Глава 17

В кабинете Закери, унаследованном им от отца, уже около часа шел не шуточный разбор полетов.

— Как?! — в который раз орал он, нервно расхаживая по кабинету и потрясая в воздухе потрепанным листом бумаги, исписанным аккуратным женским почерком. — Как ты мог от меня это утаить?!

Вопрос был адресован Оскару Фальче, спокойно и с чувством собственного достоинства сидящего тут же в кресле для посетителей. За все то время, что молодой король ругался, советник не проронил почти ни слова. Он не пытался оправдываться или в чем-то убеждать своего монарха. Опят подсказывал, что сейчас это будет бесполезно. Закери Абиатти сейчас не услышит голос разума. Потому, что если бы услышал, то последнее, что его волновало бы это трудные роды Женевьевы.

Малеросса погрязла в проблемах со всех сторон. Гатрида в лице принца Лиама и его уже тестя короля Абрахама Фармера на грани того, чтобы объявить войну Малероссе. Добрые отношения со Стеркаостой — самым могущественным союзником страны на сегодняшний момент — под угрозой, из-за нелепых, бредовых обвинений посла. Нет, если бы тот гипотетический план, который мужчина столь эмоционально описал, ссылаясь на высокопоставленное лицо при дворе, приближенное к королевской семье, а поэтому заслуживающее доверия, действительно существовал, если бы союз между королем Закери и теперь уже реайд-сини Маргаритой и правда существовал — то он стал бы самым гениальным планом захвата власти в истории. Но чтобы предполагать что-то подобное нужно совершенно не знать ни Закери, ни саму Маргариту. Скорее небо рухнет простым смертным на головы, чем эти двое объединяться в чем-то. К сожалению, фанатично преданного своему реайд-сину посла убедить в этом не удалось.

Ну, и как вишенка на этот торте — внутренние проблемы, которые все это время были словно нарывы на теле Малероссы, наконец, прорвались. Несколько крупных родов на гране между собою, войны на взаимное уничтожение, грозящей втянуть в это противостояние другие влиятельные знатные семьи. Учитывая, что половины высшего света связанна родственными и брачными узами с семьей Содерини, то этот конфликт может перерасти в кровавую бойню, в которой пострадают все причастные и те, кого случайно зацепит.

Как не старался Оскар достучаться до бывшего ученика, все было совершенно бесполезно. И письма от настоятельницы советник Фальче не показывал молодому королю, как раз потому, что не хотел, чтобы Закери забросил даже тот минимум своих обязанностей, который ещё выполняет. Каким образом письмо попало к нему — загадка. У матери настоятельницы был строгий приказ ни под каким предлогом не писать королю. Ну, да ладно. Оскар позже с этим разберется.

Сейчас ему необходимо было переждать волну гнева Закери и снова попытаться достучаться до него. Малеросса сейчас уязвима, как никогда. А у этого влюбленного… короля, только свадьба на уме.

Хотя нет, сейчас у него в голове ещё и мысли о том, что Оскар его предал. Вон, с каким рвением он ими делиться.

— Я верил тебе! Ты сказал, что увезти Женевьеву будет к лучшему! Это поможет все исправить! И чем это все закончилось? Моя сестра умирает, а ты скрываешь это от меня! Скажи, Оскар, если бы она все-таки умерла, ты бы мне хотя бы об этом сказал?

На языке у советника крутилось много разных ответов: что состояние принцессы никак не связано с тем, куда её увезли, что Закери и не вспоминал о ней все это время, а теперь вдруг воспылал братской любовью, что если бы не идея увезти неосторожную в любовных связях девушку, то двор погряз бы в очередном скандале и о браке с королем Марияди пришлось бы забыть. Но Оскар благоразумно промолчал. Вместо этого он сказал то единственное, что могло усмирить гнев Закери хоть немного:

— Вы радовались предстоящей свадьбе, ваше величество. Я не решился омрачить ваше счастье.

В последнее время это срабатывало. Но сейчас фокус не удался:

— Моя свадьба не мешала тебе расстраивать меня известиями о постоянных проблемах в стране, — зло прорычал Закери. — Мое счастье не мешало тебе расписываться в собственной некомпетентности и неспособности выполнять поставленные перед тобою задачи!

— Ваше величество, — сдержанно возразил советник. — Есть вопросы, решать которые мне не позволяет статус. Решить их можете только вы.

И тут же пожалел о сказанном. Закери воспринял это как попытку указывать ему, что делать, руководить им. Не важно, что он собирался делать до этого и как поступить. Набрав в грудь воздуха, тот прошипел:

— Знаешь, что, Оскар! Я тут король! Я решаю, что мне делать, а что нет! Моя сестра умирает! И я буду там! Независимо от того, что ты об этом думаешь!

Оскар помолчал и сделал самое разумное, что мог — поднял на Закери глаза и спросил:

— Разрешите идти, чтобы подготовить ваш отъезд?

******

Дайон появлялся при дворе не чаще и не реже обычного. Он делал все то же самое, что и должен был делать, выполняя обязанности королевского распорядителя. Но помимо этого, мужчина успешно продолжал свою диверсионную деятельность. В этот раз она была направленна против королевы Беатрис.

Начал он с мелочей: заглядывая в королевскую канцелярию воровал одни письма, и добавлял другие. Письма которые Дайон воровал, были в основном либо от поставщиков, либо поставщикам, обслуживающим королевскую свадьбу. Исчезали заказы на цветы, феерверки и прочие свадебные атрибуты, исчезали счета к оплате, в итоге возникали долги и задерживались поставки, отменялись визиты модисток, парикмахеров и швей, срывались сроки пошива свадебного платья и подготовки свадебного банкета. А письма, которые Дайон добавлял, содержали самые нелепые требования: свадебное платье траурного белого цвета вместо традиционного красного, свадебные украшения для зала черного и белого цвета, как будто планировались не свадьба, а похороны. Дайон даже заказал вместо свадебных букетов траурные.

Королева Беатрис уволила нескольких секретарей из королевской канцелярии. Но все её распоряжения по-прежнему выполнялись либо из рук вон плохо либо с точностью до наоборот, письма по-прежнему исчезали, поставщики по-прежнему выполняли чьи угодно, кроме её заказов. В итоге Беатрис пришлось заняться совершенно не царским делом — самой носиться по городу, чтобы организовать свадьбу.

Дайон, глядя на суматоху, которая поднялась, только улыбался. Он-то знал, что скоро Беатрис начнет получать счета за украшения и угощения, которых не заказывала. А потом появятся музыканты, которых она не приглашала. И начнут принимать приглашения гости, которых она не приглашала, а те, кого приглашала, так и не подтвердят свое участие в празднике.

И в то же время Дайон не терял бдительности. Он тщательно следил за подготовкой Закери к отъезду. Благо, из этого не делали тайну. Так же, как и не были тайной попытки Оскара отговорить молодого короля от этого путешествия. Умный, очень умный советник просил, умолял своего короля отказаться от дальнего и опасного путешествия в столь напряженное для страны время. Но все его уговоры и разумные доводы, достигали цели с таким же успехом, как горох разбивал пресловутую стену. Закери наслаждался тем, что его уговаривают, но все равно делал по-своему. И Дайону может и стало бы жаль Оскара, даже не смотря на то, каким старым ублюдком тот был, если бы советник в свое время не стал между ним и Женевьевой.

Пока молодой король готовился к путешествию, граф Киприан тоже готовился к путешествию. Он собрал небольшой отряд наемников, продал почти все свое имущество и готов был выступать в любой момент.

Момент настал на третий день. Полностью готовый к отъезду Закери и его охрана двинулись в путь. Признаться, молодой король удивил его. Дайон ожидал что-то похожее на отъезд Седрика: большой обоз, множество слуг и вещей, пышные проводы. Но Закери уехал тихо и что называется "налегке". Минимальное количество слуг, необходимый для обеспечения безопасности короля минимум охраны, минимум вещей. Краем уха Дайон смог услышать, что таким вот составом Закери планирует добраться до места назначения самое большее за две недели. Эти слова стали едва ли не самыми лучшими за прошедшие полгода, которые Дайон слышал за последние полгода.

Дайон не стал начинать слежку за Закери прямо от дворцовых дорог. В конце концов, было всего два варианта, как он мог покинуть город: в направлении Гатриды, или в направлении Айгерима. И не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы это понять. На севере от Хилэри было море, на юге горная гряда Те-Санури. Конечно, был вариант, что Женевьеву морем отправили в Стеркаосту или Эфраим. Но вся подготовка к путешествию свидетельствовала о том, что короля ждет долгий сухопутный путь. Оставались либо путь на запад, в сторону Айгерима, либо путь на восток, в сторону Гатриды. Дайон сделал ставку на западный путь. Он уже понял, что Женевьеву спрятали в одном из храмов. Его люди тщетно обыскивали одно святилище за другим. Тайно искать Вив, с учетом того, как много этих святилищ разбросано по такой огромной стране можно было бы с таким же успехом, как пытаться искать иголку в стоге сена. Но король то точно знал, где его сестра. И задумка Седрика была просто гениальна. Вместо того, чтобы сломя голову искать Вив по всей стране, нужно было вынудить Закери привести Дайона к ней.

Что его величество и сделал, не заметив слежку.

Как Дайон и предрекал, небольшой отряд Закери выехал из западных ворот и отправился в сторону Айгерима. Сразу же ехать за ними было бы верхом не благоразумия. Поэтому Дайон отправил непосредственно за ними переодетого в простую охотничью одежду наемника. Тот должен был ехать следом и оставлять хлебные крошки для остального отряда в виде красных ленточек, повязанных на деревьях. На случай, если разведчика заметят, Дайон снабдил наемника документами, подтверждающими, что тот — один из лесничих. И на случай, если мнимый лесничий не сможет вести слежку, в отряде был и опытный следопыт, способный отыскать следы даже после сильного дождя.

У Дайона была всего одна попытка найти возлюбленную и своего ребенка. Всего один шанс обрести семью и он сделал все возможное, чтобы не упустить его.

******

Седрик много слышал о дворце Вилхейм Буро. Но подумать не мог, что увидит что-то, настолько отличающееся от столь привычных глазу обиталищ знати в Хилэри. Большинство столичных дворцов имеют неправильную форму, комнаты в них как бы собраны в небольшие павильоны, тоже неправильно расположенные, а чтобы попасть в какой-нибудь зал нужно пройтись по нескольким лестницам и переходам. Седрик привык к тому, что в Ладлен, чтобы попасть из его крыла в трапезную необходимо преодолеть пару этажей, несколько лестниц и множество переходов.

Но Вилхейм Буро! Этот дворец совершенно отличался от его бывшего дома, Ладлен. Этот трехэтажный дворец, с открытым внутренним двором и летними поэтажными одинаковыми по форме и размеру арками, опирающихся на колонны, выглядел просто нереально, как ожившая фантазия какого-то художника. Как будто его построили зодчие из другого мира. Нереальности внешнему виду этого архитектурного шедевра придавало то, что каждая колонна была выполнена в форме огромной статуи какого-нибудь божества. Были тут и Астер, и Алатея, в традиционно закрытой одежде, как и подобает хранительнице домашнего очага, а рядом стоял её муж — могучий кузнец Тимерс, которого почитают за изобретательность и трудолюбие, и бог войны Крив, со совими неизменными атрибутами — мечом и копьем, и многие другие. Кое где правда встречались статуи великих героев, которые были смертными. Но, кажется, боги не были обижены соседством с теми, кто им во славу совершил столько подвигов ратных. Особенно Седрика поразило то, как искусно применили для облицовки фасада Вилхейм Буро камни с грубо-околотой или выпуклой лицевой поверхностью. Так делали только в Мацуи. Во всех остальных городах Малероссы, где Седрику довелось побывать, стены дворцов так не декорировали.

Дворец господина Гастена тоже был прекрасен. Но ему не доставало размаха, с которым строили Вилхейм Буро. Чего стоил, например, сильно вынесенный декоративный карниз. Каким умом и талантом должен был обладать архитектор, придумавший эту красоту? Как можно было, сочетая между собою всего несколько штрихов, не только подчеркнуть мощь строения, но и его изящность?

А ведь Вилхейм Буро и правда выглядел изящно.

И это изящество царило в каждой комнате: во внутреннем дворе с галереей на первом этаже, в галерее с окнами — на втором, в открытой лоджии с колоннами — на третьем.

Елизавета успела осмотреть дворец без него и сейчас, показывая внутреннее убранство Вилхейм Буро, не скрывала улыбку, глядя на реакцию Седрика. Его особенно поразило оформление второго этажа, считающегося парадным. Богатство его убранства могло бы соперничать даже с Ладлен! Даже дворцу барона Сильвестри было к чему стремиться. Были здесь и стены, облицованные мрамором, и позолоченные потолки, отделанные лепными украшениями, и полы, покрытые мраморными плитками. Даже окна и двери имели рельефные обрамления! Не говоря уже о мебели.

Под конец экскурсии Елизавета показала их с Седриком спальню. Но уединиться там пока не получилось. Слуги как раз вносили и расставляли по местам вещи, привезенные из Хилэри и некоторые, приобретенные уже здесь.

Зато Елизавета смогла рассказать, почему им не удалось сразу поселиться в Вилхейм Буро:

— Представляешь, — ореховые глаза девушки смеялись. — Оказывается, здесь уже довольно давно не жил ни один из управителей. Им предоставляли совсем другой дворец.

— Хм, — нахмурился Седрик. — И кто же здесь жил?

— Я тебе намекну, — улыбнулась Лиза. — В тот дворец, который раньше занимали постоянно меняющиеся управители, несколько дней назад спешно въехал глава городского совета граф Бласдасари со всем своим семейством.

Седрик рассмеялся:

— Так я получается, не только почти лишил его власти, но оставил бездомным?

— Да, — игриво усмехнулась Лиза в ответ. — Ты у меня такой — разбойник с большой дороги!

— Скажи, любовь моя, к приему все готово?

Елизавета приосанилась и важно кивнула. Седрик подавил улыбку, глядя на неё. Девушка с таким энтузиазмом и ответственностью взялась за организацию праздничного ужина, затеянного Седриком под предлогом празднования переезда, а на самом деле, чтобы объявить о введении нового налога. Седрик не хотел оказаться на месте пресловутого Фирра, сделав налог только для богатых или только для бедных. Он решил соблюдать баланс. Поэтому "Налог на строительство и реставрацию дорог в Мацуи и окрестных землях" будет взыматься со всех. Но только в разной мере. А чтобы баланс соблюдался, взыматься будет два процента от ежемесячного дохода каждого жителя города. Плюс на этом приеме Седрик планировал назначить тех, кто будет ответственным за строительство Западного торгового тракта.

Седрик не сомневался, что Лиза справится с подготовкой ужина в кратчайшие сроки. Это в Хилэри подобное организовать не так легко. А в Мацуи это было простейшей задачей. Елизавета больше переживала по поводу готовности своего платья, чем по поводу организации званого ужина. А Тибольд занимался организацией охраны на данный конкретный вечер и всего дворца в целом. При этом он умудрялся поддерживать связь с повстанцами в Хилэри и других провинциях. Популярность Буревестника в народе росла, и скрывать его существование от власть имущих стало практически невозможно. Поэтому Тибольд утроил усилия, скрывая истинную личность Буревестника. Одновременно с тем, по указанию Седрика, он распространял в народе рассказы о том, как изменилась в Мацуи жизнь простых людей с приходом нового управителя. Агентурная сеть не просто распространяла эту информацию, в этих рассказах Седрик противопоставлялся Закери, как добро противопоставляется злу. Король не справедлив, постоянно увеличивает количество налогов, в то время как принц-управитель помогает Мацуи процветать.

Это помогло убить сразу двух зайцев: среди простого населения росла неприязнь к Закери, и становилось проще вербовать людей для восстания, и с другой стороны росла популярность Седрика, а в умах простых людей, его кандидатура становилась единственной возможной заменой нынешнему тирану-королю.

— Я и не сомневался, — улыбнулся Седрик Лизе, и нежно поцеловал. — Мне нужно переговорить с Тибольдом...

Елизавета нехотя отпустила его:

— Только не долго, — и вытерев помаду ему с губ, добавила: — Гости скоро начнут собираться.

Разговор с Тибольдом вышел действительно коротким и больше походил на отчет: сколько народу, в какой провинции, к ним присоединилось, сколько оружия было припасено, и какие меры предосторожности были приняты для защиты движения от преждевременного разоблачения. И весь разговор. Седрик дал несколько указаний, касательно подполья, и вернулся к Лизе. Солнце уже клонилось к закату, но по его подсчетам до ужина было ещё часа два. Ему хотелось провести хотя бы один из них с Лизой. Но девушка уже была занята. Её внимание требовалось везде и сразу: там цветы были лишние, там не хватало, там со столовым серебром разобраться не могли, там людей не хватало.

Седрику было и досадно, что когда у него появилось свободное время, Лиза оказалась занята, и в то же время, он был горд, глядя на то, как спокойно и уверенно справляется со всем его любимая женщина.

Правда, скучал Седрик не долго. Вскоре начали приезжать первые гости, завязалась непринужденная светская беседа. Ну, как не принужденная. Гости постоянно, ну очень прозрачно, намекали ему, что не плохо было бы помочь им с решением того или иного вопроса. Раз уже они все тут такие друзья. А Седрик изо всех сил делал вид, что не замечает этих намеков.

От потока нескончаемых и плохо прикрытых жалоб Седрика спасла Лиза. Графиня Малони, как никогда красивая в своем платье из струящейся темно бордовой ткани и с изящной прической, приковывала к себе взгляды. Её красота была тонкой, классической и то, с какой уверенностью и достоинством держалась Елизавета, подчеркивали эту красоту намного сильнее, чем украшения и вечерний макияж. Она подошла к Седрику и постоянно была рядом. Как только возникал разговор на нежелательную или неудобную тему, Лиза аккуратно меняла тему. При этом собеседник не оставался обижен, потому, что девушка касалась тем, которые интересовали всех.

— Ваше высочество, а не могли бы вы по старой дружбе поспособствовать тому, чтобы мой корабль в порту прошел таможенный досмотр быстрее? — как раз попытался переманить на себя все внимание Огюст Вренер — один из глав ремесленных гильдий.

— Кстати, — тут же вклинилась Елизавета. — Вы слышали про то, что новый корабль купеческой гильдии задерживается? Уж не попал ли он в шторм? Или не случилось чего похуже?

— Я бы ни чему не удивился, — фыркнул в ответ Огюст, заглотив наживку. — Они там в своей гильдии совершенно безответственно подходят к выбору капитанов и команды!

— Мы доверяем наши корабли только лучшим, — тут же оказался рядом один из глав купеческой гильдии Акиль Кадуччи.

Огюст стал в стойку:

— Вы доверили один из новых кораблей мальчишке, для которого это вообще первое самостоятельное плаванье! Это ли не безответственность!

— Каждый из нас делал что-то в первый раз, — спокойно парировал Акиль.

И дальше в том же духе.

Беседы плавно сместились к банкетному столу. Возле Седрика сидели Лиза, Тибольд и Гастен. Остальных рассадили по степени значимости. В этом вопросе Седрик абсолютно доверял Лизе. Она местную публику знала получше него и знает, кого рядом с кем лучше не садить. И судя по тому, какая мирная атмосфера царила вокруг, молодая графиня справилась с этим безупречно.

Седрик не на секунду не забывал, зачем на самом деле созвал сюда эту публику. Он выбрал такой момент, когда гости после обильной трапезы и хорошего вина выглядели расслабленными и умиротворенными, чтобы встать и, постучал по графину. Гости тут же взялись за бокалы, думая, что новый хозяин дома решил поднять тост.

— Я провел в Мацуи не так много времени, — начал Седрик издалека. — Но уже успел полюбить этот город. Поэтому его нужды стали моими нуждами. Не так давно на городской площади я объявил о своем решении отремонтировать Западный тракт.

Эти слова были встречены сдержанными аплодисментами.

— Но в ремонте нуждается не только эта дорога, — продолжил Седрик, предвкушая реакцию знати, ведь судя по лицам, никто пока не понял, куда он клонит. — А после ремонта за каждой из них нужен будет постоянный уход, иначе со временем они придут в негодность.

Некоторые из гостей встретили его слова с одобрением, другие, постарше и поопытнее, сидели с мрачными лицами. Эти люди предчувствовали, что дальше Седрик скажет:

— Поэтому я решил ввести новый налог — "Налог на строительство и реставрацию дорог в Мацуи и окрестных землях", — громко, чтобы даже слуги в дальнем конце комнаты услышали, сказал молодой управитель, и за столом воцарилась тишина. — С ежемесячного дохода каждого жителя города будет сниматься два процента, которые будут использованы впоследствии для тех целей, что я огласил выше.

Седрик ожидал, что сейчас зал взорвется возмущением. Он не зря объявил об этом решении не на площади перед всем городом, а именно на званом ужине. Здесь подавить сопротивление знати будет легче, чем перед многотысячной толпой горожан. Ещё не хватало, чтобы эти скряги и лентяи, которые годами жили припеваючи за счет налогов, настроили народ против него. Если бы весь Мацуи начал противиться введению этой пошлины, то пришлось бы отложить введение этого налога. А Седрику этого бы не хотелось. Он, конечно, обещал вложить часть собственных средств в ремонт Западного торгового тракта, но не собирался финансировать его полностью из своего кармана.

Чего не ожидал никто, так это того, что встанет маркиза Донатти, также с бокалом в руке и легкомысленно скажет:

— Всего два процента? Так мало? Что можно отремонтировать на два процента? Право, ваше высочество, я не понимаю. У меня в день больше на косметику и духи уходит.

По залу пробежался смешок. После слов ветрено рыжеволосой красавицы, налог и правда выглядел как нечто несерьезное и необременительное. Седрик на секунду замешкался с ответом, пока рассматривал маркизу. Как он не заметил раньше, что она также среди гостей? Зеленое платье обтянуло ладную фигуру, приятно округлую во всех нужных местах, как вторая кожа, декольте на грани разумного и дозволенного, ярко-красная помада просто горит на алебастрово-белой коже. Эту женщину невозможно было не заметить и, судя по самодовольной улыбке, она знала, какое впечатление производит.

Прочистив горло, Седрик ответил:

— Но налог будет взыматься не только с вас, маркиза Донатти. Весь город будет платить его, каждый в силу своих скромных возможностей, для общего блага.

Седрик сел, не позволяя втянуть себя в дальнейшую дискуссию, и только сейчас заметил, как бледна Елизавета.

— Милая, что с тобой? Тебе не хорошо? — тут же всполошился Седрик. — Может тебе водички? Молочка? Отдохнуть?

Лиза слабо улыбнулась. К роли будущего отца Седрик подошел также основательно, как и к любому другому делу: выяснил все, что ждет Елизавету во время беременности, узнал, все, что мог про роды и максимум из того, что получилось, о том, что будет после родов. И теперь носился вокруг своей возлюбленной похуже, чем иная наседка вокруг своих цыплят. Елизавета подозревала, что если бы не государственные дела, то беременность стала бы для неё худшим из кошмаров из-за его слишком сильной опеки.

Как правило, его беспокойство было беспочвенно. Но сегодня оно было оправдано. Елизавета, увидела среди гостей лицо, которое совершенно точно не приглашала и не желала видеть НИКОГДА. Ей стало дурно, перестало хватать воздуха. Но она не решилась говорить Седрику об истинной причине своих тревог. Вместо этого она вяло улыбнулась:

— Все хорошо, мне просто нужен свежий воздух, — и встав, вышла из зала в сад.

Седрик посмотрел на Тибольда, но тот и без указки уже шел следом за Елизаветой. В следующее мгновение к нему подошел один из гостей, чтобы выразить свой восторг домом, и, пользуясь случаем, рассказать о "небольшом затруднении", мешающем ему получать прибыль. Сдержанно улыбнувшись своему гостю, Седрик подумал, что никогда прежде так не скучал по Лизе, как в этот конкретный момент. Графиня Малони точно нашла бы способ быстро спровадить этого мужчину с его проблемами. А ему, видимо, придется терпеливо слушать, потому, что спасать его некому.

Только он об этом подумал, как к мужчине сзади подошла маркиза Донатти и "случайно" облила того вином.

— Ах, Джакомо! — всплеснула руками красавица. — Я такая неловкая! Простите ли вы меня?

Мужчина нерешительно потоптался на месте, не зная, что делать дальше. Он посмотрел на себя, проверяя, насколько досталось костюму. Если немедленно не принять меры, то он будет безнадежно испорчен. Затем бросил быстрый взгляд на принца, как бы пытаясь удостовериться, что если он сейчас отлучиться, тот никуда не денется. И только после этого улыбнулся невинно хлопающей глазками Винченце:

— Что вы, очаровательная баронесса, — он слюняво поцеловал ей руку. — Вы не можете быть неловкой.

— Но я причинила вам столько неудобств… — снова похлопала глазками она.

— Никаких неудобств, — улыбнулся он. И поклонился сначала принцу, затем прекрасной баронессе. — Я вынужден ненадолго вас покинуть.

— Буду ждать вашего возвращения, Джакомо, — обаятельно улыбнулась Винченца.

Проводив взглядом спешно покинувшего зал мужчину, женщина отодвинула стул, на котором только что сидела Елизавета и грациозно на него села.

— Вы не против? — улыбнулась она. — Я что вы скучаете в одиночестве. Мой спутник также оставил меня ненадолго. Поэтому, я решила, что мы могли бы скрасить друг другу досуг.

Седрик сознательно не услышал последнее предложение. Взяв со стола кубок, он отпил вина, и спросил:

— Какой мужчина мог оставить вас, баронесса? Только глупец.

Винченца рассмеялась. У неё был приятный гортанный смех.

— Он не глупец, — усмехнулась она успокоившись. — Всего лишь мой кузен. Я не интересую его как женщина.

Седрик ничего ей не ответил. Винченца снова заговорила первой, явно стараясь зайти с другой стороны:

— Ваше высочество, вы очень умно придумали с этим налогом на дороги. Думаю, у вас все получится.

Её слова невольно вызвали у Седрика улыбку. Вряд ли она в принципе поняла, что он говорил о налоге. Но вслух он сказал следующее:

— Приятно слышать, что вы в меня верите.

Винченца придвинула стул к нему поближе.

— Ваше высочество, я должна вам признаться, — она подвинулась к нему ближе. — Я ненасытная женщина.

— Правда? — спросил Седрик. — И в чем же вы ненасытны?

— Например, — теперь уже она отпила вина, — в любопытстве. Сейчас мне безумно интересно, нашли ли вы в нашем городе то, что… возбудило бы ваше любопытство? Или что-то, что вы… желали днем и ночью?

Намекала красавица естественно на себя.

Седрик неопределенно пожал плечами:

— В "городе" есть дивной красоты… вещи, — ответил Седрик, сознательно выделив голосом определенные слова. — Но я способен без них обойтись, раз уж не могу ими обладать.

Винченца вздохнула, и её грудь едва не выпрыгнула из корсажа:

— Ах, ваше высочество, вы просто не представляете, какое удовольствие можно получить, обладая желаемым, — женщина соблазнительно облизала свои пухлые губы, томно глядя на собеседника, и передвинулась вместе со стулом так близко, что её голос начал больше походить на интимный шепот. — Наш "город" может предложить вам такие удовольствия, о которых вы и не подозревали до этого. Попробовав их, вы уже не захотите ничего другого.

Седрик окинул взглядом раскованную, сексуальную рыжеволосую красавицу. Она предлагала себя, обещая неземные удовольствия. И он, в общем, верил, что баронесса может выполнить свои обещания. Будь на его месте, к примеру, Закери — тот согласился бы, не раздумывая. Седрик же видел в этом предложении одно, большое существенное "Но!":

— Удовольствия, — наклонившись к собеседнице, протянул Седрик, будто пробуя это слово на вкус. — Это хорошо. Я бы даже сказал замечательно. Они делают жизнь лучше.

Винченца расплылась в улыбке, считая, что, наконец, подобрала к нему ключик. Но радость её была преждевременной:

— Но в вашем городе частенько забывают, что я принц, а значит, достоит самого лучшего.

Баронесса снова улыбнулась:

— Поверьте, вам действительно предлагается самое лучшее… И никому не обязательно знать о ваших удовольствиях.

— Я — принц, — спокойно сказал Седрик. — Мне плевать, если окружающие будут знать о моих пристрастиях. На что мне не плевать — это на сами удовольствия. Я достоин лучшего, а лучшее — это эксклюзивное. То… чем имело удовольствие наслаждаться почти все, если не все, мужское население Мацуи — не для меня. Я ощущаю...

Седрик несколько раз щелкнул пальцами, подбирая выражение:

—… брезгливость, к такого рода… "удовольствиям".

Наверное, плюнь Седрик ей в лицо, баронесса выглядела бы краше. И все же Винченца нашла в себе силы вернуть улыбку на лицо и проворковать:

— Для того чтобы знать толк в удовольствиях требуется опыт.

— Знаете, чем чревато получение большого опыта в чем-либо? — спросил Седрик. Винченца в ответ лишь плечами пожала. Движение получилось слишком быстрым, слишком нервозным, лишенным прежней грации и сексуальности. Молодой человек улыбнулся и пояснил: — Когда мужчина стремиться получить в чем-то опыт, например, с женщинами, то быстро всем пресыщается. В какой-то момент его уже не интересуют ни опытные, ни искушенные, ни обезоруживающе прекрасные красавицы.

— То есть, — хмурясь, переспросила Винченца, силясь понять, куда же он клонит. — Мужчин начинают интересовать исключительно невинные и неопытные женщины?

Седрик капризно сморщил нос:

— Такие надоедают намного раньше, чем опытные и искушенные, — и снисходительно объяснил: — Когда все вокруг становится пресным и приедается, мужчины начинают искать нечто особенное, то, что будет принадлежать только ему — любимую женщину.

— И вы свою уже нашли, — понятливо закончила его мысль баронесса.

— И не променяю её на сомнительное удовольствие далеко не первой свежести, — жестко закончил Седрик. И намекнул на то, что этот разговор стоило бы уже закончить: — Баронесса, мне, кажется, вам стоит проверить как там ваш спутник. Что-то его долго нет.

Лицо Винченцы пошло пятнами, кубок в руках дрожал, но когда она попрощалась:

— Всего доброго, — её голос звучал ровно. Как будто их беседа была не более чем дружеской болтовней.

Седрик кивнул ей в знак прощания и тут же потерял интерес. Его мысли снова вернулись к Елизавете. Уж слишком долго она дышит воздухом. Не случилось ли что?

Но прежде, чем Седрик успел выйти в сад за Лизой, в зал вошел Тибольд.

— Что случилось? — встревоженно спросил Седрик, встав своему первому помощнику навстречу.

— Э-э-э… — Леброн почесал затылок и сказал: — Все нормально. Сейчас Елизавета придет в другом платье. Но ты сделай вид, что ничего не заметил.

— Почему? — нахмурился Седрик.

Мужчина замялся, но все-таки ответил:

— Ей там поплохело, платье испорчено. И ей очень стыдно, просила ничего тебе не говорить.

— Поплохело? — подошел ближе Седрик. Тибольд закатил глаза:

— Это нормально, что беременную вырвало, её и так по утрам тошнит.

Только после этого Седрик заметно успокоился и расслабился. Леброн прав, утренняя тошнота у Лизы периодически случалась. Тошноту могло спровоцировать что угодно — от запахов до еды. Так что в словах Тибольда сомневаться не было повода.

А зря.

Впервые со дня их знакомства, Тибольд Леброн его обманул, посчитав, что ничего страшного из-за этого не случиться.

Когда Леброн прошел следом за Елизаветой в сад, то думал, что девушке и правда поплохело. Он думал, что постоит в тени, чтобы не смущать девушку своим присутствием, пока та придет в себя, а потом осторожно прокрадется внутрь. Тем более, что два стражника стояли на выходе из сада и никого не впускали из посторонних. Но не тут-то было.

Громко ругающиеся голоса Тибольд услышал ещё на подходе к беседке в глубине сада — любимом месте отдыха Елизаветы. Но не сразу смог разобрать слова. А разобрав, бросил к беседке со всех ног:

—… оставь меня в покое! — кричала Лиза. — Это место охраняют! Как ты сюда попал?!

— А ты думала, что спрячешься за своего принца? — расхохотался мужчина. — Это Мацуи, деточка. Здесь все принадлежит мне! И ты тоже!

Тибольд как раз подошел к беседке и выглянул из-за угла. Во-первых. Ему нужно было оценить обстановку: неизвестный мог быть не один или мог держать Елизавету в заложниках. Во-вторых, он мог быть не один и если сломя голову броситься в бой, то не только никого спасти не удастся, но и живым ноги унести.

— Я тебе не принадлежу! — зло воскликнула обычно спокойная и уравновешенная Елизавета.

— Принадлежишь! — прорычал мужчина и бросился на неё, пытаясь разорвать платье. — Я и так слишком долго ждал!

— Нет!!! — закричала Елизавета. — Не трогай меня!

Тибольд вытащил свой меч и атаковал незнакомца. То ли тот почувствовал движение со спины, то ли услышал шум, да только застать его врасплох не получилось. Высокий смуглый и черноволосый мужчина развернулся и контратаковал. Пока мужчины сражались, Елизавета забилась в угол беседки и рыдала, пытаясь прикрыться остатками платья. В очередной раз, оттолкнув от себя соперника, Тибольд, выбрал момент и сказал ей:

— Елизавета, не плач! Тебе вредно!

Девушка хрюкнула в ответ что-то невразумительное. Разобраться что именно Тибольд не успел, так как незнакомец попытался атаковать. Он был сильным соперником, пользовался в бою уличным стилем и если бы на месте Леброна был кто-то другой, то вполне мог бы победить. Но Тибольд и сам осваивал науку владения мечом на улицах родного города. И имел перед незнакомцем большое преимущество — он был моложе и сильнее.

Схватка была короткой, но ожесточенной. Незнакомец быстро понял, что не одолеет неожиданного защитника и поспешил ретироваться. Тибольд не преследовал его. Вместо этого, убедившись, что опасность миновала, он наклонился к Лизе:

— Ты как? Я сейчас позову помощь...

— Нет! — вцепилась в его руку Елизавета как утопленник и с не меньшим ужасом в глазах.

— Не бойся, — неверно истолковал причину её страха Тибольд. — Он не вернется...

— Седрик не должен знать! — испуганно затараторила Лиза. — Не должен! Он так этого не оставит. Захочет мстить, а Флавио Делано не тот человек, с кем ему сейчас нужно ввязываться в драку!

— Кто он? — деловито спросил Тибольд. Он знал девушку достаточно хорошо, чтобы понимать, что та не будет паниковать без причины.

— Бандит, — облизав губы ответила Елизавета. — У него все местные бандиты под колпаком. Он заправляет борделями, уличными бандами и много чем ещё. В том числе и игральными домами, где много лет назад мой отец проиграл меня ему в карты.

— Ты… — замялся мужчина, не зная, как спросить была ли Лиза любовницей Флавио, но девушка и так его поняла:

— Нет, — покачала она головой. — Я уехала из города намного раньше, а до Хилэри руки Делано не дотянулись.

Тибольд нахмурился, затем попробовал развеять страхи Елизаветы:

— Послушай, я понимаю, что для Мацуи этот Флавио должно быть бандит с большой буквы. Но Седрик принц. Во-первых, он не должен позволять вот так оскорблять себя в собственном доме. Во-вторых, должен избавляться от таких преступных элементов...

— Услышь меня, Тибольд, — Елизавета взяла его за руку. — Седрику не нужно сейчас выступать против Делано! Даже гильдия не справилась с ним! А у Седрика нет ни соответствующего оружия, ни союзников… ему нельзя распыляться ещё и на Делано!

Леброн молчал. Он услышал то, что девушка не рискнула произнести вслух. БУРЕВЕСНИК не может сейчас распыляться и бороться с этими бандами. И рискует сейчас тоже не столько Седрик, сколько Буревесник.

— Знаешь что, Елизавета, — он задумчиво потер подбородок. — Иди сейчас наверх и приведи себя в порядок. Выброси это платье и переоденься во что-нибудь другое. Не бойся вопросов от Седрика. Я разберусь.

— Спасибо, — прошептала Елизавета, обнимая Тибольда.

— Да на здоровье, — вздохнул Леброн, больше всего на свете желающий набить кому-то морду. Это просто. Тут не нужно думать над стратегией или над последствиями. В такие моменты он был рад, что больше не является главой движения сопротивления. Меньше голова болит.

— А как же охрана? — спохватилась Лиза, только сейчас вспомнившая про них и удивившаяся, что они не прибежали на шум мечей.

— Они стоят при входе, — отмахнулся Леброн. — Им туда ничего не было слышно. Ну, все, хватит думать. Вставай и иди. А я пойду к Седрику, пока он не разволновался и не пошел нас искать.

Когда Елизавета через час снова вышла к гостям, ничего кроме нового платья не говорило о том, что с нею что-то произошло. Как и обещал Леброн, Седрик не стал задавать вопросов и чему-то удивляться. Он встал, при её появлении и помог ей сесть.

В тот момент ни Седрик, ни Елизавета, ни Леброн не обратили внимания на то, что двое из их гостей уже покинули дворец.

******

Дверь кареты распахнулась, и в неё впрыгнул запыхавшийся мужчина.

— Гони! — велел он кучеру и тот послушно ударил хлыстом по крупу лошади. С легким толчком карета пришла в движение.

Он посмотрел на сидящую рядом рыжеволосую красавицу и тонко усмехнулся:

— Смотрю, тебе не повезло.

— Тебе, судя по всему, повезло не больше моего, — холодно отчеканила Винченца. И немного помолчав, добавила: — Но я этого так не оставлю. Ни один мужчина не может пренебречь мною, обозвать меня шлюхой и спокойно жить дальше.

— Я в деле, — усмехнулся Флавио.

— Из-за неё? — зло прошипела Винченца. — Да что вам всем свет клином на ней сошелся?! Я красивее неё! Я могу доставить мужчине такое удовольствие, что он навечно останется моим рабом.

— Ты не понимаешь, — улыбнулся мужчина. — Она… чистенькая. К такому хочется касаться, от этого не устанешь.

— Чистенькая? — удивилась Винченца. — Как ты можешь её так называть. Принц её имеет, как захочет. Какая она после этого чистенькая?

Флавио покачал головой:

— Винченца, Винченца, Винченца. Ты вот начала раздвигать ноги для мужчины только в браке. И посмотри на себя — настоящая шлюшка, безнравственная и порочная. И не важно, что у тебя сохранилось доброе имя. А вот она… Даже теперь в ней осталось достоинство, чистота, изящество. Она леди во всем. Я хочу её, Винченца. Малышка Лизи — моя. А с принцем делай что хочешь. А пока...

Мужчина наклонился и, крепко взявшись за декоративную шнуровку на корсете рыжеволосой красавицы, потянул её на себя, усаживая у себя на коленях, и запуская руки ей под юбку, чтобы убедиться, что она осталась верна себе и не надела нижнего белья. Удовлетворенная улыбка коснулась его губ, когда Флавио закончил:

— Ехать нам ещё долго, а я хочу расслабиться.

— Думаешь, я тебе позволю, после всего, что ты мне сказал? — прошипела Винченца, резко схватив любовника за руки.

Тот улыбнулся:

— В этом разница между вами, — он наклонился и впился в губы красотки жарким поцелуем, разжигающим в крови костер, и остановился только тогда, когда почувствовал, как руки Винченцы отпустив его, поднялись вверх, и тонкие пальчики заблудились в его волосах. Она притягивала его к себе, отдаваясь поцелую пылко, со страстью, на которую её маленькое тело казалось было неспособно. Флавио оторвался от сладких губ, только чтобы сказать: — В этом разница. Ты отдаешь свое тело за удовольствия и подарки. А для неё любовь и секс неделимы. Она отдает свою душу.

И снова впился в опухшие от поцелуев губы, заглушая очередные протесты, одновременно переворачивая Винченцу и укладывая на сиденье.