Глава 16

Женевьева уже около недели не вставала с кровати. Это было предписание доктора. Впрочем, девушка не возмущалась. В последнее время, если она поднималась или спускалась по лестнице, у неё возникали сильные боли в низу таза, и несколько раз были даже кровотечения. Доктор. После очередного осмотра велел соблюдать постельный режим. И хоть Вив усердно выполняла это предписание, болезненные ощущения никуда не делись. Периодически возникали боли то в низу живота, то около позвоночника. Но, хоть кровотечения прекратились, и девушка посчитала это хорошим знаком.

Лежа в постели и глядя в окно, Вив часто вспоминала о прошлой жизни. Даже несмотря на то, что доказательство сейчас жило в её животе и немилосердно стучало ручками и ножками по ночам, мешая спать, прежняя жизнь с Дайоном казалась теперь лишь сном. Далеким, прекрасным, счастливым сном.

Несмотря на тяжелое положение, в котором она сейчас оказалась, Женевьева старалась не терять присутствие духа и старалась найти плюсы даже в том, что её разлучили с любимым. Зато он не видит, в каком ужасном состоянии Вив сейчас находится. Большинство женщин беременность красит. А вот с нею она обошлась крайне немилосердно: девушка сильно исхудала, каштановые волосы потускнели и на ощупь начали напоминать солому, щеки позападали, под глазами появились черные круги, да и сами глаза, прежде мутно-зеленые, сейчас были невыразительно серые.

А ещё у неё появилось новое развлечение. Когда малыш начинал сильно толкаться, Женевьева начинала с ним говорить. Она говорила первое, что придет в голову: от правил придворного этикета, до сказок. В последние дни Вив начала ловить себя на том, что все чаще рассказывает малышу про дни, которые она провела вместе с Дайоном, про то, какой он замечательный отец и как любит кроху. И дитя успокаивалось. Женевьева улыбалась, думая, что убаюкала ребенка. И старалась не расплакаться, при мысли, что не увидит его после родов. Ведь малыш все чувствовал. И если Вив позволяла себе раскиснуть, ребенок начинал активно брыкаться. Будто хотел выбраться из материнской утробы пораньше, чтобы утешить свою мать.

И Вив приходилось снова уговаривать его, чтобы подождал. Ведь восемь месяцев — это так мало! Вив уговаривала его побыть с нею ещё хотя бы один месяц.

******

Вечер знакомства с элитой города плавно перерос в ночь и закончился лишь утром. Несмотря на то, что Седрик чувствовал себя примерно так, будто по нему пробежало стадо разъярённых быков, молодой человек поехал не домой, а вместе с Гастеном в его личный кабинет, расположенный в главном здании гильдии. Какого-то особого названия у этого огромного здания, в котором постоянно что-то достраивают или перестраивают, скорее всего, не было. Все в городе говорили просто: Гильдия купцов. И Седрик повторял за ними, даже не спрашивая, насколько это правильно.

Впрочем, такие тонкости сейчас его не особо волновали.

Письмо, доставленное накануне вечером Гастеном, было от королевского распорядителя, Дайона Киприана. Оно было коротким, но информативным. И Седрик уже около часа молча расхаживал по кабинету Сефрида. Наконец, он остановился и тяжело рухнул в кресло для посетителей. Главный представитель купеческой гильдии в Мацуи не препятствовал молодому принцу, также молча наблюдая процесс.

— Гастен, все и правда, очень плохо! — Седрик обхватил голову руками. — В донесении говориться, что Лиама обманом заставили уехать в Гатриду без Боадикеи. А мою сестру практически сразу увезли в Охотничий дом и охраняют как зеницу ока. Единственные, кто видит её практически каждый день — это Закери и Беатрис. Узнать, что с ней, как она не представляется возможным.

Гастен откинулся в кресле. Вести и правда были не из приятных, особенно для гильдии. Графиню Боадикею Монтефиор, младшую сестру принца Абиатти, обещали в жены Александру Патио. Этот вопрос казался решенным, пока не вмешался король. Но братья Абиатти придумали, как обыграть Закери. И гильдия готова была во всем способствовать. По двум причинам. Первое, и это действительно было наиболее важно — герцог Патио по-настоящему был влюблен в графиню Монтефиор. Так как Алекс — сын одного из основателей и к нему относились, как к сыну, большинство тех, кто сейчас стоял у власти в гильдии, его личное счастье было приоритетом. Ведь единственное, что гильдия ценила выше, чем прибыль — это семья. Никто никогда не произносил вслух эти слова, однако все жили по этому канону: нет ничего важнее самых близких. Ради них стоит зарабатывать деньги, рисковать жизнью, проливать кровь. Только ради них. Ну, а вторая причина, заставившая гильдию способствовать этому браку — естественно то, что женитьба одного из членов гильдии на сестре практически короля Гатриды и, если молодой принц Абиатти правильно разыграет карты, будущего короля Малероссы — это крайне и крайне выгодная сделка, открывающая перед купцами огромные перспективы.

И вот, столь удачная комбинация грозилась, как говорит матросня в порту, «накрыться медным тазом».

— Какова позиция вашего брата в этом деле? — сдержанно поинтересовался Гастен.

Седрик поднял на него изумленные глаза. Вот о чем нужно было подумать в первую очередь! Связаться с Лиамом.

Гастен правильно истолковал взгляд принца Абиатти, и, спрятав улыбку, предложил:

— Корабль гильдии сможет доставить ваше послание в Гатриду в течение пяти дней. А капитан — проверенный человек — вручит его лично вашему брату в руки.

— Где у вас перо и чернильница? — вместо ответа спросил Седрик.

Сефрид предоставил своему гостю все необходимое и деликатно удалился, сказав на прощание, что если молодому принцу что-то потребуется, то достаточно лишь позвонить в колокольчик.

Немного подумав, Седрик взялся за перо и твердою рукою набросал несколько строк, в которых коротко описал сложившуюся ситуацию. Затем молодой человек задумался. Ясно, что силой Боадикею не увезти. Закери скорее убьет бедняжку, чем выпустит из своих загребущих лап.

Нет! Здесь нужно действовать хитростью. И эта хитрость должна перехитрить не столько Закери, сколько Оскара. Плюс, оставался ещё и Дайон Киприан, который помогал Седрику не за спасибо. Королевский распорядитель надеялся найти свою возлюбленную Женевьеву.

Седрик задумался. Столько проблем навалились на него разом. И каждая из них требовала немедленного решения. Молодой человек не раскис, он не чувствовал себя усталым или изможденным. Нет! Седрик чувствовал небывалый подъем сил! Видимо, в нем было куда больше от отца, чем хотелось бы, ведь, покойный Эгберт был такой же — ненавидел размеренную жизнь, и обожал строить планы по решению сложнейших загадок. А если проблемы не было — сам создавал её. У Седрика был ворох вполне реальных проблем, да таких, что папочка обзавидовался бы их сложности.

Молодой человек закрыл глаза и представил перед собою шахматную доску. Представил расстановку сил, представил ключевые фигуры, и какие места они занимают. Это прием, который позволял ему не просто сосредоточиться на проблеме, но и увидеть её всесторонне. А ещё это помогло оценить какими ресурсами обладает сам Седрик, и что будет, если начать двигать фигуры.

Он провел не меньше часа, взвешивая в уме возможные ходы. Кажется, дверь в кабинет несколько раз открывал Гастен, но Седрик был так погружен в себя, что даже голову к нему не повернул. Наконец, очень медленно, перед ним стал вырисовываться план действий на ближайшее будущее. Если звезды будут благосклонны, то все получится.

Седрик не стал тратить время на согласование плана с Лиамом. Старший брат слишком… просто мыслит, и привык действовать напрямую. В то время как для решения данной проблемы нужна хитрость и в какой-то степени даже подлость.

Поэтому Седрик, взяв в руки перо, осторожно и стараясь не упустить ни одной детали, написал Лиаму инструкцию, что и в какое время брат должен сделать со своей стороны. И чтобы тот не встал на дыбы, в очень общих чертах описал весь план действий: Лиаму необходимо было, сразу после получения данного письма отправить в Малероссу небольшой вооруженный отряд, одетый в штатское, во главе с Александром Патио, который должен будет забрать Боадикею из Охотничьего домика и привезти в Мацуи. Почему именно он? Потому, что Боадикея знает его и не побоится отправиться с ним в дальний и опасный путь. А тот голову сложит, но их дорогую сестричку привезет живой. Ведь дорогой герцог влюблен по самую макушку. Почему он должен привезти Боадикею в Мацуи? Потому, что дорога в Гатриду будет усиленно охраняться и погоня отправится, прежде всего, этой дорогой. И выбраться этим путем вряд ли удастся. А вот того, что парочка отправится вглубь страны, никто не будет ждать. И к тому моменту, как погоня бросится по этому пути, беглецы преодолеют добрую часть пути. Как только Патио привезет Боадикею в Мацуи, Седрик усадит их на корабль торговой гильдии и отправит в Гатриду.

Письмо для Лиама было готово, и Седрик, запечатав его воском, с удовольствием отложил в сторону. Для братца этого достаточно, ведь он — не Оскар и даже не Закери. Как бы плохо не относился Седрик к единокровному брату, одного у него не отнять — молодой король Малероссы был вдумчивый и крайне хитрый противник. Если бы Седрик писал такое письмо-инструкцию для него, то тот тут же задал бы как минимум несколько вопросов. Боадикею постоянно стерегут, как избавится от охраны? Что делать с Беатрис, которая постоянно ходит в Охотничий дом? Ну, и, наконец, как избавится от самого Закери?

Ответом на все эти вопросы был Дайон Киприан.

Ему отводилась немаловажная роль, поэтому, Седрик, потратив полтора часа, исписал несколько листов бумаги, тщательно записывая инструкцию для него. От того. Насколько точно он её выполнит, будет зависеть успех всей спасательной операции.

Когда Седрик закончил, было уже около полудня. Молодой человек удовлетворенно потянулся, разминая слегка затекший мышцы, затем, наклонившись, позвонил в колокольчик. Дверь в кабинет открылась практически мгновенно, и в неё вошел средних лет мужчина, видимо, исполняющий обязанности секретаря при владельце кабинета:

— Добрый день, ваше высочество, — мужчина поклонился, согласно этикету. — Чем могу служить?

— Пригласите ко мне Гастена, — коротко распорядился Седрик. — И велите запрягать экипаж. После беседы я планирую отправиться домой.

Елизавета уже должно быть беспокоиться.

******

Охотничий домик нравился Боадикее тем, что в нем всегда было очень спокойно. Это было самое надежное, безопасное и уютное место во всем мире. Сравнивать девушке правда было не с чем, ведь кроме этого дома она почти ничего не знала. Однако девушка чувствовала себя здесь очень комфортно, и считала это главной меркой. Детству, которое она провела в этих стенах, мог бы позавидовать практически каждый ребенок в нескольких королевствах вокруг.

Никогда, даже в самом страшном сне, Боадикея не могла даже мысли допустить, что Охотничий домик станет для неё настоящей тюрьмой. Раньше, спускаясь к ужину, она боялась только того, что там будет спаржа. Сейчас боялась Закери.

За последний месяц она сильно похудела, а лицо осунулось. Каждый вечер Закери приходил на ужин в Охотничий дом. И даже если небо обрушится на голову, Боадикея должна быть причесана и одета так, чтобы ему это понравилось. Если не понравится — очередные побои. Впрочем, редкий ужин сейчас проходил для Боадикеи без того, чтобы Закери не рассердился на неё за что-то. И эту злобу он вымещал всего одним способом.

Боадикее стало противно смотреть на себя в зеркало, потому, что лицо это единственное, что Закери не трогал. Не раз и не два Закери говорил, как оно ему нравится, и как жаль его портить. И что он сделает с бедняжкой, если это личико по какой-то причине будет испорчено.

Всего месяц такой жизни, и Боадикея практически перестала нормально есть и спать. Зато начала всего бояться: сказать что-то не то, сделать что-то не то, посмотреть как-то не так, не так вздохнуть. Все это вызывало гнев Закери. Боги милостивые, бедняжка согласна была дать ему что угодно, лишь бы прекратил эту пытку. Но он ничего не просил, лишь смотрел так, словно она что-то должна и не хочет это отдавать.

Когда Боадикее начало казаться, что хуже не будет, Закери придумал очередную пытку. Уже четыре раза её привозили во дворец, чтобы познакомить с послами из других стран и влиятельными лицами. Боадикея очень старалась производить хорошее впечатление, много улыбалась и заученно тараторила о том, как же она счастлива, что уже через месяц станет королевой.

Но каждый раз Закери оставался недоволен. Не просто недоволен, он был в ярости. Молодой человек перед каждой встречей велел Боадикее всем улыбаться и быть со всеми приветливой, а потом сам же за это злился и сильно избивал её.

Последний такой прием был устроен в честь посла из Эфраима. Боадикея очень старалась хотя бы в этот раз сделать все правильно. У неё все ещё не сошли синяки после «предыдущего» приема. Она даже завязала с послом Эмилем Мауро интересную беседу о подъёмных механизмах, используемых в доках. Но лишь разозлила этим Закери так, как никогда до этого. Он даже лицо её не пожалел.

Сейчас Боадикея лежала у себя в спальне. Даже если бы в комнате вдруг начался пожар, она вряд ли смогла бы встать. Не говоря уже об ужине. С одной стороны, девушка испытывала ужасный страх, жгущий изнутри, как раскаленное железо. Несчастная боялась того, что вечером придет Закери, а она не сможет встать. С другой стороны, в ней жила надежда, что когда король узнает о том, что Боадикея его ослушалась, то так озвереет, что, наконец, её убьет. Это избавило бы Боадикею от необходимости брать грех на душу и убивать себя самой.

******

Жаркий летний день не располагал к работе и Закери, свалив на Оскара все текущие дела, вышел в сад, чтобы пройтись. Он чувствовал полное удовлетворение. Наконец-то все именно так, как должно быть. Беатрис готовит дворец к свадьбе и, по её словам, уже где-то через месяц можно будет сыграть свадьбу. Оскар держит под контролем ситуацию со знатью и, что особенно радует, перестал брюзжать и строить планы по расторжению помолвки. Даже больше того, старый лис, наконец, начал реально помогать в этом деле.

Скоро сбудется самое заветное желание Закери — он женится на Боадикее. Ещё год назад это казалось несбыточной мечтой. Сегодня это просто дело нескольких недель. Будь на его месте кто-нибудь другой, его счастье непременно омрачил бы тот факт, что невеста не отвечает взаимностью. Но Закери на это плевать. Оскар подсказал, как сделать так, чтобы несговорчивая красавица ответила и взаимностью, и преданностью. Не прямо сказал. Нет, это не в его стиле. Советник рассказал ему историю о том, как приручают диких волков. Сначала к нему страшно подходить, потому, что эта тварь откусит тебе руку, если зазеваешься. Поэтому волка систематически избивают и морят голодом. Когда животное уже не способно ни огрызаться, ни даже подняться, тот, кто станет новым хозяином, начинает его подкармливать. Чтобы получить любовь и преданность этой свирепой дикой твари, нужно чередовать жестокие побои и ласку. Животное, привыкшее к боли, будет радо даже минимальным проявлениям дружеского отношения.

Кнутом и пряником Закери воспитает из Боадикеи такую женщину, которую всегда хотел. И будет счастлив. Она больше никогда не посмотрит на другого мужчину, и никому не будет улыбаться, кроме него.

Ещё бы как-нибудь угомонить Лиама.

Как только братец узнал о предстоящей свадьбе — тут же посыпались письма с требованиями все отменить и передать сестру ему. Иначе он лично приедет за ней. Закери позволил себе улыбку. К тому моменту, как этому новоиспеченному правителю Гатриды удастся попасть в Малероссу, Боадикея у Закери будет с рук есть. И сама не захочет уезжать. Оскар пообещал, что это произойдет совсем скоро. А пока, по совету старого хитреца, Закери написал Лиаму, в ответ на последнее послание, что если он сам или кто-то из его людей, сунется на территорию Малероссы, Боадикею повесят или обезглавят.

В конце концов, у Лиама есть теперь своя жена, свое королевство и как донесла разведка — свои проблемы, связанные и с женой, и с королевством. Пусть сначала обеспечит безопасность Агаты, а потом рыпается в сторону сестры.

******

Седрик лежал на огромной кровати, обнимая Елизавету. Со стороны могло показаться, что они просто отдыхали. Отчасти так и было. Но по большому счету, они работали. Седрик задавал вопросы, а Елизавета отвечала на них в меру своих познаний. Вопросы естественно касались Мацуи и образа жизни его жителей. Молодой человек стремился узнать все, чтобы понять, что сможет сделать для жителей города для улучшения их жизни.

И столкнулся с интересной закономерностью. О чем бы ни говорила Елизавета, все сводилось к тому, что жители тем или иным способом теряют или упускают свою выгоду.

— То есть, — наконец, решил подытожить услышанное Седрик, привычно играя волосами возлюбленной. — Я буду хорошим управителем для Мацуи только в том случае, если придумаю, как увеличить прибыль, как простых горожан, так и знати?

Елизавета улыбнулась в ответ:

— Совершенно верно.

Седрик вздохнул:

— Кажется, меня ждет судьба Фирра.

— Чья судьба? — Елизавета от удивления даже голову подняла. Она впервые слышала это имя.

Седрик усмехнулся и объяснил:

— Это старое предание. Когда-то мне его рассказал Эгберт. В давние времена, в уже забытом в наши дни королевстве жил был правитель. Правил он, скажем прямо, ужасно. Знать разграбляла страну, пока правитель дни и ночи развлекался на пирах и охоте. И вот бедняки не выдержали и восстали. Восстание вышло удачное и им удалось свергнуть плохого правителя. На его место выбрали человека хоть и знатного, но, по мнению всех — и бедняков, и знати — порядочного и справедливого. Звали этого человека Фирр. И он воспринял возложенную на него задачу со всей серьезностью. Фирр изучил законы, рассмотрел все источники дохода в казну, посмотрел на кого, какие налоги возложены, и пришел к выводу, что для улучшения жизни людей, нужно все кардинально менять. И чтобы простым людям жилось хорошо, он сильно уменьшил налоги для них и сильно поднял налоги для богатых людей.

— И простым людям стало лучше жить? — Елизавета была полностью увлечена рассказом.

— Им стало ещё хуже, — улыбнулся Седрик, видя недоуменное выражение лица любимой. Такое же было и у него в детстве.

— Как так? — вскинула брови девушка.

— Бедняки зарабатывали, работая на богачей, — пояснил Седрик. — Но когда сильно возросли налоги, большинство из них начало увольнять людей и закрывать свои производства. А те люди, которые оставались, вынуждены были работать в два раза больше за зарплату даже меньшую чем раньше. Народ снова начал восставать против своего правителя, говоря, что он ещё хуже предыдущего.

— И что сделал Фирр? — заинтересованно склонила голову на бок Елизавета.

Седрик немного передвинулся, чувствуя, как начинают затекать руки и, заняв более удобное положение, продолжил:

— Чтобы исправить ситуацию, Фирр уменьшил налоги для богачей. А чтобы соблюдался баланс в казне и не увеличивались налоги для бедняков, он увеличил налоги на товары, которые ввозились из других стран.

— Подозреваю, что ситуацию этот шаг не улучшил, — проницательно сказала Лиза.

Седрик кивнул в ответ:

— Ты правильно подозреваешь. Видя, что ввозить товар в эту страну не выгодно, многие купцы стали обходить её стороной. А раз они не привозили и не продавали здесь свои товары, то и товары из этой страны тоже стали меньше покупать. Плохо жить стало всем: и знати и простым людям. Закончилось все очередным восстанием и Фирра убили. Знаешь, какова мораль этой истории?

— Что нужно заботиться только о своих интересах? — вопросительно выгнула бровь Елизавета.

— Что не нужно пытаться улучшить жизнь людей, — назидательно поправил Седрик. — Необходимо дать им в руки инструменты, и они сами все сделают.

Елизавете это показалось глупым и она, фыркнув, заметила то, что ей казалось вполне очевидным:

— Но тогда они будут считать, что ты ничего не сделал для того, чтобы помочь им добиться успеха.

Седрик улыбнулся и слово в слово повторил слова отца:

— Но, тогда и никто не обвинит меня в своем провале.

— Но почему ты говоришь, что тебя будет ждать судьба Фирра? — нахмурилась Елизавета.

— Потому, что если я начну угождать всем, любовь моя, то непременно потерплю такой же крах, как и он, — его взгляд устремился вдаль. — Нет, мне нужно начать с того, что принесет одинаковую пользу всем…

Седрик задумчиво замолчал, Елизавета тихо лежала рядом. И вдруг её осенило:

— Начни с дороги!

— Что? — не понял Седрик.

Елизавета резко села и её глаза возбужденно блестели, когда она объяснила:

— Западная дорога, милый! Это более короткий путь из Айгерима в Мацуи. Но им никто не пользуется. Потому, что он почти разрушен дождями. Если ты восстановишь её, то в город хлынет поток купцов. Это будет хорошо и для горожан и для знати.

Седрик сел и притянул девушку в объятия:

— Моя ты умница!

— А ты думал, что я — это только сексуальное тело? — сделала вид, что обиделась Елизавета.

Седрик улыбнулся:

— Я всегда знал, что ты умница, и твой острый ум заводит меня не меньше, чем сексуальное тело!

И он без предупреждения, в два приема, но очень осторожно уложил смеющуюся девушку на кровать. Елизавета определенно заслужила награду за свою идею.

*******

Идея Елизаветы была просто гениальной. Гастен, ставший уже кем-то вроде неформального советника при Седрике, выслушав её, полностью согласился с тем, что восстановление дороги поднимет авторитет молодого управителя и действительно хорошо послужит городу.

Но в Городском совете эту идею восприняли без энтузиазма. Как и самого Седрика, в общем-то.

Седрик пришел в городскую ратушу в приподнятом настроении. Он, конечно, понимал, что члены совета будут вставлять ему палки в колеса, и чинить всяческие препятствия из-за нежелания расставаться с властью. Готов был встретить сопротивление и подавить его. Но молодой человек никак не думал, что они будут попросту игнорировать его!

Когда Седрик прибыл в ратушу, первым делом пошел к барону Сильвестри. Но ему преградила путь стража:

— Никого не велено впускать.

Гастен положил руку Седрику на плечо и постарался сгладить ситуацию:

— Ваше высочество, вы не так давно в городе и многие ещё просто не знают вас в лицо. Такие ситуации периодически будут возникать. Сейчас я все улажу, — и, повернувшись к страже сказал: — Я — Сефрид Гастен из Купеческой гильдии, а это его высочество принц Абиатти, новый управитель Мацуи. Немедленно откройте дверь.

Стражники переглянулись, и один из них удрученно пробормотал:

— Но там же собрание… барон Сильвестри приказал…

Благодушное настроение, в котором прибывал Седрик, мгновенно испарилось:

— Какое собрание без меня?! — тихо, но проникновенно спросил он стражу.

— Городской совет… — проблеял бедняга и невольно посмотрел на своего товарища с пшеничными волосами в поисках поддержки. Тот молча пялился в пол, надеясь, что происходящее разрешится само собой.

Седрик кивнул своей страже, и они быстро разоружили двух парней перед входом в кабинет Сильвестри. Молодой человек наблюдал за всей процедурой с леденящим спокойствием, лишь отметив про себя, как непрофессионально подготовлена стража в Мацуи. Если бы в подобной ситуации оказался кто-то из его охраны — тот стоял бы на смерть, но приказ бы выполнил. Нужно будет заняться их переподготовкой.

Вскоре горе-стража уже стояла в стороне, а один з его солдат открыл перед своим принцем дверь. Оттуда, словно внезапный дождь, на него хлынул поток крика и ругани.

— … его нужно убрать!!!

— … это станет концом!!!

— … как можно было это допустить!

Крики неслись отовсюду, и Седрик быстро понял, почему его не пригласили. Члены городского совета собрались здесь, чтобы придумать, как от него избавится. Ну, что ж, как любил говаривать Эгберт: «Партия ещё не сыграна».

Седрик неспешно вошел в довольно просторный кабинет барона Сильвестри и начал с любопытством осматриваться, ожидая пока члены городского совета, столь увлеченные спором, заметят его присутствие. Молодой человек подошел к портрету темноволосой женщины со старомодной прической и начал его рассматривать. Портрет явно новый, а прическа женщины старая. Значит, это женщина в возрасте, которую художник изобразил намного более свежей, чем та есть на самом деле. Видимо, либо мать, либо сестра барона.

Портрет не увлек Седрика настолько, чтобы забыть, где он. Молодой человек прислушивался к происходящему у него за спиной, с удовольствием отмечая, как стихает шум у него за спиной. Наконец, в зале воцарилась полная тишина. И все же Седрик не спешил поворачиваться. Пусть эти разжиревшие на высоких должностях свины немного понервничают. Им полезно попотеть. Он так и представлял, как эти мужчины, сидящие за его спиной, увидев его, начинают привставать и испуганно переглядываться, пытаясь понять, как много услышал незваный гость. Хотя нет, они скорее пытаются угадать, что им будет, если он услышал лишнее.

— Ваше высочество, — стараясь говорить спокойно, первым нарушил тишину барон Сильвестри. — Какой приятный сюрприз. Мы вас не ждали…

— Это я уже понял, — холодно ответил Седрик, и, повернувшись к владельцу кабинета, встретился с ним взглядом, прежде чем закончить. — Иначе беседа не была бы такой…

Он махнул рукой, подбирая слово:

— Содержательной.

— Ваше высочество, — тут же испуганно залебезил граф Бласдасари, а его глубоко посаженные глазки забегали, в поисках одобрения от барона, до других членов совета. — Вы все не так поняли… мы просто…

— Мы просто обсуждали скопившиеся вопросы по управлению городом, — тут же взял ситуацию под контроль Арчибальд и так посмотрел на расщебетавшегося графа Бласдасари, что бедняга поперхнулся готовыми было сорваться с его губ словами.

Седрик обвел взглядом всех присутствующих, на каждом задерживая внимание ровно на столько, чтобы мужчина понял, что он его запомнил. И продолжил молчать, вынуждая членов городского совета первыми говорить. Выгодная позиция, чтобы они сейчас не сказали, чтобы не сделали — это звучало бы как попытка оправдаться.

Так и получилось, когда барон снова заговорил:

— Городской совет всегда собирается по четвергам, — только сказав это, Арчибальд понял, как это звучит, но отступать было некуда. — Предыдущий Управитель посещал собрания, только если повод очень важный или у него было настроение. Мы ещё не знаем ваших привычек…

— И чтобы у меня, не приведи боги, не развилась привычка сюда ходить, вы не сообщили об этом собрании? — перебил его Седрик, в упор глядя на барона. — И страже у дверей велели никого не впускать по той же причине?

Арчибальд молчал, молчали и члены городского совета. Если бы на месте Седрика был другой человек, то барон Сильвестри не стал бы молчать. Но это не был другой человек, перед самым влиятельным человеком в Мацуи стоял второй по влиятельности человек в Малероссе, принц, брат короля. Хорошо, третий, если считать советника Фальче. Но положения Арчибальда это не меняло. Барон достаточно пожил на свете, чтобы понимать, что туз бьет короля. Спасти положение мог бы лишь козырь. А такового у Сильвестри в этой раздаче нет.

Медленно, очень медленно, Седрик снял перчатки и заткнул их за пояс. Когда он заговорил, то от холода в его голосе могло замерзнуть море:

— В этом кабинете я услышал достаточно, чтобы понять, что работу Городского совета следует пересмотреть…

Все мужчины в кабинете, кроме барона Сильвестри, взорвались разом, выражая свои возражения очень нестройным и очень громким хором:

— Что значит пересмотреть?

— Городской совет выбирают горожане!

— У вас нет полномочий!

— Вы не можете назначать и увольнять членов совета!

И дальше в том же духе.

Седрик молча слушал их с непроницаемым лицом. Даже если поднявшийся вокруг крик и вызвал в нем какие-то эмоции, то внешне это никак не отразилось.

Мало по малу, видя, что их никто не слушает, мужчины успокоились и Седрик, снова обведя всех тяжелым взглядом, сказал:

— Городской совет — это выборный орган, который должен заботиться о благоустройстве города. Что именно вы сделали за последнюю неделю, чтобы выполнить возложенные на вас обязательства?

Ответом ему была тишина.

— Не все меры по улучшению жизни горожан, которые мы принимаем, сразу дают результат, — опомнился старик с ушлым взглядом. Кажется, его зовут барон Галло. Луиджи Галло.

— Только прибывшему человеку этого трудно это понять, — осмелел стоящий рядом граф Моретти.

— Вы все ещё не ответили на мой вопрос, — не дал втянуть себя в бесполезную дискуссию Седрик.

Ответа не нашлось ни у одного, ни у второго мужчины. Зато на их лицах читалось острое сожаление. И это было не раскаянье в том, что они здесь собрались, чтобы решить, как избавится от внезапно свалившегося на их головы принца в качестве управителя, и точно не раскаянье в наплевательском отношении к выполнению своих прямых обязанностей. Нет, Седрик хорошо знал натуру таких людишек, как эти пиявки, стоящие напротив. Они раскаивались только в том, что привлекли его внимание своими необдуманными заявлениями.

Седрик снова заговорил первым, и стальные нотки в его голосе многих заставили вжать головы в плечи:

— Отныне круг обязанностей городского совета существенно ограничивается. Вы больше не будете самостоятельно решать вопросы, касающиеся жизни и процветания Мацуи. Любой вопрос, должен быть согласован со мной, моим писарем или с работниками моей канцелярии.

Члены совета ответили ему молчаливым согласием, хотя их взгляды говорили о том, что у них имеются возражения и очень много. Один барон Сильвестри выглядел спокойно и почти довольно. Он понимал, что они ещё легко отделались. А насчет свободы действий… Как её забрали, так могут и вернуть.

Седрик ещё раз окинул взглядом собравшихся в кабинете мужчин. Ни один не рискнул встретиться с ним взглядом.

— Далее. Раз уж вы все собрались здесь, то я раздам вам первые поручения. Разрешите представить, мой писарь, — он кивнул назад, на скромно стоящего у входа в кабинет мужчину, мгновенно снявшего шапку и поклонившегося, — господин Пелагетти.

Молодой человек обвел всех взглядом, напоминая хищника, выбирающего жертву.

— Граф Моретти, — выбрал он. — Проводите господина Пелагетти в канцелярию и предоставьте ему все книги по записям из казны города.

— Что? — тоненько пискнул граф, но больше возмущаться не стал. Лишь бросил встревоженный взгляд на барона Сильвестри. Тот едва заметно кивнул ему, давая разрешения отдать требуемое.

Как человек не глупый, Арчибальд уже давно подменил счетоводческую книгу и сейчас там комар носа не подточит.

— Далее, — не стал заострять свое внимание на этом Седрик. — Я планирую выделить из казны деньги на ремонт западного пути, ведущего в город…

Члены городского совета снова разом загалдели:

— Это невозможно!

— Расходы слишком большие!

— Город не потянет!

— Вы разорите нас!

В этот раз у Седрика не было желания ждать, пока все успокоятся и он громогласно рыкнул:

— Я что должен спрашивать у вас разрешения?

В кабинете, в который раз за короткое время воцарилась тишина. Все вдруг вспомнили, что говорят с принцем. Пусть он большинству из них в сыновья да внуки годиться, но Седрик — принц крови. У него есть право казнить и миловать любого из присутствующих. И многим пришла в голову ещё одна мысль: а как много этот принц услышал? Ведь, если он пробыл в кабинете достаточно долго, то речей, произносимых здесь, хватило бы для обвинения в измене. А наказание за такое преступление всего одно — голова с плеч. И как бы не относились почтенные члены совета к своему новому управителю, расставаться с жизнью не хотелось никому.

Седрик подождал несколько секунд. Но никто не произнес больше ни слова. Тогда он продолжил:

— Я изучу состояние дороги и решу, каким образом будет проходить ремонт. После этого я снова соберу собрание городского совета. Каждому члену совета будет отведен определенный фронт работы. Если вы не способны с ним справиться — передайте свой пост тому, кто способен. Городскому совету запрещается собираться без моего на то разрешения.

— Ваше высочество, — спокойным тоном перебил его Арчибальд. — Я прошу вас разрешить совету собираться хотя бы раз в неделю. В Мацуи действительно существует ряд вопросов, которые необходимо решать регулярно, — и добавил после паузы: — Естественно в тот день, когда вам будет удобно.

Седрик понимал, что в этих словах есть резон, поэтому ответил:

— Я рассмотрю вашу просьбу и выберу день, — в последний раз окинув взглядом поникших членов городского совета, он милостиво разрешил: — Можете быть свободны.

Мужчины поспешили удалиться, бросая на нового управителя кто неодобрительные, кто злые, а кто и полные опаски взгляды. Последних Седрик запомнил в лицо. Это умные люди, они уже поняли, что их мир изменился необратимо и нужно отдельно проконтролировать, какой будет их реакция.

Остался только барон Сильвестри, что в принципе вполне логично, ведь это его кабинет. Сефрид Гастен не вмешивался в происходящее, просто тихо стоял при входе в кабинет, воплощая собой не дающую сбоя тактику гильдии: наблюдать со стороны, соблюдая свой интерес и извлекая свою пользу. И когда в кабинете остались только он, Седрик и Арчибальд, господин Гастен никуда не торопился. Важно быть в курсе событий, чтобы понять, в чем конкретно может заключаться твой интерес в этот раз.

Первым снова заговорил владелец кабинета:

— Ваше высочество, приношу свои извинения за произошедшее, больше такого не повториться, — хоть его голос казался вполне искренним, но Седрик ни на секунду ему не поверил. Единственное, о чем этот старый интриган искренне сожалеет — это то, что попался.

Седрик не собирался избавляться от барона сейчас. У того была реальная власть в городе и свои ключи к любой двери. Выкидывать такой актив нельзя, его нужно использовать. Независимо от того, что думает по этому поводу сам актив.

— Барон Сильвестри, — Седрик сел на стул для посетителей возле стола и дождался, пока хозяин кабинета последует его примеру. — У нас осталось несколько нерешенных вопросов. Первое, вы пока что так и не показали мне, где именно находится мой кабинет в здании ратуши.

У Арчибальда дернулся глаз, но это было единственное, что выдало его недовольство. Седрик предпочел "не заметить" этого.

— Второе, — продолжил он. — Мы с Елизаветой более не можем злоупотреблять гостеприимством достопочтенного господина Гастена. Вы лично должны вручить графине Малони ключи от Вилхейм Буро, чтобы она могла начать обустраивать дом для нашего переезда. Третье, и как мне кажется — наиболее важное в данных обстоятельствах. Подготовка местной стражи никуда не годиться. Поэтому, офицерский состав моей охраны будет тренировать всех, кто числиться в рядах городской стражи...

— Ваше высочество, — вмешался Сефрид. — Вы позволите высказать свое мнение в данном вопросе?

Жизнь в Мацуи в определенной степени отличалась от жизни в столице, и Седрик то и дело допускал ошибки, связанные с его неосведомленностью. В данном случае, молодой принц вполне мог наделать глупостей именно по незнанию. Сефрид счел разумным вмешаться сейчас и прояснить ситуацию.

Седрик повернулся к нему и молча кивнул. Молодой человек понимал, что без необходимости, Гастен не стал бы вмешиваться.

— В том, что ребята из городской стражи плохо подготовлены — нет их вины, — объяснил он. — Дело в том, что в Мацуи действует несколько иной принцип формирования этого воинского подразделения, нежели в Хилэри.

— Объясните? — заинтересовался Седрик.

Гастен постарался объяснить так, чтобы никого не обидеть и передать всю суть:

— Городская стража в Мацуи состоит не из специально обученных воинскому ремеслу солдат, а из простых горожан, которые обязаны отслужить определенный срок бесплатно.

Седрик не мог понять, о чем говорит Гастен:

— Какая разница? Им же выдали в руки оружие?! Значит предварительно научили как с ним обращаться.

Сефрид решил зайти с другой стороны:

— В обязанности стражников входит патрулирование Мацуи, сбор податей с въезжающих в город, разнимание пьяных драк, несение караула и прочее. И ребят учат тому минимуму навыков, который для этого требуется...

— Ну, вот, — обрадовался Седрик, решив, что они с купцом достигли компромисса в данном вопросе. — Теперь их обучат владеть оружием лучше...

— Ваше высочество, — пусть и почтительно, но все же перебил его Сефрид, чувствуя, что нужно максимально тактично сказать принцу в лоб, как обстоят дела. — Я напомню вам, в рядах городской стражи несут свою службу, совершенно бесплатно, простые горожане. То есть, те, кто по окончании своего года на службе, снова станут пекарями, ремесленниками или кем-то другим.

Вот теперь Седрик понял, о чем толкует Гастен. Молодой человек откинулся в кресле, обдумывая сказанное. Простым горожанам обучение воинскому ремеслу нужно было, как лошади пятая нога. Это не принесет им пользы в повседневной жизни, поэтому особого рвения никто не проявит. Можно силой вбить в этих людей необходимые знания и развить рефлексы, но где-то год на это и уйдет. И человек вернется к обычной жизни, только более злой, чем был прежде, да с кучей рассказов о том, как над ним издевались, пока он служил в городской страже. Опять же, все воинское обучение нужно только в том случае, если человек будет использовать его на практике. То есть, если он прослужит не год и не два, а значительно больше.

А что нужно для того, что бы они служили дольше? Увеличить срок службы? Но как это сделать, чтобы люди не взбунтовались, да ещё и были заинтересованы в службе?

Седрику внезапно вспомнились слова Лизы о том, что главное для жителей Мацуи, и он принял решение:

— Барон Сильвестри, — он встал и, вытащив перчатки из-за пояса, начал их надевать. — Будьте добры объявить всем горожанам о том, что к завтрашнему полудню все должны собраться на главной площади для проведения городского собрания. Я понял, в чем проблема с городской стражей. Не наказывайте ребят при входе. Я лично с ними разберусь завтра на главной площади.

Арчибальду не понравилось, то, что ему дали мелкое поручение. Однако он кивнул в знак того, что понял, что от него требуется и выполнит поставленную перед ним задачу.

Гастен усмехнулся, глядя на реакцию негласного лидера Мацуи. Как будто у него есть выбор?

— Жду вас сегодня у господина Гастена с ключами от Вилхейм Буро, — напомнил Седрик на прощание. — И подготовьте к завтрашнему дню рабочий кабинет для меня. Если чего-то не будет хватать — приобретите это в купеческой гильдии.

Повернувшись, он вышел не прощаясь.

— Всего доброго, барон, — попрощался Сефрид, прежде чем последовать за принцем.н

— И вам хорошего дня, господин Гастен, — не стал забывать про приличия Арчибальд.

******

Первое время, когда Женевьева исчезла, Дайон сильно переживал. Он не мог ни есть, ни спать. Но человек ко всему привыкает: и к постоянному беспокойству, и постоянной тревоге, и к тому, что единственное, что заставляло его каждое утро вставать с постели — это надежда. Надежда увидеть Вив и подержать своего ребенка на руках. Ради этого мужчина готов был на все, даже продать душу дьяволу. Дьявол за ним не пришел. Зато пришло письмо от Седрика Абиатти, в котором были даны просто безумные инструкции. Возможность того, что этот план сработает, была не велика. Даже более того, если Дайон последует ему, то потеряет все: положение в обществе, титул, богатство, власть при дворе.

И все же, прочитав письмо от младшего принца Абиатти, граф Киприан не сомневался ни мгновения. Письмо, безумный план, в котором достаточно ошибиться в одном шаге — это был первый реальный шанс снова увидеть Женевьеву. А без неё Дайону не нужны ни власть, ни положение, ни богатство.

Поэтому граф потратил час, чтобы снова и снова перечитывать указания. Когда запомнил все, до последней запятой, Дайон сжег письмо. Затем потратил ещё несколько минут, чтобы тщательно подражая почерку Седрика написать новое письмо. Мужчина знал, что за ним следят. Знал, что сожженное письмо вызовет множество вопросов и усилит слежку. Поэтому Дайон оставил замену уничтоженному, в котором просил сам себя, сообщить принцу последние новости при дворе. Такое послание никого особо не удивило бы. Королевский распорядитель один из тех, кто решает вопросы такого рода.

Закончив с этим вольным сочинением, Дайон откинулся в кресле и задумался. Первым и самым сложным пунктом в инструкциях Седрика значилось создание проблем Оскару. И не просто проблем, а таких, которые надежно займут все его внимание на ближайшие десять дней как минимум. Задача, скажем прямо практически невыполнимая. Но Дайон не стал бы королевским распорядителем, если бы пасовал в тех случаях, когда имелся пусть и незначительный, но шанс на успех. А сейчас ставки были очень высоки.

Дайон устроил настоящий мозговой штурм. Он просидел у себя в кабинете до глубокого вечера. Но так ничего и не придумал. Нет, идеи у него были. Но каждая идея, которая приходила ему в голову была слишком… легко решаемой для такого человека как Оскар Фальче.

Мужчина практически отчаялся, практически готов был признать поражение, когда понял, что идеи в его голове начинают повторяться. Чтобы этого избежать, он начал записывать все, что приходило ему в голову: дипломатический скандал, бойня между влиятельными семьями за территории или рынки сбыта, срыв важных договоренностей, например, со Стеркаостой или Эфраимом. Записал и… все! Больше ничего в голову не приходило. А Оскара требовалось задержать любой ценой.

Почувствовав пульсирующую боль в висках, мужчина понял, что ему необходимо сделать паузу и выпить немного вина. Он отложил список и, встав с кресла, подошел к небольшому столику, на котором стоял графин и кубок. Дайон правда старался не думать о советнике, чтобы потом взглянуть на этот вопрос более свежим взглядом и возможно увидеть решение, которое до этого от него ускользало. Но проклятый герцог Фальче все не выходил у него из головы. Этот старый хрыч опытнее и хитрее трех Дайонов! Ни одна проблема не сможет занять его внимание на десять дней.

Задумавшись, он не заметил, как наливаемое им в кубок вино полилось через край.

— Проклятие! — выругался мужчина, хватая первое, что под руку попадет, чтобы вытереть стол. — Слишком много...

И тут его, что называется, осенило. Слишком много! Вот оно!

Дайон выпрямился, и даже дыхание задержал ненадолго. Как ему раньше в голову не пришла эта идея? Оскар хорош! Даже, если можно так сказать — лучший! И сможет справиться с любым количеством проблем. Но если они сваляться на него все разом, то ему просто некогда будет отвлекаться. Седрик получит свои десять дней!

Мужчина бросил уборку и, схватив камзол, помчался домой. Завтра у него предстоит напряженный день, множество встреч и разговоров. Дипломатические скандалы сами себя не разожгут.

Уже дома Дайону пришла в голову идея написать несколько писем. Как королевский распорядитель он был в курсе почти всей подноготной тех, кто хоть что-то представляет из себя при дворе. Это его профессиональная обязанность знать кто с кем в ссоре, чтобы не посадить радом за праздничным столом и так дальше. И сейчас он намеревался дать ход тому скандалу, замять который старался последние несколько месяцев. Все сводилось к несдержанности человеческой природы. Официальный посол Даватцена, царства на восток от Гатриды, два года назад прибыл в Малероссу для несения своей службы вместе со своей дочерью на выданье и молодой женой, почти ровесницей своей падчерицы. Достопочтенный господин Ворсен в силу постоянной занятости и мужской несостоятельности, уделял слишком мало времени для выполнения своих супружеских обязанностей. Поэтому его весьма миловидная и темпераментная вторая половинка нашла того, кто мог бы скрасить её досуг и помочь достопочтенному господину Ворсену с выполнением его супружеских обязанностей. И выбрала очаровательная Паола для этой цели не абы кого, а Эмиля Мауро — посла Эфраима в Малероссе. Даватцена некогда была в вассальной зависимости от Эфраима и до сих пор не может забыть этого. Все жители страны из кожи вон пнуться, чтобы доказать свое превосходство перед эфраимцами. А господин Ворсен при каждой встрече с господином Мауро, так и вовсе порывается начать драку. К тому же, несмотря на свою несостоятельность в качестве мужчины (о которой все знают стараниями его чудесной женушки, хотя это естественно большая тайна), посол Даватцены — страшный ревнивец. Поэтому, для розжигания дипломатического скандала между этими двумя странами Дайону достаточно просто написать господину Ворсену где и когда встречаются голубки, так сказать. А чтобы скандал точно вышел масштабный, Дайон сделал приписку, что его милая дочь — Оливия — цветочек давно сорванный. И постарался в этом деле все тот же любвеобильный посол Мауро.

Но это все было только началом. Нужно было ещё стравить несколько знатных семейств между собой.

Дайон усмехнулся. Это сделать было даже проще. Семейство Налди и Содерини давно соперничали за приличный земляной надел на восток от столицы. На этих землях располагалось три селения, протекала река, в которой водилось в избытке разной рыбы, имелось два леса, обширные пастбища для выпаса овец и небольшое предприятие, которое и обрабатывало шерсть на продажу. Владел этими землями ныне покойный Сильвио Налди. Своих детей у него не было, поэтому земли должна была унаследовать супруга покойного — Эжени Налди, урожденная Содерини. Но семейство Налди встало на дыбы. Не желая передавать столь лакомый кусочек в руки другого крупного семейства, глава семьи подал в суд на обжалование завещания. Они предоставили завещание, якобы написанное покойным прямо перед кончиной в момент просветления, в котором Сильвио отписывал все свое имущество своему роду — Налди. Семейство Содерини в свою очередь предоставило свидетеля — сиделку, которая видела, что ничего не понимающего Сильвио просто вынудили подписать документ, который тот даже не читал, шантажируя беднягу тем, что ему не дадут обезболивающего. В любом другом случае суд сразу принял бы сторону Содерини, ведь права вдовы всегда в приоритете.

Но в данном случае дело рассматривалось в суде уже несколько лет. Причина тому — Виктория Налди, бывшая королева, мать ныне правящего короля Закери. И хоть её с позором сослали в храм, отмаливать грех измены, семья Налди пользовалась благосклонностью короля. Дело требовало крайне деликатного решения вопроса. Поэтому Оскар и тянул время, надеясь, что-то придумать или на какое-нибудь удачное стечение обстоятельств.

Завтра Дайон "случайно" встретиться с Джуаспаре Содерини, сыном Лоренцо Содерини, главы этой во всех смыслах великой семьи. Джуаспаре — та ещё тряпка и подхалим. И сделает все, чтобы выслужиться перед суровым, властным и деспотичным отцом. И Дайон случайно проболтается, что дело, ставшее принципиальным для двух великих семейств, скоро решиться в пользу Налди, при содействии Оскара Фальче. А чтобы придать этому решению законности, советник планирует убить главного свидетеля в пользу Содерини — ту самую сиделку. Дайон был абсолютно уверен в двух вещах: что Джуаспаре точно доложит отцу об услышанном и что Лоренцо точно примет меры, да такие меры, что и в Айгериме аукнется!

Но этого Дайону казалось слишком мало.

Поэтому первая встреча, запланированная на завтра, будет с послом из Стеркаосты. Благодаря свадьбе принцессы Маргариты Абиатти и реайд-сина Уисдома Тизона, отношения между этой островной империей и Малероссой установились самые, что ни есть дружественные. Но даже в них можно при желании внести разлад.

Дайон встретился с послом из Стеркаосты там же, где и с молодым и недалеким Джуаспаре Содерини. Прежде, чем беседовать, что с первым, что со вторым мужчинами, он налил немного вина себе за шиворот и им же прополоскал рот, чтобы от него разило выпивкой, хорошенько встрепал волосы, привел одежду в жуткий беспорядок, капнул немного сока беладонны себе в глаза, чтобы зрачки расширились и лихорадочно блестели. В общем, сделал все возможное, чтоб сойти за человека, хорошо загулявшего. И ему это удалось настолько удачно, что Дайон даже задумался, не совершил ли он в свое время трагическую ошибку, занявшись политикой, а, не ступив на путь лицедейства. Как бы там ни было, но ни Джуаспаре, ни посол из Стеркаосты, не заподозрили обмана. Последний был так уверен в том, что пьяный в хлам королевский распорядитель выболтал то, чего не стоило, что тут же побежал строчить важное донесение. А выболтал ему Дайон то, что Маргарита не просто так столь поспешно вышла замуж за Уисдома Тизона. И испорченная репутация здесь тоже не причем. Маргарита была в сговоре с Закери с самого начала. План был до смешного прост — выдать за императора принцессу Абиатти, она должна быстренько забеременеть, родить ребенка и после того, как появится законный наследник, Уисдом Тизон будет тихо отравлен. Или как-нибудь по-другому убит. Изначально эта роль отводилась принцессе Женевьеве. Но раз император сам выбрал Марго, то они с Закери решили, что это даже к лучшему. У Маргариты более твердый характер. А после того, как Марго станет регентом при наследнике, Стеркаоста фактически станет вассалом Малероссы.

В этом месте Дайон сделал вид, что уснул, позволив послу сбежать для того, чтобы предупредить своего реайд-сина о грозящей ему опасности. Как только тот скрылся из виду, мужчина мгновенно "протрезвел" и в отличном настроении отправился домой. Чтобы состряпать ещё одно письмо, которое станет самой важной частью плана. И от того, поверит ли Закери в его содержимое, будет зависеть успех всей задумки.

Для его написания Дайон взял простую грубую серую бумагу. Такими пользуются в храмах. Прежде, чем встречаться с наследником Содерини и послом из Стеркаосты, он положил будущее письмо над открытым сосудом с благовониями. И когда вернулся ожидаемый эффект был достигнут. Лист пропитался этим запахом. Но не слишком сильно, достаточно для того, чтобы создавалось впечатление, что его долго хранили там, где часто жгли свечи с благовониями.

Испортив несколько листов, Дайон добился того, что его почерк начал походить на женский. Только после этого он приступил к написанию письма:

"Ваше величество, пишет вам, со всей своей смиренной покорностью и величайшим благоговением, ваша покорная и верная слуга, мать-настоятельница храма, в котором пребывает сейчас принцесса Женевьева. Я взяла на себя смелость написать непосредственно вам, так как боюсь, что если не использую все доступные средства донести до вас истину, на меня падет ваш гнев. Перехожу непосредственно к делу.

Как я и писала вашему советнику все эти месяцы, у принцессы Женевьевы очень плохо протекает беременность. С прискорбием вынуждена сообщить вам, что её высочество абсолютно точно не переживет роды. Возможно не переживет их и ребенок...".

В этом месте Дайон остановился и встав, отошел от окна. Послание давалось ему с трудом. Приходилось записывать свои самые страшные страхи так, будто это был уже свершившийся факт. И это было тяжело.

Но он взял себя в руки и снова взялся за перо:

"До родов осталось немного времени и если вашему величеству будет угодно попрощаться с её высочеством, ему следует поторопиться.

С почтением и безмерной преданностью, ваша покорная слуга, мать настоятельница".

Ни имени матери настоятельницы, ни названия храма Дайон не знал. Но надеялся, что Закери после прочтения будет не до такой мелочи. Все что нужно он и так знает. А если и нет, то без труда вытрясет из Оскара.

Завтра Дайон осторожно подбросит письмо королевскому секретарю в обход Оскара. Будет ждать, когда грянет гром. Хотя нет. Просто ждать в его обстоятельствах — это непростительная трата времени. Дайон взялся за выполнение двух задач. Первое, обратился в гильдию, чтобы быстро найти покупателя на все свое имущество. При этом прямо сказал, что его не так волнует цена, как фактор времени и незаметности. Практически все свое золото и драгоценности Дайон и так хранил в дарнах, давно приготовившись к тому, что возможно придется быстро покинуть столицу. Второе, у него оставался последний, наиболее легко выполнимый пункт плана — создать проблемы Беатрис, чтобы той некогда было вспоминать о дочери.

******

Седрик стоял у края площади, невидяще глядя перед собой. Практически полдень, практически пришло время для того, чтобы обратиться к горожанам с тщательно продуманной речью. И все же, молодой человек никак не мог собраться. Дело было не в волнении или полуденной жаре. Причина находилась за много дней пути от него, в самом сердце Малероссы и звали её Боадикея Монтефиор.

Сейчас, когда у него появился четкий план действий касательно Мацуи и местной знати, когда его положение вот-вот должно было существенно упрочиться, мысли Седрика вновь и вновь возвращались к сестре. Он чувствовал свою вину перед нею, вновь и вновь прокручивал в голове все, что тогда происходило, рассматривая с разных сторон и размышляя, что можно было сделать, чтобы подобного не случилось. И каждый раз сам себя одергивал, чтобы не думать о прошлом. Эгберт нередко говорил, что тот, кто постоянно оглядывается на вчерашние промахи, рискует не увидеть будущие успехи. И Седрик был целиком согласен с отцом. Самобичевание и размышления на тему «А что если бы…» ещё никого до добра не доводили.

Но сегодня бороться с такими мыслями было просто невозможно. Седрик был достаточно честен с собой, чтобы признать — во многом эти мысли появились из-за чувства вины перед сестрой. Пока у него все складывается достаточно успешно (Елизавета беременна, появился рычаг управления местной знатью, Тибольд доложил, что число последователей Буревесника возросло до шести с лишним тысяч), Боадикея находилась в отчаянном положении.

Звон небольшого колокола, установленного на площади для того, чтобы призывать толпу к молчанию, вернул Седрика из его тяжелых дум в реальный мир. У него больше не было времени на размышления о личном. Молодой человек глубоко вдохнул и шумно выдохнул, чтобы собраться с мыслями, на мгновение замер и решительно пошел в центр площади. Простые горожане не проявили особого энтузиазма, приветствуя нового управителя. Жители Мацуи не видели, что толкового может сделать столичный щеголь, пусть даже он принц. И на их лицах было большими буквами написано желание оказаться где-нибудь, только не здесь, на площади. Они разве только не зевали. «Все верно, — не без иронии подумал про себя Седрик, — их же принудительно согнали сюда. Это же всего лишь что-то важное для них и для города, а не похороны принца-чужака». Хотя и там и там присутствовали члены Городского совета в полном составе. И тут же ему захотелось рассмеяться — так контрастно выглядела эта встреча с простыми горожанами, на фоне высокопоставленных лордов и леди. У него не было никаких сомнений касательно того, кто, встречая его, был более искренен. Внезапно Седрика озарило. А ведь эти люди — прекрасный показатель того, насколько он успешен в качестве правителя. Если они будут ему рады, значит, молодой принц на верном пути.

Эта мысль заметно приободрила его и в таком приподнятом настроении, Седрик обратился к жителям Мацуи:

— Достопочтенные горожане! Я собрал вас сегодня для того, чтобы сделать несколько важных объявлений. Первое, и самое важное. Внимательно изучив город и его окрестности, я пришел в ужас от того, в каком состоянии находится Западный торговый тракт. А ведь эта дорога могла бы существенно упростить дорогу купцам из Айгерима и увеличить доход каждого жителя Мацуи.

Толпа одобрительно загудела, соглашаясь с ним. Язык прибыли — самый понятный для них язык и, несмотря на то, что Седрик употреблял замысловатые словечки, общий смысл сказанного им доходил до толпы и цеплял их души и умы за нужные струны.

Видя, что речь имеет отклик, молодой управитель продолжил:

— Поэтому я решил основательно отремонтировать Западный торговый тракт, чтобы увеличить приток купцов в город.

Горожане зашумели, подобно проливному ливню. Кто-то поддерживал решение нового управителя, кто-то считал, что дальше разговоров эта идея не пройдет. Были и те, кто считал, что Седрик таким образом пытается заграбастать золото из казны.

Последние заявления вызвали у него улыбку. Судя по тому, как открыто и достаточно спокойно люди об этом говорят, они уже привыкли к тому, что городской совет Мацуи постоянно присваивает себе деньги из казны. Горожане просто смирились с тем, что часть доходов разграбляется. И Седрик готов был дать руку на отсечение, что деятельные жители Мацуи уже давно придумали кучу способов и лазеек, чтобы оставить свои доходы при себе.

Но сейчас не об этом. Прочистив горло, он продолжил:

— Часть средств на ремонт дороги будет выделена из городской казны, часть — из моих личных средств.

Горожане снова загудели как растревоженный рой: кто недоверчиво, кто насмешливо. Но все сходились в одном — никто не верил, что Седрик и правда даст свои деньги. Никто из правящей элиты не пошел бы на этот шаг даже под угрозой жестокой расправы. Заезжий столичный принц-альтруист? Понятно, почему мало кто в это верил.

Седрик попытался снова заговорить. Но толпа продолжала оживленно обсуждать его последние слова. Поэтому ему пришлось дать знак парнишке у колокола, чтобы тот призвал всех к порядку.

Когда на площади худо-бедно воцарилась тишина, Седрик продолжил:

— Я также пересмотрел деятельность Городского совета и пришел к выводу, что круг его обязанностей необходимо существенно сократить…

Договорить он не смог. Вот тут горожане, что называется «взорвались». Урезание обязанностей городского совета люди восприняли, как ущемление собственных свобод. Жители Мацуи наперебой кричали и пытались пробраться поближе к платформе на которой стоял Седрик. Они были вне себя от злости. Оглянувшись, Седрик посмотрел на членов Городского совета. Те переглядывались и обсуждали что-то между собою, радовались реакции простых людей и были уверенны, что при таком противодействии молодому принцу уж точно ничего не сделать. У барона Сильвестри было абсолютно непроницаемое лицо. Но в глазах замерло такое выражение, что становилось понятным — он предвидел такую реакцию и наслаждался происходящим. Мужчина предвкушал как молодой и неопытный принц, впервые встретившись с таким отпором, испугается и отступит. Ведь, одно дело угрожать знати, бравируя своим происхождением и властью, полученной по праву рождения. И совсем другое — заставить простой народ пойти за собой. Все предвкушали полный провал Седрика.

Наивные!

Седрик снова дал знак призвать горожан к порядку. Когда стих колокол и стихли жители, столпившиеся ближе к платформе, он неспешно продолжил свою мысль, сознательно выбирая слова «попроще»:

— Я наблюдал за работой Городского совета. Вы, простые горожане выбирали этих знатных мужей, — Седрик рукой показал на притихших позади мужчин, — для того, чтобы они делали вашу жизнь проще и лучше. Вместо этого они заботились в основном только о своих интересах. Иначе Западный торговый путь давно был бы отремонтирован. Да и оборудование в порту заменено на более новое.

В яблочко! Жители снова заволновались, как море. Порт! Порт был жизненно важен для каждого жителя города. Ведь Мацуи жил торговлей. Каждый горожанин либо что-то покупал и перепродавал, либо производил что-то на продажу. Отсутствие хорошей дороги, старое и часто ломающееся оборудование в порту и много чего другого сильно тормозили этот процесс. Жители города видели прибыль, уплывающую у них из рук, постоянно об этом говорили. Но поделать ничего не могли.

— А ведь это лишь крупнейшие из нерешенных городских проблем! — продолжил Седрик. — У меня есть доказательство, живой пример того, что Городской совет не справляется со своими обязанностями.

Жители заинтересованно притихли, и Седрик кивнул начальнику своей стражи. Тот вывел вперед двух стражников, накануне несших караул перед дверями кабинета, в котором проходил совет. Один молодой человек выглядел напуганным. Пот крупными каплями стекал по его круглому, в чем-то немного детскому лицу. Второй держался увереннее. Но то, как он выпятил свой широкий подбородок и как дрожащими руками комкал свою знававшие лучшие времена шляпу, выдавало его волнение и страх.

Члены Городского совета встретили появление этих бедняг молчаливо и хмуро. Некоторые из них переглядывались, но большинство поглядывало на барона Сильвестри, ища не столько ответы на вопросы, сколько пытаясь понять, как себя вести дальше. От природы худой барон казалось, стал ещё более тощим, его глаза и щеки запали, из-за чего скулы стали выступать ещё сильнее, а острый подбородок ещё острее. При взгляде на него невольно возникала ассоциация с живым мертвецом. Не зная барона близко можно было бы испугаться, уже не болен ли этот человек? Но члены Городского совета глядя на своего негласного лидера обретали уверенность и спокойствие. Когда черты лица Арчибальда Сильвестри заострялись, это говорило не о страхе, а о том, что мужчина присмотрел себе жертву и медленно, но уверенно плетет вокруг неё свои сети.

Седрик тем временем снова обратился к народу:

— Я знаю, что каждый мужчина в этом городе должен отработать свое в городской страже. И я вижу, что мужчины в Мацуи не бегут от своих обязанностей. Что делает им честь.

Горожане одобрительно загудели, некоторые даже показывали пальцами на стоящих на платформе мужчин, все ещё одетых в плотную, темно-коричневую форму с вышитой на спинах эмблемой стражи, обсуждая что-то или просто узнав кого-то из бедняг.

— Но просто быть человеком чести и выполнять свой долг недостаточно, когда речь идет о службе в городской страже, — продолжил Седрик, и горожане притихли, слушая его. — От каждого, кто надел эту форму и принял присягу, зависит жизнь и здоровье каждого жителя Мацуи. Стражники должны уметь быстро реагировать на опасность и в любой момент прийти на помощь попавшим в беду горожанам. Ведь если мужчина может сам о себе позаботиться, то, как защитят себя женщины и дети?

В толпе снова послышалось одобрение, что в принципе не удивительно. Ведь Седрик декларировал прописные истины. Этому приему он научился, наблюдая за отцом, когда тот выступал перед народом. Чтобы добиться поддержки народа, Эгберт сначала говорил что-то, с чем согласны абсолютно все: «наш город простоял здесь множество веков», «каждый купец, взяв плату, обязан отдать товар покупателю», «зло обязательно должно быть наказано» и дальше в том же духе. Люди соглашаются с ним раз, второй раз, третий и чтобы он не сказал в четвертый раз, чаще всего толпа продолжает соглашаться на все.

— Кроме того, — продолжил Седрик говорить тог, что вызовет всеобщее одобрение. — Каждый житель Мацуи, попавший в беду, должен быть уверен, что к нему на помощь придет сильный и умелый воин, а не косой, кривой и хромой бедолага, у которого не хватит сил защитить не то что… — молодой человек обвел взглядом толпу и ткнул пальцем в молодую мать с дитем на руках, — вашего ребенка, но и самого себя.

Мать прижала к себе дитя, а толпа снова загудела одобрительно и слегка встревожено. Им только что напомнили, что безопасность в этом мире понятие хрупкое и ненадежное, а в их случае так и вовсе. Бедняги, которых Седрик привел в пример, стояли пунцовые, понурив головы. Тот, что моложе, с детским личиком, так и вовсе казалось, сейчас заплачет.

— Но вот в чем проблема, — Седрик остановился посреди платформы и на несколько мгновений уставился в пол, с задумчивым видом. — Если молодые и сильные мужчины будут служить в городской страже, то кто будет обеспечивать их семьи?

Его слова встретила тишина. Молодой человек продолжил:

— К тому же, большинство этих мужчин — это или торговцы, или ремесленники, или работники порта. Если они уйдут служить в стражу, то кто будет выполнять их работу?

— И что же делать? — крикнула из толпы какая-то женщина и горожане нестройным хором её поддержали. Правда, не очень громко, никто не хотел пропустить ответ принца-управителя.

— Хороший вопрос! — обрадовался Седрик. — Я тоже об этом думал. И пришел к выводу, что городская стража в её нынешнем виде не нужна Мацуи. Такой большой город смогут защитить только обученные, воины, понимающие, что такое приказ и как его нужно выполнять.

Тут он повернулся ко все ещё стоящим сзади провинившимся мужчинам.

— Посмотрите на этих двух стражников. Вчера они во время несения службы, они проявили себя не самым лучшим образом: необученные, неуверенные, и их легко сбить с толку. Я уверен, что каждый из них хороший ремесленник или хороший торговец. Но оба они плохие солдаты. И в этом нет их вины. Как и большинство тех, кто обеспечивает защиту города, этих стражников никто не обучал, как следует. И это промах, допущенный Городским советом. Это было одной из их прямых обязанностей — заниматься защитой и процветанием города. Они же этого не выполнили.

Горожане одобрительно загудели, выкрикивая слова поддержки Седрику и колкие фразы о том, как члены городского совета разъелись за счет Мацуи. Колокольный звон снова призвал всех к тишине и вниманию.

Седрик сделал несколько шагов по направлению к горожанам. Тоже прием, подсмотренный им у отца — так король казался ближе к своему народу.

— Я обдумал ситуацию с городской стражей и пришел к выводу, что эту службу нужно полностью менять, — каждое его слово было встречено тревожным перешептыванием. — Никого из достопочтенных горожан больше не будут призывать на службу…

И снова толпа буквально взорвалась обсуждениями, и снова колоколу пришлось призывать к тишине.

— Никого больше не будут призывать на службу в страже, — повторил Седрик, — а тех, кто уже служит освободят от выполнения этой повинности. Вместо этого каждый желающий сможет записаться сам. Тех, кто добровольно захочет принимать присягу, должным образом обучат и вооружат. А чтобы желающих было больше, стражники будут получать жалование, соответствующее званию и заслугам.

Когда в этот раз толпа взорвалась одобрительными возгласами, то и дело выкрикивая имя Седрика, никто их не останавливал.

Граф Бласдасари, номинальный глава городского совета, вдруг выступил вперед, подал знак, чтобы горожан призвали к порядку, и затараторил:

— Но вы не можете так поступить! Если вы распустите стражу, то кто будет охранять порядок в городе?!

Вопрос не застал Седрика врасплох, и он очень спокойно ответил:

— Городская стража будет распущена. Вместо неё город будут патрулировать обученные и хорошо вооруженные наемники из гильдии купцов. Жители Мацуи могут не тревожиться о своей безопасности, — и добавил, предвосхищая вопрос графа: — Их услуги будут оплачены частично из казны, частично моими собственными средствами.

Если бы кто-то и захотел спросить что-то, то его вопрос попросту не был бы услышан в том, шуме, который подняли жители города, выкрикивая имя Седрика.