Глава 23. Последний день генерала Земледельцев

После поминок по Джонсу сэр Октавиан и Председатель уединились в личной келье последнего. Это была крохотная, но весьма практичная комната, меблированная простой односпальной кроватью, двумя резными стульями, из того же комплекта письменным столом и освещённая одной-единственной лампочкой, свисающей с потолка на тонком проводе.

— Вот в таких вот условиях меня заставляют спать! — посетовал другу Председатель, делая широкий жест на своё жилище.

— Небогато… А почему?

— Видишь ли, у нашей величайшей на Земле организации есть «Положение» — свод внутренних законов. Сейчас, секундочку, я покажу тебе его подлинник…

Глава Комитета уселся за стол и быстро выдвинул и захлопнул три ящика.

— Вот! — воскликнул он, протягивая министру древний, но, по-видимому, очень бережно хранимый фолиант.

Сэр Октавиан принял книгу с высочайшим почтением и рассмотрел её. Написанное на главных земных языках слово «положение» или словосочетание «свод законов» покрывало всю обложку, включая корешок и форзацы.

— Страница сто сорок! — подсказал ему Председатель.

Министр долистал и зачитал пункт первый:

— Председателю следует являться образцом для подражания во всём и вся: во внешнем виде, в эрудиции, в ораторском мастерстве, следует иметь выдающиеся лидерские способности…

— Пункт пятый, друг мой, пропускайте это всё! — перебил его глава Комитета.

Октавиан взглянул на низ страницы.

— Ага! Обязанности Председателя! Председатель обязуется отрешиться от всех земных благ, в том числе от любой материальной роскоши, излишеств в еде и заведения потомства. Наложенные запреты снимаются сразу после ухода с поста. Звёздочка… Данное условие победившему кандидату следует внести в свою присягу.

— И я внёс! — рявкнул глава Комитета с досадой, как будто считал себя за это полнейшим дураком. — Понятно, что без этого высшей власти было не добиться, но всё же — двадцать девять лет строжайших запретов! Не всякий выдержит.

— Сколько?! — ужаснулся министр.

— Двадцать девять, друг мой, вот уже двадцать девять лет я боюсь хлебнуть лишнюю ложку супа, чтобы меня не осудили как чревоугодника!

— Не понимаю! Зачем же так ограничивать верховного правителя? Что за глупость? Кто придумал?

— Основатели тайного мирового правительства. Они считали, что бедность позволит Председателям легче понимать нужды простых землян.

— Абсурд!

— Согласен!

* * *

Беседовать о своих непростых судьбах главари восстания могли ещё очень долго, но часы вскоре пробили полночь, и до отлёта министра обратно на Нибиру осталось всего полчаса. Он уже было встал и хотел откланяться, но глава Комитета запротестовал и удержал его буквально силой. Председатель вспомнил, что надеялся выведать у друга как можно больше свежих новостей, которые тот не мог отправлять по обычной связи, чтобы избежать перехвата, поэтому попросил его задержаться.

— Ладно, я не против. Не думаю, что мой дроилд станет сильно беспокоиться, — согласился Октавиан и снова уселся на стул. — Итак, вы хотите знать, как продвигается моя часть работы? Ну, нельзя сказать, что дело плохо, но и особых успехов у меня тоже пока что… мало…

— Да вы не стесняйтесь, не стесняйтесь, говорите! — подбадривал друга Председатель.

— Ну, я…

В первую очередь, Октавиан рассказал ему о том, как прошла встреча Фейриса четвёртого с его единственной конкуренткой — Изабеллой, и как неоатланты выиграли жеребьёвку на проведение у себя 808-ых Космических Игр. Потом он объявил, что всё-таки смог провести обещанные переговоры с «боссом боссов» Нибируанского криминалитета, и что ему, похоже, удалось склонить того на свою сторону. Революция, таким образом, получала в своё распоряжение ещё несколько тысяч бойцов.

— В общем-то, это всё, — сказал министр, выслушав и ответив на все дополнительные вопросы.

Наступало время прощаться. Глава Комитета вызвался проводить союзника до звездолёта, но тот заверил, что найдёт дорогу и сам, а Председатель сегодня потратил слишком много нервов и должен отдохнуть. Пожав плечами и сказав: «Как знаешь!», глава Комитета улёгся на постель и проглотил трофейную Земледельческую таблетку «мгновенного сна».

Перед тем, как покинуть келью, министр совершил своего рода преступление — на цыпочках подошёл к столу, выдвинул верхний ящик и вытащил из него прикрытый бумагой бластер. Оружие было замечено Октавианом ещё тогда, когда Председатель искал «Положение». Написав союзнику записку с двумя словами: «Одолжил. Верну», министр так же на цыпочках приблизился к двери, выключил свет и с бесшумностью кошки выскользнул в коридор.

* * *

Спрятав бластер под пиджак, чтобы никакой случайный встречный его не увидел, сэр Октавиан двинулся к тюремному отсеку горного города. От предвкушения самосуда его трясло, от ликования — распирало. Никогда ещё он не чувствовал себя таким властным, свободным, «вершителем судеб», как сейчас, прижимая оружие предплечьем к туловищу. Он шёл чуть ли не вприпрыжку, улыбался и наверняка жалел, что никто не видит его радость. Продвигаясь с той же скоростью, он быстро добрался до цели и остановился перед такими же громадными, как в бункере Комитета, решётчатыми воротами, запертыми на ночь. Тяжёлый навесной замок сначала ввёл его в ступор, но он тут же спохватился и расстрелял эту преграду из бластера, заодно успешно протестировав своё оружие.

Свет в новой тюрьме Фейриса второго включился автоматически, отреагировав на резкие движения крупного объекта. Министр, как мог, успокоил сердцебиение и дыхание, взял бластер на изготовку и оглядел помещение в поисках содержащегося здесь генерала Земледельцев. Пленник нашёлся быстро — он спал, громко храпя, на двух составленных диванах в дальнем конце зала. Чтобы разбудить его, Октавиан решил не заморачиваться и просто пальнул в воздух прямо над ухом генерала. Это сработало. Фейрис второй вскрикнул, вскочил на диван с ногами и, щурясь от света, сразу занял боевую стойку. Министр рассмеялся, на всякий случай отошёл на несколько метров назад и позвал пленника по имени.

— Здравствуй, Октавиан… — сказал генерал, распознав его голос и знакомый расплывчатый силуэт, но пока ещё не привыкнув к свету и не разглядев у него в руках оружия. — С чем пожаловал? Хотя, глупо ждать от революционера твоего ранга чего-то… доброго…

— Ты что, всё ещё спишь? — удивился министр. — Ну-ка, что это? — спросил он, вытягивая вперёд руку с бластером.

Сонный генерал уставился на оружие, как баран на новые ворота, но потом, похоже, окончательно пришёл в себя. Увидев бластер, он тут же осознал, что Октавиан пришёл к нему вовсе не с «дружеским визитом» или допросом — он пришёл его, ни много ни мало, казнить. Это осознание ударило по нему, словно молния. Фейрис второй издал стон, похожий на предсмертный рёв дикого зверя, потёр глаза, сел, потом сразу встал, поправил на себе одежду, пригладил волосы и сложил руки по швам.

— Пли, — резко скомандовал он, смотря министру прямо в глаза и выражая в своём взгляде всю боль, горечь, бесстрашие и безучастность обречённого на гибель.

Октавиан поставил палец на курок и прицелился генералу ровно в центр лба.

— Передавай привет брату! — посоветовал министр с довольным лицом. — И отцу! И жене брата… тоже передавай!

— Спасибо, что разбудил. Было очень приятно перед смертью услышать твой голос, — с иронией, улыбаясь, произнёс генерал.

— Убить тебя, чтобы ты сам этого не понял… было бы не интересно! — усмехнулся Октавиан.

Крючок спуска плавно потянулся назад…

— Стой-стой-стой, подожди! — внезапно вскрикнул Фейрис второй, замахав руками.

— Чего ещё? — насторожился министр, не опуская бластер.

— Я имею право… на последнее желание?

— Если его можно исполнить, не выходя за пределы этой комнаты.

— Хм… Чисто… теоретически… Это возможно…

— Да говори ты уже! — нетерпеливо крикнул Октавиан.

— Желаю, чтобы министр внутренних дел расы неоатлантов подох самой жуткой смертью! — выдал генерал Земледельцев и дико расхохотался. — И как можно скорее!

— Да уж. Оригинально.

Курок щёлкнул, пружинка дзинькнула, бластер сработал. От сгустка плазмы было не увернуться. Фейрис второй замер, обмяк и грохнулся на пол…

* * *

Свершив расправу над генералом Земледельцев, сэр Октавиан покинул горный город, отыскал в лесу нужную тропинку и вышел на пляж, где его ожидали личный звездолёт и в нём дроид-водитель. Метров за тридцать от корабля в глаза ему внезапно бросились чьи-то следы на песке. Они вели до самого звездолёта и обрывались на его спущенном трапе. Министр мысленно упрекнул себя за то, что не закрыл дверь, и на всякий случай положил руку на бластер, заткнутый за ремень брюк. Тут в глубине корабля что-то зашевелилось. Октавиан выхватил бластер, ожидая, по меньшей мере, покушение, но из-за поворота на трап, а потом на землю медленно сошёл Председатель, от чего-то очень угрюмый.

— Ох, это вы! — оторопел министр, чуть ли не дрожа под его немым укором. — Вы же у себя спали!

— Верните бластер, — сердито потребовал глава Комитета.

— Что?.. — Октавиан аж вспотел от чувства стыда и разоблачения.

— Когда он удаляется от меня больше, чем на триста метров, мне приходит звуковое оповещение. В мою келью за последние двадцать лет не заходил никто, кроме вас. Верните бластер! — повторил Председатель грозно.

— Простите, друг мой, я не сдержался… — виновато произнёс министр, протягивая оружие рукояткой вперёд. — Само существование Фейриса второго было мне, как кость поперёк горла…

— Самодеятельность в нашей революции должна быть сведена к минимуму, — строго заметил глава Комитета, вставляя бластер в кобуру на поясе. — Вы прекрасно знаете, что поставлено на карту.

— Да, да… — протянул Октавиан. — Ну что же, если я вернул всё, что украл, то… Я могу улетать?

— Погодите! — остановил его Председатель. — У вас там топлива нет.

— Как так? Я проверял, у меня там восемьдесят процентов!

Министр зашёл внутрь, подбежал к приборной панели и обнаружил досадную неприятность. Трансгрессатор действительно был заряжен ещё на четыре скачка, но обычное, необходимое для перелёта через атмосферу топливо было в корабле на исходе. Октавиану пришлось вернуться к главе Комитета и попросить того вызвать кого-нибудь из своих подчинённых с топливом. Председатель сказал, что предвидел такую просьбу и уже давно позвонил в горный город.

Пока главари восстания дожидались бочки с топливом, они решили напоследок пообщаться.

— Слушайте, друг мой… — вспомнил министр. — Мне не даёт покоя тот ваш пульт… Ну, который вы сегодня применили на поминках! Он сейчас при вас?

— Да, он всегда при мне… — глава Комитета залез во внутренний карман пиджака и достал ту самую вещь, с помощью которой недавно убил сорок восьмого.

— Вы можете объяснить мне, как он действует? Что это за устройство?

— Это — «ключ от душ»! Это самая главная привилегия Председателя! Она позволяет ему в любой момент расправиться с любым членом Комитета! В экстренном случае мне достаточно лишь засунуть руку в карман и на ощупь набрать номер моего обидчика!

— И… что с ним произойдёт? — спросил сэр Октавиан, хотя и так помнил, что случилось с сорок восьмым.

— Это страшный секрет, друг мой…

— Тем более говорите!

— На церемонии посвящения каждому новому члену тайного мирового правительства вживляют в шею датчик. Если я наберу на «ключе от душ», к примеру, «четыре-восемь», этот датчик в шее набранного мною члена взорвётся… и переломит своему носителю позвоночник.

— Жестоко… — протянул министр, потерев шею сзади.

Тут из джунглей выбежали трое человек, несущих одну большую канистру со звездолётным топливом — обыкновенной очищенной водой, из которой корабль мог преобразовывать и употреблять для перемещений в пространстве чистый водород. Топливный бак был вскоре наполнен, и предводители революции, попрощавшись, как в последний раз, разошлись — глава Комитета в сопровождении троих рабочих вернулся в горный город, а министр, сделав круг над островом и ещё раз подивившись красотам Земли, улетел обратно на Нибиру, где у него были запланированы выборы нового короля в парламенте…