Эпилог

Санкт-Петербург. Первое декабря. Ночь. Центральный офис Агентства «Альтаир».

Воин ещё раз провёл рукой над листом бумаги с ровными строчками, начертанными витиеватым почерком.

Ничего.

Ни следа, ни тени его. Ни отпечатков пальцев, ни единой молекулы ДНК. Простая бумага, простые чернила, какие можно купить в любом магазине канцелярии. Ни обратного адреса. Только белоснежный конверт, короткое письмо в нём и…

Демон чудовищным усилием воли перевёл взгляд на текст, вновь пытаясь сосредоточиться на нём.

Вы — один из немногих, кто имеет право владеть этой вещью. Вы — единственный, кому она не принесёт боли, а лишь надежду. Распорядитесь ей, как должно.

Подписи не было.

Воин аж зашипел сквозь зубы от переполнявших его чувств, и в этот момент в дверь его кабинета постучали.

— Да, — прорычал начальник Второго отдела. — Не заперто, будь оно всё…

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась встрёпанная голова Птахи.

— Я не вовремя? — сонно осведомилась она. — Ты вроде вызывал…

— Вызывал, — буркнул Воин и встал, нащупывая в кармане флягу. — Заходи, выпьем.

— Среди ночи? — изумилась сисоп, проникая в кабинет. — Случилось что?

Демон коротко кивнул ей на своё место:

— Садись. И читай.

Птаха недоумённо покосилась на собеседника, но послушно села и уставилась на строчки. Потом посмотрела на стол рядом с письмом, и глаза её сделались огромными и жёлтыми. Повисла пауза.

— Да, Воин. Пожалуй, я с тобой выпью, — сказала наконец Птаха. — За такое — стоит.

— След, — жёстко произнёс демон, передавая флягу. — Мне нужен след этого письма, Птаха. Делай что хочешь. Хочешь — Древних Богов призывай. Хочешь — не призывай. Но чтобы след был. Я хочу знать, откуда пришло это письмо.

— Будет сложно, — с сомнением пробормотала сисоп, ощупывая бумагу. — Но я попробую. А остальное?

— Ты знаешь, что делать, — Воин устало потёр глаза. — Мы с тобой уже десять раз всё обсудили. Теперь у тебя есть всё необходимое. Действуй.

— Ты же понимаешь, что мне придётся отчитаться перед Александром Евгениевичем? Рано или поздно. — Птаха неуверенно пожала плечами. — В конце концов, подобные задания…

— Я лично отчитаюсь. Перед Его Высочеством. Это задание тебе дал я, Птаха. Оно моё от начала до конца. Забирай и работай.

— Приоритет? — сдалась сисоп. — Что первым, след или дело?

— Если за две недели не найдёшь следа — принимайся за остальное. — Воин помолчал и тяжело вздохнул. — Посидишь со мной? Что-то мне не хочется пить в одиночестве.

Птаха сложила листок, убрала в конверт. Затем взяла со стола широкое кольцо из гладкой синеватой хирургической стали. Безо всяких букв. Взвесила его в руке, будто сомневаясь, и отправила вслед за письмом.

— Конечно, Воин, — произнесла она. — Я посижу с тобой. У меня тоже нет желания напиваться в пустом кабинете.

***

Много лет назад. Где-то на иной Грани.

В порыве страсти сердце бьётся быстрее и жарче. Ровное тепло семейной любви отогревает не только само сердце, но всех рядом с ним. А от ненависти и страха оно замерзает. И гибнет.

Изящные босые ступни были в кровь сбиты ещё о грубые камни, выстилавшие двор Замка. Теперь его высокие шпили виднелись из-за деревьев. Не так далеко, как хотелось бы, но беда была не в этом. Голую кожу ног нещадно кусал мороз, а острая корка наста ранила лодыжки и цеплялась за ставший из белого розовым край подола длинного платья. Беда была не в этом.

В правом боку, чуть ниже рёбер, свила гнездо тянущая, дёргающая боль, отмеченная ярко-алым пятном — следом прошедшей навылет арбалетной стрелы. Но беда была и не в этом.

Беда мчалась позади, выла гончими псами и рогами лесничих. Беда лязгала доспехами внутренней стражи Замка и позвякивала кольчугами стражи внешней. Беда гремела копытами и стучала сапогами. У беды были запуганные глаза десятков людей и страх не подчиниться приказам. В душе у них было отчаяние и безысходность. А кровь, холод и рана — это была не беда. Это была просто смерть.

Голые острые ветви, протянутые к холодному небу, будто в последней мольбе, постепенно сменились на пути беглянки тёмно-зелёным хвойным покровом. Покрытые снегом ели глушили голодный и резкий голос ветра. Зато гораздо отчётливее сделался шум погони, и откуда-то издалека донеслась песня волчьей стаи, ищущей тепла и пропитания.

Медленно истаяло последнее облачко, и, будто издеваясь над мрачностью и болью происходящего, яркое полуденное солнце тронуло лучами снежную белизну. Сотни алмазов разом вспыхнули, переливаясь и даруя призрак тепла лицу и рукам, тут же смываемый ледяным ветром.

Хрупкая темноволосая девушка в изодранном белом платье на несколько таких ценных секунд остановилась возле огромного старого дерева. Пальчики скользнули по грубой, иссечённой сотнями морщин коре.

— Я бы попросила о помощи, — прошептала беглянка. — Ради себя, ради них… но всё равно скоро всё будет кончено. Если хоть кого-то можно будет спасти — прошу, спаси. Кого угодно, но спаси. И пока остался хоть один шанс, я постараюсь бороться. Мне нужна дорога к Душе Леса. Возможность ещё осталась. Подскажи, пожалуйста.

Последняя фраза прозвучала совсем жалобно. Голос сорвался от боли и холода, но всё же слова были сказаны. И услышаны. Старая ель, стоявшая на перекрестье забытых людьми древних троп, повела толстыми, пушистыми лапами, будто вздохнула. Одна из нижних ветвей чуть приподнялась, открывая взгляду девушки полосу утоптанного снега, уводившую глубже в лес.

Синие глаза беглянки блеснули слезами благодарности и облегчения.

— Спасибо, — негромко произнесла она, склоняя голову. Сил на полноценный поклон уже не было.

В то же мгновение высокая статная фигура у окна в одной из башен Замка содрогнулась от ярости, ощутив краткую вспышку силы Леса.

— Этим олухам ничего нельзя доверить, — раздалось под каменными сводами злое шипение. — Что ж, всё придётся делать самой.

Язычки пламени на свечах содрогнулись, когда чёрная тень стремительно пронеслась по коридорам. Хлопок тяжёлой двустворчатой двери прозвучал на диво громко и страшно: в замке не осталось ни одного человека.

Пустынный двор, который совсем недавно пересекала бегом босая синеглазая девушка, отозвался болезненным и колким эхом на звук окованных серебром каблуков, впивавшихся в грубо отёсанные камни. Следы боя уже убрали, взгляд цеплялся лишь за длинные глубокие царапины, оставленные на тёмной поверхности каким-то чудовищным оружием.

Повинуясь небрежному движению узкой ладони, распахнулись ворота, поднялась решётка и плавно опустился подвесной мост. Даже подчиняясь яростному приказу, стража не забыла о своих обязанностях, и дежурный отряд остался на въезде в Замок. Сейчас стражники предпочли спрятаться, справедливо опасаясь гнева хозяйки. Но ей было не до них. Её гнали вперёд ярость и жажда, не имевшие отношения к чувствам и желаниям простых людей.

Женщина пересекла мост, и её тёмный силуэт на диво быстро затерялся в заснеженном подлеске, которому ещё только предстояло стать парком.

Псы упорно не хотели брать след. Они выли, лаяли, упирались всеми лапами, когда их подтаскивали к тому месту, где в последний раз видели кровавые отпечатки ног, и отказывались идти по нему напрочь. А проклятая позёмка скрывала следы быстрее, чем три дюжины пеших и два десятка конных могли их отыскать. Да и не прошли бы лошади там, куда занесло проклятую бунтовщицу.

Начальник стражи скрипнул зубами. Его разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, он понимал животных: охота на одинокую девицу в зимнем лесу претила и ему самому. С другой — он прекрасно помнил тот бой, который дали защитники этой девицы. Бой отчаянный и безнадёжный, а оттого — страшный. В этой схватке он потерял треть своих людей, и, если бы не волшебство Хозяйки Замка, потерял бы половину. Если не больше. Третья сторона — страх — подсказывала начальнику, что невыполнение приказа может повлечь за собой последствия не только для него, но и для его ближайшей родни. Дочь только-только собралась выходить замуж, престарелый отец едва обжился в новом домике, выстроенном на жалование старшего сына, а жена уже успела привыкнуть к платьям и украшениям. Терять это вместе с собственной головой не хотелось, а рассчитывать на то, что после его казни за небрежение долгом кто-то поддержит семью, — не приходилось. Здравый же смысл хладнокровно выражал сомнения в том, что беглянку получится найти. Честь и достоинство воина, скрестив на груди руки, наблюдали откуда-то со стороны. Молча.

Где-то в стороне зазвучали рога ещё одного отряда, давая понять, что у них успехов не больше.

— Рассредоточиться, — принял решение Начальник стражи. — Идём широким веером. Пешими. Быстро. Первый, кто найдёт след, получит десяток золотом. Последний, кто пойдёт по этому следу, — десяток плетей. Вперёд!

Несколько лесничих переглянулись с закованными в железо бойцами, и Начальник стражи внезапно понял, что он сейчас здесь один против пятидесяти. И пожелай эта полусотня не подчиниться, все его угрозы ничего не будут значить против луков и клинков.

«А найдут меня, только когда снег сойдёт», — промелькнула паническая мысль.

— Мужики, — начал он чуть севшим голосом, но договорить ему не дали.

Позёмка вздыбилась волной, обдав всех острой снежной крошкой, закрутилась бело-голубым шаром и опала, явив высокую женскую фигуру. При её появлении весь отряд единым, будто отрепетированным движением опустился на колени.

— Госпожа? — произнёс Начальник стражи. — Мы в меру сил своих стараемся выполнить ваш приказ, но…

— В замок, — прозвучал голос, от которого заснеженный лес показался тёплым и уютным. — Вам не поймать её. Соберите людей и возвращайтесь. Тем же, кому внезапно пришла в голову мысль, что они теперь могут не подчиняться моим приказам или приказам тех, кого я поставила выше их… — женщина сделала паузу, её взгляд скользнул по лесничим и стражникам. — Хочу напомнить, что крамольные мысли не задерживаются в голове, отделённой от шеи. Вон отсюда.

Женщина дождалась, пока стихнут последние звуки рогов и топот копыт. Невзирая на то, что одежду её составляло лишь чёрное длинное платье, холод её не волновал. Когда вокруг наступила тишина, она чуть улыбнулась и неторопливо пошла вперёд, без труда угадывая след крови под снегом. Она знала, что торопиться ей теперь некуда.

Утоптанный снег не смог заменить ботинок, отсутствие ветра — тёплой куртки, а отнимавший боль холод — перевязки раны. Не прошло и получаса, как беглянка поняла, что не дойдёт до нужного ей места. Сил хватило только на то, чтобы немного разгрести снег под одним из деревьев возле тропы и опуститься на пусть и промёрзшую, но землю.

— Мне надо только немного посидеть, — бессильная надежда этих слов собиралась в уголках глаз и солёными каплями скатывалась по щекам, застывая льдинками на подбородке. — Я сейчас передохну и пойду дальше.

— Сейчас, родная, сейчас я передохну, и мы им ещё покажем…

В памяти сам собой возник голос Ленивца, которого его братья ещё называли Хозяином Снов. То были последние слова, которые она от него услышала, когда её защитники всеми силами старались прикрыть её от стражи Замка.

Девушка опустила веки, и недавние события вновь встали у неё перед глазами…

Она вернулась в Замок, потому что её звали. Потому что весна никак не хотела приходить, а она знала, как её позвать. Девушке не нужны были корона, скипетр и держава, дававшие власть над этими землями. Она не держала зла на ту, что так жестоко поступила с ней. Она просто хотела вернуть земле силу, а людям — счастье, и ей требовалось для этого совсем немного: её вещи, хранившиеся в комнате Замка, который некогда был ей кровом. И ещё она хотела побывать дома. Она не была наивной дурочкой и понимала, что может её ждать, но ей поклялись. Её ближайший друг клялся ей на крови, на душе и на судьбе, что всё будет в порядке. И она поверила. Теперь ей было страшно подумать, что с ним сталось после нарушения этой клятвы. А тогда…

Арбалеты ударили сразу же, как только девушка со спутниками вошла во двор Замка. Она даже не успела понять, что происходит. Первым почти сразу же упал Стыдоба: болт вошёл ему прямо в щель забрала, которое он почти никогда не поднимал. Любимые доспехи не спасли его на этот раз. Рёв Мрачнолика «В круг!» перекрыл даже грохот кованых сапог десятков людей. А потом начался ад.

Арбалетчики уснули быстро: сила Ленивца не оставила им и шанса — но их было слишком много. Хозяин Снов быстро оказался в середине круга, практически повиснув на плечах девушки. От его горячего частого дыхания было жарко, но её бил озноб. Она поняла, что никакие обещания и клятвы в этом мире больше не важны, а самое страшное — что её друзей сейчас убьют, а она не в силах ничего сделать. Здесь и сейчас — не в силах.

— Ко второму выходу, — прорычал Простуда, с чудовищной скоростью натягивая лук и спуская тетиву. — Ведите её ко второму выходу! Она доберётся до Души Леса, и тогда нам всё будет нипочём. Даже если помрём. Озеро вернёт нас. Я останусь, ведите!

— С тобой! — расхохотался Шут, и двоими в стальном кольце, окружавшем её, стало меньше. Она хотела сказать им что-нибудь ободряющее на прощание, но не успела. Только сейчас она понимала, что вообще не успела ничего сказать им на прощание — настолько её сковало безнадёжностью и ужасом.

На какой-то момент, уже возле самой стены, круг её защитников разорвался. Нападавших было слишком много, чтобы четверо могли продержаться против них единой цепью. Грубые руки вцепились ей в плечи, и она, завизжав, начала сопротивляться, как могла. Её сила никогда не была рассчитана на сражения, а как пользоваться ей опосредованно, она так и не успела научиться. Тогда в этих грубых руках осталась и шуба, и лёгкий нагрудник, и сапожки. Её не пытались убить, её пытались пленить. И в тот самый момент, когда в груди начал скручиваться тугой комок, замешанный на панике и злобе, Ленивец встал на ноги и плавно повёл широченными ладонями. Нападавшие рухнули на землю, а следом мягко опустился и сам Хозяин Снов. Она ринулась к нему, пытаясь приподнять. Он открыл глаза, красные от лопнувших сосудов, и постарался улыбнуться.

— Сейчас, родная, сейчас я передохну, и мы им ещё покажем… — прохрипел он и выдохнул в последний раз.

Под ударом огромной секиры рухнула дверь второго выхода.

— Беги! — Мрачнолик силой вытолкнул её в дверной проём, и сам загородил его широченной спиной. Девушка поняла, что он остался один. Совсем.

— Прости меня, — только и смогла сказать она. — Это я привела вас сюда.

— Доберись до Души Леса. И тогда нам всё будет нипочём, — по голосу было слышно, что Мрачнолик улыбается. — Мы, конечно, не весна, но вернёшь нас — вместе и с Хозяйкой как-нибудь управимся. Беги!

И она побежала. Знакомый с детства коридор быстро вывел её за стены, на лёд штурмового рва вокруг Замка. Она уже почти решила, что у неё всё получится, когда что-то острое ударило в правый бок, развернув и швырнув на колени в снег. Крик со стены «Идиоты, стрелять по ногам!» был слышен даже оттуда. Беглянка с трудом поднялась и бросилась под защиту леса, стараясь не думать, что обрекла на смерть самых близких своих друзей.

А теперь она сидела под деревом, отчётливо осознавая, что их гибель была напрасной. Добраться до озера, которое её защитники небезосновательно называли Душой Леса, она не успевала. Не могла. Оставалось только одно.

— Если не можешь победить — не проиграй, — вспомнила она слова Доктора, совсем недавно учившего её играть в шахматы. Потом подняла голову, увидела, какое дерево даровало ей приют и последнюю поддержку, и улыбнулась.

Это было бы красиво, если бы не было так страшно. Светловолосая женщина в чёрном платье и чёрной короне на фоне заснеженного леса стояла перед девушкой в белом, сидевшей под деревом в окружении алых пятен крови.

— Ты проиграла, Бланка, — произнесла женщина. — Я спасу тебе жизнь, и твоя сила будет моей.

— Зачем? — бледное лицо, завешенное тёмными прядями, чуть приподнялось, и взгляд густо-синих глаз встретился с льдисто-голубыми. — Зачем вам моя сила, Ваше Величество?

— Не задавай глупых вопросов, девочка, — высокомерная улыбка ничуть не портила королеву, наоборот, так её образ казался полным. — Я, в отличие от тебя, умею ей пользоваться. Если хочешь, могу обещать, что верну весну — в конце концов, я не дура, и мне тоже нужно, чтобы земля жила, как и те, кто возделывает её. Мне нужно сильное королевство, мне нужна сильная армия, а значит, и весна мне будет необходима.

Бланка Ниэва отвела взгляд.

— Сильное королевство и армия. Богатая земля, богатые люди… которых можно будет взять под свою руку, так?

— Разумеется. Ты, глупое дитя, родилась Сердцем этого Мира. Признаюсь, я хотела убить тебя. За всё, что сделал мой брат, за всё, что ты могла сделать со мной вместе с твоими… последователями. Но потом я изменила свои планы. Я заберу тебя. Заберу твою силу, твои безграничные возможности, которые тебе не нужны. Ты не пользуешься ими и никогда не воспользуешься так, как надо. Я объединю мир под своей рукой, и он будет счастлив, потому что если ты — Сердце Мира, то я стану его Разумом. Жестоким, но не беспощадным.

— Хочешь яблочко? — внезапно спросила девушка, вновь поднимая голову.

— Что?

— Яблочко, — медленно повторила поименованная Бланкой и улыбнулась. Голос её вновь окреп и зазвучал громче. — Ты, помнится, некогда передала мне похожее.

— Я… — начала королева и осеклась. Только сейчас её настигло понимание, что далеко не все красные пятна на снегу были кровью. Белое покрывало украшали крупные алые яблоки, и одно из них Бланка крутила в пальцах. Женщина вскинула голову: такие же плоды висели на голых ветвях дерева, о которое девушка опиралась спиной. — Ты же не можешь так поступить с собой. Что ты делаешь?

— Я прощаю тебя… мама, — тихо, но твёрдо ответила Бланка, и королева отшатнулась, будто это короткое слово ударило её. — Искренне прощаю тебя за всё, что ты сделала. Но… я скорее умру, чем отдам этот Мир в твои руки.

— Он погибнет вместе с тобой, глупая девчонка!

— Уже погибает, — бледная улыбка тронула губы Бланки Ниэвы. — И отнюдь не потому, что умру я. Ты почти добила его своим волшебством, своей жадностью и своими… желаниями, потому что разум твой тут ни при чём. Только твоя безграничная жажда власти, бессмертия и подчинения. Я чувствую это лучше других, ведь я — его Сердце. У тебя был шанс, но ты его упустила. А потому я уйду вместе с ним. Прощай, мама. Надеюсь, ты успеешь понять, что сделала.

Бланка вздохнула и обмякла. Красное яблоко выпало из ослабевших пальцев и подкатилось к ногам королевы. Та машинально подняла его, подошла ближе к телу той, что была надеждой Мира, и хотела что-то сказать, но передумала.

Лёгкий жест, и тело Бланки Ниэвы покрылось заклятьем нетающего льда. Та, что была Сердцем Мира, обрела свой последний хрустальный гроб, а та, что стала её невольной убийцей, отправилась в свой — каменный, хоть и называемый Замком.

Мир содрогнулся от боли, которую ему нанесли, и замер перед завершением своих времён. Вместе с последней сказкой умерла и последняя надежда.

***

Первое декабря. Ночь. Нью-Йорк.

Нуарейн подняла веки, смаргивая одинокую слезу. Сон был настолько реальным напоминанием о прошлом, что она не сразу поняла, где находится. Женщина взглянула в иллюминатор. Под крылом заходящего на посадку самолёта сиял тысячами огней фонарей и душ огромный город.

«Почти как там, на крыше Собора...»

Новая память плеснула цветом и теплом, превращая старую в пепельные, ядовито-острые обрывки. Нуарейн потянулась разумом к этим огням душ, ощутив их счастье, надежду, боль, страх, жизнь… и упрямо стиснула зубы.

«Никогда. Больше никогда».

Руки привычно скользнули по волосам, поправляя причёску, — «чувствуешь душевную слабость — приведи в порядок внешность» — и легко коснулись нового украшения в волосах: маленькой заколки-бабочки. Дымчатый, полупрозрачный камень и серо-стальной металл. Нуарейн улыбнулась своим мыслям.

Несколько часов назад, перед отправлением, ещё в Агентстве, к ней подошли Тень и Палач, причём последний был явно смущён. Агентесса вопросительно изогнула бровь, и Тень фыркнула в ответ.

— Он нервничает, — со свойственной ей прямолинейностью заявила она, — и я бы сказала, что он неправ, да это не так. Имеет полное право.

— Вы боитесь за меня, Палач? — ирония в голосе Нуарейн была тонкой, как первая льдинка зимы.

— Опасаюсь, — спокойно кивнул тот. — У тебя впереди опасный путь…

— И он хочет, чтобы на этом пути у тебя была подстраховка посерьёзнее, чем Холлидей, — подхватила Тень, без смущения перебивая главу Третьего отдела. — Другое дело, что он со своими опасениями немного опоздал. Я и сама отлично всё придумала. Держи.

Она протянула слегка недоумевающей Нуарейн заколку. Та приняла, прищурилась, опытным взглядом оценивая украшение, и подняла на подругу удивлённый взгляд.

— Это же…

— Ага! — весело кивнула Тень. — Это одна из моих. Я редко прошу их принять постоянную материальную форму: они этого не любят. Но ради тебя расстаралась. Это связь. Незаметная и неощутимая — ни один новомодный сканер и ни один маг её не учует. Слабая — слышно будет тихо. Зато я смогу услышать тебя откуда угодно. Хоть с другой Грани… наверное. Любую защиту пройдёт точно. Постоянно болтать по вечерам не сможем, но как экстренный вариант — вполне.

— Спасибо, — негромко произнесла Нуарейн, рассматривая нежданный подарок, такой хрупкий и такой сильный. Тень внезапно прянула вперёд, обняла собеседницу, обдала потоком струящихся волос почти без запаха и тут же подалась назад.

— Останься в живых, будь добра. Это будет лучшая твоя благодарность. — И тут же заторопилась куда-то, нетерпеливо дёргая Палача за ворот рубашки. — Идём, идём. Долгие проводы — лишние слёзы. Она девочка взрослая, до аэропорта доедет сама, а мне народ в Париж переправлять. Поможешь своим начальственным взором!

Палач явно хотел сказать что-то ещё, но беспомощно развёл руками, улыбнулся, низко поклонился, целуя руку бывшей ученицы на прощание, и отправился по коридору за своей неугомонной спутницей. Нуарейн долго смотрела им вслед, осознавая, что в её отношении к этим странным существам, вместе и по отдельности, что-то изменилось. Пожалуй, что навсегда.

В аэропорт, вопреки посулам Тени, её отвёз сам Воин. Болтливый, хохмящий и ироничный, он сделался серьёзен только перед тем, как отправиться обратно.

— Возвращайся живой, — коротко сказал он на прощание, кланяясь бывшей подопечной. — В то, что ты справишься с заданием, я верю: данные тебе выдали, Сандер нужные беседы провёл. И ты далеко не дура. Справишься. Но вот цена этого вопроса меня беспокоит. Не лезь в самую задницу, будь осторожна, насколько это возможно. И помни: если что — мы придём.

— Спасибо, — во второй раз за вечер поблагодарила Нуарейн. — За всё, что вы для меня сделали. Все, и вы в частности.

— Вот вернёшься — будешь проставляться за всё это дело, — блеснул усмешкой демон. — Удачи.

— Дамы и господа, наш самолёт совершает посадку в аэропорту имени Джона Кеннеди, Нью-Йорк. Просим вас отключить электронные устройства, пристегнуть ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение.

Нуарейн щёлкнула нехитрым замочком и откинулась на спинку кресла.

***

Аэропорт имени Джона Кеннеди.

Множество людей, снующих туда и сюда. Суетящихся, снедаемых страстями, желаниями, мелкими целями. Электронный женский голос вещает что-то на английском, немецком и прочих языках. Толпы встречающих. Толпы провожающих.

Среди движущихся масс, будто скала, возвышался представительный смуглый мужчина в деловом костюме с простой чёрно-белой табличкой «Агентство».

Нуарейн улыбнулась, понимая, что её путешествие только начинается. Джон Генри должен был прибыть другим рейсом несколько часов спустя, и даже за это время ей предстояло сделать очень многое…

«Несмотря ни на что, я жива», — подумала она. «И я нужна им. Мне ещё придётся расплачиваться за своё прошлое и за свои ошибки, но… Я. Жива».

Санкт-Петербург

май 2016 — 21.04.2019