Жизнь по-новому

— Что с нами творится? — вопрос к хорошему психиатру. Но несколько преждевременный или запоздалый — почти триста лет приёма дожидаться. Ну, запишемся, а пока займёмся неотложными делами, радостно потирая загребущие ладошки. Чего это мы с нашими ненаглядными пиратами захватили и чем бы их порадовать? Извиняюсь, далее снова пунктиром — на радостях чуть башню не снесло.

***

Огляделись мы на нашей «Д’Артаньяне» (для англичан корабли she)… Ведь Командор так и сказал — корабль у вас есть, не так ли? И поняли, как нас снова на… э… обманули — назначили экипажем, правда, временным, но с постоянным капитаном — сэром Грегори, донкерманом и суперкарго! Нас отдали дяде Грише! И кто кого победил? Но у нас же есть волшебный мешочек! Запросто так предложили почтенному просвещённому мореплавателю идти под наше надёжное крылышко, то есть акулий плавничок, конечно. Сэр Грегори, прямо скажем, был не в восторге от назначения, экипаж ему достался!!! Нас же наказывать нельзя, и что бы он ответил?

— Размер содержания? — прогудел моряк.

— Луидор в неделю — нормально? — робко предложил Плюш.

— Кроме прочего довольствия, — заявил как о решённом деле сэр Грегори.

— Очень мило, дядя Гриша, — душевно ему улыбаюсь, — первое тебе задание — ребяток бы нам из твоей помойки. А с нами тебе не справиться, сам понимаешь, — нас пороть нельзя.

— И впрямь, тесно ж на «Бродяге» станет с вашим уходом, — развеселился дед, — позову желающих…

— Не смешно, — буркнул Плюшевый.

— А вы сделайте, чтоб пожелали, — хитро улыбается моряк, — а пока с французами поговорите, авось, не всем в трюме по душе?

Хм, сэр Грегори предложил здравый план. Как раз Лют подвернулся, пушки наши разглядывал, как свои, блин. Ну, мы его попросили побыть немножко переводчиком, а в свободное время он сможет лапать пушки за задницы хоть до оргазму. Тот с виду нехотя согласился. Спустились к пленным, спрашиваем, моряки есть? А он как-то перевёл… Ведь каноньер — это точно не моряк? Мы уже хотели сделать Люту замечание, как один, зарёванный, заголосил, — кок! Бон кок!

Это мы поняли и без Люта. Решили для начала заняться беднягой, веди, говорим, на камбуз. Лют было за нами увязался, так мы его к пушкам отправили, не нужен нам пока толмач… тем более такой брехливый. Тот с видом оскорблённого достоинства удалился, а мы проследовали… наверное, в рай! Во всём англичане талантливы, но их кухня… э… менее талантлива, чем другие. Тем более французская кухня! Бедолага на камбузе преобразился в маэстро. Для начала быстренько сварганил нам какую-то закуску, чтоб не скучали, а сам затеял, видимо, нечто невообразимое. Ну, правильно — этакие потрясения ведь способствуют вдохновению?

А мы и не скучали, оторвались от тарелок, переглянулись мечтательно.

— Шиллинг, — говорю с набитым ртом.

— За первый раз, — уточняет Плюш.

— Но первому бесплатно. У нас же Лют гостит, — перехожу к маркетингу.

— Ага. Только маэстро надо попридержать, пацанам пока хватит чего попроще, — развивает план Плюшевый.

— Но Люта пусть доведёт до обморока…

— Ха-ха-ха!

Новая наша штрафная жизнь началась правильно — с кухни. Люта еле спровадили на «Бродягу» — пушки, конечно, важны, но он ещё и эскадренный навигатор. Его место там, рядом с Командором. Так этот навигатор эскадренный через четыре склянки с Командором вернулся. Месье Филип быстро выучил слово «шиллинг», мы ему сказали, что это «пожалуйста» по-пиратски. Руда прям расстроился, пришлось его в долг потчевать. А откушав, он почти не огорчился тому, что сэр Грегори больше не его подчинённый — не мог он тогда ничему огорчаться. На другой день выяснять отношения явился шкипер сэр Джон, скандалить почему-то сразу пошёл на камбуз, где и застал бывшего подчинённого, вкушающего от своего «полного довольствия». И действительно скандалил — он, видите ли, не знал, что у нас без шиллингов делать нечего. Ссудил ему сэр Грегори по старой памяти, а мы и не подумали — с какой стати?

***

Кадровую проблему решаем, несколько изменив, даже смягчив программу для пленных. Но они не оценили — франки понятия не имели о предыдущей, им не рассказывали. Как бы это помягче-то? Во! Помните фильм «Игрушка»? Трогательный фильм, чудный Пьер Ришар, милый ребёнок. Один нормальный ребёнок из нормальной семьи. А если их, пусть тоже нормальных, больше одного?

Часто вспоминаю с запоздалым раскаяньем секцию Дзю-до, что я посещал в пионерском возрасте. Тренер наш вёл, кроме детской, ещё и взрослую группу, но в силу неинтересных нам тогдашним причин был вынужден её сократить. Но не полностью, ввёл в наш подростковый коллектив великолепную пятёрку допризывников. Тренировки, став совместными, стали заметно эффективнее для всех. Мы, как нормальные советские пионеры, были послушны и почтительны к старшим, парни охотно разъясняли и показывали и тоже старались не ударить в грязь лицом.

Пока на тренировке присутствовал сам мастер, он был настоящим мастером спорта, серебряным Российским призёром, но восстанавливался после травмы и вёл секцию в родном «Воднике»… Вот под его мудрым руководством всё шло в целом пристойно, но с некоторых пор в расписании Краевого Дома Физкультуры сразу за нашей тренировкой образовалось окно, и тренер разрешил желающим оставаться для самоподготовки, обусловив разрешение уборкой зала.

Как это произошло впервые, я запомнил смутно. Шутейная перебранка моего приятеля Олежки с молодым спортсменом перешла в игру-возню, к которой мы как-то спонтанно присоединились всем коллективом. Нас было два десятка, их пятеро. Пока одного терзали — на каждый палец болевой приём, четверо, не церемонясь, разбрасывали нас, как щенят, хватая за шкирки — воротники кимоно. Но мне очень хорошо запомнился момент, когда впервые двадцать голов повернулись к одному из допризывников, и двадцать пар глаз сфокусировались на его персоне. И он это понял. Мы все поняли, что он понял, по его глазам.

Эта забава именовалась в дальнейшем загоном оленя и вспыхивала каждый раз, как впервые, спонтанно. И мы упивались их загнанными взглядами, чувствуя себя в стае неуязвимыми и всемогущими через боль и страх — они совсем не миндальничали с нами, и не в шутку звали волчатами, а то и волками. Нас тогда было всего два десятка нормальных пионеров на нормальной двухчасовой тренировке. Представьте, каково это — навсегда стать игрушкой юных уголовников на пиратском корабле в Атлантическом океане?

Но без принуждения — строго по желанию. Не хочешь — сиди в трюмной вони, глодай зелёные сухари два раза в сутки, запивая глотком протухшей воды. Кто проголодался, выходи играть! Пошли мужики на игры, как на вахты. Голодные игры — отстоишь вахту, две склянки всего, покормим и водички дадим. Вылез на палубу просто подышать? Тоже не возбраняется, только… сколько раз ты поднимешься с палубы, дружок? Не нравится такая игра? Есть другие!

Например, в пиратского пекаря. Сначала просто бьют, дают в руки дубину и ставят охранять ярко окрашенную чурочку, предупредив, что если за одни склянки прощёлкает деревяшку, получит вдвое и останется уже на час. Таких бедолаг с дубинами у нас, минимум, пятеро круглосуточно стоит. Пацаны за яркую деревяшку получают из своих долей монету и право избить разиню без очереди. Если дать им драться без очереди, они все тренажёры быстро поломают без толку. А так — напряжённая борьба бдительности и изощрённой ловкости.

Или жмурки. Опять, конечно же, дубина, повязка на глаза и шляпа с пером. Ребята сбрасываются в банк, располагаются в очерченном круге. Задача тренажёра запятнать дубиной всех игроков, пока перо не стырили. Запятнав всех, мужик заканчивает игровую вахту, но если перо стырили, счастливчик забирает монеты, а оставшиеся в круге парни срывают досаду, то есть мотивируют ведущего, и сначала.

Фантазия у подростков богатая и изуверская. Но наши дети не жестоки, пацаны не лютуют без нужды. Для веселья им придумывается легче, чем для… другого.

Простейшая игра — в слона. Если кто не знает — первая команда становится колонной, «нагнувшись» на впередистоящего — это «слон». В первой команде всегда играют пленные. Игроки второй команды с разбегу запрыгивают на «слона». Если слон падает, выигрывают вторые. А если кто-то падает со слона — вторые с позором слазят, и в игру вступают третьи… Ничья — это если все занимают места по порядку, но такое бывает редко, ведь в команде слонов не больше трёх, а ребята играют пятёрками. Маленький Захар в своей команде всегда прыгает первым — осваивает сальто и опорный прыжок, но ему больше нравится в лошадки.

Они бывают детскими, когда франкам сначала связывают за спиной руки и с завязывают глаза, пацаны запрыгивают им на закорки, ну и конный бой — кто из пятёрки не вылетит «из седла»? А взрослая лошадка — такой же дядька, но обоснованно не желающий, чтоб на нём ездили. Каждый охочий до острых ощущений штрафник кидает в шляпу монету за попытку это сделать. Так маленькие сквалыги уже отказываются кидать в банк, если Зак громко не заявит, что не участвует! Приходится нам играть в очень взрослые лошадки — просто очень злой француз в очерченном кругу, не связанный и без повязки на глазах. Часто с дубиной.

Я и Плюш друг с другом играем в вариант «с кортиком». Для нас задача не запрыгнуть, а удержаться двухминутные склянки, ставка — гинея. И если лошадка порежется — проигрыш, и лошадка все две минуты должна оставаться на ногах. А то Плюш, типа самый умный, первого своего вырубил и присел на него, как будто так и надо! Все решили, что это не честно — лошадь вырубать, какое же тогда родео? А когда мой со мной через фальшборт сиганул, топиться собрался, мне выигрыш засчитали, потому что когда он тонуть передумал, остыл в воде, и его обратно на верёвке затащили, я так на нём и висел — из принципа, не подумайте, что от вредности. Штрафнята делают на нас ставки, родео им, блин, всё бы глазеть на глупости, нет бы делом занялись!

Ведь вот незадача — вахты слишком частые и продолжительные, ещё и парусные авралы, да прочая дребедень — сами себе чернорабочие — братцу по морде некогда дать! Французы быстро смекнули, что делать… Зря я пренебрежительно о них отзывался — чёрной работе они поголовно предпочли побои — не рабы. Но на авралах стали подключаться — в основном, англоговорящие, значит матросы. Такое поведение мы поощряли досрочным завершением «игровой» вахты и… досрочным возвращением в трюм?

Да не захотели они в трюм! «Служить», — говорили они. Хм, вопрос «Сколько?», вроде бы, более ожидаем от лягушатников. Но они за оплату ни гу-гу, ладно, разберёмся. На «Д’Артаньяне» нам посчастливилось захватить живьём и не довести до самоубийства почти всех его матросов и матросов-пушкарей. Повезло — серьёзные мужики, даже суровые порой. Говорят на ломанном английском, — некогда нам, отстаньте, займитесь делом. Ага — сами раззадорили, а теперь отстаньте?!!! Фигушки — не постоянно у них вахты, и такелажем с палубой у нас уже есть кому заняться, вот!

***

Дядя Гриша, получив содержание авансом за три месяца, перестал валять дурака. Повинился перед Командором и был благосклонно прощён — приступил к совмещению, за что, собственно, ему и было заплачено. Да и прав он — тесновато на судах отряда, кроме нашего, естественно. На содержание SC передали тридцать пацанят из боцманской команды для такелажных и прочих работ. Ну а так как сэр Грегори даром луидоры загребать не желал, мы получили самых смышлёных и расторопных ребят. Без лирики всё свелось к банальной взятке, как и замышлялось.

Правда, по луидору за пацана… всё же дешевле трёх гиней за ирландца, как заведено на Ямайке. Так дядя Гриша сказал, когда мы с ним лаялись, то есть торговались. Но сравнивать, конечно, нельзя. Во-первых, Ямайка далеко пока, во-вторых, мальчишки совсем не дяди Гриши, а Командора — что особенно приятно. В-третьих, они теперь вообще ничьи, свои собственные — Служба тылового обеспечения SC, по формулировке Плюша. Так что тринадцать луидоров и ни сантимом больше! Для взятки даже слишком жирно — хватило бы и десятки, блин…

Так им и сказали, правда, поверили они лишь за следующие сутки, не получив даже подзатыльника. А надев курточки с буквами SC на рукавах, но без смайлика, конечно, — от счастья продышаться не могли. У них же статус, как у наших новичков — они неприкасаемы, и у них допуск к неспециальным тренировкам… в свободное время и по их возможностям. Просто для общего развития, в виде спорта.

Пришлось придумывать им развлечения, сначала, как нормальный фильм резали под категорию 12+ и «для семейного просмотра». Вот как с ними? Не то, что младшие, они старше многих смертников, но они… «человеческий детёныш!» Блин, тут уже мы почувствовали себя игрушкам, франки было ехидно заулыбались и вздохнули с облегчением, но зря обольщались. У нас же есть Своята — свободный художник. Вернее, он до сих пор думает, что он свой собственный, ну и пусть думает, что хочет. Не мог он допустить, чтобы и этих несчастных, проданных пиратам за кровавое пиратское золото деток превратили в зверей. А что и не собирались, ему никто не сказал — всё равно б не поверил. Главное — он при жизни вёл детскую секцию. И пофиг, что из лука стреляли, общеразвивающая, игровая база общая. И штрафники открыли для себя скакалки, эстафеты, и прочую несерьёзную (с нашей точки зрения) ерунду. Турничок организовали, мы с Плюшем давай вытребеньки дворовые демонстрировать. Близнецы подключились, они паркуром увлекались — тоже нехилое впечатление.

Это дело мы быстро упорядочили, и оно перешло на новый уровень. Вскоре, пока два десятка заняты делом, десяток и какая-нибудь ватага под руководством дежурного тренера из моих огольцов (Своята не всегда бывает свободен, вахты) развлекается во все тяжкие. Развлечения эти доступны, даже если ватага подряжается на работы — это уже неписанный закон, нашим ребятам нужна компания.

Доигрались до того, что Близнецы под свою сугубую ответственность вывезли мальчишек на «Бродягу», «на соревнования». Предложили братцы обычный регби без затей и изуверства, они же и мяч из кожи тряпьём набили… потом ещё один и ещё… а потом к нам каждая свободная ватага со своим мячом приезжала, а то мало ли — вдруг новички заняты, так они готовы со смертниками сыграть, если без ставок, конечно.

***

В нашей маленькой войне с Командором мы одержали значительную победу — на «Д’Артаньяне» теперь чуть меньше ребят, чем у него на трёх кораблях. А если посчитать всех, кто у нас постоянно отирается по выходным и по «неотложным делам», то и больше получится! Хотя победа, конечно, была общей — Руда, наконец-то, обратил свой взор на пленных. Подчёркиваю — свой, просвещённый, а не через призму SC. Но при деятельном участии Черныша. Этот деятель умудрился вербануть Дасти, о чём нам с гордостью и поведал. Дескать, они провели фильтрацию, и в трюме «Бродяги» остался сугубо уголовный элемент, так не желаем ли мы его забрать по дешёвке — всего лишь за всё наше вино? Мы его даже не послали, он всё понял по нашим взглядам. А что они с пленными разобрались, и так нетрудно было сообразить.

К нам же зачастили обычные ватаги! Им Командор с какого-то перепугу стал давать по очереди свободный день, если не было нарушений. Ну, если были, тогда просто в конец очереди, а коли всё нормально, они у нас. Но ребята жалуются на изувера — если к нам, только с «Бродяги» и обязательно наперегонки. Проигравшие тут же возвращаются за порцией линьков и заступают на вахту вне графика! Хотя на график жаловаться грех — с рей уже не валятся, спасибо помощникам дедов. Ну и где ещё дедам было взять столько помощников разом?

Вроде бы, радуйтесь, ребятишки! Занимайтесь, чем хотите, отдыхайте, нафиг вам штрафники? Но вот ведь заковыка, чем они хотят заниматься только у штрафников и водится. У штрафнят полные карманы серебра, а деньги нужны как воздух, даже нужнее — как вода. Пинта воды — гинея. Глоток из чужой фляжки — шиллинг. Пустая кожаная фляжка — гинея. Воду мы получаем на общих основаниях — пинта два раза в сутки на человека. Дистиллят — такая гадость! Но у нас среди прочего есть вино — ложка на фляжку и не так противно. Эта самая ложка вина — шиллинг, мы не жадничаем.

Да что там! При особом нашем расположении всего за шиллинг с носу можно провести день в помощниках маэстро Филипа, прям на камбузе! Он один уже не успевает — не смотря на цены, народ так и прёт, Черныш тот же, хех.

И только у нас можно заказать у мастеровых дяди Грегори(!), что под руководством близнецов(!!) работают по Командорским(!!!) заданиям, что-нибудь очень нужное — фляжки, ремни, башмаки… Обалденная у нас экономика — сплошная коррупция. Ну, как умеем…

И самое главное — у нас шиллинги можно заработать. Во-первых, выиграть. Штрафники носы не задирают, даже по мордам не бьют, как у нас принято, принимают в игру каждого, кроме специальных штрафных развлечений, конечно. Во-вторых, действительно заработать, минималка — шиллинг в день. В-третьих, что-нибудь продать. Мастерские открыты, приходи и твори — наши ребята ценят красивые вещи и не жадничают — уже сами отдают признанным искусникам для украшения нун-чаки те же, ремни… Но самое интересное, штрафникам(!) эти огольцы умудряются втюхивать какие-то подозрительные оладушки и пирожки! Чудо из чудес — варёные яйца! И ё-ж моё ж — нашейные платки с вышивкой по краю!!!

Поблизости густо запахло семейным очагом — то-то ни одного рекрута последнее время нету, сплошь в технический персонал вербануться норовят. А зачем им? Меньше вахт — меньше линьков. И, судя по всему, есть, кому вкусно покормить, починить одёжку. Уютом тянет от «Подарка», а мы на нём ни разу не были. И не то, чтобы не пускают, но и не приглашают ведь! Сидите, мол, на своей «Д’Артаньяне» с пушками, защититнички…

Так смертники ведь даже на «Бродяге» без пушек справились — о чём ребятам волноваться? В принципе, мы этого и добивались — должны смеяться дети и в мирном мире жить. Но ничего ж ещё не кончилось, а так может кончиться скверно!

— Ничего умнее Командор не придумал? — процедил Плюш со скукой в голосе.

— Придумал, — ответил Черныш серьёзно, — приказал поговорить с вами, я — парламентёр.

— Тогда пошли к нам, — говорю, вставая, мы на камбузе встретились, — в капкаюте нам никто не помешает.

— С удовольствием, — улыбнулся Черныш, действительно довольный нашей готовностью к разговору.

***

Расселись за столом, я кофейник на спиртовку поставил. Спирт Руда из рома выгоняет для антисептики, дедам на это смотреть невыносимо. Вот мы им спиртовку и не показываем — вообще отцов удар хватит. А Чернышу можно — он молчаливый.

— Как ты Дасти вербовал? — мне любопытно, припомнился тот допрос — кремень ведь, едва сил хватило расколоть.

— Никак. — Пожал плечами Черныш. — Понимаешь, он служит власти.

— Любит покомандовать? — усмехнулся Плюш.

— Ненавидит. Он исполняет свой долг… — Черныш загрустил, — как сам его понимает.

— Эта сволочь… извращенец!!! — меня прорвало.

— Ты знаешь, он вполне нормальный, просто небрезгливый, — скупо заметил братец, — для него неважно по чему он ступает.

— Почему что? Блин, отвыкаю от русского, тупею, — уточнил я.

— Ну, по какому говну он ползает, — перевёл мне Плюш, а Черныш кивнул, подтверждая.

— И мы для него говно? — интересуюсь с ехидцей.

— Конечно — мы, все, всё… кроме служения и долга…

— Как он сам это понимает! — как сплюнул Плюш.

— А без вашей зауми, что он сам говорит? — мне интересно.

— Он логичен. Либо нас всех убьют, и его тоже — тогда всё это ничего не значит. Либо у нас получится захватить кусочек земли для Родины и короля — тогда он служит королю и Родине, — Черныш благодушен.

— И ради этого он выдавал нам на растерзание… — прищурился Плюш.

— Он мог кого-то защитить? — спросил Черныш.

— Нет, — мне стыдно.

— Мог и защищал полезных и важных подданных его величества, — грустно поведал пиратский иезуит, — жертвуя теми, кто мог, по его мнению, выдержать ваше общество… или был бесполезен.

— Да эта падла во всём прав! — восхитился я.

— Верно. — Согласился Черныш. — Это очень редкий тип людей. Он всегда и во всём прав, какую бы гадость не творил. Именно творил, а не сотворил — ему не нужны оправдания. И в каждый конкретный момент он готов эту свою позицию отстаивать ценой собственной жизни.

— Большевик, бля! — охренел Плюш.

— Чекист, — поправил его Черныш. — Мой заместитель, у нас своя хитрая контора.

— У вас, — бросил Плюш, — давай к делу.

— Тогда не будет дела… — начал парламентёр, но я его прервал. — Когда не будет тела! Когда мы вашу хитрую контору вместе с «Бродягой» парой залпов на дрова уработаем!

— Утопите корабль дураков? — как бы уточнил Черныш. — И чем вы отличаетесь от Дасти?

Мы взяли полуминутный тайм-аут, пристыжено сопя.

— Чего от нас хочет Командор? — спрашиваю парламентёра.

— Братцы, Руда хочет просто помириться! — задушевно ответствовал Черныш.

— Он соврал, он предал, он нас использовал, как… — у меня аж скулы сводит от злобы.

— Соврал Командор, но какая власть избегнет лжи? — уверенно отвечает братец. — А Руда о-шиб-ся! Или вы считаете его непогрешимым?

Они, оказывается, и не ожидали такой нашей полной уверенности в действенность их слов. И сами охренели от нашей зависимости. Но… использовали. Тогда они использовали всё и всех — мы не забыли трупики подростков в трюме «Бродяги»? Или визг ребят, подвешенных на рее за ногу? Или это не я «распустил» три ватаги, а Плюш — четыре? Чем мы лучше их? Чем Руда хуже нас?

— Да, вы верили и вашу веру использовали — для общего выживания! Не для себя, уже дохлых, для своих пацанов, ведь я — Гарри Весельчак, вашу мать! — не смог сдержаться Черныш, и нас проняло.

Нам было проще — нам приказали не думать. Мы приняли решение и действовали. А они думали и жили с этим. Их крепко покорёжило, но не сломало. И они нам благодарны потому, что никто в здравом рассудке и в полном сознании ни за что не полез бы в то…

— В чём вы растворились, — с трудом продолжил Черныш, — но мы продолжаем считать вас братьями. Я сижу тут с вами и говорю — да, мы виноваты перед вами, и благодарны вам. Так простите нас, ведь мы же братья!

— Блин, я щаз расплачусь, — едва сдерживается Плюш.

— Не надо, брат, — «севшим» голосом прошу его и…

— Ха-ха-ха! — не выдержали мы пафосу. Черныш ошалело уставился на нас.

— Прости, брат, ох! — начинает Плюш.

— Это нервное, уф! — помогаю ему.

— Ага, издержки нервных перегрузок, — проржавшись, объяснил братец.

— Ты прав, ладно, — успокаиваю Черныша, — что предлагает Руда? Сам понимаешь, под команду мы не пойдём.

— Ох-хо-хо! — вздыхает парламентёр, — а вообще? Ну, когда-нибудь?

— В следующей жизни, — называю ближайшие сроки, — «когда я буду кошкой!»

— Мдя, вот мы счастливчики! — усмехнулся Черныш.

— То есть? — не понял Плюш.

— У нас есть кое-какие не подъёмные для нас, блин… без вас ресурсы. — Раздумчиво заговорил Черныш, — Но вы можете приспособить их под себя. Судя по предыдущему опыту, самым непредсказуемым образом.

— И в чём счастье? — не могу его понять.

— Да в вас же, родненькие! — воскликнул Черныш, — ведь вы уже способны разметать наши суда по волнам, и вы вне контроля. Хуже — вы непредсказуемы!

— А! Так вам тупо без разницы! — обрадовался Плюш.

— Блин, я рассчитывал, что вам станет стыдно, — озадаченно сказал Черныш.

— В М-е ты рассчитывал на кое-что другое, — криво улыбаюсь братцу.

— Нет, блин! — сокрушается Плюш, — вот только что извинялся, бац — и по-новой!

— Что? — сбился Черныш.

— Дурить нас, дрессировщик хренов! — не сдерживаю раздражения.

— Да когда? — смутился Черныш.

— Нет, это ты, лидер, скажи когда? — Плюшевый зло выговаривает своему вожаку по старому клану, — тебе мозги на войне отшибло, или ты их в универе отсидел?

— Ребята, да вы о чём? — продолжает удивляться братец.

— Ты вот спрашивал нас, зачем ты тут сидишь, — устало-снисходительно объясняю умнику, — теперь подумай, чего для мы тебя слушаем… и чего так терпеливо от тебя ждём?

— Э… ну, ради своих ребят? — предположил Черныш.

Мы молча выжидающе не отрываем глаз от его лица.

— Неужто ради всех ребят? — рискнул братец.

Мы переглянулись — он небезнадёжен. Хотя…

— Ну, ты и сволочь! — не выдержал Плюш.

— Да все вы… — тоже не скрываю эмоций, — за кого вы нас держите???

— Братцы! — воскликнул Черныш…

— Сейчас опять извиняться начнёт, — со скукой в голосе заметил Плюшевый. — Давай уже к делу, блин!

— Но… э… Командор, то есть Руда спросит о гарантиях…

— Мы ему верили? — со значением задираю левую бровку Захара, — теперь его очередь.

***

Мой визит на «Бродягу» обставили на высшем уровне. Обычно, когда ватажным ребятам пора было возвращаться, мы немного обгоняли «Бродягу», ложились в дрейф, спускали шлюпки. Командорский флагман нас нагонял, тоже «притормаживал», и ребятам грести оставалось всего ничего. В этот раз «Д’Артаньян» вперёд не полез — дал сигнал, задрейфовал у самого борта «Бродяги», и пошёл сзади сбоку, как конвоир. Ему нужно лишь чуть вправо отвернуть, и «Бродяга» в зоне поражения главного калибра.

Руда маневры понял верно, просто спросил: «Сколько у нас времени?» Поверил нам Командор, не сомневается, что Плюш за меня разнесёт каторжного одра незадумываясь. «Шесть склянок», — отвечаю, заметив какое-то облегчение в глазах Руды. Он, вообще, оценил, что я один явился, это для нас с Плюшем нетипично. Ну, ясно, явись мы вдвоём, он вынужден был бы… просто обязан был бы «попытаться» нас арестовать, обезглавить SC, устранить угрозу… А так мы избавили его от вынужденного предательства. Гм, обезглавить SC… с этим что-то нужно делать, но потом.

Руда провёл меня с Чернышом в медотсек. Собственно, зачем я вообще попёрся на «Бродягу»? Наврал мне тогда Кэп, надурил, а потом разбираться было некогда. Но теперь Черныш завербовал Дасти и предложил послушать Кэпа вместе с Командором. Ну, как такое пропустить??? Правда, Плюш лишь слегка пожал плечом, мол, иди уж, деточка!

— Майор, за клиентом послали? — спросил Командор, блин, кроме Дасти в помещении никого. Майор, значит, угу.

— Никак нет, Командор, — чётко ответил тот и усмехнулся, зыркнув на меня. — Насколько я понимаю, шоу должно быть полным.

— Верно, — кивнул Руда, — вестовой! Братец, вели вынуть из трюма бывшего капитана и доставить сюда.

Я с наглой мордой расположился на диванчике, закинув за голову локоть и веду себя, как хам в гостях — разглядываю Дасти. А тот лишь иронично поглядывает в ответ, вот гад! Но «доставили» Кэпа рожей по палубе. Гм, подросли у нас пиратики — два рыжебородых амбала в матросской робе приволокли клиента и остались, преданно глядя на Дасти, будто он тут главный. А тот сразу перешёл к делу.

— Имя, чин, задание!

— А? — ошалел Кэп, и я, признаться, тоже — нихерассе у майора повадки!

— Поднять, — бросил Дасти подручным, те сноровисто исполнили.

— Уронить, — продолжил он и закончил, — три раза.

Мдя, профессионализм из амбалов так и прёт — дело не заняло и минуты, как у Кэпа закончились удивленные восклицания и риторические вопросы. Это называется задать настрой.

— Итак, расскажи-ка нам о фрегатах, дружок, — перестал валять дурака Дасти.

Кэп оторвал лицо от пола, затравленно глядя на него, он принял правила этой игры, — рандеву с фрегатами и транспортом — легенда для нижних чинов, чтоб объяснить наш необычный курс.

— Я помню, приятель, — Дасти добродушен, — но почему не в океане, зачем ты её выпустил до М-ы?

— Да, какая разница… ой! — Дасти врезал ему башмаком по рёбрам, — я пьяный был!

— А! И как ты её выпустил? — улыбнулся майор. — Молчишь, сука? Ты сказал штурману: «Посмеёмся, когда действительно встретим наш фрегат». Так? А потом…, — по рёбрам.

— …ты, сука, при мне…, — два раза по рёбрам.

— …говорил о своём кузене. Помнишь?

— Не-е-ет! — стонал Кэп.

— Эй, придурок! Ты тут всех узнаёшь? — заботливо наклонился к нему майор, — вон Заки, помнишь его?

— Привет, Зак, — прохрипел Кэп, не теряя чувства юмора.

— Привет, Кэп, ты как? — отвечаю учтиво.

— Бывало хуже, — стонет Кэп.

— Вот и я о том же, только ты ещё не знаешь, как оно, вообще, бывает, — встаю с дивана и вальяжно подхожу к его тушке, — вот узнаешь, тогда и будешь говорить!

— Господи! Да я и так всё скажу! — заголосил Кэп.

— Как в прошлый раз? — спрашиваю со скукой.

— Это Доусон, сука, придумал! — заорал Кэп, — это он падла…

— Короче, — начал Дасти, — контора… ну, что ты замолчал? Заки, забирай его…

— Которой нет! Контора, которой нет!!! — истерично завизжал Кэп. — Штурман дал карту островка с бухтой, где нас будет поджидать фрегат моего кузена…, — он всхлипнул, — только нас и золото.

— Кого именно? — холодно осведомился Дасти.

— Меня и штурмана, выживших после кораблекрушения. — Кэп взял себя в руки. — Доусон обещал так поставить шлюп, что он уже никуда не уйдёт, а индейцы дадут нам за это золота… много… он их знает.

На этом Руда остановил допрос, Кэпа потащили в новый карцер для особых случаев. Командор потянулся, Дасти уставился на меня в ожидании вопросов.

— Ничего не понял! — честно резюмирую услышанное, — он из другой конторы, что ли?

— Я офицер хитрой конторы, — серьёзно ответил майор, — и корабль дураков — наша операция. Этот опарыш — мой агент. А контора, которой нет… её действительно нет — это заговор. Понимаешь…

Дасти задумчиво уставился на свои башмаки, вздохнул и продолжил, — офицеры и агенты всегда подрабатывали на стороне и сгорали. Но нашёлся некий гений, который придумал это чудо. Представляешь, они долго едва не в открытую представлялись сотрудниками конторы, которой нет! В общем, они — это чины разных ведомств, готовые на всё, и уверенные, что им ничего не будет. И они правы, контора, которой нет, создана для оказания деликатных услуг очень влиятельным людям. И они в свою очередь не отказывают конторе… которой нет. Проклятье, уже сам чёрт ногу сломит, где работаем мы, а где… этот гений или гении, я уверен, у заговора есть руководство, а у него должна быть цель…

— Угу. А ты, значит, спасаешь мир, то есть королевство? — иронично интересуюсь.

Он удивлённо оглядел меня, но не ответил, снова помолчал, — я заподозрил её присутствие здесь, узнав этого молодого джентльмена, — он указал на Джека, — я видел его всего один раз, но у меня хорошая память. И я вспомнил ту историю, его… Короче, на М-е я должен был остановить операцию.

— То есть??? — меня в Захаркиной юности чуть удар не хватил.

— Просто. Вас бы спокойно доставили на Ямайку, а там бы или перевешали, или, что скорей всего, вы бы сдохли на плантациях. А Джек поехал бы в Англию, и его папе пришлось бы рассказать, кто ему помог определить сынка на секретный корабль совсем без билета.

— Ха-ха-ха! — меня чуть не разорвало от хохота, — Дасти, ты дурак???

***

Черныш с оскорблённым майором отбыли по «неотложным» делам, оставив меня с Рудой тет-а-тет. Мы помолчали, глядя строго перед собой.

— Детали рассказать? — наконец прервал молчание Руда.

— Давай для общего развития, — отвечаю печально. Грустно-то как — мы снова вломились в открытые двери, эх!

— Для начала, шлюп — это любое торговое судно, взятое в военный флот. В переводе на понятный язык — судно, построенное вне рангов. А команду…, если помнишь, у них ни штурмана, ни капитана…

Команду набрали из флотских отщепенцев по рекомендации их непосредственных командиров. Но все — морская пехота, абордажиры, то есть ещё и опасные. Неуправляемый элемент, так что шлюп — тоже корабль дураков. Они все, кстати, официально в отпусках, по замыслу начальства Дасти, под командой Боу «Забияка» должен был навести шороху на торговых маршрутах. Нафиг это Боу? А он — главный преступник. Ведь на шлюпе никто не смог бы расстрелять каторжника — наводка по горизонту поворотом корпуса, возвышение задаёт капитан, он же даёт команду. Кроме Боу некому, для того его и взяли. И Джима тоже, Джим — сын его погибшего друга и капитана, заложник, короче. Тут я пожалел, что в этот раз позволил Дасти просто уйти на своих ногах!

А раз никаких «свидетелей катострофы» и не предусматривалось…

— Знаешь, кто те пятеро в клетке? — Руду распирает иронией.

— Нарушители дисциплины, — ляпнул, что в голову взбрело.

— Блин! — сказал Руда с досадой, — с тобой неинтересно!

— Хорошо, я пошёл? — издеваюсь над Командором.

— Ладно, — Руда вновь серьёзен. — Они просто принесли одного из отпускников, но согласно секретному приказу с секретного судна выход лишь в парусиновом мешке. Их в клетку лишь на второй раз поместили, сразу после первого, Дасти смеялся — нет бы их просто пристрелить — на майоре, командире морпехов, лица не было, две недели, — ухмыльнулся Командор, — поплатился за гуманизм вояка… ага — две недели рожа не заживала — тех парней всем экипажем паковали.

— Вот смотри, — перешёл к делу Командор, — они же вам по профилю, так?

— Как будто, — соглашаюсь.

— Займитесь! — убеждает меня Руда, — а мы вам «Забияку» отдадим… Господи, да мы вам, если хотите, и «Бродягу» подарим вместе с французскими уголовниками!

— Что взамен? — прищурился я на его рыжую мордашку, — мы не будем вас убивать и всё?

— Нет, не всё, — улыбнулся Командор, — Лют просил спросить, вы кем себя возомнили?

— А? — не могу так быстро переключиться.

— Это с нами вы — линкор, а по факту — шаланда! — спокойно поведал Руда, — любой капер вас сделает. Спорить не будешь?

— Не буду, — соглашаюсь ворчливо.

— Специалисты, вашей маме SC, нужны??? — гаркнул Командор.

Молчу, в пол смотрю. А он только начал. Лют уверен, что эффективность артиллерии можно повысить в разы. Мореходность, скорость, маневренность — Стужа уже занялся немножко кое с кем, если что познакомит. Вода, дистиллят, — пока от простых закопчённых котлов с крышками в трюм отвели кожаные рукава, собирают по капельке. На подходе помповый вариант, действует за счёт качки. А горн, кузнечные работы — карабины, крючья, скобы, кортики из сабель, бердыши не нужны? Медицина…

— Хотя много не обещаю, — смутился Руда, — но кое-что уже есть, а как достанете военного хирурга из трюма «Забияки»… Короче, правила оказания первой помощи и вообще медицинская практика.

Я упорно молчу, и он меня добивает. — А что вы можете сейчас? Кого вы защитите? Себя? Или удерёте, бросите всех? А пока только и способны — руки детям выкручивать!

Я аж Захаркину губу до крови прикусил, сижу молча, пылаю ушами.

— Ты смотри, что получается, — задушевно заговорил Руда, серьёзно глядя мне в глаза. —

Вы — красавцы, всех спасли — сами озверели, ребят отобрали, натаскали. Это нужно, но этого мало! Ребята должны расти, развиваться, мы можем многое им дать…

— Они могут многое у вас взять, — машинально поправляю Командора.

— Что? — не понял он.

— Всё, — улыбаюсь ему, — всё что смогут и сочтут нужным. Хорошо, у тебя, конечно, уже есть план?

— Конечно. Как всегда — нихрена не делать самому, — отвечает Руда с откровенной улыбкой, — всё, в принципе, почти как у вас уже устроено. Вы набираете ребят на «стажировку», так сказать амбулаторно. Ну, преподавателей ты знаешь, они открывают факультативы для всех желающих…

— За деньги, — припоминаю мудрость деда Коли, — наука ещё никому даром не давалась.

— Как скажешь. А как наработаем практику, запустим самообучение…

— Чего запустим? — не сразу его понимаю.

— Помощников подготовим — обучаться, обучая…

— А! — чтоб они друг дружку, значит, учили-мучили, — до меня доходит, — ну, точно, как у нас!

— Я и говорю… но, только…, — Руда замялся, — вам придётся войти в команду хотя бы формально. Я не прошу вас лицемерить, но как мы посчитаем доли? И когда? Вы, вообще, куда идёте?

— Хм, — качаю головой, — Командор, пока мы идём с вами.

"Ни «да» тебе, ни «нет», гад конопатый", — я ещё зол на него. Но я ему снова поверил. Он не давил на эмоции, чувства, он просто говорил о наших детёнышах…

***

Плюшевый целую минуту молча переваривал новости.

— Вот же мы сволочи и жлобы! — обобщил братец впечатления. Я кивком горестно с ним согласился. От обид и следа не осталось — какие могут быть обиды, ведь не дети уже! Захапали лучший корабль, лучших ребят, всё у нас самое лучшее и все нас уговаривают, а пахали и жизнями рисковали сообща!

— Что будем делать? — Плюш не способен переживать дольше минуты.

— Руда сказал, что почти ничего, у нас всё и так неплохо получается, — поднимаю на братца глаза, как бы говоря, — вот ты его не знаешь!

— Да чёрт этого рыжего знает, — отвечает он взглядом, сказав вслух. — Неплохо? Ну, так будет ещё лучше!

***

Захар совсем не разделял наших переживаний — для него именно наше жлобство являлось проявлением крутизны и смекалки, а на остальных… Ну, сам же Командор сказал, забирайте, мол, корабль и валите пиратствовать! И чего ждём? Деток жалко? Хорошо — деток грабить не будем, что с них взять? А надо награбить побольше золота и вернуться в Англию… хотя нет, лучше зарыть клад и ещё золота награбить, а потом…Ну и далее по пунктам — топить фрегаты, как котят, повесить губернатора Ямайки и самому стать губернатором. Детский сад — штаны на лямке. Прав Руда, ущербное какое-то воспитание получается, однобокое. Оно и понятно — на литературу совсем нет времени…

В этой хохме что-то есть — скорей, на взрослую литературу времени не хватает. Ведь, если принять за основу — её ценность в том, что она учит жизни, то верно и обратное утверждение — жизнь может научить литературе. Вот, блин, как Черныш на нас влияет, это, вообще, он нам сказал. Говорит, сами подумайте, что делать, и что дальше? Мы ему — в школе дальше Му-му не заморачивались. А он — вот и славно, основа есть, придёт Пушок с предложениями по вербовке, вы его сразу, пожалуйста, не топите.

Насчёт вербовок я так Захару объяснил — худший из пиратов дохлый пират, а без взрослых нас быстро поубивают, или многих убьют. Вот кого ему не жалко — Джима, Ваню, Ника, Китти, Кэтти, Петю, Криса…? Захар нормальный пацан, ему всех жалко и никого он не согласен терять за всё золото Индии. А наше «никого не жалко» воспринимается им как вынужденная мера мрачных времён, угу. Он ещё не понял, что сама мысль ради одних жизней отдавать другие о многом говорит и ярко его характеризует.

Но это тема наших будущих уроков, а пока Му-му. Пришёл Пушок с предложениями, и мы его не утопили, как Черныш и просил. Сообразили, что не зря просил, Черныш такими вещами не шутит. В общем, психолог наш предложил пленных без предупреждений и объяснений выбрасывать за борт и спасать. Это их каким-то боком должно к нам расположить. Плюшевый сдержанно поинтересовался, откуда он это взял?

— Вы можете не верить, но из жизни, ещё той, — приступил Пушок к изложению. Он, видимо, чувствовал, что разговор будет непростым, приготовился. Откуда он взял эти светлые идеи? Из реабилитационного центра больных химической зависимостью, куда его направил наш Стужа, в миру околоточный. Пушок, неглупый, даже в чём-то талантливый парень повадился попадать к нему в различных амплуа — от потерпевшего до подозреваемого… В нанесении побоев средней тяжести, хулиганстве, а в последний раз по мелкой краже какой-то ерунды из соседского гаража. И всё в состоянии алкогольного опьянения. В ребике существовало правило — каждый пациент при выписке должен иметь опекуна, чтоб было через кого отслеживать его судьбу, это важно для отчётности. Местный участковый Стужа и был таким опекуном для тех, у кого других опекунов не могло быть вообще. Но это не входило в его непосредственные обязанности, поэтому руководство центра шло участковому навстречу, если требовалось положить человека без особых формальностей. Стужа Пушку сделал простое предложение — попробовать начать жить с нуля, с осознания… Впрочем, это ему говорили психологи центра, а Стужа поставил перед выбором — в ИВС или в ребик.

Хороший мужик Стужа, он действительно стал Пушку опекуном — привёл его на наш полигон, представил Чернышу, попросил посмотреть. В свою команду, понятно, не повёл, не хотел мозолить парню глаза. А Пушок, кстати, в первом варианте, пока не набрал подобающую Чёрным псам форму, «Пушистик», его не подвёл. Он остался в центре сначала волонтёром, потом соцработником, главврач помог ему восстановить права, Пушок устроился на основную работу в такси. И поступил в универ учиться заочно на психолога. Ага! «Это ж для таксиста самое интересное!»

Так к чему он нам это рассказал? А к тому, что ему последние дни жизни часто приходилось общаться с родственниками больных. Есть диагноз — созависимость, почти ничем не лучше зависимости. Вот он говорил мамам, сёстрам, жёнам, отцам — забудьте жалость, пусть ваш родной человек отчается искать в вас сочувствия. Единожды уступив его мольбам «последний раз, клянусь!», вы его убьёте. И приводил простой пример. Если лабораторную мышь поместить в колбу с водой, она утонет за четверть часа. Но если её в последний момент «спасти», обсушить, покормить, то в следующий раз на одной надежде на спасение она продержится около суток.

Тут мы с Плюшем переглянулись — «да это ж про меня, про нас про всех! Какие к чёрту…» мыши! Захар с его живым воображением сравнил уровень могущества человека по отношению к мыши и попытался представить себе существо настолько же могущественнее человека… гм… Получалось, что это — Бог. И если признать всё с нами происходящее экспериментом, значит, Он есть, а если чудом — тем более! Судя по застывшему взгляду Грегори (точно не Плюша, я их уже уверенно различаю), в его душе шли схожие процессы. Но раз уж мы в руке Его, и до сих пор живы, значит…

Творим дальше. «Что дальше?» — спрашивал Черныш. Ага, у Пушка есть соображения! Ой, да ни к чему задерживать занятых людей, у нас всё сложилось, обсуждать нечего, а поболтать он может с Чернышом — сказали мы уже на ходу. Решение-то простое. Что, вернее, кого мы имеем? Отщепенцы флота его величества и отморозки французского криминального мира. Первый вопрос — кто кого будет вынимать из трюма? Ясно, что морпехи уголовников, тогда мы для франков станем просто лучшими друзьями. Ну, по сравнению с английской морской пехотой, всё ж в сравнении познаётся. Значит, первыми спасаем морпехов, а из них тех пятерых в клетке. Вот с ними нам прям кровь из всех щелей как нужно по-настоящему подружиться. Поэтому и спасать будем без фокусов.

Прибежали на мостик, отдаём команды, дядя Грегори на трость опёрся, отвернулся, как на прогулку просто вышел. Обидно старому, что мы без предисловий и напрямую, и зря мы так, конечно, но уж больно азарт забирает. И дядя Гриша, судя по его поджатым губам, уже в предвкушении моральной компенсации — какой разговор, не обидим, отче! Да он и не сомневается, его снедает любопытство, в глазах пляшут бесенята — вот за что мы старых обожаем! Но сэр Грегори не унизится до вопроса, даже если собственную трость с досады перегрызёт — во, с набалдашника начал, пока задумчиво. Мы быстро, дядя Гриша! Или новую трость тебе закажем.

«Забияка» в дрейфе, к нему с «Бродяги» спешит шлюпка с рабочими, да мы с «Д’Артаньяна». Мы, конечно, раньше, нам и всем эсцесовцам приходится всё делать очень быстро. Дождались рабочих, отправили восвояси обе шлюпки. Теперь ждать, ждать… всё — с дрейфа сниматься, сэр Джон! Со шкипером мы говорили почтительнее, и никакого лицемерия, просто угомонились слегка на вёслах. Ну, отряд идёт, как ни в чём не бывало, приступаем — спускаемся в трюм целым отделением SC.

А там праздник жизни! Мы по-детски были уверены, что вытащили весь ром из трюма! Угу, наивные попаданские юноши, блин. Хотя оно к лучшему — во-первых, целевые тушки в клетке пребывают в суровой трезвости, во-вторых, прочие при всей потенциальной крутизне мало, что недоеданием и малоподвижностью деморализованы — ещё и пьяны в зюзю. Ага — им тупо интересно, как мы внутриклеточных будем убивать. Ну, полюбуйтесь. Рабочие сломали запоры, вырвали дверцу, я поманил первого. Вышел без опаски, как на приёме у врача! Встал и ресницами хлопает — типа, что дальше? Ох, чувствую… ловлю взгляд Плюша — он тоже в ахтунге. Собрались, как в бою — даю команду — расковать! Рабочий боязливо потянул это за рукав ошмётьев мундира. Гигант… а они там все в клетке располагались скрючившись, бедняжки сказочные… вот он спокойно протянул свои кран-балки с цепочкой — типа, не возражает. Мужики рабочие напоследок на нас очень серьёзно посмотрели. Ну, а фигли они хотели — гинею за день без эмоций? С нами? А с нами не забалуешь и не съедешь — работайте! Великана расковали, и ничего страшного — стоит спокойно, смотрит, как его собрат из клетки вышел и раскрепощается.

За неполные склянки раскрепостили всех, и нефига — мир не рухнул, все пока живы. Я, как самый маленький, гигантов за собой пальчиком маню и на палубу… вообще, самый маленький Захар, но он в сложных чувствах и немного не в себе от впечатлений, так пока я за него, вот. Выводим их на палубу — на «Забияке» нормальные трапы, по которым можно ходить и не падать, если человек хороший. Хорошие люди поднялись, улыбнулись Атлантике, запрокинув лохматые головы, напились синевой неба.

— Закери, — представляюсь.

— Грегори, — улыбается Плюш.

— Гальти, — сказал один растеряно.

— Гардар, — проговорил второй, как спросил.

— Гаук, — сказал третий под нашими одобрительными улыбками.

— Гилли, — буркнул четвёртый стеснителбно.

— Йон, — представился светловолосый гигант с хулиганскими глазами тоном «и чё дальше?»

— Пойдём домой? — запросто спросил Плюш, указывая на «Д’Артаньяна». И махнув им — давайте за нами — сиганул за фальшборт. Я, понятно с ним в паре.

Уф, как оно обычно-непривычно — бездна под тобой и небеса, куда ни глянь. Вынурныв, снова под волну и на гребень следующей… ой! А это что за чудо??? Нас подковой взяли пленные — так дело не пойдёт, в рывок… всё та же подкова, а они как стоят в воде, но как? Блин, каком кверху, «Д’Артаньян» специально для нас развернул паруса, сменил галс и пошёл в трёхминутный дрифт против волн, как раз нам времени подняться на его палубу.

Поднялись, улыбаемся гигантам, я ловлю взгляд синих, как небо, глаз Йона, говорю, — дома!

— Ха-ха-ха, — ржут гиганты, струясь водой Атлантики. И мы невольно присоединяемся к ним. Нас встречали штрафнята — и они не удержались — как здорово просто смеяться среди волн и неба! Вместе со сказочным великанами, среди сказочных героев, на палубе своего корабля, — ха-ха-ха!

***

Конечно же, сводили их на камбуз, месье Филип нас сразу не узнал, поздоровался как неродной, — шиллинг!

Гиганты снова давай ржать! Ну, что с ними со всеми сделаешь?

— Филя, жрать давай! — озвучил Плюш секретный пароль на секретном демонском языке.

Маэстро ощутимо пробило лёгкой судорогой, у него даже пластика движений поменялась. То был художник в поиске вдохновения, а стал первогодок в отчаяньи — они пришли!!!

Блин, было б перед кем распинаться! Великаны схрупали всё без разбору без видимых эмоций и на нас загадочно уставились — то ли мы им что-то должны, не то мы — добавка. Ну, нам переживать нечего, что Грега, что Заки этим ребятам даже с хлебом на ланч не хватит. Взгляды мы расценили платоническими, и на этот раз обнаглевший и весёлый Захар лично сам поманил гигантов пальчиком за собой.

Снова выходим на палубу, слегка влажные и почти сытые — моряк полностью сухим и сытым не бывает никогда. Йон с приятелями, не стесняясь, крутят головами. Ну, что такого? Палуба блестит, рангоут в линеечку, такелаж в струнку, ребята дежурной вахты встречают, замерев «смирно», а прочая пацанва занята делом. Что тут такого? Э…

Штрафнята вокруг столпились, Ванька зараза на палубу гинею бросил и на Захара уставился. Ник хмыкнул — выгреб всё из кармана… Китти с Кэтти культурно положили свои денежки в банк. Плюш, нагло глядя на меня, ответил. Ну, что делать? Выгребаю всё из карманов, иду к синеглазому гиганту.

— Мужик, я на тебя залезу, это не больно, — говорю ритуальную фразу и проваливаюсь в астрал — Захар, сопя, полез по гиганту, как по дереву. А тот просто стоит без шевеления. Как счастью поверить не может. Заки умостился на его шеяке, потрепал чудушко за космы и возвестил, — вот так! А Йон… мы тогда были как один человек, как попали в один раствор и отекали в счастье, которого нет.

***

Тут я себе представил, что попадаю, значит, прям сюда… э… ну, минуя всё предыдущее… ладно, вообще ничего не зная… Плюш, ну, хватит ржать, я же думаю! А братец, похоже, думал о том же, — ржал чуть не до судорог! Ой, да ладно! Ну, хватит!

— Братец, я больше не могу!!! — пробулькиваюсь с палубы.

— Хорош ржать, люди же смотрят, — простонал Плюшевый справа от горизонта. Как-то он расположился вне круга моего зрения, а я его всё равно вижу — ухмыляется ехидно мордочкой Сбитого Грега. Так и мы — вне, и на виду, без нас, но без нас никак, не мы, и кто же ещё?

Вот какая она — первая попаданская волна! Её не разглядишь, когда она накатывает, и под ней нечего рассматривать. Но когда скользишь с неё, как на санках, орёшь «вот это да!!!» Что там Руда говорил про период первоначального попаданского охреневания? Период у них — бедные! Мне не забыть этот попаданкий момент — океан, небо и смех мальчишек! Я как очнулся, или ожил? Точно! Господи, благодарю тебя за наши жизни!!!