Глава 8

Нечастые мелкие снежинки, пробивающие темноту серыми искрами, ложились на чёрные камни и тёмные фигуры людей. Тыкались в кожу холодными иглами неловких практиканток. Хотелось плотнее закутаться, взъерошиться и держаться ближе друг к другу — словно щенки на лежанке, с которой ушла сука. Мир, заполненный пронзительным ветром, темнотой и тишиной до немоты, до нежелания делать лишние движения холодил тело и сознание. Но люди щурились в снег, на сведённых от ветра лицах удерживая косые ухмылки и прищуры.

Медведев посмотрел на молчаливого пленника и в который уже раз задумался — если бы он оказался в таком положении, смог ли вот с таким спокойным достоинством принимать выпавшие тяготы? И сам себе отвечал — нет, не смог бы. И дело тут не в том, что не перенес бы побоев, унижения, усталости и изуверского холода, от которого заступниками были только джинсы да свитер с чужого плеча. Стерпел бы. И не такое бывало. Но он не смог бы оставаться таким… Наивным, что ли? Озверился бы, щерился на каждого подходящего да готовился в любой момент вцепиться в горло. Ненависть и злость — вот та «горючка», которая бы заставляла пламенный мотор биться, а душу, выматывающуюся в надсадном вое, ещё надеяться — не выжить, так прихватить с собой. Пленник же, кроме боязливой настороженности да усталой сосредоточенности, не являл никаких признаков внутреннего катаклизма. Он ещё был способен по-мальчишески неловко улыбаться, а не только скалиться, мог пытливо наблюдать за находящимися рядом, без страха боли или сдерживаемой ярости броска, смел беседовать, а не огрызаться. И Михаил не сомневался — духовная мощь юноши была выкована не в песочнице за игрой в куличики. «Храброе сердце и учтивая речь… Если таковы все Тэра — то человечество обречено», — от таких мыслей становилось даже грустно.

Заметно вздрагивая от холода, Всеволод стоял в малом круге и всматривался в небо между центральных камней. Он демонстративно не замечал нервничающих «раверсников», делая вид, что его совершено не волнует факт нахождения под прицелами. А вот Полынцев, в противовес этому спартанскому спокойствию, едва заметно, но всё-таки дёргался, наблюдая за пленником, освобождённым от наручников. Но снятие оков было единственным условием, при котором Маугли мог выполнить вызов пограничного отряда Тэра. «Щиты», называл он их, «Щиты Солнца».

— Мне нужен нож, — не опуская лица, тихо попросил Всеволод. Голос вздрогнул. Может быть, от непрекращающейся лихорадки, а, возможно, — из-за напряжения.

Михаил потянул из ножен свой неизменный боевой нож, но Юрий опередил. И не просто опередил по времени, но плечом потеснил командира, не то, чтобы не дать ему возможности передать оружие в протянутую руку, не то, чтобы закрыть собой от опасности. Медведев крякнул от неожиданности и отступил. Всеволод обернулся на звук и демонстративно замедленным движением забрал клинок Зуброва. «Чтобы инквизиторы не пугались», — понял Медведев и с досадой вернул нож на место. Попытался обойти Юрия — и тот тоже сдвинулся с места. Попробовал отстранить — безрезультатно.

— Юр, обзор загораживаешь, — прошипел Михаил товарищу почти в ухо.

— Ты выше — через плечо смотри, — почти беззвучно отозвался тот. — Чай, не в театре.

Медведев почувствовал, что закипает. Странности Зуброва, проявившиеся в последний день, на его взгляд, перешли ту грань, где ещё можно их сносить безропотно.

— Юр! — голос остался тих, но теперь в нём явственно лязгнула сталь приказа, — Уйди.

— Черто-с-два. — чуть повернулся для ответа Зубров, — к вооружённому без оков не пущу.

И Медведев растерялся. Никогда ему ещё не приходилось встречать такой отпор со стороны товарища. Да и был бы повод! А то, так, несуразность какая-то! Просто мальчишка с ножом, уставший, забитый, едва стоящий на ногах! К тому же — его уверенно держали не прицеле. Да и толку будет от широкой спины Юрия, если вдруг чего. Ведь, Михаил, не особо задумываясь, полезет в ситуацию сам. Потому что — «если не я, то кто же?». Медведев оскалился и, подсев, подцепил друга за разгрузку. Так был шанс просто приподнять тяжеловесного крепыша и сдвинуть в сторону. Без членовредительства.

Зубров отшагнул назад, подав вес на руки командира, и тот едва слышно зашипел, осаживаясь — запястья больно напрягло на излом в неудобной позиции. Оставалось только присесть да отпустить плотный хват, чтобы спасти ладони от растяжений. Юр-сан чуть обернулся и недобро прищурился. Отступать он был не намерен. Медведев сдал назад ещё больше и хмуро выпрямился. Ну, не на глазах же окружающих устраивать разговор по душам! Всё, что происходило до этого момента, оставалось незаметно для людей, чьи взгляды были прикованы к тёмной фигуре тэра внутри каменного круга. Михаил вытянулся и посмотрел через плечо друга на пленника.

Всеволод, замерев, всматривался в небо, провисающее тяжёлым намокшим балдахином в фиолетовых и тёмно-серых разводах. Словно ждал чего-то. И можно было бы предположить, что нужного времени, но звёзды не просматривались меж туч. Но вот Маугли вздрогнул и коротким движением полоснул лезвием по запястью. Сразу же перекинул нож в нетравмированной руке и, не оглядываясь, протянул Зуброву. Как и положено — рукоятью вперёд. В темноте Медведев не видел потока крови, но, помня силу движения, не сомневался, что она быстро орошает землю под ногами юноши. Впрочем, по тэра нельзя было сказать, что кровопотеря имеет для него какое-то значение. Он недвижимо стоял, развернув руку от себя вдоль тела — чтобы не запачкаться. Ладонь в темноте казалось чёрной. Наконец, посчитав, что земля намочена достаточно, Всеволод отшагнул назад, за предел каменного круга. Хотел пережать измазанное запястье, да Полынцев не дал свободного времени. Придвинулся. Блеснули кольца «нежности». Маугли нехотя протянул руки. Замок наручников щёлкнул неожиданно громко, так, что услышали все. И «раверсник» отступил от пленного. Всеволод медленно опустил руки и замер, вглядываясь в проём. Лицо его заострилось.

Зубров чуть обернулся к командиру и констатировал:

— Если сейчас не перевязать — истечёт.

Медведев нахмурился. Высказанное другом было логично, но Полынцев почему-то не перевязал рану пленника. Не потому ли, что считал, что «и так сойдёт»? И Маугли восстановится? Что-то было в этом неправильное… Михаил повернулся к Славяну и кивнул в сторону пленного. Вячеслав быстро сообразил, о чём идёт речь.

По примеру тэра Медведев посмотрел на камни. Холодно. Темно. Ветрено. Тихо. Якоби на охране в проёме внешнего круга оторвался от созерцания темноты за пределами домена и, кинув взгляд назад, недовольно поинтересовался:

— Ну и долго мы в «море волнуется» играть будем?

Медведев не успел ответить. Отозвался Зубров. Словно в два слова подал всё сжатое напряжение момента:

— Заткнись, Батон!

Не один Михаил покосился на Юру-сана. Такое глухое напряжение нечасто можно услышать в голосе обычно спокойного человека. Видимо, допекло. Батон заткнулся.

Свечение между камней появилось из ниоткуда. Источник на взгляд не определялся. Более того — свет не выходил за невидимую границу, оставаясь в пределе каменного круга. Создавалось ощущение, что воздух горит в прозрачной колбе между монолитов сам по себе, не подвергаясь внешнему воздействию. Когда зазвучал голос, Михаил вздрогнул. И не он один.

— Волк Павел, Храм Одина— та, Терия. Назовите себя, странник.

Хрипловатый голос, в котором угадывалось сдержанное удивление. Голос, идущий от свечения.

— Всеволод, Храм Авинья, школа Мирамира, — подавшись вперёд, торопливо отозвался Маугли. — Со мной десять териеев. Есть тяжелораненый…

Свечение стало тусклым, а в пространстве меж камней возникла тёмная фигура.

Тэра оказался стариком. Но проявлялось это только в сухости фигуры да её почти осязаемой хрупкости. Лицо казалось гладким, настолько мелка была пергаментная сетка тонких морщинок, а широкие ладони на посохе не оставляли сомнений в том, что мощи старику не занимать. Волк Павел исподлобья внимательно оглядел круг и опять повернулся к Маугли. Меж бровей старика появилась складка, когда его глаза нашли поблёскивающие в темноте стальные обручи на запястьях юноши. Появилась и тут же исчезла. Старик снова оглядел столпившихся людей, и взгляд его остановился на Зуброве. Нет, лишь задержался. И уже мгновение спустя метнулся дальше. К Медведеву. Старик приподнял брови и тут же склонил голову:

— Пресветлый… Здоровья и силы!

Медведев хмуро отозвался:

— И вам чтоб не кашлялось.

Ответ получился хамоватым, но Михаил внутри только чертыхнулся — по неясной причине встреченные тэра выделяли его среди окружающих, однозначно именную «пресветлым», а он ещё не удосужился выяснить у пленника, чтобы это значило.

— Нам нужно выйти в Предел Людей, — привлекая внимание, быстро заговорил Маугли.

Старик остановился на полуслове, обращённом к командиру «таёжников», и повернулся к Всеволоду. Несколько мгновений молча рассматривал юношу, приводя в смятение внимательным оценивающим взглядом. Потом задумался о чём-то своём. Во всех его проявлениях чувствовалась неспешность и основательность. И это заставляло Медведева напряжённо поводить плечами — именно сейчас важны были быстрота решений и стремительность действий. Но встревать сдерживался, чтобы не нарушить какого-нибудь ритуала неизвестной расы.

Наконец, Волк Павел пришёл к удовлетворившему его выводу о сути Маугли и кивнул:

— Коридор будет открыт из точки сбора. Полагаю, что часа на движение вам хватит?

— Нет, Рыщущий, — покачал головой Всеволод. — Мы атакованы. Вокруг домена — кольцо стерв с навями. Возможно нападение больших отрядов. И среди нас нет слепых, чтобы отыскать точку сбора. Нам нужно перекрытие прямо в домен.

Волк Павел поджал губы и нахмурился. На несколько секунд его фигура сделалась расплывчатой, по контурам пошла рябь. «Помехи, — сообразил Медведев, — А, ведь, сперва принял его за материализацию! А это лишь изображение! В любом случае, возможности тэра далеко обогнали наши».

— Пределы не пересекаются. В помощи отказано, — медленно покачал головой Волк. — Вынужден повторить. Коридор откроем через час по времени Предела Людей и всего на час. Сигнал точки будет усилен. Удачи!

Изображение потускнело в светлой колбе воздуха меж камней. Всеволод растерянно обернулся на Медведева. Взгляд «таёжника» оставался тяжёлым, а лицо как прежде оставалось угрюмым — рухнула надежда, казавшаяся такой достижимой, но он ни на мгновение не позволил себе выдать то, что творилось на душе. А внутренний мат-перемат слушать кому бы то ни было без надобности. Маугли стиснул зубы и дёрнулся к камням, игнорируя предупреждающие окрики «раверсников».

— Рыскающий! Прошу выслать «Щиты»! Мы вносим Оплату!

Затемнение фигуры приостановилось. Волк Павел молча оглядел растрёпанного отчаявшегося мальчишку, пытающегося докричатся до судьбы, прислушался к чему-то незримому и кивнул:

— «Щиты» выходят. Ждите.

Когда фигура исчезла, а свечение погасло, Маугли тихо осел на землю. И первым, кто подлетел к нему, оказался Юр-сан. Оттеснив нехилыми плечами «раверсников», он присел возле пленника и, закутав его в сброшенную куртку, помог встать. Маугли безропотно принял помощь и, уже поднявшись, вскинул взгляд. Михаил вздрогнул. Тот взгляд — пронзительно-синий, как лёд высокогорья, когда, устав от слепящего искрения, смыкаешь веки и падаешь в снег. Не видеть бы никогда таких глаз и не чувствовать мольбы их отчаявшегося взора. Не издавая ни звука, губы пленника шевельнулись. «Нужно поговорить», — понял Медведев. И кивнул.

Зубров отвёл Маугли на удобную для сна площадку возле каменного столба и устроил там под молчаливое несогласие Полынцева и его людей. Мрачным «раверсникам», чтобы быть рядом с пленным, оставалось только ютиться на груде камней. Впрочем, им уже было не привыкать. Медведев распорядился по охране и оборудованию лагеря и с неудовольствием подумал о том, что строители соорудили домен отнюдь не для долговременной обороны. Не было ни источников воды, ни растений для питания, ни топлива для костра. Только камни, пресловутая магическая граница да отсутствие деревьев, опасных тайным подходом противника. Вот и всё. Наткнувшись на косой взгляд Родимца и, по его выражению убедившись, что и все прекрасно разберутся сами и совершено незачем у людей над душой стоять, Михаил крякнул и вразвалочку двинулся к пленнику. Поднявшийся навстречу Юрий со значением бросил взгляд на Топтыгина и отойдя на несколько шагов к центру домена демонстративно сел лицом к Маугли и замер — ни дать ни взять сторожевой пёс, готовый к рывку на неловкое движение. Медведев скривился, но одёргивать не стал.

Закутанный в куртку с чужого плеча, Маугли сидел, плотно прижав к корпусу ноги, и смотрел снизу вверх. Лицо тёмное, заострившееся, круги под глазами. Очи выделяются в темноте, словно горят сами. Каким-то внутренним светом, смесью наивности и решимости. Блестят, пугая синевой. Эдакий шалашик с двумя маячками наверху. Риф в море. Когда Медведев присел рядом, из-под куртки потянулись руки и лихорадочно дрожащими пальцами вцепились в локоть егеря. Улыбка у пленника получилась дрожащая, детская. Такая, от которой больно кольнуло сердце. Словно ребёнка приказали убить. А он сидит беззащитно и всё понимает…

— Пресветлый! Прошу милости!

Сзади запоздало дёрнулся и окликнул настороженный «раверсник» и Медведев недовольно повёл плечами. Приняв это на свой счёт, пленник тут же расцепил нервный хват и одёрнулся назад. Глаза потухли. Михаил с трудом подавил желание обернуться на конвоира и огрызнуться так, чтобы того смело куда-нибудь в угол.

Юноша смотрел на камни за спиной таёжника и проявлялись во взгляде неприкрытые усталость и отчаянье. Что-то сломалось в нём во время разговора с соплеменником. Нечто, настолько важное произошло, что разрушило внутреннюю ось несгибаемого мужества. И вот теперь мальчишка был готов просить о помощи и пощаде. Не от своих ли ему нужна была защита?

Но начать разговор Медведев решил не с этого. Если оно и так, и все предположения верны, то незачем ранить словами, а если нет — то тем более не стоит об этом говорить.

— Кровь тэра такая магическая штука, что способна связывать параллельные миры? — Медведев кашлянул и хмуро подумал о том, что ещё совсем недавно такого разговора бы и не было. Ну, что за бред приходится говорить!.. Как будто не он день назад рассказывал Полынцеву о своей позиции практического физика.

Маугли закутался плотнее в куртку и мотнул головой:

— Нет, не в магии дело. Просто кровь может рассказать всё о человеке. О том, какой он расы. Только это и важно для того, чтобы наладить связь. А «портал» сквозь разделительный поток миров производит сама суть домена. Здесь под землёй сложная каменная конструкция — автоматический блок связи.

— Странно. — Медведев задумался. — Но почему же именно кровь-то? В страшилках-пугалках всех народов кровь — магическая субстанция, ингредиент, придающий волшебство разным напиткам. Вампиры из неё свою силу черпают. Колдуны делают чародейские эликсиры.

Маугли устало откинулся на камень:

— Вместо крови можно было бы использовать и любую другую часть. Мясо, кожу, кость. Просто это нанесло бы больше урона телу. Да и к тому же кровь — жидкость, проще в применении и легче восполнить. Так что здесь обычный прагматизм.

— Хм… Понятно. И достаточно было просто разлить кровь на камни?

— В общем — да.

— Тогда у домена очень слабая степень защиты, — покачал головой «таёжник». — Получается, что любой мог слить кровь с тебя или другого тэра и получить доступ к связи. Ну, если бы прошёл эту вашу магическую границу.

— Не совсем, — неохотно отозвался Маугли. — Вот вы, Пресветлый, можете одним выстрелом завалить… например, вертолёт?

— Э… — Брови Михаила взлетели. — При стечении обстоятельств. Если повезёт… И, если…

— А новобранец только что из военкомата? — Перебил Всеволод.

— Вряд ли. Тут же не только и не столько повезти должно, как нужно знать — куда стрелять.

— Именно, Пресветлый. И здесь также. Достаточно одной капли крови, чтобы изменить реальность. Просто нужно знать — куда и в какой момент она должна упасть…

— Ну, если бы речь шла о последней капле крови, — усмехаясь, протянул Медведев. — А новобранец по незнанию, да перетрухнув, может тебя и досуха выжать.

— Может, — холодно кивнул Всеволод и отвёл взгляд. — Но, чтобы точно найти необходимое сочетание времени, места и состояния сознания, ему одного меня не хватит. Потребуются десятки и сотни тэра. И чем богаче будет их кровь на силу, тем лучше.

Медведев нахмурился. Горечь в словах юноши была неприкрытой. Горечь и ядовитость. Словно обвинил в чём-то.

— А говорят, что вы пьёте кровь, — «Таёжник» примиряющее улыбнулся. Вот уж во что он не верил в байках Полынцева, так это в вампирскую сущность тэра. — Наверное, не правда?

— Любая Правда — это Ложь, рассматриваемая под другим углом, — пожал плечами Всеволод. — Один может кричать — «Луч!», другой — «Точка!», а, по сути, будут видеть тот же объект с разных сторон. — Он помолчал, настраиваясь, а потом с неохотой продолжил, — Пьют. Только суть этого отлична от всяческих вампирских сказок. Кровь для нас — сила. Люди обычно этого не замечают, а мы ощущаем. Вот и делимся силой друг с другом, если кому-то нужна помощь. Это восстанавливает раненых и больных, помогает ведунам в сложных изменениях реальности, подчас может помочь докричатся до Бога.

Капитан посмотрел внимательно. Каким может быть Бог тэра?

— И делитесь силой сами, без принуждения? — он давно уже вырос из идеалистических представлений об инстинктивной природе благотворительности.

Невинный вопрос, но каким волчьим взглядом встретил его Всеволод! Медведев пожал плечами — не хочешь, так не отвечай. Пленник отвернулся. Сжался ещё больше, притягивая к корпусу конечности.

Медведев потёр отросшую за время вне дома щетину:

— Ты что-то сказать мне имеешь?

— «Щиты» придут за оплату, — неохотно ответил Всеволод. — Оставался единственный шанс — купить помощь, и я предложил им платёж. Прошу прощения, что говорил от вашего имени, Пресветлый.

— Ну, — Медведев потёр подбородок. Оплата его не страшила, ведь «деньги — это то, что переходит из рук в руки и не становится теплей». — Оплатим, конечно. Финансов, естественно, сейчас нет, но дома соберём, сколько будет нужно — это не проблема. Ты, вот, мне лучше скажи…

— Проблема, — тоскливо перебил Всеволод. — Деньги тут ничего не решают.

— О как, — Медведев задумался. — Оружие? Информация?

— Может быть, и так. — Всеволод продолжал пялиться на дальние камни, старательно не глядя на собеседника. — Но вероятнее всего — люди.

— Оба-на! — Михаил остолбенел.

— Школы после междоусобицы в девяностых ещё не полностью восстановились… — Сглотнув, пояснил Всеволод. — Число воинов в Храмах не доросло до баланса… Вот люди теперь и стали высочайшей ценностью. Подготовленные половозрелые, способные к деторождению люди. Наиболее дорогостоящ при переходе из школы в школу тэра, но и просто человек, готовый к инициации, тоже будет высоко оцениваться. Особенно, если он проходил боевую подготовку…

— Ясно. — Коротко отозвался Михаил. В голове было пусто и гулко. Мысли, словно летучие мышки, повисли вниз головами под сводом черепной коробки и наотрез отказывались метаться. Просто свернулись крылышками в коконы и тупо глазели на пустоту и мрак вокруг. И тишина. Нет, можно, конечно, начать строить прикидки — кого отдавать. Но вот только одна беда — он хорошо знал, что не отдаст никого. Даже того же Полынцева с компанией. Даже того же пленника. А уж про своих вообще говорить нечего — никогда и никому, даже Смерти. Вот такая ситуация.

— Я полагаю, что вы отдадите меня, Пресветлый, — нарушил сосредоточение Михаила пленник. — Это будет достойная оплата, и… она ничего не будет стоить вам.

Медведев мазнул взглядом по пленному тэра и убедился, что вздрагивание голоса ему не почудилось — лицо юноши было напряженно. Как тот не старался смотреть в сторону, а взгляд нет-нет, да вскидывался на «Пресветлого».

«Боится? Впрочем, есть чего — мы можем не согласиться и тогда плакали его мечты о возвращении к своим. Или он не этого боится?» — подумал капитан.

— Я не решаю такие вопросы. Ты не мой персональный пленный.

— Полагаю, что никого другого спрашивать об этом «Щиты» Одина-та не станут, — невесело усмехнулся Всеволод. — А уж с «Р-Аверсом», вероятнее всего, и словом не перекинутся. Пока «инквизиторы» под вашей защитой — они живы. Если же вы отринете их — рядом с храмовниками они не проживут и мгновения.

— Вот как… — Задумчиво покусал губу капитан.

Становилась понятна лютая ненависть пленника к Инквизитору. Судя по признанию, тэра давно знали о существовании отряда по борьбе с ними. И ещё — вероятно, «Р-Аверс» довольно-таки серьёзно досаждал Храмам, если о нём были наслышаны и имели намерение не оставлять в живых при встрече. Это многое проясняло и в отношении самого Медведева. Его признавали за старшего в команде, потому что из поля зрения выпадал Полынцев.

— Ну, со «Щитами», думаю, как-нибудь договоримся, — хмуро протянул Михаил. — Возможно, чем другим откупимся. Ну, а не удастся, тогда уж и будем думать о том, кого отдавать. Может, и тебя… Может, и меня…

Маугли дёрнулся и уставился на капитана. В лихорадочных глазах отразилась паника.

— Шучу-шучу, — поторопился Медведев, почувствовав, что сморозил нечто, потрясающее сами основы миропонимания молодого тэра. — Конечно, ты — единственный кандидат. Не вибрируй, — я не против отдать тебя твоим. Постараюсь убедить Полынцева… Это всё, что ты мне хотел сказать?

— В общем, да. И извиниться, что вёл переговоры от вашего лица.

Медведев махнул рукой — забудь, — и поднялся:

— Главное — договорились. Спи, пока время есть.

Всеволод кивнул, плотнее завернулся в куртку и стал устраиваться для сна. Холод в пределах камней стал достигать того уровня, когда кутайся — не кутайся, а всё равно будет пробирать до основания, промораживая до боли в надкостнице. Медведев нашёл взглядом тёмную фигуру заместителя и, зябко передёрнув плечами, двинулся к нему. Нужно было поговорить.

Зубров, как предчувствовал — сменил Славяна, отправив того в центр круга отдыхать, а сам присел возле камней на охране. Так он оказался в относительном одиночестве — в ближайших пяти метрах никого не было. Зубров ждал. Сидел молчаливый, настороженный, скупой на движения и хмуро вглядывался в прогал между мегалитов.

Подойдя почти вплотную, Михаил почувствовал, что весь запал на жёсткий разговор прошёл. Только грустно стало. Присел рядом:

— Юр, какого лешего?..

— Обычного. Волосатого, — буркнул в ответ Зубров и расслабил плечи.

— Ты пацану не веришь? Или мне?

Друг задумался и без желания ответил:

— Да не то, чтобы не верю… Просто самый простой способ уйти от нас — взять тебя на нож. С его-то способностями — плёвое дело. А мы выпустим. Зубами скрипеть будем, но выпустим. Сам понимаешь, — Юрий скованно пожал плечами.

— Понимаю. — Медведев нахмурился. Лицо друга оставалось напряжённым, и возникали сомнения в том, что сказанное было правдой. Или полуправдой. Как там Маугли говорил об Истине и Лжи? Под каким углом рассматривать? — Ты лучше скажи, почему боишься его со мной оставлять?

Зубров молчаливо оглядел домен, словно убеждаясь, что тихий разговор услышат только камни, и отозвался:

— Ты не думал о том, что Полынцев неспроста за тобой охоту устраивал? Что ты, возможно, неразбуженный тэра? «Куколка»? Что этот пацан ощущает тебя как своего и в момент, когда выпадет возможность, с превеликим удовольствием причастит тебя своей кровушкой?

— Перегибаешь палку, — покачал головой Медведев. — Я бы тоже его ощущал. Ну, или что-нибудь в этом роде.

— Уверен? — усмехнулся Юрий. Михаил пожал плечами. Уверенность быстро таяла под насмешливым взглядом товарища. Если уж аналитик группы пришёл к какому выводу, значит, так оно и есть. Зубров ошибается редко.

— Юр. Ну, допустим, — сдался Михаил, — допустим, я — «куколка». И Маугля может меня «разбудить». Ну и что с этого? Я-то на это не пойду. А напоить меня кровью без моего желания — знаешь ли, та ещё морока. Уж во всяком случае, не под силам ослабленному мальчишке. Кстати, почему именно напоить? Может, там какой посложнее ритуал нужно соблюсти? А Полынцев… Да хрен с ним! Отсюда выберемся, потом будем раздумывать, как с его крючка соскочить. К проблемам нужно подходить последовательно.

— Угу, — без оптимизма отозвался товарищ. — Насчёт «пробуждения», ты не сомневайся — механизм передачи, наверняка, прост, как у сифилиса. Иначе тэры не размножались бы инициированием. «Куколок» не вот пруд пруди, поэтому эволюционно необходимо, чтобы передача импульса на перерождение производилась наиболее простым и неприметным способом. И никаких тебе плясок с бубном или зажигательных постельных сцен с кровопусканием. Всё проще. Ну, не то, что достаточно поцеловаться, но даже малой доли крови в контакте будет довольно. А уж вывести тебя из строя на пару минут… Ну, давай не будем устраивать детский сад с взаимными уверениями в твоей крутизне! Его возможности плюс ваши душещипательные беседы тет-а-тет — достаточные условия для тесного контакта. А уж от него до обмена жидкостями…

— Ёмть! — Михаил ощерился. — Да ты в своём уме?!.

— Да плевать, в каком я уме! Не обо мне речь, — хмуро отозвался Юрий. — Я тебя прошу — слышишь? прошу! — быть предельно осторожным! Здесь речь идёт о том, что сейчас ты человек, а одно неловкое движение и уже не-человек. И после этого — адьёс, амиго, и пиши письма из-за стен лабораторий «Р-Аверса»… Тебе это надо, Мих?

— Не надо, — задумчиво ответил он, остывая. — Есть серьёзное «но», Юр… Если его цель действительно моя инициация, то он — гениальный актёр с выдержкой Штирлица. Он ни разу себя не выдал и не сделал ни одного движения ко мне. Всегда инициатором разговора выступаю я.

— Однако, не довод, — отвернулся Зубров. — Возможно, он на твоё подсознательное воздействует? Если тут собаки мозги редактируют, то что может подготовленный человек?

Медведев пожал плечами. Не убедил. Но заставил задуматься.

— О чём, хоть, говорили? — наконец, поинтересовался Юрий. Михаил вкратце пересказал диалог с тэра и, склонив голову, стал ждать выводов аналитика. Зубров молча хмурился, щурясь на снег и недовольно поводя плечами. Потом вздохнул:

— Жаль пацана…

— Почему? — Удивился Медведев. — К своим вернётся. Разве не хорошо?

Юрий покачал головой:

— Нет, Мих, не хорошо. Нет, хорошо, конечно… Но не то «хорошо», что могло бы быть. Вот он и выбирает, чтоб хоть как-то.

Снег укрупнился. Уже не маленькие, едва приметные искорки летели с небес, а серые комья, больше напоминающие тополиный пух. Только обжигающе холодные. Они летели крупными сгустками и тяжело плюхались о поверхности, сплющиваясь и неровно смазываясь по краям.

— Скоро ветерок прижмёт, — хмуро напророчествовал аналитик. — Тучи бесятся… Сейчас опустятся пониже и тогда нехило накроет. Ещё пожалеем, что здесь сидим. Голый камень под жопой, над головой — хлябь, и скрыться некуда.

— Да уж, — зябко поёжился на прогноз друга Михаил. — И чего мы тут окопались? Надо было топать! Если точка в пределах часа пути, то добрели уж как-нибудь… А?

— Нда, — усмехнулся Зубров. — И только сейчас опомнился! А теперь уже поздно метаться. За прошедшие часы стервы на подступах такое, поди, развернули. За здорово-живёшь не прорвёмся однозначно. Не с нашей подготовкой и не нашим боекомплектом. Тут посерьёзнее калибры нужны.

Медведев насупился. В этом свете картина становилась мрачной. Глухо тукнуло сердце, когда подумалось, что, вероятно, Всеволод действовал в своих интересах, докладывая на далёкий пост «Щитов» о тяжелораненом в отряде, невозможности двигаться и отсутствии чувствования точки сборки. Не так уж всё и плохо было… И, наверняка, могли они двигаться, и направление бы правильно определили. И, если бы он задумался раньше, то отряд уже давно выходил в ущелье родного мира. Были бы дома…

— Того… «раверсника» бы забрать… Которого убили у кромки леса, — нахмурился Медведев.

— Вряд ли, — тихо отозвался Юрий. — Во-первых, стервы его утащили подальше, а, во-вторых, «щиты» тэра не захотят рисковать шкурами ради тела не своего человека.

— Пожалуй, ты прав… Но обидно чертовски.

— Да. Плохо помирать вот так, но ещё хуже вот так покоиться…

Замолчали. Медведев достал пачку и закурил. Красный огонёк сигареты — маячок тепла в серой карусели снега.

— Вон. Топают, — кивнул на тропу Юра-сан, — Поднимай своего Мауглю.

Михаил выглянул в проём между камней. Сверху было хорошо видно лоб высотки и качающиеся вдали тёмным облаком под серым покрывалом кроны деревьев. Из-под них в полной тишине и потрясающем спокойствии группа вооружённых людей уверенно выдвигалась в направлении домена.