Глава 12

Медведев почти подошёл к проёму, когда тэра сорвались с мест. Он не видел краткого жеста Яромира, но действие его оказалось сродни стихийному бедствию. Тело замесило неведомыми силами и оттащило от портала в центр домена. Только оказавшись перед ведущим «щитов», «таёжник» понял, что руки ему заломили двое воинов.

— Королева права… — Яромир закутался в куртку. — Требуется серьёзная причина, чтобы позволить тебе уйти. И, пожалуй, её угрозы не того уровня…

— Ты спятил? — Медведев рванулся к Ведущему, но захват тэра оказался крепок. — Всех положишь!

— За тебя пойдёт другой, — ответил он и отвернулся: — Мне нужен доброволец!

Люди переглянулись.

— Яромир! Мать твою за ногу и на скамейку! — зарычал и забился Михаил. Тэра вынужденно усилили хват, железно привязав к себе «таёжника». Он продолжал вырываться, ощущая как трещат напряжённые сухожилия. Уже понимая своё бессилье. И от неспособности принять его, боролся до конца. Как до этого Зубров.

— Мне нужен доброволец, — повторил Яромир. И произнёс это скучно и безразлично, как ничего не значащую новость.

— Я!

— Я.

— Я…

— Мать… — процедил Михаил и плотно замкнул глаза. — Да что ж вы делаете, ироды…

Три человека назвались почти одновременно, переглянулись меж собой и замерли. Решение оставалось за Ведущим. Яромир задумчиво рассматривал добровольцев. Он не выказал удивления, явно ожидая ответа именно этих людей.

Маугли. Святослав. Юрий.

Ведомый, встретивший старшего среди врагов. Страж-сирота, нашедший нового оберегаемого и возможность реабилитироваться перед своей совестью. И близкий друг.

Михаил почувствовал, что сердце проваливается в «воздушную яму», ухает куда-то вниз, словно срываясь в пропасть. Попросил в серую спину вставшего перед добровольцами ведущего:

— Яромир, не делай этого! Там меня ждут! Понимаешь? Меня!

— С нами сражались охотники-скопы, — не оборачиваясь, отозвался тот, — Это один из нижних уровней иерархии стерв. Мозгов у них, как у курицы. И все люди им на одно лицо. Наверняка не смогут опознать того, кто убил Сирина…

— Христом-богом прошу… Мне есть почему идти, а им-то за что?! Оставь мне — моё!

— За что? — переспросил Яромир устало: — Раз вызвались, значит, есть что-то в твоей жизни такое, за что готовы платить. Они это чувствуют. И я чувствую. Не могу определить сам, но знаю, что окажись здесь кто-либо из высших, или Талик был бы жив, — установили бы, что в твоей судьбе намечено… Пока я вижу только то, что ты — потенциальный тэра с возможностями Ведущего. Вероятно, поэтому школа, к которой относится твой страж, и взяла тебя под свою опёку. Храм Сваро-га, если не ошибаюсь? — повернулся он к Зуброву.

— Да, — угрюмо подтвердил тот, — линия Пересвета, школа высшего круга.

— Моё почтение высшему. — Яромир церемониально склонил голову, руки вскинулись в кратком жесте и снова опали, прячась в кармане анорака. — Быть может, скажешь, за что сейчас к стервам пойдёт человек?

— Нет.

— Послушание молчания?

Юра-сан коротко кивнул и с нажимом произнёс:

— И поэтому, Одинат, идти должен я. Я знаю, за что. Для меня это не абстрактные ценности. А моё стражество Святослав примет.

Упомянутый тэра мрачно посмотрел на Зуброва и покачал головой, отказываясь от великой чести.

— Сваро-га, — задумчиво повторил Яромир, — Вы, кажется, опекаете детей с пророческим даром?

— Не спрашивай о его сути, Ведущий. Ответа ты не услышишь, — не повёлся Зубров.

Яромир пожал плечами.

— Юрка, не дури… — зарычал Михаил. — Сукин кот, я ж тебе…

— Пойдёт Святослав, — устало оборвал Ведущий «щитов».

Медведев выдохнул и поник. Было понятно, что со своими людьми Яромир поступит так, как решил. Да и, в конце-то концов, все «таёжники» оставались здесь, за защитой стен, возле сердца. И, даже понимая, что это «немножко» предательство, поступить иначе уже не мог.

А внутренняя готовность, возникшая после трудного выбора, стала таять, как леденец на языке. Сам себе он мог признаться — с того момента, как тэра схватили его у выхода, просто бешено захотелось жить. Так, чтобы детей наделать побольше, жену в Сочи вывести, — она давно просила, — да и элементарно уйти в отставку и посадить дерево, а лучше десяток поровну плодовых и любимых хвойных, и построить дом где-нибудь в лесу. Ходить на речку рыбачить, землю возделывать, охотиться… Баню поставить, по выходным ждать друзей из города, жарить шашлыки и всю ночь сидеть с гитарой на дворе до первых проблесков зари…

Святослав согласно кивнул на команду Ведущего и расстегнул куртку. Вытащил пистолет и нож и на мгновение задумался — кому передать. Взгляд скользнул по лицам и остановился на Маугли, всё также напряжённо стоявшем рядом.

— Держи. Пригодится.

Всеволод шало потянулся. Только взгляд кинул на Зуброва: «можно?», — но тот не отреагировал. Святослав передал оружие. Напоследок снял с запястья массивные часы и сунул в ладонь ведомому:

— А это тебе на счастье. Сомнительное счастье от сироты, — усмехнулся и вопросительно взглянул на Ведущего, — Можно идти?

Яромир кивнул. И он направился на выход.

— Мать вашу… — процедил Медведев. — Отпустите, черти! Никуда не денусь!

Яромир кивнул и тэра отпустили.

Михаил на вмиг одеревеневших ногах шагнул к несостоявшемуся стражу, никак не решаясь посмотреть ему в глаза.

— Ты… короче…

— Ничего не говори, — остановил он. Взял под локоть, как если бы руку пожал, и, обойдя, пошёл дальше.

А Михаил потянулся к локтю, который только что сжимала чужая рука, не дотянулся и замер так, пустым взглядом глядя в след уходящему.

Что-то произошло. Словно попал под взрывную волну. Жарким воздухом обдало тело. Нет, не так, как если бы повеяло теплом. Жар миновал одежду, сразу приникая к коже, вонзаясь и пронзая до самых костей. Точно оказался обнажённым рядом с протопленной печкой. Или нет — выпил и закусил и вышел из дома на холодную улицу. Ощущаешь, что вокруг холод, но он не допускается внутрь ни разогретым телом, ни распаленным сознанием. Стало легко, тепло, свободно. Лишь локоть, только что сжатый крепкими пальцами, ломило. И в глазах… Он решил сперва, что просто померещилось. Камни домена, только что валяющиеся грудами или стоящие застывшими истуканами по периметру, показались дышащими. Словно огромные мохнатые чудовища, лежащие в долгой спячке — тяжело вздымаются бока и едва слышно рокочет в лёгких воздух. А потом он понял, что стоит в каменном мешке… И глыбы — это стены колодца… Над ними звёзды, но и те — всего лишь дыры колодцев, из которых пытливо и насторожено смотрят такие же, как он. Хотя, возможно, совсем не люди. Захотелось крикнуть им слова приветствия и убедить, что он, как взъерошенный брошенный котёнок в холодном подъезде, а, значит, и ему нужно тепло и понимание...

Перед глазами ходила ходуном тёмная фигура Зуброва. Юрий прятал глаза и что-то бубнил, бубнил, пытаясь достучаться до сознания друга. Медведев и хотел бы выслушать и понять, но камни вокруг дышали всё быстрее, всё чаще вздымались и опадали заросшие то ли седой шерстью, то ли белёсым мхом, то ли снегом бока, и сердце стучало в такт этому ритму. Хотелось двигаться, плясать, размахивая лапами, загребать воздух в кучи, взбивать небо как перину и чувствовать его тугую вибрирующую силу. Ощущать сопротивление натянутых волокон, спутывая их меж собой ударами огромных рук. Огромных! Медведев вдруг понял, что они стали так велики, что больше похожи на ковши экскаватора, чем на человеческие руки. А потом и остальное тело разбухло, будто тесто в кадушке, распухло во все стороны, оставшись тонким только на местах соединений костей. Как лошарик из мультфильма! Он попытался двинуть рукой, чтобы остановить навязчивое мельтешение друга перед глазами, но сперва промахнулся по фигуре, а потом едва дотронулся и тут же увидел, как Зуброва относит к дальним камням домена. Как в голливудском боевике. Красивой, динамичной дугой. Юрий летит, взмахнув ногами, очень долго. За это время сердце успевает ударить с десяток раз. Огромная рука-ковш опадает, словно кончился завод, а другая и рада бы помочь, да сама наливается тяжестью. А Зубров всё летит… Уже видно, что падение придётся на спину, что на месте приземления камни, что Юрий с трудом успевает вывести руки для защиты тела…

— Он же плывёт!

Крик Всеволода достиг сознания, но остался непонятым. Плывёт — это как? Плывёт — это, значит, по воде. Следовательно, должна быть вода… И Медведев ощутил, что мир наполняется водой. Она прибывает из камней, сочась через трещинки, и заполняет пространство вокруг него…

— Мешок! — Крикнул Яромир

Спустя миг несколько спальников упали на Михаила сверху, плотно зашторивая от него мир. Тэра умело расправляли на фигуре одеяла, пеленая, словно пауки добычу.

— Я поведу! — Заторопился Всеволод, беспокоясь, что первую партию в оркестре предложат другому.

Яромир глянул внимательно, и Всеволод вспыхнул и тут же побелел, стискивая зубы. Но Ведущий не стал испытывать его нервы:

— Давай, — кивнул он и повернулся к своим: — Заставьте его думать о жизни!

Двое тэра, занявшиеся пеленанием Михаила, сшибли его с ног и легли сверху, плотно прижав к земле. Всеволод, скинув куртку, лёг третьим, ближе к голове и тут же со всей силы обхватил-обнял его за плечи.

Михаил не почувствовал, как приблизилась земля. Просто внезапно она оказалась под телом. Сама. Не он к ней, а она к нему приникла, прижалась каждой ямкой и каждым бугорком. А потом пришло понимание того, что из лёгких выдавливают воздух. Настолько мощно захватили за корпус чьи-то руки. Надавили так, что рёбра тоскливо затрещали. Попытался вырваться и понял — всё тело связали три кольца. Корпус на уровне груди держал один воин, талию с прижатыми к телу руками — другой, а колени — третий. К тому же все трое давили на него весом. И двигаться под таким натиском было нереально. Но… и дышать было, по сути, нечем… Несколько слоёв ткани делали невозможным доступ воздуха. Вдох, случившийся в момент захвата, растратился на возможность сберечь рёбра, выдохнул, и дышать тем, что оказалось в воздушном кармане под спальниками, стало неприятно — голову заломило почти сразу. Если бы не подготовка к высокогорным переходам, то уже не смог бы и двигаться, лишь вяло сопротивляясь. А так — силушки ещё хватало.

— Какого хрена? — прохрипел Михаил на остатке тяжёлого выдоха.

— Выбирайся! — крикнул Маугли. — Бейся, что есть силы! Не вылезешь — сдохнешь!

Объяснения оказались более чем понятны. Перспектива задохнуться в дружеских объятьях, приправленных запахом пота от влажных спальников, его не радовала. Тело изогнулось в тяжёлом прогибе, мощно заработала спина. Михаил забился, словно рыбка, попавшая на берег. Вверх-вниз, вправо-влево! Неожиданными резкими рывками и постоянным движением плеч. В голове зашумело, от перегрузки пришлось зажмуриться, но руки стали выскальзывать из одеял, стремясь сбросить ненавистные тряпки. Рывок, рывок, рывок…

Когда освободились руки, он растолкал удерживающих людей и сорвал с лица одеяла. Запрокинулся, открытым ртом хватая воздух. Задышал часто и глубоко, выгоняя из тела жар и болезненность. Под одеждой стекал пот, пальцы дрожали, а взгляд лихорадочно метался по окружающим. Благо, все были заняты: Всеволод проверял его пульс, двое других участников дружеской игры в удушение паковали спальники, Яромир сидел рядом на корточках и задумчиво рассматривал что-то в небе, четвёрка тэра мягко, но необоримо удерживали Катько и Батона от точки основных действий, а ещё двое восстанавливали Зуброва. Кивнув «таёжникам», Медведев, ещё не в состоянии подняться на дрожащие от напряжения ноги, сосредоточил внимание на друге. Юрий сидел, изредка прикладываясь к фляжке, и, игнорируя его, смотрел на камни. Его левая рука, принявшая вес при падении, выглядела неестественно свёрнутой. Располагающийся рядом тэра приноравливался вправлять вывих.

— Юрка…

— Сейчас вправят, будет, как новенький, — успокоил Яромир, заметив его взгляд.

— Что ж мы так… — Михаил взялся за голову. — За один день столько наворотили! А ведь друзья, ёклмн…

— Это естественная ситуация, — отозвался Ведущий, — Ты трансформируешься, изменятся и ваши отношения. Такова доля стража — чувствовать, как его перерастает охраняемый. За последние сутки ты здорово поменялся, но Юрий ещё не вполне осознал, что его время приходит к концу. Что дальше вести будешь ты… Без помощи и советов.

— Чёрт побери, Яромир. Думаешь, мне это надо?

— А это никому из нас не надо. Стоящий ведущий не из тех, кто любит командовать…

— Да я не про то… Для меня Юрка — не страж. Друг. Это другое, понимаешь? Что бы там ни было меж нами… И каковы причины этой дружбы… Ты не думай, я понимаю, что его ко мне приставили, что он вынужденно рядом. Что ему пришлось подстраиваться под меня, подлаживаться, прогибаться. И всё это не по его воле, а по приказу вашего командования… Но…

— Стражество тут ни при чём, — отрезал Яромир. — Не хотел бы он быть рядом — не был бы. Стал бы тенью. Или, напротив, был постоянно на глазах, но близким человеком не стал. Мог бы и врагом прикинуться. Да мало ли… Страж сам решает, как он хочет служить. Его в этом не неволят. А вариантов достаточно.

В голове гулко зашумела кровь. То, что неприметным ручейком подтачивало изнутри, стало видимым, словно Ведущий поднёс к душе факел и осветил её тайные закоулки. Проблема была не в Зуброве. Михаил повернулся к другу вовремя, чтоб успеть увидеть, как тот дергается от боли во вправляемой руке. Белые губы дрогнули и снова сжали горло фляжки.

— Ты ещё слишком мало знаешь нас… и о нас…

— Я стал тэра?

— Нет. Приблизился, но не стал. Ты всё ещё «куколка». Но уже набирающая мощь.

— Я буду тэра?

Яромир пожал плечами и усмехнулся:

— Если захочешь. Любой из нас может помочь тебе в этом… Только, боюсь, Юрка твой будет рвать и метать…

— Почему? — спросил он и тут же постигнул сам: — Потому что страж следит, чтобы куколок не инициировали?

— Чтобы их не обратили ненужной кровью, — одобрительно кивнул Яромир. — В некоторых случаях, это оказывает решающее значение на будущую судьбу тэра.

— Ясно, — он вспомнил, как Юрий нервничал, оставляя его наедине с Всеволодом, как нагонял страху о возможной инициации. — А в чём отличие моей крови? Зачем ты её просил?

Яромир сощурился, вглядываясь в собеседника, а потом медленно заговорил:

— А ты считаешь, что у куколки — другая кровь? Или у человека? У нас одна кровь, Михаил. Если тебе потребуется переливание — подойдёт и кровь твоих людей, и моя. И так же — мне. Суть не в составе крови. Суть — в её судьбе. Кровь тэра, попадая в куколку, действует как первый камень в лавине. Она провоцирует изменения, которые уже кроются в человеке. Но, одновременно с этим, она задаёт направление им. Особенно, если кровь сильна. Кровь человека действует также на тэра.

— Обращает его в человека?

— Нет. Тэра — это необратимое изменение. Но кровь человека может ослабить тэра… Лишить его некоторых пониманий, части мировоззрения… И, чем сильнее кровь, тем мощнее воздействие…

Понял Медведев практически сразу:

— Моя кровь станет оружием? — медленно выговорил он.

— Если выберемся. Если договор будет подтверждён. Если…

— Нет.

— Нет, — лениво кивнул Яромир.

Вдалеке зашумело, загудело, засвистело… Ведущий напрягся, вслушиваясь. И вдруг махнул рукой своим и рявкнул, перекрывая нарастающий гул:

— Гамаюн! Ложись!

Тэра команду осознали, зная источник опасности. А люди попросту повиновались автоматически. Реакция на такие приказы вбивается в крестец частыми и нудными повторами.

— Сюда! — Рыкнул Яромир, пихая Медведева под защиту камней.

Рядом рухнул Всеволод, подкатился под бок, приготовившись к стрельбе.

— Недомерок! Придержи пресветлого, — перекрыв гул, рявкнул Яромир.

Потянул гайтан, висящий под свитером, и сунул в зубы деревянный медальон. Пристроил на камнях автомат и огляделся — большинство тэра уже вдавливали в камни людей, прикрывали собой, укладываясь со всех сторон. У всех были серые лица и каждый стискивал зубами деревянный овал медальона со знаком школы.

Отбросив от себя тэра, пытающегося вдавить его в щель меж камней, в два рывка рядом оказался Юрий. Упал с другой стороны от Медведева, пихнув в сторону уже прикрывшего его тэра. Быстро распорядился, крича почти впритык, чтобы было слышно за гулом:

— Ляг на бок, ноги к себе, руками зажми уши, в рот — шапку.

— На фиг? — проорал Михаил, но шапку с головы стащил.

— Гамаюн орать будет, — коротко пояснил Всеволод с другой стороны. Дождался, когда Пресветлый исполнит команду и обнял его руки на голове, железными тисками сжав и лишив возможности двигаться.

Обзор оказался закрыт, поэтому Медведев так и не увидел, когда прилетел Гамаюн. Крика он тоже не услышал. Просто внезапно голову словно просверлили от уха до уха. Одним тонким длинным сверлом. И тело забилось в диком ритме, которому подчинились и сердце, и мышцы. Заходили ходуном конечности, судорогой свело и задёргало лицо и шею. Пальцы скрючились. И всё это — на фоне странной тишины, в которую упало сознание. Всеволод сдержал корячащееся тело на те несколько тяжёлых долгих минут, что длилась звуковая атака. Когда отпустил Пресветлого, тот, расслабляясь, только выдохнул:

— Соловей-разбойник, мля…

Всеволод стёр с носа кровь, посмотрел в дрожащую окровавленную ладонь:

— Нет. Соловей-разбойник другой.

— Ёксель… — устало выдохнул Михаил, — а я-то это так, к слову… Какая ж всё-таки недетская сказка у нас получается…

Всеволод пожал плечами. Кровь из носа не унималась, и приходилось безостановочно вытираться.

Медведев приподнялся на подрагивающем локте и осмотрелся. В домене ничего не изменилось. Вроде и коврового засевания металлическими зёрнами не произошло, и даже стрелять никому не пришлось. Неподалёку, скорчившись, сидел Батон и тряс башкой, словно заведённый, вытряхивая незримые лезвия из головы. Катько рядом приводил в чувство Родимцева. Судя по всему, все живы и почти невредимы. Однако Ведущий Тэг Щитов был хмур и бел.

— Что такое, Яромир?

— Святослав раскрыт.

Глаза его невидяще устремились вдаль, смотря сквозь каменный проём на покатый склон, завьюженный пургой.

— Надо было мне идти сразу…

— Нет.

— Но сейчас ещё не поздно.

— Поздно.

— Яромир!

— Он возвращается.

Когда человек перешагнул за черту внешнего кольца домена, его уже ждали. Падающего приняли на руки, донесли, расположили. «Таёжников» тэра однозначно оттеснили. Может, показывали им, кто здесь свой, а кто — не очень, а может, просто не стоило людям этого видеть.

Медведев, как обычно, демонстрацию проигнорировал. Ввинтился в массу тэра, пробурился меж спинами и оказался точно за Яромиром, склонившимся над лежащим. Один взгляд и стало ясно: Святослав — не жилец. Если и было на теле место, которое не располосовали бы когти гарпий, то Медведев его не видел. Даже внутренние стороны плеч и бёдер кровоточили долгими порезами. Волосы на голове слиплись от крови, застыв ассиметричной массой. Одежда висела чёрными, тяжёлыми лоскутками. Запах крови, перемешенный с уже знакомым запахом гарпий, бил по ноздрям невыносимой смесью. Михаил стиснул зубы, подавляя тошноту. Сжатые кулаки подрагивали, плечи напряглись. Но вокруг все молчали, и он тоже не издал ни звука. Тэра же дрались за жизнь. И Медведеву казалось — совершали ненужные действия, которые могли бы успокоить совесть и дух, но не помогли бы умирающему выжить, хорошо, если б хоть облегчили страдания.

Святослав приоткрыл глаза и нашёл взглядом Ведущего. Яромир тронул порезанное ассиметричное лицо кончиками пальцев. Странным, неуловимо важным движением погладил вспухшую на кровоточащих порезах кожу, словно передал энергию или что-то, что нельзя произнести вслух.

— Ты оплатил смерть Талика. Иди свободно.

Губы Святослава дрогнули. Взгляд метнулись дальше, выше и нашёл Медведева.

Михаил колебался всего мгновение. Придвинулся, склонился. Почти как Ведущий тэра до этого тронул висок умирающего, единственно оставшийся без раны, погладил и через силу улыбнулся:

— Ты хороший страж, Святослав. Иди с миром.

Только теперь умирающий закрыл, почти зажмурил глаза. И расслабился.

Краем глаз Михаил успел заметить задумчивый взгляд Яромира. Тот явно собирался о чём-то спросить. Не успел…

— Отдайте! Отдайте! Отдайте!

Напрягшись, Медведев развернулся на крик.

Родимец катался по камням, выкрикивая, как заведённый, одно и то же, и руками расцарапывал себе горло. Несколько тэра слажено прижали бьющегося к земле, но даже их вес не помог — Игнат выгибался, почти сбрасывая бойцов, и продолжал кричать. Изо рта летели брызги. Слюна пополам с кровью. Ударился головой, руками, ногами — раны множились при каждом движении. Полынцев бросился на ноги Родимцева — остановить, — прижал, да напоролся на выброшенное прогибом колено. Заматерился глухо, утёрся, снова навалился и, наконец, придавил.

Михаил подскочил, было, но Яромир удержал — стиснул плечо, рванул за себя, не позволяя влезть вперёд. Подошли вместе, когда вокруг Родимца уже сгрудилось несколько тэра.

— Фляжку! — рявкнул кто-то.

Тэра пытались разжать зубы Игнату, чтобы влить свой напиток, но челюсти свело намертво. Закаменело тело, став равным тугому переплетению металла и камня. И тянулся бесконечный вой, перемежающийся всхлипами-вдохами. Тянулся, тянулся, тянулся… И стал переходить в хрип, когда из ушей лейтенанта полилась кровь. Тэра, оказывающий помощь, поднял взгляд на своего старшего:

— Кончается. Парня держат на коротком поводке. Волю передали, теперь убьют.

Медведев дёрнулся:

— Я сейчас выйду!

— Не успеешь, — задержал его за локоть Яромир. Посмотрел, и тут же отвернулся от сумасшедшего взгляда таёжника. — Просто скажи ему. Вслух. Гамаюн на него настроена, захочет услышать — услышит.

Михаил решительно шагнул вперёд, оттолкнув тэра, наклонился над Родимцем, стиснул его голову руками и отчётливо прокричал, так, как привык приказывать:

— Оставь его! Сейчас! И я выхожу! Оставь его! Поняла, тварь!?

Родимцев безвольно обвис. Переход оказался настолько быстр, что Михаил замер, боясь страшного. Нет, Игнат дышал. С трудом, с присвистом, но — дышал. Капитан положил голову друга на подстеленную кем-то куртку. Поднялся. С замершего поднялись и «таёжники». Слова командира слышали все. Михаил обернулся.

— Отошёл, — доложил хмурый Всеволод, возникший за спиной неожиданной тенью. Тёплой, защищающей тенью.

— Я понял, — отозвался капитан и отвернулся.

Смотреть на вытянутое тело на тёмном окровавленном снегу ему не хотелось. Главное Святославу сказать он успел. Остальное не так важно. А что уж совсем невмоготу будет при себе удержать — так ненадолго расстались. Если есть какие-нибудь загробные миры, то встретятся и договорят. И, судя по всему, скоро встретятся.

— Я ухожу, — просто сказал Медведев и протянул руку попрощаться с «таёжниками». — Спокойного вам возвращения!

— Да уж… блин… спокойного, — Батон отвернулся и яростно высморкался.

Катько в ответ на рукопожатие попросту притянул к себе и заграбастал в объятия. Похлопали друг друга по спине.

— Яромир, — Михаил повернулся к Ведущему, — Не задерживай меня. Второй такой обман стервы не простят.

— У нас был шанс, и мы его использовали, — спокойно отозвался тот.

— Да, — кивнул Михаил, — Я понимаю — ты бы себе не просил, если бы не попытался. Теперь шансов нет, — и обратился к «раверснику», стоявшему особняком: — Степан… Когда вернётесь… Ребят моих…

— Без вопросов, — Полынцев кивнул, — Отмажу, насколько возможно будет…

— Спасибо. Юр-сан…

Зубров кинул на командира и опять отвёл отрешённый взгляд.

— Юрка… — Михаил вздохнул, подошёл, цапнул друга за здоровое плечо. Развернул к себе и стиснул плечи. Крепко жать не стал — побоялся за травмированную руку, подтянутую косой перевязкой к корпусу. Зубров, поведя плечами, выскользнул из обхвата. Угрюмо отозвался, отведя глаза:

— Я с тобой иду.

— Нет!

— Да. Сиротой-стражем я не останусь…

И так это произнёс, что Михаил растерялся. Столько услышал в голосе Зуброва неприкрытого упрямства и затаённой глухой тоски, что и сказать-то в ответ оказалось нечего. Как за спасением кинул взгляд на Яромира — «Задержишь?». «Нет», — покачал головой Ведущий — «И не могу, и не хочу». Повернулся, было, к Катько, но Юрий понимающе хмыкнул:

— Не суетись, Мих. Пока ещё субординацию никто не отменял… А я пойду по-любому.

Медведев выругался — будто заряд картечи в воздух выдал — и тут же пришли мысли и о том, что Юра-сан — всё вполне понимающий, адекватный и ответственный мужик, сам решающий за себя… И о том, что судьба сироты-стража, видимо, совсем нестерпима, если сейчас он готов не просто на смерть, но смерть, возможно, жутчайшую.

— Ну, и дурак, — резюмировал Медведев хмуро.

— Чья бы корова мычала! — отрезал Зубров.

Михаил нахмурился, но отвечать уже не стал.

— Юрий, — позвал Яромир, — Вероятно, будет возможность связаться со Свар-гом… По такому-то поводу…

Зубров устало прокомментировал для командира:

— Наши Школы друг друга на дух не переносят. Но встреча здесь, действительно, не плохой повод помириться.

— Хоть что-то хорошее, — пробурчал Медведев, подтягивая шнурки на берцах.

Юрий повернулся к Ведущему:

— Да, я принимаю Вашу помощь. Сообщите в Школу о том, чему были свидетелями… И вот что ещё…

Он присел и одной рукой вытащил из кармана блокнот и карандаш. В сумеречном пространстве белый лист на колене выделился, словно светоотражающая заплатка. Быстрая записка всего в пару слов. И Юрий сложил лист.

— Вот это прочтите после того, как мы выйдем из зоны видимости. И передайте это в Сварог.

— Хорошо. — Яромир задумчиво покусал губу. — Мне кажется, я представляю, что там…

— Счастлив ваш Бог, — усмехнулся Зубров.

— Да уж…

Всеволод быстрой тенью оказался рядом с Медведевым.

— Пресветлый… И я пойду с вами…

Михаил обернулся. За последние сутки почти постоянного сна бывший пленник, а ныне — член отряда, несколько восстановился. Ушли с кожи синие разводы, только кое-где оставив тёмные кривые, обозначающие границы спавших синяков. Практически прошла лихорадка. Только острость появилась в чертах. Да глаза стали тусклыми, словно неживыми.

— Нет. Не пойдёшь.

— Пойду. Даже, если прикажите остаться, — упрямо ответил Маугли.

— И прикажу, — усмехнулся Медведев. — И заставлю.

— Пресветлый!

— Разговор окончен! Идёшь с Яромиром! — и оттолкнул парня прямо в грудь стоящего за ним ведущего «щитов». Тэг успел вовремя схватить за плечи мальчишку, удерживая от непоправимого.

От бешеного рыка и толчка Медведева Всеволод стал белым. Косо летящие иглы снега ужалили в лицо. Мгновение помедлил, а потом, стряхнув с себя руки ведущего, склонился в традиционном для тэра полупоклоне. Принял. И подняв плечи, ушёл.

Михаил огляделся в поисках того, кому можно было бы доверить подопечного. Отставлять его просто так показалось непредусмотрительным, и даже преступным. Что-то связывало их, какая-то странная симпатия. И в ней он чувствовал за собой ответственность, чуть ли не выше той, которую нёс за «таёжников». Огляделся. Яромир исподлобья смотрел остро, выжидающе. Катько понимающе вытянулся в ожидании приказа. Только ни просьбы, ни приказа к ним не последовало. И тот, и другой и без последней воли уходящего последят за судьбой Маугли. Это Медведев хорошо чувствовал. Поэтому взгляд метнулся дальше, туда, где и нельзя было бы найти рай для пленника.

— Степан, слышь… Последи за Маугли. Прикипел я к пацану…

Полынцев помолчал, задумчиво потёр щетину. И кивнул.

Только теперь на душе Михаила стало легко. Если так долго раверсник решал для себя принять или не принять просьбу, значит, понимал, что за ней стоит. Значит, как бы оно не было дальше, а у него не будет к пленному вопросов. И, когда перейдут границу миров, Маугли будет свободен. И волен уйти со своими. Даже если и найдутся те, кто захочет воспрепятствовать уходу бывшего пленника. Ничего у них не выйдет. Потому что слово капитана «Р-Аверса» — это тебе не шоколадка, тающая во рту. Это булыжник, которым можно и здорово подавится.

Михаил кивнул понимающе и благодарно.

Вот, теперь, действительно, всё.