержка, лишние руки, ноги и глаза, которые могут тебе серьёзно помочь в случае необходимости. И потом, никто не заставляет тебя с ними возиться. Один контакт в неделю-две, обмен информацией, и пожалуйста — действуй, как тебе заблагорассудится».

— Поверьте, госпожа Тень, мы полезные рабы, — с улыбкой произнёс тот, кого Тень определила в «старшие». — Кофе — это самое малое из того, что мы можем.

— А опахала? — закапризничала вольнонаёмная помощница, накручивая на палец непослушный локон. — А виноград на золотых тарелках? А… как там было? Ванну из ослиного молока?

— Всё будет, как закажете, честное слово, — заверил её светловолосый со всей серьёзностью, но глаза его смеялись.

— «Понимает шутку юмора. Молодец. Но отчёты! Мне не нужно будет писать отчёты! Алехандро, я тебя люблю!»

Сбросив маску избалованной принцессы, Тень рассмеялась и воплотилась на ближайшем стуле, опасно раскачиваясь на одной его ножке.

— Добро! Шутки в сторону. Давайте знакомиться, что ли… орлы.

Палач милостивым кивком уступил право главе группы самому представить себя и подчинённых.

— Я Ольгерд, — отрекомендовался предполагаемый потомок викингов, поднимаясь и отвешивая поклон. — Это — Хром, Арнольд и наш боевой аналитик — Ильяс. Формально он, конечно, в Первом отделе, но фактически уже полгода как работает с нашей группой, так что его вполне можно считать за «орла».

Поименованные оперативники по очереди вставали и кланялись. Первые двое представляли собою классических «бархатников»: средний рост, вес, неприметные черты лица и неопределённо-русый цвет волос. Ольгерд на их фоне выделялся, будто алый кленовый лист среди голых ветвей. Старшинство его было неоспоримо ещё и по этому признаку. Мало какой обладатель яркой внешности мог полноценно работать в Третьем отделе, кредо которого состояло в незаметности. Но если уж мог, то это означало несомненное мастерство в своём деле.

Аккуратный, как и все аналитики, Ильяс явно перешагнул сорокалетний рубеж, и сидячая работа вкупе с возрастом наложили на него свою нерушимую печать. Но и второй подбородок, и пузцо, и первые морщины лишь оттеняли внимательный, умный взгляд ясных светло-карих глаз. А лёгкость, с которой он совершил приветственный поклон, не оставляла сомнений: этот полненький живчик даст фору многим своим сверстникам.

— У нас будет малый передвижной штаб, возможность экстренной связи с местными филиалами Агентства, куда бы мы ни направились, — продолжил Ольгерд. — И, видимо, что-то ещё, раз уж здесь присутствует госпожа Птаха.

Сисоп прищурилась на него с некоторым подозрением во взгляде.

— Мне кажется знакомым ваш голос, юноша. Равно как и внешность. Уж не вас ли я крыла многоэтажным матом этак c полгода назад?

— Вы абсолютно правы, Птаха, — покаянно повесил голову старший оперативник. — Правда, надо отдать вам должное: мата в вашей речи не было. Сплошные эвфемизмы. И с той поры я основательно повзрослел и образумился.

— Поверю на слово, — девушка усмехнулась, — тем более что вряд ли бы вас поставили на такое дело, не прибавься в вашей голове серых клеточек.

Ольгерд ещё раз смиренно поклонился. Палач, встрепенувшийся ещё в начале пикировки, с неподдельным любопытством воззрился на системного оператора.

— Это по какому же поводу ты так бурно с ним общалась? — безмятежно спросил он. Тень, из интереса привыкшая отслеживать острое проявление человеческих эмоций, почувствовала, что Ольгерд напрягся.

— Так… — Птаха улыбнулась, — одно место из блаженного Августина, по которому мы не сошлись во мнениях. Поверь, Палач, ничего по-настоящему предосудительного твой боец не совершил. И не совершит, надеюсь.

— Ну-ну, — неопределённо отозвался тот, но, кажется, решил оставить тему без развития.

— Если мы все перезнакомились, то давайте перейдём непосредственно к делу, — произнёс Александр Евгениевич и шевельнул пальцами, усиливая звуконепроницаемый барьер переговорной. — Вы все ознакомлены с общим предметом беседы, потому коснусь лишь самой сути.

— Повторение — мать учения, — одними губами пробормотала себе под нос Птаха, но Светлов услышал и серьёзно кивнул:

— И бабушка порядка. Итак. Около шести месяцев назад Агентством с относительным успехом был разрешён кризис Серого Волка. В процессе разработки объекта аналитическим отделом, а конкретно господином Ильясом, было установлено, что Ярослав Игоревич Роднин приходился сыном княгине Ольге, известной, как Серебряная Княгиня. История этой во всех отношениях примечательной личности в целом не требует подробного разбора. С определённого момента Ольга являлась как поборницей христианства, так и основательницей ордена Охотников на славянской территории. Кроме того, госпожа Рива, отсутствующая здесь, установила, что проклятие Ярослава было «живым», что означает одно: Княгиня жива и в добром здравии. Учитывая психологический портрет этой особы, а также то, что она не могла не почувствовать смерть своего ребёнка, мы предварительно рассматриваем её как «негативный элемент».

— Проще говоря, — подал голос Палач, — Ольга вряд ли придёт в восторг от гибели сына, к которой приложило руку Агентство. Кроме того: мы не подозревали о том, что она до сих пор в мире.

— Именно так. — Александр сделал короткую паузу и резюмировал: — Вашей группе необходимо локализовать объект «Серебряная Княгиня», выяснить её принадлежность к тем или иным группировкам или диаспорам и, по возможности, выяснить её цели относительно Агентства. При этом следует учитывать её вероятную агрессию по отношению к нам. Теперь о способах обнаружения. Тень, ты занималась определёнными исследованиями в этой области. У тебя есть результаты, которыми ты можешь поделиться?

— Есть, — Тень поморщилась и уселась на стуле поудобнее, подтянув колени к груди. — Единственной зацепкой по этому делу лично для меня был труп Серого Волка. Ненавижу допрашивать тени мёртвых, они умирают гораздо дольше и… сложнее, чем их хозяева. А вытащить из них удаётся немного.

— Прошу прощения, это из раздела некромантии? — вежливо спросил Ильяс, воспользовавшись небольшой заминкой. Тень фыркнула и мотнула головой:

— Нет, это из раздела теней. Они — мои, все мои, если только не сопротивляются или им не запрещено говорить. Живые, мёртвые, тени людей, зверей, зданий, деревьев… Так я получаю информацию об окружающем меня мире. Ибо я есть Тень. Пока вам этого довольно?

Ильяс благодарно кивнул и сложил руки на животе, но по нему было видно, что дальнейших вопросов о теневой природе его новой начальнице не избежать.

— Так вот… — Тень медленно перетекла на спинку стула, по-прежнему удерживая шаткое равновесие. — Образ матери в Сером Волке был очень силён. Причём, не внешний, а внутренний: ощущения, эмоции, энергетика. То ли она его действительно навещала время от времени, то ли он просто так её любил, что каждый раз в мыслях видел, как живую. В любом случае, сам Серый Волк долгое время находился где-то под Киевом, пока зализывал раны после достаточно недавней… вылазки за границу?

Тень вопросительно посмотрела на Светлова. Тот согласно кивнул.

— Да, насколько мы можем понимать, «где-то под Киевом» он сидел после предыдущего своего срыва. Это произошло во время Вьетнамской войны, непосредственно во Вьетнаме. Именно там и тогда он обратил Витольда. После этого инцидента его след теряется, но если Киев… — Александр Евгениевич задумчиво потёр дужку очков. — Что ж, стоит проверить. Далее, судя по имеющимся данным и документам, он вновь поступил на армейскую службу, которая и привела его под Лугу. Старший сержант Роднин был командирован туда для обучения новобранцев. Что именно послужило причиной его срыва, нам пока так и не известно. Его посмертная тень не дала информации на этот счёт?

Тень медленно покачала головой, но Палач уловил выражение неопределённости на её лице и проницательно уточнил:

— Ни да, ни нет?

— Фэйри ответ, — вздохнула его подруга. — Ярослав свет Игоревич явно не сорвался добровольно. То есть, конечно, по своей воле-то обычно и не срываются, но тут… От тени исходит ощущение подчинённости. Им точно кто-то управлял. Как марионеткой на ниточках. Но Ольга это или кто-то ещё — сказать не могу. Слишком замутнённые воспоминания. Будь он жив, я бы ещё попробовала углубиться в них, но…

Она с нарочитой беспомощностью развела руками. Ольгерд нахмурился.

— То есть, чисто теоретически, Серый Волк мог быть подконтролен своей матери? Такие возможности выходят за пределы того, с чем мы сможем справиться. Я правильно понимаю, что в случае прямой конфронтации нам приходится уповать на Создателя и госпожу Тень? — При этих словах он покосился на временную сотрудницу и уточнил: — Если по-боевому, вы нас вытащите, в случае чего? Мы, разумеется, будем действовать максимально незаметно, но я обязан просчитать все варианты развития событий.

Палач, подобравшийся было для гневной отповеди, кивнул, подтверждая правомочность обоснования такого вопроса.

— Естес-с-сно, я своих не бросаю, — с королевским презрением фыркнула Тень и тут же хихикнула: — Ах да, вы же ещё не видели изнутри, каким именно образом я перемещаюсь… Вас ждёт много нового и интересного, поверьте!

Будто в подтверждение своих слов, позёрша красиво развеялась серым туманом и продолжила вещать уже со шкафа:

— Таким макаром мы с вами, господа, отправимся в Киев, где Княгиня якобы умерла, затем в Псковскую область, где она совершенно точно родилась, а также — в Новгород, Смоленск и Чернигов, где она не могла не бывать. Москву тоже проверим обязательно, а там и до Суздаля с Владимиром недалеко, на всякий случай. Будем искать старые здания и деревья, которые могли запомнить старушку-Ольгу при жизни — и вспомнить или узнать её образ в более близкие нам годы. Если она вообще здесь осталась. Если нет — как говорится, будем искать. Тысяча лет — немалый срок, но для нужных теней…

— Что ж, область поиска определена, — Александр Евгениевич поправил галстук и перевёл взгляд на подоконник. — В таком случае приступим к следующему вопросу: обнаружение. Птаха, вы обещали нам то, что позволит определить Княгиню.

— Да, экспериментальное оборудование, — Птаха спрыгнула со своего «насеста», подошла к столу и сняла с плеча небольшую полотняную сумку. Из неё под взгляды собравшихся явили себя четыре стеклянные цилиндрические колбы, прихотливо оплетённые серебристой проволокой, и пять металлических палочек того же оттенка. Плотно прилегающие прорезиненные крышки колбочек были на пружинном ходу. Ольгерд взглядом спросил разрешения, взял в руку одну из колб и удивлённо охнул: пустой сосуд, размером с указательный палец взрослого мужчины, весил около двухсот грамм.

— Вот поэтому и не получится поставить эти штуки на поток, — со вздохом кивнула Птаха в ответ на его возглас. — На каждую ушло около килограмма серебра, по полкило меди и платины, ну и ещё по мелочи. Это я про наложение чар не говорю. Мы вместе с медиками, Мо и мастерами из вашего Третьего отдела пахали над этими вещицами три месяца. Палочки тоже непростые. Сейчас поясню. Это совмещённые анализаторы ДНК и энергетической составляющей. У вас будут образцы Серого Волка, — из сумки появились ещё четыре флакона тёмного стекла, — и в этих колбах вы сможете совместить пробы ДНК или энергофона подозреваемой с этими образцами. В случае совпадения жидкость в колбе станет насыщенно-синего цвета. Как в кино, да. В противном случае — останется без изменений. Теперь палочки. Весят они тоже немало, мы едва смогли ужать их до этих размеров. Каждая из них способна снять пробу ДНК или энергофона с любой поверхности, к которой объект прикасался обнажённой кожей. Кожа, металл, материя — безразлично. Если Ольга, паче чаяния, не снимает перчаток, вам достаточно провести вот этим, расплющенным концом по внутренней стороне перчатки, и вы получите образец. Потом берём колбу, открываем, — она продемонстрировала, — опускаем кончик в жидкость, мешаем, закрываем, опускаем крышку до щелчка и интенсивно взбалтываем. Ждём реакции.

Светлов с интересом подался вперёд, и Ольгерд передал ему стеклянную ёмкость и палочку. Специалист по связям с общественностью покатал на ладони «оборудование» и поднял взгляд на Птаху.

— Мы точно не сможем оснастить подобным Третий отдел?

Сисоп усмехнулась:

— Давайте вы лично пообщаетесь с Мо, послушаете его мнение по этому поводу, взглянете на смету и потом вынесете решение. Мне-то что, я только схему начертила и помогала с первыми экспериментальными образцами. Но то, что каждая такая штучка стоит как «Ламборджини» последней модели, и это не считая вложенного времени, это я вам зуб даю. Самое мерзкое, что их даже в запас не наделать: на такой малой площади столь сложная система заклятий держится пять-шесть месяцев максимум. И то, это нам повезло: фазу луны подобрали подходящую. По факту, эта дрянь должна работать самое большее недели три. А немобильные анализаторы у нас и так есть.

— А эти… палочки?

Птаха тяжко вздохнула и произнесла два слова, которые уже давно являлись в Агентстве эвфемизмом к чему-то безумно дорогому и ценному:

— Чёрное железо.

Светлову оставалось только повторить её вздох. Чёрное железо, материал с потрясающим энергопотенциалом, впитывающий и задерживающий в себе практически любую энергетику, являлось фактически утраченной субстанцией. Агентству невероятно повезло: кузнец Мо обладал рецептом производства этого древнего сказочного металла, но и он мог создавать его в крайне малых объёмах. Пули из чёрного железа с гарантией могли прикончить почти кого угодно, но все они были на строгом учёте. Исходя из всего вышеупомянутого, «палочки», в сравнении с колбами, могли стоить как целый автопарк.

— Пятая — для тебя, — Птаха протянула стерженёк Тени. — Сможешь брать образцы и передавать нашим псевдопернатым сотрудникам. ДНК держится на ней до восьми часов, энергетика — до трёх суток. Но лучше, чтоб сохранилось и то, и другое.

— Псевдопернатые «орлы» — интересная трактовка, — ухмыльнулась Тень, тут же возникая рядом с ней, приняла инструмент и засунула куда-то за корсаж облегающего платья, где он тут же куда-то исчез — по крайней мере, никаких лишних выпуклостей на стройной, затянутой в пурпур фигуре не проявилось.

— Госпожа Птаха, я хотел бы пообщаться с вами после брифинга, чтобы не отнимать времени у глав отделов, — подал голос аналитик. В интонациях его не было ни подобострастия, ни особой просьбы, скорее — требовательность.

— Разумеется, Ильяс, — Птаха извлекла из сумки блокнотик и протянула ему. — Это первичные данные по оборудованию, всё остальное обсудим у меня в кабинете.

Толстячок принял у неё из рук блокнот и немедленно погрузился в чтение. Александр Евгениевич обвёл взглядом собрание.

— Итак, дамы и господа. Я официально объявляю начало операции по делу «Серебряная Княгиня». Старшая — Тень, старший оперативник — Ольгерд, кураторами будем являться мы с Палачом. Вопросы? Предложения?

— Никак нет, — ответил за всю группу Ольгерд.

— В таком случае все свободны. Тень, я полагаю, тебе будет что сказать мне наедине.

Переговорная опустела. Последними вышли Птаха и Ильяс, вцепившийся в неё, как клещ, — его не устраивали какие-то цифры в «предварительных данных». Светлов снял очки и принялся за непременный ритуал полировки стёклышек.

— Вопрос, не относящийся к операции, — неожиданно сказал он. — Твоя подопечная выдержит без тебя? Степень её социализации… пока что оставляет желать лучшего, насколько я могу судить. Или я не прав?

Тень хмыкнула и возникла у него за спиной, опираясь о плечи на вытянутых руках и положив подбородок на светлую макушку.

— Если вспомнить мои самые первые ассоциации в области морепродуктов — из воблы и селёдки Нуарейн медленно, но верно превращается если не в котеньку, то в рыбоньку уж точно. По крайней мере, мы перешли на «ты», и я приучила её любить клубничное мороженое. Первый отдел многое ей дал — а судя по голодным взглядам, которые бросает на неё наш общий друг не всурьёз, а издаля, через какое-то время он выдаст ей что-нибудь такое… этакое, что как-то пробьёт её ледяной панцирь и растопит чёрствое сердечко. Помяни моё слово, amore mio[1].

Она рассмеялась и прижалась к спине Светлова в кратком и крепком объятье.

— Наш Палач, конечно, дурак в том, что касается личной жизни… с его-то многотысячелетним застоем в этом плане. Но в целом — далеко не идиот. Я в него верю. Он её поддержит — и как начальник, и как куратор. А к Нуарейн я ещё зайду: пусть её греют воспоминания о том, что у неё тут есть хотя бы одна… подруга, действительно, что ли?

Чмокнув Александра куда-то над ухом, Тень встала вихрем уже в дверях и оглянулась через плечо, эффектно застыв в модельной позе. Светлов усмехнулся и водрузил очки на нос, терпеливо ожидая конца мхатовской паузы.

— А если наш ещё один, не менее общий депрессивный друг-дебил, задолжавший мне Виктюка, вдруг впервые за полгода вспомнит, что по коридорам Агентства обычно шастаю вот такая вот я… — Она запнулась, подумала и коротко хохотнула: — Впрочем, я сама ему скажу, что обиделась! Когда вернусь.

— Обязательно скажешь. — Александр встал. — Возвращайся. Для тебя это не самое опасное задание, но всё равно — это, в конце концов, самое старое пожелание тем, кто уходит. Возвращайся.

— Меньше пафоса, дорогой друг, — Тень вернула ему усмешку, а потом серьёзно пообещала: — Вернусь. — И провалилась через перекрытия.

***

Санкт-Петербург. Чуть меньше года до драки в баре «Великое Древо». Центральный офис Агентства «Альтаир». Седьмой уровень. Жилые помещения Третьего отдела.

Толстая тетрадь большого формата в плотной обложке была раскрыта на середине. Страницы её, исписанные аккуратным бисерным почерком, слегка шевелились под порывами лёгкого ветерка. Нуарейн привыкла занимать чем-то руки в процессе размышлений, и сейчас тонкие изящные пальцы с безупречным маникюром плели замысловатую вязь символов-заклятий. Стажёр Третьего отдела отрабатывала базовые навыки управления воздушной стихией, но мысли её витали очень далеко от первичных принципов магии этого мира.

Процесс обучения в Третьем отделе не вызывал у Нуарейн вопросов. Скорее, он вызывал некоторые трудности: в основе всего здесь лежали психология и ситуативное поведение. Умение разговорить собеседника, вытянуть из него необходимую информацию, «достроить» её по оговоркам и недосказанности — научиться этому было гораздо сложнее, чем иллюзиям, перекраивающим внешность. Нет, скрытность, тихое воздействие тонкими энергиями и прочие элементы из арсенала «ниндзя-магов» тоже были непросты в освоении и требовали времени и серьёзных усилий. Но для Нуарейн самым сложным были именно способность к контакту и выведение на доверие.

«Вы должны уметь поддерживать любую беседу, — говорили преподаватели. — Никто не способен сделать из вас доктора наук за полгода подготовки, но это и не требуется. Вам должно быть попросту всё равно, в чьём обществе вы окажетесь — светских дам или хиппи. И не забывайте, что люди — сложные создания, и тех же докторов наук вы вполне можете встретить копающимися в помойках».

Разум стажёра отзывался на эти сентенции пониманием. Эмоциональное состояние и взращённый за долгие годы аристократизм говорили своё веское «нет». Но и с этим можно было справиться при надлежащем усердии.

«Внутренняя холодность — мой первый помощник. Я справлюсь. Справилась со Жрицей, справлюсь и с этим: ругаться матом и запоминать словечки из арго местных группировок не сложнее, чем усвоить слова древнего языка, которые здесь используют в заклятьях. Этикет везде этикет — и во дворе, и при дворе. Нет. Меня беспокоит совершенно иное».

Движения пальцев замедлились, затем и вовсе прекратились. Нуарейн встала из-за стола, медленно прошлась иллюзией по своему внешнему облику. Оценила результат коротким взглядом в зеркало. Дальше изменений оттенков и некоторой формы одежды ей зайти не получалось, но и этого было достаточно, как для получения очередного «зачёта», так и для личного удовлетворения.

Серый пиджак и юбка-карандаш сменили цвет на антрацитово-чёрный, кремовая блузка, напротив, заблистала белизной снегов.

«Я будто готовлюсь к чему-то… Постойте, ваше величество, вы вновь обрели умение обманывать себя в мысленных рассуждениях? Я прекрасно знаю, к чему готовлюсь. К разговору с Палачом».

Стажёр подошла к окну своей маленькой комнаты и медленно провела пальцами по широкому подоконнику. Задумчивый и естественный при взгляде со стороны жест на деле означал душевное смятение. Насколько подобный термин мог быть применён к Нуарейн. Впервые за долгое время в Агентстве женщина не знала, что ей предпринять.

«Он сторонится меня. Подчёркнуто дистанцируется от новой ученицы, это видно с первого дня, с первого взгляда, с первых реплик, которые он адресовал мне. Но это было бы нормальным: не стоит оказывать новенькой излишние знаки внимания, про меня и мои отношения с руководящим составом и так ходят совершенно безумные истории. Тем не менее я отреклась от части эмоций, а не от рассудка и наблюдательности. Я знаю мужчин. И вижу, что эта дистанция вызывает у него едва ли не физическую боль. Ему очень непросто поддерживать стену, которую он сам выстроил между нами. Рано или поздно, эта стена рухнет, и раскатившиеся камни могут больно ударить. И хорошо, если под этот удар попадём только мы с ним. Можно, разумеется, обратиться к господину Светлову, но я и так представляю, что услышу от него: некую обтекаемую сентенцию, ведущую только к выходу из создавшегося положения своими силами. А самостоятельное решение напрашивается само собой».

Нуарейн машинально поправила пиджак, вышла из своей временной обители и быстрым шагом направилась к лифту. Местонахождение кабинета её непосредственного руководителя она знала с первого дня стажировки в отделе.

Из-за двери Палача доносился перебор гитарных струн. То ли глава отдела не ждал посетителей и потому не озаботился звуконепроницаемым заклятьем, то ли ему было попросту наплевать на то, что могут услышать из его кабинета в коридоре. Нуарейн пожала плечами: подобная беспечность от первого мастера в области бархатного вмешательства, читай — разведки и контрразведки — была ей не очень понятна. С другой стороны, такое существо, как Палач, могло позволить себе достаточно многое. Женщина коротко постучала в дверь костяшками пальцев. Звук вышел неожиданно громким и звонким.

— Не заперто! — раздалось из-за двери. Гитара не умолкала. Нуарейн повернула ручку и шагнула за порог, начиная смутно подозревать, что её здесь, кажется, не ждут. При виде начальника «Тройки», с гитарой в руках развалившегося на стуле спиной к двери, и деревянного бочонка на столе подозрения окрепли и превратились в уверенность. Нуарейн откашлялась.

— Я… — начала она, и Палач, прервав мелодию «Зелёных Рукавов», повернулся к ней. — Прошу прощения, — твёрдо закончила женщина. — Судя по всему, я не вовремя.

— Ни в коем случае, — неожиданно улыбнулся глава Третьего отдела, вставая. — Я ждал вашего визита со дня на день, а это, — он повёл рукой в сторону бочонка и оставленной гитары, — просто подготовка к сегодняшнему небольшому празднику. У Воина годовщина его полной вербовки в Агентство, и мы хотим сделать ему маленький сюрприз. Не обращайте внимания.

— Вы ждали моего визита? — Нуарейн действительно не обратила внимания на пояснение того, что никоим образом её не касалось. — То есть, вы специально дали мне понять, что ваше отношение ко мне предвзято, с целью вывести меня на беседу с вами?

— И да, и нет, — вздохнул Палач, подходя к столу и извлекая из ящика толстую картонную папку. — Сейчас я устно даю вам разрешение ознакомиться с содержимым этого дела. А когда вы его просмотрите, предлагаю перейти на «ты», потому что, скажем так… это личная заинтересованность. Прошу, присаживайтесь.

«Вот так. Полная откровенность после молчания и дистанции. Удар тарана в распахнутые ворота. А самое главное — я не чувствую за его словами и действиями «военной хитрости». Он не лукавит, он действительно ждал меня и сам хочет обрушить эту стену. Что ж, значит, я не ошиблась. И явилась удивительно вовремя. Теперь остаётся понять, насколько глубока и серьёзна сложившаяся ситуация».

Стажёр села на заботливо отодвинутый стул и взяла в руки папку с делом. На обложке в графе «Номер» чёрной тушью от руки было начертано «1-К» и ниже латиницей — «Проект “Кассандра”». Почерк был каллиграфический, с завитушками и лихим росчерком в конце, на хвостике буквы «а».

Первый же лист смог вынудить Нуарейн проявить некоторые эмоции, главной из которых было удивление. С невероятно подробного цветного портрета на женщину смотрело её собственное лицо. Смуглое, в обрамлении чёрных кудрей, но всё же её. Нуарейн перевела взгляд на Палача и чуть приподняла брови. Тот снова вздохнул.

— Читайте ниже. Там много интересного.

Женщина помедлила, потом, под внимательным взглядом куратора, закрыла папку и отложила её на угол стола.

«Ситуация более чем нестандартна. Следовательно, придётся в меру своих сил проявлять нестандартный же подход. Попробую. В конце концов, в том числе и к подобному меня готовила подруга».

Палач молча ждал, опираясь о столешницу сжатым кулаком.

— Полагаю, будет уместнее, если вы сами мне всё расскажете, — предложила Нуарейн. — Тем более что, насколько я помню, для доступа к делам класса «К», то есть, проектам, объединённым под грифом «Идеальный Солдат», требуется нечто большее, чем устное разрешение. Пусть даже и от вас.

— Вот как, — пробормотал Палач, проводя ладонью по лбу. — И в этом вы тоже похожи…

Он отвернулся к окну, скрестил руки на груди, задумчиво глядя в серое питерское небо. Затем заговорил, и голос его звучал самую чуточку глуше:

— Ну что ж, я дам краткую выжимку, сделаю кое-какое предложение, а дальше — решайте сами. Кассандра была дочерью одной из величайших предсказательниц того времени. И сама была пророком, но, в отличие от матери, не видела глобального будущего. Зато могла видеть частное — собственное. На несколько секунд вперёд. После обучения — на несколько минут, а в редких случаях и часов. Эта особенность и её экстраординарные физические возможности дали ей возможность стать проектом «1-К». Первой попыткой Агентства создать совершенного бойца.

— Моё дело тоже идёт под грифом «К»? — спокойно спросила Нуарейн. Картина прошлого начала вырисовываться в её сознании, но пока что больший интерес вызывали дела нынешние. Особенно поведение руководства.

— Нет, — покачал головой Палач, обернувшись к ней. — Вы уникальный… человек. Но я продолжу, с вашего позволения. Кассандра полностью оправдала возложенные на неё ожидания, быстро прогрессировала под моим обучением и готовилась войти в правящий состав Агентства. — Палач сделал паузу. — Её завербовали. Она стала настолько сильна, что на неё обратила внимание одна из Высших Процессов — Смерть. Уж не знаю, что ей было предложено взамен потенциального будущего с нами, но факт в том, что Кассандра стала эмиссаром. Одним из созданий, с которыми наши пути, пути Агентства… во многом расходятся. Это произошло через неделю после нашей с ней помолвки. Если это можно так назвать. После чего главой «Альтаира» был отдан приказ о её ликвидации, который и был исполнен. Мной. Это было почти три с половиной тысячи лет назад.

На лице Нуарейн по-прежнему не отражалось ни тени эмоций. А совет своему нынешнему начальству обратиться к специалисту по поводу былых сердечных дел и связанных с ними психических травм не совпадал с её грамотно выстроенной системой иерархических отношений.

— Я поняла вашу личную заинтересованность во мне на основе анализа поступившей информации, — ровным тоном произнесла она. — И пока что ничего не могу сказать по этому поводу. Но вы упоминали о каком-то предложении с вашей стороны.

Палач усмехнулся:

— Глупо было бы ожидать иной реакции. Но вечер, как говорит мой друг Воин, только начался. Я был на вашем месте, Нуарейн, — продолжил он без перехода. — Фактически, я был на нём дважды, и в первый раз меня «лечили», если можно так выразиться, моим долгом. А во второй — мне кое-что показали. Я хочу показать вам то же самое, и могу только надеяться, что это «кое-что» поможет так же, как некогда помогло мне. Но даже если нет, в любом случае будет полезно.

— Я полагаю, это «кое-что» находится не в вашем кабинете?

— Нет. Собственно, о предложении: вы готовы испытать на себе прелести перехода тропами мёртвых?

— Полагаю, той, кто фактически уже проходил ими, они вряд ли повредят. Разумеется, я готова принять ваше предложение, — отозвалась Нуарейн.

«Шутка? И к месту? Спасибо, Тень. Спасибо за то, что я вспомнила, каково это — шутить».

Улыбка Палача и протянутая рука были ей наградой.

— В таком случае, следуйте за мной. Глаза можете не закрывать: не думаю, что это зрелище будет для вас шокирующим.

Палач с усилием сделал движение левой ладонью, будто отводя занавес из тяжёлой ткани, и шагнул вперёд. Нуарейн двинулась следом. На несколько долгих секунд перед её взором возникла узкая тропа, стиснутая тяжёлыми каменными стенами и залитая бледным светом. Над стенами жадно пульсировали тёмно-фиолетовые небеса. Женщина невольно моргнула, а в следующее мгновение обнаружила себя стоящей на смотровой площадке, ограниченной невысокими гранитными перилами. Под ногами у неё расстилался вечерний, залитый огнями Санкт-Петербург.

— Это Исаакиевский Собор, — раздался над ухом голос Палача. — Фактически, самая высокая точка города. Здесь невероятно красиво, не говоря уже о том, сколько памяти несёт в себе это место.

Нуарейн промолчала. В своей прошлой жизни она видела с высоты полёта орла города и прекраснее этого и пока что не очень понимала, зачем главе Третьего отдела понадобилось приводить её сюда. Палач вновь мягко взял её за руку, и на сей раз женщина чуть не вздрогнула от неожиданности.

— Закрой глаза, — тихо сказал он. — И не слушай меня или себя. Сейчас ты здесь, над этим городом. Над этим миром. Слушай его. Смотри на него. Здесь его голос звучит громче всего. Загляни в души тех, кто составляет его душу, прислушайся к ритму сердец, бьющихся в унисон с его сердцем.

Веки сомкнулись против воли. Нуарейн хотела ответить, что всё это давно безразлично ей, пронзившей когда-то Сердце своей Грани, уничтожившей её. Хотела сказать, что Палач действует недопустимо, вторгаясь в её сознание, — она отчётливо почувствовала заклятье, которое он сотворил, хоть и не могла понять его. Хотела. Но не успела. Потому что увидела под сомкнутыми веками мириады огоньков, пылающих внизу.

Сотни. Тысячи. Миллионы. Море света, колышущееся под ногами. Зрелище, давно угасшее в недрах памяти, то, которое она считала недоступным — и вновь властно распахнувшееся перед мысленным взором, поражая наотмашь новым и от того на удивление ярким изумлением.

Огни пульсировали и сияли, подобно звёздному небу, они дышали счастьем и болью, слезами и смехом, жизнью и смертью. Каждый из них был ценен сам по себе, но также вплетался в ткань чего-то большего, в полотно целого мира. Миг — и Нуарейн, ахнув, почувствовала, что на глаза начинают наворачиваться слёзы. Горло словно сдавила чья-то безжалостная рука, в гортани застрял комок, женщина едва не пошатнулась, а затем… Цепкая хватка разжалась, в груди что-то тенькнуло и оборвалось, сердце на долю секунды затопило горячим — и тут же схлынуло. Давно забытое чувство полёта наполнило грудь, и Нуарейн разом, рывком смогла видеть больше. Не только город — вся Грань лежала перед ней, перемигиваясь огоньками-душами. Хрустально-прозрачная, мерцающая, как одна из голографических моделей на редких практикумах Жрицы, только неизмеримо прекраснее. А потом от этого сияния отделилась золотистая нить и потянулась к ней. Женщина застыла, не в силах поверить в происходящее. Она уже не была в состоянии анализировать и систематизировать, всё это, внешнее и наносное, слетело с неё в этот миг, как шелуха, и на смену точным выкладкам пришло глубинное осознание: Мир, сам этот Мир протягивал ей руку.

Ошеломлённая Нуарейн повернула голову в поисках Палача и едва не ослепла на миг от яркого, солнечного света, пламеневшего в шаге от неё.

«Как я раньше его не заметила?»

Колоссальный поток силы, исходивший от того, кого называли Палачом, омывал Нуарейн, не прикасаясь к коже, и она ощущала, впервые за многие годы ощущала чужие эмоции. Его желание защитить и уберечь, его желание учить, желание покончить со страшной болью, многие годы терзавшей его. Она перевела взгляд обратно и задохнулась: Мир чувствовал то же самое. Иначе, по-своему, гораздо полнее, гораздо глубже, но то же самое. А ещё он, в отличие от Палача, нуждался в защите. Он искал тех, кто может уберечь его, хранить от опасностей извне и исцелять от собственных болезней. Он жил. И протягивал к ней руки.

Из памяти всплыли образы: парящая кровь на снегу, треск ломающихся копий, крики умирающих и чёрные вороновы перья поверх заиндевевшей кольчуги — и тут же, вслед за этим, пришелица с разрушенной Грани увидела цветущий луг, девочку, бросающуюся в объятия пожилой женщины, ощутила запах цветов и тепло солнца у себя на щеке. Несколько невероятно долгих секунд воспоминания и новые видения боролись, наслаивались друг на друга, но затем жизнь победила… и Нуарейн протянула руки в ответ.

— Нет, — прошептала она, чувствуя, наконец-то чувствуя сама, как в груди разгорается тёплая искра. — Так больше не будет. Я не оставлю тебя. Никогда.

И искра вспыхнула, озарив собой весь Мир, и вновь съёжилась. Но толика тепла осталась внутри, и Нуарейн почти услышала, как трескается лёд её внутренней брони, защищавшей от жуткой боли содеянного. Боли, которой больше не осталось. По-прежнему оставалась память о ней, урок, который она принесла, но её самой больше не было. Золотистое сияние, омывшее всё существо Нуарейн, растворило боль, растопило и унесло с собой, будто весенний ручей, полный живой воды.

Послание было получено и понято. Её приняли здесь.

Женщина глубоко вздохнула, будто просыпаясь от глубокого сна, и открыла глаза. Несколько секунд ушло на фокусировку слегка плывущего зрения, затем Нуарейн повернулась и встретилась взглядом с Палачом. Внешне тот выглядел расслабленным, и лишь едва заметный прищур выдавал огромное внутреннее напряжение, владевшее им. Нуарейн понимала, что нужно что-то сказать, но все фразы, полагавшиеся по ситуации, казались ей глупыми и нелепыми. Описать протокольным языком всё, что с ней произошло за эти минуты, в лучших традициях Первого отдела? Неправильно и невыносимо. Попытаться выразить словами все эмоции, наконец-то полностью ею прочувствованные, — её, его, всего Мира? Невозможно, да и не нужно это было сейчас. Сказать то, что он, вероятно, хотел бы услышать? Ну, это уже вообще была бы глупость несусветная.

Оставался только один вариант: нелепый, но хотя бы сносный. И сказать это нужно было именно сейчас, пока ещё не схлынул и не угас приступ этой невероятной эмпатии, которой сама Нуарейн никогда не владела.

— Я понимаю тебя, — тихо произнесла она, и в глазах начальника Третьего отдела отразилось облегчение. — Ошибки надо исправлять. Ты дал мне достаточно, чтобы я пообещала: я попробую помочь тебе исправить твою.

— Но ничего не гарантируешь, — с улыбкой закончил за неё Палач. — Как и мы все, когда произносим подобные слова. Спасибо.

— Не стоит благодарить за то, что ещё не сделано. — Холодный, спокойный тон и выражение лица вернулись сами собой, но за ними теперь крылось гораздо больше, чем раньше. — У нас с тобой впереди много работы. И в первую очередь я хочу понять, почему мои возможности не возвращаются ко мне в полной мере.

— О, это к Воину, — отозвался Палач, опираясь на перила. Он делал вид, будто ничего не произошло, но, скорее, так же, как и она теперь, по привычке, удерживая маску невозмутимого и хладнокровного начальника отдела. — Когда начнёшь работать с ним — разберёшься в структуре своей силы. Моя задача — не развивать твои способности, а научить тебя действовать практически без них. Вот он тебе подробно сможет объяснить, чем ты являешься для этого мира и почему твоя сила не может в него проникнуть.

— Ты это тоже можешь.

— А не ты ли сама исповедуешь принцип «каждый должен заниматься своим делом»? Я займусь своим, ты — своим, а Воин — своим.

— Приемлемо, — после секундного раздумья согласилась Нуарейн. — Мы вернёмся обратно так же, как пришли?

— Не думаю, — улыбнулся Палач. — Как тебе мысль о небольшой прогулке по городу? Тем более что, по словам Тени, не все ещё магазины и кафе были осчастливлены твоим присутствием. Будешь хотя бы знать, где что расположено.

Нуарейн склонила голову, пряча улыбку в уголках губ.

«Всё-таки, надо признать: ухаживают в разных мирах практически одинаково. Что ж, Палач. Один раз ты меня уже удивил; посмотрим, сможешь ли развить этот успех».

— В твоей компании я готова пойти на подобное, ничем не оправданное нарушение протокола.

— И это прекрасно, как говорит один мой друг, — рассмеялся Палач и подал ей руку.