Глава 21

Дайон Киприан со своими людьми следовал за королевской стражей так близко, как мог, чтобы не быть замеченным и не отстать. Все время пути небеса были к нему благосклонны, посылая солнечную погоду. А в тот день, когда перед ними возникли старенькие домики жителей деревни, в паре часов пешего ходу от которой был храм, началась гроза. Непогода заставила посланную в храм стражу засесть в корчме, попивая кислый эль и греясь у очага. Ведь неважно, какой у тебя строгий приказ или насколько ты хороший солдат: когда на улице дождь стеной, ветер сбивает с ног и из-за потоков воды невозможно проехать, ты ищешь убежище.

Беглому графу и его отряду тоже пришлось искать убежище. Кроме как зайти в корчму и попасться страже на глаза — выбора не оставалось. Впрочем, в нескольких часах от храма, в котором держали Женевьеву, это уже не имело значения.

Везение не оставило Дайона и в этот момент. Когда он и его люди вошли в корчму, непогода загнала в неё не только королевских солдат, но и несколько местных жителей. А хваленные воины из королевской гвардии уже вовсю напивались, во главе со своим капитаном. Их было ровно на одного человека больше, чем людей, которых нанял Дайон. Не воспользоваться сложившейся ситуацией было бы просто грешно. Поэтому план действий был составлен ещё до того, как кожаный сапог первого из наемников переступил порог корчмы. Последним в неё вошел сам Дайон. Мужчины подошли к королевским солдатам сзади и четкими движениями перерезали горло своим, до последнего ничего не подозревающим жертвам. В живых остался только мгновенно протрезвевший капитан. Выхватив меч и кинжал, он прижался к стене, готовясь обороняться:

— Ну же! — орал капитан, размахивая оружием. — Подходите, сукины дети! Подходите! Я не боюсь вас! Я убью каждого!

Никто не сделал в его сторону и шага. Медленно до капитана стало доходить, в каком положении он оказался. Один против целого отряда. То, что позади у него стена, раньше казалось преимуществом — сзади никто не нападет, а сейчас мужчина с пугающей ясностью понял, что это в западне. Единственный путь к отступлению был за спинами у незнакомцев. Ему оставалось либо прорыть себе лаз под стеной корчмы, либо прогрызть себе путь на свободу через стену.

Окинув взглядом не двигающихся мужчин, не делающих попыток нападать, но при этом четко дающих понять, что пути к отступлению нет, капитан понял, какая судьба ему уготована и почему именно он остался в живых. Мужчина медленно опустил оружие. Тогда несколько человек расступились, и вперед выступила высокая, широкоплечая фигура в капюшоне. Капитан понял, что это главарь напавшей на него и его людей банды. Скорее всего, своего лица он так и не откроет, чтобы жители деревни, собравшиеся в корчме не смогли его потом опознать. Если, конечно, их оставят в живых. А за то, что оставят, говорят два факта: у каждого убийцы нижняя часть лица была прикрыта таким же платком, каким пользуются возницы, чтобы не надышаться пыли и никого не тронули, кроме королевских солдат.

Но капитан ошибся в своем предположении. Нет, жителей деревни действительно никто не тронул. Просто выступивший вперед не стал прятать свое лицо и как-то менять свой голос. Откинув капюшон, мужчина представился:

— Меня зовут граф Дайон Киприан, — и выждав паузу, пока королевский стражник вспомнит откуда слышал это имя, закончил: — Ты в любом случае не выйдешь отсюда живым. Но умереть можно очень по-разному, капитан. Если ты расскажешь, то, что меня интересует — смерть будет быстрой и милосердно безболезненной, если нет — то умирать тебе придется очень-очень долго.

Капитан посмотрел на бывшего королевского распорядителя и поверил в каждое сказанное им слово. Не потому, что у этого типа была при дворе какая-то страшная репутация. Просто та мрачная решимость, что была в его глазах, свойственная тем, кому терять нечего и тем, кто для достижения свое цели пойдет на все. Умереть действительно можно по-разному. Ему ли не знать? Капитан лично замучил столько народу, выбивая информацию, что хватило бы на несколько деревень. Умирать такой смертью ему не хотелось. Не за такого короля, как Закери. Поэтому капитан отбросил оружие и сказал:

— Спрашивай.

— Вас отправили в храм, чтобы забрать принцессу Женевьеву и ребенка, которого она родит?

— Да.

— Это храм, на окраине деревни?

— Да.

— Какой у вас был приказ?

— Забрать мальца, кого бы она не родила и передать представителям семьи, что его усыновит, в городке Телур. Это все. Клянусь.

— У тебя есть документы, подтверждающие, что именно ты должен забрать ребенка?

— Вот, — мужчина достал из-за пояса коричневую кожаную сумку, одну из тех, в которых возят личные послания на дальние расстояния, и бросил в руки ближайшему наемнику.

На этом допрос, а вместе с ним и жизнь капитана были закончены.

Дайон молча кивнул одному из наемников и тот, подойдя к стражнику, вогнал кинжал ему под ребра, безошибочно попав в сердце. Капитан хотел встретить свою смерть достойно. Но в последнюю секунду, руки сами схватились за рукоять. Как будто тело не желало так легко расставаться с жизнью. Так он и свалился мертвым на пол — держась за рукоять.

Впрочем, Дайона такие подробности не интересовали. Получив интересующую его информацию, бывший королевский распорядитель и его наемники покинули корчму. Буря снаружи уже стихла. И хоть дорога была размыта, и ехать ночью на лошади по такой грязи было опасно, отряд выдвинулся в путь. Медлить было ещё опаснее.

В который раз судьба оказалась благосклонной к Дайону. Настоящая буря, загнавшая солдат в деревенскую корчму, прошлась над лесом, по ту сторону деревни и над деревней, зацепив дорогу из неё. Но с часок побарахтавшись в грязи, отряд выехал на сравнительно сухую местность, почти не тронутую дождем. А ехать по дороге в лесу так и вовсе было почти удовольствием. Широкая, ровная тропа, укатанная сельскими повозками, которые регулярно ездили в храм или куда там ещё вел этот путь.

Дайон задал такой быстрый темп езды, какой только позволяла ситуация, в которой они оказались. Женевьева была так близко к нему, что даже не верилось. Столько месяцев ожидания этой встречи, столько усилий на поиски! Сердце Дайона стучало как сумасшедшее. Скоро он обнимет Вив… А может и их ребенка.

Когда вдали показались храмовые башенные стены, в ночи казавшиеся темным силуэтом, сердце Дайона сотворила просто немыслимый кульбит в груди, и ему стоило огромных усилий сдержаться и не начать гнать во весь опор. Время, которое потребовалось, чтобы добраться до храма, казалось вечностью. Но вот и храмовые врата. Один из наемников начал стучать в них с криком:

— Именем короля, откройте!

Волшебная фраза, которая срабатывает в десяти случаев из десяти. Никто не хочет навлечь на себя королевский гнев. И в этом конкретном храме не захотели. Врата открылись в течение получаса. Путников встретила встрепанная седоволосая женщина, в окружении стражи.

— У нас приказ забрать принцессу Абиатти и ребенка, которого она родит, — вместо приветствия коротко сказал Дайон, передавая ей документы из кожаной сумки. — Проводите меня к ней, чтобы я смог убедиться, что с ними все в порядке.

— У меня был другой приказ, — высокомерно возразила женщина, посмотрев на королевскую печать на письме, но так и не открыв его. — Кроме того, вы не можете сейчас её увидеть.

Дайон понял, что перед ним кто-то из управляющих монастырем, и решил использовать другую тактику в беседе:

— Я — королевский распорядитель, — надменно сказал он. — Король лично отправил меня в этот забытый богами храм на самом краю вселенной. Скоро у него свадьба и его сестра должна там присутствовать. Я не для того тащился в столь дальний путь, чтобы пререкаться с вами. Поэтому, будьте добры, проводить меня к ней. Немедленно!

Женщина мгновенно изменила тактику поведения и залебезила:

— Простите великодушно, но вы и, правда, не можете сейчас увидеть принцессу. Не из-за моего каприза, ваша милость! Просто её высочество рожает…

Дайону стоило огромных усилий не схватить эту пустоголовую служительницу храма за шиворот и хорошенько не тряхнуть. Хотя руки у него натуральным образом начали трястись. Чтобы успокоиться и взять себя в руки, мужчина несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Немного помогло. И все же, когда он снова заговорил, голос ощутимо дрожал:

— Ведите меня к ней.

Понимая, что из-за этой дрожи могут возникнуть подозрения, Дайон решил выдать её за гнев и, видя, что никто не двигается, яростно рыкнул:

— Немедленно!

Видимо, он немного перестарался, так как женщина ощутимо отшатнулась, прежде чем начать раздавать приказы столпившимся вокруг храмовым служителям, подкрепляя слова жестами. Затем, забрав у кого-то факел и услужливо улыбаясь, женщина быстрым шагом повела своего неожиданного гостя в храм. По дороге она то и дело мысленно возносила мольбы своей богине, чтобы та помогла ей, подсказала правильные слова, которыми можно было бы рассказать высокому гостю о дурных новостях и не вызвать его гнев. Только заступничество богов могло спасти её в такой беде.

Путь от ворот до покоев, служивших Женевьеве домом последние месяцы, показался Дайону вечностью. Женщина, показывающая ему дорогу, очень торопилась, но ему все равно хотелось ускорить её хорошим пинком сзади. Любовь всей его жизни рожала ему ребенка там, наверху. Вив сейчас совсем одна, напугана и наверняка мучается от боли. Она должна знать, что Дайон её не бросил, должна знать, что он пришел за ней!

Так бывает со всеми: мы понимаем, что случилось что-то плохое ещё до того, как прозвучат слова. Дайон тоже все понял задолго до того, как женщина, остановившись у двери, сбивчиво принялась объяснять, что происходит. Он понял все по тому, какая суета царила на этаже. И хоть Дайон лично никогда не присутствовал при родах даже щенка, ему все равно было очевидно, что здесь столпилось слишком много народу. Мимо него пронесли много простыней в крови. И лица у всех были… были не просто напуганными. На лицах этих людей большими буквами был написан смертельный приговор. Ещё до того, как женщина заговорила, Дайон уже знал, что или Женевьева, или ребенок обречены. Мысль о том, что обречены оба мужчина старался не впускать даже в сознание. Этого просто не может быть. После того, как он столько всего преодолел, потратил столько усилий на поиски… приехать только для того, чтобы ему предали холодный труп его ребенка или чтобы подержать умирающую Вив за руку? Это несправедливо! Это неправильно! Он не готов был расстаться ни с ребенком, ни с любимой женщиной.

Ему хотелось, чтобы дорога до покоев так и не закончилась. Как будто если бы он так и не дошел до этой чертовой дубовой двери с кованной ручкой-кольцом, то никто бы не умер.

Но время неумолимо. Как и судьба.

Женщина подошла к двери и прежде, чем открывать её, сказала:

— Прошу простить меня, ваша милость, за то, что приношу дурные вести… — она не знала, как оправдаться, но все же старалась: — Мы сделали все, что могли. Но боги неумолимы. Роды прошли тяжело. Когда её высочество разрешилась здоровой девочкой, началось кровотечение. Мы так и не смогли его остановить. Мне очень жаль, но её высочество не доживет до утра.

Дайон стоял несколько секунд. Слова, произносимые женщиной, набатом звучали у него в голове. Вив… не доживет до утра…

Он и сам не мог объяснить, как ему удалось совершенно спокойно сказать:

— Под страхом смерти никого не впускать внутрь, пока я не выйду.

Позже вспоминая этот момент, Дайон всегда удивлялся тому, с каким спокойствием он все делал: открывал дверь, входил внутрь, велел всем убираться из комнаты, садился на краешек кровати. А ещё ему врезалось в память то, как много крови было вокруг. У него тогда мелькнула мысль, что её слишком много для такой маленькой девушки как его Вив. Мелькнула и погасла, стоило ему увидеть бледное лицо Женевьевы с синяками под глазами и впавшими щеками.

Словно почувствовав его присутствие, девушка открыла глаза и посмотрела на него. Дайон чуть не заплакал, увидев слабую улыбку на её губах.

— Я люблю тебя, — тихо прошептал он, стараясь не заплакать. — Я так люблю тебя, Вив.

— Ты пришел… — слабо прошептала она, и все же он явственно слышал в голосе Женевьевы радость.

— Разве могло быть иначе? — взяв её руку, он припал к ней губами. Его поразило, насколько холодной та была. Дайона охватило отчаянье: — Вив, не умирай! Умоляю тебя! Не умирай! Я не смогу без тебя! Ты смысл моей жизни. Без тебя мне ничего не нужно и ничего не важно…

— Не говори так… — голос Женевьевы был таким тихим, как будто доносился издалека. — У тебя есть ради кого жить. У нас есть дочь…

Дочь! Дайон как будто только сейчас понял, что стал отцом. На него тут же посыпалось куча вопросов: где ребенок? Что с ней? Здорова ли она? Хотя мать настоятельница вроде бы сказала, что да. Так, где же она?

Словно услышав его вопрос, Женевьева сказала:

— Они забрали её у меня… Забрали сразу же… Мою девочку…

Тихий всхлип вырвался из её груди, но девушка к этому моменту была так слаба, что даже заплакать не смогла. Женевьева хотела просить любимого, чтобы он принес ей малышку. Вив так хотелось подержать дочь на руках! Первый и последний раз. Ведь у неё хватало мужества не врать себе. Её мгновения на этой земле сочтены.

Просить Дайона не пришлось. Мужчина бережно положил руку любимой и поспешил в коридор.

— Где ребенок? — без обиняков спросил он женщину, проводившую его к двери.

— Что?

— ГДЕ РЕБЕНОК?! — Дайон не повышал голоса, но от того, как был произнесен вопрос, женщина аж присела и поспешила ответить:

— Мы… у нас был приказ. Сразу же забрать ребенка. Мы…

— Мне плевать! — перебил её Дайон. — Немедленно несите ребенка сюда.

Возможно, женщина вспомнила заветы богини, которой посвятила себя: святость материнства. Но скорее просто испугалась того, что её ждет в случае непослушания. Как бы то ни было, женщина быстро убежала и уже через несколько минут вернулась с новорожденной, укутанной во множество шелковых одеялец.

Пока Дайону не принесли дочь, ему казалось, что он убит, умрет вместе с Женевьевой. Но когда принесли маленький, сморщенный комочек, выглядящий, откровенно говоря жутко, но который был его плотью и кровью, все внутри мужчины перевернулось. Это было ни с чем не сравнимое чувство: держать на руках крошечную жизнь, которая целиком и полностью от тебя зависит, но ради которой ты согласен умереть.

Трогательность момента нарушила та самая женщина, видимо посчитавшая, что Дайон оценивает насколько хорошо они позаботились о ребенке, в котором течет королевская кровь, и постаралась отчитаться:

— Девочка здорова, о ней позаботилась наша повитуха. Мы укутали её в лучшие одеяла, какие у нас были и наша лучшая кормилица уже накормила новорожденную...

— Скажите кормилице, — грубо перебил словоохотливую служительницу храма Дайон, — чтобы немеделнно собиралась. Она едет с нами.

— Но… — попытлась отговорить его собеседница, но мужчина просто повернулся и бережно держа на руках малышку вошел в комнату умирающей принцессы.

Женщина закусила губу. С одной стороны ей не хотелось терять лучшую из своих кормилиц. Знатные дамы охотно раздвигают ноги перед теми, кто не является их законными мужьями. Поэтому недостатка в желающих скрыть плоды этих отношений не было никогда. С другой стороны, в стенах этого храма после тяжелых родов умирает принцесса, сестра-близнец короля. Немилость короля Закери им и так обеспечена. Поэтому особенного выбора у неё не было:

— Велите Кармеле собираться. Она уезжает в столицу, — рявкнула женщина кому-то из стоящих рядом.

Дайон было очень страшно держать дочь на руках. Она казалась такой хрупкой! Одно неосторожное движение и её может попросту не стать! Медленно от поднес малышку к кровати и осторожно сел рядом с Вив. Девушка держалась из последних сил. Но все же смогла выдавить бледное подобие улыбки, глядя на дочь. Взять девочку на руки у неё не было сил.

— Она такая красивая, — Женевьева говорила так тихо, что если бы Дайон не сидел рядом, то вряд ли услышал бы.

— И такая маленькая, — подтвердил Дайон. Несколько секунд царила тишина, затем собравшись с духом, он с просил: — Почему ты не сказала мне, что беременна?

— Закери решил… выдать меня… замуж… — ей трудно было говорить, трудно держать глаза открытыми. Но девушка боролась за последние мгнвоения рядом с семьей. — Оскар сказал… нужно хранить все в секрете… сказал… тогда ребенка… отдадут тебе на воспитание.

Её глаза закрылись и она уснула на несколько минут. Это случилось крайне вовремя. Потому, что обычно бесстрастные черты лица Дайона исказила ненависть и ярость. Все, что произошло — все из-за того, что Закери и Оскар обманули Женевьеву. У них и в мыслях не было отдавать ребенка Дайону. Собственно, как у человека, выросшего при дворе, у него не раз возникал вопрос: почему его до сих пор не убили? На глазах у всех за государственную измену или тихо в кровати? Возможно Оскар посчитал, что Дайон уже смирился с тем, что ему не видать Женевьеву, как собственных ушей? Может, думал, что королевский распорядитель отступился и будет искать другой способ дорваться до власти?

Не важно!

Важно лишь то, что Оскар Фальче и Закери Абиатти нажили себе ещё одного врага. И Дайон ничего не пожалеет, чтобы им отомстить.

Он посмотрел на Женевьеву. Её дыхание стало едва заметным и поверхностным. Это были её последние минуты и Дайон хотел разделить их с любимой.

— Вив, любимая, — сглотнув ком в горле позвал он и несколько раз хорошо тряхнул, пока она не открыла глаза.

Несколько мгновений девушка смотрела перед собою так, словно не понимала, где оказалась. Затем её глаза озарило понимание и Женевьева снова посмотрела на дочь.

— Я люблю тебя, — отчетливо произнесла она, хоть и очень тихо. — Я назову тебя Лукреция — счастье.

Девушка перевела взгляд на Дайона. Мутно-зеленые глаза словно выцвели и от прежней красоты почти не осталось следа. И все же, в глазах сидящего рядом мужчины Женевьева видела себя как никогда красивой.

— Я так люблю тебя… прошептала она и её взгляд остекленел.

Дайон заплакал, прижимая к себе дочь.

На следующий день из храма выехал небольшой вооруженный отряд, сопровождающий карету, в которой ехали кормилица с ребенком. Но провожающая храм женщина, чьего имени Дайон так и не узнал, сильно удивилась, увидев, что карета выехала не в направлении Хилэри, а в направлении Мацуи. Удивилась и заподозрила неладное. Как только карета скрылась из виду, она бросиалась к себе и написала письмо к советнику, подробно описав все произошедшее.

******

Когда Закери отправлялся в погоню, то у него даже мысль не возникла, что может потребоваться хороший врач. Поэтому придворного врача с собой никто не взял. Хотя Бруно Паскуаль — отличный врач и знает свое дело, этого у него не отнять. Поэтому ждать, пока в такой глуши нашли мало-мальски приличного врача пришлось достаточно долго.

Как бы удивился Закери, узнай, где именно его нашли!

В Эвонне жили несколько лекарей. Но при ближайшем знакомстве ни один из них не походил на хорошего врача. Когда начальник стражи уже собрался выбрать лучшее из того, что есть, один из его подчиненных рассказал:

— Разрешите доложить! среди тех, кого взяли в плен на площади перед постоялым двором и планируют казнить, по приказу короля находится Эмилио Гайновер.

— Это ещё что за хрен? — удивился начальник стражи.

Солдат наклонился поближе и коротко сказал:

— Личный лекарь купеческой гильдии.

— О! — изумился и обрадовался начальник стражи и велел: — Живо его ко мне!

Это было более чем удачно! Мастерство личного врача купеческой гильдии стало почт легендарным. Он лечил даже такие раны, которые, казалось, были безнадежными. Конечно, привести его в покои короля было риском. Но взвесив все за и против, начальник стражи решил, что привести купеческого лекаря это все равно меньший риск, чем привести кого-то из местных. С Эмилио Гайновером была проведена короткая беседа, в ходе которой ему объяснили, что станет с его семьей, если вместо того, чтобы лечить, он использует свои знания, чтобы навредить. Убедившись, что лекарь все понял, начальник стражи лично провел немолодого и закованного в кандалы мужчину со следами побоев на лице в королевские покои. И также лично объяснил королю, почему привел именно этого человека.

Закери слушал молча и также молча, кивком согласился с доводами начальника стражи.

Эмилио знал тысячу способов убить человека, если не больше. Знал и такие способы, которые убивают медленно, так, что жертва ещё несколько дней после приема у врача ходит, чувствуя себя сравнительно здоровым, а затем просто падает замертво. Из беседы со стражником Эмилио сделал вывод, что лечить ему придется самого короля. И он не упустил бы этот шанс избавить мир от этой коронованной сволочи. Чего он не ожидал, так это того, что лечить придется Боадикею.

Хотя… как можно склеиться разбитую на мелкие осколки вазу? Или как можно снова сделать целым письмо, разорванное на сотню кусочков?

Вот и тут также.

Эмилио мог вылечить её тело. Но как ему лечить эту разорванную на сотни кусочков душу?

Хуже всего было то, что он даже поговорить с нею не мог. Закери постоянно стоял у него над душой и ежесекундно спрашивал:

— Как она?

Гайновер терпеливо отвечал, что без изменений. А что ещё ему отвечать, если пациентка никак не реагировала, даже когда он надавливал на синяки, ушибы и глубокие порезы? Как будто тело было живо и было в неплохом состоянии, учитывая, что ему пришлось пережить. Но вот душа… Душа была где-то не здесь.

Знающие руки Эмилио быстро обработали даже мельчайший порез. Но никаких перемен не последовало. И случилось то, чего лекарь боялся сейчас больше всего — Закери потерял терпение. Наклонившись к Эмилио, молодой король спросил:

— Почему она не приходит в себя?!

Оттягивая время, Эмилио отложил свои снадобья и инструменты, которые услужливо принесли солдаты, предварительно забрав из экипажа, в котором прибыли лекарь и Боадикея. Затем вытер руки. И только после этого сказал:

— Ваше величество, это не болезнь тела, а скорее, болезнь разума. Я не знаю, как быстро… — он замялся, не зная, какое слово в данном случае будет правильнее употребить, — леди придет в себя. Это может случиться уже завтра, а может не случиться никогда.

Закери в ярости схватил стул и швырнул об стену, разбив на щепки. Но этого ему показалось мало. Следом за стулом был перевернут сундук, полетели картины со стен. И все это время у него в голове билась всего одна мысль: сбежала! Она все-таки сбежала!

Эмилио занял стратегически правильную позицию: сел у изголовья кровати. Как бы ни был зол Закери, в эту часть комнаты он ничего не бросит. Лекарь терпеливо ждал, когда ярость монарха схлынет, чтобы узнать свою судьбу. Все же он считается государственным изменником.

Закери повернулся к Гайноверу и схватил его за шиворот:

— У тебя есть три месяца, чтобы она стала такой, как была! Иначе клянусь, лично сделаю так, чтобы ты умолял о смерти!

— Да, ваше величество, — склонил голову Эмилио, чтобы Закери не увидел в его глазах радостный блеск. У него был повод радоваться. Раз его не убили, значит, у гильдии будет шанс вытащить своего лекаря из этой передряги. Главное выждать время.