Глава 12

Очнулся я в милицейском уазике. Мы куда-то ехали, за окном было темно и окрестностей было не узнать. Я сидел на заднем сидении, по обеим сторонам от меня находились люди в форме. На переднем пассажирском сидении была Марина, а за рулем — Саша.

Марина как раз, обернувшись, смотрела на меня, и, увидев, что я пришел в себя, улыбнулась своей обычной озорной улыбкой.

— Вот все и закончилось! — тепло сказала она.

— Где я?

— Об этом уж ты сам мог бы догадаться — в милицейской машине.

Перед моими глазами все еще стояла картина кабинета Маэстро, с вбегающим в него человеком. Вбегающим и падающим от выстрела.

— Человек… Охранник… — пытался задать я вопрос, — в него стреляли… что с ним?

— Он тяжело ранен, — ответила Марина, — но врач сказал, что он родился в рубашке и его жизни ничто не угрожает.

От сердца отлегло. Почему-то жизнь этого неизвестного человека во всей этой истории волновала меня больше всего.

— Где Макс? — спросил я после пары секунд.

Марина закрыла глаза и вздохнула.

— А вот он точно родился в рубашке, — ответил за девушку Александр, — во всяком случае, сложно ожидать, что выживешь, когда ты выбегаешь с пистолетом в руке на отряд ОМОНа с оружием наизготовку… Его везут в реанимацию, надеюсь, с ним все будет хорошо. Было бы неправильно, если бы он ушел от правосудия, так что мы его ждем…

К горлу подкатил комок. Но, честно говоря, состояние здоровья Макса не волновало меня так сильно, как здоровье ни в чем неповинного начальника охраны.

— А где… — я не знал, как задать самый волнующий меня вопрос.

— Тот, кого вы называете «Маэстро»? — пришел мне на помощь Саша, — Мы задержали всех, кто оказался в доме. Их везут в автобусе за нами. Доставят в отделение, разберутся… А дальше — будет видно. Возможно, — тут Саша вздохнул, — придется отпустить.

— Диск? — спросил я одним словом.

— Изъят. Правда, его успели разломать на несколько частей. Посмотрим, что скажут наши эксперты — удастся ли прочитать информацию.

— Ясно.

Я чувствовал себя скверно — сильно тошнило. Наверное, это было написано на моем лице, потому что Марина вздохнула и сказала:

— Закрой глаза. Тебе нужно отдохнуть.

Я последовал ее совету и закрыл глаза. Мой перегруженный мозг сразу же отключился.

* * *

Второй раз я очнулся уже в отделении. Еще до того, как открыть глаза, я услышал примерно следующий диалог:

— Давайте уже его будить, — сказал обладатель незнакомого низкого мужского голоса, — у нас время все-таки ограничено. По щекам его похлопайте, может… Я бы и сам похлопал или воды на него плеснул, но меня же обвинят в пытках или издевательствах. Жаль, в нашей аптечке нашатырного спирта нет…

— Давайте подождем еще хотя бы пять минут, — этот голос принадлежал Марине.

Перспектива получить пару пощечин или быть облитым водой меня не радовала, так что глаза пришлось открыть. Я сидел, прислонившись к стене, на скамье в каком-то кабинете. Руки были скованы наручниками. За столом сидел незнакомый мне мужчина в форме, наверное, следователь. По другую сторону стола — Марина. Они оба как раз смотрели на меня.

— Очнулся, — сказал незнакомый мужчина, — У Вас минут десять-пятнадцать, не больше. Я понимаю, что Вы его адвокат, и ограничивать Вас мы не вправе, но и Вы нас поймите — нам еще, наверное, целую ночь работать, допрашивая всех этих задержанных.

— Хорошо, нам этого хватит, — ответила Марина.

Мужчина встал, подошел ко мне, чтобы снять наручники. Затем он вышел, закрыв за собой дверь. Марина тоже встала, подошла ко мне и села рядом.

— Так, — начала она, — времени у нас немного, так что давай сразу о главном. Потом у нас с тобой еще будут встречи, так что успеем наговориться. Постарайся напрячь все свои силы, даже если ты еще не до конца отошел от всех этих событий, хорошо?

Я кивнул.

— Основное ты уже понял — я сейчас являюсь твоим адвокатом. Пускай это не моя специализация, но в этой ситуации никто другой тебе точно не поможет. Адвокатский ордер на твою защиту у меня уже есть, можешь не сомневаться.

Я опять кивнул.

— Ты, наверное, знаешь, — продолжила Марина, — недавно внесли изменения в Уголовно-процессуальный кодекс, включили туда главу про соглашение о досудебном сотрудничестве со следствием. Вот, я подготовила для тебя ходатайство о заключении этого соглашения — подпиши. Если хочешь, можешь прочитать, но, как я уже сказала, времени у нас особо нет.

Я подписал, не читая.

— Хорошо, — сказала Марина — она напоминала мне врача, общающегося со своим пациентом, — теперь еще подпиши заявление о явке с повинной…

Я опять подписал — смотрел не в документ, а на нее.

— А теперь — главное, что тебе нужно запомнить. Тебя сейчас будут допрашивать, разумеется, в моем присутствии.

— Я уже догадался, — это было первое, что я произнес в этом кабинете.

— Я рада, — Марина улыбнулась моим первым словам, — Допрашивать тебя будут, скорее всего, долго, поэтому наша задача, чтобы ты не наговорил глупостей. Про свою контору, бывшего шефа, бывших коллег ты можешь рассказывать все что угодно, меня сейчас это не так волнует. Конечно, говорить лучше только правду и ничего кроме правды — так будет лучше тебе самому. Следователи не очень любят разбираться в экономических преступлениях, поэтому перво-наперво их заинтересовал вопрос — откуда у вас при задержании оказался пистолет. Так вот, ты должен сказать, что ничего об этом не знаешь, пистолет добыл Макс, как, где и у кого ты не знаешь. Они, конечно, взяли торговца оружием, но, думаю, его показания нам не опасны — ты переговоры с ним не вел, сам лично пистолет у него не покупал, в руках не держал, не расплачивался. Так что, если будешь говорить все правильно, обвинений в приобретении и хранении оружия мы избежим… Понятно?

— Понятно, — ответил я, — А если Макс скажет, что я в этом участвовал…

Язык и разум еще плохо слушались, так что на длительные монологи я пока что был еще не способен.

— Макс ничего плохого не скажет, — ответила Марина и улыбнулась, — Во-первых, он человек умный. Его и так обвинят в покушении на жизнь охранника и хранении и ношении оружия, так что у него единственный выбор — получить за это меньший срок как преступнику-одиночке или больший, как члену организованной группы. Я не думаю, что он будет настаивать на том, что оружие приобреталось вами обоими — это автоматически прибавит ему пару лет. А во-вторых, Макс еще не в том состоянии, чтобы давать показания…

Я только вздохнул.

— Следующий момент, тоже важный, — продолжила девушка, — Если ты хочешь, чтобы я оставалась твоим адвокатом, то о моем участии во всей этой истории тебе лучше умолчать. Как я уже сказала, другого адвоката ты не найдешь, а тех сведений, что ты сообщишь, им и так должно хватить. В общем, об истории с диском ты должен рассказать все, но с существенной поправкой. Когда у тебя потребовали собрать информацию по банку, ты обратился к некоему Володину Владимиру Ивановичу, — так, насколько я успела выяснить, и зовут нашего героя, — и попросил о помощи. Этот человек, по твоим сведениям, являлся одним из акционеров банка, возможно, входил в совет директоров, и без труда снабдил тебя нужными сведениями. Вот и все. Я загляну в банк, оставлю там несколько зацепок, подтверждающих эту версию. В общем, скажи это, подробности можешь сообщить любые. Хорошо?

— Хорошо, — со вздохом ответил я.

Марина посмотрела на меня внимательно и, также со вздохом, спросила:

— Ты жалеешь?

— О чем?

Я, разумеется, прекрасно понял ее вопрос, просто эти слова вырвались сами собой, автоматически.

— О том, что угодил в эту историю… — уточнила Марина, — О том, что все так обернулось.

— Я не знаю… Сложно сказать… С одной стороны — да, жалею, что здесь лукавить. Я был богатым, успешным, у меня было все, что нужно для жизни, и я совершенно не беспокоился о завтрашнем дне. Тяжело все это терять. Если бы я знал, что все обернется таким образом… Я думаю, я бы тогда выбросил этот клочок бумаги с телефоном Маэстро и попытался бы решить свои проблемы сам… С другой стороны — я понимаю, что все что произошло — это правильно, так и должно было случиться… По крайней мере, стараюсь понять.

— Не жалей. Все, что ни делается — все к лучшему.

Она улыбнулась своей обычной озорной улыбкой. В дверь легонько постучали.

— О, — продолжила Марина, — наше время, кажется, истекло. Ладно, об основном мы с тобой договорились.

Я вместо ответа опять только кивнул.

В кабинет опять вошел тот же самый следователь. Затем меня действительно начали допрашивать. Я постарался подробно ответить на все вопросы, говоря только правду, с теми исключениями, о которых мы с Мариной условились. После четырехчасового допроса, когда мне был предоставлен перерыв для отдыха, следователь хмыкнул и пробормотал: «Да, парень, ты тут про своих друзей-товарищей сказал столько, что у меня к тебе совет: когда все закончится, лучше бы тебе не оставаться в Москве». С ним сложно было не согласиться.

Во время перерыва наш разговор с Мариной продолжился.

— Расскажи, — попросил я ее, — как ОМОН с тобой во главе оказался в доме Маэстро?

— Очень просто, — улыбнулась она, — когда вы с Максом готовились к походу в гости к Маэстро, я притворилась спящей. Это как раз и было самое сложное — после стольких часов бодрствования одновременно казаться спящей и стараться не уснуть… Да при этом еще и не хихикать, глядя на то, как ты суетишься в одном нижнем белье, — тут Марина рассмеялась, и я против воли заразился этим смехом.

— В общем, — продолжила Марина после того, как успокоилась, — я подождала пока вы уедете. Еще накануне, когда вы с Максимом ходили «за покупками» (ну ты понимаешь, о чем я), я взяла у отца Владимира телефон твоего одногруппника — следователя Александра и связалась с ним. Итак, я сразу же отправилась следом за вами. Мою фотографию не показывают по всем центральным телеканалам, поэтому я просто взяла такси и попросила ехать следом за вашим драндулетом. Когда вы вышли я, разумеется, расплатилась, тоже вышла и последовала за вами, стараясь оставаться незамеченной. Признаюсь, то, как вы старательно убирали канавы на Рублевке, — то еще зрелище!

Мы опять улыбнулись.

— …И, когда вы перелезли через забор, — закончила Марина, — я позвонила Александру. Я подумала, что пока милиция приедет, вы как раз сможете вдоволь наговориться.

— Да, они успели как раз вовремя…

— Скажи, спросил я после небольшой паузы, — а почему ты мне помогаешь? Я ведь не сделал тебе ничего хорошего.

— Потому что тебе больше некому помочь. А еще потому, что твоя история для меня — пример. Кто знает, если бы не твои неприятности, я могла бы стать похожей на тебя — гнаться только за деньгами, не замечая ничего вокруг.

Мы встали и отправились обратно в кабинет следователя — на продолжение допроса.

* * *

Жизнь похожа на узкую горную реку — еще секунду назад тебе казалось, что опасности нет, а воды уже круто поворачивают, грозя скалами или очередным водопадом. А сам я как будто несусь по этой реке в узком каноэ, едва обращая внимание на пролетающие мимо деревья. А ведь уже не так далеко и до океана — вдруг он за следующим поворотом?

Именно сейчас, в следственном изоляторе, получилось написать всю эту историю. Правда меня, как сотрудничающего со следствием, могли до суда оставить на свободе — срок мне «светит» небольшой, если вообще он будет реальным, а не условным. Однако прочитав мои показания, следователь подозвал к себе Марину и напрямую сказал ей, что на свободе мне сейчас небезопасно. Мы предпочли с ним не спорить — и я остался за решеткой. По закону писать письма я могу сколько угодно, а переписка с адвокатом администрацией изолятора не проверяется. Ручка, бумага у меня в избытке, других занятий здесь практически нет. Телевизор смотреть совсем не хочется — иногда кажется, что там не показывают ни одной хорошей новости.

Марина, разумеется, еще не раз приходила ко мне. В конце концов, к этому ее обязывали ее адвокатские полномочия, которые, надо признаться, она исполняла со всей необходимой старательностью.

В один из дней, когда я уже был переведен в СИЗО, она даже привела ко мне на свидание маму. Все сердце сжалось, когда я увидел бедную старушку. Меня переполнили самые разные чувства — и безграничный стыд (я был готов сквозь землю провалиться, только бы мама не видела меня в таком окружении), любовь, радость, отчаяние. В маме, кажется, кипел такой же котел различных эмоций. Она, разумеется, смотрела телевизор — я с ужасом понял, что даже не подумал раньше, какую боль это могло ей причинить, но до последнего не могла поверить, что меня в чем-то обвиняют, и уже успела написать письма Президенту, Председателю Правительства, Генеральному прокурору, Министру юстиции, и даже в Страсбургский суд по правам человека! Ума не приложу, откуда она в такой глуши нашла адреса всех этих инстанций…

В общем, мама успокоилась и даже, как мне показалось, немного обрадовалась, только тогда, когда я пообещал, что когда все это закончится, я перееду из Москвы к ней, буду помогать по хозяйству. Потом мы немного поговорили — она рассказывала о каких-то соседях, имена которых я уже порядком успел позабыть, о том, что у кого-то из них отелилась корова, а у кого-то — развелось очень много кур… После встречи с мамой на душе как-то сразу потеплело — ведь мы не виделись несколько лет. Я пообещал себе, что впредь буду уделять маме больше внимания.

Однако Марина в тот день удивила меня еще раз. Когда они с мамой уходили, она задержалась на минуту и сказала:

— Сереж, а помнишь, как ты спрашивал у меня, буду ли я ждать тебя после… Ну после всего… Знаешь, наверное буду…

Тут она вдруг разревелась и опрометью бросилась за дверь, как будто после какого-нибудь впечатлительного фильма, оставив меня в полном замешательстве.

Следующий день был не менее интересным. Меня повезли в ОВД на опознание. Я, признаться, сначала не понял, зачем. Меня посадили в кабинете — Марина уже была там и делала вид, что никакого всплеска эмоций накануне и не было, и пригласили троих мужчин, славянской внешности. Следователь спросил, видел ли я когда-нибудь кого-нибудь из них. Я ответил, что нет, и это была правда. Тогда следователь переспросил еще раз, попросил посмотреть повнимательнее, но мой ответ был по-прежнему отрицательным. Когда мужчины вышли, работник органов озадаченно почесал лысину и спросил меня:

— Послушайте, подозреваемый, но ведь Вы сами упоминали о каком-то Владимире Ивановиче, который, якобы по Вашему заданию, добывал для Вас информацию о банковский счетах? Разве его не было среди этих троих?

— Нет.

«Так вот что он имел ввиду!» — промелькнуло в голове.

— Уверены?

— Абсолютно.

Маэстро действительно среди них не было. Я не знаю — возможно, он успел избежать задержания, или его отпустили потом, «по первому звонку». Да это и не так важно. Позже Марина навела справки и выяснила, что человек с такими приметами был замечен в аэропорту Домодедово, садящимся на рейс в Лондон. Наш злой гений, по словам служащих аэропорта, очень нервничал, почти паниковал. Можно предположить, что попытка Маэстро получить информацию о секретных банковских счетах высших чиновников разозлила кого-то очень могущественного и властного, перед кем даже возможности Маэстро были бессильны.

А диск с информацией по банку, точнее, его осколки, из материалов уголовного дела бесследно исчезли… И, что не менее странно, в обвинительных заключениях отсутствовала какая бы то ни было информация по эпизодам, связанным с незаконным доступом к банковской тайне. Хотя, стоит ли удивляться. В общем, всей этой истории с юридической точки зрения как будто не было…

Той же ночью мне приснился необычный сон. Я видел Его. Он сидел в уже летящем самолете, в удобном кресле бизнес-класса. Маэстро было не узнать — он, по недавнему примеру Макса, побрился наголо и отрастил усы. Но сомнений в том, что это именно мой злой гений, не было. В динамиках раздался голос пилота: «Уважаемые пассажиры! Наш самолет пролетает на высоте десять тысяч метров по маршруту: Аэропорт Домодедово, Москва, Аэропорт Хитроу, Лондон. Температура за бортом самолета — минус пятьдесят градусов Цельсия. Ориентировочное время прибытия в Лондон…» Как раз в этот момент проходящая мимо стюардесса с тележкой, уставленной различными напитками, и обратилась к пассажиру: «Не желаете ли вина, мистер Иванов?».

Я сел на кровати и минут пять тер глаза, ничего не понимая.

Потом, когда сознание прояснилось, я просто подумал: «Что ж, по крайней мере, его нет в России».

Затем лег на подушку и заснул спокойным сном…