Попадалово/ Знакомство с командой

— Пионэры, идите в задницу!

Фаина Раневская.

Пролог

Естественный вопрос — откуда вы такие, вообще, взялись? За всех не скажу, ребята со мной пока не делились, а про себя пожму плечами — ничего особенного. Драться почти не учился, основы и первые сотрясения получил в детской секции бокса, перешёл на дзю-до для общего развития, успел полгода походить… Развивал во дворе — далее совершенствовался в специнтернате для несовершеннолетних правонарушителей, потом в стройбате. Когда меня потом дед Паша поучал, такая досада взяла — думал же хоть после смерти нормально поучиться, ан дулечки-пердулечки — извольте снова в зубки-с!

Господи, как я мечтал о спокойной, устроенной жизни! Даже стремился к ней — женился… Правда, получился экстрим, как малолетка и стройбат вместе взятые. Моя нелюбимая жена — жадная стерва, лживая шлюха и мстительная тварь — уже после развода устал от встреч с её е-ми, подкарауливавшими меня с кровавой мстёй за бедняжку. А при жизни, в смысле до развода, самым частоупотребимым её словом было «дай», а на втором месте с небольшим отрывом, конечно, «денег» — и всё-всё будет хорошо.

В тюрьму как-то не хотелось, работал, работал и доработался до промышленного альпинизма — тогда там весьма неплохо платили. Ну, профессия только с виду героическая, хотя и требует эмоциональной устойчивости. Начинал на фасадах — штукатурим, белим, красим… Пыльная работёнка, не рекомендую. Но в принципе, почти как всякая другая.

Как я стал таким психом? Повезло, наверное.

Первый раз — когда я вылез на верёвку, не пристегнувшись. Покурил, взялся за трос, спускаюсь, а «рогатка» на карабине промежность щекочет. Я щекотки боюсь, вылетел обратно на крышу ракетой. Ну, ладно, думаю — промухал, с кем не бывает? Второй — это когда Жека висел на вздыбившейся и поползшей парапетной плите, что прям над моей бестолковкой, пока я на одних руках целых три томительных секунды преодолевал какие-то четыре метра. А предпоследний, уже не помню какой по счёту, мы портовый кран красили — ушёл я с фасадов, краны хоть железные, блин.

Ну, там как — ноги у крана, то да сё, дальше стрела, а к ней приделан противовес. На том кране ещё и рамка была — две железные прямоугольные трубы, а к ним бочка самого противовеса цеплялась. Ну, почистил я бочку, перед покраской старую краску счищают, ещё думал — вот ведь жуть! Для нашего удобства стрелу максимально задрали, так балки рамки были под наклоном градусов тридцать, я по ним на заднице сползал, чтоб до бочки добраться — а иначе никак.

Вот, почистил я бочку и на стрелу полез, думал — отдохну, ага. Стрела на том кране составная — сама стрела и сзади потоньше, но с трапом. А краны все в солидоле — им тросы смазывают, так солидол разлетается. И комбез мой в солидоле, конечно. Не весь,

но уже прилично. Привязал верёвки к колесу наверху, сбросил, вылез и занялся делом. Но ведь не я один! В нашей бригаде были новички — они пока не умели работать на верёвках, всё делали «с ног». Вот один такой новатор с трапа задней тонкой части стрелы солидол смывал. «Над моею голово-ой!» Новатор потому, что он поверхность растворителем из брызгалки поливал, а мне вздумалось передохнуть, покурить…

Спустился быстро, уже хорошо так горя с копотью. Верёвочка моя закончилась как раз на противовесе, на начале рамки. Вот по той самой балке, по которой только вчера на жопе ползал, я бежал… довольно уверенно. Добежал до бочки и в море с дурацкой мыслью, — «сигарет же пачку только купил!» Высота метров пятнадцать-двадцать, парни говорили — здорово смотрелся в полёте да с пламенем из… э… сзади! Зато в воду хорошо вошёл, только ботинки было жаль — почти новые, блин, слетели. Нормально искупался, лето было в разгаре и вода там всего лишь мутная от угольной пыли — мы у берега гребешка собирали и сырьём лопали.

А последний раз мне повезло загодя — здоровенный такой пароход от стенки оттащили всего за три часа до моего купания — закончили погрузку и убрали от греха. Нельзя ж даже окурок в трюм бросить — угольная пыль чуть ли не взрывоопасна.

Меня товарищ устроил на работу поспокойнее — инструктором по силовым контактам в одну охранную фирмочку. Мы в основном игровые автоматы обслуживали, запрещённые, конечно. Там мне уже так крупно не везло, жизнь наладилась, даже стала казаться слегка пресноватой. Я "увлёкся" сначала игрой в сети, потом ролевухи на свежем водухе, вступил в клан...

Как часто встречаем мы мертвецов? Играя в сети, расстреливая аватары других игроков, не посещала ли вас мысль, что человек за монитором может умереть, прямо сию секунду, или мог умереть секундой ранее? Или на свежем воздухе влепив в приятеля серию пулек с краской… что мы знаем о нём? Игровой логин, номер в команде… А он может быть тоже мёртв… как любой из нас. На работе корочки, логин, номер в команде, в институте корочки, логин, в семье… Да и не важно нам это знать, как и самим уже неважно, кто мы, пока идёт игра… Наверное, только смерть может вырвать нас из игры, или даже ей это не под силу? Но научить ценить жизнь она вполне способна!

***

Тошнит и покачивает. Где-то вода то ли плещется, то ли льётся. Воняет как… как уличный сортир в летнюю жару. Блин, да что за гадство этот полулитровый радиофаг?! Хотя-а. Было еще два…, нет, три литровых.

Фу, б-я-я-я, вонища. Еще чешется все. Буквально все, даже пятки. Уй, зараза, кто-то кусается. Где это я выпал в осадок? По воспоминаниям и по логике это должен быть родной нужник в родной квартире. А воняет…

Наверное, сам виноват. Или не сам? Может, нужник неродной и квартира не моя? Не-е-е. Я всё помню. В целом. Ну, почти всё в целом помню. Вчера отмечали победу. Надрали "Чёрных псов" и соответственно, то есть логично, выводили лишние рентгены тем, что нашлось в местном чипке.

А нашлось много. У меня гасились, в моей берлоге. Небось, разгром и кучи по углам. Эх, кончилось веселье, пора переходить к грустному. Например, к водным процедурам. Для начала включим картинку.

Да-а-а. Выключим. Глюки, блин. Всё Руда — гад. Ганджубас его… Хотя, говорил, что продукт натуральный. И на вкус — она. Может белка? Дык, молодой ещё.

Нужно проверить себя на логику и отвлечься. Что вчера было? Бой с "Черными псами". Это враждебный нам клан сталкеров. Мы — "Варанга", тоже клан, тоже сталкеров. Хм, пока всё нормально, без зеленых гуманоидов.

На “Агропроме” мы псам вломили. В пейнтбол, но всё равно вломили. Сделали из них "псов драных, побитых и заляпанных краской". У нас очень своеобразный пейнтбол. Правила позволяют многое. Почти всё, что в голову взбредет. Как я Плюша приложил! Гы-ы-ы! Логика и память нормальные, воспоминания позитивные, даже приятные. Хорошо на “Агропроме”: Ствол в руках, воздух чистый, голова ясная.

Блин, башка и впрямь не болит, только вонища. Ясная голова с бодуна? Так, релоад картинки. Ё…! Ескейп. Значит, белка. Что там про белку пишут? Нервное возбуждение… Отсутствует. Навязчивые идеи… Идей вообще нет.

А что есть? Глюк. Систематический, даже системный. Хотя-а-а… что наша жизнь? Не будем прятаться от реальности, включим оптические сенсоры и будем суровы, как терминатор…

Песец, центральный мой процессор! "Жопа в клеточку", картина неизвестного художника. Прям перед глазами. Блин, не в клеточку, а в гамаке. Надо мной. Я тоже в гамаке. Слева деревянная стенка. Это за стенкой то ли льется, то ли плещется. Темно, только вдали что-то слабо светит. Мда. Нужно полежать с открытыми глазами, может, само пройдет… Что-то не проходит. Не белка. Песец. Глюки не воняют и не чешутся.

— Что за дурацкие сны! — кто-то проговорил в голове. По-английски, но отчего-то совершенно понятно. — Бони, гад, по голове пинал, вот оно и…

— А кто такой Бони? — невольно подумалось.

— Жлоб. Бони маленький. Странный ты, сон. Как мне может что-то сниться не по-английски?

— А почему тебе и почему по-английски?

— Потому что я сплю, и я — англичанин.

— А я не сплю, — прикалываюсь над глюком.

— Ну, правильно. Как ты можешь спать, если ты мне снишься?

— Я, вообще, неместный…

— А! Ты мне по ошибке снишься. Не туда залетел.

— Гм. Залетел. Не туда. Да-а-а! А куда?

— Ко мне в голову, конечно. Не в жопу же.

— А что ж все так чешется-то?

— В башке вши, а жопа, потому что обдристался.

— Ё.........

— Ухты! Давай еще!

— И сколько раз подряд надо обделаться, чтоб так воняло?

— Воняет? В трюме всегда так.

— В каком трюме?

— Каком-каком! В корабельном. Дурацкий ты какой-то, сон, тупой и болтливый.

Я точно знаю, что я — не сон. Как бы в этом убедиться? Ощупываю себя. Странная одежда. Но это пофиг. Не мог я за ночь так съёжиться! И сбрить усы! Обделаться — это теоретически возможно. Трюм… э… по пьяни тоже вероятен. Но сбрить усы не мог. Только не я. Не я? А кто?

— Ты кто? — снюсь и интересуюсь.

— Закари.

— Что ты делаешь в трюме, Захар?

— Сплю.

— А ещё?

— Болтаю с дурацким сном.

— А вообще?

— Плыву на корабле на каторгу.

— На сколько лет?

— Почти четырнадцать.

— Четырнадцать?! А за что так много?

— Мне почти четырнадцать лет, а каторга пожизненная, за убийство. Мы тут все за убийства, в основном.

— Что, не убийцы есть? — ошарашенно ляпаю, что в голову пришло.

— Нету, просто у некоторых, кроме убийств, всякого навалом.

— Что, например, просто?

— Конокрадство, поджоги, грабежи. Ещё насильники были.

— Были?

— Угу. Только кончились, болели сильно, каждый день.

— А ты?

— Я только за убийство.

— Хм. Зак, а если я у тебя немного задержусь?

— До утра?

— До смерти.

— Не знаю, я днём не сплю, бьют. Ты ночами прилетай, будем болтать о том, о сём.

— За что бьют?

— За то, что мелкий. Кормят сухарями с плесенью, я на оправку не успел и обдристался в трюме, отпинали и прозвали дристуном.

— Почему не успел?

— Из-за сухарей, ещё меня от трапа оттолкнули, три раза.

— От какого трапа?

— Вон там люк открывают и верёвку сбрасывают на полчаса.

— А трап?

— Верёвка с узлами и есть трап.

— А если не сможешь залезть?

— Тогда жди, пока, кто на палубу пробился, парашу поднимут, потом в очереди стой, терпи. Не вытерпишь — обдрищешься в трюме, отпинают. И так пока не забьют, а когда забьют, на той же верёвке вытащат и выбросят в море. Всё, улетай, скоро утро, ссать охота!

— Зак, я на денек останусь. Лады?

— Нравится, когда бьют?

— Не нравится, потому останусь.

В башке взревели баззеры боевой тревоги. Зак внутренне сжался, набираясь отчаянья для броска. Только фигли готовиться? На ледяной решимости сталкера проверил моторику, ощутил каждый мускул. Ноги коленями к груди и резко вперёд.

Лёгкое тело пацана удивительно послушно. Когда ноги коснулись пола, трюмный люк приоткрылся. Длинный прыжок и в кувырок. На выходе из кувырка замечаю, что люк открылся полностью. Сверху хрипло заревело.

Слева и справа нехорошо. Один на низком старте, второй уже замахнулся. Присесть, уходя от удара и открытой ладонью первому в лоб. Поваляйся в гамаке, рано еще вставать. Над головой пролетел кулак. Теперь моя очередь. Локтем с разворота в солнышко. Удачно.

Задержался я с ними. Сзади уже подбегают. Уклон и передняя подножка. Здорово грохнулся! Однако, у нас дела, поссать-таки надо.

Прыгаю вперёд, снова в кувырок и на трап. Страдальцы на полу народ задержали, но несильно. Запнулись об тушки, но успели. Шустрые. Самому шустрому приз — подъёмом ступни в нос уже с верёвки. Быстро поднимаюсь наверх.

— Куда теперь, Зак?

— Вон клюзы в фальшборте, — ответил Зак, перестав визжать.

Он всё время утренней зарядки визжал от страха.

— Уёёёоу, здорово!

— Не от страха, значит, — думаю, замерев в нирване у клюза.

Сзади бежит народ и снова не понять чего орёт. Странно, Зака я понимаю, а тут не в зуб ногой. Ещё радовался, что английский за ночь выучил. Фигушки.

— Зак, чего они?

— Опять отпинают. — Зак обреченно.

— На палубе? А вертухаи?

— А им за счастье, когда кого-нибудь из нас бьют.

Блин, толпой точно забьют. Сваливать надо, да и помыться не мешает. Разбегаюсь и прыгаю в море. Вдогонку снова кто-то хрипло орёт.

— Чего ему, малыш? — спрашиваю у Закари в полёте.

— Куда ты, дурак? Акулы! — уже под водой Захар голосит на весь мозг.

Акулы и прохладная вода — это неприятно. Пусть лучше изобьют.

— Вон спасательный конец, к нему давай! — вопит в башке пацан.

Стежками быстренько гребу к веревке. Теперь нырнуть и, используя силу Архимеда и собственные… гм, не понять чьи, конечности выпрыгнуть из воды почти по пояс. Хватаюсь за конец и, подтянувшись, поджимаю ноги. Под самой задницей прошёл большой треугольный плавник. Фу-у!

Полез на палубу по-альпинистски. Хорошо, хоть борт невысокий, и пеньковая верёвка не скользит в мокрых руках. Залез. А дядька в смешном наряде надрывается!

— Зак, ну что ему опять?

— Ты это… полетай пока где-нибудь, я тут сам, — решает Захар.

Ага, полетай. А как? Может, представить, что уснул? Или в игре передал управление искину, а сам пошёл чайку заварить? Попробуем…

Ну, кино! Как страшный сон. Речь стала понятной. Тело ощущается, но не слушается. Во, бля!

— Ты что, оглох, ублюдок?

— Никак нет, сэр боцман, сэр

— Зачем в море сиганул?

— Помыться, сэр боцман, сэр.

— Хм. Иди за мной. Кэп хочет на тебя посмотреть.

Вот ё-ё-ё! Картинка двинулась. Тело идёт само.

— Сэр капитан, сэр. Вот этот вот…

— Зачем прыгнул за борт?

— Говорит, что хотел помыться, сэр капитан, сэр.

— Ха-ха-ха! Ну, раз ты так любишь чистоту, останешься на палубе чистить клюзы.

— Ай-ай, сэр капитан, сэр, — колокольчиком восторженно заливается пацан.

— У тебя звонкий голос. Спой что-нибудь.

Зак запел "Правь, Британия, морями". Выслушали благосклонно, у парня есть слух.

— Вестовой, бутерброд. — Скомандовал Кэп. — Отныне ты каждое утро будешь купаться и петь, чистюля. Или только купаться.

— Ха-ха-ха! — заржали холуи.

— Мне понравилось шоу. Постарайся продержаться подольше. Вот твоя награда. — Говорит Кэп, протягивая Заку ломоть белого хлеба, намазанный маслом и вареньем.

— Да, сэр. Благодарю, сэр.

— Жри и приступай к работе.

— Ай-ай, сэр капитан, сэр!

Бутерброд кончился обидно быстро, хотя Зак пережёвывал очень тщательно, наслаждаясь каждым мгновеньем. Что ж пора переходить к прозе жизни. Парень берётся за дело со сноровкой рядового срочной службы. Максимум усердия при минимуме результата. Начал он с ближайшего клюза, недалеко от кормовой надстройки, с которой доносился интересный разговор.

— Вы убедились, джентльмены, что в Атлантике не бывает скучно?

— О да, Кэп! Как забавно они дерутся за право вычистить гальюны, вытащить за своих собратьев парашу из трюма и надраить палубу всего за лишний глоток свежего воздуха! А этого любителя чистоты забили бы насмерть, но он предпочёл акул обществу своих приятелей!

— Ха-ха-ха! Видите, как вам повезло, Джим? Вы лично убедились, какие это звери. Хуже акул, что доказано сегодняшним опытом.

— Всё-то вас, Дасти, тянет на мораль.

— Но, Боу! Вы только представьте себе общество, способное терпеть таких выродков!

— Эх, скучно будет после такого в других рейсах!

— Не будет, Джим.

— Но, Дасти, сэр! Мне всю жизнь служить на этой лохани?!

— Для корабля это последний рейс, не волнуйтесь.

— Последний? Значит, больше-таки не будет весёлых рейсов? Вот об этом я и толкую!

— Я же сказал для корабля, а не для нас. Пока просто поверьте, Джим. Наша контора полна сюрпризов…

Блин, на самом интересном месте! Зак, стахановец этакий, закончил с одним фекальным стоком и, весело насвистывая, направился к следующему.

— Чему радуешься?

— Поел по-человечески. Целый день от трюмной вони отдыхаю, — рассеянно отвечает Захар.

— Угу. Хочешь отдохнуть от вони — почисти толчок.

— Ха, это ещё не вонь! Слушай, сон, я думал, ты кончился.

— Я не сон, Зак. Я, кажется, навсегда.

— Упс! В меня вселился демон. Или ты дух?

— Хрен его знает, Зак. Ты не обижайся, я к тебе не нарочно.

— На что обижаться? Если б не ты, меня бы в трюме забили насмерть… Вот ё-ё-ё!

— Что такое?

— Вон пацан с ведром сюда идет. Пол Головня. Побьёт гад!

К нам приблизился ладно скроенный, светловолосый, большеглазый паренёк лет пятнадцати, сгибаясь под тяжестью кожаного ведра, явно не с компотом.

— После отбоя у гамака Длинного Джека, — проговорил пацан. По-русски! Вылил содержимое ведра в почти вычищенный клюз, отвесил Заку пинка и простился по-английски. — Хреново работаешь, урод, в трюм выброшу!

— А что это он сказал про какого-то Джека? — спросил Зак, переводя дух.

— Про Длинного Джека. Знаешь такого?

— Его все знают — серийный убийца. Только здесь уже троих ухайдакал. И дружок его Пол тоже, семейку приёмную того, а дом поджёг. Мне кажется, он говорил как ты.

— Не кажется, Захарушука. Видать, не только к тебе залетело. Вечером всё узнаем. Не отвлекайся, клюзов ещё много.

— Угу.

Эх, детство — золотое времечко! Ну, вселился дух, дали пендаля, говном забрызгали, и что дальше? Во-первых, клюзов действительно много, во-вторых, на них свет клином не сошёлся — мальчишка сразу превратил нудную, грязную работу в игру. Пустил фантазию на самотёк, и вот они уже приплыли на Ямайку, а его взяли в юнги, и он угнал фрегат и плывёт к маме. Только сначала надо напасть на остров, забрать у дикарей много золота, стать солдатом, а потом генералом и свергнуть губернатора, всех губернаторов по очереди.

Я затаился в уголке его сознания и молча тащусь с фильма. Только дурацкая у меня привычка спать в кино, не заметил, как вырубился. Приснился утренний заплыв, гребу от акулы и радуюсь — это всего лишь только сон! Ведь только во сне можно плыть со скоростью волка из "Ну, погоди!", а рыбка, хоть и не отстаёт, догнать не может. Выбежал на пляж, она за мной! Я в шахту канализации, зараза следом, вылез уже на Агропроме. Бегом к старой кирпичной трубе, подпрыгнув хватаюсь за нижнюю скобу, подтягиваюсь, и эта ржавая железка со звоном отвалилась! Падаю на спину, акула вцепилась в живот с злобным, утробным урчанием...

***

Мдя, проснуться от урчания в чужом брюхе… Или не проснуться, а наоборот? Что в таких случаях говорил Конфуций? Блин, жрать охота! Аж до рези в животе! Захару привычнее, да и фантазия отвлекает. Умудрился растянуть работу на свежем морском ветре почти до заката, так парень стремился к идеалу. И команда постоянно делала идеальную чистоту клюзов практически недостижимой. Но стремление его не было абстрактным — вечерняя раздача, точнее растаскивание, зелёных сухарей начиналась на палубе.

Но пиковые формы приняла уже в трюме, достигая апогея в своей детской непосредственности. Хотя зря я так о детях, Заки прямо недоумевал с моей нахрапистости, когда я всё-таки удовлетворился трофеями — они из-под рубахи уже вываливались.

— Всё, Зак, пошли к Джеку.

— Какому? — обмер он на грани сознания.

— Длинному.

— Зачем? — прям как “не дамся” крикнул малыш.

— У него спросим. Пол сказал, что нас звали, — я жесток.

— Может уже забыли?

Меня аж захлестнуло его страхом, обидой, злостью. Как тогда, перед спецшколой. После драки стенка на стенку убегал один. Не убежал. Так он перед первой порцией мне в лицо глянул, а из глаз тот же раствор. Тогда меня это не остановило. Хорошо, что не покалечил, но доучиваться пришлось строем, с песней и по распорядку.

— Пойдем, Заки, не бойся. Всё равно ж завтра с акулами купаться. Всё будет хорошо.

— Успокоил! Завтра съедят, если сегодня не убьют. Эх! Пойдем.

Пробираемся в полумраке по трюму. Пацаны не препятствуют, все уже в курсе. Они оценили и заплыв, и бутерброд, и то, что Джек позвал. Глядишь ты, ещё вчера был Дристун, а сегодня его Длинный зовёт поговорить. Хотя Дристуном он так и останется. Погоняло — это навсегда.

Зак остановился перед группой пацанов, сидящих на корточках у гамака. В гамаке располагался длинный парень.

— Длинный Джек, — шепчет в голове Зак.

— Догадался. Слазь с руля, дай я поговорю.

— Ты же по-человечески не понимаешь.

— Дай попробую.

— Ну, попробуй. А как?

— На лошади ездил? Представь себе, что ты с нее грохнулся.

— Вспомни.

— Что вспомни?

— Вспомни, а не представь.

— Ну, вспомни.

Тресь. Больно-то как! Вспомнить всё, понимаешь. У ё-ё-ё, это ж не вспомнить, а ощутить. Бьют же!

— Добавить тебе, или ты догадаешься с людьми поздороваться? — спросил длинный ломким баритоном. По-русски!

— Э… здравствуйте, — отвечаю.

— Во, тормоз скрипнул, — ехидно сказал кто-то из пацанов. — Иди на мой голос, болезный, падай у борта. Куда? На жопу. Фирштейн раша? Тогда шнелле и не бзди, не о чем уже.

— Тормоз сел? Ну, значит можно начать кой-чего обсудить. Итак, что тут стебалось, все поняли?

— Да.

— Угу.

— …

— Да.

— Yes.

— Чо? — каркнул длинный с гамака.

— Да прикалываюсь я, — виновато буркнул полумрак.

— Ага, а я тебя чуть не убил. Тогда запали лучинку, типа мы в кости играем, приколист.

— Ой мне! Вы тута все залётные? А как опознались? — аморально и неприлично откровенно радуюсь такой компании.

— Почти вменяемых опознали по популярным мотивчикам. Я сегодня “Мурку” мычал, приколист “Yesterday” в полный голос выводил, Поли “You are in the army now”…

— Да кому он пел, Джек? Захарушку забрызгал говном, пнул и обложил матом!

— Петь ещё тебе! Тебя мы по отмороженности опознали. Зак на такое не способен. Только сталкер может, едва сдохнув, попытаться сделать это ещё раз.

— Почему ещё раз?

— Дристун, ты что, вчера убухался?

— Я не дристун, Поли.

Помолчали.

— Так, ладно, хорошо, чудесно, в жопу… и с поворотом. Да не психую я. Почти. Призраки, кто при жизни английский знал? — решительным тоном спрашивает Джек.

Призраки из полумрака подали голоса:

— Ну, я.

— Я тоже.

— I am, sir.

— Опять?

— No, sir.

— Я ещё.

— Всё? И не ужрались вчера, как Дри… этот? Значит, вам всё ясно. Для необразованных алкашей есть новости, все не очень, но нам пофиг, потому что мы все вчера погибли. Рванула в нашем Б-ке на химкомбинате какая-то срань. Я лично взрыв видел — последнее, что запомнил из той жизни.

— Фу! А я думал — водяра палёная! — говорю в шоке. — Я ведь тоже из Б-ка!

— Тут все оттуда, алкаш. Или не все? — Джек резок.

Парни грустно покивали.

— Ага, — продолжил Джек, — значит, я это правильно подумал, хотя боялся, что везде, как у нас. Значит не везде. Если все мы оттуда, да в одном месте…

Полумрак отозвался от бортов эхом детских голосов:

— Гм. В абсурдном месте…

— То по теории абсурда и недетерменируемости распределения западла в пространстве-времени...

— Пофиг детерминант, в вихревом поле на дивергенции выгребем...

— Вы хоть по очереди глючте, призраки. Ещё желательно представляться, чтоб знать, кому за дурь провести непрямой массаж мозга! — злится сбитый призрачными голосами с толку Длинный. — Только так, блин! Но это нам интересно чисто теоретически, а практически… для тех, кто не понял, или сомневается: Мы в трюме каторжного судна его грёбаного английского величества. Мы — каторжане, малолетние убийцы, которых не повесили по судейской дурости, или ещё из-за чего-то.

Да-а-а, а я думал, что страшнее, чем в пионерлагере уже не будет. Темнота, гроб на колёсиках — добрая сказка. У меня вырвался смешок.

— Ага, уссаться можно. Дристун, ты в истерику не впадёшь?

— Не впаду, и я не дристун.

— Ну-ну, мы не рабы, рабы не мы. Знаете кто мы? Оглянитесь. Что, не видно ни хрена? Тогда на слово поверьте — вокруг подростки с клинической шизофренией. А мы — паразитные программы, или подгруженные модули.

— А души? — спросил кто-то грустно.

— Я надеюсь, что наши души либо упокоились, либо переселились, только матрицы… — ему ответили так же печально.

— Нео, блин, — фыркаю на это муть. — Я ощущаю себя живым, значит я живой.

— Да не, логично всё.

— Ну, не всё, но в целом я тоже…

— Большинство со мной согласны? Тогда подумайте, кто мы для этих пацанов? Демоны и свиньи, и ну его в море? — Джек ставит вопрос на обсуждение.

— Да ты что, давай досмотрим!

— Аттракцион тебе?

— Нет, конечно, да я и до…

— Ясно, знакомо. Никогда не понимал фаталистов. Одно хорошо — бухтеть и бздеть не будешь. Ещё варианты есть? — Джек умудряется как-то режиссировать это бредовое шоу.

— Ты говоришь вирус или модуль. Может гармонично как-то с ними? — кто-то задумчиво и грустно.

— Тут всё индивидуально. Вот, пацаны… кстати, тут все пацаны? Фу, повезло нам! Парни, все сегодня постоянно рулили?

— Мой Зак сам клюзы чистил, а я вздремнул.

— Кто-нибудь ещё реципиенту управление передавал?

— Ненадолго, надолго что-то боязно.

— А не боитесь, что у пацана крышу сорвёт, выскочит, начнёт орать? Главная задача — наладить с ними бесконфликтный диалог на доверии.

— Подзадача одной из главных задач. Как у Оруэлла?

— В приложении к нам — выжить, во-первых, умереть богатыми и счастливыми, во-вторых.

— Ещё изменить мир.

— Тебе ж говорят — выжить.

— А мы не нарочно.

— С этим разобрались. Далее…

Тут на границе круга света от лучины появился какой-то силуэт. К нему метнулась тень. Послышался звук удара. Силуэт скорчился на полу и что-то быстро забормотал по-английски.

— Зак, что они там?

— Прилизанный влез. Может, хотел подслушать. Только говорит что, если Дристуна ещё не проиграли, то не надо, за него, мол, капрал с бакенбардами пинту рому посулил. Завтра, — отвечает Зак в страхе и отвращении.

Меня как подбросило с пола. Луплю в силуэт со всей дури, как пенальти пробиваю. Английский футбол, блин. Снова скулёж, Джек что-то ответил. Силуэт на карачках судорожно скрылся в темноте трюма.

— Переводи, Захарушка.

— Здорово ты его! А этот, типа, проиграли, так проиграли, а Длинный ему, мол, сейчас на тебя сыграем! — веселится Заки.

Джек говорит:

— Ты садись, болезный, не выходи из роли. Правильно всё, не оправдывайся. Как понял?

— У Зака спросил.

— Нефига себе! А мой считает, что это сон такой страшный.

— Ага! У него! Страшный! — выдавливаю сквозь смех.

— Хорош психовать.

— Да не психую я, просто ржу.

— Тогда ладно, посмейся, уникум. Будем беречь. И вообще, когда меня тут прервали, я хотел сказать, что нам нужно друг друга беречь. Первое задание — наладить с пацаном диалог. Узнать его историю, предпочтения, выловить в башке всех тараканов и под микроскопом изучить. Понятно, что получится не завтра, но работайте усердно. Это условие нашего выживания. Теперь, раз передумали помирать, давайте пока живы познакомимся, что ли. Я — Длинный Джек, Руда, лидер "Варанги", студент медик.

— Пол Головня, Лют, "Варанга", капитан артиллерии в запасе, егерь, водил туристов по экстремальным маршрутам.

— Зак без клички, и неча ржать. Неждан, "Варанга", охранник, инструктор-рукопашник.

— Сбитый Грегори, Плюшевый, "Чёрные псы", промышленный альпинист.

— Сука! — шипит в мозгу Захар. — Он подельник Прилизанного.

— Помиритесь. Он уже не только приятель Прилизанного, — успокаиваю Зака и замечаю взгляд Плюша. Внимательный такой взгляд. Плюшевый — самый хитрый “пёс”. Крови мы друг дружке попортили! Отвечаю на взгляд улыбкой. О, тоже улыбнулся!

— Эндрю Окошко, Пушок, "Чёрные псы", таксист, дистанционно учился на психолога. Как зачем? Это ж для таксиста самое интересное!

— Вот к тебе пацанов по одному и направим, — говорит Руда довольно.

— А ко мне можно скопом. Гарри Весельчак, Черныш, главарь “псов”, студент филолог, пятый курс. Чего охренеть? Этнография, фольклор, короче, ты будешь пацанам сказки рассказывать?

— Я говорю, охренеть, что самый крутой из псов — филолог.

— Я на Кавказе со срочки на контракт остался… когда вернулся, захотелось отдохнуть от всего, отвлечься… а ты?

— Грязный Дик, Стужа, "Варанга", строитель, отделочник. В смысле отделать, потом построить — мент, участковый из пригорода. Тоже водил экстремальные экскурсии. По цыганским хуторам. Думал, что довожусь, ан гляди ты, пронесло.

— Угу, "тебя бы так пронесло". Да, Неждан? Сам пошёл. Пит Пройдоха, Сыч, стажёр,"Варанга", доцент МГУ, математическое моделирование и социология. Что нихрена? Должен же сюда попасть человек с законченным высшим образованием?

— Только немного не по профилю. — Черныш задумчив.

— Фигня. У нас всё не по профилю, и ничего, справляемся.

— Есть хоть один нормальный ботан в нашей компании? — озабоченно спрашивает Руда.

— Смотря кого считать ботаником. Меня из сельхозтехникума выгнали и призвали в ряды. Мне тоже смешно. Сейчас, а тогда… Эб Топор, Зуб, "Чёрные псы", садовод.

— Хм, тоже крест. Угрюмый Джордж, Клык, "Чёрные псы", лошадок разводим. Э… разводил…

— Не зарекайся так, — Руда строг.

— Ну, правильно, мы ж пока ещё не сдохли! Я — Энтони Хап, Хаски, стажёр, "Чёрные псы", студент политена, третий курс, машиностроение.

— Жадина Пью, Маламут, я как брат.

— Близнецы?! Ну, ё-ё-ё! А что рожи в синяках? — Черныш рад своим малышам.

— Дали пацанам порулить. Пью считает, что они спалились из-за Тони, типа, он пожадничал, не надо было часы у жмура брать, — говорит Маламут.

— А Тони, вообще, Пью, крысу такую, удавит нах… за то, что он те часы всё выкинуть собирался, да так и не собрался, в кармане таскал! — чуть не лает в ответ Хаски.

— Сами не начинайте. Вам допзадание — помирить пацанов, — командует стажёрами Черныш, и, обернувшись к самому задумчивому мальчишке, гаркнул, — а ты чего молчишь?

— Всё как-то странно… никак в себя не приду, прости. А по теме — Невиноватый Джон, Своята, "Варанга", мастер спорта по стрельбе из лука, тренер. А что мы, парни, как-то без своих имён знакомимся? Я, например…

— Своятушка, ну, если мне живому было похрен, как тебя зовут, — спрашивает Плюш задушевно, — вот сейчас что-то сильно изменилось?

— Умерли мы, и имена наши тоже, — прерывает его Пушок. — Без имен проще, значит эффективнее. Нам с пацанами нужно работать, а не сопли друг другу вытирать, они сопли презирают.

— Верно. Между собой как в команде, срабатываться. Кто у нас главный? — Стужа конкретен.

— Считаю, что "Варанга" выиграла в нашем последнем бою — знак судьбы. Предлагаю в лидеры Руду, — очень серьёзно говорит Черныш. — Кто против?

— Да тут с тобой спорить, да ещё про Руду, психов нет, — выражает общее мнение Пушок.

— Принято единогласно. Давай, старшой, пугай нас дальше, — покончив с демократией, Черныш передаёт Руде ведущую роль.

— Хм, действительно, мрачноватые перспективы в новом для нас 17…. году. Как доплыть до каторги и что там делать, мы обсуждать не будем. Потому что доплыть до каторги на этом судне не удастся по любому. Эта лохань — не каторжник. Это наш эшафот. Не верите? Неждан, что тебе Кэп сказал?

— Каждое утро буду купаться, и петь этой мрази. Шоу ему понравилось, ё.......

— Вот. Отправляет мальца к акулам и не чешется, что его за это спросят. Все спите в гамаках? А на обычных каторжниках спят сидя на трюмных досках в три смены. Там воришки, а орлов, типа наших, даже сейчас долго собирать полный трюм. Колониальным властям такой подарок на… не нужен. Это, конечно, предположения и догадки. Но вот здесь, если встать на плечи кому-нибудь повыше, можно услышать, о чём болтают в такелажке. Пацаны по приказу Джека целыми днями слушают и ему доносят. Сообщили, что мы идем к точке встречи с транспортами из колоний и двумя фрегатами. А наш конвойный шлюп уйдёт на Ямайку. Только мне кажется, что фрегаты нас ждать не будут. Им не скажут, где нас ждать. Они будут нас искать, а когда найдут, потопят на…

— А город подумал — ученья идут. — Вспомнилось мне почему-то.

— Ага, правь, Британия, морями, тренируйся. — Злится Лют.

— Так корабль дураков — не легенда?! — удивляется Хаски, — Руда, мы попали в сказку?!

— Для нас тут всё реальное со всем втекающим и вытекающим. Потрудитесь это усвоить, парни, — требовательно наставляет Пушок.

— Угу, вытекающее особенно реалистично. Но подростковый корабль дураков — это как-то вообще вне вменяемости. Офицеры с виду вроде нормальные, они получается не в курсе? — в чём-то ещё сомневается Своята.

— Вот именно, что с виду. Конечно, они в курсе. Смоются на шлюпе перед самым интересным, — с яростью в голосе развеивает сомнения Руда.

— А команда?

— Ты команду видел, Своятушка? Одни старики. Скорей всего решили на их пенсии сэкономить, суки, — удивляюсь его непонятливости.

— И что делать, удирать-то некуда? — Сыч спокойно формулирует задачу.

— Если из тюряги нельзя сбежать, — философствует Черныш, — то её нужно подчинить.

— Суда захватывать, короче, — ошарашил нас Руда.

Повисла понятная тягостная пауза. Черныш, серьёзно кивнув, внёс уточнения:

— Ты не понял, и дело-то не в судах. Сначала нужно именно подчинить тюрьму, мальчишек. Пацаны друг друга боятся и ненавидят — сдохни ты сегодня, а… а у нас команда. Встанем спина к спине, добьёмся абсолютной власти и просто скомандуем «фас!»

— Это детям-то? — вырвалось у меня.

— Ты когда меня на ножах уделал, деточка? Позавчера? — ласково напомнил мне Плюшевый.

— Блин, без моряков нефига у нас не выйдет, да и как управлять кораблями? Но, если команда тоже обречена, есть возможности для сговора, — размышляет Пушок. — Нужен личный контакт хотя бы с одним матросом, а там уже дело техники.

— Хорошо, нашу тюрягу мы слепим. А шлюп? От него не убежишь, а на нём пушки, — подключается Стужа. — Заложники в эти времена неактуальны…

— Интересные у пана мента мысли, — говорю ехидно, — вся надежда на то, что шлюп действительно на Ямайку собирается.

— А это отчего? — заинтересовался Руда.

— От логики. Если собираются, должны зайти за водой и едой, иначе им в океане тяжело придется. Коли в порту не прощёлкаем шанс, то…

— Тяжко им придётся гораздо раньше, — заканчивает за меня Плюшевый.

— Ха-ха-ха!

— Тихо вы, дети спят. Ищем контакт с командой. С результатами к Пушку. А сейчас нам спать пора, расходимся, — командует Руда.

Дети действительно спали, Захарка уже сопел на всё сознание. Сам ощупью еле как с непривычки к темноте добрался до нашего гамака, улёгся, уснул и сразу проснулся… В своей берлоге! На родном диване!!! Ой, а кто это? Замызганный мальчишка в рваной рубахе схватив меня за руку прижался к моему плечу и сопит себе, как ни в чём ни бывало. Ага, вот ты какой, Захарушка. С ответным визитом, значит, в мою квартиру, на мой диван… в мой сон… Господи! Это сон, сон, сон...