Глава 9

Когда я вышел на улицу, было еще темно, но на востоке уже занимался рассвет. С неба падал небольшой снег, сразу тая на еще не до конца промерзшей почве. Марина стояла рядом с дверью и, дрожа, переминалась с ноги на ногу.

— Тебе же холодно, почему не зайдешь? — спросил я у нее.

— Ну и что, что холодно… Зато — свежий воздух, простор! Я уже насиделась в четырех стенах, пока ты пребывал в мире грез.

— Да? А который сейчас час?

— Около шести утра… Сколько ты спал, можешь сам подсчитать! — судя по ее обычному озорному тону, настроение у нее было неплохим. И это несмотря на вчерашние приключения.

— Сейчас хоть можно спокойно постоять на улице, — продолжила она, — У милиции пересменка, никто за нами не следит, для спешащих на работу горожан тоже еще слишком рано… Никто тебя не видит!

— Марин, не волнуйся… Ты ни в чем не виновата! Саша же обещал, что тебя эта история не коснется… Я ему верю.

— Да здесь сложно не волноваться… Но я стараюсь относиться ко всему с юмором. Надеюсь, правда, все образуется… Знаешь, я тут все думаю о твоем рассказе. И о Москве. Ведь здесь не так плохо, как считает этот твой Маэстро. Здесь такие замечательные, романтичные парки — Царицыно, Коломенское, Измайлово… Екатерининский парк… В нашей столице постоянно проходят интересные концерты всех мировых знаменитостей, и выставки лучших мировых шедевров.

— Да уж… Но на все это нужно время. Я в последнее время был слишком занят для всех этих мероприятий.

— Глупости, — Марина даже чуть сморщилась, — время есть всегда! Если при любой загруженности себя хоть чуть-чуть организовать, обязательно появится свободная минутка. Дело не в занятости, а в желании. Как это ни странно, именно москвичи практически не бывают ни на Красной площади, ни в Третьяковской галерее, ни в других знаменитых московских музеях… Только если гости из провинции приезжают.

Я кивнул. По правде говоря, сам я на Красной площади, которая сейчас находилась в полусотне метров от нас, был только в первый год своего приезда в Москву.

— Хотя, — продолжила Марина после небольшой паузы, — в чем-то Маэстро все-таки прав… Мы ведь действительно живем в безумном городе — и сами постепенно сходим с ума. Ты только посмотри, какая, оказывается, красотища кругом!

Она вскинула руку с пригоршней снежинок — они так и заиграли в первых лучах утреннего солнца. Я против воли улыбнулся. Марина подошла ко мне и поднесла ладонь со сверкающими огоньками прямо к моему лицу. Я, не отрываясь, смотрел, как искорки на ее руке играли различными оттенками белого и красного.

— Да, красиво, — не переставая улыбаться ответил я, — не знаю, почему мне пришло в голову, я такое же чувство испытывал, когда в детстве кормил уток. Я стоял на мосту и кидал кусочки хлеба в реку, а птицы толпой слетались и старались забрать крошки друг у друга. А у меня, ребенка, было такое ощущение прекрасной беззаботности.

— А у меня оно было, когда я смотрела на своих бабушку с дедушкой — как они летом с утра пораньше выходили гулять, держа друг друга под руку…

Она посмотрела на меня, и мы неожиданно расхохотались.

— Знаешь, я, когда это все закончится, наверное, уеду в Рязань, — сказал я, устав смеяться. — У матери там домик, еще довоенный, от деда доставшийся. Буду помогать ей по хозяйству, устроюсь кем-нибудь в районную администрацию…

— Ну, в зарплате ты, конечно, потеряешь, — в словах Марины слышался добрый сарказм.

— Это точно… — с улыбкой ответил я.

Опять повисла пауза.

— Ты уже думал, сколько тебе лед дадут? — неожиданно серьезно спросила девушка.

— Если я буду сотрудничать со следствием и все расскажу — где-то года четыре… А значит, с учетом условно досрочного освобождения…

— …Года через два ты сможешь начать новую жизнь? Ну это не страшно — как в армию сходить, — снова весело подмигнула она.

— Сейчас срок службы сократили, до года, — зачем-то возразил я.

Марина в ответ только угукнула.

— А ты будешь меня ждать — после «армии»? — почему-то спросил я.

— Не знаю… По правде сказать, тогда, на выпускном, мне не казалось, что у нас все серьезно. А теперь такое шикарное предложение!

В ее голосе снова звучал сарказм.

— Но я обещаю подумать, — серьезно пробормотала она. — Расскажи еще что-нибудь?

— О чем?

— Например, как это ты оказался в такой сомнительной фирме?

— Это не очень-то интересная история. Вообще-то сразу после окончания службы на флоте я устроился помощником юриста в ничем не примечательную строительную компанию. Зарплата там была по меркам сухой статистики выше средней по Москве и уж тем более по России, но мои амбиции требовали большего.

Как-то раз в обед я шерстил Интернет и наткнулся на сайт, посвященный продажам государственного и муниципального имущества. Несмотря на явно убогий дизайн, этот информационный ресурс меня заинтересовал. Среди всего прочего, что предлагалось к продаже, в списке было несколько акций, всего около полутора процентов, одного мелкого московского предприятия, занимающегося пошивом одежды. Как я выяснил из не менее кривого официального сайта данной фирмы, заказчиком ее продукции являлось, в том числе, Правительство Москвы и прочие органы власти. Акции, как раз и продаваемые Московским Правительством, никого не интересовали — количество их было мизерным, никакой прибыли они не сулили. Зато они привлекли меня. Я подумал, что стоимость ценных бумаг не такая большая, и решил поиграться в инвестора.

Помню, как секретарша аукционного дома удивленно посмотрела на меня, когда я сказал ей, на какой лот я подаю документы. Правда, акциями интересовался только я, поэтому, чтобы аукцион состоялся, мне пришлось придти с товарищем — сторожем из моей тогдашней конторы. Он сыграл роль второго участника торгов; по закону для действительности аукциона должно быть минимум два претендента. Товарищ получил от меня тысячную купюру за свой законный выходной, на аукционе после объявления стартовой цены он благоразумно промолчал, я поднял карточку и — вуаля — стал «миноритарием» (или «микроритарием» — как правильнее?) одного из московских предприятий.

На следующий же день после регистрации в депозитарии я явился в эту фирму и с милой улыбкой уведомил — я их новый акционер и хотел бы ознакомиться со всей документацией, включая бухгалтерскую. И был вытолкан взашей охраной.

Что ж, это было весьма непредусмотрительно. Организация сразу же получила иск о нечинении препятствий в ознакомлении с документами. Дело было мною, разумеется, выиграно, ведь право частной собственности, в том числе на акции, гарантируется государством. И тогда руководство фирмы, после обрисованных перспектив о масках-шоу с участием судебных приставов, пустило меня внутрь и предоставило вожделенную информацию.

А вот это было еще более глупо. Фирма получила от меня еще с десяток исков — о признании недействительными приказов о назначении руководителя, решений об утверждении устава, других внутренних документов. Я даже особо не напрягался, хватило институтского курса корпоративного права — невооруженным глазом было видно, что в организации не было даже полуюриста, а все рыбы ее бумаг просто скачаны из Интернета.

Когда судом было признано незаконным назначение генерального директора, руководство фирмы (получается, фиктивное) резко поумнело. Еще более оно поумнело после моего уведомления о том, что я, как акционер, желал бы провести независимый аудит организации. Разумеется, за ее же счет. Тогда как раз надвигался очередной юбилей Москвы, под который город заказал пошив новой форменной одежды. И перечислил солидный аванс. В общем, любые проверки были совершенно ни к чему. Итак, я получил то, что и ожидал — предложение продать мои акции по приемлемой цене. После непродолжительного торга (я решил не наглеть) на моем банковском счету появилась моя полугодовая зарплата.

Этот пример меня вдохновил, я взял отпуск и провернул похожую операцию еще три раза, разумеется, уже с другими конторами.

После этого меня заинтересовал такой способ приватизации, как продажа без объявления цены. В этой форме торги проводятся в том случае, когда другие типы аукционов уже не дали результата, и ясно, что объект просто никому не интересен. Суть в том, что претенденты предлагают свою цену за государственное имущество (часто любую, хоть один рубль) — пишут ее на листе бумаги, вкладывают его в конверт и заклеивают. При подведении итогов аукционист вскрывает конверты, и тот, кто предложил наибольшую цену, считается победителем.

Внимательно просмотрев интернет, я обнаружил, что по такой схеме продается довольно-таки крупный пакет акций одного из московских предприятий. Его-то я и избрал своей следующей добычей.

Когда я явился в аукционный дом, то оказалось, что на приобретение этого пакета акций имеется только одна заявка. Я с милой улыбкой, обернутой в тысячерублевую купюру, попросил дать мне посмотреть конверт с ценой. Поскольку моему обаянию не было предела, через минуту конверт, как и требуется, запечатанный, был у меня в руках. Раскрывать его надобности не было — я просто посмотрел через него на свет и увидел цену — пятьдесят тысяч рублей. Тогда я с такой же улыбкой подал заявку и вложил в конверт свое предложение — пятьдесят тысяч и один рубль.

Когда через две недели я был признан победителем этих торгов, на парня, представителя моих конкурентов, жалко было смотреть. Можете себе представить — говорят его цену, он сидит и улыбается, а потом объявляют мою (на рубль выше), и уголки его губ резко устремляются вниз.

Правда, тут у меня вышла заминка. Когда я через неделю получил из депозитария все необходимые документы, как-то с утра, меня, выходящего из дома, просто взяли и загребли трое молодчиков. Я и пикнуть не успел, как они затолкали меня в старый Форд-Транзит, завязали глаза и заткнули рот. Ехали мы долго, часа четыре. Затем меня вывели из машины. Насколько я тогда понял, мы были уже в Подмосковье: видеть окрестности я не мог, но приятное щебетание птиц и свежий воздух давали понять, что это уже не Москва. Меня завели в подвал какого-то коттеджа, просторный но редко проветриваемый. Повязку с глаз сняли. Их было четверо. Двое держали меня, третий помогал им, а четвертый, видимо, старший, стал объяснять, как я неправильно поступил, что встал у них поперек дороги. Говорил он о том, что торги были организованы специально и никаких претендентов на них больше не планировалось. Объяснял парень старательно, доходчиво, сильно выкладываясь на каждом аргументе. Правда, с анатомией у него было неважно, поскольку в качестве моих органов слуха он избрал почему-то печень и почки. Иногда выслушивать его приходилось и моему носу, и прочим костям лицевого скелета. Товарищи держали меня крепко — на всякий случай, чтобы я не стал приводить контраргументы. Что интересно, одним из державших меня был тот самый Макс, которого я сегодня подвозил до работы.

После долгих и трудных переговоров мы пришли к соглашению, что я уступаю им эти акции. За это я получаю пятьдесят тысяч один рубль, которые были мною заплачены за ценные бумаги, тысячу рублей «операционных расходов», потраченных при подаче заявки, и еще один рубль прибыли. Итого, чтобы я был честен со своей гордостью, — пятьдесят одну тысячу два рубля. После подписания всех необходимых документов мне затолкали в карман вышеозначенную сумму, надели на голову мешок, погрузили, насколько я понял, в тот же ржавый Форд-Транзит и выбросили из него на Киевском шоссе, прямо перед МКАДом.

С человеком, который так долго втолковывал мне про неправильно купленные акции, мы увиделись через месяц на других торгах, также без объявления цены. Как видно, ни он, ни я из прошлой нашей встречи ничего не усвоили. Мы смотрели друг на друга, а не на аукционный стол, когда аукционист вскрывал конверты. Сто тысяч и один рубль — объявил он цену моего «конкурента». Сто тысяч и два рубля — объявил он мою цену.

После регистрации акций в депозитарии я сразу же взял на работе отпуск, съехал со снимаемой квартиры и поселился у товарища. Но это не помогло. Как-то, когда после шикарной ночной гулянки мы вернулись домой, оказалось, что там нас уже ждут. Точнее, конечно, ждали меня. Это был мой нынешний начальник — Анатолий Дмитриевич Коровин, по нашему меткому прозвищу «Бизон». Долго представляться он не стал, и сразу перешел к делу:

«Что ж, молодой человек, я вижу, Вы очень упрямы. Упрямство — хорошее качество, когда оно к месту. Оно же у Вас иногда бывает к месту, правда? У Вас хорошее образование, — оказалось, что он уже навел все необходимые справки, — и в корпоративных механизмах, я гляжу, Вы разбираетесь. Но только Вы очень мелочны. В таких масштабах ни один уважающий себя специалист работать не будет. Вам не хватает размаха. А для размаха нужны деньги и связи. Вы понимаете, о чем я говорю?»

Я понимал. Так я и стал там работать.

Марина задумчиво слушала меня. В это время уже окончательно рассвело. Солнце поднялось, окрашивая половины домов в яркие цвета. Вниз с улицы по дорожке спускалась вереница гастарбайтеров в одинаковых оранжевых спецовках. Они проходили недалеко от нас, не обращая никакого внимания — спешили по своим делам. Вдруг один из них, сначала бросив сонный взгляд, потом резко обернулся и уставился на меня. Мой шокированный взгляд был ему ответом — это оказался Макс! Да, именно тот самый Макс, который своей запиской и втянул меня во всю эту историю. Узнать его, правда, было сложновато — он очень коротко подстригся, а усы, наоборот, отрастил подлиннее.

Макс вообще смугловат, с черными, как смоль, волосами, хотя и славянин. Мне сразу вспомнились его жалобы, мол, как только настает лето, и он хоть чуть покрывается загаром, сразу милиция начинает в метро останавливать, думают, что террорист. Так что неудивительно, что Макс так легко вписался в группу гостей с Кавказа — лучшей маскировки сложно было придумать.

Он что-то крикнул своим коллегам, наверное, что он их догонит позже, и направился к нам. Я застыл, как вкопанный, и краем глаза увидел, что Марина также старается не шевелиться. Кто знает, вдруг он поднимет тревогу и сдаст нас за поблажку на следствии? Но мой товарищ вроде бы милицию звать не собирался. Наоборот, подойдя, он сначала оглянулся по сторонам, и только удостоверившись, что никто не услышит, сказал:

— Привет… Рад тебя видеть на свободе. Нужно поговорить…

Я еще не отошел от удивления, поэтому нашел в себе силы только утвердительно кивнуть. Мы с Мариной повернулись и снова вошли в келью (по правде говоря, я уже порядком замерз, а девушка — тем более). Лучшего места поговорить с Максом не было. Он вошел следом.

Отец Владимир как раз ставил кипятиться свой самовар. Он оглянулся, и, увидев вновь прибывшего, только удивленно поднял брови. Так он постоял секунд десять и, опять же не проронив ни единого слова, достал и поставил на стол еще одну чашку. Это действительно было какое-то завораживающее всеобщее молчание.

Когда самовар закипел, мы втроем сели по своим местам, только отец Владимир пошел в храм, готовиться к службе. Мы с Мариной отхлебнули по паре глотков из чашек. Чашка Макса была нетронута, он сидел, задумавшись.

— Не ожидал тебя увидеть в самом центре города, — прервал я молчание.

— Да, — встрепенулся Макс, — мы с ребятами работаем тут, на развалинах гостиницы Россия, территорию убираем…

— И ты не боишься? Скрываешься среди гастарбайтеров, их же проверяют постоянно. А твою фотографию сейчас по всем центральным каналам показывают!

— Так же, как и твою. Нет, не боюсь. Здесь у многих из документов — только ксерокопии паспорта, а с проверяющими начальник уже договорился. Максимум с кем можно столкнуться — так это с сотрудником миграционной службы, а они с милицией взаимодействуют мало. Я о другом хотел поговорить, — он сделал паузу секунд в двадцать и, наконец, буквально выдавил из себя фразу:

— Серег, хотел попросить у тебя прощения…

Мы с Мариной смотрели на него, не понимая. Да, именно Макс дал мне номер телефона Маэстро, но я не считал себя вправе в чем-то обвинять своего бывшего коллегу. Я хотел было это сказать, но Макс прервал меня.

— Подожди… Сначала выслушай меня. Я правда виноват перед тобой, и намного больше, чем ты сейчас думаешь. Я не случайно дал тебе тогда телефон Маэстро… Мне нужно было откупиться от него.

— От кого? О чем ты вообще? — я таращил на него глаза, пытаясь осмыслить только что сказанное.

— От Маэстро. Я был его клиентом. Я, как и ты, заключил договор, хотя у меня не было денег на оплату его услуг. Не хватало где-то трети суммы. Думал, что выкручусь как-нибудь, но не получилось. Я перевел ему все деньги, какие были, и сказал, что больше нет. Начались проблемы… Я умолял его простить долг, он постоянно отказывал. Наконец, когда этот кровопийца понял, что мои финансы и правда иссякли, согласился больше меня не трясти — с условием, что приведу к нему кого-нибудь еще… Человека, которому понадобятся его услуги. А о твоей истории с Мариной знал весь офис, так что мой выбор был очевиден.

— Подожди… То есть ты… — я пытался сказать хоть что-то, но только ошарашено смотрел на него.

— Да, все твои злоключения начались из-за меня.

Я вдруг вспомнил тот день, когда подбирал Макса у автобусной остановки.

— А твоя машина? — спросил я у него, — Так она не в ремонте?

— Машину я продал, — покачал он головой, — как и все более-менее ценное, чтобы расплатиться за его помощь. Думал, что заработаю еще. Да и заработал бы, если бы у тебя в свою очередь хватило бы денег. Я же не знал, что ты, также как и я, согласишься подписать договор, не имея достаточных средств для оплаты. Я же к тебе в кошелек не лезу, думал, что проблем с финансами у тебя не возникнет…

Я и Марина старались слушать Макса, не перебивая. Он, наконец, отхлебнул первый глоток из кружки и продолжил:

— В наших кругах их зовут «Социальные киллеры». Очень подходящее название — они не убивают человека физически, а грозятся уничтожить его как члена общества, социума… Да, Маэстро свою работу сделал блестяще. Бизон дал мне просто неподъемное задание — выбить для подконтрольной нам нефтяной компании очень привлекательные участки недр в Сибири… Я принялся добывать согласования в Министерстве природных ресурсов. Дошел до замминистра, а он — ни в какую! Окольными путями узнал, что у него свои интересы на эту нефть. Тогда и пришлось обратиться к Маэстро. Мне его номер дал несколько лет назад один хороший знакомый, но предупредил, что этот вариант рискованный и только на самый крайний случай. Это сейчас я понимаю, что лучше было бы выкинуть бумажку с этим телефоном сразу же в ближайшую мусорную урну…

Но методы у Маэстро действительно оригинальные. У упомянутого мною чиновника сразу же появились проблемы. Началось все тем, что жена обнаружила любовницу (хотя там такая конспирация была — ФСБ позавидует) и грозилась подать на развод. Это всплыло на работе, а у таких людей имидж — первое дело. По службе, конечно, тоже стали возникать неурядицы. Представляешь, один из помощников замминистра иногда ездил на работу на метро — и как-то раз повез таким образом кое-какие важные документы. Ну и у него эти бумаги, естественно, как это говорится, «свистнули». Причем в открытую, — поезд стоит на станции, мужчина сидит на сидении, держит папку на коленях. Рядом стоит молодой человек. Раздается голос: «Осторожно, двери закрываются!». Молодой человек выхватывает у нашего героя папку, секунда — и этот сорванец уже за закрытыми дверями. Поезд отходит. Занавес. Мораль — граждане пассажиры, просьба крепче держать свои вещи. А замминистра — краснел на совещании в Администрации Президента без важных бумаг.

Но мне больше понравился другой устроенный Маэстро эпизод. Представляешь, его хакеры взломали компьютерную систему ГАИ, контролирующую дорожные камеры, это которые автоматически измеряют скорость машин и отправляют нам, водителям, протоколы. Ребята внесли туда данные о номерах машин самого замминистра и его жены — те просто в шоке были от количества пришедших им писем ГАИ об оплате штрафа. А одновременно в некоторых газетах появились журналистские расследования на тему того, как соблюдают правила дорожного движения чиновники и члены их семей. В общем, в конце концов, замминистра сдался и подписал все необходимые бумаги.

Ну а дальше был классический конец, который тебе известен. При встрече с Маэстро я сказал ему, что денег нет, попросил рассрочку. Он отказался. Я принялся умолять его… Жалкое зрелище! Я тогда напился с горя, и буквально ползал перед ним в грязи! Но он был невозмутим… У меня начались проблемы на работе, у родственников. Только что выигранное дело с получением месторождений грозило обернуться полным крахом — Генеральная прокуратура начала проверку, и, судя по их усердию, за действиями прокуроров стоял кто-то высокопоставленный, со своими интересами.

Я собрал еще денег, продал машину, занял у друзей, да вообще у любых знакомых, кто согласился дать мне хотя бы чуть-чуть, и снова попросил Маэстро о встрече. Отдал ему все, до копейки. Но в этот раз он, наверное поняв, что с меня больше ничего не получишь, смилостивился и сказал, что простит мне остаток долга, если я дам кому-нибудь его телефон… Разумеется, это должен быть человек с деньгами, и нуждающийся в его услугах. И тут я вспомнил о тебе.

— Почему же тогда мне Маэстро не простил остаток долга и не разрешил «привести друга», как тебе?

— Потому… Прости, это еще одна причина, по которой я именно тебе дал его номер. У него счета в том банке, информацию по которому тебе передала Марина. Причем не самые последние счета — наверняка этот банк был важным звеном в его махинациях. Так что мне еще и хотелось отомстить за его неуступчивость. Я рассчитывал, что когда вы будете договариваться об услугах, ты не скажешь ему, что за информация тебе нужна и из какого банка. А он не обратит на это внимание. И я не ошибся.

Я задумчиво посмотрел на Макса. Да, действительно в тот день я не сказал Маэстро ни названия банка, ни того, что за сведения мне требовались. Старая юридическая привычка, полученная в сложных переговорах и частых выступлениях в судах — не говорить ничего лишнего. Подумать только — промолви я еще хотя бы пару слов, и все сложилось бы по-другому.

— Да, наверное, когда Маэстро выкрал из конторы диск с этой информацией, он порядком удивился… — произнес я вслух свою мысль.

— …И после этого твои дни были сочтены, — вставила Марина фразу в наш разговор, — Думаю, даже если бы ты каким-то чудом раздобыл оставшиеся деньги, ничего бы не изменилось.

— Вот почему весь наш офис взяли так быстро, — медленно промолвил я. Перед глазами стояли кадры телерепортажа, где моего бывшего начальника Бизона и других бывших коллег выводили под руки сотрудники внутренних дел, — Действительно, после того, как я подкараулил Маэстро и потребовал вернуть мне диск, и до всей этой заварухи прошло-то около пары часов, а он уже все так организовал — и ОМОН, и журналистов, и разрешение адвокатской палаты на арест Марины…

— А он тебе не говорил, что если все кажется слишком гладким, то это скорее всего…

— …Подстроено, — закончил я мысль Макса, — Говорил! Вот блин! — я, конечно, выразился гораздо крепче, — Да он уже все распланировал заранее! Вне зависимости от того, собрал бы я для него денег или нет, он уже все решил!

— В общем, Серег, я прошу у тебя прощения, — закончил свою мысль Макс и вернулся к чаю.

Наступила тишина. Было слышно только, как тикают старые часы, да как Макс отпивает чай из кружки.

— Знаешь, — наконец ответил я ему после довольно-таки длительной паузы, — Несмотря на то, что, казалось бы, ты — основная причина моих неурядиц, я не могу сказать, что у меня есть какие-то претензии к тебе. Во всех своих проблемах я виноват сам.

— Спасибо… — медленно глотая чай, ответил мой бывший коллега, — Я, правда, рад, что ты не держишь на меня зла. Это значит, что я могу тебе доверять. Дело в том, что есть еще кое-что, что я хотел бы тебе сказать… Я знаю, где живет Маэстро…