Глава 13. Ухудшения

Дело до диалога так и не дошло. Спустя час я слегла с температурой и слабость всю ночь и всё утро не давала мне возможности шевелиться. Так плохо я давно себя не чувствовала.

Олег одним движением руки взял с прикроватного столика мой импровизированный дневник и спрятал его под белым халатом, когда днем меня окружили врачи. Они около десяти минут спрашивали симптомы, светили фонариком в глаза, раз за разом ставили передо мной стакан воды, хотя я отказывалась пить.

— Что же с вами происходит, дорогуша? — спросил меня один из них. — Ухудшение на ухудшении. Вам придется задержаться у нас.

Вскоре загалдели и остальные.

— Самое поразительное — реакция воды на жреца. Разве такой она должна быть, коллеги?

— Маргарита, объясните же нам скорее — часто ли у вас пропадает ваш дар? Это необходимо для понимания проблемы, с которой мы столкнулись.

— Как сразу ваше состояние стало таковым? После укола? Сколько прошло времени?

— А лучше скажите, сможете ли вы сейчас пройти с нами для тщательного осмотра? Для установки точного диагноза, конечно.

— Я прошу вас, — негромко обратился к ним Олег, спасая меня от головной боли. — Вам прекрасно всё известно. Может, не будем зря тратить время и силы пациентки?

Пятеро нахмурившихся людей оглянулись на парня.

— Вы забыли, с кем разговариваете, доктор? По-моему, не стоит делать подобных выводов, если вы не посвящены и в половину дел.

Олег Дмитриевич выдержал гневный взгляд пожилого мужчины и пропустил замечание мимо ушей.

— Давайте не будем устраивать балаган в элитном учреждении, хорошо? Могу я наконец поговорить с больной?

— Непременно. Только вот у меня к вам не меньше вопросов, чем у вас к ней, Михаил Львович.

— Олег! — отдернул его мужчина с седыми волосами, стоящий слева от меня. — Немедленно покинь эту комнату.

— Но Федор Ни…

— Иди на обход. Сейчас же!

— На риторические вопросы в ответах нет надобности, — продолжал говорить главный врач. — И мы еще вернемся к этому разговору.

Парень направился к двери только после того, как его дядя опустил глаза, в которых он тщетно искал поддержки.

— Думаю, вам следует проводить его в крыло С, доктор. Сегодняшнее дежурство он проведет именно там.

Федор Никанорович посмотрел на меня, нахмурился и вышел следом.

Когда дверь громко захлопнулась, в палате снова возобновился гул.

— Мы приносим вам свои извинения, хотя они, конечно, являются всего лишь пустыми словами, однако я оправдаю их, гарантирую вам.

— Забудьте, дорогая, что сейчас было. Молодежь сейчас не отличается особым умом и не понимает, что самолечением заниматься глупо, если главный врач уже дал все необходимые рекомендации.

Я не успела произнести и слова, как почувствовала усталость и провалилась в сон. Краем глаза только увидела пластину на своей руке и ее грязно-белый цвет.

С этого дня абсолютно всё пошло не по плану, который я сложила в своей голове около месяца назад. Или двух недель назад… Может быть и трех с половиной. Я непростительно стала путаться после того, как Олег почему то забрал мой самодельный дневник, где я вела счет этих дней сурка.

Больше меня не водили ни на какие процедуры. Врачей приходилось видеть все реже и реже, отчего возникли подозрения, что в комнате, как бы я не была против, установили камеры. Поблескивающий красный огонек в углу дальней стены, что я увидела накануне ночью, подтверждал это.

Неужели после очередного анализа выявилось что-то страшное? Я проводила за этим вопросом бесчисленное количество времени, все больше пугая саму себя.

Хотя больше всего смущали методы лечения. На днях меня заставили опустить руку по локоть к хищным рыбам, уверяя, что они безобидны. Едва справляясь с собственным телом, я все же успела ее выдернуть до того, как эти животные вцепились в мою кожу. После того случая меня положили на операционный стол и отключили. Помню только обрывок своей кожи, который сняли с моего больного плеча, и кровь на резиновых перчатках незнакомого мне доктора.

С каждым разом прожитые дни стали всплывать в моей памяти обрывками. Сон редко отпускал меня в свой мир. Сознание предпочитало находится в мире иллюзий. Может быть потому, что так было проще терпеть ломоту в теле и тремор, что начинался после приема таблеток.

Это явно было похоже на обезвоживание. Я не могла и рта раскрыть из-за потрескавшихся и склеившихся губ. А из-за своих глаз, точнее, черных мешков под ними, я еще долгое время не смогу подходить к зеркалу. Все это напоминало сюжет плохого фильма, где главного героя пытаются угробить, а он даже и не подозревает об этом.

Олег сильно изменился. От веселого и доброго парня ничего не осталось после последней перепалки. Раньше он говорил название препарата и рассказывал его функции перед тем, как дать мне. А сейчас я потеряла счет лекарствам в одной и той же безымянной пластиковой баночке.

Из колеи выбило, когда однажды я проснулась в ярко освещенной комнате с большими окнами перед целой толпой молодых людей. Это помещение скорее было аудиторией, а люди, так старательно писавшие за стоящим от меня неподалеку профессором — студентами. Какого же было мое удивление, когда обо мне стали рассказывать как об объекте исследования.

— Что вы чувствуете? — спросил тогда врач, закончив свою лекцию.

— Боль, — недвусмысленно прохрипела я перед тем, как дать волю сильному кашлю.

Солнце для меня еще никогда не было таким ярким, как в тот момент. Увидев темно-синее небо с плывущими кусочками ваты, я совсем перестала слушать, о чем говорил пожилой мужчина. Сейчас я сильно жалею об этом, но тогда для меня был важен только естественный свет, тепло и свежий воздух, прибывший из открытой форточки.

Снова проваливаясь в сон, я заметила сидящего на первом ряду Олега. Он был единственным, кто перестал писать после моего ответа. Хотя, может быть, у меня начались тогда галлюцинации. Это объясняло, что по телевизору в новостях я постоянно видела своих родственников.

Передача «Здоровое утро» прервалась экстренными новостями. Наконец-то они появились на моём телевизоре. Резкая смена погоды в двух штатах северо — американского континента привела к повреждению нескольких особняков одного богатого района в связи с сильным ветром, повалившим на них деревья. Погибло около 15 человек, половину из которых до сих пор не могут вытащить из обломков. Трагедия произошла пару часов назад, но, судя по всему, стоит ожидать еще чего-либо, так как буря не стала слабее, переместившись в другие районы города.

Я сжала рукой заблестевший кулон, не сумев встать с кровати.

Всё завершилось также внезапно, как и началось. Хоть силы и уходили, свой долг выполнять я пока еще могла.

Тоска по родным подливала масла в огонь непонимания происходящей ситуации. Не знаю, что меня раздражало больше— беспомощность или вранье работников этого райского «санатория». Книга «Улыбайся, пока не поздно» — или как там ее — буквально открыла мне глаза. Помнится, последняя глава была посвящена именно лжи. Психологи утверждали, что нахождение ее проявлений является важной частью жизни оптимиста. Как бы странно это ни звучало.

В дверь постучали.

— Маргарита, вы не против, если я здесь приберу?

— Мари? — прошептала я, поморщившись от треснувшей нижней губы, из которой начала проглядываться кровь.

— Выглядите неважно, — вздохнула она и зашла внутрь. — Жаль, что не мне дано рассказать вам обо всем. Но Дмитрий Алексеевич всё исправит, не сомневайтесь.

Последнюю фразу она произнесла шепотом.

Ах да. Таинственный доктор, спешащий на помощь. Я не знала кто это, впервые услышала его имя дня два назад, когда Мари мне принесла спасение в бирюзовой коробочке в виде розовых капсул, что я принимала 3 раза в день. Но даже факт, что мне полегчало, не делал этого Дмитрия моим фаворитом.

« — Мы приносим вам свои извинения, хотя они, конечно, являются всего лишь пустыми словами, однако я оправдаю их, гарантирую вам…».

Примерно после этих слов началась адская неделя, где я только во сне не чувствовала головную боль, спутанность в сознании, зуд и дрожь в руках, тошноту, отеки, боль в суставах и слабость.

Сколько же ложных обещаний я еще услышу?

— Мари, мои родные ничего не передавали?

Она замолчала и будто через силу ответила:

— Они желают вам выздоровления. И ждут вас. Но передали, чтобы вы слушали то, что говорят врачи.

Как бы сейчас хотелось оказаться на водопадах, где тишина завладевает слухом, прохладная вода шумит и льется прямо по телу, оставляя на коже чистые капли, а ты не думаешь ни о чем, наслаждаясь тем умиротворением, что дает дикая природа.

Теперь это было таким далеким для меня. Никогда бы не могла подумать, что так буду жаждать тот самый воздух, содержащий в себе сырость темнохвойного леса.

— ОН попросил кое-что уточнить.

Я прервала свои горестные воспоминания и взглянула на нее.

— Когда Михаил Львович был здесь в последний раз?

— Я…не помню.

— Он давал какие-либо новые распоряжения?

— Нет.

Она кивнула и стала заниматься уборкой.

— Мари, можно и мне спросить?

— Попробуй. Но только тщательно подбирай слова, — она едва заметно кивнула на камеру, висящую под потолком.

— Могу я прогуляться?

— Нет. Исключено.

— Да всмысле? Камеры — это еще куда не шло, но такие запреты начинают действовать мне на нервы! Даже под руководством лечащего врача нельзя?

— Да, именно так.

— У вас всегда здесь были такие правила?

— Нет, — грустно ответила Мари, приступая к мытью полов. — До недавних событий.

— Расскажешь?

— Не стоит беспокоиться о пустяках, вам нужно хорошенько отдыхать.

Больше от нашего разговора я ничего не получила. Через минут двадцать женщина ушла, снова оставив меня в одиночестве с кучкой газет и журналов. Решив немного отвлечься, я наудачу вытянула один из них и стала со злостью листать яркие страницы.

Неимоверное количество рекламы, статьи на неинтересные мне темы и интервью знаменитых людей навеяли на меня воспоминания о том, как однажды я увидела неприятную рекламу на баннере здания, в котором мы с Машей заметили Катю с кем-то, опаздывая на вечеринку.

«Все начиналось прекрасно. На экране колыхались травы и цветы на ветру, к земле клонились пшеничные колосья. С растений плавно стекала, серебрясь, роса. Но вместо того, чтобы упасть на землю, попала в руки к человеку, превратившись в сияющие ярче прежнего бриллианты, сделав его немыслимо богатым. На заднем плане все колосья увяли».

Глупейшая метафора. И почему все это так мозолит мне глаза? Маша и внимания на это не обратила. Еще бы! Там же, наверху, ее лучшая подруга с незнакомцем. Куда уж интереснее. До сих пор не верится Бедная Маша..

Последнее, что мелькнуло в моем сознании — это яркий вход на вечеринку. Дальше — ничего. Это сильно напрягало. Я не помнила, как все там прошло, как началось, как возник пожар. Ничего. И почему я раньше не замечала, как эта Екатерина похожа на мою одноклассницу? Зачем она говорила мне, что трагедия произошла после защиты?

Тут журнал соскользнул с моих рук и упал на пол. Наклонившись к нему, я увидела вырезку из какой-то газеты, что, видимо, была заложена между последними страницами. То, что я там прочитала, была одна из недавних новостей города, в котором я находилась. Его название и дата публикации были вырезаны.

Как утверждалось в этом клочке бумаги, за неделю в больнице пропало три человека. У меня не было сомнений о какой здесь шла речь, в правом углу почти каждой страницы мелькало лицо главного врача. Но пугала информация, находившаяся на самом последнем куске бумаги.

«Возбуждено уголовное дело. Всех пациентов переводят в другие больницы. Эта подлежит сносу…»

Быстро спрятав вырезки в страницы журнала, я бросила его на стол и подняла глаза на камеру. Повезло, что я сидела спиной.

Да что происходит? Мне стоит поковать вещи? Или… Погодите! А если по каким — то причинам заключенный под стражу Михаил Львович оказался на свободе? Мало того, он продолжает лечить людей. Мне это всё жутко не нравиться.

Но больше интересовало, кто мне пытается помочь. Хотя очевидно. Журналы принесла Марго. Ну конечно же.

Что всё это значит?

Я сидела на кровати около часа, пытаясь придумать хоть что-нибудь.

Взгляд упал на приоткрытую дверь.

За красной дверью не слышалось шума, который встретил меня в прошлый раз. Я прошла тот коридор без приключений, т.к. врачи сидели по кабинетам, а экраны на стенах молчали.

За второй такой дверью вниз по лестнице я наконец увидела палаты. Коридор казался длиннее обычного, я сумела насчитать около десяти комнат, также закрытых, как и по идее должна быть моя. Здесь не было ничего кроме грязных стен и слабых ламп, висящих над головой. Только запах. Мерзкий запах, похожий на смесь тухлой рыбы, мяса и еще множество всего остального.

Я дважды пожалела, что пошла именно сюда.

Камеры здесь были на каждом углу, но я и не собиралась играть в прятки. Мне хотелось увидеть людей, находящихся под замком, хотелось поговорить с ними и разузнать об этом месте побольше, пока меня снова не отправят в комнату.

Подойдя вплотную к наугад взятой двери, я прислушалась. После нескольких шорохов, всё внезапно затихло.

— Простите? — прошептала я, оглядываясь по сторонам. — Меня зовут Рита. Я не так давно здесь прохожу лечение… Мне хотелось бы узнать…

И тут в дверь будто что-то ударило, я резко отстранилась, сбившись с мысли.

— Уходи, — послышался громкий женский шепот.

Не решаясь что-либо сказать, я замолчала.

— Я знаю про тебя. Уходи. Тебе нельзя здесь быть. Они не должны найти тебя.

— О чем вы говорите?

Я отступила на шаг назад и вздрогнула от возникшего шума из всех камер. Я написала камер? Простите, палат, конечно…

Множественный шепот переплелся с грохотом запертых дверей. Я оперлась о стену, где находился бордовый выход на лестничную площадку и затаила дыхание.

В тот момент, когда моя спина коснулась твердой поверхности, двери распахнулись. Свет в коридоре был тусклый, но я отчетливо могла видеть отсюда, как что-то повсюду пытается выползти из своих клеток.

— Не может быть. Я же слышала человеческий голос…

Из первых камер показались щупальца, да такие толстые, что превысили бы в диаметре полметра, наверное. Из третьей палаты показались острые конечности, количество которых я не смогла посчитать от банального страха. В четвертой и шестой я увидела маленьких существ, похожих на скелетов, обтянутых кожей. В пятой и седьмой я увидела людей. Но только по телу можно было отнести их к людям. У одного был рот на пол лица и тела, которым он пытался прогрызть стену, а у второго длинные конечности, которыми он, двигаясь, создавал звук, похожий на перелом костей. В девятой я увидела широко улыбающееся мохнатое существо, которое даже не пыталось двигаться, еще больше пугая меня. В десятой я ничего не увидела, только глухие удары по невидимой преграде, что не давали выбраться этой незримой массе.

И тут до меня дошло, что двери просто стали прозрачными.

— Эй, ты. Долго пялится будешь?

Злой голос заставил меня опомниться и повернуться в сторону его обладателя. Это была девушка из восьмой палаты. Ее черные волосы достигали пола, лицо было в какой-то сине-черной сыпи, глаза разного цвета, не зрячие, как мне тогда показалось.

— Дикая что ль? Или людей давно не видела?

Тут я не выдержала, ударила кулаком в то предполагаемое место стены, в котором находилась кнопка, делающая двери прозрачными, чтобы белые потрескавшиеся куски досок скрыли существ от меня, и выбежала из коридора.

И только я распахнула дверь, где находились все врачи, я почувствовала, как меня схватили за капюшон пижамы. Красная дверь захлопнулась прямо перед моим носом, лишив меня возможности оставить все это в прошлом, а рука, что сжала мне рот, позвать на помощь.

— Добегалась, чукча?! Ну говорили же. Предупреждали же… — прохрипел незнакомый мужской голос перед тем, как заволочь меня обратно.