Глава VII

А в это же время Велко обстоятельно осматривал с головы до пят отца Варнаву. Удовлетворившись обзором и с одобрением хмыкнув, широко повел рукою в степенном поклоне:

— Ну, стало быть, здравия и долголетия тебе, батюшко! Ты тут, я так разумею, самый нáбольший будешь, что ли?

— Да пожалуй, что так. Игумен Варнава, настоятель Преображенского ставропигиального монастыря. Отец Власий, а ты куда?

— Туда да обратно. Велко, отца игумена вопросами не изводить. Будет с тебя и меня одного. Хе-хе… Обещаешь?

Не дожидаясь ответа, архимандрит проворно скрылся за дверью.

— Вестимо дело, обещаю, — с солидностью проговорил Велко ему вослед и тут же спросил: — А что такое «старвопи…» Не, «став… ро… пиги… альный»?

— Сие означает, говоря попросту, что подвластен монастырь наш только самому Патриарху Дороградскому и всея Славены. А больше никому иному. Великим Князем Александром дарованы подобным обителям права и обязанности по надзору за жизнью церковной и духовенством. Дабы соответствовали Заповедям Христовым. Разумеешь?

— Ага, разумею, батюшко: а то видывал я иной раз ваших попов — ну сущие клопы-кровопивцы… Охти, батюшко игумен! — спохватился он. — Наверное, не можно при тебе такого говорить, хоть и правда это.

— Успели мне поведать, что ты смышлен изрядно. Расскажешь потом подробно, где именно видывал таковых. Добро?

— Ага. Ты только не забудь напомнить, когда неспехом да особно о том послушать пожелаешь, окажи милость. А коли уж тебе обо мне поведали, то я сразу вот что скажу: ты меня не боись, я с тобою каверзы свои проделывать не стану. И не оттого, что батюшка Власий строго-настрого воспретил — и брови-то при том хмурил, и ногами топал, и посохом своим едва не тюкал. Я и сам не буду — не хочу. А батюшка Власий, хоть и сильно желает строгим казаться, глянулся мне крепко. А теперь вот и ты глянулся, батюшко настоятель отец игумен, и монастырь твой став… ро… Ну, ты и сам знаешь, какой он там у тебя.

Отец Варнава склонил голову, пряча улыбку:

— Спаси Господи, отроче, за добрые слова.

Велко кивнул в ответ, великодушно взмахнул рукой:

— Да ладно, чо уж там. Нешто мне трудно добрые слова произнесть, коли ты их стóишь. Да вправду стоишь, чего ж тут отнекиваться-то! Слышь, батюшко игумен, а вот ежели я покрещусь да к вам, православным, и перейду — что скажешь на это?

— Скажу, что желание сие — благое. Если оно, к тому же, ближним часом не исчезнет.

— Да уж не исчезнет, — покровительственно усмехнулся Велко. — Тут смело положись на меня: коли я чего в крепкий сурьёз пожелаю, завсегда по-моему выходит. Так-то, батюшко игумен!

Вспомнив о чем-то, без перехода спросил с большим любопытством и надеждой:

— А еще вот чего: истинно имя мне тоже дадут? Ну, когда покрещусь? Батюшка Власий сказывал, что в таких разах кажинному беспременно дают (отец Варнава опоздал с ответом: спроворился всего лишь открыть рот да кивнуть). А еще, слыхал я, истинно имя такоже тайным зовется. Только какое же оно тайное, ежели всяк его очень даже запросто прознать может?

Отец Варнава небольшой паузой проверил, действительно ли он успеет ответить в этот раз:

— Хм… Во-первых, правильнее не тайное, а таинное, Велко.

— Да какая ж разница-то, батюшко игумен?

— Огромная. Есть тайны, людьми созданные и ими же друг от друга скрываемые. А есть в мире и иные. Таины. Положи на ладонь букашку малую да рассмотри хорошенько — вот она, вся пред тобою. Ничего не сокрыто. Да только многое ли ты понял в ее устроении? Стало быть, для тебя она по-прежнему остается непостижимою, таинною. То же и с христианским именем таинным, по-иному — истинным. А зовется оно таковым не потому, что, дескать, всамделишное, а оттого, что принявший его отныне приобщен к Истине. Истинные же таины не головою разумеются, а познаются сердцем. Непонятно говорю? Это ничего, пока тáк прими. Не ты первый вопрошаешь подобное, не ты — последний. Ответ со временем сам собою изнутри тебя прорастет — просто поверь да подожди.

Непривычные для размышления категории изрядно впечатлили Велко. Даже хоть малость освоиться с ними не помогли ни старательно наморщенный лоб, ни усердное шевеление губами и носом.

— А еще я вот чего спросить хотел, батюшко игумен, — сказал он, решительно отложив до лучших времен разрешение основополагающих вопросов мироздания. — А почему это у новоримлян да греков все поголовно крестики на себе носют: и попы, и простой люд, а у нас во Славене — ну окромя попов — лишь малая толика простых людей, мирян, как батюшка Власий их прозывает?

— А где ж ты на новоримлян да греков насмотреться-то успел? — удивился отец Варнава.

— Эка невидаль! Так ить во Сурожске нашем их, заезжих, — хоть пруд пруди! Особливо людей торговых. Тятенька покойный со многими и дела свои обделывал, и ручкался даже очень запросто. Во как.

— Понятно. У нас во Славене, Велко, честь зваться «носящим крест» заслужить надо.

— Да кто же прав на самом деле-то — мы или новоримляне со греками?

— Да тот, кто верно служит правде своей.

Велко опять подвигал всеми частями лица (на этот раз недолго), основательно втянул в себя носом в знак одобрения:

— Это ты знатно завернул, батюшко настоятель! Молодец!

Отец Варнава опять благодарно склонил голову. Велко с видимым удовольствием воспроизвел его движение. Продолжил чинно:

— А еще ты мне вот чего скажи…

Он вдруг насторожился и радостно перебил сам себя:

— Во! Слышу, как посох стучит, сюда движется. Это уж мой дорогой батюшка Власий возвертается.

Маленький архимандрит просунул голову в келью, быстро оценил происходящее:

— Ну, что: еще не уморил отца настоятеля? Хе-хе…

— Не-е-е, — заверил его Велко, расплываясь в блаженной щербатой улыбке.

— Нет, батюшко Власий, — смиренно подтвердил отец Варнава.

— Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов! — заметил отец архимандрит, поочередно показав обоим назидательно воздетый палец и довольно хрюкнув. — Велко! Там, за дверью, брат Илия поджидает, он же и препроводит прямо к постельке — спать-то пора давным-давно, не забыл о том? А мы тебя сменим — теперь наш черед пришел отца игумена донимать. Собирайся, отроче. Давай, давай.

Мастер Георгий вошел последним. Бестрепетной рукой ухватил Велко за рукав кожушка, который мальчишка надевал с весьма благопристойной неспешностью, постреливая вокруг себя зоркими глазами, — и аккуратно выставил за дверь.

— Так ты говоришь, что он уже здесь? — спросил Димитрий, одновременно кривя лицо, потирая ногу и тяжело опускаясь на лавку.

— Да, — подтвердил отец Варнава, хоть и не говорил ничего подобного. — Остановился на постоялом дворе у Дальних Порогов.

— Отчего ж не у Шульги? — удивился отец Власий. — Нешто у него пиво пожиже, колбаски из тухлятины, а тюфяки с клопами? Да и к нам было бы чуть ли не втрое ближе. Страсть до чего любопытно, кто таков из себя: карась икряной или мелка плотвичка германска — так сказать, айне кляйне пльотце. Хе-хе…

— Отчего именно там — не знаю да и не вижу никакого смысла голову этим занимать. А рыба, если уж пользоваться твоими словами, он действительно крупная. К тому же роду и древнего, и весьма влиятельного.

— Крупная и родовитая рыба, значит. Хе-хе. Даже не верится.

— А я вот как-то привык верить на слово мастеру Зенону, — кротко заметил отец Варнава.

— Да это я так, от некоторого изумления приятственного, — разумеешь ведь. Хе-хе… Надо полагать, от сей крупной рыбины германской и помощи крупной такоже ожидаешь?

— В будущем это было бы ох как желательно, отец архимандрит. Пока же — если разговор пойдет так, как я надеюсь, — наоборот, стану просить его воздержаться от таковой.

— Это правильно, — одобрительно кивнул Димитрий при последних словах. — На ближайшее время лучшая помощь от них — не мешать. Но давайте к насущному перейдем. Говори, Белый Отче.

— Ты, Димитрие, оказался прав, когда предложил проверить интерес княжьих надзирателей к нижнему подземелью, а ты, Вирий, верно угадал направление. Его вели именно туда, пока я не остановил.

— Да здесь и угадывать-то было нечего, — отозвался отец Варнава. — Всё оно просто-таки само собою напрашивалось. Не хотелось только, чтобы наши добры молодцы в этом нижнем подземелье носы свои ненароком сунули во что-нибудь опасное.

Ворон покачал головой:

— Ничего опасного там не осталось. Стародавние хозяева, когда уходили, добро свое прибрали, двери заперли, а ключи с собою унесли.

— Прости, выразился неточно. По-настоящему опасного действительно не осталось, а вот странностей всякого рода — преизрядно. Взять хотя бы эти тамошние диковины с ходом времени. Ведь напугали-то они ребят основательно.

— Напугали… — отец Власий фыркнул. — Ты головушку перетрудил, что ли, батюшко игумен? Даже я в детстве в чужие сады забирался не так за яблоками, как за страхом. Чать, именно от того они и делались вдвое слаще да вкуснее тех, что на подворье родительском росли. Давай, соври, что ты не таков был. Хе-хе…

— Ладно, ладно. Для меня в их возрасте это также было бы славным приключением. К тому же мне хорошо ведомо, как Ворон умеет стоять на страже. Да, Белый Отче: ты продолжай, яви милость.

— Те, кто направлял князя, явно спешат. Пора и нам ответные шаги делать.

— Не то что пора, ажник перепорило уж! — сварливо ввернул отец Власий.

— Я знаю, отец Варнава, что перед вечерней тебя Ратибор посетил, — подал голос Димитрий. — Что он говорит?

— Ручается, что все будет так, как задумано. Верю. Но сказать по правде, на душе все равно неспокойно.

— Да у меня у самого сердце не на месте! — опять поддакнул отец Власий. — Расшатаем витязя нашего сверх меры — потом хлопот на свою голову не оберемся вместо пользы делу. Это всё твои идеи, Белый Отче, — стало быть, тебе и успокаивать да утешать нас с батюшкой игуменом. Что скажешь, а?

— Не расшатывать князя Ягдара, а начинать пробуждение прочих даров его — я так говорил, — отозвался Ворон. — Шаг за шагом. И от сказанного не отрекусь. А сейчас приступать к тому — самое время.

— Значит, приступаем, — согласился отец Варнава.

***

Ростепель держалась почти неделю, словно далекой весне вдруг ревниво вздумалось напомнить, что все равно ведь придет когда-то. К ночи ударил легкий морозец, и теперь в посеребрённом предутреннем сумраке гулко разносился окрест копытный стук сапожков по мерзлой земле. Светлое пятно спины Ратибора мелькало впереди, временами исчезая среди огромных валунов, и тогда Кирилл покрикивал:

— Наддай, други! Наддай!

— И сам наддай, и тому, кто впереди мешкает, хорошенько наподдай! — всякий раз молодцевато откликался Держан в хвосте топочущей и сопящей многоножки. Многоножка в ответ то судорожно сокращалась, прибавляя ходу, то вновь растягивалась и принималась бубнить на разные голоса.

— Ништо… — бормотал кто-то позади Кирилла. — Всего-то поменее получаса осталось до Деверь-отрога. А там уж и рукой подать.

— Славно-то как, други! — радовался чей-то голос.

— Чего славно-то? — отзывался другой.

— Так ведь сегодня воскресенье, а завтра — Понежин День. Забыли, что ль? Стало быть, два дни подряд в обед мясцо и заедки сладкие, а после обеда — сон праздничный. Сплошное тебе благолепие грядет да утробе утешение!

— Матушка моя всегда говорила, что сон полуденный весьма полезен для здравия телесного и душевного. Дивно мне, братие.

— И чего ж тут дивного?

— А то дивно, что мастер-наставник Аксак любит повторять: «Пользы чересчур много не бывает», сам же время для сна полуденного отмеряет ровно скупой меняла иудейский. Отчего так?

— А ты спроси его.

— Ага… Спроси…

— Ну, коли ты робеешь, я заместо тебя смело скажу: «Мастер-наставник! Тут юнак Пахом любопытствует, отчего это…»

— Да ну тебя.

— Стой.

Возглас Ратибора был, как всегда, негромок, однако хорошо слышим всеми. Многоножка, сминаясь и наступая на пятки себе самой, остановилась.

— Глядите, братие, торопится к нам кто-то.

— Кажись, это Хотко, десятник «неусыпающих».

— Ей-ей, что-то неладное случилось.

Ратибор, не оглядываясь, сделал ладонью отсекающий знак, двинулся навстречу. Еще на подходе Хотко быстро и неслышно заговорил. Руки его то поочередно выбрасывались в стороны, словно указывая некие направления, то помогали одна другой загибать пальцы, будто подсчитывая что-то. Ратибор же за этими движениями почти не следил — он бесстрастно посматривал куда-то вбок, изредка и едва приметно кивая.

— Любопытно, о чем это они? — прошептал из-за спины подкравшийся Держан. — Может, попробуешь, княже?

Кирилл дернул плечами, закрыл глаза.

Смин и Вигарь тут же расстроенно забормотали о праздничной трапезе, мясце и сластях, которые нынче уж точно не дождутся их, а прощально взмахнут крылами и отправятся в заоблачный ирий, откуда никому и ничему нет возврата. Держан нетерпеливо перетаптывался, сопел над ухом.

— Ничего не получается, — сказал Кирилл. — Что-то мешает.

Смущенно хмыкнув, Держан поспешил отстраниться. Шепотом напустился на Смина с Вигарем.

— Уймись, княжиче, — попросил Кирилл. — Не ты и не они тому виной, тут нечто другое. Или некто.

Хотко скрылся среди камней, а Ратибор быстро направился назад и распорядился:

— Юнаки — в полукольцо предо мной. Теперь всяк внимай. В дубраве чужие.

— Как это? — не сдержался кто-то, тут же назвавшись покаянно: — Юнак Даниил...

— В дубраве — чужие, — повторил Ратибор чуть тише и медленнее. Как всегда, у него это получилось так, будто он повысил голос. — Дальние дозоры прорваны сразу по нескольким направлениям. Ближние тоже.

Три десятка глоток разом издали такое же количество различных звуков. Ратибор предупреждающе поднял ладонь, продолжая:

— Те, кому удалось выскользнуть, доносят: Большой Дом в осаде. Хорея оцеплена, что-то ищут в домах и на подворьях. Ни следов борьбы, ни крови, ни жертв не отмечено. Кто такие, отчего всё так странно и непонятно — пока неведомо.

— Юнак Даниил, — опять не выдержал назвавшийся. — А что же «неусыпающие»?

— Я тебе потом непременно полный доклад сделаю, юнак. Слово даю, — ответил Ратибор мирно и дружелюбно. — Но только потом. Согласен?

Юнак Даниил вздрогнул от одновременных тычков справа и слева. Сдавленно крякнул, поспешно закивал.

— Разбиться на пятерки. Ваши полудесятники вам известны, им подчиняться неукоснительно. Рассеяться, схорониться, затаиться, исчезнуть. Ни в бой, ни в схватки не вступать. Особо скажу: ни в коем случае не пытаться убить кого-то. Пока среди дубравцев потерь нет, нам тоже начинать не стоит. Уж тем более вам. Что-то разъяснится и станете надобны — вас найдут. Это всё. Исполнять.

Ратибор тут же развернулся и беззвучно понесся прочь от каменной россыпи по направлению к Большому Дому. Через несколько летящих шагов по склону холма, на котором не росло ни деревца, ни кустика, он растворился в воздухе.

— Бросил нас… — прошептал все тот же юнак Даниил.

— А по шеям? — отходя в сторонку, откликнулся Кирилл через плечо. — Эй, полудесятники! Все ко мне.

Шесть голов сошлись в кружок, склонились друг к дружке.

— В одном направлении — такоже только один полудесяток. Никто никому не говорит, куда поведет своих людей — ясно, почему?

Пять голов молча закивали.

— Молодцы. Теперь расходимся, начинайте двигаться без промедления.

Пять молчаливых кивков повторились — и кружок распался. Маленькая площадка среди нагромождения валунов быстро обезлюдела. Держан проводил взглядом пятерку Болха, которая двинулась в направлении Хорева Урочища, спросил с недоумением:

— А к деревне-то они зачем удумали? Сказывал же Хотко, что Хорея окружена.

Остановившийся взор Кирилла был устремлен неведомо куда. Не дождавшись ответа, Держан помахал ладонью перед его лицом:

— Эй, княже! Давай просыпайся — нам тоже торопиться надо.

— Что? А… Нет, нам пока не надо, — будто очнувшись, отозвался Кирилл. — Мы пойдем к Ватажке.

— Верно! — обрадовался Вигарь. — Там в скалах печерок да закутков всяких полным-полно — будет где схорониться.

— Не только в этом дело. Свободный путь лишь в ту сторону остался. Пока что.

Держан внимательно заглянул другу в глаза, нахмурился, но ничего не сказал.

Кирилл поднял руку, привлекая всеобщее внимание:

— Следуйте за мной.

И мерной поступью двинулся вверх по склону Дивия Шелома. Держан пропустил вперед себя прочих, привычно занял свое излюбленное место замкового. На этот раз — в пятерке. Столь же привычно ткнул кулаком в поясницу сопящего и загребающего ногами Смина. Шикнул сердито.

— Шагов не скрадывайте, дыхания не таите, — откликнулся Кирилл. — Нас услышать не могут.

— Даже это откуда-то знаешь, княже, — пробормотал Держан. — Ну-ну.

С покатой, поросшей редким лесом вершины холма стало видно, что на горизонте между деревьями уже обозначилась розоватая с золотыми прожилками предрассветная полоска.

— Скоро солнце встанет — тогда просто как на ладони будем, — сказал Смин с тревогой.

Никто ему не ответил.

Кирилл замедлил шаг. Закрыв глаза, повел головою по сторонам. Уверенно махнул рукой:

— Теперь туда.

И первым неспешно затопал в указанном собою же новом направлении.

— Полудесятник Ягдар, — всё никак не унимался Смин, — а может, лучше было бы…

Держан сердито сжал кулак для более основательного тычка, но к действию так и не перешел.

— Нет, не лучше, — безучастно отозвался Кирилл. Выйдя к неглубокому покрытому льдом овражку, поманил за собою и начал осторожно спускаться по скользким камням. Прыгающее со склона на склон эхо донесло неизвестно откуда далекий крик.

— Кто это? — невольно спросил Смин.

— Да не всё ли равно? — ответил Кирилл своим вопросом, продолжая с прежней размеренностью двигаться вниз.

Овраг постепенно углубился и стал сужаться. Обледенелые стенки его придвинулись, временами нависая над головами. Держан отчего-то вспомнил глянцевые червоточины подземелья, поневоле передернулся. Вигарь с Максимом впереди переглянулись, зябко повели плечами.

«Тоже вспомнили…» — догадался он с каким-то муторным чувством. Холод разом прохватил его со всех сторон, даже Ратиборовы наставления перестали помогать.

Кирилл остановился, с неожиданной злобой глухо процедил сквозь зубы:

— Чего… Чего вас понесло сюда…

Четверка за его спиной замерла.

— Нас, полудесятник Ягдар? — оторопело спросил Максим.

— Да не о вас речь!

Он ударил кулаком по стенке оврага, ссадив до крови кожу о вмерзшие в лед камешки и не обратив на то никакого внимания. Круто развернувшись, проорал какое-то длинное германское ругательство прямо в лицо Смину, которого сейчас явно не видел перед собою. Смин попятился, выкатив глаза; принялся громко и часто икать, не в силах остановиться. Максим растерянно посоветовал задержать дыхание, попытался постучать по спине. Вигарь дернул его за рубаху, зашептал что-то на ухо. Держан отвернулся, твердо решив просто перетерпеть и переждать всё это.

Прооравшись, Кирилл сразу успокоился. Подвигал на разные лады лицом и как-то неуклюже, будто спросонок, потер кулаками глаза.

— Ладно, ладно, — проговорил он, обращаясь неизвестно к кому. — Так, други: к Ватажке путь уже отрезан. Все наверх из оврага. Эй, не на ту — на эту сторону! Смин, Максима подсади, а он пусть сверху руку подаст. Быстро! Еще быстрее! Держан, сейчас ты. Я вместо тебя замковым пойду.

И добавил не совсем понятно:

— Мне так виднее будет.

Подпрыгнув, ухватился за протянутые ладони, взлетел наверх:

— Теперь — вон в том направлении. Со всех ног. Мы должны успеть, други, должны.

— Скрадываясь, полудесятник Ягдар?

— Нет.

Смин гикнул, набычил голову и с треском проломился прямо сквозь ближайший кустарник. Кирилл изредка покрикивал сзади, направляя. Держан неожиданно осознал полною мерою, что значит нестись, не чуя под собою ног. Холод немедленно покинул его — не от бега, а от какого-то буйного да лихого задора, толчками бьющего изнутри. Задор этот будто пробежал по короткой цепочке и охватил всех.

По мере продвижения редколесье стало разрываться на лохмотья, у подножия холма постепенно перешло в сплошные прорехи полянок.

— Стой! — подал голос Кирилл. — Замерли.

Смин остановился настолько беспрекословно и резко, что бежавший следом за ним Вигарь сшиб его с ног. Оба с хрустом покатились в грязно-серые мертвые заросли осота. Ни Максим, ни Держан даже не улыбнулись.

— Ах вот вы как… — опять вкрадчиво заговорил Кирилл с кем-то невидимым. — Перехитрить вздумали, ну-ну. Дети вы малые. Максим! Ты у нас самый прыткий, самый юркий — ну-ка живо назад, на холм. Там пошумишь малость, попетляешь — да вьюном по восточному склону к старой каменоломне. И не бойся, тебя не схватят — веришь мне? Вот и хорошо. Давай, брате, давай.

Максим послушно рванул наверх и вскоре исчез среди кустов. Смин и Вигарь, которые, морщась и шипя, обирали себя от въедливых осотовых колючек, выжидательно уставились на Кирилла.

— А мы здесь подождем, — ответил он на незаданный вопрос. — Отдышимся, посидим, колючки повыковыриваем.

— Может, к орешнику отойдем, полудесятник Ягдар? — спросил с каким-то стеснением Смин.

— Нас и тут не увидят. Некому.

— Э… Да я не о том. Там, под кустами, белки с бурундуками авось не все орешки упавшие порастаскали, а?

Опять никто не улыбнулся.

— Иди.

Смин кивнул, но трогаться с места раздумал.

— Ну не иди, — пожал плечами Кирилл. — Тогда я вместо тебя — разохотил что-то.

Он направился к кустам. Присев под ними, неторопливо принялся собирать орешки в полу рубахи. Поворошил пальцем, выбросил несколько штук. Остальные, тщательно обтирая, стал поочередно закидывать в рот. Звучно разгрызал, аккуратно откатывая языком в сторонку ядрышко, шумно выдувал прочь осколки скорлупы и чавкал с совершенной безмятежностью. Смин с Вигарем посматривали на него украдкой, переглядывались и почему-то стыдливо опускали глаза.

Незаметно совсем рассвело. Ветер в очередной раз притих и словно затаился.

Держан вскинул лицо к низко нависшему небу:

— Снег вот-вот пойдет. Тогда наши следы…

— Мы успеем. А снегопад уже потом начнется, всё скроет, — Кирилл поднялся с корточек, утер губы, отряхнул рубаху: — Похоже, получилось как надо, други. Они теперь Максима принялись ловить, для нас путь свободен.

— А вдруг, не дай Бог, все-таки поймают?

— Я же говорил: нет. Смин, давай опять вперед. Вон туда. И пока что можно не спешить.

Вскоре под тонким слоем промерзшей земли начала угадываться глубоко врезанная в скальное дно лощины колея давным-давно заброшенной дороги. По сторонам ее появились огромные замшелые камни геометрически правильных форм. Один из них, почти расколотый надвое глубокой застарелой трещиной, размерами своими превосходил добрую избу.

— Вот это да! — мельком поразился Держан. — И как же они его двигали-то?

— Стоим. Ждем, — сказал Кирилл вместо ответа и задрал голову в сторону нависающего слева обрыва. Немного погодя, на краю его показался Максим. Примерился, осторожно спрыгнул на длинный язык каменной осыпи и с шуршанием съехал по ней вниз.

— Трое! — громким шепотом сообщил он еще на половине своего пути. — Одеты во всё серое, лица такими же серыми тряпками обмотаны. Я их отвел чуток в сторонку, дал подойти на две стрелы, потом…

— Я видел, как оно было, — не дослушав, подтвердил Кирилл. — А тех серых и сейчас вижу. Всё яснее и яснее. К ним теперь другие такие же с разных направлений подтягиваются. Все опять за мною. Прибавили ходу, хорошенько прибавили!

Чуть поодаль каменоломни по песчаному откосу, постепенно увеличиваясь в размерах, взбирались наверх сосны. Ветер снова поднялся, зашумел в их верхушках.

— Кажется, я догадываюсь, куда ты нас ведешь, — проговорил на бегу Держан.

— Ага, — согласился Кирилл. — Именно туда.

Прочие никак не проявили своего любопытства. Скорее всего, просто поосторожились на всякий случай.

Склон, который помаленьку набирал крутизну, неожиданно перегнулся горизонтально и превратился в широкую круглую поляну, окруженную высоченной колоннадой неохватных сосновых стволов. Кирилл подал знак остановиться и перевести дух. Смин, Вигарь и Максим недоуменно огляделись, сопровождаемые Держановой ухмылкой. Любопытный Смин, как всегда, не удержался первым:

— Полудесятник Ягдар, а зачем вы нас сюда привели? Что это за место такое?

— Ах да, я и забыл совсем… — Кирилл дернул лицом, на мгновение прикрыл глаза. — Теперь смотрите.

— Вот так-так!

— Ух ты! А как вы это сделали, полудесятник Ягдар?

— Да это… Да это же сам Синь-Камень, братцы, — прошептал Максим. — Синь-Камень! Выходит, правду говорили, что не всяк его увидеть может.

Почти благоговейно он обошел вокруг исполинской гранитной свечи, неуверенно протянул руку, но так и не решился прикоснуться к шершавой голубоватой поверхности без малейших следов мха и лишайника. Оглянулся на полуторасаженные каменные кругляши вокруг:

— А это, стало быть, Ученики, как их называют.

Его лицо прояснилось:

— Я понял! Никто ни Синь-Камня не увидит, ни нас самих.

— О последнем в точности не ведаю, — подумав, ответил Кирилл. — У Белого Ворона спросить так и не довелось, а Яр ответил невразумительно. Но мыслю, должно получиться что-то вроде того. Надеюсь.

— И я тоже понял, полудесятник Ягдар, — обрадовался Вигарь. — Ежели у тех столбов в подземелье Максим почти прозрачным сделался, то уж возле самого Синь-Камня мы…

— Мы просто попробуем, — завершил за него Кирилл. — Всё на этом.

— Да и выбора-то у нас уже нет, — добавил Держан. Кирилл согласно кивнул:

— По-моему, его и не было. Мне начинает казаться, что нас именно сюда загоняли. Причем, умненько так…

Смин нерешительно присел на краешек одного из камней, воскликнул с удивлением:

— Вот те на! А он, оказывается, теплый, братие.

И в подтверждение осторожно похлопал по нему ладонями.

— Я бы сесть не решился, — обронил Максим.

Смин тут же вскочил, в немалом испуге ощупывая себя пониже спины:

— Дядька Чомор, тетушка Тара, не прогневайтесь великодушно на дурака малолетнего! А что теперь случиться может?

— Да откуда же мне знать-то? Я просто о себе говорил. С меня, знаешь ли, еще в том зале подземном хватило.

Кирилл повертел головой, помрачнел:

— Зашевелились. Сюда движутся, в кольцо берут.

— Нам где быть, княже? — спросил Держан. — Смин, Вигарь, чего заметались-то?

— Все — к Синь-Камню. Становимся вокруг, спинами к нему — мне отчего-то думается, что так лучше будет. Да не суетитесь, они далеко еще.

Негромкий мерный шум, доносившийся с высоты сосновых крон, как-то незаметно совсем утих. В полном безветрии и тишине на поляну начал опускаться снег. Крупные хлопья несуетливо и чинно покрывали собою ржавчину жухлой травы, проплешины мерзлой земли и сероватую голубизну огромных гранитных кругляшей.

— Глядите, други, — прошептал Смин. — А на Учениках-то снег не тает.

— Ну да, не тает, — тоже шепотом подтвердил Максим. — И что тут невиданного?

— Так ведь они же теплые. Полудесятник Ягдар, а как такое может быть?

Кирилл не отозвался, прислонившись затылком к каменной поверхности и глядя куда-то перед собою.

— Это для нас — теплые, а для снега, выходит, — холодные, — рассудительно предположил Максим. — Верно мыслю, полудесятник Ягдар?

Держан облизнул внезапно пересохшие губы; пробуя голос, тоже спросил:

— А помнишь, княже, как дядька мой Василий с братом Иовом нас с тобою вон на том камушке…

— Все за руки возьмитесь, — сказал Кирилл как-то отчужденно. — Замерли — и ни звука. Сейчас уже здесь будут.

Максим судорожно всхлипнул, его замерзшие пальцы завозились, затряслись в правой ладони Держана. В левую ладонь княжича легла рука Кирилла — горячая, окостенелая.

Двое в сером неслышно и неожиданно появились из-за сосновой колоннады, скользнули по поляне быстрыми глазами в узких просветах обмотанных лиц. Переглянулись, обменялись короткими знаками. Перемещаясь в противоположных направлениях, дважды обошли вокруг Синь-Камня. На втором круге Держан не выдержал, зажмурился совсем по-детски. Тяжелая и неподвижная ладонь Кирилла в его руке наполнилась сухим жаром.

— Следы сюда вели, — донесся до них слегка приглушенный тканью голос.

— Верно, — отозвался другой.

— Они где-то здесь.

— И это верно.

Скрип снега под ногами сместился вбок и стал отдаляться. Держан решился осторожно разлепить веки — мало-помалу и одно за другим.

Двое в сером неслышно совещались на краю полянки.

Почему-то боясь повернуть голову, он скосил взгляд в сторону Кирилла, натолкнулся на совершенно белые немигающие глаза с огромными темными зрачками. Поневоле дернулся, окатился мгновенным ледяным потоком от затылка до поясницы и замер.

А люди в сером стали быстро прибывать одновременно отовсюду. Держан зачем-то принялся считать их; дошел до полутора десятков и бросил с неожиданным безразличием. Они же споро выстроились в двойное полукружье на краю поляны. Объявился еще один, обошел кружок Учеников по внешнему кольцу, остановился перед строем. Глядя под ноги, задумался о чем-то. Обратив к Синь-Камню лицо, в несколько рывков освободил его от серых обмоток и прокричал:

— Юнаки Ягдар, Держан, Смин, Вигарь и Максим! Объявитесь!

— Мастер-наставник Ратибор… — прошептал Держан.

Кирилл очнулся, похлопал глазами. Пальцы его будто нехотя разжались.

— А, так вот вы где. Значит, я не ошибся, — как-то обыденно проговорил Ратибор. — Ко мне, юнаки.

Двойное полукольцо за ним заметно оживилось.

— Полудесятник Ягдар, — сказал он, дождавшись построения настороженной, донельзя усталой и совершенно сбитой с толку пятерки. — Ты — един, кто сохранил своих людей. Честь тебе от всех «неусыпающих» и от меня особно!

Правая рука с негромким хлопком легла на грудь, а голова склонилась в поясном поклоне. Два десятка рук и голов за его спиной слаженно повторили это.

— А теперь возвращаемся.

— Куда, мастер-наставник? — как всегда не удержался любопытный Смин.

— Домой, вестимо, в Большой Дом, — удивился Ратибор, намереваясь двигаться дальше.

— Мастер-наставник, — остановил его Кирилл. — Выходит, что не было ни чужаков, ни нападения на дубраву.

— Да, не было, — подтвердил Ратибор. — Как только освоитесь с этим пониманием — начинайте следовать за нами. Теперь дозволяю не спешить.

Он подал знак «неусыпающим» и помчался впереди них вниз по склону.

— Братцы, так ведь тогда получается… — завёл Смин удивленно и как-то обиженно.

— Потом, — попросил Кирилл. — Пожалуйста, давай-ка всё потом. Дома.

— И после баньки, — с нескрываемым предвкушением заключил Держан.

— Не только. Еще и после обеда с мясцом да сластями — верно говорю, юнак Смин? За мной, други!

***

— Ты, Белый Отче, прав оказался. Как всегда, — сказал отец Варнава, с полупоклоном разводя руки в извинительном жесте. — Уж прости мои сомнения. И спасибо тебе.

Ворон покачал головой:

— Как всегда? Ты, Вирий, постарайся не забывать, что и Белый Полоз, и даже Белый Айя Великий ошибались не раз. К тому же духовный опыт и твоей, и моей веры говорит, что почти невозможно человеку слушать похвалы без ущерба для себя. На годы мои не смотри — меня сказанное по-прежнему касается.

— А здесь ты просто прав, Белый Отче. Ладно, оставим это. Хочу кое в чем удостовериться — для себя. Посему яви милость, припомни-ка вот что: делал ли когда-либо Синь-Камень людей невидимыми?

Ворон опять покачал головой:

— Нет. На памяти Блюстителей Порога — никогда. Здесь не Диева Котловина, здесь все возможности голубого гранита давным-давно закрыты на ключ.