Глава 18. Новые подробности

3.07.

05:00 — Доброе утро. Написать особо пока нечего. Я выспалась. Хотя нет, могу пожаловаться. И снова обвинить вас во всем. Сегодня у моей бабушки день рождения. Вы не представляете, какую приносите ей боль, держа меня здесь. Ну уж пусть это останется на вашей совести.

6:00-8:00 — Снова жар. Пилюли не особо помогают сбить температуру. Руки щипят так, что сравнить это можно разве что со свежей раной, на которую высыпали соль.

8:00 — Благодаря новому спрею, который принес Олег, все снова пришло в норму. Сейчас я читаю «Мизери» Стивена Кинга, которую принес также он. Надеюсь, больше ничего не вынудит меня написать о чем-то еще.

12:00 — Обед. Жуткий голод и предпочтения. Как бы странно это не читалось, я впервые съела всё. Вплоть до нелюбимой рыбы. С костями. Я впервые так насладилась их хрустом на своих зубах. Никогда бы не подумала, что они могут быть такими питательными!

13:00 — Здесь нечего писать, я снова взялась за чтение.

15:00 — Настолько прониклась романом, что будто стала слышать каждый его описанный звук. От пустых пугающих разговоров до мотора приближающейся машины и скрипа старой двери, не сулящей ничего доброго. Либо так профессионально играло мое воображение, либо теперь я могла похвастаться чудо-слухом, ибо казавшиеся ранее тихими коридоры за дверью изолятора, сейчас были наполнены говором людей, снующих из кабинета в кабинет.

16:00 — Я уже как час пытаюсь разобрать слова, долетающие до меня сквозь стены. Пока не особо выходит. «Репликация»… «Фрагментация»… «Ликреция». Если такое существует, конечно.

17:00 — Тот же обед. Те же вкусные хрящи. Книга дочитана. Стивен Кинг как всегда на высоте. Хотя можно было подобрать для меня и что-то более позитивное. Спойлером подрабатывать не стану, но повторюсь — неуместная история.

18:00 — Что-то мне стало недоставать воздуха. Такое уже было, но не настолько болезненно. Меня начинает это тревожить. Олег говорит, что все в порядке, однако по его глазам ясно, что это не так. Надеюсь, Дмитрий, хоть ты умеешь грамотно врать.

19:00 — Олег отвел меня в бассейн. Никогда с таким удовольствием не находилась в воде. Странные ощущения, но мне там было намного комфортнее, чем в «наземно-воздушной среде». Я смогла опуститься на дно и просидеть там несколько минут, наблюдая за тем, как меня ищет санитар. Это было довольно весело. Нашел меня Олег, подойдя к краю бассейна. По моему, он вздрогнул, хотя вода могла не правильно передать мне изображение за ее пределами. Забавно, правда?

20:00 — Боль в легких вернулась, но я, напившись таблеток, уже не жалуюсь на неё. Видения беспокоят сильнее обычного. Мне нужен новый кулон. Чем быстрее, тем лучше. Так проще получать информацию и она очень четко рисуется в сознании, а без него, я словно потеряла очки со зрением — 6.

21:00 — Ложусь спать. Кажется, голос стал возвращаться! Пока только едва слышимое шипение, но я работаю, чтобы это исправить.

22:00 — Результатов ноль. Я ложусь спать. Спокойной ночи.

03:53 — Что — то бессонница напала. Я услышала какой-то шум за дверью и теперь не решаюсь лечь. Вроде ничего не беспокоит. Кроме того, что я без проблем пишу в темноте. Но у меня глаза всегда быстро привыкали, так что все нормально».

Он опоздал на день. День, который неожиданно для всех стал решающими для моих изменений. Я проснулась без воспоминаний с едким чувством голода и злобы. Все произошло так быстро, что даже Олег не успел что-то предпринять.

На язык и нёбо давили заострившиеся зубы, глаза не поменяли желтый оттенок, кожа стала бледной. Еще то зрелище. Но самое ужасное было даже не в моем внешнем виде. Я потеряла рассудок на несколько часов.

Помню все обрывками: как услышала знакомые голоса:

— Только без паники.

— Что стряслось? Она …!?

— Нет, ты чего!

— Какого черта тогда у тебя такое выражение лица?!

Помню, как зашел Дмитрий и обомлел, увидев меня. Я была жива. Но врятли это его обрадовало, потому, как тогда я была не лучше тех существ, что однажды встретила в запретном крыле.

Помню, как внушила себе, что все, кто меня окружают, виноваты в этом. Как напала на кого-то, кто принес обед. Как меня перевели в палату с небольшим бассейном, ибо я стала зависимой от воды. Как на книгу, что я по привычке держала в руках с пустым взглядом, упала слеза, и я разозлилась, что она смазала две буквы, бросила ее в стеклянную перегородку, разбив ее вдребезги и забросив всю комнату осколками.

Помню, как от беспомощности стала срезать ими кожу с салатовой чешуей, переливающейся, словно миллион изумрудов. Адскую боль. Хлопанье двери. Чье-то обеспокоенное лицо. Шприц, что заставил меня уснуть, а на утро — бинт на руках, который я сорвала тут же, но не увидела ничего, кроме свежих шрамов на опухшей коже.

Помню, что мне зачем то нужна была кровь. Я каждую ночь видела ее во снах. Ее алый цвет, переливы, стекающие дорожки с поврежденных частей тела. Руки буквально чесались, когда я видела кого-то из санитаров.

Порой было страшно. Не имея возможности ранить кого-то, я всячески пыталась ранить себя. Это чувство не бралось под контроль. Я словно наблюдала за этим со стороны, не в силах ничего сделать.

Помню, как то Дмитрий зашел с подносом, на котором было полно баночек и пачек с таблетками. Я выдавила улыбку но, сама того не ожидая, отбросила его в стену.

— Рит, вспомни, о чем мы говорили в последний раз. Что ж такое, ты не приняла еще ни одного лекарства!

Я положила дрожащую руку ему на плечо и прижала зажатую горсть осколков к его коже.

Он накрыл ее своей.

— Понимаю, тебе тяжело, но не сдавайся, прошу. Твое сопротивление пока всё, что у меня есть.

На меня не подействовали его слова. Я очень медленно убирала руку, оставляя после себя кровавую дорожку.

Парень вздрогнул и отступил на шаг, отвел взгляд, но ни сказал ни слова.

Помню, как увидела царапины на его лице и шее. Ближе к вечеру того же дня (казалось, прошло намного больше времени), Дмитрий зашел ко мне, чтобы взять анализы, однако я повалила его с ног и нависла сверху, чем сильно его напугала. Словно обезумела. Именно тогда я поняла, что творю. Больно прикусив губу, буквально проткнув ее зубами, я быстро отстранилась и перестала подпускать его к себе, погружаясь в воду каждый раз, когда он появлялся на пороге.

Через день или два всё снова встало на свои места. Дмитрий заметно приободрился, услышав, как я обратилась к Олегу по имени, когда тот следил за работой санитаров, что меняли рваное постельное белье на новое. Мне тут же уменьшили дневную дозу таблеток, стали ставить капельницу, что сильно жгла своим препаратом под кожей. Не знаю, сколько я проспала после этого. Такой уставшей точно не чувствовала себя никогда.

На следующий день я прогоняла одну и ту же мысль о доме сквозь сознание снова и снова, пока Дмитрий не предложил мне прогулку.

Зверски надоело находиться здесь. Едва хватает сил. Одна только мысль крутится в голове — как же много человек готов уничтожить ради развлечения. Зная, что я — жрец, они все равно пошли на это. Никогда бы не подумала, что можно настолько наплевательски относиться к окружающему миру, отбирая у него последний шанс на выживание. Я не хочу сказать, что нам нужно поклоняться, как это делали наши предки. Я хочу совершенно не этого. И не говорю абсолютно обо всех. Самое печальное в том, что понимающим, думающим об экологии людям нет возможности ей помочь, кроме как организовывать волонтерские организации, которые максимум могут убрать мусор на 1/5 берега реки в своем городе. Те, кто обладает средствами, не хочет видеть ничего, кроме роскоши. Опять же, это относится не ко всем. Только к тем, у кого хватило совести отправить меня сюда ради сенсации.

Пока я прокручивала это у себя в голове, мы ходили из сектора в сектор, где добрый доктор что-то рассказывал мне о пациентах. Я в очередной раз поразилась его доверчивости. Не скрою, что мне было очень лестно видеть его заботу, но теперь я боялась находиться в его обществе. Мне было ужасно стыдно. Понятия не имею, что на меня тогда нашло. Было ощущение, что проснулись все животные инстинкты.

— Это было что-то вроде приступа, — прервал мои размышления Дмитрий. — Ты ведь об этом сейчас думаешь?

Я кивнула, стараясь не смотреть в его как всегда добрые глаза.

— Ты не виновата. Всё дело в этом дурацком эксперименте. Пришло время рассказать о нем подробнее, да?

— А не опасно делать это здесь?

— Сюда мало кто заглядывает, мы идем прямиком в хранилище, куда обычно выбрасывается списанное оборудование. Там черт ногу сломит. Убраться — дело проблемное, поэтому все обходят этот коридор стороной.

— Ясно.

— Начнем с того, что Михаил Львович внедрил тебе чужеродные гены. Причем, даже не человеческие. Можешь догадаться, кого он выбрал для этой цели?

— Рыбу.

— Да, пескорку. Хищную рыбу, у которой зубы есть даже на языке.

— Класс. Русалочку захотелось?

— Не совсем. Он считал, что раз ты жрец, вода оберегает тебя. Думал, что если произвести пересадку можно будет спасти этот вид. Сейчас он на грани вымирания. Дело в том, что ему удалось однажды сделать эту рыбку зрячей, благодаря человеческому гену. Она живет на огромной глубине и почти слепа, что осложняет охоту в и так почти необитаемой среде. Он сделал прорыв, как тогда думал. Но она прожила недолго.

— Разве это возможно?

— Да. Не знаю, как ему это удалось, но да. Однако на заседании, в одной из конференций, где он впервые представил свой доклад, никто его не оценил. Более того — он опозорился на мировом уровне и ушел с всероссийского общества ученых.

— Неудивительно. Потому что это невозможно.

— Все не просто. Но не буду забивать тебе голову и продолжу. Он не бросил исследование, даже после такого провала. Теперь перейдем к тебе. Когда началась пересадка, произошла вирусная трансдукция. В твоем организме было что-то смахивающее на вирус, но оно никак не влияло на тебя. Так вот, когда он переходил из одной клетки в другую, прихватил с собой куски бактериального генома. И пошло заражение. Но. Ты не поверишь. Тот образец, наглотавшийся в воде ядохимикатами, стал жить как ни в чем не бывало. Пескарка стала здоровой, понимаешь?

— Не совсем.

— Ты забрала то, что вело ее к смерти. Это невероятно!

— Не знала о такой способности. Было бы здорово так спасать животных, — в моем голосе совершенно не было энтузиазма.

— Да. Но какой ценой тебе стоило это, так называемое, лечение. Все побочные эффекты появились именно из-за столкновения вируса и той чужеродной бактерии. Но твой организм справился. И ему хватило всего 8 часов на то, чтобы восстановиться.

— Очень занимательно, но что теперь? Я ведь не смогу вне лаборатории делать подобное?

— Нет, да и зачем?! Слишком рискованно! Теперь ты просто будешь знать про эту особенность, не более.

— А чешуя?

— Надеялся, что не спросишь. С ней как раз таки ничего не ясно. Отторжения не произошло скорее всего потому, что в момент пересадки все твои силы были направлены на уничтожение чужого генома, и их явно не хватало, чтобы справиться со всем сразу. Та бактерия как то проникла в кровь и приняла чешую, хоть это было и невозможно.

— Здорово. Ты вообще собираешься останавливаться или не понимаешь, что для меня уже слишком много информации?

Я отвернулась, почувствовав мокроту глаз.

— Всё слишком сложно. Черт, мне никогда не было так страшно.

— Мы провели анализ. Больше в организме нет ничего чужеродного. Твой «вирус» идеально провел зачистку.

— Почему ты называешь это вирусом?

— Это очень условно. Твой дар. Твоя суперспособность. Так лучше?

— Нет. Звучит еще запутаннее.

— Ну вот поэтому. Только не скажи такого никому, меня уволят из-за незнания биотехнологии, хорошо?

Мы дошли до алой двери, тянущейся до потолка, и развернулись обратно.

— Это хранилище?

— Да.

— Хочешь еще послушать ?

— Нет.

— Хорошо.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что тут остались люди Михаила Львовича?

— Видишь ли, лабораторию должны были закрыть. А этого не сделали. Явно, чтобы кто-то продолжал его работу. Ну и еще из-за того, что большинство пациентов не вынесут перевозку.

— Так кого мне бояться?

— Разве что сотрудников нашумевшего крыла С. Опять же, у нас нет доказательств. Они не посещают совещания и всячески избегают общения, наталкивает на размышления, да? В нашем крыле (Б) работают ученые различных направлений, но они не любят науку настолько, чтобы причинять вред людям.

— Были ли люди, которым удавалось уйти отсюда, не считая работников?

— Рит, да конечно! Это здание ни для кого не было тюрьмой. Мы даже обменивались электронными почтами с клиентами и общались с ними, консультировали, если их вдруг что-то беспокоило. Они были готовы бесконечно сдавать анализы, что выяснить о себе больше, а мы писали подробные отчеты в высшие инстанции, подтверждая, что эти люди не представляют никакой угрозы для человечества. Это наш совместный труд. Узнавая о необычных людях больше, у нас даже стали появляться специалисты в некоторых областях. Психолог наш, Арина Алексеевна, например, стала специалистом в телекинеи. И мы никогда не оставляли людей дольше суток, только если они сами не хотели в чем-либо разобраться или чувствовали себя очень плохо, настолько, что готовы были к любому лечению, ибо обычные лекарства им не помогали.

— Телекинея. От слова «телекинез»?

— Верно. У нас всегда все проходило гладко и безболезненно. Специалисты всегда вовремя останавливались. И всегда удавалось лечение, всегда.

Я опустила голову и отвела взгляд.

— Мне жаль, что тебе приходиться так мучиться.

— Угу. И что, до сих пор переписываетесь с клиентами?

— Да. Правда, поддерживаем отношения только с теми, кто посещал нас в позапрошлом году.

— А что так? Все перешли на социальные сети?

— Ученые всегда будут поддерживать традицию писать письма, во всяком случае, я очень на это надеюсь. А те, кто хочет связаться с нами, знают, что это сделать можно будет только эти способом.

— Все равно не понимаю. Вам кто-то же должен был писать.

— Как ни странно, последние 2 года мы не получили ни одного письма. Всё меняется в жизни, коллеги связывали это с отсутствием времени или желания людей писать, а не отправлять свой текст в виде голосовых сообщений. Было много клиентов, но ни один, после моих просьб, не захотел продолжить общение по переписке.

Тут он замолчал и прибавил шаг, быстро меняя задумчивое лицо на удивленное.

— Как же я раньше не понял! — сказал он, хватая меня за руку и потянув к выходу.

— В чем дело?

Я едва поспевала за ним.

— А ведь точно! ЕМУ не стукнула в голову эта идея неделю назад, это длится уже 2 года! Пациенты последних лет…

— В крыле С, — закончила я, ужаснувшись от собственной догадки. — Они говорили вам выписывать этих бедных людей, а сами забирали их в свой корпус.

— Скорее, перехватывали где-то за пределами лаборатории. Когда они уже направлялись домой, оповестив об этом родных и близких.

— Зверство. Куда мы так спешим?!

— К Олегу.

Мы застали его в своем кабинете, склонившегося за микроскопом. И именно тогда, когда мы ввалились, державшись за руки, он подносил каплю какого-то вещества к предметному стеклу.

— Нужно поговорить! Где Ирина? Ах, вот ты где, привет. Отведи пожалуйста нашу пациентку в новую палату. 219. Там уже должно быть всё подготовлено.

— Это несправедливо! — начала я, когда девушка, приобняв меня за плечи, стала выводить в коридор.

— Обещаю, скоро приду, ничего не бойся.

Парень мило улыбнулся и повернулся к недоумевающему Олегу.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Ирина, поправляя свои белые длинные волосы.

— Отлично, — пробубнила я, сдерживая тошноту от этого повседневного вопроса.

Она привела меня в одноместную палату. Здесь других, видимо, и не существует. С обеих сторон кровати стояли две тумбочки, на которых располагались уже знакомые мне аппараты для мониторинга здоровья и графин с водой. Шкаф. Разноцветные пижамы, которые я так и не одела больше после появления в своем гардеробе одежды Дмитрия. На противоположной панелевой стене с серебреными вставками висел телевизор, под ним на стеклянной полке лежали пульты для управления. Под ногами лежал идеально выдраенный каучук. Всё как и в первой палате, кроме одной важной детали. Здесь вместо муляжа было настоящее окно!

Едва осознав это, я подлетела к пластиковому спасению и открыла форточку. Запах морской воды тут же заполнил мои легкие, и я стала дышать полной грудью. Уже виднелся закат. Берег надел на себя розовый песок, а как всегда шумевшее море обрело бордовый цвет. Холмы, что закрывали этот участок суши от лишних глаз, по-прежнему были наполнены зеленью и пока отказывались принимать облик ночи.

— Какая красота, — прошептала я, наконец улыбнувшись. — Ничего прекраснее не видела.

— Да, это так. Вы располагайтесь, а я вас оставлю. Если что, то ванная в соседней комнате.

— Ванная?

Но Ирина уже скрылась за дверью, оставив меня в полумраке.

Я подошла к соседней двери и включила свет. Никогда не видела ванные комнаты подобных размеров! Она бы заняла пол бабушкиного дома!

Набирая едва ли не бассейн, я села в мягкое белоснежное кресло и закрыла глаза, дыша горячим паром, что шел от воды.