Глава XIII

— Кайюс был прав, — согласился благородный Маркус. — Тосцийское наречие действительно приобретает все бóльшую и бóльшую популярность в государстве. И не только среди простого народа. Я уже давно привык к тому, что даже многие мои коллеги именуют меня не благородным Маркусом, а доном Марко. Да, латина медленно, но неуклонно сдает свои позиции, а Новый Рим постепенно превращается во что-то иное. Это встревожило бы меня в молодости, но сегодня я не вижу в этом опасности для Империи. Ни одна держава мира не может оставаться самотождественной на протяжении всей своей истории. Со мною можно соглашаться, можно спорить. Однако долгие годы, которые я провел на своем посту, позволили мне осознать, что главное — это слаженная работа всего государственного механизма, а мое служение — внимательно следить за этим. Как со временем будет именоваться сама держава, для меня имеет все меньшее и меньшее значение

Отец Паисий переменил позу без какой-либо задней мысли, но заметив это, благородный Маркус улыбнулся:

— Верно, друг мой: начинаю произносить слышанные тысячи раз, давно известные и надоевшие всем слова. Вот только для меня они всё так же важны и осмысленны — на моем посту и в мои годы.

— В наши годы. Имею в виду, что все сказанное вами для меня также не пустой звук.

— Я знаю, друг мой. А занимаю ваше внимание своими речами вот по какой причине: именно сегодня — возможно, даже с минуты на минуту — мы получим все ответы на интересующие нас вопросы. Да, они нужны именно вам, но в данный момент и я по-юношески полон нетерпения и сопереживания. Надеюсь, вы простите эти мои разглагольствования.

— Для сверстников нашего возраста они и естественны, и являются большим утешением. Но мне показалось, что я услышал звук подъехавшей кареты.

Благородный Маркус рывком покинул кресло; почти подбежав к окну кабинета, отодвинул тяжелую гардину:

— Вам не показалось, друг мой. И слух ваш по-прежнему тонок. Это они — экипаж и люди моей службы. Так что на какое-то время я покину вас.

Отец Паисий поднялся следом и уже в одиночестве подошел к стене, всё пространство которой занимали стеллажи с книгами — время ожидания вполне могло оказаться продолжительным. Он долго колебался, делая выбор между Отцами Церкви, античными мыслителями и богато иллюстрированными анатомическими атласами. Врачебный интерес вкупе с мастерски исполненными великолепными гравюрами победили. Ближе к креслу был придвинут небольшой низкий столик, а на нем с трудом разместился огромный, изданный in folio том. Предвкушая изысканное профессиональное наслаждение, отец Паисий опустился на мягкие подушки сиденья и бережно откинул в сторону лицевую обложку. Этим пришлось и завершить.

Благородный Маркус вернулся в кабинет, анатомический атлас — на полку. Взамен на столик легла кожаная укладка для документов.

— Итак, друг мой… — наружу появились несколько листков бумаги. — Это — изготовители интересующего нас яда: имена, города… Это — заказчики: имена, подданство, время заказа… Кроме того, после бесед с вами я просил выяснить, в каких державах за последнее время интересовались монастырем в честь Преображения Господня, а также личностями его настоятеля игумена Варнавы, князя Гуровского и Белецкого Вука-Иоанна и его сына, княжича Ягдара-Кирилла. Вот список…

Отец Паисий поневоле обратил внимание, что кабинет покинул как будто один благородный Маркус — по-стариковски философствующий, отчасти даже празднословящий, — а вернулся в него совсем другой: очень собранный, скупой на слова и жесты. Словом, истинный человек Императора, глава державной службы, даже названия которой так и не прозвучало.

— Вы очевидно слышали, друг мой, что Германский Райх уже много лет занимался активными поисками потомков легендарного Тедерика и его Священного Трона. Похоже, поиски увенчались успехом. Будущей интронизации придается огромное политическое и сакральное значение. Разумеется, в Райхе существует и сильнейшее противодействие этому. Безвестные доселе роды сегодня обрели большой вес, они желали бы видеть на троне отпрысков своих славных фамилий и так далее. Параллельно отмечен всплеск интереса к знаменитой и тайной Великой Святыне Славены. Данный факт мои люди просто констатируют без возможности достоверного объяснения. Еще они обратили внимание, что особая активизация германской оппозиции примерно совпадает по времени с моментом отправки князем Вуком-Иоанном в Преображенский монастырь своего сына. Не исключаю, что это действительно просто совпадение.

— Но в любом случае, любопытное, — заметил лекарь.

— Да, друг мой. Теперь смотрите: чуть ранее и почти одновременно на интересующий нас яд поступили заказы из Райха и Славены.

Отец Паисий молча вскинул брови.

— Да, друг мой. К вашей печали, это именно так. Разумеется, заявки были сделаны через третьих лиц. Моим людям удалось определить только державную принадлежность, но не имена истинных заказчиков. Далее. Потомок Тедерика и главный претендент на его Священный Трон охраняется на уровне главной державной тайны Райха. Личность потомка, как и ветвь рода, в которой он был найден, установить не удалось. Однако, иногда мои люди совершают невозможное. Вот…

Аккуратно вынув из укладки, благородный Маркус положил на столик небольшой овальный медальон в серебряной оправе.

Отец Паисий склонился над ним и прошептал:

— Невероятно…

***

В изголовье молчаливо сидел Белый Ворон, его невесомая ладонь лежала на лбу Кирилла. Только сама постель пребывала не в маленькой светелке холодных Бобыниных палат, а у распахнутого в летнюю ночь окошка. За ним по склонам поднимался к высоким скалам лес невозможного в реальности круглого мира, в центре которого в серебряных водах такого же круглого озера покоилась вечная полная луна.

В последнее время Кирилл уже не раз просыпался словно от какого-то толчка. Не внутреннего, а внешнего — причем, ощутимого физически. Нынешним утром это опять повторилось.

Он быстро оделся и выглянул за дверь. От обоих косяков ее на него молчаливо и симметрично обернулись головы стрельцов в синих кафтанах.

— Что случилось? — спросил Кирилл, тут же поправив себя: — Я знаю, что-то точно случилось.

— Не ведаем, княже, — извинительным шепотом ответил один из стражей. — Сам ведь разумеешь: отлучаться нам не можно, а мимо еще никто не пробегал.

Перед спаленкой Виданы он непроизвольно замедлил шаг. Открытый дверной проем заслоняли своими телами двое крепких дубравцев, меж которыми напрасно пыталась протиснуться сама Видана. Голосом, который по ее задумке должен был звучать как спокойный и настойчивый, она безуспешно повторяла: «Пустите, я должна!» За ее спиной из глубины комнаты по-настоящему спокойно звучали короткие ответы Ратибора. Дубравцы хранили молчание и не двигались с места.

Поравнявшись с дверью, Кирилл успел в просвете меж ними поймать взгляд Виданы, неодобрительно мотнул головой и ускорил шаг.

Шум доносился с улицы, со стороны того самого бокового крыльца, над которым вчера в воздухе висел обмочившийся человек. Сегодня на верхней площадке стоял Димитрий — в одном кафтане и с непокрытой головой. А за забором на месте былых участников увлекательной игры «Ты коси, моя коса!» толпились возбужденные горожане.

Еще на подходе Кирилл расслышал крики «Мы город вольный!», «Кто вы такие?», «Колдуны!», «Вон из города!» и тому подобное в разных вариантах.

Димитрий ничем не отозвался на его появление. Он поднял руку, и перекрывая всю эту недружелюбную разноголосицу, прокричал:

— Про колдунов и вольный город больше повторять не надобно! К третьему разу я услышал, к пятому начал разуметь, а к десятому удалось запомнить!

В толпе послышались отдельные смешки.

— Есть ли средь вас либо люди градской власти, либо хоть какие-нибудь старшие?

Поближе к воротам стали пробираться двое человек в летах. Выйдя вперед, представились с непонятным вызовом:

— Староста сего, Трехпрудного посада. Тимофей имя мое.

— Сподручник ихний… тоись, помощник. Колядою кличут… тоись, Федором.

— Я Димитрий. Здесь возглавляю особую дружину Государеву. Вот грамота…

Достав из-за отворота кафтана свиток, он развернул и продемонстрировал на все стороны лист плотной бумаги с навесной печатью.

— Желаете ознакомиться поближе, почтенные старосто Тимофей и помощник его Федор? А для разумных бесед вам бы лучше пожаловать в дом.

— Дак оно того… Грамота нам без надобности, мы люди маленькие. А в дом-то пошто? Оно и тут вполне себе способно, опять же со всеми нашими в опчестве. Стало быть, благодарствуем.

— Мгм. Так народная поддержка лучше ощущается, смелости придает — разумею. Ну, дело хозяйское. Теперь вот что. Вольный город ваш Червен-Городец какого рода вольности имеет: жалованные Государевы или по европейскому Гегенбургскому Праву?

Староста с помощником переглянулись, развели руками:

— Дак оно того…

— Понятно. Тогда спрошу по-другому: город управляется Градской Думой или Магистратом?

— Какой такой Магистрат… Не надобно нам никакого Магистрата. Дума у нас Градская, всё как у людей. С головою нашим и выборными, да.

— Рад за вас. Тогда почему я не вижу здесь никого из думных?

— А оне желают, чтобы вы к ним сами в Градские палаты пожаловали! — развязно выкрикнул чей-то голос.

Другой такой же подхватил:

— Незваным гостям дóлжно бы и честь знать, и место свое!

— Объявитесь те, кто кричали, — попросил Димитрий. — Окажите милость и вежество, добрые люди.

Не дождавшись предложенного, он обратился к старосте с помощником:

— Значит так. Градскому голове и думным передайте побыстрее: здесь Дело Государево. Вижу, сами вы не разумеете полною мерою, что значит сие. Не беда, вам потом растолкуют. Засим мы начинаем ждать, а вы не медлите Бога ради.

Димитрий повернулся, подал знак Кириллу следовать за ним. Сзади под рукою кого-то из внутренней стражи мягко щелкнул засов.

— Зачем выходил, княже? — голос Димитрия прозвучал неожиданно резко.

— Да так… Мало ли что — вдруг понадобился бы.

— Ладно уж, обошлось, — голос его заметно отмяк, рука указала на дверь вчерашней светлицы. — Давай проходи внутрь. Вдруг понадобишься.

Из-за угла быстро появился мастер Георгий:

— Слава Богу, пока всё уладилось, Димитрие. Но зря вы меня не послушали: лучше бы, как вчера, — стрельцов в окна да пищали наизготовку.

— Вчера было одно, сегодня совсем другое. Молод ты еще, брат, посему затверди на будущее: нельзя представителям власти ни грозить народу оружием, ни тем паче, стрелять в него. Не приведи Господь тебе видеть того, что довелось мне. А уж принимать участие…

Мастер Георгий кивнул, заметно оставаясь при своем мнении. Димитрий опустился в излюбленное кресло с оторванными подлокотниками, завершил мысль:

— До последнего, елико возможно, с людьми надлежит обходиться словами, увещеваниями, адмонициями, уговорами и прочим подобным добром.

Кирилл вспомнил свой сон, поэтому спросил машинально:

— А где Белый Ворон?

Вслед за этим из памяти немедленно всплыло, как за подобный вопрос на него не так давно набросился отец архимандрит, принявшись язвительно попрекать «скороспелым княжеским достоинством». Он не успел смутиться, потому что Димитрий ответил сразу, просто и мирно:

— В очередной раз сообщает отцу Варнаве последние новости. Через отца Власия, разумеется. Полагаю, он уже обо всем проведал и сейчас направляется к нам. Мастер Георгий! Когда гости прибудут, встретишь их да сопроводишь со всем почтением. И вот что: приметил я мельком в какой-то из комнат над нами еще одно кресло, получше этого моего. Распорядись, пусть сыщут да сюда доставят. Для тебя, Белый Отче! — обратился он к Ворону, который уже успел и войти, и тихонько пристроиться на одной из лавок у стен. — Я понимаю разумом и принимаю всем сердцем твои привычки, но нынче ты у нас представляешь власть духовную.

— Нимало не возражаю, Димитрие.

— Княже Кирилле! Ты чинно да благопристойно расположишься вон в том углу и будешь молчать всё время беседы. Что бы ни случилось. Заговоришь лишь тогда, когда лично обращусь к тебе. Знаю заранее, что сейчас за таковые речи мои обиды на меня не возымеешь — верно?

— Напротив, Димитрие, — очень серьезно ответил Кирилл. — Мое вам уважение. Восхищаюсь вашим мастерством вести подобные дела.

— Честь тебе, княже.

Тем временем мастер Георгий неслышно внес и поместил рядом с креслом Димитрия другое — схожее видом, но лучшей сохранности. После чего изобразил пальцами какой-то знак и покинул светелку. Димитрий же придвинул поближе к себе поставец, на который выложил из скрыни в углу несколько листков бумаги.

Ворон занял назначенное ему место и все погрузились в молчание ожидания. Каковое, впрочем, не оказалось продолжительным.

— Милости просим — входите, достойнейшие! — послышался за дверью голос мастера Георгия.

В светелку один за другим начали вступать люди в тяжелых длинных шубах, наклоняя головы и представляясь поочередно:

— Вольного града Червен-Городца Градский голова Гавриил!

— Вольного града Червен-Городца Градского головы десной запястник Андрей!

— Вольного града Червен-Городца Градского головы шуий запястник Исидор!

— Вольного града Червен-Городца Градской Думы выборный писарь Семен!

Димитрий и Ворон привстали из своих кресел, назвавшись ответно.

Кирилл вдруг подумал, что оба они очень напоминают какой-нибудь правящий дуумвират античных времен. Он с трудом не позволил улыбке появиться на лице.

— Прошу садиться, — предложил Димитрий, поочередно указывая на лавки у стен. — Такоже прошу прощения за столь скромные покои: не в наших силах протопить сейчас все палаты. Только малую часть для своих людей. Итак, к сути. Для начала ознакомьтесь с сею грамотою. Здешнего посада старшины отказались: дескать, не по чину им. А вам — в самый раз. После того желаю услышать имеющиеся к нам вопросы — и от имени власти, и от имени народа.

Грамота внимательно осмотрелась всеми, после чего была возвращена и подсунута Димитрием под низ прочих на поставце.

Градский голова, пробуя голос и настраивая себя на должный лад, обстоятельно откашлялся.

— Ну да, вопросы… Как же без них-то… А перво-наперво надлежало бы вам, люди Государевы, посетить Градские Думные палаты да должным порядком подать совместную челобитную на имя…

— Вот как? — перебил его Димитрий и продолжил тоном, какого Кирилл не слыхал от него прежде: — Сия бумага оказалась вам непонятной? Тогда да слушает каждый. Дело Государево всякий раз свершается только по воле Его и только особо призванными к сему людьми Его. Власть либо местного князя, либо местной общины может лишь привлекаться к содействию. Отказ от оного, а паче того, противодействие являются преступлениями против Государя и Державы. Вот так оно вкратце, почтеннейшие. Вам всё понятно или разъяснять подробнее?

Руководство вольного города перепугалось не на шутку. Градский голова замахал руками и внезапно севшим голосом попытался заявить о своем полнейшем понимании и абсолютном согласии. Однако из горла его вырвалось только нечленораздельное сипение, сменившееся надсадным кашлем. Остальные думные благоразумно ограничились дружным киванием.

— Вижу, здесь взаимопонимание достигнуто. Слушаем далее.

Продолжая судорожно сглатывать, Градский голова принялся тыкать пальцем вначале на свое горло, а затем в сторону своего же десного запястника.

— Теперь по поводу занятия вами Бобыниных палат… — заговорил тот с большой осторожностью и как бы извиняясь. — Касаемо законности сего и мы в неведении, и люд градский беспокоится…

— Справедливо, — заметил Димитрий. Он потянулся к поставцу рядом, не глядя сдернул с него два листка бумаги. — Мастер Георгий, передай-ка оба почтенному Градскому голове. Для прочих сообщаю, что сие — отписные листы от старшего и среднего сыновей покойного ныне купца Бобыни. Тяжба их по поводу права владения оными палатами нас не касается. А данными бумагами оба они удостоверяют, что получили удовлетворяющую обоих же арендную плату и посему отнюдь не возражают против временного пребывания здесь дружины Государевых людей.

Листки пошли по рукам думных и вызвали повторение согласных киваний вкупе с неразборчивыми междометиями.

— Кхе… Сим такоже удовольствованы. Теперь, люди Государевы, о народе… — с трудом проговорил вновь обретший голос Градский голова и умолк.

— Так, теперь о народе, — поощрил его Димитрий.

— Да… Народ бесовским колдовством взбудоражен. Вчера тому многие свидетелями были. Хоть и просили вы посадских людишек дворов своих временно не покидать, но многие все одно украдкою наблюдали, как кто-то в воздухе висел, кто-то заживо каменел, а иные ровно под дудку бесову коленца всякие выкидывали. Под его дудку, он и колдовал-то! — почти выкрикнув последнюю фразу, голова размашистым обличительным жестом указал на притихшего в своем углу Кирилла.

— Он — это князь Гуровский и Белецкий Ягдар-Кирилл — ровным голосом уточнил Димитрий.

— Э-э-э… Прощения просим…

— Это потом. А сейчас у меня вот какой вопрос ко всем: неужто допрежь никто не слыхал о дивных дарах, коими время от времени Господь наделяет избранных людей?

— Господь ли, иной ли кто-то — нам про то неведомо, — еле слышно пробормотал десной запястник головы.

Тем не менее, Димитрий расслышал. Внимательно посмотрев на него, продолжил:

— Рядом со мною — Белый Отец. Он многое может поведать о еще неизвестных нам законах и неизученных силах мира сего, каковые вы отчего-то именуете бесовскими. Упорно именуете, замечу.

— Нам его речи без надобности! — заявил голова. — Потому как в Червен-Городце древлеверцев, слава Богу, вовсе не имеется. А православные христиане…

— Что я слышу? — переспросил Димитрий. — Мне напомнить вам основополагающие заповеди Доровы о равночестии христиан, древлеверцев и прочих верований Славены? Значит так, почтеннейшие. Наши дела в Червен-Городце почти завершены. Заутра все отбываем. Осталось только передать прочие заботы и пленных тем Государевым людям, которых ожидаем уже к вечеру. Они же займутся и вами, и вашим разумением законов Славенских. А нам пришла пора прощаться. Что и как вы будете объяснять своим горожанам — ваши же печали.

Вместе с Вороном они поднялись из своих кресел. Думные по лавкам поспешили последовать их примеру.

— Вороне, — вполголоса попросил Димитрий, — тебе лучше остаться здесь, а мы проводим дорогих гостей до ворот.

За оградой представителей власти Червен-Городца поджидали два расписных яровских возка, поставленных на санные полозья. Градский голова молча юркнул в один из них, его наперсники в том же молчании поторопились занять другой. Возницы защелкали кнутами и оба экипажа быстро исчезли за поворотом.

В притихшей толпе начали переглядываться и многозначительно покашливать.

— А ить продали-то нас, братцы, думные наши! С потрохами продали! — начиная разогревать общий настрой, завел чей-то голос. Как и следовало ожидать, подхвачен он был с большой охотой:

— И где ж теперь нам правду найти — а, ребяты?

— Неча ее искать во властях — правду-то самим брать надобно! Силою!

— Колдун-то ихний мелкой — гли, как глазами зыркат, гаденыш!

— Да то не колдун, а колдуненок! За главного у них вон тот красноносый и мордатый!

— Будет вам разговоры разговаривать! Бей их, людие!

Лиловый свет залил разгневанную толпу.

— Димитрие! — закричал Кирилл, пытаясь оттолкнуть в сторону мастера Георгия, который мешал ему прорваться ближе.

Он опоздал.

Брошенный кем-то камень рассек бровь Димитрия. Другой ударил в грудь. Мастер Георгий схватил его в охапку и, прикрывая собою, повлек в дом. Слева и справа от крыльца зазвенели разбитые веницейские стекла.

— А колдуненку-то — хоть бы хны!

— Целься точнее, ребяты!

— В голову ему, гаденышу! В голову!

Камни промахов продолжали гулко стучать в дверь, бить по стенам и ближайшим окнам. Те, которые должны были угодить в Кирилла, на мгновение замирали рядом с телом и осыпались к ногам.

— Ничего не берет колдуненка!

— Говорил ведь, что надобно было освятить камение!

— Эй, братие! Гли, чего у него с рожею творится-то!

— Страсти Господни!

Кирилл сделал шаг вперед, поднял руку:

— Ладно! Ваша взяла — колдун я, колдун! А посему получайте полною мерою, злобные твари…

Он тяжело вздохнул, прикрывая глаза.

Толпу разом придавило нечто огромное и невидимое. Люди не просто попáдали на утоптанный снег — их будто быстро и насильно распластало на нем. В неожиданно наступившей тишине один за другим стали раздаваться стоны и жалобные причитания.

Вслед за этим тела взметнулись в воздух. Какое-то мгновение повисели в нем, дергаясь и будто определяясь. Наконец решительно разделились на две части и, подобно воронью, понеслись прочь в обоих направлениях улицы. Вскоре обе человеческие стаи окончательно исчезли из виду.

— Гниды… — вполголоса обронил Кирилл. Длинно сплюнул и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Димитрий сидел в своем кресле, запрокинув голову. Его лоб и глаза прикрывала ладонь стоявшего над ним Ворона.

— Как вы, Димитрие? — спросил Кирилл, стесненно пряча глаза.

Ворон отнял ладонь, а Димитрий подвигал кожей на лбу и осторожно прикоснулся к брови. Следов крови на ней уже не имелось, а маленький шрам был и вовсе незаметен.

— Спасибо тебе, Белый Отче. Как видишь, княже, всё в порядке. Расскажешь, что ты с ними сделал?

— Отправил по воздуху за город. Или куда-то подальше, не знаю — лень всматриваться. Все живы-живехоньки и даже особого ущерба не претерпели. Ну разве кто опять обделался со страху. К вечеру сползутся обратно и будут сидеть в своих домах тихо-тихо, как мыши под веником. Вряд ли им захочется в ближайшее время вернуться к праведной борьбе с треклятыми колдунами. Скажите, Димитрие: я поступил плохо? Только честно.

— Честно? Даже не знаю, княже.

— Мне только сейчас подумалось: ведь в той толпе находились и сами зачинщики, а я их всех… Скопом… Может, вернуть?

— Не вижу нужды. Да, кто-то потратил много сил и денег, чтобы до предела затруднить наше пребывание в Червен-Городце. Чтобы мы застряли здесь надолго. Но сегодня они нам малоинтересны. Да и займутся ими уже другие люди.

— Димитрие! Если мы с этим уже худо-бедно разобрались, то теперь я смогу сбегать за Виданой?

— Зачем? Ах да, совсем вылетел из головы вчерашний кукловод. Сбегаешь, конечно, только чуть позже.

— Сейчас я должен заняться тобою, князь Ягдар из рода Вука, — подал голос Ворон.

— Ага. Мне опять ложиться на вон ту лавку и закрывать глаза?

— Да. К твоей душе опять подступил сумрак, тебе следует удалиться от него. Скажи, куда бы ты хотел отправиться на сей раз?

— Мне теперь часто снится летний мир, который весь умещается в огромной каменной чаше. Можно туда?

— Нужно, князь Ягдар из рода Вука. Начинай готовиться.

Кирилл исполнил просимое с искренней послушностью.

— Он уже спит? — спросил через некоторое время Димитрий.

— Это не совсем сон.

В комнату осторожно заглянул Ратибор:

— Белый Отче, я слышал, вы призывали меня вместе с дочерью?

— А я первая услышала! — похвасталась Видана, высовываясь из-под его руки.

— Вот как… — сказал Ворон.

— Если понадоблюсь, в следующий раз можете сразу звать меня. Я уже давно умею слышать такой зов.

— Вот как… — опять сказал Ворон. — Добро. Хочу, чтобы ты сейчас сопровождала князя Ягдара в небольшой прогулке по некоему доброму миру. Садись рядышком в изголовье и возьми его за руку. Откинься к стене, так будет удобнее.

— Вороне, может, я пока удалюсь? — спросил Ратибор. — Посты проверю, спящих.

— Не стóит: для князя и дочери твоей время течет по-иному. Ожидание будет недолгим, после отправитесь все вместе.

На лицах Кирилла и Виданы появились улыбки.

— Им просто хорошо, — сообщил Ворон. — И самим неприметно, что становятся сильнее. Уже скоро.

Глаза они открыли одновременно. Кирилл всё так же продолжал улыбаться, а вот лицо Виданы сразу стало печальным.

— Вороне! — сказала она с интонациями маленькой девочки. — Я желаю вернуться туда! И почему так хорошо бывает только во сне?

— Сны, девонька, иногда становятся явью. Надо только очень захотеть этого.

— Я захочу, — сказала Видана с неожиданной серьезностью. — Я знаю, что смогу захотеть настолько сильно, как никто и никогда.

— Да будет так, — очень просто ответил Ворон. — Ну а теперь можешь приступать к пробуждению своих усыпленных. И запомните, дети мои: старайтесь как можно чаще держаться за руки. Причем, не только нынче.

На выходе во внутренний двор Ратибор остановился и сам, и жестом придержал Кирилла с Виданой. Следовавший за ними мастер Георгий тоже остановился.

— Несколько вопросов, дочушка, — проговорил Ратибор так, будто обращался не к родной дочери, а к соратнику. — Какая поддержка может понадобиться: наши охотники со следопытами? Стрельцы? Послушники брата Иова?

— А никто из них нам не надобен, — совершенно безмятежно ответила она.

— Верю, тебе виднее. В подвале — несколько зарешеченных клетей, кроме них имеются отдельные кладовые. В каждой — от двух до пяти человек. Каким представляешь порядок своих действий: станешь пробуждать поодиночке, каморками или сразу всех?

— Вот смотри, отец… — раздумчиво начала Видана, сразу перебив себя: — Ой, не так — ты же не видишь. Тогда просто слушай… У Ягдара вокруг головы — синий свет. Он далеко не идет, он короткий — вот такой…

Видана развела указательный и большой пальцы.

— Ты меня разумеешь, отец?

Ратибор молча и быстро кивнул.

— Хорошо. У меня он такоже есть — я в зеркале видела. Иногда бывает ярче свет Ядара, а иногда — мой. Ты тоже светишься, но только время от времени. То зеленоватым, то голубоватым. Самый сильный свет — у Ворона. Он золотого цвета и вот тако-о-ой… — она широко повела руками вокруг своей головы. — Разумеешь, отец?

Ратибор опять кивнул.

— Всё это я помаленьку стала примечать еще вчера, а теперь вижу ясно и у всех одаренных. И еще: спит ли человек, бодрствует ли — он светится все равно. И так же должен светиться тот, кого мы ищем. Ну, не так как Ворон или я, или Ягдар. Не знаю, какой цвет будет у него: может…

— Понял, дочушка, — перебил ее Ратибор. Впрочем, очень мягко и с отцовской улыбкой. — В самом деле понял, можешь не продолжать. Если это пока всё, тогда идемте.

При их приближении из открытых дверей поварни выступил дубравский десятник Хотко, доложил:

— Двое наших внизу, прочие здесь вместе со стрельцами.

— Пребывайте в готовности.

Подвальная арка находилась рядом со входом в поварню. Хотко распахнул широкие створки, а Ратибор попросил:

— У порога подошвы от снега хорошенько обейте и спускайтесь с бережением. Мы за вами.

Лестница оказалась достаточно широкой для того, чтобы Кирилл с Виданой смогли сойти по ней, по-прежнему держась за руки. Перед ними, пятясь, отступал дубравец со светочем в руке.

Внизу было достаточно просторно и различимо — по стенам горели многочисленные масляные светильники. По левую руку тянулась аркада зарешеченных проемов, по правую — ряд соответственно расположенных дверей.

Съестного в подвале не хранилось уже давно, но въевшийся в стены запах сразу напомнил об изначальном назначении помещения.

Видана приблизилась к ближайшей решетке, скользнула взглядом по смутным фигурам спящих. Не останавливаясь, обошла остальные проемы. Кирилл послушно и молча следовал за нею.

— Его здесь нет, — сказала она, дойдя до торцевой стены подвала. — Теперь отпирайте и распахивайте настежь вот эти двери. Наверное, лучше все сразу, так будет быстрее.

Неотступно следовавший за ними Хотко выступил вперед, проворно зазвенел связкой ключей.

— Дальше можно не открывать, — сказала вдруг Видана. — Вот он!

В спящем человеке, на которого указывал ее палец, Кирилл с немалым изумлением опознал вчерашнего возницу. Того, который столь монументально, хоть и перепуганно возвышался на козлах возка человека в сером.

— Ух ты… Ягдар, а он тоже светится синим, как и мы с тобой!

— Когда разбудишь, сможешь справиться с ним? — немедленно спросил Ратибор.

— Да, отец. Его свет и слабее нашего, и намного короче.

Она опять показала пальцами разницу. Ратибор кивнул и попросил:

— Мастер Георгий, пособи-ка мне.

Вдвоем они вынесли наружу мешковатое тело. Держа под руки, опустили на ноги.

— Хотко, запирай все двери обратно. Дочушка, а ты можешь приступать.

— А пальцами при этом будешь двигать? — не удержавшись, быстрым шепотом спросил Кирилл. — И сопеть?

В голос же добавил удивленно:

— Ратиборе! Я вдруг отчего-то понял, что сопротивляться он не собирается. Паче того, очень желал бы поговорить с нашими.

Видана прищурила на Кирилла глаз. Грозно сведя брови, вытянула вперед руки, зашевелила пальцами и громко засопела.

Тело человека заметно напряглось, ноги его самостоятельно утвердились на замле. Он открыл глаза и сказал:

— Вот теперь я всё разумею…

— Это хорошо, — с покладистой обыденностью ответил Ратибор. — А мы разумеем, что ты желаешь побеседовать с нами — верно?

— Да.

— Внове хорошо. Тогда пойдем наверх — там и побеседуем.

— Мне бы вначале по нужде сходить. А потом пожевать чего-нибудь. Я не слишком много хочу зараз?

— Нет. Ровно в человечью меру. Княже, и ты, дочушка: можете заниматься собою. Только между делом, Видана, не забудь разбудить остальных. Благодарю вас обоих.

***

— Мое имя — Сновид. Потаенный человек Великого Князя Честимила, Зарубинское княжество.

— Димитрий. Ныне временно возглавляю особую дружину Государеву. Предо мною ни стоять, не тянуться не надобно. Присаживайтесь вот здесь, напротив меня. Как я разумею, вы тарконец?

— С вашего позволения — таркон, уважаемый Димитрие. Люди всех княжеств Великой Тарконии предпочитают, чтобы их именовали не тарконцами, а тарконами. Прошу прощения, мало ли…

— Да не за что, уважаемый Сновид. Начинайте свой рассказ.

— Слушаюсь. Около двух месяцев тому в Горницу Великих Князей поступило предложение о содействии в похищении юного князя Ягдара…

— Я перебью: от кого именно поступило такое предложение?

— Насколько мне известно, от группы неких людей. Ничьи имена, к сожалению, названы не были.

— Мгм, понятно. Продолжайте.

— Слушаюсь. Великий князь Честимил дал мне наказ немедленно заняться подготовкой к данному делу. В случае невозможности похищения предполагалось использовать особый яд, который после применения быстро превращается в воду. Так что впоследствии доказать отравление невозможно.

— Мы знаем о таковом, далее разъяснять не надобно.

— Слушаюсь. О девице Видане на тот момент нам уже было кое-что известно. Ее последующее неожиданное похищение внесло существенные изменения в первоначальный план. Князь Притула, возницею которого меня назначили, до сих пор пребывает в полной уверенности, что именно он руководит миссией. Для него целью обозначили именно девицу Видану. Мне же Великий Князь Честимил даровал тайное право принимать окончательное решение непосредственно на месте и при необходимости использовать яд по своему усмотрению. Не исключая при этом и самого князя Притулу. У меня во всем этом деле имелся большой личный интерес: было очень любопытно самостоятельно оценить уровень одаренности князя Ягдара и девицы Виданы. По некотором размышлении я решил сдаться, предварительно продемонстрировав свои возможности уже известным вам образом. Кстати, мой господин неоднократно давал понять, что против такого варианта также не будет возражать. Мне показалось, что он даже подчеркивал это.

— Мгм! — заметил Димитрий.

Тарконец попытался понять, что именно должно означать это самое «Мгм!» Димитрий отмахнулся — дескать, не обращайте внимания и продолжайте.

— Да… Ответные действия все тех же князя Ягдара и девицы Виданы вызвали мое искреннее восхищение. И говоря по правде, зависть. Но я удовлетворен.

— Значит так, уважаемый Сновид. Первое: насколько мне известно, Горница Великих Князей может принимать — это самое меньшее! — только представителей державного уровня. Более чем сомнительные предложения от «неких людей», которые легко могут быть преданы огласке и опозорить Великую Тарконию пред лицом прочих держав — кто поверит в такое? Подобным занимаются исключительно соответствующие тайные структуры, но никак не высшая власть.

— Посмотреть на это под таким углом мне не приходило в голову, уважаемый Димитрие.

— Напрасно. Второе: похищение князя Ягдара или похищение Виданы, или отравление их, или кого попало, отсутствие внятных целей и планов, принятие решений на ходу — это вообще какой-то сумбур, бессмыслица и бестолковщина. Никогда не слышал, что действия особых служб державных могут быть настолько непродуманными и, простите, просто глупыми. Если, конечно, они не задуманы выглядеть таковыми.

— Но клянусь, я говорю правду, уважаемый Димитрие! Пригласите юного князя Ягдара, пусть он заглянет в мой разум — и вы убедитесь в этом.

Димитрий откинулся на спинку кресла и устало потер лицо руками:

— Даже князь Кирилл может сообщить мне лишь о той правде, какую и в каком виде позволили узнать вам. А это я разумею и без него. Вы много не договариваете и лукавите. Но это не ваши недоговорки и не ваше лукавство. Теперь слушайте внимательно, уважаемый Сновид. На моей памяти не было такого, чтобы княжества Тарконии, а тем паче, Горница Великих Князей проявляли столь ясно выраженный интерес к новым взаимоотношениям со Славеной. Сейчас я его отмечаю, хоть и скрыт он по какой-то причине под огромной кучей несуразностей всякого рода. Разумеется, о своих соображениях я сообщу наверх.

Димитрий с известным значением поднял глаза к потолку. Покинув кресло, направился к скрыне в углу. Достал оттуда дорожный ларчик с письменными принадлежностями и громко позвал:

— Ратиборе!

Когда тот появился в дверях, попросил:

— Яви милость, отведи нашего гостя в какую-либо из уединенных комнат. Пусть он там неспешно и подробно изложит на бумаге всё, рассказанное мне здесь.

Между тем за спиною Ратибора возник молчаливый мастер Георгий.

— Для моей дружины по причине ее весьма узкого назначения, уважаемый Сновид, вы интереса более не представляете. Но для тех Государевых людей, которые вскоре пожалуют сюда, вы будете очень любопытны. Лично мне — такоже. Посему с большим вниманием стану наблюдать за дальнейшим развитием и окончанием сей странной истории. Засим с вами я прощаюсь. Приступай, Ратиборе..

Мастер Георгий посторонился, пропуская выходящих, известил:

— Димитрие, во внутренний двор только что прибыли первые из людей мастера Зенона.

— Старших приглашай ко мне. После распорядись, чтобы наши начинали собираться в путь. Заутра наконец-то выступаем, слава Богу. Мне Червен-Городец, признаюсь, уже изрядно набил оскомину.