Глава двадцать вторая

Санкт-Петербург. Ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое ноября. Пулковское шоссе.

Где-то под слоем полированного металла, укрытый пластиком и резиной, оплетённый сотнями метров проводов, рычал зверь. Зверь был силён, он впитал в себя сотни душ, он был готов убивать и рвать на части, но ярость его была предназначена для иного. Изящные пальцы с безупречным маникюром твёрдо держали «поводья», указуя нужные повороты. Тонкие ножки, облачённые в туфли на высокой шпильке, уверенно управляли скоростью, не давая ей вырваться из-под контроля. И зверь был в гневе. Впрочем, та, что правила им, прекрасно понимала его состояние и разделяла его.

Самой первой чистой и неприкрытой эмоцией, окончательно вырвавшейся из-под тщательного контроля Нуарейн, оказалась злость. Ярость бессилия и непонимания. Скрыть этот неожиданный выплеск от окружающих оказалось несложно, но гнев требовал выхода. А выход нашёлся в не столь давно обретённом умении управлять автомобилем. Сейчас Нуарейн хотелось не неспешной поездки, а безумной, всепоглощающей гонки. И уж, разумеется, женщина не собиралась пользоваться возможностями утончённых иллюзий тренировочных залов Агентства. Новоиспечённой оперативнице Третьего отдела даже не пришлось заполнять особых бумаг на разрешение. Отметка о выезде из гаража, роспись в ведомости за взятое авто — и всё. Права на управление машиной ждали её в кабинете вместе с прочими удостоверениями личности на имя Александры Евгеньевны Тёмной.

«Ш-шутники. Впрочем, не в этом дело. Кабинет…»

В черте города Нуарейн вела себя прилично, соблюдая все мыслимые правила дорожного движения, благо на пустынных ночных улицах это было несложно. Но как только впереди пролегла широкая пригородная трасса, женщина дала себе волю. Высокий клиренс и широкие колёса машины позволили бы осилить и грунтовую дорогу, а уж на ровном асфальте зверь под металлом смог развернуться в полную силу.

«Надо отдать им должное, ездовых… животных они подбирают достойных. И всё же. Кабинет. Что с ним не так? Что вызвало настолько острую реакцию?»

Стрелка спидометра плавно миновала отметку «двести» и поползла дальше. Нуарейн стиснула зубы. Мягкий гул воздуха, обтекающего корпус, бесконечный полёт рваных теней по лобовому стеклу, свет фонарей… Трасса была живой, как и весь город, открывший Нуарейн своё сердце.

«Этот кабинет мёртв. Нет. Не так. Мёртв его бывший обитатель. И мне ничего об этом не сказали… опять не то. Я и не могла ожидать ничего иного. Любому ясно: просто так в «Альтаире» комнаты не освобождаются. Я не истеричка и не дура, чтобы сходить с ума от малейшей эманации смерти… Нет. Там не было смерти. Там вообще не было никаких следов».

Женщина ещё прибавила газу, вслушиваясь в радостный рёв стальной ездовой твари, по ошибке названной автомобилем. Разум аналитика просчитывал и отбрасывал варианты, а пальцы правой руки машинально нажимали кнопки магнитолы, выискивая подходящую к случаю мелодию.

«Это не похоже на стандартный результат очищения фона помещения. Меня бы это так не насторожило, и тем более, не разозлило бы. Мой гнев — защитная реакция. На что?»

— На страх, — ответила она самой себе вслух несколько секунд спустя. — То, что произошло с предыдущим владельцем этого кабинета, напугало меня. Почему?

Нуарейн сбавила обороты двигателя. Мужской голос из колонок ритмично выводил нечто по-английски про «Персонального Иисуса». Мимо на страшной скорости пролетел здоровенный алый джип с белыми полосами на дверцах и корпусе, и скрылся впереди, игриво подмигнув задними фарами. Нуарейн не обратила на него внимания.

«Я, как последняя девчонка, сорвалась в ночь гасить яростью страх. Я не отчиталась ни Палачу, ни Светлову, не рассказала Тени: мне даже не пришло это в голову. Потому что я уже видела и ощущала нечто подобное в своей прошлой жизни. И потому, что мой отчёт не сыграет ни малейшей роли. О нём попросту не вспомнят через несколько часов. Человек или нелюдь, который жил и работал в этой комнате до меня, не просто мёртв. Он стёрт из сущего. А раз я ощутила его, значит, мне придётся столкнуться с тем, кто умеет делать подобное. Никто, кроме меня, не сможет ничего почуять».

Нуарейн покачала головой. Теперь ей стала понятна причина вспышки эмоций. Злость улеглась вместе со страхом, остались тревога и горечь. И вместе с ними пришёл призрак имени.

«Что-то шуршащее, шипящее, но холодное, будто змея в траве. Шол… Шолто?»

Смысла спрашивать кого-то из Агентства об этом имени не было: никто бы его не вспомнил. Нуарейн понимала, что и сама вскоре его забудет, когда схлынет дарованное яростью наитие.

«Я знаю об этом, потому что когда-то сама могла делать нечто похожее. Осталось понять, кто обладает такими силами здесь. И я всерьёз полагаю, что ответ мне уже известен. Другое дело, что он меня не радует».

Взвизгнув покрышками, зверь круто развернулся и помчался обратно в сторону зарева над городом.

— Надо будет дать тебе имя, — прошептала Нуарейн, поглаживая кончиками пальцев оплётку рулевого колеса. — И забрать себе. Теперь я имею право обзаводиться таким имуществом. Но я подумаю об этом завтра.

Зверь отозвался довольным, гулким рычанием. Ему понравилось служить новой хозяйке. Теперь в его беге слышались уверенность и спокойствие: он шёл по следу и знал, что когда-нибудь этот след приведёт его к добыче. Или к сопернику.

***

Санкт-Петербург. Двдацать седьмое ноября. Центральный офис Агентства «Альтаир». Кабинет Воина.

— Я ненавижу Геббельса, — процедил сквозь зубы Палач и покрутил носом. Огромные капли пота скатывались ему на лицо со лба, а утереть их было нечем.

— По поводу? — Воин криво ухмыльнулся. Жилы у него на шее вздулись так, будто его вот-вот должен был хватить удар.

— Этот нацист утверждал, что всё гениальное просто. Сюда бы его.

— А по-моему, это Лео сказал.

— Какой Лео?

— Да Винчи. Ф-фу, не могу больше. Давай прервёмся, а? Второй час уже пошёл. Я сейчас сдохну.

— Ты понимаешь, что если мы сейчас прервёмся, всё придётся начинать с третьей ступеньки заново? — Лицо Палача исказила гримаса. Воин скрипнул зубами:

— Плевать.

— Ладно, перерыв.

— Спасибо, друг мой. На счёт «три». И раз, и два…

Главы отделов одновременно отняли руки от лежавшего между ними на столе небольшого медальона. С гравировки на серебряном металле издевательски подмигивала летучая мышь. Простенькая на вид вещица, закреплённая на кожаном шнурке, должна была через несколько часов стать могущественным маскировочным амулетом. А поскольку использовать его надлежало в дальнейшем на совершенно секретной операции, подготовкой основы занимались лично руководители Агентства. Дело проекта «Троица» и так началось с утечки информации, и организаторы операции, с лёгкой руки Воина получившей кодовое название «Упырь», не хотели лишний раз рисковать.

— Надо было попросить у Мо сковать заготовку с нуля, — пробормотал Палач, с явным удовольствием вытирая лоб.

— Ага, и ждать неделю, пока он подберёт нужные компоненты, — парировал Воин. Прикурить у него получилось только с третьего раза: зажигалка прыгала в пальцах, не желая давать искру.

— Перстни для собрания Детей Каина они со Жрицей сделали за пару часов, — глава Третьего отдела не собирался сдаваться.

— Слушай, что ты как маленький, — возмутился Воин. — Перстни были разовой вещью, там надо было просто пыль в глаза пустить. И сам Бэрринг не слабый мальчик — смог сориентироваться и доработать на ходу то, что смог. Чтоб ему икнулось. Что-то мне подсказывает: без него это дело тоже не обошлось. В любом случае, эту штуку Риве таскать минимум пару недель, и работать она должна постоянно, как швейцарские часы. При этом быть незаметной для остальных. Да ещё комплекс заклятий на защиту. Скажи спасибо, что у нас вообще нашлась чистая заготовка, способная вместить такую кучу всего подряд…

Дверь открылась без стука, и на пороге возникла Жрица.

— Господа, у вас всё готово? Агент должна быть полностью укомплектована через пять часов, а мне ещё предстоит согласование рождественских праздников.

— Мне бы твои проблемы, — с чувством выдохнул Воин. — Вот честное слово, Папесса, ты не могла бы подождать до завтра с обсуждением днюхи сына твоего бога, а?

— Он не более мой, чем твой, — спокойно отозвалась Жрица и с сочувствием спросила. — Так тяжело?

— Скорее муторно, — откликнулся Палач, разминая пальцы. — Самое ненавистное ощущение «чемодана без ручки». А весу в нём центнера три.

— Четыре, — подхватил демон. — И тащить его надо в оранжерею.

— Из Хранилища.

— Через Архивы и тринадцатый этаж.

— Помогая только языком и…

— Задницей, скажем так.

Жрица обвела взглядом развеселившихся мужчин.

— Вот теперь я понимаю, почему проект «Детский сад» так и не был реализован, — с достоинством произнесла она. — Вы сами как подростки.

— А иначе рехнуться можно, дорогая коллега, — фыркнул Воин, вставая к столу. — От излишней серьёзности в поведении и мыслях. Ладно, подышали, пошутили, и будет. Давай ещё раз, третья ступень базовых заклятий. На счёт три. И раз…

***

Всепоглощающая любовь Воина к шуткам посреди рабочего процесса всё-таки иногда давала трещину. Вообще, стало заметно, что часть его серьёзной «маски» осталась с ним, позволяя время от времени взглянуть на мир внимательно и отстранённо, без лишнего ёрничанья. Вот и сейчас, в процессе нанесения последних штрихов на картину «Сборы спецагента», демон сделался серьёзен.

— Твоё дело смотреть и запоминать, — спокойно сказал он чуть бледной от осознания момента Риве. — Как на первых тренировках. И ни в коем случае не отходить от легенды. Давай-ка ещё раз, пока Палач здесь.

— И не только во мне дело, — не поворачиваясь от верстака бросил начальник Третьего отдела. — Сейчас Жрица доведёт до ума твой амулет, и, надевая его, ты должна чётко держать в голове образ новой себя. Начинай с имени, затем история обращения, после — нынешняя профессия и общая информация о жизни. Последнее — штрихи, мелочи. Чем больше их будет у тебя в голове, тем сложнее, но полнее и нерушимее будет твой образ.

— Как будто персонажа для компьютерной игры создаю, — хмыкнула Рива. — Или для ролевой.

Палач с Воином переглянулись.

— Н-ну, да… — неуверенно протянул демон. — В принципе, нечто похожее. Только сейчас это не игра.

— Все мы во что-то играем, — мрачно и не очень членораздельно отозвалась Птаха. — Или в кого-то.

Старшего сисопа пришлось ввести в состав группы по подготовке к операции в последний момент: выяснилось, что даже лучшие образцы средств связи Третьего отдела не соответствуют заявленным Воином и Светловым требованиям. В данный момент Птаха с паяльником в руках и пучком тончайших проводков в углу рта доводила до ума наушник-каплю.

«Даже мы притворяемся, госпожа. Так что ничего зазорного в этом нет».

Каладболг решил подбодрить владелицу по-своему. Рива хмыкнула. Напряжение медленно рассасывалось, разум очищался, в нём оставалась лишь холодная сосредоточенность и уверенность.

«Спасибо, друг мой. Я боюсь не столько позора, сколько провала».

«Мы справимся».

Молчун Леохайн высказался коротко, веско и уверенно.

— Хорошо, — произнесла Рива вслух. — Имя: Ребекка Горовиц. Бекки или Бекка сокращённо. Возраст: шестьдесят два. Обращена в восемнадцать лет, соответственно в шестьдесят девятом году. Сир, точнее Леди: Хлоя Кивар, бывшая секретарь Анны Шварц, погибла три года назад. Профессия: биохимик. Подробности…

— Не надо. Верю, — неожиданно отмахнулся Палач. — Я нисколько не сомневаюсь, что с твоей памятью ты сейчас сможешь часами рассказывать о формулах и соединениях. Какой ты видишь Ребекку Горовиц? Кто она такая? Чего она боится и хочет? От какой шутки она рассмеётся, а от какой сморщит носик? Какое прикосновение вызовет дрожь вожделения, а какое — тошноту? Вот на чём ты должна сейчас сосредоточиться.

— Она… спокойная, — медленно выговорила Рива. — Не холодная, а спокойная. Она любит васильки и тоскует по солнечному свету. Возможность участвовать в проекте для меня — не помощь в создании оружия. Я хочу снова выйти в поле на заре и смотреть, как кувыркаются под облаками жаворонки. Мне так много лет как человеку и так мало как вампиру, что я не могу выбрать, к кому я всё-таки ближе. Я люблю свои нечеловеческие силы и возможности, но ненавижу само состояние… — Рива сцепила пальцы в замок, плечи её чуть содрогнулись, потом она резко выпрямилась, провела ладонью по глазам и с вызовом вскинула подбородок, улыбаясь. — Зато теперь я умею стрелять и драться, как не могла и помыслить сорок лет назад. И мне позволительно ездить на мотоцикле. В брюках.

Палач с тёплой улыбкой наблюдал за девушкой, оставив верстак.

— Верю, — тихо повторил он. — Теперь — верю. Справишься.

Распахнулась дверь в малую мастерскую, и из проёма, затянутого белёсым туманом, шагнул Мо. Откуда-то сбоку, благо ширина двери позволяла, вывернулась Жрица. Главе отдела аналитики хватило нескольких мгновений для оценки ситуации. Женщина резко взмахнула рукой, и Рива автоматически поймала брошенную вещицу, не выходя из принятого образа.

Неяркое серебристое сияние скрыло фигуру и лицо девушки, а когда рассеялось, внешность агента уже соответствовала её новому внутреннему миру.

Волосы укоротились едва ли не вдвое и приобрели мягкий пшенично-светлый цвет. Глубокую синь глаз поглотила холодная серая сталь. Юношескую стройность и плавность сменила сухость и хищность. Пальцы девушки… женщины-вампира сжались в кулаки, на мгновение распрямились в коротком выпаде, выпуская острые чёрные когти. Лишь одежда и рост остались прежними, но это уже ничего не значило.

— Моё оружие? — низкий, с хрипотцой, голос Бекки Горовиц плавился циничной усмешкой и грустью пожившего существа, знающего себе цену.

— Прошу, — Палач с лёгким поклоном передал ей две кобуры с малозаметными и широко распространёнными «Береттами». Каладболг и Леохайн могли принять почти любое обличье, но в этом случае им потребовалась помощь: слишком яркая индивидуальность личного оружия должна была быть скрыта.

— Связь?

— Готово, — взгляд Птахи буквально излучал сочувствие, но она не собиралась мешать воплощению агента ни единым лишним словом. — Круглосуточно, в любых мыслимых для Детей Каина состояниях окружающей среды. Экстренный вызов для эвакуации — кодовое слово.

— «Сайгак», — года два назад в такой же ситуации Воин ухмылялся бы. Сейчас на его лице не возникло и тени улыбки. — Кодовое слово — «сайгак». Во всех возможных склонениях. Сомневаюсь, что вы будете вести дискуссии о фауне полупустынь Евразии. Но если вдруг — предупреждай заранее. На то и связь.

— Господин специалист по связям с общественностью не почтит нас своим вниманием? — неприкрытая ирония и капелька яда в голосе.

— Это моя операция, — твёрдо ответил демон. — Я отвечаю, Палач курирует. Светлов получит только отчёты.

— Великолепно. Когда начинаем?

— Закат через три часа, — Жрица подняла глаза к потолку. — Но мы обеспечим необходимую облачность раньше. У вас девяносто минут, леди Горовиц.

— Госпожа. Госпожа Горовиц, — Бекки то ли поморщилась, то ли усмехнулась. — Леди я стану ещё не скоро, если мне вообще суждена подобная судьба.

— Прошу меня простить, — старший аналитик чуть поклонилась. — Усталость от работы, признаюсь, заставила меня забыть о приличиях.

— Извинения приняты. Мне надо переодеться. Боюсь, не избежать встречи с главой клана, а госпожа Шварц несколько предосудительно относится к подобным… костюмам. — Бекки чуть брезгливо провела пальцем по рукаву крепдешиновой блузки, украшенной бордовыми и жёлтыми хризантемами. — Мой статус гостьи и нового специалиста в лабораториях предполагает нечто более строгое.

— Я предоставлю всё необходимое, госпожа Горовиц, — отозвался Палач. — Прошу за мной.

— Благодарю. Лорды. Леди.

Короткий наклон головы — намёк на намёк поклона, — и Бекка с главой Третьего отдела покинули Арсенал.

— Не переигрывает? — с тревогой спросил Воин, глядя им вслед.

— Боюсь, друже, что лучше бы переигрывала, — прогудел Мо, наклоняясь и шаря где-то под верстаком. — Труд великий предстоит деве сей. Как бы чем худым дело не обернулось.

— Она выдержит, — задумчиво произнесла Птаха. — Ты недооцениваешь её, кузнец.

— Вот за заблуждение моё и подымем чарки, — провозгласил Мо, разгибаясь. — Вам всем потребно, ибо сил немеряно в подготовку девы вложили, а я за компанию с вами.

В руках оружейника был бочонок тёмного дерева. Небольшой, литров на восемь. Жрица опять возвела очи горе, на этот раз совершенно по иному поводу.

— Мне же праздники утверждать. Господа, ну что вы, в самом деле, действительно… как маленькие.

— Как взрослые, — не согласился Воин, с жадностью глядя на бочонок. — За успех операции пить зазорно, а вот чтобы Мо ошибся… по паре кружечек, Жрица. Это же настоящий эль. Ирландский, чтоб меня. И ты такую ценность спрятал!

— Не спрятал. Приберёг от рук ваших загребущих и животов бездонных, — доски днища заскрипели, подаваясь под пальцами истинного гнома. — А на рать идущих потребно провожать, как то боги заповедовали.

— Старый язычник, — с нежностью произнесла старший аналитик, сдаваясь. — И соблазнитель. Искуситель даже. Птаха, ты с нами?

— Не припомню в архивных документах свидетельства хоть одного укуса со стороны Мо, — Птаха криво улыбнулась. — Но от подобных предложений не отказываюсь.

Несколько минут прошло в благоговейном принюхивании и оценке звука, с которым эль осторожно взбалтывался в многолетнем плену кленовых досок.

— За нашу Ревекку, — провозгласил Мо, когда неблагородный по сути, но уважаемый по возрасту напиток занял своё место в толстостенных деревянных же кружках. — И за то, чтоб я ошибся в помыслах своих касаемо Бекки Горовиц. Да будет путь их обеих светел, бой лёгок, а соперники глупы.

— Согласен, — отозвался Воин, поднимая кружку выше головы своеобразным салютом. — Хрен кто сможет её обыграть.

— Их обеих, — тихо произнесла Жрица, баюкая в ладонях ёмкость с элем, как гадальную чашу. — За то, чтоб ты действительно ошибся, Мо. Кажется, я буду молиться за твою ученицу, Воин.

— Ото ж, — усмехнулся тот, первым припадая к кружке.

— Да будет так, — прошептала Птаха, прежде чем с некоторым благоговением прикоснуться губами к густой тёмной пене эля. — Да будет так, девочка. Удачи.