Глава 10. Сделать - не сделать

Глашатай не очень-то старался, но и толпа не особо шумела, не мешала читать с почти бесконечного свитка имена пойманных злодеев:

— …А так же Шиммин Рош, а так же братья Кранче, а так же Старуха Римменмар, а так же Сэ Имонко, имперец, который будет казнен через две недели на площади Оловянных ложек, а так же…

И еще имена, но среди них знакомое лишь одно — этот самый имперец Сэ Имонко. В моем давнем договоре с Империей стояло отдельным пунктом: «При поимке держать в уединении, но не дольше трех недель, по истечении их казнить любым способом». Это помогло мне вспомнить, где я видел червя и звезду — на одном из флагов в зале приемов у Императора. Герб какой-то семьи.

Мы с Ильвери и Риен остановились послушать глашатая, но надолго не задержались, торопясь успеть к названному сроку. Приходилось почти бежать, потому что гения никак не могла выбрать наряд — или делала вид, что не может. А после остановки мы неслись, как от погони.

— А казнят лишь одного. — заметила гения в ходе нашего полубега. — Наш вчерашний визитёр не соврал.

— Визитёр? — переспросил почему-то совсем не запыхавшийся Ильвери.

Пришлось коротко, экономя дыхание, рассказать ему про седого.

— Говорит, «кайн у меня такой…»

— Кайн… это же, кажется, имперское слово? — спросил сиянщик.

— Да, и к смерти приговорили именно имперца, — кивнула гения. — Но что, если остальное тоже правда и казнят не того? Кирне, помнишь, как выглядел Сэ Имонко?

Спросила, и кажется, сама поняла, что теперь мне придется врать и изворачиваться. Тем боле Ильвери мгновенно заинтересовался:

— Вы его знаете?

— Лично нет. Я работал в государственном учреждении, — и пусть кто-то скажет, что правительство так не называют! — и видел портрет в официальных бумагах. Но имперца Имонко разыскивали восемнадцать лет назад! Если поймали сейчас, то портрет вряд ли поможет его опознать.

— Как же тогда поймали? — спросила гения, приостанавливаясь.

И тут же снова побежала наравне со всеми. Ее заинтересованность выглядела, почему-то тревожно. Захотелось как-то успокоить Риен.

— Я не стал бы так сразу доверять словам незнакомого человека. Злодей может оказаться правильным, а слова визитёра о глашатае — совпадением.

Но сказав, сам не сильно поверил.

По счастью, мы как раз подлетели к дверям «Пива и эля» и продолжить разговор о странном мы не успели — открылась дверь, и одетый, как и вчера, пивовар Маледик выкатился из дома нам навстречу.

— Идемте уже, идемте! — не здороваясь и не останавливаясь поторопил он, потрясая синим атласным мешочком, и сам первым пошел по улице.

Мы следом.

«Удивительное дело, меня тут как будто и нет», — с деланой обидой пожаловалась мысленно гения.

И тотчас «жених» словно опомнился — остановился, обернулся:

— Госпожа, вы сегодня прекрасны и удивительны!

И продолжил путь, повернувшись к нам спиной.

Заседание «Клуба треснувших чашек» проходило, как и обещано, в «Потоке и пламени». Но теперь гостиницу изнутри было не узнать. Все стены оказались украшены картинками с треснутыми чашками — рисунки маслом и карандашом, аппликации, нечто из ниток, песка и кажется, из раскрашенного теста. Было немного странно, взрослые редко окружают себя детскими поделками. Впрочем, в моем кабинете висел рисунок Киммы, а на комоде королевы стояла куколка, от которой отказалась Хиннани… У стен — столы с чашками и стулья. Тесновато для такой толпы, но, кажется, никто не жаловался.

Нас не встречали, но приветствовали улыбками и жестами. Кто-то подходил поздороваться, задавал простой вопрос, вроде «как поживаете» и тут же отходил. Пивовару очень быстро надоело таскать нас по разным углам гостиничной залы, он извинился и отошел, сначала — чтоб вынуть из бархатного мешочка чашку и поставить на один из столов, потом просто исчез в толпе. Мы продолжили бродить тут и там, изучая все вокруг. Чашки на столах оказались все как одна надколотые. Ни одной повторяющейся. Зато я увидел несколько знакомых лиц, например, старика, который продал нам шкаф. Он заметил нас, улыбнулся и махнул рукой. Потом прозвучал мелодичный сигнал, все кинулись к столам и тут же расселись, каждый взял в руку одну, видимо, свою, чашку. Мы пристроились с краю, места хватало. По залу прошли дамы с чайником, налившие всем чаю. Я, гения и Ильвери сидели с глупым видом. Пивовар не сказал, что надо принести с собой посуду. Гения вообще казалась мне чуть заторможенной и задумчивой. Пока бродили по залам, она дважды наступила кому-то на ногу и не сразу извинилась.

Человек, который сидел рядом со мной, заметил нашу растерянность. Сказал с улыбкой, потягивая свой напиток, кажется, холодный:

— Не огорчайтесь, сегодня вы только смотрите, а попробовать наш чай и наши принципы сможете в другой раз.

— А в чем ваши принципы? — спросила гения, оживая.

— Во-о-от, — он поднял палец. — Теперь я знаю, что вам у нас понравится. Наш главный принцип — всегда что-то проливается, так почему бы не пролить больше и не освободить место для нового? И почему не поделиться, пролив что-то на другого? Кто знает, что получишь от него в ответ? Иногда это такие славные вещи, что хочется их оставить. Но для постоянства нужно время.

Он тут же замолчал и припал к своей чаше. Мы сидели и смотрели и нам было скучно. Говорить не о чем, даже мысленно. Сразу после того, как чай был допит, все встали и начали уходить один за другим. Нам тоже пришлось. Маледик где-то потерялся, словно совсем про нас забыв.

— Ну что, — спросил я у сиянщика уже на улице, — вы что-нибудь поняли?

— Вообще ничего. Чай отчего-то холодный. И какие странные идеи…

— Странных идей тут хватает, — перебила Риен и тут же обратилась ко мне: — Прослушай, ты не будешь против, если я продам кое-какие вещи из принесенных клиентами? Чего им без дела валяться.

— Продай, конечно, — согласился я. — Только карту «Света и Тьмы» оставь, красивая.

Гения помолчала, потом вдруг обратилась к Ильвери:

— Что вы думаете о справедливости?

— Что она сияет ярко, но бывает редко. Почему вы спросили, госпожа?

— Потому что думаю о том человеке, схваченном вместо Сэ Имонко. И меня… мне не хочется, чтоб пострадал невиновный.

— Да, но что тут можно сделать, госпожа?

«Да, — безмолвно повторил я, — что тут можно сделать? Устроить ему побег?»

«Если придется», — согласилась Риен, а вслух сказала:

— Была одна история, помнишь? Лет семь назад поступил донос на какого-то человека, якобы «сглазившего» чуть ли не полгорода. Среди обвинений были и обычные — скисшее молоко, чахнущие дети… Но кое-что подтвердилось: крыша одного дома внезапно рухнула, несколько человек пропали, пусть двое потом нашлись один в таверне, другой у любовницы из деревушки неподалеку… Выцветающие сами собой ткани. Колдуна схватили, был суд. Магии не существует, да, но во время суда алая ткань судейского стола к концу заседания сделалась серой. Единственное доказательство.

Я на нее почти обиделся. Не стоило напоминать. Расследование не нашло улик, никаких артефактов, на которые могло опираться колдовство, трав, амулетов, сосудов боги знают с чем, книг с заклинаниями. Сам «колдун» ничего не отрицал, но и не подтверждал, этот человек средних лет с яркими глазами и быстрыми жестами показался мне скорее сумасшедшим, чем магом. Но я поставил свою подпись под решением суда, подтвердив смертный приговор. И до сих пор не знал, был ли прав.

— Его казнили? — спросил Ильвери.

— Да. Хотя никто не был уверен. И все «колдовство» разом прекратилось. По крайней мере доносов больше не было.

Сиянщик молчал долго, а мы оба ждали его ответа, хотя и по разным причинам. Мне не хотелось трогать снова ту историю, но раз уж она была тронута, хотелось получить от не участвовавшего в ней человека одобрение или осуждение. А Риен скорее всего ждала чего-то со словом «справедливость».

Ильвери сумел удивить нас обоих.

— Хотите узнать, почему день, когда по традиции берут в дом ребенка из приюта, называется Днем Белых Звезд?

Мы с генией молча кивнули.

— Это старая сказка родом из Империи. Их сказки у нас обычно не приживаются — мышление иное всё же. Но эта осталась. Когда-то все звезды были алыми, а все черви — белы. Алый цвет привлекает внимание, а белый наоборот. Так все и всё было на своем месте. Но всегда наступает время впустить новое в свою жизнь; без этого ни цель, ни путь не имеют смысла. И вот так однажды звезда посмотрела на червя, а тот посмотрел на звезду. Каждый подумал: «Что ещё я могу сделать?» Один взгляд и один вопрос соединили их, сделали расстояние незначительным, а время — бесконечным. Пока смотрели друг на друга, звезда и червь успели прожить жизни друг друга, обменяться судьбами, найти новые радость и счастье, разочароваться в них, найти другие, снова разочароваться, продолжить искать. Взгляды разделились лишь тогда, когда каждый понял, что путь важнее цели. И ни один уже не был прежним. Звезда сделалась белой — более заметной, чем алая, а червь стал алым, и тоже заметным. Все звезды и все черви повторили позже этот путь. Так вот… — он потер висок, словно у него вдруг заболела голова, — День Белых Звезд — день, когда ты берешь что-то, чтобы потом вернуть, меняешься и уже не можешь быть прежним.

— Но ведь можно и ошибиться, — заметил я. — Или без ошибок путь и цель тоже не имеют смысла?

— Думаю, что так. В Империи наверняка есть поговорка на этот счет.

Была. И почему-то я вспомнил именно ту, которая не имела прямого отношения справедливости, но позволила мне успокоиться и принять, наконец, мое решение насчет колдуна. «Сделать — займёт минуту. Не сделать — всю жизнь». В самом деле — о несделанном жалеешь потом до самого конца.

Но и тут почему-то всплыла Империя…

Кажется, этого хватило всем, потому что больше мы не разговаривали до самого дома. А там меня ждали клиенты, гения же как и хотела, собрала более ценные подарки и ушла продавать. Сиянщик отправился с ней — «для представительности», как он сказал.

Вернулись оба к вечеру, очень довольные и с тугим кошельком. Я в общем-то тоже был доволен — среди клиентов сегодня не было ни одного похожего на подтравника.

Мы уже собирались ложиться, когда в двери снова застучали.

— Завтра же повесь на дверь табличку с часами приёма, — проворчала Риен, выглядывая из своей спальни.

Она не ошиблась, это был клиент, тот коротко-стриженный мужчина, который говорил с Вьйтой и отдал мне колечко. О нем сразу и пошла речь.

— Господин вниматель, — не пересекая порога сказал гость, — верните мне пожалуйста мое кольцо. — Он достал из кармана и всунул мне в руку несколько золотых монет. — Вот. Оно столько не стоит, а для меня оно память. Я хотел избавиться, но потом передумал!

«Он про то, золотое, с резьбой? — спросила тут же Риен, гость говорил слишком громко, не стоило труда услышать. И мгновенно сориентировалась: — Я его тоже продала. Назови гостю адрес ювелира — улица Рассыпанных крошек, дом пять. Пусть там его выкупит».

— К сожалению, кольца у меня уже нет… — начал я объяснять гостю.

— Нет?? — перебил он, надвигаясь на меня, — нет??

И кажется толкнул. Или нет. Меня зашатало и жутко заболела голова — до слез в глазах, до того что стало больно смотреть. Спиной к стене, я стоял в коридоре собственного дома и чувствовал себя больным, а стриженый, ставший вдруг выше ростом, нависал надо мной и кричал:

— Верните!.. Я должен!..

Из коридора выметнулись Ильвери и гения. Не знаю, что они собирались сделать, но при виде других гость отпрянул, попятился к дверям.

— Моя сестра… — просипел я, — она отдала его ювелиру. Улица Рассыпанных крошек, дом пять.

Гость тут же повернулся и быстро вышел

Голова болела так отчаянно, что когда Ильвери заговорил, мне тоже стало больно как от крика:

— У вас опасная работа. Помочь вам дойти до комнат?

Я согласился на помощь; кресло в зале показалось мне жестким, а принесенный генией чай — безвкусным.

— Он тебя ударил? — спросила Риен с тревогой.

— Кажется нет. — Я припомнил свои ощущения. — Точно нет. Он ко мне не прикасался.

Она нахмурилась, но больше ничего не спросила.

— Наймите охранника, — посоветовал сиянщик.

А я подумал, что вообще-то роль бугая могла бы сыграть и Риен… Что для нее с ее умением менять форму вообще все проще. И даже в этот «клуб чашек» она могла проникнуть скрытно, хотя нужно туда было не ей, а Ильвери. Подумал, но высказать не успел — так потянуло лечь, словно не сделай этого — умрешь на месте. Я предпочел не сопротивляться. В конце концов, это же не последний день мира, поговорить можно будет и завтра.