Глава 19

Гнездо встретило открытыми воротами.

Огромный круглый портал с поднятыми под потолок металлическим жалюзи, толщиной с локоть, напоминал скорее транспортный люк звёздного корабля, чем подъезд. С боков входа на стенах повисали каменные коконы-балконы, с которых вниз, на пришельцев, смотрели жирафоподобные звери, на шеях которых виднелись привязанные трубки. Дымящиеся жерла явно указывали на сущность живых орудий. Проверять, что там — газ, горящие смеси или пороховая система — совершенно не хотелось. Может быть потому, что звери зорко нацеливались на чужаков, синхронно с их перемещениями двигая змеиными головами. Медведев кожей чувствовал их плотоядный интерес к нему, верно несущему его на себе Пушку и строгому каре людей и тэра вокруг.

— Артиллерия. «Земля — воздух». Змеи Горынычи…

Медведев обернулся на голос. После ранения Яромир стал скуп на движения и эмоции, но сохранил прямую осанку и ровный тон. И одно только небо знало, что это ему стоило. Михаилу как-то пришлось спускаться с гор с переломанными рёбрами, потому он представлял себе, что такое удерживать спину прямой и сохранять пусть поверхностное, но спокойное дыхание. Ему тогда не удавалось ни то, ни другое. Яромир же уверенно сидел верхом на скимене, и лишь капли пота на висках говорили о состоянии одината. Тэра восстановили ведущего, насколько смогли, насколько самих вскладчину хватило, а всё равно — видно, что человека штормит, что движение ему не в радость и подтачивает изнутри боль. «Щиты» подле ведущего, стремясь сохранить вид безучастности, незаметно поглядывали за командиром. И то, что они готовы в любой момент подставить плечо, подхватить с седла или закрыть собой, чувствовалось в напряжении спин, повороте плеч и намерено отведенных взглядах. Михаил и сам себя ловил на том, что оборачивается к одинату, когда скименов от усталости качает на неровностях. Хотелось увериться, что Яромир продержится, но просто предложить помощь не мог. Натыкался на острый взгляд одината и тут же понимал, что не стоит.

Снова тряхнуло, да так, что Михаил сам едва удержался на спине скимена. Беспокойно обернулся вправо, встретился с сухим холодным взглядом Ведущего «щитов» и, спешно отвернувшись, заговорил, отвлекая и отвлекаясь от происходящего:

— Удивляюсь беспечности охраны. Тут к ним целая вооружённая процессия после того, как покрошили их пост, а они сидят — не шевелятся.

— Нет нужды в беспокойстве, — тихим колокольчиком прозвучало в воздухе. — Гнездо радостно и светло ждёт прихода Отца! Прилёт Влекомого в объятия сладкотелой Королевы ждут веками…

Голос Стратим не выражал ни гордости, ни обиды, только констатация. Но людям, услышавшим её, от этого легче не было. Родимец напрягся, Батон сквозь зубы выматерился, исподлобья оглядываясь, а Катько хмуро повёл плечами. Есть особое чувство неприятия, когда с тобой разговаривает тот, кого нельзя увидеть. Появляется ощущение, что невидимка стоит у тебя за спиной и готов в любой момент недобро подшутить.

— То есть — Топтыгину ничего не угрожает? — поинтересовался Катько.

Помедлив мгновение, Стратим снизошла до разговора с рядовым человеком:

— Никто не поднимет пера на летящего в Гнездо Финиста, влекомого страстью и силой. Только радость и свет ждут его. Только объятия Рарог и обращение в Отца, вечно горящего светом созидания.

— То-то ему ребра промяли! От великой любви и радости, видать! — хмуро огрызнулся Батон.

— Умерший, но быстро доставленный королеве во дворец или Храм, он был бы сожжён и оживлён обновленным, — ровно отозвалась стерва. — И стал бы Фениксом, возрождающимся из пепла. Так поступают с финистами, дабы они стали настоящими созидателями, и поступают с устаревшими отцами для обновления, когда они становятся немощны от старости или умирают от ран. Обновлённый Феникс-муж — желанный свет для Рарог и ликующая сила для Гнезда. Обновление — это хорошо! Лишь одно лишает радости делать это вечно — хрупкость человеческого сознания. Оно стирается до младенческого при частых возрождениях.

— Приятная перспектива, — поперхнулся Михаил.

— А остальные люди? — вклинился Полынцев.

— Свита Влекомого не важна. Пока она рядом с ним и не мешает — она не нуждается в умерщвлении. Но, если Финист не захочет идти к сладкотелой сам — они станут его слабиной.

Медведев задумчиво повёл плечами. Зубров, шагающий рядом с Пушком, усмехнулся, словно поймал его тайные мысли. Подмигнул ободряюще.

— Значит, я в Гнездо могу пройти свободно… — кашлянул Михаил. — А ты?

— Я — нет, — сухо отозвалась стерва.

Разговор набирал обороты, хотя ситуация вокруг не предполагала откровений.

— Почему?

— Я — изгнана на три перерождения солнца без права возвращения. Если я смогу вернуться в Гнездо — падёт вера в непогрешимость решения совета Горгоний.

— Но тебя это не пугает…

— Когда твои глаза видят тысячи солнц, Отец, многое иное блекнет. Горгонии не выше и не божественнее любой другой расы. Древнее, но не лучше. Они — змеедевы, дочери первой расы Драконов, — и приходят в наш мир для поучения и управления из своего мира. Но и им свойственно ошибаться. И им свойственны личные амбиции…

— Понимаю, — кивнул Михаил. — И ты решила попасть на трон любой ценой?

— Не любой, Влекомый. Но высокой ценой.

— И тебе понадобился я как прикрытие.

Стратим молчала. Молчали и люди.

Медведев ждал ответа.

Мягкий снег на серых камнях пылился, словно впопыхах забытый на полу оставленного дома мех белого медведя — роскошное украшение, охотничий трофей или память о победе и желании жить.

— Мне не нужно прикрытие, Влекомый, — наконец, медленно заговорила Стратим. — Мне нужен Отец. И об этом мы сговаривались. Ты за твоих людей. Твои люди свободны, Отец! Прикажи им уходить и освободи своё сердце от забот. Ты войдёшь в Гнездо желанным Финистом — влекомым зовом страсти женихом. Я войду смертью и болью. Ты станешь Фениксом, обновлённым Отцом. Я — чёрной сестрой, идущей к трону. Если мы встретимся во Дворце — вспомни своё обещание.

Медведев не успел ничего сказать, как Юрий, идущий рядом, подшагнул, прижался к скимену и зашептал наверх, другу:

— Не дури, Мих. Здесь по территории стерв переться трое суток до ближайшего выхода. А там пернатые погранцы положат. А, если твоя избранница проиграет, это будет повод для войны!

Медведев недовольно тряхнул головой и хмуро отозвался:

— Юр, хорош мозги промывать. Чай, простейшие задачки и сам соображу…

Лицо Юрия странно разгладилось и, кивнув, он отодвинулся.

Михаил распрямился в седле и ответил в пустоту:

— У нас есть договор, девонька… Значит, будем пробиваться!

Стратим отозвалась сразу:

— На входе встретят поединщики от Гнезда. Если они не остановят меня, то дальше будет бой только за сам Дворец. За возможность бросить вызов Королеве. Я брошу ей вызов, и мы сразимся с ней один на один. Выигравшая в поединке будет править дальше. И это буду я!

— Вот и ладушки, — внимание Михаила уже переключилось на происходящее возле Гнезда.

Гамаюн, ведущая колону, достигла ворот и две магуры её личного охранения, сияя блеском фиолетовых крыльев, подлетели к Отцу и опустились рядом с человеческой свитой. Эдакие огромные свежие кляксы на только что нацарапанном письме — сверкающие, перетекающие, образные и вроде даже красивые, но чувства будят только неприятные.

Зубров снова подошёл ближе. Поправил шкуры, лежащие широкой попоной на крупе Пушка. Расставаться с оружием, трудно добытым из подпространства, Юрий не собирался, потому перед выходом её скрытно подвесили на скимена. Зубров сунул руку под шкуру. Притороченная там катана ощутимо сдвинулась, выходя из пазов ножен, и ткнулась рукоятью под голень всадника. Михаил приготовился убрать ногу сразу, как только друг дёрнет меч из ножен.

Оглядевшись, Михаил выпрямился. От езды и общего напряжения спина утомилась, но именно теперь ей нельзя было давать отдыха. Сейчас требовалось показать гордость, величие и спокойствие будущего Отца. И утешала, и заставляла скорбеть, и вызывала горькую усмешку одна мысль — как бы оно ни получилось, а царём здесь ему предстояло провести не один век.

У входа гнезда толпились стервы. Глазели, разинув клювы и распахнув крылья, как человек, опешив, развёл бы руки в знакомом жесте «вот те на!». Толкались, спешили взглянуть на небывалое зрелище. А зрелище им представляли достойное. Сладкоголосая Гамаюн звенела негромким колокольчиком, распевая восхваления Влекомому, идущему на ложе сладкотелой. Её голос подхватывали Сирины, распахивая крылья, словно цыганки пёстрые платки. Иногда и стервы низкого сословия позволяли себе фанатичные взвизгивания. Потому всё вокруг звенело, жаля виски тонкими голосами. Напоминало начало женской истерики. Казалось, что ещё немного, звук достигнет апогея и начнутся визг, плач, вой. Предощущение давило на нервы, вытесняя спокойствие и разумность. Глаза слипались, руки потряхивало, мутило, как с перепою. Но всё-таки это влияло значительно меньше, чем песнь озверевшей Гамаюн два дня назад.

Михаил мысленно поблагодарил Стратим за поддержку. Королева не ответила. Только чувство коротко встряхнутого колокольчика тронуло сознание. Почудилось, что чёрные ресницы вздрогнули, опускаясь, и птицедева чуть улыбнулась. Не так, как обычно. Красиво, мягко, так, как могут улыбаться мужчинам женщины, знающие о том, что они важны. Михаил хмуро подумал о том, что она разительно поменялась за прошедшие сутки общения. Но это совсем не упрощало отношения.

Вход приближался, стена закрывала неяркое солнце и на подходящих людей наваливалась густая тень. Воины свиты Отца всё больше напрягались, морщась от головной боли, и ждали встречного удара. Ожидание затягивалось настолько, что Медведев ощущал, как подрагивает подобранная брюшина и ребра ходят ходуном от сильных толчков сердца. Хотелось, чтобы быстрее что-нибудь произошло — либо встречу в ножи, либо добрый приём, либо драться, либо быстрее оказаться по ту сторону портала. Но приходилось сидеть, замерев, и скупо оглядывать стерв, выбежавших навстречу. Те, натыкаясь на его взгляд, тушевались и отступали. А вот на других людей поглядывали оценивающе. Такая демонстрация говорила сама за себя.

— Пожалуй, сейчас зайдём… — Катько сплюнул в утоптанный грязный снег.

— Не зайдём, — хмуро отозвался с другого края Зубров.

— Не каркай, Юр-сан, — тихо попросил Батон.

Ещё несколько шагов утомлённого Пушка, и Михаил увидел, как Гамаюн на самом пороге Гнезда внезапно остановилась. И не просто остановилась — одёрнула скимена, заставив пятиться и сминать задние ряды.

Плавный абрис женской фигуры едва проглядывался во тьме. Неровный свет ручных солнышек, озаряющих туннель, иногда падал на обнажённую кожу, и тогда она расцвечивалась в яркие тона огня. Неизвестная стояла в тени, скрываясь от взглядов, но, увидев её, можно было не сомневаться — это не рядовая стерва, а козырный туз гнезда.

— Алконост, — мелодично раздалось в голове. — Королева прислала достойных поединщиков… Будет хороший бой! Бой до смерти. Никто, кроме клыков трона, не посмеет убить королеву-отступницу. Но, выжив, мы уже не встретим сопротивления до самого Дворца.

— Замечательно, — процедил Михаил и поинтересовался: — А у нас есть шансы выжить и дойти до Дворца?

— Да.

— А до нас кто-нибудь подобное совершал?

— Нет. И поэтому у нас есть шанс.

— Потому что нет статистики?

— Да.

— Ё-моё! — процедил Медведев и нервно стёр с подросшей щетины капли растаявшего снега. — Ты обо всём позаботилась, да? Но в следующий раз предупреждай о таких финтах заранее, ладно?

— Много знания — много хлопот. Не думай о мелочах! Думай о будущности мира — и будешь великим Отцом!

Михаил скрипнул зубами. Опять глупые препирательства под-стать детям! Нужно заниматься делом! Он обернулся к Юрию.

— Это Алконост. Они будут драться…

— Не только они, — вклиниваясь, поправил Яромир и окинул глазами столпившихся вокруг процессии стерв гнезда. Оскалы уже не выражали радости по поводу пришедшего Отца, только угрюмую решимость. Тэра словно по команде вытащили оружие. Быстро сориентировались и другие. Михаил и сам тронул рукоять боевого ножа, но тут же вспомнил, что клинок стал бесполезной вещью, памяткой о прошлом, хранящим лишь добрые тёплые мысли, но неспособным пронзить врага. Пришлось вытащить из-за пояса срезанное когда-то перо магуры.

— Мих, ты главное — не суйся, — оказался рядом Юрий. — Они сейчас нападают, чтобы тебя оттащить в гнездо, оторвать от Стратим, чтобы у неё шансов не было… И у нас. Поэтому — сиди в центре, никуда не лезь. Хорошо?

Медведев в горячке собирался послать с такими просьбами подальше, но остановился. Юра-сан смотрел устало, словно дедок, присматривающий за непоседливым внуком. И внезапно стало понятно, что просит не только ради целостности его шкуры и шансов групп. Для себя, уставшего и уже не способного полноценно защищать.

— Точно, командир! Посиди в тенёчке — гамбургеры поешь. Само то! — посоветовал Батон, наработанным жестом накидывая на кисть темляк.

— Будет у тебя видео со стереоэффектом! — подбодрил Катько.

— И ко-ко-кола с поп-ко-корном! — мрачно закончил Родимец. Последствия припадка сказывались — он плохо координировал руки и говорил с заиканием.

Ответить Михаил не успел.

Богиня шагнула из тьмы. Тело, сотканное из света, переливалось перламутром. Кожа ходила тугими радужными разводами, создавая впечатление неспокойной глади лунной дорожки на озере или вращения мыльного пузыря. Контур фигуры не менялся, оставаясь таким же идеальным, но сама кожа, казалось, немыслимым способом двигалась по телу, будто накинутая для парадного выхода оболочка. Фигура Алконост казалось воплощением женственности. Чуть припухлые плечи, изящные кисти рук, округлый живот, очерченный провисающим поясом кожаной юбки, приподнятые груди под меховой накидкой — всё казалось созданным для материнства и любви. Может быть потому странные радужные разводы, неторопливо плывущие по телу, показались сперва чем-то сродни косметике.

— Это воин? — поражённо прошептал Медведев. — Да она даже безоружна!

— Она сама — оружие Гнезда, — прозвенел в голове тихий колокольчик на напряжённой леске. — Она — клинок Королевы-Рарог! Зуб её и коготь её!

— На одиннадцать часов! — воскликнул Катько, указывая остриём ножа на незамеченную людьми Алконост, выходящую из тени с другой стороны входа.

— Ещё одна!

Гамаюн и передовые воины-магуры, ощетинившись перьями, медленно отступали, тесня задние ряды. Отступали, боясь даже на миг отвести взгляды от переливающихся всеми цветами радуги тел. Вот и до свиты Отца докатилась волна — магуры стали давить на людей. Яромир выпрямился и рявкнул в напряжённые крылатые спины:

— Стоять!

Скимен под ним заплясал, вбивая каждым шагом боль в раненного. Яромир стиснул зубы и натянул повод. Стервы — и свои, и чужие, — смешались, задёргались, мотая мордами, остановились, застыв на месте.

— Вот так! — поморщился Яромир, успокаивающе теребя серую гриву грифона.

— Три Алконосты… — быстро пересчитал Зубров и покачал головой. — Считай, влипли.

Радужные девушки одновременно шагнули вперёд и подняли руки.

Закричав, Гамаюн рванула своего золотистого скимена за гриву, подняла на дыбы. Но удара избежать не смогла. От бьющих вдаль рук Алканост оторвались радужные капли и неторопливо полетели на цель, в полёте превращаясь в стрелы и покрываясь стальной коркой, словно рыбьей чешуёй. Все три, как самонаводящиеся ракеты, плавно извернувшись, нашли цель. Пронзили. И рассыпались металлическим конфетти. Раскинув руки, Гамаюн откинулась. Напугавшийся смерти на себе, грифон рванул, сбрасывая в грязный снег вмиг закостеневшее мёртвое тело.

Никто из стерв, кроме Стратим, уже не собирался оказывать сопротивление. Понимая это, Алконосты неторопливо двинулись на процессию. Радужные, плавные, гибкие, опасные. Стервы поверженной Гамаюн, шипя и приподнимая крылатые плечи, прижимались к земле и уходили с их дороги, освобождая коридор до Отца.

Гибкая чёрная фигурка появилась из ниоткуда, загородив собой от неприятеля. Змеи-волосы шелестели, взвиваясь рваным знаменем над напряжёнными плечами. Опущенные руки неровно сияли в приглушённом свете, и казалось, что снег вокруг блестит ярче. Дрожа, бежали по Королеве цветные искры и срывались с ломаных линий контура. Отлетая — гасли. Михаил вздрогнул — искры были, как капли-решётки на трассах в его целительном сне. Не такая ли судьба ждала бы тех, кто, послушав его призыв, оторвался от своей дороги? Нет ли в этом единении глубинного смысла — человека и дороги?

— Три, — задумчиво повторила Стратим. — Сестра боится. И правильно боится!

Тихий колокольчик разлился знакомым смехом. Королева над землёй поплыла навстречу противницам. Воительницы и охотницы — свои и чужие — прыскали в сторону, словно тараканы от света.

Алконосты, изящно притопнув ножками и вскинув руки, взвились в воздух.

— Бэтманы, блин — сплюнул Зубров, рывком вытягивая катану из-под попоны Пушка.

Стервы Гнезда, будто ненароком окружившие свиту Отца, напряжённо раскинули крылья и из оборок обнажили лезвия-перья.

— С богом! — выдохнул Полынцев, сводя плечо с плечом стоящего рядом тэра. У круга образовался ещё один опасный острый угол, ощетинившийся клинками.

Михаил скользнул со спины скимена: ездить верхом ещё куда ни шло, а вот сражаться ему не по плечу — и навык не тот, и слаженности мало. Хлопнул крылатого коня по крупу и глазами указал — уходи. Отодвинулся, давая крыльям распахнуться. Пушок трудно взмахнул, взбивая снежную пелену под перьями, и через пару мгновение его дымчатый силуэт уже затерялся среди тяжёлых туч. Проводив его взглядом, Михаил стиснул перо во вспотевшей ладони. Огляделся. Спины товарищей надёжно закрывали его от стерв. Но небольших щелей и вида над плечами хватало, чтобы понимать сложность обстановки. Стервы накручивали себя криком и ритмичным перетаптыванием. Периодически то одна, то другая делали выпад на людей, с бешеным рыком тыкая клинками-копьями или размахивая усеянными стальными остриями крыльями. Люди не отвечали. Атакованные лишь чуть сдавали назад и этого вполне хватало, чтоб избежать удара — дистанция оставалась дальней.

Неловко спустившись со скимена, Яромир, так же, как и Медведев, велел ему уходить. Подождал, когда грифон уйдёт за тучи, неспешно накинул темляки больших ножей, повторяющих плавные обводы меча, и прошёл к живому кольцу. Движения сильного плеча оказалось достаточно, чтобы люди в круге потеснились. Каким бы ни был ослабленным вождь, а место его рядом никто не осмеливался оспаривать. Михаил стиснул зубы, глядя в одеревенелую спину одината…

— Маугли! — окликнул Медведев недоделка и глазами указал на тэга — «защищай!». Всеволод понял. Изменился глазами, словно услышал недобрую новость, но перечить не стал. Молчаливо склонился, поднял к груди руки в жесте, схожем птице с поднятыми крыльями, и ушёл.

Михаил обернулся к Гнезду. Стратим невесомо парила в воздухе, поджидая радужных воительниц. Тонкая, она казалась царапиной на небосклоне. Словно весь этот мир — иллюзия, нарисованная крупными мазками облаков и камней на грубом холсте и оживлённая умелым художником, но кто-то невидимый и всесильный сколупнул хищным когтём краску, обнажив чёрную просмолённую ткань.

Маленькой стайкой фей Алконосты приблизились к Королеве. Хрупкие, яркие, праздничные, они совершенно не походили на воинов. И вся ситуация напоминала мальчишеские фантазии — несколько полуобнажённых девушек, которые собрались драться за одного парня. Если бы не то, что синяками и выдранными локонами тут дело не обходилось, да и друзья избранника гибли вполне по-настоящему…

Дальний колокольный набат, звучащий в голове, подсказывал, что там, под тяжёлыми тучами, разгорается суровый разговор, которому суждено закончиться только схваткой. Магур Гнезда обмен мыслями предводительниц словно вдохновлял — они стали живее приплясывать и чаще тыкать в сторону людей оружием. Яромир одёрнулся от острия, мелькнувшего перед ним, и напомнил стоящим рядом, словно остерегая от благородного порыва:

— Патроны беречь!

Ему никто не ответил, но, то, что все приняли к исполнению, Михаил не сомневался. За время общения с тэра уже стало ясно, что говорят они мало и делают свою работу с точностью и спокойствием автоматики. Качество, которого ему подчас не хватало.

Небо и земля дрогнули. Заходило ходуном перед глазами мироздание. Заволокло белым туманом, словно жарким маревом. Так, что едва разглядишь магур, присевших на лапы, таращась на людей, да людей, держащихся друг за друга и до ломоты открывающих рты. Михаил, преодолевая естественное желание сложиться пополам, лечь и заклубиться эмбрионом, с трудом поднял голову. Кричала Стратим. Страшно кричала. Как и другие, Михаил проглядел начало боя, совпавшее с накрывшей звуковой волной. Но теперь видел происходящее в небе.

Королева сходилась с Алконостами, едва касаясь их тел. Но от её рук, ног, любой атакующей части плотным валом сияния шла сила — живая, яркая, чувствующаяся теплом и покалыванием даже на расстоянии. Натыкаясь на эту силу, девы — когти и клыки Рарог — светились, слово жемчужины, поднятые ювелиром под сильную лампу. Радужные разводы бешено вращались по коже, гася излучение изгнанницы. Но иногда удар оказывался так силён, что Алконостов складывало пополам и отбрасывало. Но только — иногда.

Внизу противостояние перешло в схватку. Кто-то из стерв зарвался, резко сократив дистанцию и уколов человека. Этого хватило, чтобы началось…

— Боры! — взревел Яромир.

Заорав, люди выдвинулись вперёд. Тесный круг раздался, разбившись на части, на грани, острые и опасные. Заходили ходуном тела, выбрасывая в стерв металл. Схлестнулись. Кололи, рубили, резали, били…

Тёмная громада в один рывок крыльев перемахнула через защитное кольцо. Медведев упал на землю, выставляя перо. Но до него дело не дошло — стерва напоролась на катану Зуброва, внезапно оказавшегося рядом. Пока тот с ноги вытаскивал глубоко оставшийся в рубленой ране клинок, появилась ещё одна. Эта сбила лапами кого-то из людей в круге и опустилась на голову упавшему, меся его когтями. Михаил бросился к магуре, кто-то сбоку помог, Зубров навалился — в три клинка положили.

— Михалыч! Павел! В центр! — рыкнул Яромир, не оборачиваясь.

Пара тэра — пожилой, почти старик и молодой, в первой ещё схватке раненный в плечо — отодвинулись к Медведеву и Зуброву, внутрь, и круг слаженно сузился.

Пожилой сходу застрелил магуру, падающую с неба. Молодой принял на меч ещё одну прорвавшуюся. Но и Юре-сану ещё хватало дел, и Топтыгину самому.

Изредка бросая напряжённый взгляд на бьющихся в небе птицедев, Михаил некоторое время не мог понять сути происходящего поединка: Королева в защитной сфере и трое нелепо тыкающихся в неё дев — всё это не походило на результативное сражение. Подлетающих Алконостов отбрасывало зарядом силы Стратим, не давая развернуть атаку. Но трое на одну — расклад не в пользу Королевы. Стратим быстро начала уставать. И сфера защиты становилась тоньше и бледнее, и тело начало ошибаться от утомления. Алконосты, словно именно этого и ждали, — усилили натиск, стремясь пробиться в непосредственную близость.

Внизу закричал Яромир. Прикрывающего его тэра накрыло жёстким взмахом крыла, а самого чуть не сшибло с ног. Устоял, но напарника потерял. Когда стерва под его натиском вспорхнула со сбитого, тот остался лежать на земле комком разделанного мяса.

Маугли выступил вперёд, закрывая одината от следующей горгульи. Несколько движений он уверено защищался, обходя взмахи крыльев и скрытые в их кружении тычки копьями, а потом напоролся на стальной наконечник. Вздрогнул, сдав назад, и осел, зажимая бок, почти под ноги Яромиру. Ведущий «щитов» обернулся, почувствовав толчок упавшего в бёдра. Глаза его побелели от ярости. Зарычал, и, прыжком перемахнув через недоделка, ринулся на стерву. Словно на полтакта пружину сорвало из тисков. Остриё ударило ближайшую стерву в горло до того, как крылья начали схлопываться. Шагнувший на подмогу, Михаил прянул — тёмная струя мощно хлестнула в лицо. Следующая стерва успела только метнуться в сторону, пытаясь разглядеть за ещё стоящим телом товарки происходящее. Яромир уже нырнул под вздрагивающее крыло и, поднимаясь к груди второй магуры, резанул клинком снизу вверх. Приседая и спешно утираясь, Михаил едва успел подхватить Маугли, пытающегося подняться. А Яромир, не останавливаясь, кинулся вперёд, в самую гущу подходящих магур. Тэра заревели и рванулись за ведущим. В диком оре неудержимый клин, идущий за жестоким остриём, начал сметать воительниц гнезда.

Михаил стиснул перо и кинулся вслед за воинами.

— Куда? — рявкнул Зубров, и двинулся следом. Катана стала входить в тела стерв, как в масло, сея смерть там, где прошёл страж, идущий за своим охраняемым.

В небе Королева обволокла сиянием своей защитной ауры напавшую Алконост. Радуга на её теле стала красной, словно взвилось пламя между серых облаков. Она рухнула на землю, не успев восстановиться. Шлепок падения в какофонии боя услышать было невозможно. Но тихий звон в ушах дал знать, что смерть радужной девы не осталась незамеченной ни для врагов, ни для друзей.

Михаил вскинулся, оглядываясь. Стратим, уставшая настолько, что сияющая сфера стала лёгкой вуалью вокруг её фигурки, сходилась с противницами в ближнем бою. Плоть против плоти. Но её тело, затянутое в чёрное одеяние, оставалось обычным, а вот «клыки и когти Рарог» меняли своё обличие. Несущиеся к королеве части тел становились металлическими. На бьющих ладонях и локтях, коленях и стопах словно нарастали щитки рыцарских доспехов — округлые, шипастые, хищные. Стратим увёртывалась, стараясь не попадать под атаку, но получалось не всегда. Ткань её наряда уже была порвана, сквозь неё выдранные куски набухали кровью. Но Алконосты тоже устали.

— Спускай их вниз! — крикнул Михаил, — Мы разберёмся с тварями!

Она не ответила. Секунду он колебался — услышала ли?

— Это мой поединок! — раздалось в голове. Устало, но уверенно, так, словно победа оставалась делом нескольких движений.

Услышала…

Яромир творил бой. Сражение перестало быть столкновением воль и желаний победы двух сторон. Перестало быть действом множества душ, участвующих в нём. Оно превратилось в дело одного человека. Его воля и сила духа стали стержнем, вокруг которого наворачивался вихрь движения. Щиты неслись вслед за предводителем, не нуждаясь в командах и жестах, — нутром чувствуя своё место и роль. Магуры, словно сами стали частью воли яростного человека, — в смятении отступали, нелепо размахивая крыльями. И Михаил понял, почему тэра называли своих командиров Ведущими…

Стратим упорхнула из-под двойной атаки, развернулась с хода и ударила Алконост, пролетевшую чуть дальше, чем хотела. Заряд силы и мощь руки сделали своё дело — радужная дева, горя всеми оттенками красного, изогнулась. Был бы человек — сказал бы, что сломала позвоночник, а так… Пока она, нелепо кувыркаясь, летела к земле, Стратим набросилась на последнюю противницу.

— Давай! — крикнул Михаил.

Но Стратим не нуждалась в поддержке. Сойдясь вплотную и позволяя месить тело ударами магических доспехов, она обняла противницу. Крепче, крепче! Словно самые жаркие объятия любовниц. И Алконост завизжала он охватившей ласки. Королева нежно положила голову на её плечо и та бессильно опустила руки. Ещё мгновение и ещё. И радужная дева, запрокинув голову, стала заваливаться. Перламутр кожи остановил своё кружение. Королева секунду ласково поддерживала её за талию, удерживая в небе, а потом нехотя разжала руки. Оставшись без поддержки, Алконост камнем обрушилась вниз. Глубокая магия настоящей Королевы Гнезда, полной чувств и силы слияния с Отцом, переполнила мир и переломила чужие воли.

— Стратим! — рявкнул Михаил, вскидывая вооружённую руку.

Магуры, ещё держащие оборону, попятились назад.

— Стратим! — заревел впереди Яромир.

Стервы гнезда кинулись к порталу, но наткнулись на скопов и магур погибшей Гамаюн, не участвующих в схватке, но теперь готовых рвать любого.

— Стратим! — закричали тэра, потрясая оружием.

Королева медленно опустилась на землю. Вскинула огромные глаза:

— Ты приносишь удачу, Влекомый.

И осела наземь, прижимая руки к кровоточащей груди.