Глава 17. Народ родился

В следующем году голубого гуся в первом месяце состоялась коронация ещё двух Высокородных. Специально ради неё из Агаша прибыла Первая дама и наставница Иолисса. На коронации Кисса попросила, вразрез с регламентом, слова.

— Сёстры по цеху и благородные гости! Теперь у нас достаточно Высокородных, чтобы поддерживать и развивать цех. Мы завоевали нашей прелестью и очарованием Агаш и юго-восточный Кампатар. Но на Юге есть реликт, пока ещё считающийся главным. И, пока эта цитадель стоит, нашу культурную победу нельзя считать окончательной. Не знаю, когда воины нашего союза подойдут к Чиланшату и Имашангу, но уверена, что случится это не позже чем через две дюжины лет. А я ждать не хочу. И первыми завоёвывать Южную Империю отправятся наши женщины и художники. Я прошу наш цех и дружественные цеха живописцев, актеров, поэтов и музыкантов разрешить мне эту миссию. Желающие полноправные могут присоединиться ко мне, но я возьму не более трёх. Я прошу по одному Высокородному представителю от каждого дружественного цеха войти в мой отряд и взять с собой по одному полноправному. Заодно с Южной Империей посетим Великий Монастырь, помолимся, исповедуемся, постараемся, насколько возможно, очиститься от грехов, связанных с нашим опасным служением, внесём достойный вклад и вернёмся вместе с новыми священниками и монахами через Лангишт.

Десять дней цеха обсуждали эту новость. В конце концов, овладевший всеми дух неукротимого авантюризма возобладал. Напрасно Атар пытался отговорить от опасного похода, напрасно видящие линии Судьбы предупреждали о страшных знаках. Ответ Киссы был:

— А разве благоприятных исходов вы не видели? Видели, но очень редко? Но ведь вся наша колонизация была приключением, в которое ни один здравомыслящий не пустится. Человек сам переключает линии Судьбы в точках выбора, мы справились как народ и достигли чуда, так почему же наш отряд не справится как его часть и его посланцы?

Единственное, чего добились Атар и здравомыслящие: требования выступить перед Народным собранием и получить его разрешение на экспедицию, а также предостерегающего сенатус-консульта при созыве собрания. Но, в отличие от Сената, где осторожные с трудом добились большинства, на Народном Собрании четыре пятых проголосовали за разрешение отправиться в Южную Империю и в Южный Великий Монастырь.

По весенней степи отправился караван. Урс не мог удерживать свою возлюбленную, и не мог в данном случае показывать свою слабость, но даже он не удержался и сказал после прощального огненного поцелуя:

— Ум и чувства подсказывают мне, что наша ночь и наш поцелуй были последними в этом мире. Но душа моя будет пытаться предотвратить худшее и поддерживать тебя.

Неожиданно перед всеми выступила вторая жена царя, агашская принцесса Орлансса.

— Державный народ! Мы теперь действительно новый народ, он родился здесь. Отец его, конечно же, старкский народ Старквайи, но мать — Агаш. Он соединил бесшабашную смелость, творческую силу и огненный дух лучших старков с упорством и твёрдостью агашцев.

Многие стали говорить, что рано бы так утверждать: совместные дети ещё не подросли. Но ведь агашские жёны и постоянное общение с агашскими союзниками уже глубоко повлияли на людей, и, немного погомонив, народ зааплодировал. Сразу же трибуны нынешнего года выдвинули Орланссу в трибуны женщин на следующий год. Здесь аплодисменты и крики радости начались немедленно и были действительно бурными. Царица продолжила.

— К нам пришли лучшие из соседних стран. Неукротимые бойцы ихлане и крепкие горцы лазанцы. Бывший царь царей Куструк и бывший канцлер Южной Империи Даналид. И попытка мирного завоевания Южной Империи не более безумна, чем наша колония здесь.

Кисса обрадовалась, что её мысли совпали с мыслями царицы.

— Конечно, полностью этот отряд южан не завоюет, но, если Судьба будет к нему благосклонна, пролом в давно не чинившихся и разваливающихся духовных стенах сделает. Да и половина отряда наверняка останется в этом случае в легендарных городах Благодати, готовить тамошних людей для нашего полного духовного завоевания. Лучшие придут к нам. Остальные попросят на престол отпрыска Лиговайи и Агаша, и мы его дадим. Такой мир видится мне, а опасности на пути к нему видят многие. Нам остаётся молиться за дерзких первопроходцев и просить им удачи и сил, дабы с честью преодолеть множество опасностей на пути к победе.

Отряд отправился через неделю, благополучно прошёл земли тораканов и пуников. Далее осталось пройти улус народа отчиль, отделившейся части народа сушчи, и вступить на землю Южной империи. Пуники передали почётных гостей с рук на руки, две недели хан и нойоны отчиль не отпускали старков, и в конце концов проводили их до границы своих земель.

Но, видимо, слишком успешно соблазняли старкские женщины отчилей. Немедленно после того, как бывшие гости отошли на тысячу шагов, всадники отчиль ворвались на чужую землю и стали хватать тех, кто уже не был под защитой обычаев гостеприимства, законов Империи Старков и Южного Союза. Появившиеся вдалеке стражники Имашанга трусливо развернулись и помчались назад.

Кошмар оказался бесконечен. Батыры отчилей собрались и единодушно потребовали выставить захваченных женщин в общее пользование, поскольку они всё равно блудницы и правила чести на них не распространяются. Хан и нойоны вынуждены были согласиться. Пока шла перепалка, женщин согнали в сарай. Кисса потребовала от гетер не кончать с собой, а применить Проклятие Гетер.

На третий день покончили с собой две художницы, после чего женщин стали «беречь», ограничив количество соитий. На седьмой день бесконечных оргий от перенапряжения погибла ученица Киссы Ларисса. К женщинам проникла байбиче хана Айягуль и быстро с ними переговорила, после чего несколько жён хана и нойонов умчались к своим родичам. А на восьмой начались бурные споры между ожидавшими своей очереди и вернувшимися  «героями» первых дней. Они кончились, когда к вернувшимся присоединился хан, имевший неосторожность три дня назад взять Киссу.

К еле живым женщинам  ввалились толпой хан, нойоны и батыры.

— Ведьмы, расколдуйте нас, или вам смерть! — потребовал хан Ак-Каан.

Кисса гордо выпрямилась:

— Смерть теперь будет вам, евнухи, подлецы, недостойные звания мужчин! Соседи уже знают о вашей подлости и позоре, и сотрут вас с лица степей, вонючие суслики! Расколдовать вас невозможно! А мы отомстили за свой позор и свою смерть!

После таких слов разгневанные батыры убили всех женщин, и на них накинулись хан и нойоны: 

— Пытать надо было и заставить расколдовать!

— Не слышали, что ли? Заколдовать могут. Расколдовать нет. Даже если рассказали бы, где далеко на севере живут их ведьмы-наставницы, что могут расколдовать, какая бы польза нам была?

Споры прекратились из-за другого. По обычаям степняков, если муж терял мужскую силу, жена имела полное право уйти к родителям или родичам. У практически всей знати жёны собрались в дорогу. И многие прихватили с собой детей.

Опозоренный народ очень быстро был съеден соседями. Они поделили между собой кочевья,  степняки вырезали всех мужчин и всех мальчиков, кроме тех, кого прихватили с собой ушедшие к родичам из других племён жёны. Прибежавшие на лёгкую добычу имперцы из Имашанга пытались было взять руководство «операцией очистки» на себя. Канцлер Линхас заявил:

— Эти земли всегда были имперскими. Посему соберите ханов или главных нойонов в мой штаб, мы по справедливости поделим добычу и кочевья и даруем всем, кто принял участие в очищении, титулы князей и военачальников Империи.

Старк Ань Корратинг, советник хана пуников, отрезал:

— Ваша якобы империя вырождается на глазах. Ты незаконно занял место канцлера Даналида, и он ушёл к нам. Командование выродков, а тем более их суд, приведут к позору и бесконечным дрязгам. Ответьте, честные степняки, желаете ли вы стать игрушкам в руках коварных имперцев?

Ханы поставили Корратинга командующим и судьёй, и не пожалели. Корратинг немедленно велел имперским войскам убираться, разрешив остаться купцам. И рекомендовал ханам не вырезать под корень опозоренных, а продавать их имперцам. Он рассуживал конфликты при делёжке кочевий и добычи так, что обе стороны были недовольны, но зато все остальные отмечали справедливость. А в следующем конфликте между другими оба «обиженных» уже вовсю поддерживали судью. За три месяца всё было кончено.

* * *

Тем временем в Дилосаре готовилось к отправке чрезвычайное посольство к Императору и Сейму Империи Старков. Послом, после долгих колебаний, царь всё-таки рекомендовал Однорукого. А тот собрал на посольские корабли всех Жёлтых с семьями, пользуясь своим рангом. Он демонстративно ходил теперь с косой, скреплённой пряжкой Жёлтого высшего ранга. Царю наедине он сказал, что собирается выселить людей с другими взглядами на Агоратан, закрепив этим остров за Лиговайей и преодолев опасность агашской мирной и дружественной аннексии. Задание: изучить возможность укрепления колонии на Агоратане и принять необходимые меры — было затем утверждено Урсу Сенатом и Народом. Другие задания были очевидны: получить для страны статус королевства и титул короля для Атара, набрать новых колонистов (в первую очередь — мастеров).

Перед отправлением посольства целых три дня наедине беседовал царь Атар с Урсом. Помимо обычных наставлений послу (если отвлечься от того, что посольство было необычное, начиная от персоны посла и кончая заданием), было ещё два вопроса,

Царь рассказал Однорукому о личных взаимоотношениях среди высшей имперской знати, причём с такими подробностями, которые никогда не выходили за круг королей и принцев иначе как слухами, и на каждый такой слух немедленно запускалось несколько других, чтобы правды никто не знал. Система была отработана тонко. Никогда нежелательные слухи не опровергались прямо. Порою, наоборот, запускались несколько всё более страшных обвинений. Народ, привыкший мыслить критически, переставал верить и тому, что было ближе всего к реальности. Хотя информация была четырёхлетней давности, но слишком часто обиды или эпизоды, случившиеся даже двадцать лет назад, влияют в критический момент на принятие решений. Атар был уверен, что Урс, предупреждённый о необходимости не выказывать это знание, не проговорится даже намёком или после выпивки. Но в некоторых случаях применит свои потайные сведения, зная, например, что два брата Клингор и Красгор, князь и король, при внешне неприязненных отношениях поддерживают друг друга в действительно важных делах, но никогда не упустят случая подставить друг другу ножку в делах не решающих. Далее, они очень ревниво относятся к находкам друг друга. Если какую-то идею пустить через Клингора, Красгор будет её топить, конечно, если не найти другие весомые для короля Старквайи аргументы. Но есть прекрасный приём: намекнуть Красгору на улучшение идеи, чтобы тот ехидно поддержал её с поправкой: «Конечно, мой братец ещё раз показал свой творческий потенциал, но вот такой тонкости он не заметил. А без этого его идея отнюдь не так хороша, как он нам показывает». Это ещё раз подтвердит его претензии не просто на ум, а на мудрость. Более хитрый, изворотливый и темпераментный Клингор, наоборот, клюнет на незаметное ухудшение, в дальнейшем торпедирующее идею брата, но сейчас выглядящее разумным и выгодным.

А второй вопрос возник неожиданно. В конце третьего дня, когда собеседники уже выдохлись и подкрепляли силы чашками шоколада, Атар задумчиво промолвил:

— И всё-таки я не понимаю одного. Вроде бы в сражении первым погибают храбрейшие, а умеренному трусу, незаметно прячущемуся за спинами товарищей, так, что его трудно заподозрить в прямом уклонении от битвы, выжить легче всего. Но у нас народ был всякий. И вдруг, вспоминая людей, я убедился, что такие умные трусы в большинстве своём оказались мертвы либо ранены, а оставшиеся не пользуются никаким уважением.

Помнить десяток тысяч людей, быстро оценивать их поведение и затем на досуге обрабатывать и обобщать информацию — умение, которому высшую знать обучали чуть ли не с двух лет. Именно на этих уроках чаще всего дети королей и принцев сходили с ума. Зато выжившие чаще всего становились превосходными властителями. Но неожиданно выбившийся в знать мужик дал недвусмысленный ответ.

— Царь, на самом деле ничего удивительного. Одни и те же люди за короткое время побывали в четырёх сражениях. Сначала Аулиссар в Мастраге, потом битва с ихланами, потом Лангишт, потом разгром тораканов здесь. Люди успели увидеть, кто помогает товарищам, а кто думает лишь о себе. И в последней, самой трудной, битве, когда надо было быстро восстановить строй против лавины конников, они уже знали, кого стоит выручать, а кто пусть отбивается сам, если сможет. Ведь большинство эгоистов пали именно в ней. А некоторые успели ещё раньше понять: помогай другим, если желаешь, чтобы они тебя выручили в трудной ситуации. Народ у нас без сантиментов, подонка спасать не станут: ведь если его всё время защищать, он сядет всем на шею и вонзит кинжал в спину. Неудачи, возможно, помогут ему одуматься. Ведь многие взялись за ум, в Империи они были вовсе не такими надёжными товарищами. И сейчас наш народ следует поговорке: «Если хочешь выжить в бою, сам погибай, а товарища выручай!» Если бы так не было, я думаю, Великие монастыри давно осудили бы войны непримиримо, а так они лишь порицают бессмысленное насилие и осуждают лишь излишние жестокости. Но в Империи часто люди просто не успевают понять, кто есть кто. Собирается войско на одну-две битвы. Причём воины всё время тасуются по соединениям. Вот элитные сотни именно таковы, как наши граждане: там ещё во время учёбы хитрецов выявляют и пинком выставляют.

— Так что же, получается, что у нас сто элитных сотен и плюс к этому ещё вспомогательные войска? — улыбнулся царь.

— Да. В этом секрет наших побед.

— А на всю Империю элиты не больше пятидесяти сотен наберётся. Пойти, что ли, Империю завоевать? — улыбнулся Атар.

Однорукий расхохотался.

— Может, и завоюем, потому что они при реальной опасности перессорятся и половина нас поддержит. Но потом тебя, Атар Император, паучья свора, о которой ты мне так цветасто рассказывал, сожрёт. Или, ещё хуже, опутает паутиной так, что ты пальцем шевельнуть не сможешь. А они будут из тебя сладострастно и потихоньку соки сосать.

Теперь расхохотался Атар. Он ещё раз подивился, насколько естественная мудрость бывшего крестьянина не хуже приобретённой Высокородных.

Перед отправлением посольства пришла весть о гибели Киссы. Царь и Сенат разрешили Урсу отправиться мстить за возлюбленную, но тот заявил:

— Кисса умерла как военачальник на поле славной битвы. За неё отомстят и другие. И я не пренебрегу своими обязанностями даже ради великого горя. Отложите отъезд на неделю, я помолюсь и как следует помяну свою любовь.

Каждую ночь Урс пьянствовал и плакал, но успел съездить в Аякар, забрать старшую жену с её детьми и оставить управление владениями младшей жене Лазиссе. В его глазах появилась холодная решимость. А царю он сказал:

— Привезу в Империю царевну, чтобы показать всем, как высоко может подняться у нас любой гражданин. Покажу жене и сыну нашу старую родину, пусть они станут ещё большими старками, чем были. Я знаю об опасностях аристократического света в Империи, но только там они смогут научиться быть настоящей имперской знатью, не четой южным аристократам-выродкам. 

Последняя фраза насторожила царя: не собирается ли Урс завещать своему сыну сменить династию в Лиговайе? Но, поразмыслив, истолковал её как желание посадить сына на престол Южной империи, против чего возражений не было.

* * *

Караван посольства благополучно, хоть и не быстро из-за неблагоприятных ветров, добрался до Агоратана через Лангишт. На острове Урс, познакомившись ситуацией и поговорив с наместником Кирсом Атарингсом, покачал  головой и задумался. Агашцев, союзничков и друзей, стало уже тысяч пять, и прибывали всё новые семьи. Жёлтые тоже были разочарованы. Они уже предвкушали свой полный контроль над островом.

Ещё во время тренировок колонистов Урс сдружился с Кирсом. Тогда их социальное положение было несравнимо. Урс — полноправный гражданин, крестьянин и сотник в отставке, но нищий, как храмовая крыса. Кирс тогда носил имя Китир, был рабом, но личным рабом принца Атара и его казначеем, следовательно, лицом влиятельным и богатым. И тот, и другой выделялись умом, волей и образованностью из своих сословий. На Агоратане выяснилось, что вольноотпущенник Кирс прямой потомок местных царей, похищенный пиратами в детстве, он заслужил отличия за разведку острова (вспомнил местный язык, которого не знали даже монахи-языковеды с Севера) и в бою, и был признан знатным полноправным свободнорождённым гражданином. Когда ихлане перерезали царскую семью, а оставшимся в живых был оглашен приговор Храмов об их низведении в вырожденцы, Крис избежал деклассирования как принадлежащий другой культуре, и был назначен наместником острова. Урс в той битве тоже отличился и стал дворянином. На тот момент Кирс обогнал Урса и по богатству, и по положению, но дальше Урс продолжал расти и богатеть (барон, граф, практически царь Лазики, дважды претор Лиговайи, женатый на двух царевнах), а карьера Кирса остановилась. Но все изменения в статусе не повлияли на дружеские отношения, и пара приятелей провели два вечера за вином и беседой.

Кирс теперь тоже был женат и имел двух сыновей. Через год после овладения Агоратаном появилась делегация, почти что посольство, Субарту, договорились о торговле и показали Кирсу дюжину портретов знатных девушек, попросив выбрать красивейшую. За вином и в дружеской беседе после трудных переговоров, наместник не уловил подвоха и выбрал один из портретов. Через полтора месяца ему привезли невесту и объяснили, что по обычаям и законам Субарту он, назвав её красивейшей, сделал предложение жениться. Пришлось «исполнять обещание». Но, в итоге, Кирс не жалел.

Через пять дней после прибытия на Агоратан неожиданно появилось посольство ихлан во главе с царём. И ещё более неожиданным стало приглашение:

— Великий воин Однорукий! Мы не понимали, что старки-лиговайцы — возродившиеся богатыри-нарты. Мы желаем быть в союзе с вами и вместе идти к славным победам. Просим тебя посетить нас, насладиться нашим вином и нашим гостеприимством и дать несколько старков нам как союзникам.

Многие отговаривали Однорукого, но он твёрдо сказал:

— Царь ихлан Ахчалашта! Старейшины Ихилара! Я с женой и сыном принимаю ваше приглашение. Не возьму с собою ни одного охранника, поскольку доверяю честным воинам.

Две недели был Урс в Ихиларе. Он заметил, что в стране много незанятых наделов, целые сёла пустовали. Оказалось, что после разгрома на Агоратане на ихлан накинулись все соседи. Они отбились, но с громадными потерями. Стало понятно, зачем они рвутся в Южный Союз и зачем просят хотя бы пару старков. И у Урса созрело неожиданное решение.

— Я гляжу, прекрасная долина Нарткала почти обезлюдела от вражьих набегов. Не заселить ли её моими соплеменниками? — спросил он на прощальном пиру.

Реакция старейшин и богатырей ихлан была бурной. Они ликовали, и даже попросили Ликарина самого переселиться в Ихилар и стать царём. Однорукий пресёк эти разговоры. Тогда стали просить в цари его сына. Гроза Гор опять отказался, но как-то менее решительно. Его стали удерживать ещё на неделю, но он решительно ответил:

— Немедленно отправляюсь за своими людьми. Тридцать три семейства займут селение Нартцеркан. Их главы станут командирами в ваших отрядах, и пусть соседи попробуют теперь сунуться!

Жёлтым Урс сказал, что привезёт ещё Жёлтых из Империи, и что у них появляется теперь своё государство. Ихлане способны воспринять жёлтые идеи и претворить их в жизнь. Они без охоты, но выселились в Нартцеркан, переименовав долину в Жёлтую Старквайю, а селение в Жёлтый Зоор. Сам Ликарин принял окончательное решение насчёт себя и старшего сына, но говорить никому не стал.

Следующей остановкой оказалось Субарту. Его Сенат выслал флот перехватить старков и пригласить их быть гостями. Субарту не рвалось в Южный Союз, государство богатело, но тем более было заинтересовано в мирных отношениях с новой силой и в торговых договорах. Дипломатические способности Урса были не слишком велики, но он нашёл правильное решение: дал одного человека в сопровождающие и грамоту со своей печатью, где просил державный народ, сенат и царя отнестись благожелательно к тем, кто хочет быть друзьями и не напрашивается в союзники.

Затем была остановка на острове Хингланготайя, и оттуда наконец-то прямиком, при попутных ветрах, дошли до Имперского острова. Таможенники и портовая стража попытались было потребовать мзду за донесение Императору и за право сойти на берег, но Однорукий решил сразу ответить по-южному. Его воины скрутили мытарей и мусоров, зарубив пару осмелившихся сопротивляться, выпоров ругавшихся и грозивших, и приказали немедленно доложить Императору. Тот предпочёл не раздувать скандала и направил мажордома с приглашением обосноваться в гостевом доме императорского дворца. Аудиенция была сразу же назначена на завтра. Урс поднялся задолго до восхода и повторил вежливые формулы приветствия Императору и ритуальные ответы на его ритуальные вопросы. Предчувствия его были самыми плохими.

После необходимых церемоний Император Линстор принял верительные грамоты и послание имперского принца царя Атара Основателя. Он распечатал послание, пробежал глазами и отложил его в сторону, не приказав глашатаю прочитать вслух. Предчувствия стали ещё хуже.

— Вы совершили действительно великие дела. Послание заслуживает, чтобы его заслушали полный Совет Королей и Имперский сейм, на нём же преподнесёте ваши дары в присутствии лучших людей всей Империи, — неожиданно доброжелательно сказал Линстор. — Принятие в Империю нового королевства может быть оформлено лишь на Великом Сейме, Мы лично, Сейм и Совет королей могут это одобрить и посоветовать Великому Сейму. Собрать Великий Сейм Мы сможем через три года. А одобрение тоже требует торжественности. Надо будет созвать в столицу разъехавшихся по делам депутатов Сейма, чтобы был полный состав, и, самое главное, собрать полный Совет Королей. Наш брат король Колины Арнор сможет прибыть не ранее чем через семь недель, хотя Мы сейчас же пошлём ему гонцов. День Сейма будет назначен, когда в столицу придёт весть, что Арнор пересёк южную границу старквайской провинции Саколина и вступил в полностью лояльные имперские земли, так что ничто не сможет его более задержать. До назначения дна Сейма ты полностью свободен, но через четыре недели должен Нас держать в известности, где находишься, и не удаляться слишком от Имперского острова.

— Приказ исполню, твоё величество, — ответил Урс. Лиговайца покоробило, что этот Император всё время употребляет величальное местоимение «Мы», которым имели право пользоваться лишь он и Пресветлый Отец. Но принято было применять его редко, лишь в ритуальных фразах либо для подчёркивания важнейшей роли высказанного. А этот как будто наслаждается каждым своим предложением.

Придворные собирались возмутиться, что южанин назвал Императора как обычного короля или царя, но Линстор милостиво заметил:

— Давно известно, что на дальних границах люди не соблюдают все правила этикета.

После скудного, но претенциозного, угощения и вежливого обмена ничего не значащими фразами Урс наконец-то покинул зал приёмов. Его жену Кашиссу Агашита пригласили к себе жёны Императора. Если бы Однорукий был более искушён в тонкостях этикета, он понял бы, что такое приглашение — признание его потенциально очень высокого ранга, и насторожился бы.

* * *

На выходе из императорского дворца Урса поджидали три мастера, судя по всему, богатых и высокого ранга.

— Лазанец! Я Ас Арукотаринг, заместитель главы цеха портных. Слева от меня Олл Экторат, старший мастер цеха ювелиров. Справа Инь Арситрос, член Имперского совета цехов оружейников. Мы рады, что простолюдин по заслугам своим стал высокой знатью, — произнёс самый щуплый, но, судя по всему, самый речистый из трёх. — Завтра после полудня приходи в зал ремесленных гильдий, мы решили почтить тебя пиром.

— Но я же был не мастером, а простым крестьянином, — смутился Урс.

— Тем почётнее! Мастера довольно часто поднимались в знать, а вот крестьяне — редко. — улыбнулся, иронически прищурившись, Ас. — Одно дело, когда жалуют знатность Великому мастеру-оружейнику, а крестьянину выше простого дворянина не подняться в Империи, какие бы подвиги он ни совершил. И доверить правление целым царством ему никто не даст.

Осталось улыбнуться в ответ и вежливо принять приглашение.

В зале гильдий собралось несколько сотен мастеров и старост деревень, делегатов от крестьян на Имперский Сейм. Угощение было обильнейшее, выпивки больше, чем нужно, но от утончённости манер и блюд знати демонстративно дистанцировались. Вина простые и крепкие. Желающим предлагали даже водку, спирт, ром или чачу. Еда просто приготовлена, но из лучших продуктов. Прислуживали подмастерья и ученики цехов, чтобы лишних ушей и глаз не было. Хорошенько выпив, некоторые мастера даже подрались и стали вызывать друг друга на поединок, но такой исход удалось предотвратить, разняв сцепившихся и успокоив их строгими выговорами и болевыми приёмами. После чего только что разбивавшие друг другу морды мастера обнимались и пили братские чаши. Словом, испытание было не хуже пира с казаками.

Ничего удивительного, что примерно сорок мастеров и крестьян пожелали ехать в колонию, и на следующее утро, протрезвев, двадцать два из них, включая двух Первых Учеников Великих Мастеров, подтвердили своё решение. Это, конечно же, было пополнение элиты царства-республики, и Урс радовался, что так хорошо выполняет поручение царя, Сената и Народа.

Наутро мажордом вежливо поинтересовался, когда устраивать прощальный пир перед отправлением посольства по делам в имперские лены. Ликарин понял, что ему предлагают побыстрее удалиться.

— За счёт Империи тебе будет снято приличествующее твоему и посольства статусу помещение за неделю до Сейма, — добавил мажордом. Однорукий воспринял это как должное: спесивые и соблюдающие весь этикет высокородные, конечно же, не допустят, чтобы в гостевом доме Императора жил мужик, тем более демонстративно носящий причёску Жёлтых бывший атаман восставших.

Итак, впереди были по меньшей мере семь недель, их можно использовать по собственному усмотрению. И Урс решил заняться делом, кое приличествовало воину, а тем более сюзерену: сделать лучшие оружие и броню. Бронник Сот Аттаракс жил на Имперском острове, рекомендации были наилучшие, во время пирушки с цеховиками он произвёл на Однорукого прекрасное впечатление. Заказать оружие надо, судя по всему, в Колинстринне, у Мастера Тора. Так что выдав заказ Аттараксу, который не очень сильно торговался, но поставил условие, что Гроза Гор будет в его броне в дни Сейма и на приёмах у Императора, Ликарин отплыл в родную Старквайю. Чтобы было поменьше официоза и побыстрее перейти к делам, он направился в Линью, а не в Зоор.

Но ловушки его нового положения подстерегали на каждом шагу. Каким-то чудом он увильнул от Высокородных гетер на Имперском острове (точнее, в город выходил мало, и при каждом выходе впереди и с боков шныряли рядовые члены посольства, судя по повадкам некоторых, из Невидимых, и предупреждали об опасностях). Так что украсть у него никому не удалось, захватить врасплох и вызвать тоже. А в Линье его встречали городские магистраты и сразу же пригласили на пир в самом красивом месте города: школе гетер. Вызов, конечно же, был брошен, и при таком количестве свидетелей, что увильнуть невозможно.

— Не повезло тебе, что самая выдающаяся гетера Алтиросса Куктинг сейчас проходит покаяние, — улыбнулся консул Сар Листригон. — Но и Расисса входит в первую пятёрку знаменитостей Империи, так что тебе, Южанин, великая честь.

После такого комментария осталось, несмотря на нож в сердце и образ Киссы в голове, сидеть рядом с соблазнительницей, улыбаться и поддерживать светскую беседу, собрав волю и чувства в кулак. Лихорадочно вспоминая обычаи, Урс нашёл лазейку:

— Прелестнейшая, я уже известил Великого Мастера Тора о своём прибытии в Колинстринну. Я принимаю твой вызов всей душой и сердцем (больными, добавил мысленно Ликарин), но давай отложим его до возвращения.

Всё равно избежать вызова не удалось бы, и во избежание позора для себя и для всех южан, надо было как можно быстрей вернуться и «отработать обязанности». Но Расисса, высокая фигуристая сероглазая шатенка со светло-золотой кожей и дурманящим медовым запахом благовоний, взяла упрямого быка за рога.

— Прекрасно! Давно мечтала побывать там. Отправимся вместе.

Тем самым по обычаям вызов продлевался на время пути туда и, если ни у кого из пары не возникнет необходимость отправиться в другое место, обратно в Линью.

Урсу осталось лишь собраться ещё сильнее и произнести несколько неуклюжий экспромт:

Вражья оружья

В битвах немало сломал:

Наше острее.

Яд наших женщин

Сабель сильнее стократ.

Конечно же, Расисса не упустила случая поддеть свою жертву:

— Какое кровожадное стихотворение! Мы что, змеи подколодные?

— Никакой аспид не сравнится с нашими гетерами. Гады убивают болью, а гетеры — радостью. Наследники царей падают к их ногам и продаются в позорное рабство. Великий царь бросает свой гарем ради старкской красавицы. Наши женщины совершили завоеваний не меньше, чем наши доблестные воины. И некоторые из них пали на поле битвы столь же славной смертью, как полководец на поле выигранного сражения.

Гетера улыбнулась.

— Я наслышана о твоей роковой любви. Будь ты варварский царевич, а не наш крепкий крестьянин и атаман разбойников, ты бы тоже продал себя в позорное рабство. Наша духовная основа помогла тебе устоять и закалиться в огне страсти. Наш с тобой праздник будет лучшими поминками для славной Киссы. Её душа порадуется, что ты был преданным возлюбленным, а не рабом роковой привязанности.

И Расисса ответила экспромтом:

Яд людям слабым —

Сильным полезный бальзам.

Снадобье то же

Яд и лекарство,

Знают целители все.

Конечно, агашки были привычны, что муж не ограничивался женой. Конечно, в старкской культуре свобода, ограниченная правилами приличия и чести, допускалась и для мужчины, и для женщины. Но положение жены в этом путешествии становилось весьма щекотливым. К счастью, пока шли приготовления к отъезду, царевну приглашали патриции Линьи. А затем прибыли посланцы из Зоора: королевы звали агашскую царевну погостить у них. Она с радостью отправилась в столицу (и Урс тоже вздохнул с облегчением).

Ликарин планировал отправиться в Колинстринну в минимальном сопровождении (жена, сын, дочь, служанка жены, трое граждан-охранников и секретарь). Четверо отпали, но вместо них появился целый обоз из цветника Расиссы, её слуг, рабов и рабынь. На сборы гетеры ушло пять дней, к ее кортежу присоединились ещё несколько художников и артистов, а также молодых дворян. Последним было неприлично появляться в таком качестве в Колинстринне. Но проводить кортеж и по дороге поухаживать за «цветами» было пристойно и приятно. Заодно это избавляло гетеру от необходимости нанимать охранников.

Однорукий занял освободившееся время покупками изделий, не производившихся в колонии, а также, наведя справки, разместил на верфях заказ на ремонт кораблей флота и на пять новых кораблей для Лиговайи, подсчитал свои деньги и заказал также шлюп для себя. Заодно началась вербовка колонистов. Но у Ликарина сразу возникли другие проблемы, чем у Атара-Основателя. Люди рвались в колонию, привлечённые рассказами о богатой жизни колонистов. Им казалось, что достаточно переселиться, и они все станут знатью. Сколько пришлось сражаться и трудиться, пролетало мимо ушей. Хорошо, что Храм Двенадцати в Линье выделил трёх первоклассных менталистов (двух на время пребывания в Старквайе, а брат Тунг получил разрешение стать колонистом). Пришлось лично допрашивать и испытывать с пристрастием, отбрасывая гнилых либо слабаков в духовном плане и физически слабых. Конечно, несколько «хиляков», обладающих ценными умениями, остались. Это были искусные портные и ткачи, а также мастер по тонкой механике Канг Тростинкарс и его ученики с подмастерьями. Глянув на механиков, Урс пробурчал: «Ты что, специально таких заморышей подбираешь?», и получил ответ, после которого покраснел: «Зато у них мозги работают быстрее твоих рук в бою, а пальцы могут блоху подковать». Единственное, что было жаль: Тростинкарс из-за своего самостоятельного и неуживчивого характера не смог стать Великим Мастером. Урс прошёлся по этому поводу, отметив, что Тростинкарс упустил шанс стать основателем цеха, и затем добавил в утешение:

— Ничего. Есть и второй путь. Через открытие.

Механик воспринял это как вызов и тоже напросился в состав каравана в Колинстринну, желая поговорить с Тором и его Великими Мастерами. А Урс, улыбнувшись, велел секретарю занести Тростинкарса с его подмастерьями и учениками в списки колонистов.

Дорога заняла больше недели. В день проходили примерно по дюжине вёрст, останавливаясь во всех красивых местах и пируя по вечерам либо в приличных тавернах, либо при помощи своих запасов. Расисса использовала каждый подходящий момент для страсти, отрабатывая, пользуясь исключительной физической и мужской силой Урса и своей фантастической гибкостью и координированностью всех мышц, приёмы, жалкий предшественник которых известен в нашем мире как йога Кундалини.

— Главный подарок я преподнесу тебе в последнем слиянии, — сказала она, когда Урс в момент передышки высказал восхищение её искусством. Ликарин догадался, что это будет тантра.

Кисса никогда не пыталась поднять его до тантры, но она и не трактовала его как сексуального слугу. В их отношениях была и страсть, и духовная взаимная симпатия. Урс любил гетеру, а та, скорее, была увлечена им и его преданностью в любви. Тантра могла излечить Урса от страсти, а этого гетере не хотелось: он стал ей одновременно и одним из избранных любовников, и лучшим другом. С ним стало можно быть искренней и в чувствах, и в страсти, и в речах наедине: стена его молчания по отношению к другим каменная. Полная взаимность в отношениях бывает крайне редко. А здесь проглядывались скорее попытки привязать к себе знаменитость, чтобы потом хвастаться силой своего обаяния.

Последняя остановка была около родника «Шмель и лилия», прославленного в истории любви Эссы и принца Клингора. К нему выехал Тор вместе с женой, детьми и тремя Великими мастерами — соавторами в открытиях. Он поблагодарил дворян за охрану гостей, устроил им пирушку на свежем воздухе, и те отправились восвояси. Нельзя сказать, что Тор был в восторге. И приёмы требовали много сил и времени, и опыт предыдущих двух посещений Высокородных был весьма настораживающим. После Алтироссы нанесла визит ещё одна Высокородная. Она не пыталась вызвать Тора, так как понимала: теперь он имеет все основания отклонить вызов и опозорить её. Но охота за её цветником успешно перессорила практически всех молодых дворян окрестностей, а мастеров пришлось тщательно оберегать от неё, что приостановило работы почти на месяц и, когда она наконец-то соизволила отбыть, все вздохнули с облегчением.

Пока «охранники» пировали, Урс взял быка за рога. Он обговорил заказ с Тором. Но в решающий момент встрял брат Барс, постоянный агент Имперского суда в баронстве.

— Повремени, сын мой Урс. Ты заказываешь оружие для одной руки, как бы не пришлось тебе изменять заказ и платить неустойку.

Оба участника переговоров удивлённо глянули на официала. Ходили легенды, что иногда удаётся отрастить потерянную конечность. Восстановление ушных раковин, носа, языка и фаланг пальцев было известной, хотя исключительно дорогостоящей, мучительной и длительной процедурой. И восстановленный член никогда не был абсолютно полноценным. Другое дело, восстановление зубов либо поражённых и ампутированных частей печени, почек либо лёгкого. Это тоже не было приятной и короткой процедурой, но серьёзных изменений функций у восстановленного органа не наблюдалось, может быть, потому, что он был не на виду или к нему не столь придирались.

На пятый день ранним утром прибыла депутация из Великого монастыря Ломо. У её главы, отца Руса, на шее висела печать Пресветлого владыки. Тем самым он был уполномочен говорить его голосом. Рус вырвал Ликарина из объятий гетеры (чем тот не был огорчён), осмотрел тщательно культю, поглядел ему в глаза и напустил на него свою стаю.

Однорукого обступила стайка врачей, целительниц и монахов, на врачей не похожих. Лекари тщательно осматривали всё его тело, а другие сконцентрировались на культе. Один из них прикладывал к ней листочки необычных материалов. И на них через некоторое время проступали узоры. Кажется, оставшись довольным, он вдруг, приложив новую серию листочков, скомандовал:

— Согни пальцы!

— Но ведь их давно нет

— Пальцев нет. Но ты их чувствуешь, так что сгибай! — продолжил настаивать монах.

Ещё несколько часов продолжалась процедура, похожая на издевательство.

— Пошевели средним пальцем. Вытяни его и держи неподвижно. Три раза сожми руку в кулак посильнее. Покажи кукиш.

В некоторый момент Ликарину надоело, и в ответ на требование растопырить пальцы он показал невидимый кукиш. Брат Кун (так звали этого странного монаха) трижды отвесил ему звонкие пощёчины, а отец Рус улыбнулся поощрительно.

Затем наступила очередь Расиссы. Что делали с ней полтора часа за закрытыми дверями, неизвестно. Но вышла она вся измученная, и отец Рус сказал во всеуслышание:

— Тебе необходимо как следует покаяться и полечить душу. Распусти свиту и отправишься с нами в монастырь. Напиши всем, что вернёшься не ранее чем через полгода. Отправление через два дня. Не будем посягать на твои права, и до прибытия в монастырь любовник в твоём распоряжении.

И священник вроде бы по-доброму, но испытующе, улыбнулся, сверля гетеру и Однорукого глазами.

Конечно, даже Император не был властен над Высокородными гетерами, но отвергнуть настоятельное приглашение Великого монастыря означало навлечь на себя сильнейшие подозрения Имперского суда. Поэтому Расиссе осталось смиренно поклониться и согласиться.

В этот же день «цветник» покинул Колинстринну. Мастер Тор вздохнул с облегчением.

Пока плыли через озеро Ломо, Расисса начала неистово пытаться поднять Урса до тантры. А тот почувствовал, что может противопоставить её страсти и воле свою силу и дух, и не позволил ей этого. Когда они вышли из каюты, качаясь и еле волоча ноги, отец Рус сказал:

— Не зря твоё имя, Однорукий, состоит из тех же букв, что и моё. Ты силён не только телом. Добавить бы к мужицкому уму ещё тонкости и хитрости, ты был бы идеальным основателем династии. А ты, грешная дочь моя, не думай, что опозорена. Ты проиграла в битве сильнейшему духовно. И он удержал тебя на краю от перехода духовного недуга в преступное поведение.

В монастыре Расиссу сразу увели, и Урс вздохнул с облегчением. Его ещё раз осмотрели врачеватели и механики, а затем вызвали к Настоятелю. Он ещё раз посмотрел на Урса, заставил его взять обратно три четверти его взноса в монастырь (Урс был просто потрясён, ведь крестьяне и Жёлтые были уверены: что в лапы монахам попало, того они не выпустят).

— Надо было бы дать тебе дополнительную духовную закалку, но нет у тебя времени на это. Возвращайся в Колинстринну, а через полгода приезжай обратно. И деньги больше не вноси, они понадобятся тебе на великие дела. И ещё: ты выдержал с честью тяжелейшее испытание. Мы даём тебе индульгенцию на год: имеешь право отвергать вызовы Высокородных. Объявляй о ней открыто, чтобы не позорить никого зря.

Урс поклонился и побыстрее отплыл обратно. Он удивился, услышав: «через полгода». Так долго быть в Империи он не планировал. Но теперь видно: придётся.

В Колинстринне его встретили обрадованные Тор, Эсса и Канг.

— Эта дрянь осталась очищаться, — сказала брезгливо Эсса. — А ты чистый и сильный, тебя ждут великие дела.

Урс слегка попенял Эссе:

— Не называй так высокородную. У них мастерство такое.

Но в душе он был полностью согласен.

— Канг по способностям мог бы быть Великим мастером. Но его губила излишняя гордыня, — улыбнулся Тор. — Ты ему подсказал его Путь, труднейший. Но если он сумеет до конца пройти  к Предназначению, прославится на века.

— Пока ты не позовёшь для отправления из Империи, я буду учиться здесь, — решительно сказал Канг.

В этот вечер была узкая дружеская пирушка, а на следующий день Урс направился в Карлинор, заодно вызвав к себе семью. Метрополию необходимо было посетить на самом деле первой, он и так несколько нарушил правила.

— А не отправиться ли тебе в Новый мир? — сказал Тор Лиру Клинагору, глядя вслед кавалькаде Урса.

— Отправлюсь. Но не сейчас. Я стану основателем новой колонии. И отец по крови ничего не сможет возразить, — неожиданно ответил Лир.

Конечно, князь Клингор разрешил каравану вновь отправиться из Карлинора, в обмен выговорив право участвовать в отборе колонистов его представителям. Они могли отвести любого жителя Карлинора. Урс, улыбнувшись, согласился: и славу метрополии удачной колонии не хочется терять, и своих людей жалко. Князь посоветовал Урсу потратить по крайней мере полгода на вербовку людей и подготовку экспедиции, и эмоции по поводу оттяжки несколько улеглись. Урс хотел было съездить в родные места, но Клингор велел ему сначала нанести визиты королям Старквайи и Валлины, затем побывать на сейме, и лишь затем заниматься личными делами. Урса сначала покоробило, а затем он понял: как и Атар много раз, ему указывают на обязанности, связанные с новым положением в обществе.

Лишь через восемь недель начался Сейм. За это время Урс нанёс визиты двум королям, каждый из которых продержал его у себя две недели. Больше ни на что времени не осталось.

— Восемь недель прошло. А завербовал достойных людей мало. Пришлось участвовать в пирах, приёмах, охотах, — скрипел Урс.

В Зооре Урса нашёл служитель Сейма с письмом от его председателя, князя Аколларра. От Урса требовалось отобрать трёх рыцарей Лиговайи и одного крестьянина без титула и дворянского достоинства, которые будут возведены в ранг делегатов Сейма и останутся в Империи до следующего посольства, дабы представлять интересы нового лена. Желающий остаться добровольно нашёлся лишь один. Но его забраковал Урс, заметив, что рыцаря Ванга Астаркора уже опутывает сладкая паутина. Пришлось назначать делегатов в приказном порядке.

* * *

И вот наконец-то начался Сейм. На первом же его заседании в самом начале было принято два решения.

— Вообще-то вопрос о приёме в Империю новых ленов решает Великий Сейм. Но принц Империи Атар получил разрешение основать имперский лен ещё до отправки на Юг. Поэтому мы просто утверждаем вхождение нового лена, княжества Лиговайи, и желаем новому имперскому государству продолжения славных дел и процветания, — сказал Император Линстор.

Решение было принято единогласно. Вслед за ним также единогласно Урсу присвоили титул владетеля Лазики, его и рекомендованных им четырёх лиц признали делегатами Сейма от Лиговайи, заодно признав рыцарей Имперскими рыцарями. Но следующее выступление короля Красгора насторожило Урса.

— Совет королей постановил, что вопрос, достойно ли новое княжество статуса королевства должен быть решён, как и положено, Великим Сеймом. Но наш Сейм может рекомендовать или не рекомендовать дарование статуса. Поэтому предлагается после того, как сейм покончит с неотложными текущими делами, заслушать подробный рассказ делегатов Лиговайи о положении на Юге, после чего всё тщательно обсудить и принять решение.

Таким образом, всё опять оттягивалось. Ещё две недели пришлось провести на Имперском острове, выслушивая мелкие дрязги. Единственно, что за это время Урс провернул авантюру. Высокородная Эройсса показалась ему достойной. И у него взыграл азарт. Атар смог соблазнить нескольких Высокородных в колонию. А я что, хуже? Он «поддался чарам» Эройссы, не смевшей бросить вызов, поскольку все знали об индульгенции, и действительно уговорил её вместе с несколькими ученицами и клиентками записаться в колонисты. В ходе этих похождений Урс краем глаза отметил, что его жена, судя по всему, ещё раньше стала любовницей короля Красгора, но ведёт себя согласно правилам чести и приличия. Он потребовал от неё не принимать противозачаточного и ехидно подумал про себя: «Ну хоть второй мой сын от агашки будет настоящей крови».

Через две с лишним недели начались слушания. Три дня делегаты от Лиговайи с утра до вечера рассказывали об устройстве государства, введённых законах и порядках, соседних народах и отношениях с ними, статусе неграждан. Ещё три дня длились бестолковые (как казалось лиговайцам) обсуждения, в ходе которых всё время приходилось отвечать на вопросы. Затем  Сейму предложили отдохнуть два дня, пока будет совещаться Совет Королей. И в итоге было принято постановление, обрадовавшее членов делегации, но Урса заставившее схватиться за голову.

Империя признала Лиговайю достойной стать королевством. Для приёма потребовали личного присутствия на Великом сейме Атара Основателя. И в связи с этим утвердили дату следующего Великого Сейма, дабы он смог своевременно прибыть. Всех лиговайских рыцарей признали Имперскими рыцарями, баронов — владетелями, шуринов Атара и Убийцу Ханов Таррисаня — графами Империи, а вот Урса — герцогом. За всем этим прослеживались внутриимперские интриги и заодно стремление заранее вбить клин между самыми влиятельными домами Лиговайи и получить рычаг для вмешательства во внутренние дела. Урса освободили от обязанности присутствовать на Сейме, в связи с неотложными делами.

Новый герцог Лазанский Урс решил: с паршивой овцы хоть шерсти клок. Он истребовал у Красгора решение о возвращению роду Ликаринов Старших из деревни Кинатарус графства Орлинтир гражданства и о прощении им всех долгов и проступков. По обычаям, отказать вновь поднятому в статус высшей знати было нельзя, а право помилования являлось непререкаемой прерогативой монархов. С грамотой о возвращении достоинства направился он в родную деревню, где его трактовали как труса и ничтожество. Граф Орлинтира (уже не тот, что разорял семью, а его сын) прибыл в свите Имперского герцога как низший.

Жители деревни изо всех сил пытались оставаться хладнокровными и не терять лица. Сосед, внёсший на самом деле главный вклад в потерю семьёй статуса (разорение не понижало сословия, и можно было вновь подняться; а вот пойманных на утаивании части имущества от конфискации понижали, а то и делали рабами), вздохнул:

— Оценила бы Лурунисса тебя, была бы герцогиней.

Урсу было стыдно, что он в своё время безжалостно обошёлся с Луруниссой. Но слабости нельзя было проявлять. Он жёстко ответил:

— Женился бы я на ней, остался бы незаслуженно презренным в нашей деревне.

После убийственных слов он вручил соседу сто золотых. Своей семье он оставил пятьдесят.

Без охоты возвращался Урс в Великий Монастырь, но раз обещал и прошло полгода, пришлось отставить временно неотложные дела и отправиться в паломничество. «Из-за этих святош ещё на месяц откладывается отплытие» — промелькнула мысль у Однорукого, и он постарался отогнать её.

В монастыре его, после дня молитв и поста, провели в мастерскую. С культи сняли протез, на столе посреди мастерской лежала отлично сделанная металлическая рука, судя по всему, титановая. Оценить это изделие сразу не удалось. Урс попал в руки врачевателей, и они стали частично сдирать кожу с культи, затем она была смазана едкой мазью. Конечно же, Ликарин не подал вида, как ему больно, хотя его иногда спрашивали об ощущениях. В конце концов старшая целительница не выдержала и сказала:

— Сколько раз целителям мешала излишняя показная смелость и спесь целимых.

После этого Урс стал отвечать на вопросы о характере боли.

Затем на саднящую и болящую культю надели металлический протез. Стало вдобавок щипать раны. Но через пару минут Урс заметил, что пальцы металлической руки дёргаются.

— Всё в порядке. Ты машешь пальцами, чтобы унять боль, — сказал брат-механик Кун.

Урсу стало стыдно, и он стал держать руку неподвижно.

— Зря. Пытайся двигать ею, как будто она полностью твоя.  Иначе ты и нам помешаешь, и пользоваться ею затем полноценно не сможешь.

Пришлось двигать кистью и махать ею от боли. Даже когда Урс показал два кукиша целителям и механикам, те лишь одобрительно рассмеялись. Заодно они делали заметки на дощечках.

Потом протез сняли, ещё немного подрали культю, вновь смазали и надели протез. Трижды в сутки приходил механик и целительница. Смазывали культю, грели протез на огне, затем давали ему остыть, смазывали и надевали вновь, требуя двигать рукой.

— Без нас не обязательно тренировать руку. Всё-таки кисть не живая и может делать лишь изначально в неё заложенное. А для совершенствования управления наших упражнений достаточно. Очень важно следующее. Кое-что эта кисть может почувствовать и передать тебе. Но, конечно же, не так совершенно, как живое тело. Учись понимать её ощущения.

В укромном уголке Урса поймал неприметный монах, показал тайный знак жёлтых и тоном приказа велел ему после встречи с владыкой отойти в отхожее место, по дороге его встретят и проводят к самому Тайному имаму Жёлтых, их главе.

Через три дня, когда культя поджила, а титановая рука стала полностью повиноваться Урсу, состоялась демонстрация её возможностей в присутствии самого Пресветлого. Пожатием металлической кисти Урс раздробил дюймовую доску. Да, такая рука даже сама по себе смертоносное оружие. Схватив врага ею, можно спокойно раздавить его кости.

— Мы могли бы попытаться отрастить кисть руки заново, — сказал Пресветлый Владыко Тунг. — Ты заслужил. Но заняло бы это полгода, а то и больше, и ты был бы вынужден отойти от всех дел на это время. Рука, даже если бы всё прошло удачно, получилась бы слабая, неуклюжая и уродливая. А тебе нужна сильная шуйца. Эта титановая рука не станет частью твоего тела. Но никто не сможет повлиять на её разум так, чтобы она стала слушаться другого, перестала подчиняться тебе или повредила тебе. Тебе нужно подкармливать её солнечным светом и теплом очага, омывать специальным составом. Всё написано в этой тетрадке, береги её и следуй указаниям.

— Но ведь такая рука стоит невероятно много даже в деньгах, не говоря уже о втором, очевидном: необходимость использовать ваши тайные знания. Посему я осмелюсь спросить прямо и грубо. Зачем монастыри накапливают богатства? Ответь без обиняков и притч, владыко!

Стоявшие вокруг монахи были шокированы бестактностью вопроса. Но Владыка Тунг лишь улыбнулся.

— Ты спрашиваешь потому, что внутри тебя идёт борьба между догмами Жёлтых и здравым смыслом, подкреплённым фактами. Догмы ты до сих пор считаешь описанием идеального состояния общества, но давно уже понял, что путь к нему должен быть постепенным и разумным, а не идиотским бунтом. Теперь ты начал осознавать, что ничего идеального человек создать не может, и в самой основе догм есть дыры. Отвечаю на твой прямой вопрос. Частично ты сам внутри уже на него ответил и ждёшь лишь подтверждения. Выскажи свою догадку.

— Чтобы сделать уникальное, требуется много сил и средств. Если все лишь живут в достатке, если нет тех, кто распоряжается громадными ресурсами, не будет высших взлётов. И общество постепенно выродится.

— Почти правильно, даже нет смысла тебя поправлять. А теперь второе. В годины бедствий кто спасал чаще всего окрестных людей? И бедствия могут ведь длиться десятилетиями.

Осознав свои ошибки, Урс неожиданно для себя пал ниц.

— Благодарю, Владыко, за наставления! Я теперь понял, почему недостаточно Великих монастырей. В каждой области должны быть крепости, где может спастись народ и где нужно хранить запасы на чёрные годы.

— Внутри тебя есть ещё один вопрос. Почему же тогда многие монастыри ведут себя так, будто хотят подтвердить народные предрассудки о жадности и скаредности монахов?

— Кажется, понял. Есть две стороны. Недоумки и завистники могут истолковывать хозяйственность как скупость и мечтать: «Вот если бы мне такие запасы! Я бы знал, что с ними делать. Накупил бы массу ненужного и растранжирил бы на низкие удовольствия». Вторая: у людей всегда есть опасность скатиться, перейдя меру, особенно если их дело на грани добра и греха. Очень легко рачительность и экономность переходит в жадность и скупость.

— И поэтому, в частности, нужны Жёлтые, чтобы напоминать сбившимся с Пути об их ошибках. Если необходимо, огнём и мечом.

Ликарина передёрнуло. Он считал открытое ношение символов Жёлтого высшего ранга демонстрацией свободы и уверенности, вызовом традициям. А оказывается, его рассматривают, как страшилку для зарвавшихся аристократов и монахов. Заодно стало ясно, что бунт использовали в своих целях не только высшие Жёлтые, но и, как минимум, иерархи религии. Надо было, чтобы два извращения столкнулись и уничтожили друг друга. Опять принцип непрямого действия, о котором он столько читал в книгах по стратегии и политике. Ведь после признания народом Лазики монахи начали подсовывать ему фолианты, предупреждая, чтобы он не разглашал прочитанное. В открытых для народа книгах этот принцип описывается косвенно, в лучших исторических романах, в окружении приключенческого антуража. 

Тайный имам оказался невзрачным иеромонахом. Как казалось Урсу, никто не мог бы заподозрить в нём главу могущественной тайной секты. Он благословил Урса и неожиданно сказал:

— Слышал я о твоём намерении создать жёлтое государство на юге и самому его возглавить. Герцогский титул очень тебе поможет в этом. Ты ведь не жирный Высокородный, а Титановорукий Лазанец, Гроза Гор, сам выбившийся наверх и заставивший спесивую знать признать себя одним из высших.

Урса передёрнуло вторично за этот день. Он считал, что его тайное, не до конца ещё принятое решение остаться в Ихиларе с женой и детьми никому не может быть известно: ведь он ни слова не говорил даже жене. Но по его действиям и настроениям вычислили, и раз Имам смог, значит, это знают и Император, и короли, и иерархи. Но почему-то не препятствуют. Впрочем, понятно. Решение устраивает все четыре стороны. Урсу можно избежать позора возвращения в Лиговайю с весьма двусмысленными итогами: для себя получил герцогский титул, а для царя не смог утвердить королевский. Жёлтые будут иметь крепкий плацдарм и «опытную площадку». Империя удаляет из себя потенциальных бунтовщиков. Атар избавляется от грозного потенциального соперника.

И ещё одно понял Урс. Теперь действительно пришло время заказывать оружие в Колинстринне с учётом новой руки. Это тоже задержит на пару недель.

Когда Титановорукий (как теперь стали звать Урса) прибыл к Тору, Канг долго изучал протез, а затем ударился в глубокий запой. Еле удалось его вытащить совместными усилиями брата Барса, Эссы, Тора и Урса.

— Предки наши, оказывается, столько знали и умели! Мы лишь делаем вид, что создаём новое, а на самом деле вновь открываем крохи, — плакал Канг.

— Идиот и слабак! — ругнулся Тор. — Я сделал два открытия, неизвестных предкам. Ты что, хуже? Общие принципы от Великих Мастеров не таят, и я, на свой страх и риск, заставил тебя, недостойного спесивца и нытика, пройти полный курс Первого Ученика. Теперь лишь от тебя зависит, сумеешь ли ты доказать, что достоин!

* * *

Наконец-то караван отправился на юг. На сей раз в основном переселялись целыми семьями. Среди колонистов оказались целых тринадцать семей Великих мастеров. Это были первые ученики, Учителям которых разрешили досрочно возвести их в ранг Великих Мастеров и взять ещё одного Первого Ученика. Среди них был Ин Акротаринг, ученик Тора из Колинстринны.  Сто двадцать семей Жёлтых шли на отдельных двух кораблях, распевая свой весёлый гимн:

   Кто честной бедности своей

   Стыдится и всё прочее,

   Тот самый жалкий из людей,

   Трусливый раб и прочее.

                             При всём при том,

                             При всём при том,

                             Пускай бедны мы с вами,

                             Богатство — штамп на золотом,

                             А золотой — мы сами!

   Мы хлеб едим и воду пьём,

   Мы укрываемся тряпьем

   И всё такое прочее,

   А между тем дурак и плут

   Одеты в шелк и вина пьют

   И всё такое прочее.

                             При всём при том,

                             При всём при том,

                             Судите не по платью.

                             Кто честным кормится трудом,

                             Таких зову я знатью,

    Вот этот шут — природный лорд.

    Ему должны мы кланяться.

    Но пусть он чопорен и горд,

    Бревно бревном останется!

                             При всём при том,

                             При всём при том,

                             Хоть весь он в позументах, —

                             Бревно останется бревном

                             И в орденах, и в лентах!

    Король лакея своего

    Назначит генералом,

    Но он не может никого

    Назначить честным малым.

                             При всём при том,

                             При всём при том,

                             Награды, лесть и прочее

                             Не заменяют ум и честь

                             И всё такое прочее!

     Настанет день и час пробьёт,

     Когда уму и чести

     На всей земле придёт черёд

     Стоять на первом месте.

                             При всём при том,

                             При всём при том,

                             Могу вам предсказать я,

                             Что будет день, когда кругом

                             Все люди станут братья!

(Роберт Бёрнс, перевод Маршака)