Глава 11. Обычные дни необычного человека

Ничего не менялось три дня. Я по-прежнему проходила лечение, принимала таблетки и — нововведение — терпела болючие уколы. Олег старался быть более сосредоточенным на мне, хотя та злость исчезла, забывчивость и озадаченность чем-то никуда не делась.

Кроме одних и тех же лиц, я никого не видела. Всегда улыбчивая, но очень странная Екатерина, неразговорчивая Мари. Эта изоляция начинала меня напрягать.

Книга, несмотря на свое название, еще больше навевала депрессию, хотя и помогала справиться с тоской. Здесь слово «жизнь» мелькало по десятки раз за главу в две страницы. А «должны» и того больше. Я никогда не жаловалась на свою жизнь. Теперь мне стало казаться, что она идет в каком-то неправильном направлении. После практических упражнений, идущих сразу после каждого блока, я всё больше и больше не хотела продолжать чтение.

Кремовые шершавые стены, если довольно долго за ними следить, меняли цвет и неровности складывались в картинки. В детстве я часто справлялась подобным образом с бессонницей. В моей комнате тогда были наклеены бурые обои со светлыми узорами, которые при надобности и наличию фантазии, превращались в смеющихся детей, скатывающихся с горки, в крупные жемчужные ракушки, в которых пряталась русалка и других персон. Однажды я разглядывала знакомые силуэты в пятнах и краплениях стен палаты. Разделенные облака белого цвета сложились в очертание четвероногово животного. Мне хватило трех секунд, чтобы понять, что воображение показало Смайла.

Раньше я и суток без него провести не могла. Его здоровые, блестящие глаза, вечно прыгающие лапы и виляющий хвост, бурая шерсть, местами кирпичного цвета, ворошили мою память, делая акцент на последний день, проведенный вместе.

Как всегда его неряшливость и задор, свойственные в принципе любой собаке, не могли не оставить след в моем сознании. Я так скучала, что даже представить не могла, где он сейчас, чем занят, скулит ли под порогом, как обычно делал, когда я не брала его с собой. Не могла представить, что это так тяжело.

Еще можно было понять, если бы я хотя бы раз услышала вести из дома. Как там родители? Приехали ли? А бабушка и дедушка? Что сейчас думают? О чем?

Каждый раз, когда я самой себе задавала эти вопросы, тут же вспоминала рассказ врача о нападении. После этого обычно долго впадала в размышления и все чаще отвечала молчанием на слова Екатерины, которая пыталась меня морально поддержать, каждый день напоминая о смерти моей одноклассницы.

Я не плакала, не билась в истерике, сидела, смотря перед собой, всё думая, шутка ли это. Может быть, просто пыталась не поддаваться панике. По крайней мере, пока мне это прекрасно удавалось. Да и состояние угнетенности, плохое самочувствие также способствовали этому.

В половину десятого, второго дня Мари забыла закрыть за собой дверь. За минуту до этого случилось невероятное: она наконец поздоровалась со мной. Правда, имя произнесла как-то по своему, с акцентом. Но это нисколечки не помешало моему удивлению отразиться на лице.

Увидев мое ищущее подвох выражение, девушка кивнула, взглянув на выход, посмотрела на меня и ушла, как всегда оставив после себя приятный запах сладких духов и чистоту, которая поражала меня своей идеальностью.

Приоткрытая дверь меня смутила. Не сумев подавить в себе любопытство, я положила ладонь напротив своего лица и слегка надавила на нее, не позволяя громко распахнуться.

Из представлений о том, что происходит за стенами этой комнаты, кроме белых коридоров с яркими лампами и кое-где всплывающем кафеле, нет. Наверное, это прозвучит дико, но я банально хотела увидеть людей. Тем более, что не могут же меня вечно держать на замке.

Едва дыша, я вышла из комнаты.

Длинный коридор, прерывающийся с двух сторон красными дверями, не мог не озадачить меня отсутствием каких либо еще дверей, кроме моей. Их просто не было.

Я еще раз поразилась их предусмотрительностью. Конечно, когда речь идет о дарах, подобных моему, стоит проявлять осторожность, но мне казалось это перебором.

И, собственно, на этом мое первое путешествие завершилось. Дверь захлопнулась от откуда то взявшегося сквозняка и я снова вернулась в мир головной боли и вялости.

Конечно, иногда полезно побыть в одиночестве, обдумать накопившиеся темы и события. Когда некогда даже допустить мысль о том, что кроме чужих тебе людей есть ты, подобные обстоятельства только идут на пользу. Однако как долго может человек думать о насущном? Это я и старалась выяснить, смотря на панелевый потолок на четвертый день.

Не могу сказать, что состояние улучшилось. Вечная ломота в теле, частое онемение мышц и редкое, но существующее потемнение в глазах — все это не давало мне забыть четыре, а то и пять раз в сутки пить таблетки, от которых меня уже начинало тошнить.

— Когда меня выпишут? — спрашивала я частенько.

В таких ситуациях мне тут же напоминали о плохих анализах, недавно полученных из лаборатории. Дисбаланс пищеварения, слабая иммунная система и другие вещи, которые я никогда за собой не замечала.

— Неужели нельзя завершить лечение дома?

На что мне отвечали, что не в праве отпускать больного человека, пока он не прошел индивидуальный курс.

— А что в него входит?

— Не забивайте голову.

— Вы так называете непосвящение пациентов в свои дела? — как то вырвалось, ничего не смогла поделать.

— Ох, что вы! Если так хотите, могу принести бумаги о назначении лечения главным врачом.

— Да. Пожалуйста.

И Екатерина, кивнув, вышла.

После этого случая я не видела ее. «Бумаги» она так и не занесла.

Календаря в моей палате не было. Единственной возможностью следить за временем, проведенным здесь, являлись чистые листы для выполнения практических занятий в книге, что дал мне натуропат. Хотя бы здесь можно было писать дату и краткие события.

Да. Эти заметки стали для меня нечто похожим на личный дневник. Никогда его не вела, но всегда хотела попробовать.

Сначала нечего было писать под датой. Вскоре мне стали прописывать процедуры, о существовании многих из которых я не догадывалась. С ними мне еще предстояло столкнуться, а пока я успела опробовать водные процедуры, такие как: гидромассаж и душ Шарко. Конечно, пустить меня на них позволили только тогда, когда раны полностью затянулись. Не знаю каким образом, но та хваленая мазь действительно помогла в этом. А значит, иду на поправку.

Комнаты, которые были снабжены нужным оборудованием, ваннами и душем находились с левой стороны от входа в мою обитель после красной двери. Почему то мне казалось, что в этой стороне ничего не было кроме белых коридоров. Видимо, я снова была невнимательна.

Через неделю пижамы я старалась выбирать по настроению. Думаю, что Олег догадался об этом и теперь мог знать, когда подходить ко мне, а когда не стоит. И да. Я так отвыкла от обычной одежды, что и теперь сложно было представить, как я буду носить джинсы или брюки с блузкой или футболкой. Этого мягкого, свободного одеяния как будто и не было на мне — настолько в нем было удобно.

Но что-то меня беспокоило. Одним из солнечных дней я проснулась от страшного сновидения, после которого сутки ходила с осадком на душе. Сон показал мне красное свечение кулона и очень маленькую комнату, в которой сложно было поместиться человеку среднего роста. Многое, что происходило до этого осталось где-то далеко в сознании. Как часто бывает у снов, я мало что смогла вспомнить утром. Только кровь на руке, что блестела в неявной темноте и спускалась к кафельному полу.

Еще одной из моих недавно сформировавшихся привычек стало наблюдение за Олегом. Мне нравилось смотреть, как он незаметно (так он думает) надевает очки, ловко разбирает накопившееся за день документы, держа во рту ручку или убирая за ухо карандаш, чтобы потом забывая о нем, доставать новый. На собственном опыте проверила, что действительно можно бесконечно наблюдать за тем, как работает другой человек в то время, когда ты бездельничаешь.

Кулон меня не сильно беспокоил. Сигналы испускались от него в то же время, что и обычно. Лишь раз в два дня он давал мне возможность выспаться, но этого всё равно не выходило из-за недомогания или плохих снов. Вот незадача.

Хотя чего уж там говорить. Неделю я прожила без своей семьи. Неделю! В летнем лагере никогда не была, поэтому подобное далось мне с трудом. Однако, как говорят, человек привыкает ко всему. Я действительно в последнее время стала чувствовать недомогание, поэтому подобное лечение должно было привести меня в форму.

Сегодня день был чудесный. Игра в ассоциации с моим персональным психологом заняла всё утро. Забыв про завтрак, мы называли друг другу слова, ассоциации на них и составляли анализ. Прекрасная возможность выжать из человека всё, что творится у него на душе, разгадать отношение к тем или иным вещам, добраться до переживаний и проблем. По-моему, у Олега это выходило прекрасно.

— Так, идем дальше. Пожар?

— Человек на сцене.

— Интересно.

Тут, постучавшись, зашла Мари и стала мыть окно. Если это чудо техники можно так назвать. Природа за ним — ненастоящая, воздух— какой-то искусственный, из увлажнителя.

Олег всё время смотрел, будто сквозь меня. Глазами шарил по потолку, не решаясь озвучить свое предположение.

— Подумай еще.

— Но разве смысл не в том, чтобы…

— Думай. Еще. Давай.

Он говорил грубо, но глаза будто смотрели умоляюще.

— Думаю, на сегодня — достаточно.

— Это мне решать.

— Мне вас послать, господин Доктор?

Олег рассмеялся.

— Ты быстро изменилась. Из доброй стеснительной девочки, превратилась в стерву.

Наш диалог явно утратил формальность.

Моя грудная клетка опускалась и поднималась с каждым разом, повышая скорость распространения злобы по всему телу.

Я поняла, что он хотел услышать. Что — то вроде «смерть», «гора трупов» или «боль по всему телу». Это уже можно со всей уверенностью назвать издевательством. Я до сих пор не вспомнила как произошла трагедия и вообще отказывалась принимать ее во внимание.

— Ну так что? Готова озвучить адекватную мысль? Подчеркну, что предыдущая таковой не считалась.

— Задавайте слово.

— Мы вроде перешли на «ты».

Проигнорировав это, я проводила взглядом Мари и отвернулась.

— Пожар.

— Семья Васильевых.

Я услышала, как он резко встал, сделал несколько шагов и остановился.

— Как ты смеешь?

Наблюдая за ним на всем протяжении недели, я увидела однажды имена тех, кому парень писал свои письма. Увидела их фамилии и озвучила в этой перепалке. Олега Васильева это здорово задело.

— А ты как смеешь?! — я оказалась прямо напротив него и ткнула пальцем в его грудь.

Едва дыша, мы смотрели друг на друга и не могли подобрать слов.

Вскоре он опустил глаза и ушел к себе в кабинет.

Теперь этот человек понял, я надеюсь, какую боль мне постоянно приходиться испытывать при разговоре о существовании окружающих меня людей в прошедшем времени.

Во второй части дня я услышала, как на двери щелкнул замок. Решив, что это кто-то из врачей, я легла на кровать и закрыла глаза. У меня уже не было ни сил, ни нервов их видеть и тем более слушать. Однако со мной, видимо, не хотели разговаривать, так как спустя пять минут никто так и не вошел в эту грязно-белую дверь.

Поднявшись, я медленно приблизилась к ней и резко распахнула, надеясь сломать кому-нибудь из Наблюдателей нос, если это снова были они. Ужасно раздражает раз в два дня слышать, как открывается дверь и чувствовать спиной, что кто-то минут по десять наблюдает за тобой. Несколько раз за ночь. Но, к сожалению или скорее к их счастью, в коридоре никого не было.

Кажется, снова выходка Мари.

Олег сидел за своим столом, почесывая затылок. В ближайшие двадцать минут он не должен зайти в мою комнату и пытаться навязать мне свои психологические тесты. Всё складывалось само собой. Я должна была понять, что хочет показать мне санитарка.

Бесшумно выйдя и прикрыв за собой дверь, я двинулась к красной двери с левой стороны. Обычно именно туда водили меня, чтобы провести водные процедуры и массаж, от которого оставались синяки. Она оказалась заперта. Тогда я на носочках побежала к противоположной ей.

За дверью с правой стороны явно слышалась сумотоха: топот врачей, их непонятные разговоры на ходу. Заглянув в щель, я не увидела пациентов. Видимо, все они были также заперты в комнатах. Когда поток людей в белых халатах иссяк, я проскользнула внутрь, еле как сдвинув толстенную алую преграду и встала за высоким деревом. Почему то я не хотела попасться кому-нибудь на глаза.

Тишина учащала мое сердцебиение. Было ощущение, что я делаю что-то нехорошее, незаконное.

Ряд дверей натолкнул меня на мысли, что это кабинеты. Не палаты. Двери у них были прозрачные. В конце коридора снова был красный вход в другое крыло. Но пока я не понимала, как туда пробраться.

Рядом со мной вспыхнул экран телевизора, что висел на стене. Открылись двери всех кабинетов и к нему стали приближаться люди. Я вжалась в угол.

— « Открываю документ «Исследования 10-х годов 21 века». Найдена нужная статья №19876 2012 года. Идет проверка системной безопасности. Включено озвучивание. «Проведено исследование в лаборатории кафедры общей и клинической фармакологии Медицинского института, которое получило название «ГЕМАТОПРОТЕКТОРНЫЕ ЭФФЕКТЫ ДИКАРБАМИНА ПРИ КУРСОВОМ ЛЕЧЕБНО-ПРОФИЛАКТИЧЕСКОМ ВВЕДЕНИИ В УСЛОВИЯХ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО РАДИОГЕННОГО ПОВРЕЖДЕНИЯ СИСТЕМЫ КРОВИ». С учетом цели исследования были сформированы три группы животных. Группа 1 являлась интактной. Животные групп 2 и 3 подвергались однократному воздействию ионизирующей радиации. Для моделирования лучевого повреждения проводилось облучение с помощью аппарата АГАТ-«С» разовой очаговой дозой 5 Гр, расстояние от источника ионизации до ионизируемой поверхности — 90 см, процентная доза — 94 %, а максимальная доза облучения составила 5,31 Гр.

Животным группы 3 вводили препарат дикарбамин производства ОАО «ВелунаФарм» внутрь в дозе 4 мг/кг ежедневно 5 дней до облучения и 10 дней после облучения.

Периферическую кровь забирали из краевой вены уха животных до начала эксперимента на 3, 5, 7, 10, 14, 21, 28-е сутки. Определяли: клеточный состав (абсолютное число лейкоцитов, эритроцитов, тромбоцитов в 1 л крови), лейкоцитарную формулу венозной крови…»

На секунду потеряв связь с внешним миром, моя голова, тщетно пытавшая понять смысл, но не успевавшая за речью робота, начала болеть, словно отказавшись от этой затеи.

Что-то обсудив на своем языке, ученые разошлись и коридор снова опустел.

— «Выведение на экраны цели и результат исследования. Получен анализ с нескольких серверов. Закрытие программы. Выключение интернет — носителей экспериментальной лаборатории».

Тут я не сдержалась и выбежала за дверь, совсем потеряв логику происходящего.

Слово «эксперименты» так и мелькало в сознании, пока ноги не привели меня к комнате.

Сев на кровать, я взялась за голову, не в силах бороться с мыслями, что сбивали друг друга, не успев полноценно озвучить свои догадки.

Почему я не увидела палаты? Где все остальные? Зачем нужны такие толстые двери? Что за текармин? Почему мне кажется, что я где-то уже слышала голос этого жуткого робота? Почему в этом крыле так много врачей? Почему? Почему? Почему?!.

Подняв голову, я схватила баночку с таблетками и тут же бросила ее на пол. На ней неаккуратным подчерком было написано «Декарбамин».

Когда успели сменить витамины на это?!