Глава 8. Тайна как простуда

Утром мы легко и быстро нашли себе место в рейсовой карете, едущей из столицы полупустой. И следующие полтора дня почти не разговаривали, словно вдруг превратились в три разных мира, которые никак не соприкасаются, да им это и не нужно. Вьюта снова спала, Лив думала о своем и иногда, судя по лицу, вспоминала моменты, когда видела Орше. Я сосредоточился и пытался дозваться до гении. Расстояние, к сожалению, имело значение. Только за несколько часов до города я смог услышать ее ответ моё «Риен, ты слышишь?» и сразу же накинулся с вопросом:

«Слушай, а ты распознаешь других гениев, когда они рядом с тобой?»

«Конечно. Ты же распознаешь людей. Но люди бывают разные».

«Хорошо, — позволил себе перебить я. — А Вьюта — гения?»

«Почему ты решил?»

Я рассказал о том, что видел и о том, как я это оценил. И пока рассказывал понял — что-то не то.

Рие успела первой — обозначила мои сомнения:

«Я тебя не узнаю, Кирне. Ты задал девочке всего один вопрос? Почему? Ты же всегда вцепляешься намертво, это у меня от тебя, и не отпускаешь».

«Н-ну… — я задумался над собственным поведением. — Хотел сначала обсудить с тобой. Но тебя не было».

«Меня — нет, но ты-то был, — заметила она. — И ты не мог так сильно и так быстро измениться. К тому же столько спать не в твоей природе и привычках».

«Привычки меняются… а природа нет, — поспешил я признать раньше, чем у услышу то же самое от неё. — Вот теперь ты сама видишь, насколько все не так. Если б Вьюта была неопытным гением или ребёнком...»

«Мы бываем неопытными, — перебила Рие. — Но не бываем детьми. Дети никогда нас не «поднимают»… не приводят в мир».

Поднимают и приводят… я отметил для себя разницу между этими двумя словами. Наверное, одно у неё для себя, а второе, попроще, для других. Но обдумать это и начать задавать вопросы я не успел.

«Девочка не гения, — сказала моя спутница. — Но госпожа Заботливая когда-то была ею».

«И ты говоришь мне об этом только сейчас?»

«А зачем было говорить раньше? У тебя не было повода беспокоиться, и давать его тебе я не хотела. Но теперь ты можешь спросить у Заботливой о девочке, она точно знает больше».

«Знать знает, но скажет ли?»

«Найди того, кто скажет».

Я вдруг заметил, что Вьюта проснулась и словно прислушивается и мне это не понравилось.

«Поговорим потом», — сказал я и на этом оборвал разговор.

Вьюта продолжала прислушиваться — то ли к цокоту копыт и стуку колёс, то ли к чему-то ещё. А потом посмотрела на меня:

— Я устала быть ребёнком, — сказала она. — Я скоро вырасту. Может, тогда смогу тебе все объяснить.

Единственный пассажир нашей половины кареты сошел в небольшом городке час назад так что можно было и спрашивать, и обсуждать что угодно. Я и попробовал:

— Можно объяснить и сейчас. Не думай, что не пойму, потому что между нами разница возрастов…

Она чуть шевельнулась, словно хотела поправить, но промолчала. Добавил я сам:

— Возрастов и целей. Ты хочешь стать взрослой. Я уже взрослый. — Подумал и решил пошутить: — В мире людей, как и в мире великанов, все завязано на времени.

— Но с ним легко, — сказала решившая вмешаться Лив.

Ненавязчивый собеседник, который тоже мог ответить на мои вопросы.

— Со временем, — повторила она, — ко всему привыкаешь. Даже к тому, что твоя подруга и сестренка обладает даром.

Она взяла Вьюту за руку.

— Помнишь тот первый случай, когда ты показала мне?..

— С мороженщиком? Помню. Но тогда почти не получилось. Потом я запомнила, что нельзя давать слишком много… люди быстро захлебываются.

— Ты так всегда о нас говоришь, словно сама не человек, — фыркнула Лив. — Это смешно или обидно.

— Обидно не знать, кто ты есть, — ответила восьмилетняя девочка. Тогда не знаешь и на со способен.

— Все немного не так, Вьюта, — вмешался я. — Узнавать себя и на что ты способен — это и значит расти.

— А когда других узнавать? Других, которых так много?

— А зачем узнавать других?

— Чтобы не ошибаться.

Я засмеялся и тут же подумал, что это может звучать обидно.

— Мы люди, Вьюта. Мы всегда совершаем ошибки, и поэтому другие тоже ошибаются.

— Но кто-то же начал ошибаться первым!

Это было слишком сложно не только для неё, но, пожалуй, и для меня.

— Таких первых может быть и несколько… и вообще, чего ты больше желаешь — не ошибаться самой, или чтобы перестали ошибаться другие?

— Я уже сказала, чего я хочу, — буркнула девочка. — Вырасти. Вырасти без шибок.

— Ошибки учат, — опять вмешалась Лив. — Я раскокала много тарелок прежде, чем научилась правильно мыть посуду. И сожгла несколько пирогов… но теперь я не роняю тарелки, даже если руки мыльные, и не жгу пироги.

— Ну почему, почему всем кажется, что есть только один способ вырасти — постоянно ошибаться? — воскликнула Вьюта уже со слезами на глазах. — Почему никто не видит другого?

— Может, потому что его нет, — прямо ответил я.

Она шмыгнула носом и вытерла мокрые глаза так, словно именно мои слова показали, что я не стою того, чтоб передо мной плакать.

— Ты бываешь злым королем, — сказала она. — Я не буду злой.

И отвернулась.

На моё счастье пути осталось всего ничего. Молчание слишком давило, но я смог от него избавиться с прибытием в город, хотя говорили мы потом только о пустяках.

И когда остановились на станции рейсовок, девочка сразу попросила:

— Отведи нас в приют, пожалуйста.

Именно это я и собирался сделать.

В приюте оказалось тихо, наверное, час сна, госпожа Заботливая вышла к нам, и Вьюта кинулась навстречу, словно не видела ее год и страшно соскучилась. А потом даже не обернувшись на меня, ушла. Лив поступила иначе.

— Спасибо. Это было… хорошо. И тот разговор в карете тоже.

— А я думал, ты привязалась в своей… сестренке.

— Я и привязалась, — кивнула она. — Просто когда к кому-то привязываешься, трудно что-то исправлять.

Пришлось кивнуть, хотя я не был уверен, насколько хорошо для кого бы то ни было, когда его хотят исправить.

И когда девушка удалилась, обратился к Заботливой, без особого интереса наблюдавшей за нами:

— У меня есть вопрос, госпожа Илеш. Он не имеет отношения к девочкам или приюту, так что, наверное, и на ответ рассчитывать не стоит. Но я все равно спрошу. Вы бывшая гения?

На ее лице я прочитал легкий интерес — но и только. И она в самом деле не ответила — сама задала вопрос:

— У вас есть гения?

Что-то слишком часто мне приходится в последнее время говорить правду.

— Да, есть. Она мой друг.

Готти Илеш почему-то улыбнулась.

— Хорошо. Если вы обращаетесь с ней, как с другом… и если можете представить и другие варианты обращения… Тогда вы поймете, что не важно, кто кем был. Вы познакомите меня с вашей генией?

— Если она захочет.

Она снова улыбнулась.

— Нам нужен хороший долгий разговор, но не думаю что кто-то из нас к нему готов прямо сейчас. Приходите, когда будете готовы, или если захотите. Можно навещать девочек время от времени.

Я не был уверен, что захочу. А впрочем, если поговорить с Лив, явно знающей больше...

Дома меня ждал сюрприз: гость, уютно устроившийся в кресле и беседовавшей с генией, тот самый сиянщик Ильвери. При виде меня он встал и поклонился.

— Здравствуйте, господин. Я решил принять ваше предложение и остановиться у вас. Вы не против?

— Нет, что вы, — ответил я, наверное, немного рассеянно, потому что было несколько не до него.

— У тебя неприятности? — спросила гения.

— Ну, кроме вопросов, на которые я не знаю, как отвечать — нет. Но вопросов уж слишком много. По крайней мере, теперь.

Сиянщик немного мешал, при нём я едва ли мог говорить и поэтому умолк.

Ильвери понял верно, хотя мне и не хотелось обижать его намёками.

— Пожалуй, пойду, прогуляюсь

— Нет, останьтесь, — гения явно была против.

«Не прогоняй его, — попросила она мысленно. У меня такое чувство, словно он может помочь нашему разговору и ответам». «Но он же вне нашей истории!» — «Это пока. Попробуй рассказать ему обо всем, что считаешь нужным».

Неужели мне опять придется рассказывать правду?

Но сначала пообедаю.

— Покорми меня, а? — попросил я почти жалобно.

Риен усмехнулась.

— Покормлю. И ты начнешь больше меня ценить из-за того, что я вкусно готовлю. А вы, господин сиянщик, пообедаете вместе с Кирне?

— С радостью, — ответил он.

И было видно, что не врет.

Не знаю, где и когда гения научилась готовить, но «красный суп», который она мне подала, был вкусным. Я постарался скрыть удивление и оставил только удовольствие.

— Это превосходно, Риен!

— Училась у лучших, — и мысленно добавила: «Твои повара и правда лучшие».

— Утренняя каша тоже была хороша, — заметил сиянщик.

— И поэтому так быстро кончилась.

Суп тоже кончился быстро… а слова не находились. Мы уже вернулись в зал и расселись по креслам, но молчали. Молчание было уютным и чуть прохладным, как освежающий ветерок. Нарушила его гения.

— Он знает, кто я, — сказала она

«Зачем ты рассказал?» — это я спросил мысленно, не желая ещё больше вмешивать в наши дела незнакомца.

«Ильвери стоит того. И потом он сам меня распознал»

«Так, — в очередной раз такнув я решил на досуге избавиться от привычки. — Я могу попросить объяснения?»

«Конечно. Сейчас он сам все объяснит».

Ильвери словно услышал.

— Я могу рассказать свою историю. Это будет долго… но без этого никак.

— Время есть. И я выслушаю с радостью.

Он немного помолчал и начал:

— Мы с братом были ростовщиками. Я по больше части торговал вещами, оставленными в залог и не возвращенными из-за долгов, но иногда подменял брата. Однажды в лавку зашел человек, который захотел оставить в залог своего гения. Мальчишку…

Он сделал паузу, а я использовал ее, чтобы спросить у Риен:

— Ты говорила, что гении появляются уже взрослыми…

— Взрослыми разумом. Тело… форма может быть любая. Для тебя и для твоего удобства я приняла ту, которую ты знаешь.

— А как же твое удобство?

Она улыбнулась.

— Оно не было важным для тебя.

В самом деле; я никогда ее не спрашивал, как она сама хочет выглядеть.

— Прошу, продолжите рассказ, — попросила Рие сиянщика.

— Да, конечно. Это был самый странный залог в моей жизни. И денег тот человек просил слишком много. Думаю, хозяин гения нарочно приказал ему принять вид тощего худого мальчишки, чтоб разжалобить меня. С братом такое бы не прошло. А я… и правда пожалел его. Чтобы доказать, ему было приказано меня вдохновить. А потом — служить мне, исполнять все желания. В общем, я оставил гения; как-то раз мне случалось быть в королевстве Эш, там до сих пор людей продают и покупают, и это ужасно. Я отдал тому человеку свои собственные деньги, а не общие с братом. А через неделю они вернулся и попросил ещё. К тому времени я уже начал привыкать к мальчишке, или он ко мне, стал со мной говорить, назвал имя — Тальи.

«Кто дает вам имена?» — мысленно спросил я у гении. Но она отмахнулась — «Потом».

— В очередное возвращение хозяин гения попросил много денег… почти всё, что у меня было, но взамен отдал мне Тальи насовсем. И прошел ещё месяц, прежде чем мальчишка поверил мне и начал что-то для меня делать.

— Через месяц он смог что-то для тебя делать, — поправила гения. — Так мы устроены. Люди тоже умеют действовать через других, когда нужно сделать то, что сам не можешь. Ты полюбил Тальи?

— Да, как ни странно, хотя он было колюч и молчалив. При такой жизни кто стал бы другим? — сиянщик Ильвери пожал плечами. — А через три месяца он заболел, и ничего не помогало. Его хозяин не совсем его отпустил, а сам умер, так сказал Тальи. Чтобы спасти его мне пришлось… сделаться ему хозяином, а для этого — выпить крови гения. С тех пор я могу видеть и показывать чужой… свет. Только не спрашивайте меня, что он такое. Тальи помогал мне понять, научиться… Но всегда наступает момент, когда ты должен сам, иначе все бесполезно. Я стал ему хозяином, но даже через кровь не полностью, и я вообще не хотел быть хозяином и отпустил его. Совсем.

— Спасибо, что был добр к нему, — сказала гения с каким-то странным чувством в голосе — словно с чем-то встречалась впервые.

— Одной доброты не всегда хватает, — признал сиянщик. — Кроме всего у моего дара есть ещё она сторона: я распознаю гениев по их сиянию. Так я узнал Риен…

В этот миг в дверь снова постучали.

— Тут твои клиенты часто ходят, — вздохнула Рие. — Двоих пустила. Один, кажется, стащил ракушку. Откроешь?

— Конечно, — я встал. — Ты работала с ними?

— Пришлось. Один пришел к ночи и не хотел уходить.

Однако это оказался не клиент, а новоявленный жених, как там его, пивовар. И с подарками.

— Доброго дня, господин. Надеюсь, ваши дела в порядке. А я принёс вам кое-что интересное, — он протянул мне бутыль, которую держал в руках, толстостенную, слегка неправильную… впрочем, эта неправильность была нарочной, именно она заставила понять, что именно принёс пивовар: пятидесятилетнее кутайское.

— А как ваша сестра? Она здорова?

— Здорова, — ответил я, все ещё не слишком веря в то, что вижу. Цена на кутайское была высока. Слишком высока… если он с такого начинает, выходит, ухаживания всерьёз и с большими надеждами.

Но в момент, когда я совсем было решил, что придется впустить гостя, он кивком поклонился и сообщил:

— Я зайду как-нибудь завтра, если позволите, — и откланялся.

Я запер за ним и вернулся в зал

Когда внёс кутайское, гения заметила:

— А, подарок для тебя. Значит, я в безопасности, жениться он собирается на тебе.

— Отнюдь, — тут ж возразил я. — Подарки всегда делают старшему мужчине в семье, а уже он решает, допускать ли жениха до невесты… Считается, что мужчины лучше понимают такие вещи. Боюсь, тут все слишком серьёзно.

— Да? — она, кажется, удивилась. — Но выбираю все равно я. Верно ведь?

— Конечно. Надеюсь, он не окажется слишком настойчивым… Значит, вы сразу поняли, что Риен гения, господин Ильвери. И вы сохраните эту тайну?

— Конечно, раз вы так хотите. Но я тут именно ради тайны.

Он потянулся к чашке с ракушками, взял одну. Вспыхнуло, зазвенело… Или звон был только у меня в голове. Потом возник странный тусклый свет… свет, от которого не делалось светлее, но все вокруг приобрело странные непривычные тени. Хорошо, что эффект длился недолго — мне не хотелось на это смотреть.

— Что это было? — спросил я. — Какое-то особое чувство?

— Чувство или след события. На выступлении в этом городе один человек вспыхнул таким сиянием, а остальные от него стали равнодушными или беспокойными. А потом вот.

Он достал из кармана белый квадрат. Протянул мне.

— Прочтите.

На листке было всего несколько строк: «”Клуб треснувших чашек” соберётся завтра в три часа дня, гостиница “Поток и пламя”».

— Этот листок сиял точно так же. Нехороший свет, неправильный. Как безумие или зависимость оn чего-то.

Мы с генией переглянулись.

— Например, от «травки», — кивнула Рие. — Только я не вижу смысла в том, чтобы открыто приглашать на встречу любителей покурить зелье.

— Вряд ли это «травка». У меня в чемоданчике есть пара вещиц от «подтравников». Они создают причудливые, но очень недолгие картины света. Но это тоже тайна, и я подхватил ее как простуду… Мой дар питается тайнами. Гонит меня из города в город и не дает сидеть на месте, если только не удалось наткнуться на загадку. Поэтому я остался в Элкае. — Сиянщик помолчал и закончил: — Я хочу попасть в этот клуб пришел просить помочь в этом.

— Я не член клуба, — покачал головой я. — Вообще живу тут не так давно.

— Но к тебе ходят люди, — заметила гения. — Я спрашивала у тех двоих, что хотели купить ракушку. Они слышали про эти «треснутые чашки», но тоже туда не вхожи. Можно спросить и у других. Я предложила господину Ильвери пожить у нас.

— Не бесплатно, — тотчас сказал он, и я не отмахнулся, кажется, разочаровав гению. Но мои денежные дела начали меня беспокоить, хотя до краха или даже угрозы было пока очень далеко.

— Скромной платы будет достаточно.

— И ещё я могу накопить силу раньше и тогда дам представление для ваших девочек, как вы просили.

И это тоже было хорошее предложение. И только на миг я подумал, а стоит ли влезать во что-то мне не нужное… хотя я уже живу в э том городе и тут что-то уже происходит… В том числе и со мной. Если так, я уже ввязался.