Глава 15

Седрик сдержал слово и устроил сначала три дня поминок, а затем три дня празднований. Барон Сильвестри также сдержал свое слово и устроил званый ужин. Первый день траура Седрик провел с господином Гастеном, решая скопившиеся финансовые вопросы. Второй и третий день ушли на осмотр города. И нужно сказать, что Мацуи его несказанно удивил.

Во-первых, тот, кто построил здесь порт, вокруг которого и вырос город, был настоящим гением. Мацуи располагался в естественной бухте, которую от моря отделяла и в то же время защищала от ветров гора Калнас. Удобные подходы и то, что для этого региона, а также для торговцев из Айгерима, это едва ли не единственный порт такого масштаба, позволяющий сбывать продукцию собственного производства и покупать привезенную из-за границы — послужили мощным толчок к развитию и процветанию Мацуи.

Хотя для приезжих из Айгерима условия торговли были не очень выгодные. Купцы оттуда вынуждены были платить двойной налог: налог на ввоз товаров на территорию Мацуи, который теоретически должен был идти на развитие города (а практически, скорее всего, оседал в карманах членов городского совета), и налог на право продавать свои товары на территории порта.

Самые умные из купцов работали через купеческую гильдию. Как жители Малероссы, они сбывали свои товары, даже не произведенные на территории города, а привезенные откуда-то, оплачивая только налог на реализацию и тот был намного ниже, чем установленный для приезжих из Айгерима.

Схема действительно простая и сугубо в рамках закона: купцы из гильдии покупали товар у купцов из Айгерима за территорией города, как правило, в какой-нибудь деревушке. В этой же деревушке они покупали часть товара, который был у селян на продажу, и вписывали в документы все одним махом. Так как окрестные деревни считались частью города, то получалось, что продукция была произведена на территории Мацуи для купцов из Малероссы. И платить двойной налог не требовалось. Все оставались довольны.

Кроме купцов из Айгерима. Чаще всего купцы из гильдии скупали товар по цене, намного ниже рыночной, и прибыль, которую в таком случае получали проделавшие нехилый путь купцы из соседнего государства едва-едва была больше чем та, которую они получили бы, продавая все сами. Как и любой человек, занятый в торговле, купцы из Айгерима умели считать свои деньги, и понимали, что имей они свободный доступ в Мацуи, их прибыль выросла бы до сорока процентов. Но пока за Малероссой стояла Гатрида, никто не ждал от короля Айгерима каких-либо действий по возвращению порта исконным владельцам. То есть — Айгериму. Все знали что в соседнем государстве так думают, а те в свою очередь знали, в Малероссе знают о их амбициях. Но по какой-то молчаливой традиции все молчали о том, что знают. Вот такой вот замкнутый круг.

Во-вторых, Седрика поразил сам город. Порт распологался у подножья горы, а город, пришлось построить на небольших, искусственно сделанных террасах и он лесенкой спускался вниз, к порту.

А если подняться достаточно высоко, то можно увидеть не только дорогу, ведущую из Айгерима в порт, но и россыпь деревень, из которых в город поступали свежие продукты. Большинство деревень принадлежали различным крупным землевладельцам, живущим в городе и крестьянам позволялось обрабатывать землю за десятую часть урожая. Но были и свободные общины. Ну, как свободные. Это деревни, которые заплатили своему господину крупную сумму денег и получили право в течение оговоренного срока распоряжаться землей по своему усмотрению. У них чуть больше прав и свобод, чем у тех, кто все ещё в вассальной зависимости, но в основном их жизнь протекает также.

Это то, что Седрик узнал от барона Сильвестри. Арчибальд рассказывал о Мацуи очень много. И все же оставалось такое впечатление, что барон не рассказал ничего. Седрик не мог избавиться от впечатления, что не узнал ничего важного. Что ж, хвала богам, что у него есть альтернативные источники информации о городе.

Помощью одного такого он как раз решил воспользоваться.

Имение Гастена, в котором все ещё жили Седрик и Елизавета, находился на одной из срединных террас. Здесь не было улиц в широком смысле слова, как на нижних террасах, занимаемых бедняками — лишь имения богатых людей. Особняк Гастена и вовсе был построен на выступе скалы, с которого открывался отличный вид не только на город, но и на все прибывающие корабли.

Если бы барон Сильвестри не устроил сегодня званый ужин в честь Седрика, то этот день Лиз потратила бы на переезд и обустройство в Вилхейм Буро. Но из-за приема переезд решили отложить на два дня. Девушка долго отнекивалась, но в итоге согласилась сопровождать его. В благодарность он купил ей чудесные серьги и колье. Которые впрочем не сильно обрадовали её. Что-то происходило с Елизаветой, но она почему-то не хотела об этом говорить. И дело было не в возвращении в Мацуи, или страхе неопределенности. Всю дорогу девушка была очень спокойна и переезд её не волновал. Но уже по приезде сюда Елизавета стала грустной и замкнутой, угнетенной, если это слово сюда подходит. Хотя видимых причин для этого нет.

Седрик решил, что как только все немножко уладиться — обязательно заставит её рассказать правду. А пока ему нужна была помощь.

Елизавете нравилось сидеть на небольшом балкончике и смотреть на протирающийся у ног восхитительный вид. И в этот раз Седрик не ошибся, первым делом заглянув сюда. Правда, к его немалому удивлению, девушка была не одна. Компанию ей составлял Гастен. Они тихо о чем-то разговаривали и беседа её не радовала. Но узнать о чем Седрику было не суждено. Он успел услышать только окончание фразы Гастена:

— … она тоже будет там.

Когда его заметила Лиз. Девушка радостно улыбнулась ему и откинула шаль, чтобы встать на встречу, но Седрик её опередил, первым подойдя, чтобы поцеловать любимую. Затем сел в пустующее кресло рядом, оказавшись между Гастеном и Елизаветой.

— О чем вы говорили? — спросил он, как бы между прочим, отрывая виноградинку и отправляя её к себе в рот.

— Мы говорили о приеме и о тех, кто на нем будет, — ответил Гастен. — Такого масштабного события давно не было, на этом званом ужине соберутся все, кто хоть что-то значат в городе: члены городского совета, представители купеческой гильдии, главы самых больших ремесленных цехов, владельцы крупных судоходных компаний…

Седрик подавился очередной виноградинкой и откашлявшись спросил:

— Цехов? Мацуи же портовый город, какие цеха?

Елизавета тихо рассмеялась:

— Милый, но Мацуи это не только порт, — Седрик буквально замер, услышав из её уст это «милый». Их отношения никогда не для кого не были тайной, но Лиз практически никогда на людях не проявляла свои чувства. Хотя Седрику этого чертовски хотелось. Ему нравилось когда все вокруг получали доказательство того, что Елизавета — его, а он — только её. И вот она так запросто назвала его «милый» при Гастене.

Как же ему хотелось продлить это мгновение! Но сам купец все и испортил:

— Прекрасная графиня Малони права, — почти весело согласился он. — Как бы странно это не звучало, но две третьих дохода состоятельных людей в Мацуи составляет именно продажа изделий из ремесленных цехов.

— Но, что за цеха? — перевел на него недоуменный взгляд Седрик. — Почему я о них только сейчас слышу?

— А разве барон Сильвестри тебе ничего не рассказывал? — неподдельно удивилась Елизавета.

Сефрид рассмеялся:

— Это то, как раз и не удивительно, — все ещё улыбаясь пояснил он. — Умолчать о таких вещах — вполне в его духе. Потом он придумает какое-то глупое оправдание.

— Но почему он умолчал о цехах? — недоуменно спросил Седрик. — Почему это такая тайна?

— Это не тайна, — слегка растягивая гласные ответил Гастен. — Просто не все, что производится в цехах, продается открыто. Часть… товаров, — немного замявшись, подобрал он подходящее слово, — производится по спецзаказам. И чем позже вы об этом узнаете — тем больше времени будет, чтобы скрыть следы этого.

— Они совершают государственное преступление и если вы мне покажите в каких именно цехах… — начал было Седрик, но Сефрид не очень учтиво перебил его:

— Гильдия купцов также приобретает товары, произведенные по спецзаказам, — как ни в чем не бывало, сказал он и почти скучающим тоном сказал: — И Буревесник мог бы приобретать товары, произведенные по спецзаказам.

Седрик нахмурился и встал:

— Что вы такое говорите?

— Я говорю, — таким же спокойным и не выражающим голосом сказал Гастен, — что гильдия всегда блюдет свои интересы. Мы не вмешиваемся в политику, если этого не требует необходимость, но мы всегда знаем все и обо всех. Гильдия не принимает не чьих сторон, пока не задеты наши интересы. И как сторона нейтральная — мы одинаково лояльно относимся ко всем.

Седрик молча стоял, глядя на купца сверху вниз, и все же его не покидало ощущение, что это Сефрид смотрит на него свысока. Продлилось это всего несколько секунд, затем Гастен тоже встал:

— Я вижу в вас большой потенциал, милорд Абиатти, — многозначительно сказал он. — Я видел его ещё тогда в Хилэри. В вас есть многое от отца, Эгберта, да будет светлым его путь в чертоги богов. Герцог Патио, покойный отец Александра, знал его величество ещё до коронации. И тот никогда не хотел быть королем. Ему нравилась та жизнь, которой он жил: разгульная, веселая, безответственная. И корону его величество Эгберт принял спьяну, а затем хотел отречься. Но знаете, почему он этого не сделал?

— Почему? — настороженно спросил Седрик. Ему не нравилось, что Гастен так далеко ушел от изначальной темы разговора, но в то же время хотел знать к чему эта беседа приведет.

— Потому, что увидел, кого хотели посадить на трон вместо него, — ровным тоном ответил Сефрид, и повернулся лицом к простирающемуся у подножья горы порту. — Эгберт был умнее и сильнее любого из них. И он просто не смог смириться с мыслью, что придется жить под властью того, кого он даже не уважает.

Повисла тишина, которую вновь прервал Гастен:

— Вы очень похожи на отца, — повторился он. — Не понимаю, как этого не заметил Оскар. Видимо, возраст берет свое. Думаю, вы с уважением относились к принцессе Маргарите и ничего не стали бы предпринимать, не смести её Закери.

Сефрид повернул голову и посмотрел на Седрика:

— А может и нет, — задумчиво пробормотал он, не сводя взгляда со своего более молодого собеседника. — Что-то другое послужило толчком? — проницательно догадался Гастен. — Вы почувствовали угрозу. Для себя? Для семьи.

Седрик почувствовал, как его взяла за руку Елизавета. Он повернул голову и увидел её ободряющую улыбку. Она что, подталкивала его к откровенному разговору с купцом?

Поколебавшись ещё немного, Седрик все же неохотно ответил:

— Боадикея.

Всего одно слово, которое все расставило по местам для Гастена:

— А-а-а, — как ему казалось, понял, о чем говорит принц купец. — Закери хотел использовать её, чтобы держать вас в узде…

Отведя взгляд в сторону, Седрик поправил его:

— Закери ПРОСТО хотел её.

Вот теперь на лице купца появились эмоции — изумление, ошеломление и много ещё чего, что невозможно было разобрать. Наконец, Гастен выдохнул:

— То есть вся эта возня с троном… Он сместил Маргариту, вы хотите сместить его… Все из-за вашей младшей сестры?!

— Причин много, — холодно сказал Седрик. — Но вы действительно назвали две главные. Закери недостоин ни трона, ни моей сестры.

Сефрид неожиданно усмехнулся:

— А герцог Патио получается более достойная кандидатура чем король?

Тут усмехнулся уже Седрик:

— Король или нет, Закери никого не может сделать счастливым, кроме себя. А это главное условие, при выборе достойной кандидатуры. Король или нет — моя сестра должна быть счастлива.

— И как? — заинтересованно склонил голову на бок Гастен. — Александр справился с поставленной задачей?

— Блестяще, — широко улыбнулся Седрик. — Он смог очаровать Боадикею в первую же встречу, а я понял, что они будут ну просто идеальной парой.

— Простите моё любопытство, но как вы это поняли? — глаза Сефрида выдавали его искренний интерес в этом деле.

— О, — просто пояснил Седрик, не затягивая интригу. — Боадикея и Александр с первой же секунды знакомства были на одной волне: понимали друг друга, не испытывали неприязни. Они нашли много интересных тем для разговоров…

— Таких интересных, что ты даже уснул, — неожиданно рассмеялась Елизавета, ткнув пальцем в любимого.

— Милая не вини меня, — поднял руки вверх, как бы сдаваясь на её милость Седрик. — Я тебе пересказывал все самые интересные моменты и ты тоже зевала.

В этот раз Лиз смеялась не одна, к ней присоединился и Гастен.

— Но если все было так хорошо, то зачем было отсылать Алекса в Гатриду? — вновь вернул себе серьезный тон Сефрид.

— Его отослал не я, а Закери, — немного раздраженно ответил Седрик. — Но пусть вас это не беспокоит. Мы с Лиамом решили, что он заберет Боадикею с собой в Гатриду и там они с герцогом поженятся.

— Это очень разумно с вашей стороны, — не мог не согласиться Гастен.

Воцарилось неловкое молчание. Первым тишину нарушил Седрик:

— Я могу рассчитывать на лояльность гильдии?

Сефрид посмотрел на него слегка недоуменно, как будто считал этот вопрос давно решенным:

— Разумеется, ваше высочество, — и тут же добавил: — Прошу меня извинить, дела требуют моего присутствия в Мацуи. Мы с вами встретимся уже на приеме в вашу честь.

Мужчина поклонился на прощание, и повернувшись к Елизавете поклонился с не меньшим почтением:

— Леди Малони.

Она сдержанно улыбнулась ему в ответ, и Седрик, неожиданно для себя почувствовал укол ревности.

Елизавета откинула шаль с ног и встала:

— Пойдем собираться? — невесело спросила она.

Вместо ответа Седрик подхватил её на руки и понес в спальню. К дьяволу морскому прием! Подождут…

******

Женевьеву по приезде в храм поселили в восточном крыле. Девушке досталась уютная и просторная келья, обставленная так, чтобы предоставить новой постоялице максимум комфорта. Из обрывков фраз, она сделала выводы, что в этой комнате уже не раз квартировали попавшие в такую же беду девушки из высшего света.

Даже несмотря на высокий статус наследной принцессы, Женевьеве установили жесткие правила. Как объяснила в личной беседе глава храма, это делается для сохранения конфиденциальности. Чем меньше служителей храма её увидит, тем надежнее будет сохранена тайна. Поэтому в течение дня, когда в храме идет служба или проводятся повседневные работы, девушка должна находиться у себя в келье. Ей будут приносить еду и книги из библиотеки. Но сама она покидать свои покои не должна. Впрочем, ранним утром, пока служительницы храма завтракают, перед началом своим каждодневных трудов, да поздним вечером, когда идет последняя молитва, Женевьеве разрешалось прогуляться. На этом вольности и ограничивались.

Конечно, перспектива просидеть взаперти без малого три месяца до рождения ребенка, не особо радовала девушку. Но она снова и снова повторяла себе, что так нужно. В конце концов, ничего этого бы не случилось, если бы не её беспечность.

Сидя взаперти, Женевьева много думала: о ребенке, о Дайоне. Она старалась гнать от себя переживания. Врач при храме, регулярно её осматривающий, сказал, что нервничать — вредно для малыша.

Но Женевьева ничего не могла с собой поделать. Особенно, когда ребенок начал шевелиться. Впервые почувствовав его внутри, девушка осознала, насколько малыш ей дорог и как неимоверно трудно будет отдать его. Эта боль от предстоящей разлуки разрывала бедняжке сердце и Женевьева часто и подолгу плакала. У неё пропал аппетит и ухудшился сон.

Врач в первое время постоянно делала замечания. Но видя, что слова не имеют должного эффекта, приставила к ней одну из служительниц храма, чтобы та следила за будущей роженицей. Женевьева начала есть все что приносят, хоть и не чувствовала вкуса еды. Просто механически выполняла требования.

А на одной из прогулок у неё впервые началось кровотечение.

Сказать, что она испугалась — ничего не сказать. Женевьеву уложили в кровать, заставили пить отвары. Врач осмотрела её и сказала, что ребенок вне опасности, но как будущая мать девушка должна быть более осторожной: меньше делать резких движений, лучше питаться и меньше изводить себя тревогами.

И Женевьева правда старалась следовать советам мудрой женщины.

Но как любящая мать, знающая, что после рождения больше не увидит своего малыша, Женевьева не могла перестать горевать.

******

Седрик знал, что Елизавета любит море. Она часто рассказывала о нем. И по приезде в Мацуи, он, наблюдая за возлюбленной, видел, как девушка с упоением вдыхает соленый морской воздух или подолгу сидит на террасе, любуясь видом. В какой-то степени он даже завидовал этой большой яме заполненной соленой водой. К счастью, когда взор прекрасной графини Малони был обращен на него, в нем было не меньше любви.

А ещё Седрика очень радовало, что Елизавета поддерживала его всегда и во всем. Всегда спокойная и уравновешенная, девушка была образцом собранности.

Как правило.

Собираясь на сегодняшний прием, она старалась сохранить свое привычное спокойствие, но у неё от волнения даже руки дрожали. Седрик ничего не говорил. Ему казалось, он понимает в чем дело. Вернуться домой в статусе чьей-то любовницы, пусть даже и фаворитки принца — это, наверное, не то, о чем она всегда мечтала. У неё на лице было написано крупными буквами, что если бы могла, Елизавета не пошла бы на этот прием. Но вслух девушка ничего не произнесла, а Седрик продолжал делать вид, что ничего не замечает, лишь изредка помогая то сережки надеть, то браслет застегнуть.

По-хорошему, как любящий мужчина, он не должен был бы заставлять её идти на этот прием, раз для неё это так тяжело. Но Седрику нужен был рядом кто-то, кому он мог бы безоговорочно доверять и кто смог бы правдиво рассказать ему кто есть кто в этом обществе. Опять же, Елизавета не имела ничего против, того, чтобы жить с ним в Хилэри, не стала просить по приезде отдельный дом и стояла с ним рядом на площади, во время памятного первого знакомства с горожанами. Самые влиятельные горожане уже присутствовали там и видели её. Те же сильные этого небольшого мирка под названием Мацуи будут и на приеме.

Или все дело в том, кого не было на площади, но он будет на приеме?

Седрику вспомнились слова купца: «…она тоже будет там». Так дело в какой-то женщине, которую Лиз хочет увидеть? Мимолетный взгляд на старающуюся держаться спокойно девушку, породил другой вопрос: или не хочет?

Как бы там ни было, разобраться с этим можно будет уже на приеме. А пока… пока Седрик помог Елизавете сесть в карету, а заняв место рядом с нею, крепко обнял. С тяжелым вздохом девушка приникла к нему, не боясь, что помнет платье или испортит прическу. Она не сказала ему спасибо, за поддержку, но это и не требовалось. Седрику чертовски нравилось чувствовать себя опорой и поддержкой для неё в такие минуты. Елизавета — сильная женщина и слабому мужчине рядом с нею делать нечего. Седрику нравилось, что рядом с ним Елизавета может позволить себе побыть слабой. И черт с ними с секретами. Захочет — сама расскажет. Хотя, судя по всему, скоро он и сам все узнает. Ведь загадочная «она» также будет на приеме.

Карете потребовалось больше часа, чтобы доставить их на место.

Им оказался огромный особняк, судя по архитектуре построенный не так давно. Однако это здание по-своему было шедевром и не многие из столичных особняков могли бы составить ему конкуренцию. Два крыла, три этажа, арочные окна, колонны и чудесной ручной ковки ворота — все вызывало восхищение, даже в вечерних сумерках. И Седрику было крайне интересно посмотреть на это произведение искусства при дневном свете.

— Потрясающе, — позволил себе тихо восхититься Седрик. — Где он только раздобыл эти барильефы?

Елизавета отвлеченно пожала плечами:

— Это же Мацуи, Седрик. Здесь можно достать вообще все.

Для неё это было очень чем-то обыденным, а вот принц, выросший в столице, не мог к этому привыкнуть. Да, он имел все, что только захотел бы. Но… О существовании многого из увиденного в Мацуи за последние несколько дней молодой человек просто не представлял. Не говоря уже о том, чтобы желать этого. Ему вспомнилась Боадикея. Вот кому этот порт пришелся бы по вкусу. Это место, хоть и просуществовало много столетий, все равно остается новым и современным. Во время поездки по городу, Седрик видел разные здания: и построенные столетия назад, и возведенные совсем недавно. Как, например, кишащий людьми особняк барона Сильвестри. Но в отличие от Хилэри, порт не производил впечатления почтенного, степенного господина, неторопливого и вальяжного. Нет, Мацуи — это скорее молодой щеголь. Люди здесь не живут каким-то привычным укладом, они постоянно в движении, постоянно чем-то заняты. Город, словно живой: дышит, двигается, развивается. Мацуи даже ночью не засыпает. Несколько раз по ночам Седрик вставал и смотрел на городские огни. Это зрелище было крайне необычно, но в то же время очень красиво. Хилэри нельзя сравнивать с Мацуи, нет. В столице лишь в некоторых кварталах жизнь не замирает на ночь, чтобы снова прийти в движение утром, со звоном колоколов на ратуше. И не все из этих кварталов можно назвать благополучными. А Мацуи… Это просто Мацуи. Нельзя его описать никаким другим словом, потому, что по эту сторону океана Адалет нет другого подобного места.

Знатные и просто очень богатые горожане толпились у входа, как простолюдины. Всем хотелось поприветствовать главного гостя вечера. Охране даже пришлось расталкивать людей, чтобы устроить для принца Абиатти коридор метровой ширины. И все равно пройти по нему было довольно сложно. Знатные люди приветствовали его, пытались схватить за камзол, чтобы привлечь к себе внимание, девушки через каждые полметра пытались падать в обморок, чтобы молодой принц их подхватил. Но, хвала богам, перепрыгнуть через сцепивших руки стражников, им не удавалось.

Седрик старался сохранять невозмутимое лицо. Но поведение толпы его откровенно пугало. И не так крики, как молодые девушки, разодетые на грани приличия, смотрящие на него, как на лакомый кусочек бифштекса. Он действительно боялся, что если кто-то из стражников ослабит бдительность, одна из «знатных барышень» загрызет его на смерть. Исключительно из-за внезапно вспыхнувшей большой любви. И то, что рядом с ним шла Елизавета, никого не смущало.

Слава богам, это длилось не долго. Не без помощи Тибольда, они попали внутрь особняка. Седрику стоило больших усилий сдержаться и не раскрыть рот от удивления. Да это место выглядело роскошнее, чем королевский дворец Ладлен! Если бы дворец уменьшить до размеров особняка. Он посмотрел на Елизавету. Куда и делась напряженная скованность, не отпускавшая её всю дорогу. Лиз с нескрываемым восторгом рассматривала все вокруг. Седрик даже улыбнулся, глядя на неё. Ему нравилось, когда в этих ореховых глазах разгоралось любопытство пополам с восторгом. Обычно графиня Малони так смотрела на картины или статуи. Ну, что ж. В этом особняке и того, и того было в избытке. Её творческой натуре было от чего прийти в восторг.

Мгновение испортил барон Сильвестри:

— Ваше высочество, — мужчина, словно из-под земли вырос и склонился в почтительном поклоне. — Рад приветствовать в моем скромном жилище вас и вашу очаровательную спутницу.

Седрик легко улыбнулся. Барон своей ложной скромностью откровенно напрашивался на комплимент. Ну, что ж, сегодня у его гостя хорошее настроение, и Седрик не стал его разочаровывать:

— Ваше жилище можно назвать каким угодно, только не скромным, — любезно ответил он. — Примите мои комплименты, особняк чудесный.

— Благодарю, — отвесил очередной любезный поклон хозяин дома, хотя в его взгляде читалось, что он ждал более развернутой версии похвалы. Тем не менее, барон не забыл, для чего устроен этот вечер. — Хотелось бы насладиться светской беседой с вами милорд, но в моем доме собралось даже слишком много желающих познакомиться с вами.

— Слишком много? — нахмурился Седрик.

— Некоторых пришлось попросить погулять в саду, — барон тактично кивнул в сторону толпы перед домом.

— Понятно, — ровным тоном, как будто его в каждом городе так принимают, ответил Седрик. Хотя чувствовал он себя при этом прямо противоположным образом.

Барон тем временем продолжил:

— Я понимаю, что вечер может оказаться долгим и утомительным, поэтому предлагаю вам пройти большой зал. Там для вас приготовлено кресло, где вы сможете посидеть, пока я буду представлять вам гостей.

«Трон» — мелькнула у Седрика мысль, и он даже невольно улыбнулся. Но быстро вернул себе серьезный настрой.

— Что ж, проводите, — кивнул головой в знак согласия он.

Седрик думал, что сейчас их проводят через весь дом. Почему-то ему казалось, что барон не упустит возможности лишний раз похвастать своими владениями. Но он ошибся, их с Елизаветой проводили в соседний большой зал. Судя по убранству и мраморной плитке на полу, здесь устраивали балы.

Барон провел их через весь зал к одиноко стоящему креслу.

— Мне кажется, — сказал Седрик глядя на него. — Здесь чего-то не хватает.

— Чего? — нахмурился Сильвестри. Ему казалось, что он все предусмотрел. Вот кресло, рядом с креслом столик с хорошим вином и фруктами. Что этому столичному выскочке не хватает?

Седрик взял Елизавету за руку и проводил к креслу, там он галантно его подвинул, помогая девушке сесть, и только после этого сказал:

— Еще одного кресла. Для меня.

Барон, как и большинство гостей, уже собравшихся в бальном зале, смотрели на развернувшееся перед ними представление с недоумением и ошеломлением. Конечно, раньше у них никогда не было наследного принца в качестве управителя и высший свет Мацуи не был знаком с обычаями королевской семьи. Но при этом все были уверенны, что посадить подле себя любовницу, на таком важном мероприятии — это поступок неслыханный, если не сказать скандальный.

Тем не менее, спорить барон не стал. Он коротко кивнул в знак согласия и приказал дворецкому исправить это упущение. Арчибальд Сильвестри добился всего, что у него есть, только благодаря тому, что знал, когда стоит говорить, а когда лучше промолчать.

Мальчишка, которому, волею такого же мальчишки короля, Арчибальд вынужден будет служить, мнит себя лидером, сильной личностью. Посмотрите, я и так могу и так могу. Все это — лишь юношеское желание выпендриться. На самом деле, он и гроша ломаного не стоит. Особенно из-за того, что принц. Такие как он, все имеют с рождения. У них, как правило, нет стремлений и нет своих желаний. К чему стремиться, если все, чего не захочешь, мгновенно подают на блюдечке?

Пусть почувствует себя главным, пусть думает, что все идет как он себе на воображал. Тогда мальчишка даже не заметит, как попадется в сладкие сети прекрасной Винченцы Донати. После этого все, что будет волновать Седрика — это удовольствия и развлечения. А реальная власть в городе снова вернется к Арчибальду в руки.

Кресло принесли, Седрик занял свое место, и барон Сильвестри начал приглашать самых именитых жителей города с семьями. Седрик слушал его, а затем наклонялся к Елизавете, и девушка дополняла рассказ подробностями, о которых гостеприимный хозяин умолчал. Но, к сожалению, графиня Малони, в силу длительного отсутствия в городе, могла убрать пробелы в биографии далеко не каждого гостя. Вскоре к ним присоединился и Сефрид Гастен. С его появлением дело пошло веселее.

Седрик все ждал подвоха. Ему не верилось, что Сильвестри так просто оставит свои попытки вернуть себе власть. В каждом, кого тот представлял, новый управитель Мацуи подозревал такую «попытку». Однако тот Елизавета, то Сефрид развеивали эти опасения. Где-то на втором десятке приглашенных гостей, барон привел ослепительную рыжеволосую красавицу. Рыжие, похожие на расплавленную медь волосы уложены в замысловатую прическу, густо подведенные зеленые глаза, пухлые губы и соблазнительная фигура, затянутая в зеленый бархат. Эта женщина была восхитительна и знала об этом. Прическа, макияж, платье, с вырезом на грани пристойного — все было подобрано так, чтобы подчеркнуть это. Такой походкой, как рыжая незнакомка подходила к креслу, богиня Даюри шествовала по земле, разжигая в сердцах людей любовь и страсть.

— Вот, теперь можете быть настороже, — наклонившись к Седрику, тихо сказал Сефрид.

Очень довольный собой барон Сильвестри подвел красавицу к креслу Седрика намного ближе, чем подводил остальных гостей.

— Разрешите представить вам мою хорошую знакомую, вдовствующую маркизу Винченцу Донати.

Красавица присела в изящном поклоне, затем подняла на Седрика взгляд, в котором читалось многое: страсть и обещание удовлетворить любое желание, пылкость и искушенность.

У Седрика не было никаких сомнений касательно того, зачем сюда пришла маркиза Донати. Рыжеволосая красавица предлагала ему себя. И он бы соврал, если бы сказал, что при первом взгляде на неё у него не появилось вполне нормального для мужчины желания и… интереса. Седрик даже позволил себе рассмотреть её. Роскошна женщина и, скорее всего, очень опытная. Убийственное сочетание. Устоять против такого — практически невозможно.

Но сегодня Седрик был не расположен превращаться в дичь.

Он наклонился к Елизавете. Девушка сидела очень спокойно и ничто. Кроме бледности не выдавало её внутреннего волнения. Седрик взял её ручку, поднес к губам и с нежностью поцеловал. Затем снова повернулся к барону и маркизе.

— Рад знакомству, — ничего не выражающим тоном сказал он, и вежливо, но твердо дал понять, что не заинтересован в ней. — Наслаждайтесь вечером. Вы наверняка найдете среди гостей множество своих знакомых.

Барон Сильвестри слегка опешил, но не готов был так просто сдаться:

— Маркиза Донати приятная во всех смыслах собеседница и…

Но его перебила сама «собеседница»:

— Любезный барон, его высочество сейчас слишком занят, — её мягкий бархатный голос просто обволакивал, добавляя сходства с прекрасной богиней Даюри. — Не будем его отвлекать. В конце концов, это не последний вечер в Мацуи. Будет ещё время для более… тесного знакомства.

Слово «тесного» она намеренно выделила голосом.

Седрик ничего не ответил. Он повернулся к Елизавете и спросил:

— Любовь моя, хочешь ещё вина?

Раздосадованный барон увел маркизу Донати. Её тут же обступила стайка молодых поклонников, от которых женщина отмахивалась, как от надоедливых мух.

Сефрид Гастен наклонился к Седрику и тихо предупредил:

— Она так не отступится. И ещё, не обманывайтесь её внешним видом. При желании Винченца сможет попортить вам крови.

— Это про неё вы сегодня разговаривали с Лиз? — так же тихо спросил Седрик.

Купец на секунду замер, затем покачал отрицательно головой и ответил:

— Лучше вам спросить об этом саму леди Малони. Хотя, как я думаю, до конца вечера вы все равно узнаете о ком речь.

— Потому, что она будет сегодня здесь? — вопросительно поднял бровь его молодой собеседник.

Гастен успел утвердительно кивнуть, прежде чем беседу пришлось прервать из-за очередного члена городского совета, желающего познакомиться с Седриком. Вернуться к нему так и не удалось, потому, что за этим членом совета был другой, за ним ещё один и ещё один. Калейдоскоп из чиновников, знатных горожан и просто очень богатых людей. Седрик старался запомнить всех, но получалось с трудом. Хотя когда дошло до знакомства с главами цехов, он проявил значительный интерес. Каждого из них молодой управитель запомнил, так как не просто обменялся дежурными любезностями и комплементами, но и насколько мог в данной обстановке, много расспрашивал о специфике выполняемой ими работы. От Елизаветы он уже знал, что все ремесленники города, работающие в цехах, делятся на тех. Кто обслуживает исключительно на тех, кто обслуживает оружейников и тех, кто делает изделия для повседневного использования. Что-то похожее существует и в Хилэри. Седрик никогда особо не вникал в суть процесса. Сейчас же ему было интересно, чем живет вверенный ему город и ремесленные цеха играют в этом не последнюю роль.

Сперва главы цехов отвечали нехотя. Но видя живой интерес со стороны нового управителя, отвечали на вопросы с большей охотой. Некоторые даже пригласили его посмотреть на работу цеха изнутри. И их приглашение было принято с энтузиазмом. Особенно его заинтересовали цеха по пропарке шерсти и цеха, специализирующиеся на мелких металлических деталях.

Седрик так увлекся, что не заметил, как Елизавета встала с кресла и куда-то ушла, пока Гастен не посоветовал:

— Ваше высочество, думаю, для вас самое время сделать небольшой перерыв и найти леди Малони.

Так он и поступил. Барон Сильвестри выглядел недовольным, все и так шло не по его задумке, но возражать не посмел. Пока Седрик говорил с хозяином дома, Гастен куда-то исчез, так и не сказав, где именно в огромном особняке лучше искать Елизавету. Положение спас всегда остающийся бдительным Тибольд. Он рассказал, что минут десять назад, девушка ушла в сад, чтобы поболтать с какой-то старой знакомой.

— И ты её отпустил? — нахмурился Седрик.

— Честно говоря, я её понимаю, — ухмыльнулся Леброн. — Я сам чуть не заснул, пока ты допрашивал того беднягу про тот способ, которым они делают бумагу.

Седрик закатил глаза и, не желая развивать эту тему, спросил:

— Где тут сад?

Тибольд, проводил Седрика туда, куда проводил ранее Елизавету. Несмотря на наводнивших особняк людей, это место оставалось сравнительно уединенным. Небольшая беседка, укрытая от посторонних глаз густо поросшим диким виноградом. Впрочем, разговор двух девушек услышать это не помешало.

— … я не хочу это слушать, Ноэлия, — старалась говорить спокойно Елизавета, хотя в голосе чувствовались и раздражение, и даже злость.

Седрик замедлил шаги и тихо подошел к беседке так, чтобы его увидели раньше времени.

— А придется! — зло прорычала ей незнакомка в ответ. — Как ты посмела вернуться в Мацуи после всего?! Ты убила отца!

— Его убил нож в подворотне… — возразила Елизавета, как могла твердо.

— Нет, — в голосе незнакомки сквозила горечь. — Если бы ты не сбежала в столицу, а осталась, отец был бы жив…

— Да что я могла сделать? — вот теперь Лиз потеряла самообладание. — Мне было тринадцать!

Разговор становился все напряженнее.

— Ты знала, что у отца зависимость! — не унималась её собеседница. — Знала, что он уже практически не в состоянии расплачиваться с долгами, и чем ему это грозит. Но все равно убежала!

— А что я должна была делать?! — взорвалась, наконец, Елизавета.

— Выполнить свой долг, как любящая дочь! — тоже перешла на крик её собеседница. И почти с гордостью добавила: — Как выполнила его я!

Вот так-так! Теперь Седрик окончательно уверился в том, что Елизавета разговаривает с сестрой.

— И посмотри, куда это тебя привело, — не удержалась Лиз. — Ноэлия, ты превратилась в дорогую проститутку! Ты на все готова ради денег!

— Только не делай вид, что лучше меня, — презрительно фыркнула её старшая сестра. — То, что тебя имеет принц, а не какой-нибудь престарелый граф, не значит, что ты чем-то отличаешься от меня.

Седрик уже собрался выйти и влепить этой новоявленной родственнице хорошую затрещину, несмотря на свои убеждения, что женщин бить нельзя. Но так обижать Лиз он не позволит.

Но молодой человек не успел сделать даже шагу, потому, что Елизавета ответила сестре:

— Я ни с кем не делю ложе за деньги или подарки, — её голос был очень тихий, и невероятно спокойный. — Я живу с любимым мужчиной. В этом нет ничего плохого.

— Ты себя слышишь? — фыркнула Ноэлия. — Да он наиграется тобой и бросит, ради какой-нибудь новой фаворитки! И что ты будешь делать дальше?

Когда Елизавета ответила, в её голосе трудно было разобрать эмоции:

— Я буду с ним столько, сколько мне отмеряно. Если Седрик полюбит другую — я не стану его держать. Просто уйду. Я не пропаду, ведь у меня есть профессия. Буду обучать детей в какой-нибудь государственной школе. Если повезет — устроюсь гувернанткой.

Ноэлия снова выразительно фыркнула:

— Ты после этой роскоши собираешься стать гувернанткой? Не смеши! Я в жизни не поверю, что после того, как ты ела все эти деликатесы, носила эти роскошные одежды, ты сможешь, есть черный крестьянский хлеб и носить платье из грубой шерсти…

— Ноэлия, — резко перебила её Елизавета. — Мне плевать, во что ты там веришь и что ты себе думаешь. Я хотела этой встречи, надеялась, ты изменилась…

— Боги, Лизи, — Седрик не видел лица говорящей, но отчетливо представил, как та закатывает глаза. — Ты что серьезно думала, что придешь сюда, разодетая, как кукла и будешь учить меня жизни, а я буду радостно слушать? Запомни, ты предала нашу семью! Нашего отца! Из-за тебя его убили!

— Причем здесь я?! — вспылила Елизавета. — Его убили уже после того, как я уехала!

— Ты, правда, такая дура или просто прикидываешься? — истерично заорала Ноэлия. — Он тебя уже проиграл! И не кому-нибудь, а Флавио Делано!

— Не может быть, — Седрик едва разобрал шепот Елизаветы.

— Ты сбежала, и Флавио его убил! — продолжала обвинять Ноэлия. — Скажи, Лизи, теперь ты довольна? Не захотела раздвинуть ноги, чтобы спасти родного отца? Хотела быть чистенькой, завести семью! А теперь раздвигаешь ножки за просто так…

— Так, хватит, — не выдержал Седрик. Это было уже чересчур.

Он вышел из-за ограды и, пойдя к Елизавете, крепко обнял, давая ей возможность спрятаться в своих объятиях.

— Ваше высочество, — поспешила присесть в поклоне Ноэлия. Она оказалась такого же роста, как и Елизавета, с такими же ореховыми глазами и каштановыми волосами. Даже если бы Седрик не слышал до того, что девушки сестры, внешнее сходство не оставило бы в этом никакого сомнения.

Седрик был в бешенстве, но все же заставил себя сдержаться.

— Графиня Малони, — от холода в его голосе даже горящее полено мгновенно покрылось бы льдом. — Я скажу, всего один раз и лучше бы вам меня услышать. Немедленно покиньте этот вечер. И больше никогда, ни при каких обстоятельствах не показывайтесь на глаза ни мне, ни Елизавете. Если я узнаю, что вы меня ослушались, вас запрут в таком месте, где вы будете мечтать о куске черствого крестьянского хлеба да о шерстяном платье. Век ваш будет не долог, потому, что в таких местах долго не живут. Но смерть свою вы встретите как благословение.

— Седрик, — подняла на него глаза Елизавета. — Прошу… не нужно…

Она с жалостью посмотрела на сестру. Возможно, если бы не мокрое лицо, которое Елизавета перед этим прятала у него на груди, решение Седрика могло бы быть иным. Но сейчас, не сводя взгляда с Ноэлии, он спросил:

— Вы все поняли, графиня Малони?

Женщина, лет на восемь старше Лиз, но так на неё похожая, молча кивнула.

— Тогда что вы тут все ещё здесь делаете? — сузил на неё глаза Седрик.

Графиня Ноэлия Малони, не глядя на сестру, тихо обошла их по широкой дуге и скрылась в ночи.

— Седрик, — дрожащим голосом начала Елизавета, но он приложил палец к её губам, призывая молчать.

— Никогда я тебе ничего не запрещал и ни в чем не ограничивал, — он почти ласково пригладил её растрепавшиеся волосы, но голос его оставался серьезным. — Но сегодня пришло время поговорить.

К ним подошел Тибольд:

— Все в порядке? Я видел женщину, убегающую отсюда.

— Ты запомнил её лицо? — спокойно спросил Седрик.

— Да, — кивнул Леброн. — Могу найти и вернуть…

— Нет, — немного резковато оборвал его Седрик. — Напротив. Тибольд, ты должен проследить, чтобы она никогда больше не оказалась рядом с Елизаветой.

— Понял, — кивнул тот в ответ.

— Тибольд, — Седрик, наконец, удостоил его взглядом. — Нам с Елизаветой нужна минутка. После этого ты отвезешь её домой.

— Понял, — снова кивнул Леброн и отошел так, чтобы не побеспокоить беседующую парочку и иметь возможность проследить, чтобы никто посторонний их тоже не побеспокоил.

После его ухода некоторое время царило молчание. Елизавета ничего не говорила и даже не смотрела на Седрика.

Первым тишину нарушил все-таки он:

— Лиза, я не раз и не два говорил тебе о своих чувствах. Ты знаешь, как я тебя люблю.

— Седрик, я тоже тебя люблю, — девушка казалась сбитой с толку, когда говорила это. Кажется, она не такого начала разговора ждала.

— Я знаю, — кивнул он, но его голос оставался спокойным. — Все время, что мы пробыли вместе, я старался окружить тебя всем самым лучшим. Потому, что моя любимая женщина достойна только лучшего. Я старался, чтобы мой статус принца никак не отразился на твоей повседневной жизни. Даже заставил приставленную к тебе охрану переодеваться в простых людей, чтобы ты не заметила, как за тобой следят.

Глаза Елизаветы непроизвольно широко распахнулись:

— Седрик… — пораженно воскликнула она.

— Но видимо, я перестарался, — продолжил он так, словно и не останавливался. — Потому, что ты начала чувствовать себя слишком свободной и слишком независимой.

Елизавета в его объятиях, кажется, стала даже меньше, чем есть на самом деле. Седрику этот разговор тоже был не в радость, и он как мог, оттягивал его. Сегодня настал тот день, когда более оттягивать неизбежное уже нельзя.

Поэтому, глядя своей любимой в глаза с убийственной серьезностью, он продолжил:

— Ты — не просто фаворитка наследного принца, не просто моя любовница. Елизавета — ты женщина, которую я люблю. И нравится тебе это или нет, но твоя жизнь больше не может быть прежней. Тот, кто позволяет себе оскорблять тебя — оскорбляет и меня. Камень, брошенный в тебя — это камень, брошенный в меня. У тебя больше нет другой семьи, кроме меня. И ты больше не будешь разговаривать ни с кем посторонним. Ты — моя слабость, ты — самый близкий ко мне человек во всем мире. Через тебя могут попробовать воздействовать на меня или тебя могут использовать, чтобы узнать мои тайны. Я знаю, что по доброй воле ты никогда никому ничего не расскажешь. Но тебя могу опоить или выудить информацию другим, более действенным методом.

— Что ты говоришь, Седрик, — по щекам Елизаветы текли слезы. — Я не хочу это слушать.

Девушка попыталась высвободиться, но Седрик её удержал.

— Нет, Елизавета, ты должна это выслушать. Потому, что любить меня — это не только делить со мной постель, разговаривать и проводить время. Любить меня — это жить моей жизнью. Сейчас я дам тебе выбор, Елизавета Малони. Ты можешь уйти, вернуться в Хилэри, жить в доме на Чистейт. Он твой. Я обеспечу тебя до конца твоих дней, и тебе не придется работать. Но если ты останешься, то будешь жить так, как и должна была все это время. Ты больше никогда не выйдешь из дому одна. Без вооруженной охраны. Ты не будешь разговаривать ни с кем из своего прошлого. Но главное, — он поднял её голову вверх, заставляя смотреть на себя, — у тебя больше не будет секретов и какого-то своего пространства. Не будет ничего, что ты могла бы скрыть или держать в себе.

Девушка отвела взгляд. Седрик знал, для неё это тяжелый выбор. Она без сомнения любит его. Но также, Елизавета любит чувствовать, что контролирует свою жизнь. Две большие любви, между которыми он заставлял её выбирать.

— Седрик… — её голос стал сиплым и дрожащим. Как будто она хотела сказать что-то, но забыла, как правильно произносить слова. — Седрик…

Ему казалось, что ещё мгновение, и она расплачется. И если это случиться, то исход этого разговора может оказаться не таким, как рассчитывал он. Но Елизавета его удивила. Подняв на него испуганные глаза, она едва слышно прошептала:

— Седрик… я беременна…

Хотя слово удивила тут будет совершенно неуместно. Тут бы скорее подошло «вышибла воздух из легких» или «выбила твердую почву из-под ног». Хотя «ошарашила» тоже неплохо. Несколько секунд, тянувшихся, наверное, целую вечность, до него доходил смысл сказанного. Беременна… Лиза…

Елизавета поняла, что беременна уже по пути в Мацуи. Но не стала говорить об этом Седрику, чтобы не добавлять ему беспокойства. Ну, а ещё из страха за то, как он отреагирует на это известие. Но после сегодняшнего разговора, ей показалось, что молчать больше нельзя. Она едва выдавила из себя эти несколько слов и сейчас уже сожалела. А что если он разозлиться? А что если… если… заставит избавится от ребенка, чтобы не было рычагов воздействия на него?

Елизавета старалась гнать от себя такие мысли, но чем дольше он молчал, тем труднее это было делать. Когда она уже готова была разрыдаться или упасть в обморок от нервного напряжения, Седрик будто снова ожил.

Он вдруг резко схватил её в объятия, напугав до икоты. Поэтому, Елизавета не сразу разобрала, что он шепчет:

— Девочка моя… любимая… моя дорогая…

— Седрик, — не выдержала и заплакала она.

— Все хорошо, — гладил её по спине Седрик, успокаивая. — Все хорошо, ну что ты… ну перестань.

— Ты не сердишься? — всхлипнула Елизавета.

— Я самый счастливый мужчина в мире, — с нежностью сказал он. — Почему ты не сказала раньше? Какой срок? Ты себя нормально чувствуешь?

Елизавета улыбнулась сквозь слезы:

— Все хорошо, насчет срока не уверена. Я не знала, как тебе сказать…

Седрик обнял её и крепко прижал к себе.

— Лиз, я безумно счастлив, — он старался говорить спокойно. — Но это не отменяет того, что я сказал тебе прежде. Скажи, чего ты хочешь? Зная, что в тебе растет наш ребенок. Зная, кто я и какой вскоре станет моя жизнь. О… — тут он замялся, подбирая подходящее слово. — Переменах, которые я вскоре инициирую. Зная… что я не смогу на тебе жениться, даже если перемены произойдут удачно. Скажи, Елизавета, хочешь ли ты остаться со мной?

И теперь уже он напряженно ждал ответа. До хруста в костях, сжатых кулаков, до пляшущих перед глазами искорок. Чувство было такое, словно ему очень хорошо врезали. Елизавета просто не представляет, как же на самом деле он её любит, как она ему нужна. И Седрик не был уверен, что у него действительно хватит мужества отпустить её навсегда, что в один прекрасный момент он не соврется и проскачет через всю страну, загнав не одну лошадь, чтобы увидеть прекрасные ореховые глаза.

Слава богам, Елизавета не стала испытывать его волю, и, посмотрев ему в глаза, девушка тихо сказала:

— Я не смогу без тебя, Седрик. Куда ты — туда и я. И не важно, какая это будет жизнь.

Седрик крепко поцеловал её и снова прижал к себе, так, как будто если отпустит — она просто исчезнет. Немного успокоившись, он ещё раз поцеловал Елизавету, помог ей привести себя в порядок и только после этого позвал:

— Тибольд.

Массивная широкоплечая фигура бесшумно возникла возле них.

— Что? — Леброн как всегда был прост, как доска.

— Забери Елизавету домой, — велел Седрик. — Скажи кучеру, чтобы ехал осторожно и сам за ней присматривай. Отныне ты отвечаешь за её безопасность. Куда бы она не поехала — ты должен или сопровождать Лиз, или знать когда куда и с кем она уехала.

— Седрик, — Леброн выглядел не то рассерженным, не то озадаченным. — При все уважении к тебе, Елизавета, но мне казалось, что моя работа беречь Буревесника, а не работать охранником на полставки.

— Тибольд, — Седрик позволил себе улыбку. — Я не забыл, кто я и что делаю. Но подумай вот о чем: Елизавета беременна. И когда все узнают, что Буревесник это я — а все узнают, так всегда бывает, когда поднимается массовое восстание — первое, что захотят сделать враги это использовать её и ребенка против меня. Поэтому Елизавета должна быть в безопасности. Я должен знать, что она в безопасности, что бы делать свою работу хорошо. Доверить её безопасность я могу только тебе. Что скажешь?

Леброн оставался таким же недовольным, как и в начале разговора.

— Скажу, что ты олух, — не особо церемонясь, ответил он, наконец. — Держишь беременную женщину на таком холоде! И вообще, ей нужно побольше отдыхать!

Под тихий смех Седрика, Тибольд взял Елизавету под руку и осторожно повел по саду, рассказывая по дороге:

— Не переживай. Елизавета, я за тобой присмотрю. Если что нужно — обращайся.

Седрик проводил их взглядом и вернулся в особняк. Барон Сильвестри выглядел крайне недовольным:

— Ваше высочество, гости уже заждались!

— Я готов продолжать, — улыбнулся Седрик.

— Боюсь, гостям придется ещё немного подождать, — к ним подошел Гастен. — У меня срочные известия из столицы.

Под неодобрительное кряхтение барона Сильвестри про приличия, купец передал Седрику сложенный пополам лист бумаги. Молодой человек с интересом взял его и развернул, чтобы прочитать. По мере чтения с его лица исчезали все следы благостного настроения, в котором он пребывал после беседы с Лизой. Зато появились озабоченность, и даже злость.

— Воистину, — сказал он, закончив читать. — Боги одной рукой дают, другой отнимают.

После этих слов нахмурились сразу оба: и барон Сильвестри, и господин Гастен. Но Седрик не стал объяснять свои слова. Вместо этого, он спрятал лист, переданный купцом в карман и, улыбнувшись, сказал, обращаясь больше к Сефриду:

— Думаю, мы завтра обсудим этот вопрос. Сегодня же давайте вернемся к гостям и закончим вечер, как запланировали.