Глава 12. "Огонь", "вода" и как хочешь

По дороге — по поведению неожиданно тихой и милой Вьюты и недовольству Лив — я почти обо всем догадался сам, даже без вопросов. Но решил уточнить:

— Так это вы там так шумели?

— Это шумела я, — честно и даже не опуская глаз призналась младшая, напомнив мне Хиннани и только подтвердив весь мой опыт общения с детьми. Неужели все девчонки ведут себя одинаково? — Но при тебе не буду. Хотя ты же король, ты и не такое видел.

Действительно. Но мне уже было интересно.

— И часто ты так?

— Не очень, — отозвалась Лив и первой предложила: — Хотите, помогу нести?

Я не стал отказываться и позволил ей взяться за ручку корзинки. Вдвоем не так удобно, но полегче.

— Все очень просто, — начала объяснять Вьюта, вытирая запачканные пирожным руки о юбку форменного платьица. — И мы даже про это уже говорили. Все вокруг постоянно ошибаются. А я нет. Поэтому надо слушать меня и делать по-моему. Но все почему-то спорят.

— Ну и сколько раз я тебе буду говорить, — вздохнула Лив, — ты никого не заставишь делать как тебе надо даже ради их же блага! Никакое это не благо, когда заставляют!

— Конечно, — легко согласилась мелкая. — Но я не заставляю. В каждом есть особая доброта, как сияние, только ее надо найти и освободить, ведь сверху всегда навалено много всякого. И если освободишь — человек сам захочет быть лучше. Ну вот, например, тебе не хочется тащить твою корзинку, Лив тоже не очень.

Она приостановилась на миг огляделась и подошла к рыжему подростку, красившему калитку шагах в десяти от нас.

— Помогите нам пожалуйста! — громко и звонко сказала она. — Помогать — это хорошо!

Рыжий что-то ей сказал, Вьюта пожала плечами:

— Ну ты же всё успеешь, день длинный.

Тот немного подумал, неловко уронил кисточку в банку с краской и шагнул к нам.

— Нет, спасибо, — сказал я, не позволяя ему взять у нас с Лив корзинку. Подросток казался слишком щуплым для такой ноши, и потом, если Вьюта поступила с ним как с возницей Честом — для начала я бы хотел понять, что и как она сделала. — Лучше закончить то, что начал.

Это было сказано не сколько ему, сколько Вьюте, но подействовало на обоих. Рыжий вернулся к калитке, а мы продолжили путь.

— Видишь? — спросила девочка, словно сумела мне что-то доказать. — Это так и работает.

— Ничего я не вижу, если честно. Но хотел бы видеть. Ты расскажешь мне, как у тебя получается… управлять?

— Ты король, и должен знать такие вещи, — поджала губы мелкая. — И я уже все сказала. Вытаскиваешь наружу его скрытую сияющую доброту. А если надо быстро — находишь то, что человек сам хочет делать и предлагаешь именно это. Или причину, ради которой он мог б делать то, чего не очень хочет. Это же просто.

— А может он просто не такой король? — вмешалась Лив. — И ему не приходилось ничего ни из кого вытаскивать? Может, великаны не требуют такого управления, как люди?

— Да они просто ростом выше, — фыркнула младшая, — а так все то же: им надо работать и отдыхать, есть и спать, и еще развлекаться, ну, отвлекаться от вообще всего. Внутри тоже как мы.

У меня начинала слегка гудеть голова. Девчушка в возрасте, когда еще играют в куклы, выдает мне знание о том, чего хотят люди и как этим пользоваться. Чего в таком случае она может хотеть от меня? А ну как и моё «сияние» вытащит наружу и заставить помогать?

Я поставил корзинку на землю; нам обоим требовалась передышка. Есть вещь, которую понимают и любят все дети, и которая побуждает их думать. Но не сделать бы хуже…

— Понимаю, — я потер гудящую спину, она ответила болью. А ведь придется еще и к аптекарю зайти за мазью для спины. — Это игра. Город — твоя карта, а люди — фигуры. Но понимаешь, имея свободу воли, они играют интереснее. Интереснее прежде всего для тебя. А кроме того — ты в ответе за всех, кем играешь. И любые последствия — на твоей совести. Станут люди счастливее или нет. Начнут ли лучше «сиять», — я применил это слово, хотя в моем сознании оно было прочно связано с Ильвери и его чудесами.

— Не все игры удачные, — согласилась она. — Поэтому я и не играю постоянно, хотя никогда не ошибаюсь.

Не получилось. Но так сразу сдаваться я не хотел.

— Ты обещала не быть злой. Делать с другими что-то, не спрашивая, хотят ли они— зло.

Вьюта подумала и ответила:

— Если лучше знаешь, то нет.

Не убедил. Ну да, а чего я вообще хочу? Изменить ее сразу, одними словами? Тут нужен пример, а его нет.

Мы доволокли корзинку до дома, где, разумеется, уже ждали клиенты внимателя, целых двое. Девчонки ушли на кухню раскладывать сласти по шкафам, а я сел за стол сразу с двумя. Они не возражали, хотя я понятия не имел, что мне делать с двоими, юношей, хмурым как туча, и мужчиной под сорок, с приятным лицом, но слишком уж внимательными глазами. И гении не было рядом, чтоб вдохновить.

Гении не было, а опыт никуда не делся.

— Света достаточно? — спросил я. — Или быть может зажечь свечи? Или влажное полотенце, на улице ветер — пыль в глазах и все такое.

Юноша и правда моргал слишком часто, словно в глаз ему попала соринка, хотя и ветер на самом деле был не таким уж сильным, и не так поздно, чтоб добавлять света. Но немного внимания, даже слегка навязчивого, никогда не повредит.

— Нет, спасибо, — красивым грудным голосом сказал тот, что постарше. — Ничего особенного не требуется.

Юноша подтвердил вполне ожидаемым фальцетом:

— Все хорошо.

И взял в руки ракушку.

— Говорят, эти раковины — волшебные.

— Да, в самом деле, — с живым интересом откликнулся старший. — Ваша девочка сказала так кому-то.

Ах девочка сказала… Кажется, нужен был пример потери свободы выбора…

— Одну минутку, — я поднялся. — Позову сюда Вьюту, пусть сама ответит. Вы не против?

Они не были против.

Я ушел и вернулся с малышкой, которую попросил мне помочь, и которая, конечно, согласилась. Поставил ее перед клиентами.

— Ты говорила, что ракушка волшебная, верно?

Она кивнула, немного смущенно.

— Но разве это правда?

— Это может быть правдой…

— Нет, Вьюта, — перебил я. — Или да, или нет. Ты могла любить сладкие пирожные, но не любишь — это твоя правда. Но если соврешь, это повредит лишь тебе: кто-то предложит тебе пирожное с кремом, вареньем и засахаренным молоком и придется его есть.

— Не стану я есть то, что не нравится! — тут же заявила девочка, и я припомнил шум в приюте и слегка напрягся — а ну как и мне тут устроит такой же. — И делать, что не хочу.

— Конечно, нет, — неожиданно поддержал юноша. — И другие не должны. Если ракушка не волшебная, она просто красивая. Никого не разочарует, когда не проявит волшебных качеств.

Девочка пожала плечиками.

— Это вообще была не ложь, просто сказка. Тот человек сам мне начал рассказывать сказку про волшебство, вот я и подумала…

— Подумала, а потом сделала, — заметил старший. — Может быть хотела помочь своему… приемному отцу, — гость глянул на меня, словно спрашивая, и я кивнул, хотя высказанное им было не совсем верным. — Волшебные ракушки можно продавать.

Я вспомнил, как Риен рассказала, что одну раковину украли и, наконец, понял причину.

— Об этом я совсем не думала, — почти с гордостью заявила мелкая, но что-то все же поняла, потому что добавила: — Хорошо, я больше не буду врать про «может быть», раз от этого только вред.

И тут же утопала обратно на кухню.

Гость постарше улыбнулся.

— Дети. Переделывают мир, как хотят.

— А это ведь привилегия взрослых, — усмехнулся юноша, и отвернул у запястья рукав рубашки, показав широкий браслет с гравировкой — капли на лепестке огня.

— Стража веры, — удивился я, но удивление тут же и прошло. — Понятно.

— Хорошо. Значит объяснять не придется, — снова улыбнулся юноша, «огонь», старшина этой двойки.

В страже веры главный всегда тот, кто моложе, потому что взгляд юного еще не зашорен предрассудками и суевериями, и потому что какой бы ни была его собственная вера, она допускает другие варианты и не считает всё сразу стоящим искоренения. Особой нужды в «верниках», как зовут стражей веры в народе, не было, но после истории с появлением в пантеоне Третьего бога жрецы двоих немного запаниковали и попросили у короны принять меры. Тогдашний король утвердил целый институт таких проверщиков чудес и магии. За столетия от него осталась традиция — в городской страже держать парочку особых расследования странностей.

— Не думал, что в таком маленьком городе, как Элкай, есть верники, — заметил я.

Оба гостя уже поднялись — хороший знак, выходит, ко мне нет претензий.

— Так полагается, — заметил старший, «вода», который по той же традиции должен был следить, чтоб возникшее новое не мешало старому и проверенные веками правила соблюдались.

— Я и не спорю. Накажу моей девочке больше ничего такого не говорить. Чудес не бывает, господа.

— Ну, не скажите, — возразил младший. — Не бывает чудес, которые только на пользу, это верно. Разве вы бы не хотели получить такое в свое пользование?

— Ни за что, — машинально и с удивившей меня самого поспешностью, ответил я, человек, который уже получил чудо — гению. — Я и так-то не всегда знаю, как расплети заплетенное. Чудо все запутывает еще сильнее.

«Вода» глянул странно, словно не поверил, но «огонь» тут же его поторопил:

— Нам пора.

И оба, попрощавшись, покинули дом.

«Весело там у тебя, — заметила внезапно возникшая подслушивавшая издалека Риен. — А у меня скучно. Все едем и едим, едим и едем».

Я засмеялся.

«А в прошлые путешествия было не так?»

«В прошлые была цель, и я… вот знаешь, одной легче. Можно просто уйти в себя, а со спутником — я за него словно бы отвечаю. Не могу вести себя, как хочется. Если он беседует с попутчиками, то и мне приходится вступать в разговор. Если он достает перекус, то и я ем. Если он засыпает — то и я. Почему так?»

«Потому что ты еще не знаешь, как быть человеком отдельно от других людей».

«Этого весь Элкай не знает, вон как к тебе в гости зачастили, словно до этого им и выговориться было некому… Хм… а мы почему-то остановились чуть не в лесу… Слушай, нас кажется сейчас будут грабить!»

«Риен?» — взволнованно спросил я, но гения уже замолчала, и как я не пытался дозваться, ответа на получил.

Грабить! Рейсовые кареты и правда иногда грабили, и насколько я знал, убивать пассажиров у «хозяев дорог» было не принято. Но не волноваться не получалось. Даже девчонки, затеявшие какую-то свою игру и попытавшиеся меня в нее втянуть, отошли на второй план.

Лив, конечно, заметила первой, попыталась уговорить Вьюту заняться другим интересным, например, плетением из веревочек — «доме же найдутся веревочки? А если нет, мы сделаем из ниток». Младшая глянула на нее, словно на провинившегося несмышлёныша.

— Большая, а не понимаешь. Что-то начало случаться. И пока это что-то не случится до конца, король великанов не сможет с нами играть, и не с нами тоже. Так что случилось?

Это уже мне. И как теперь объяснять?

— Недавно мне приснился сон, что на мою сестру в поездке напали грабители… не только на нее, остановили рейсовую карету у леса, забрали у пассажиров все ценное и отпустили с миром, — отчего-то теперь, когда так сказал, стало легче, словно сказав, я поверил в собственные слова. — И вот сейчас я почувствовал, что сестра и правда в беде. Боюсь, что сон сбылся. У меня сердце не на месте.

— Ну и зря, — очень легко и очень убедительно сказала Лив, именно она, а не младшая. — Не все сны сбываются. И потом есть же благородные разбойники. Одного такого даже повстречал принц Орше…

Я вздохнул. Мифы так живучи. Некоторые возникают сами собой, а другие приходится создавать, чтобы увеличить свою или чужую популярность. Моя дочь Хиннани ухитрилась стать более популярной в народе, а ведь не ей предстояло править после меня. Для поправки ситуации был создан и пущен в народ миф о некоем разбойнике, который проспорил моему сыну Орше в споре в загадки, а по другой версии победил его в поединке. По третьей это вообще оказалась девица, выгнанная из дому злой мачехой, и Орше восстановил справедливость, вернув ей её наследство. Сказки, но красивые, сделавшие сыну репутацию.

— Не бывает благородных разбойников, — хихикнула Вьюта. — Но умные бывают. А ваша сестра, она же тоже умная, хочу сказать — совершает меньше ошибок чем другие?

Я кивнул:

— Пожалуй.

— Ну и вот. Значит с ней все будет в порядке.

Странно, но это меня еще больше успокоило. И ведь в конце концов, если что, Риен сможет сбросить с себя материальную форму, а неосязаемой невидимке вряд ли кто-то сможет навредить. Правда, был еще и сиянщик. Но за Ильвери я почему-о совсем не беспокоился.

Так и закончился этот долгий день — девчушки рано легли спать, и я тоже, и уснул мгновенно безо всяких мыслей и тревог.