Глава 5. Странные повороты простого дня

Высыпаться я тоже не привык. Проснувшись непривычно поздно, плохо соображал даже после вкусного горячего чая, всегда прояснявшего разум. И едва сдержался, чтоб не нагрубить очередному клиенту, жаждущему, чтоб его выслушали, явившемуся как раз, когда мы с Рие собирались идти смотреть мебель.

«Хочешь, я посижу с ним за тебя?» — мысленно спросила гения.

Ей это было бы легче, но…

«Да нет, это же я вниматель. Лучше займись мебелью сама, ладно? Деньги взять не забудь».

Риен ушла, а я посадил за стол человека, который оказался просто любопытным соседом, первым за все время. Не то чтоб он не жаловался… с жалобы и начал:

— Ну, вот, знаете, мне недавно тридцать семь, а жена в прошлом году умерла от желтого кашля. Детей не получилось, — вздох и еще один. — А дом у меня большой и хороший. Приходите в гости, сами посмотрите. И сестра ваша пусть придет. Она у вас красавица.

До меня не сразу дошло, что сосед, представившийся как Маледик, набивается Риен в женихи и просто тратит даром мое время. Но первые две попытки его выпроводить провалились — намеков на занятость он не понимал. Потом я встал и поблагодарил за приглашение, намекая уже самим этим, что ему пора. Но гость вставать и уходить не собирался.

— А у вас дом тоже ничего, — заметил он. — Я, кстати, занимаюсь тем, что варю пиво. Особенно пряное темное у меня хорошо выходит. — И тут же потянулся к фляжке на объемистой талии.

— Благодарю, — я все еще мялся на ногах и протянутую фляжку не взял. — Передам сестре…

— Да вы попробуйте! — он привстал чтобы сунуть сосуд мне в руки. — А лучше да, передайте, и флягу тоже. А я потом зайду.

И только после этого ушел, точнее, удалился, останавливаясь чуть не на каждом шагу к двери, чтобы еще что-нибудь сказать, вроде: «а недавно я купил рецепт нового эля…»

Рие вернулась через полчаса после его ухода, с мебелью и очередными тяжелоносами. И пока дюжие парни растаскивали покупки по комнатам, я рассказала ей о «женихе». Думал, что выйдет смешно, хотя мне почему-то было скорее тревожно, но я старался это скрыть. И под конец не удержался от упрека:

— Зря ты себе сделала такую яркую внешность. Будут теперь прилетать как мотыльки на огонь.

— Да пусть прилетают, — отмахнулась гения, взяла со стола флажку, отвинтила крышку и сделала глоток. — Вкусно.

Чем-то мне это не понравилось. Мысль о том, что Риен захочет выйти замуж за пивовара Маледика, уколола. Но гения смотрела на меня и пришлось скрыть смятение, или что там это было, за пожатием плечами и каменным лицом… иногда маска б не помешала…

— Главное, не пристрастись.

— Кстати, о пристрастии, — она вернула флягу на стол. — По дороге мои тяжелоносы попросили передышку, рядом с таверной. Младшего оставили сторожить мебель, я и остальные зашли внутрь. Никогда не была в таверне…

— Пиво для всех за твой счет? — усмехнулся я.

— Оно там дешевое, — отмахнулась гения. — В зале за столиком сидели двое, семья, наверное… Пытались разговаривать. Мужчина что-то спрашивал, а женщина отвечала не сразу, через минуту. Служанке пришлось рядом с ними долго торчать, чтобы узнать, чего хотят. И, наверное, она к ним подходила не в первый раз, потому что лицо было злое.

Я не понял.

— Что ты пытаешься мне сказать? Что в Элкае живут люди, которые медленно соображают?

— Нет. Тогда, с сыном постельничьего, мне стало интересно, что люди получают от «травы». — Она, наконец, села, пришлось и мне. И не только сесть, но и взять в руку ближайший же предмет — пресловутую флягу, красивую, похожую формой на женскую фигуру. Хотелось чем-то занять руки.

— Я нашла в библиотеке пару книг на эту тему, — продолжила Риен. — О том, как действует разная «трава» при разных способах ее употребить. Было там и такое — от «черного мака» люди заторможены, отстают в разговоре, но счастливы. Эти двое выглядели счастливыми.

Вот и ответ, где Рие, когда не со мной: в библиотеке, читает о том, что ей интересно.

— Почему тебя так заинтересовала «трава»? — спросил я.

— По моей обычной причине, — лицо у гении почему-то вдруг сделалось недружелюбным. — Человек может получить радость и счастье от многих вещей. Многие могут сделать его мир ярким. Например, гении. А мне что остается? Пустота и серость…

— Боги, Риен, ты собиралась попробовать «травку»? — перебил я.

— Для начала я попробовала вино, — она вдруг улыбнулась. Кажется, с этого момента ей стало легче говорить. — Поучаствовала в парочке пирушек… Но вино меня не опьяняет, а вот похмелье… Ты помнишь, как я отказалась тебе помочь?

Это я помнил. Не самый удачный момент: я ей — «Рие, ты мне нужна», а она мне: «Да ты и сам хорошо справляешься». И пришлось самому, без вдохновения, улаживать сложный конфликт между Жрецом-жертвователем Двоих и вельможей, который повел себя в храме грубо и непочтительно по отношению к богам. Непочтительность состояла в том, что он попытался сплавить в жрицы непокорную или просто Довелось выбирать, с кем ссориться — со жречеством или с одним из самых старых родов.

— Мое похмелье — когда я перестаю быть генией, — добавила Рие. — И ничего не могу. Но вернемся к разговору о любителях «травки». Вчера ты интересовался, знает ли стража. Сегодня я бы, наверное, сама им сообщила. Хотя это всего два случая… если даже не один.

— Может, и один. Тогда почему ты вдруг забеспокоилась?

— Потому что это все-таки неправильно. А тебе тут жить.в

— Нам жить, — поправил я.

— Да, нам. К тому же… если случая два, то фантазии на тему живой мебели и чего угодно и заторможенность в беседе вызываются разными видами «травки». А еще, если аж трое «подтравников» нашлись так быстро… То или повезло, или их тут много.

— Предлагаешь се же сообщить Страже? — спросил я.

— Пока нет, — она заметила, что я верчу и кручу флягу и хмыкнула: — Если «жених» снова придет, скажу ему, что выйду замуж только за того, что приготовит идеальный эль. Одновременно темный и светлый, горький и сладкий.

Я засмеялся. Риен любила сказки; в сказках девица всегда ставила жениху невыполнимое условие.

И жених обычно ухитрялся его выполнить. Ну да ладно. Она разберется и с этим.

— А вот скажи, — без фляги руки некуда было девать и это мешало. — Ты же пришла ко мне до того, как я ступил на траву фай? Вспомнил вчера, как сквозняк мне подсказывал ответы. Но ведь это была уже ты.

— Конечно, — она не стала спорить, даже, кажется, развеселилась. — А что, нельзя было?

— Можно, — я нашел чем занять себя — потянулся через стол и взял ее за руки. — Спасибо тебе.

Подержал ее ладони в своих, ощущая обычное — тепло, гладкую кожу — и отпустил. Никогда не приходило в голову благодарить иначе, чем словами. А ведь ей, наверное, это приятно. Руки она, по крайней мере, у меня не отняла.

Ну и конечно, я не мог не испортить такой хороший момент, не спросив:

— Но если ты пришла раньше, чем я заслужил, то в чем смысл?

Она резко встала.

— Смысл с том, что нам уже пора идти за детьми.

И по лицу ее было ясно — спрашивать дальше бесполезно.

Но с улицы донесся бой городских башенных часов. Три пополудни. Не только пора, но мы уже и опаздывали.

К приюту неслись почти бегом, и не осталось ни времени, ни сил для вопросов или продолжения разговора, да и, как я подозревал, Рие на хочет пока продолжать.

Нас не упрекнули в опоздании, а похвалили за него.

— Как хорошо, что вы пришли позже, — сказала Заботливая Готти. — Девочки долго собирали вещи.

Не знаю, что там они собирали, но Вьюта и Лив вышли к нам из-за дверцы в обычных форменных платьях черно-синих, а с собой несли по небольшой сумке. Из той, что на плече Лив, торчал краешек материи.

Старшая просто кивнула, младшая изобразила поклончик:

— Король великанов, я тебя ждала.

— Ну вот я и пришел… что-то нужно подписать? — это уже госпожа Заботливой.

— Да. И можно вашу «достоверку»?

Я протянул ей документ, дама села за столик и что-то вписала из моей «достоверки» на листок, лежавший там, потом спросила:

— Вы берете девочек на все дни до праздника и сам праздник, то есть на четыре дня?

Об этом надо было подумать раньше… а теперь поздно.

— Да, конечно, на все четыре. — Не хотелось разочаровывать детей, тем более одна совсем взрослая.

— Тогда подпишите, — она встала и показала мне листок.

Я взял и прочел все пункты. Ничего такого, просто уведомление о принятии ответственности. Разве что вот это… «Дети не могут быть возвращены раньше срока». Вроде бы документ должен играть на стороне детей, а это не защищало их, скорее наоборот, да и раньше Заботливая говорила об не упомянутом в документе праве Лив увести Вьюту, если что. Но спрашивать не стал, просто подписал.

— Хорошо, — госпожа встала из-за стола. — Один совет: не беспокойтесь за них слишком сильно. Дети из приюта вполне самостоятельны. Позвольте им быть такими.

Я в общем-то и не собирался мешать кому-то быть самостоятельным. Разве что выбрал бы за них развлечения — кондитерская, парк… жаль, что не взял девочек вчера — смог бы сводить их на последнее представление к сиянщику.

Обратный путь вел мимо «Потока и пламени». Вернее, я свернул так, чтобы поскорее дойти до обещанной девочкам кондитерской. На улице через дорогу от гостиницы остановился.

— У меня тут есть небольшое дело… Девочки, не против, если тетя Рие проводит вас туда где много-много сладкого? — И тут же посмотрел на «тетю Рие». — А ты согласна?

Гения кивнула.

— Твое дело не опасное? — спросила Вьюта.

— Ничуть.

— Тогда ладно, — согласилась девочка, взяла гению за руку. — Пошли.

Нет, все же дети — это чудо.

В гостинице сегодня не было особенно людно и это почему-то лишало ее части уюта. Псевдоколонны показались слишком вычурными, а мои собственные шаги — слишком гулкими. У боковой стены располагался длинный стол управляющей, дамы моего возраста в черно-белом, похожем на форму платье со строгой прической-клубком.

— Добрый день, госпожа, — поздоровался я. — Не подскажете, сиянщик еще в гостинице?

Она рассмотрела меня как следует, явно не сразу сочла достойным ответа.

— Приветствую. Да он еще здесь.

— А в каком номере?

По взгляду ее понял, что поспешил.

— Его нельзя беспокоить.

— Но я не собираюсь его беспокоить! — с самым искренним видом я всплеснул руками. — Просто спрошу, не дает ли он частных представлений. Я взял на праздники двух девочек из приюта… И если они не увидят такую красоту, ведь это же будет трагедия, госпожа! К тому же я готов платить, и щедро… — монета на стол, сразу целый золотой, плюс к аргументу о девочках из приюта. Жадность и жалость — что-то да победит, хотя госпожа управляющая не выглядела ни жалостливой, ни жадной.

Что-то в самом деле победило.

— Я не могу вам помочь, господин. Но если вы возьмете комнату на вечер… то может так случится, что ваша окажется рядом с комнатой господина сиянщика, — уведомила меня дама за столиком.

Я понял правильно и выложил на стойку сразу второй золотой, на всякий случай. Дама взяла обе монеты и выдала ключ.

— Ваша комната номер семнадцать второй этаж.

Семнадцать… значит, у сиянщика или шестнадцатая, или пятнадцатая.

Я поднялся по лестнице, нашел свою, семнадцатую, не стал даже заглядывать, а сразу постучал в пятнадцатый номер.

— Господин сиянщик? Можно с вами поговорить? Дело двух минут…

— Входите, — прозвучал голос, и я толкнул дверь.

Комната оказалась не роскошной, но уютной; мебель в одном стиле, занавески, на стене пара гобеленов весна-осень, угол с двумя креслами и столиком розового дерева, на розовом же маленьком ковре, так, что казалось, что это другая, отдельная комната. В кресле и сидел сиянщик, читал. Вернее, уже нет, отложил книгу, но страницами вниз.

— Благодарю, — я поклонился, но входить далеко в комнату не стал. — Хотел лишь спросить, не даете ли вы частных представлений. У меня в доме две девочки из приюта. Если бы для них вашу красоту…

— К сожалению, это невозможно, — покачал почти полностью белой головой он.

Я как-то сразу понял, что тут не поможет и золото.

Сиянщик счел нужным объяснить:

— Для того, чтобы извлекать и показывать свет, надо накопить свет. А я потратил всё.

Мысль о том, что «магия света» откуда-то берет силу, мне в голову до того не пришла. И я предпочел не спорить.

— Понимаю. Но если вдруг… если, например, цены в этой гостинице покажутся вам слишком велики или вы сможете быстро восполнить потраченное, то буду рад видеть вас на улице Часов, дом двадцать три, в моем доме. Меня зовут Кирне Алой.

— Я Ильвери, — встал и поклонился в ответ он, и тут же снова сел. — Хорошо, обещаю, если выйдет как вы сказали, я приду.

Я не стал дольше тратить его и свое время.

Внизу сдал ключ от ненужной мне комнаты госпоже управляющей, выглядевшей чуть более приветливо.

В кондитерской мои дамы трех возрастов уже сидели за столиком, заставленным сластями. Оказалось, Вьюта не очень любит сладкое, зато его любят Лив и гения. Так что нам едва не пришлось нанимать тяжельщика, чтобы донести до дома все, что девушки не съели или приобрели на запас. По дороге старшие щебетали как птицы, им было что обсудить, а Вьюта глазела по сторонам, иногда убегала вперед, не особенно стояла на месте; таким был Кимма. Няньки не могли заставить его чинно ходить за ними, и бегать приходилось нянькам. Мои дети росли при мне, но без вечно занятого меня. Видеть ребенка не в часы посещений и отдыха было странно, так же странно, как выспаться.

Но когда пришли в дом, младшая девочка немного притихла — пока не увидела кровать.

— Настоящая королевская! — и — бух с разбегу от двери, так что хотя Вьюта и не выглядела тяжелой, кровать зашаталась.

Лив не повторила ее подвиг, она сначала потрогала спинку кровати, потом матрас, и села.

— Не королевская, принцессина, — поправил я. — Для принцессы великанов.

— Но я не хочу быть принцессой! — приподнявшись на локтях, заметила Вьюта.

Я удивился. Все девочки хотят быть принцессами, это я знал от дочки и Елайн… все, кроме тех, кто уже принцессы.

— А кем хочешь?

— Конечно, собой.

— И кто же ты? — спросила гения, возникнув у меня за плечом.

— Та, кто растет. Как трава, — девочка снова бухнулась на подушку.

Лив легла рядом. Меня настигла запоздалая мысль, что надо было все же купить две кровати…

— А тебе удобно спать вместе с младшей? — уточнил я у девушки, которая вроде бы не имела ничего против.

— Конечно! Мы и спали вместе, когда нам разрешали.

Это показалось немного странным; взрослый человек стремится к самостоятельности и отдельному пространству. А впрочем… она жила в приюте, а это наверняка воспитывает совсем другое отношение к общности.

— Что мы теперь будем делать? — спросила Вьюта.

— Для начала съедим все, что купили… — начала гения.

— А потом можно я помою посуду? — спросила Лив.

Это удивило еще больше, но я снова напомнил себе о приютском воспитании. Хорошо, что дети не привыкают жить на всем готовом и предлагают какую-то помощь. Почти как в семье. Даже если их приучают, заставляя, все равно это не плохо. И вообще, кто я такой чтобы судить?

Однако стоит все же узнать об этом побольше.

— Можно, если хочешь. Ты любишь мыть посуду?

— И убираться, — кивнула Лив. — Вы знаете, что если просто вещи передвигать или перекладывать, можно комнату превратить во что хочешь. В пещеру дикаря или во дворец.

— Не вы. Ты, — полупопросил-полупотребовал я. — И можно по имени… или и правда зови дядюшкой. А мне вот уборка показалась скучной.

— А мне сказал другое, — ответила гения, без упрека в голосе и пихнула меня кулаком в бок. — Но пойдемте уже наслаждаться сластями!

И показав пример, первая утопала на кухню и зашуршала там завернутыми в бумагу покупками.

— А потом мы будем искать в доме тайники, — я вспомнил о вчерашнем желании. — И даже если они будут пусты, то в них всегда можно что-то спрятать.

Пожалуй, я зря сразу сказал про игру с поиском: Вьюта спешила съесть все вкусное и перемазалась кремом. По счастью, у нее было платье на смену, простенькое, с цветами и звездами, а умыться можно и холодной водой.

— Ну вот, — сказала она, выходя из комнаты после переодевания. — Теперь тайники.

Искать оказалось весело, шумно и не всем понравилось. Лив в самом деле ушла на кухню мыть посуду, но вернулась, как только младшая позвала ее. Гения присела в кресле с какой-то книгой, но краем глаза наблюдала поисками. Девочка выбрала странный способ: не заглядывала во все темные углы, под кровати и в чуланы, не стремилась открыть все двери. Просто останавливалась рядом с чем-то, брала Лив за руку, заставляла положить ладонь на стену или шкаф, прислушивалась и говорила:

— Тут нет.

И так обошла весь дом.

— У тебя нет тайников. А тебе нужны?

— Один нужен, — заметил я безо всякой задней мысли и все еще под странным впечатлением от странной игры.

— Значит, сейчас сделаю.

Она побродила по залу и выбрала комод. Постояла рядом, наклонилась, взялась за ручку нижнего ящика и вдруг повернула вместе с деревянным резным кругом. Что-то щелкнуло и верхняя крышка комода приподнялась, заставив съехать к стене стоявшую на ней шкатулку. Я подошел. Под крышкой оказалось узкое и длинное свободное пространство. Можно спрятать что-нибудь вроде меча или книги… или разложить там монеты.

— Спрячь что-нибудь, — попросила девочка.

Я задумался. Не доставать же при ребенке монеты. Единственная книга в доме принадлежала гении, которая уже не читала, а наблюдала за нами. Но была еще одна вещь, которую стоит скорее выбросить, чем прятать, и все же...

Я взял шкатулку, достал все части сломанного амулета и положил в нишу, сначала показав Вюте. Нажал на крышку — она встала на место. Я проверил, дернул вверх — не открывается.

— Спать хочу, — девочка словно вдруг потеряла ко всему интерес, на Лив, наблюдавшая за всем, давно зевала. — Сильно-сильно.

— Пойдем ляжем, — согласилась Лив тут же.

Взглядом словно спросила у меня одобрения, и я кивнул. Младшая тут же была взята за руку и уведена в спальню, откуда я слышал возню не дольше минуты, а потом все затихло. Спят. Неужели и правда спят? А ведь не так и поздно, хотя уже начало темнеть.

— И что ты об этом думаешь? — спросила гения со своего места.

— Что девчушка все же нашла тайник, а потом показала его мне, сказав, что сделала.

Гения хмыкнула.

— И почему ты решил, что я спросила об этом всём?

Я подошел и сел в кресло напротив нее.

— Потому что это самое свежее впечатление… А ты что думаешь? Сама не пыталась искать в доме тайники?

— Пыталась, и не нашла. Мне как-то… не очень нравится, когда сокровища почти на виду, тем более у тебя тут клиенты ходят. А если в городе есть «подтравники», кто-то может и проверить, не припрятано ли тут чего. И ведь даже не припрятано — открыто лежит. Ну и я уловила твою вчерашнюю мысль и проверила дом.

Я помолчал.

— Ошибиться ты не могла. Хоть и не знаю, как именно ты это делаешь…

— Могу рассказать, — перебила она. — Я чувствую пустоту, потому что сама пуста. Но пустота… она хороший проводник. Лучший. Поэтому я могу давать тебе нужную силу. Но во мне она не задержится, если только не перестать отдавать, не закрыть… не запечатать один конец этого канала.

Рие смотрела на меня в упор и словно ждала, что я сам пойму что-то. Не дождалась.

— Ты понимаешь… что как человек я не смогу тебе помочь? В этой форме, — она сложила ладони вместе, развела и снова сложила.

— Понимаю, — ответил я, пусть даже понял только после ее слов. — Но ты имеешь право. — Подумал и добавил откровенное, решив: боги с ним, с очередным странным поворотом в простом дне, я уже не смогу закончить его спокойно и привычно. Но может быть, если сейчас сделать всё нужное, завтра будет другим: — Я тут недавно думал, что никогда не благодарил тебя иначе, чем словами. А сегодня пожал руки. Но это тоже ерунда. А свобода — нет. Пускай свобода — это искушение, но ты свобода быть кем хочешь, и не важно, что я найду и что потеряю. Мне хотелось бы, чтобы ты нашла что-то.

Она усмехнулась, хотя, как мне казалось, момент для улыбки был не тот. Почти обидно. Я так старался подбирать слова…

— На днях в тебе просыпался монарх, а сегодня ты за Третьего. Искушаешь и предлагаешь решать самой. Я решила. Буду человеком пока не надоест.

Гения вдруг тоже зевнула.

— И все же ты зануда, Кирне. После твоей лекции о свободе и мне захотелось спать, — она встала. — Доброй ночи, мой король.

И ушла, оставив меня то ли обиженного, то ли одураченного, то ли все сразу; с единственной мыслью — за все двадцать с лишним лет Рие ни разу не называла меня ни королем, ни по имени.