Начало настоящей пиратской жизни/ Первые сдвиги по фазе

Деды степенно удалились. Важно и обиженно сопя. Как же! Они при должностях и положении вежливо посланы … по делам, а эти сопляки… Совет комиссаров у них, понимаешь! Руда нагло и доходчиво показал у кого власть, а кому уважение.

— “Таперича, граждане, когда этого надоеду сплавили…”, — дурачится Хаски.

— Демократию разводить не будем, — не поддержал ёрнического тона Командор. — Слушай приказ!

Мы преданно уставились на лидера.

— Сыч, близнецы, к мальчишкам вообще не подходить!!! Чтоб только с нами, и только с нашего разрешения.

— Понятно с чьего разрешения? — Черныш разделил оценку ситуации.

— Да мы же с ними уже! — попытался возразить Маламут.

— Ебло залепи, фофан! — харкнул Лют, — пока чем другим не заткнули! Что вы с ними? На стрёме стояли?

Ребята смутились, припомнили, что действительно занимались лишь технической стороной вопросов, но, всё же, удивились. Ещё не понимали положения вещей, где они, вообще, оказались. А Сыч сохранял молчаливое спокойствие — цыганёнку Питу ничего разжёвывать не нужно.

— Бляд-дь!!! Ну чего уставились, как бараны? — Черныш слёгка раздражён. — Вы тупее дедов??? Им всё ясно — а вам охота смерть за яйца потеребить?

— Ты это о чём? — оскорбился Плюш со мной за компанию.

— Все, боевики включительно, по одному чтоб никуда и никогда — страхуем свои спины постоянно. — Командор очень серьёзен. — Всё только начинается. Открыто бузить не отважатся, но исподтишка заточку сунуть — это запросто.

— Да мы посмотрим! — с ленцой тянет Плюш.

— С вами отдельный разговор, — отрезал Руда. — Нас десять, значит четыре вахты из двух человек…

— Четырёх, — вношу объективную поправку.

— Двух! — отрезал Руда. — Один сталкер с реципиентом на парусной вахте, другой на мостике. Одна пара тут, другая на «Забияке», третья на «Подарке» пацанве скучать не дают. Пара отдыхает, ну, пока ещё учится отдыхать…

— У кого это? У тебя что ли? — не въехал Плюшевый.

— А у кого ж ещё? Ты и Неждан, остаться, Аграрии — первая вахта, остальные встали, Стужа, Лют на «Забияку», Черныш, Пушок, на «Подарок» — поймали любую ватагу и приступили к занятиям!

— Каким занятиям? — уточнил Лют.

— Курс молодого бойца, физподготовка, мордобой, строевая, а то смотреть противно на это стадо, — Руда предельно конкретен.

— А делом когда заниматься?! — недоумевает Маламут.

— Да ты выживи сначала! — простонал Плюшевый.

— Во-во… то есть прям сразу, братцы, — смутился Командор, — и, ребята, идите пока на мостик.

— Ну, Сычу-то понятно, для навигации, ага? — Хаски продолжает валять дурака, — а нам что там делать?

— Палубу драить! — сорвался Командор, но взял себя в руки, — и ждать сэра Грегори, дальнейшие инструкции у него. Блин, без дедов не вывезем, если вообще…

— Да, парни, — кивает Лют, — сейчас нам нужно просто не дать себя убить, чай не в круизе…

— Из зимы в лето! — не могу удержаться от подначки.

— Так, Неждан, сядь в лотос и заткнись, Плюшевый, ты тоже. Остальные, кругом, марш! — привычно командует Руда.

Мы, синхронно повернув головы, взглядами проводили парней.

— А вам я повторять должен? — удивился Командор.

— Что повторять? — не понял Плюш.

— Приказы, — отчётливо, по слогам произнёс Руда.

— Да чего-то не заметил я приказов, — не могу понять хохмы, — повтори, пожалуйста, если не трудно.

— Пожалуйста, — улыбнулся Руда, — заткнись и сядь в лотос. Плюшевый, ты тоже.

Мы, естественно, молча уставились на несущего явную чушь Командора. Взгляды он расценил правильно, сам спокойно уселся на палубу, поджав ноги, и выжидающе воззрился на нас. Мы переглянулись, хором вздохнули и последовали его примеру. Руда ещё немного поиграл с нами в гляделки и начал, — теперь закройте глаза. Ни о чём не думайте, ничего не пытайтесь понять, просто слушайте мой голос…

Дальше не помню, то есть не помнил сразу после пробуждения через три часа. А очнулся как-то внезапно, будто включился и тотчас поймал вполне осмысленный взгляд Плюша. Получается, что он включился одновременно со мной, ведь я проснулся сам и его не будил. И мы оба кое-что проспали — на палубе, замерев с закрытыми глазами, сидели «в лотосе» Клык с Зубом.

Руда, улыбнувшись, молча указал нам на двери. Стараясь не шуметь, мы с Плюшевым прошли за ним на выход. Парней боялись потревожить, и Захар мой уж больно сладко посапывал в мозгу. Умаялся ребёнок, гуляючи да играючи, и то — ночка выдалась беспокойной. Кстати, она не совсем закончилась, остались кое-какие дела… блин, похоже дела той ночи вообще никогда не кончатся, ну и ладно, есть у кого поинтересоваться их состоянием:

— Это что сейчас было, дружок? — опередил меня Плюш, обратившись к Командору.

— А вы чего ждали? Обсуждения? Мозгового штурма? — Руда совсем не язвителен, даже печален. — Что, блядь, не ясно? Что мы по уши в дерьме?

— Но подумать, как из него выбираться… — начал я…

— Не надо. Не надо думать и выбираться не надо, — резко прервал меня Руда. — Наш выбор прост — жить в этом дерьме или вообще не жить. А чтобы просто жить в нём, мы должны быть сильнее всех, и наши мальчишки должны быть намного сильнее пацанов…

— И ты вот так запросто дал нам эту силу? — иронично уточнил Плюш.

— Да. Сейчас вы с моей помощью выспались почти на сутки вперёд. Ваша задача — постоянно доводить ребят до предела их возможностей…

— Психанут, взбунтуются! — недоумевает Плюш.

— До того и будете доводить, чтоб иметь основания для подавления бунта. Это вторая сторона силы…

— Угу, тёмная, — не могу удержаться от подначки.

— Да. Я снял барьер. Теперь для вас лучшим и единственным моментом для нанесения удара стал тот, когда мысль о нём едва приходит в голову, даже мгновеньем раньше. И отныне лучший и единственный удар для вас — только смертельный…

— Это ты чего, гад, сотворил?! — естественно охреневает Плюш со мной за компанию, — мы ж всех поубиваем нахрен!

— Но вы же предупреждены? Вот и думайте, чтоб всех не пришлось, — раздражённо закругляет инструктаж Командор. — Некогда объяснять — на ходу думайте, пошевеливайтесь! И мне пора заняться главным своим делом.

— Это каким же ещё? — Мне смешно. Для него, оказывается, вот только что им сотворённое — не главное!

— Медицинским, конечно. Надо кое-что приготовить к приёму пациентов, — Руда деловит, — мне почему-то кажется, что практика у меня будет богатая. Давайте, парни, я на вас надеюсь.

— Будь спок, пациентов мы тебе обеспечим, — обнадёживает его Плюш.

— Не переусердствуйте там. В четыре склянки на юте устроим самодеятельность, сами приходите и пацанят приводите, только не всех, по заслугам.

— Ты думаешь, мы им по заслугам недовесим? — я искренне удивлён.

— Проваливайте! — не принял дружеского тона Командор.

Да и ладно, не ругаться же с ним! Вышли на палубу, синхронно вздохнули пьянящего ветра Атлантики, переглянулись. И не вынеся пафосу, заржали, конечно. Силой он нас наделил, мастер Зелёнка, блин! Хотя с зелёнкой нынче напряг, придётся ему обходиться народным средством — в его распоряжении целый океан и две с лишним сотни юных сыкунов.

Вот ими и займёмся. В первую очередь нужно проведать казачат, посмотреть, как они устроились. Нашли мы их легко — по громким крикам и матерной ругани. На палубе тянулись унылые пиратские будни в виде коллективной драки.

Казачата в полном составе, великолепная семёрка, и два смутно знакомых персонажа уже без особого азарта избивались сразу двумя ватагами под руководством Джона Ножика и Ника Занозы. Хотя по правде происходящее едва тянуло на попытку избиения, близкую к полному провалу. Избивающим свалиться в разряд избиваемых не позволяли численное превосходство, чисто английская упёртость и упоротость руководства.

Хотя особенно организованным мордобой назвать было нельзя, я и Плюшевый покойно наблюдали за развитием сюжета — пацанам и без нас не было скучно, сами выполняли приказ Командора, ничего о нём ещё не зная, вот такие молодцы. По репликам действующих морд разобрались в мизансцене. Пара смутно знакомых деятелей оказались женского полу, дочками агента, заложницами. А казачата, лыцари, блин, их защищали от хамских приставаний англицких убивцев, ага.

Ну, «мотив знакомый, даже старый». Пацаны, видимо, хотели просто завязать отношения с девчонками, и плевать им было, что они под чьей-то «защитой». А у казачат сработала психологическая компенсация, чувство вины, вот и приписали ребятам то, в чём себя ж и винили. Классика, в общем, только спасаемые и не думали «дрожать, как осиновый лист», а приняли самое деятельное участие в процессе.

Угу, у них же папа ростовщик и шпион, наследственность такая. Кстати, пользуясь случаем, нужно запомнить близняшек на будущее. Одели их по-пацански и по-пиратски, но переодеться же могут. Зато у Китти фингал под левым глазом, а у Кэтти под правым. И вообще полезно понаблюдать за ребятами в их естественной среде. Ну, точно — Ник левша, его работа, не иначе.

Всё-таки через некоторое время мы обратили на себя внимание своим нетипичным поведением. Все, значит, люди, как люди, а эти стоят, как неродные, и даже не смеются. Вот просто не хотелось их стеснять, но поди ж ты — не оценили. К нам обратились, и было произнесено роковое слово «дристун»…

Захарка мой давно уже проснулся и азартно болел за казачат. И я еле удержал управление, когда он рванул на это волшебное слово, как демон на призыв. Я во многом его сильнее, хотя и избегаю это демонстрировать, но сейчас возник именно тот случай — необходимость демонстрировать превосходство.

Он явно хотел убить мальчишку за то слово, но, что бы ни говорил Командор, у меня не было достаточных оснований для убийства. Всего лишь удобный повод кое-что разъяснить. Всем разъяснить, ведь главное не что сказано, а кем, кому, как, при ком, и как оно присутствующими воспринималось. И вся беда была в том, что никак не воспринималось, ничего особенного.

Плюшевый даже позы не переменил, только улыбнулся, когда я предупреждающе к нему обернулся. Мол, давай ты первый. Вот и славно, переходим к практическим занятиям. Учебный бой с инструктором. Только пацанов не предупредили, что он учебный, а я — инструктор.

Ничего личного, только бизнес, потому начал по порядку, с ближайшего. Своих в этом бою для меня не было, вернее, все они были моими, вот и никаких предпочтений. Почти три десятка пацанов тупо по очереди по любому бы ушатали Захаркину тушку, никакой дух бы ему не помог. Но они большую часть работы сделали за меня. Не сразу поняли, что подверглись нападению, мешались и путались, ну а потом стало поздно что-либо предпринимать.

Специально бил по болевым точкам, разбил детям носы и наставил фонарей, чтобы было обидней. Задачу я себе поставил простую — перевести ребят в партер. Избивать скулящих на карачках пацанят и мысли не возникло. Дал первую вводную:

— На колени, опарыши, сюда смотреть! Молча смотреть, уроды! Если от кого-то ещё я услышу, или мне только покажется, что услышал, слово "дристун", забью насмерть. Вы мне верите?

Ага, по рожам видно, что прониклись.

— Звать меня Закари. Обращаться ко мне только "сэр", или попросту "командир". Отныне для вас по всем вопросам есть два мнения. Моё и неправильное. Это ясно, дебилы? Отвечать!

— Да, сэр командир, сэр, — вразнобой заунывно ответствовало юное пиратство.

— Что за блеянье?! Нет, столько баранов сразу для меня многовато. Грегори, заберёшь половину? — «невзначай» обращаюсь к Плюшу.

— Ватага Занозы, за мной, — небрежно бросил он через плечо, вальяжно удаляясь к баку.

Ник нерешительно уставился на меня в ожидании разрешения. Не заслужил ты пока, дружочек, моего личного внимания.

— Не поубивай их только, — проявил я немного заботливости, не ожидая ответа.

Сказано-то было не ему. Пацаны сразу сообразили кому и припустили за Плюшем под завистливыми взглядами оставшихся. До ребят стало доходить, кого они называли «дристуном» и в чьей оказались власти. Насчёт власти они уже не сомневались, и это главное, остальное — дело техники.

— Я ваш инструктор по мордобою и поножовщине. Первый урок боя без оружия вы получили, понравилось? Отвечайте!

— Не-а, — буркнул Джон Ножик себе под расквашенный нос.

— Это пока не привыкли. Хотите научиться также?

— Ага, — Джонни изобразил заинтересованность.

— Хотите стать, как я? — улыбаюсь им ласково.

— Да! — почти хором проорали пацаны.

— Ну что ж, сами выпросили. Джон — ты первый, ко мне.

— Ай-ай, сэр! — подскочил ко мне пацан.

— На колени.

— Опять, сэр?! Нахрена… сэр?! — недоумевает мальчишка.

— Брить тебя буду. Вши нравятся? — интересуюсь, поблёскивая лысиной. — Если нравятся, пойдём, искупаемся. Никто искупнуться не желает? Тогда прямые руки в стороны, замереть, внимательно смотрим, как я это делаю, — вынимаю ножик и приступаю, вполголоса заканчивая объяснения. — Того, кто первым опустит руки, побреет Джонни, он следующего, ну и далее по очереди.

Бритых перевязывал и в учебный процесс их. Нельзя обманывать таких детей, в тот день действительно был рукопашный бой. Даже без мордобоя, но всё же ребята тоскливо поглядывали в море, наверное, к акулам захотели. Погодите, будут вам акулы, а сейчас отрабатываем прямой удар правой. Поставил их, как надо, показал несколько раз, пока не стало что-то вырисовываться. Начали отрабатывать, воздух лупить. С полчасика за ними приглядывал, потом снова стал подзывать по одному.

— Ударь, братец, меня в ладошку. У тебя три попытки, — говорю пацану, протягивая руку с открытой ладонью. Он явно хочет сделать мне больно, но не судьба.

— Не получается драться, братец? — сочувствую парню. — Тогда бегом к сэру Израэлю, плотнику. Добудешь у него, как хочешь, вот такую примерно деревяшку, — показываю ему, разведя ладони где-то на двадцать сантиметров. — Не добудешь до следующих склянок, лучше сам топись, некогда мне, братишка, понимаешь?

Судя по старту с пробуксовкой, братишка всё понял правильно. Следующему ничего и говорить не пришлось, а когда третий отправился на поиск своей волшебной палочки, первый уже вернулся, даром что не на метле.

— Эк ты запыхался, братец, устал? Постой отдохни. Смирно! — ору и водружаю ему на голову чурочку. — Постой смирно, браток, деревяшку не урони. Следующий!

С небольшой задержкой принёс деревяшку второй, ставлю очередного страдальца рядом с первым. А тот уже деревяшку уронил.

— Да тебя, братишка, ноги не держат. Постой на коленках. Только деревяшку не роняй. Следующий… Что ж ты, брат, так плохо стараешься? Сбегай за чуркой и становись рядом с ними, только деревяшку не роняй… Я кому говорил, не роняй? Тебе и на коленках тяжело, приляг на палубу. На живот. Не урони деревяшку. Следующий… Да ты издеваешься! Сколько тебе повторять, не роняй эту ё… палку?! Но ты уже отдохнул. Упор лёжа принять, отжимания от палубы. Считай отжимания, вслух считай, недоносок!

Через две склянки все лежали на животах, не имея сил отжаться. Все — это включая близняшек и казачат. Я постоянно ловил их взгляды, но не замечал, никому никаких предпочтений. Казачата были явно недовольны несправедливостью, ведь они же хорошие, девчонок защищали, а их наказывают со всеми вместе. Ребята ещё надеялись, что это такое наказание, пока я не подобрею, угу.

Хотя девчонки больше боялись, что их выгонят. Ну, сначала боялись, потом надеялись. Напрасно надеялись, оценил я их преимущества. Пацаны ж больше на них оглядывались. Какой же инструктор откажется от этакой гормональной стимуляции?! Ну, кроме прочего.

— Ты, мальчик, лёг раньше всех, значит, сильнее всех устал. Присядь-ка на коленки, отдохни, посиди, пока встать не разрешу, — назначаю лузера. — Остальные, встать. Парни, кто умеет в "камень, ножницы, бумага"?

Короткий отдых и по новой. К обеду половина состава сидела, поджав лапки. Близняшки, хоть и шатались, но стояли, хорошая, видать, наследственность у шпиона и ростовщика.

— Кто на ногах, айда обедать, а вы отдыхайте, угрёбыши, набирайтесь сил.

После обеда всё снова, без затей. Пока все не присели. Кроме одного. Что Командор говорил о концерте? Хм, дело хорошее, но одних песенок явно недостаточно, у меня ж в кармане серебро!

— Молодец. Получи в счёт твоей доли, — говорю, протягивая ему монету. — У тебя до завтра свободное время. Делай, что хочешь, но лучше пойдём со мной, я тебе кое-что покажу.

— А мы, сэр Зак, сэр? — рискнул подать голос Джонни Ножик.

— А вы будете сидеть, пока я не отпущу. Кто встанет без разрешения, изобью и отправлю к сэру Грегори клюзы чистить и палубу драить. Понятно?

— Да, сэр Зак, сэр, — обречённо бормочет Джон.

— Ты со мной? Ну, пошли. — Увожу пацана к близнецам на первое в этом мире пати.

Внеклассные занятия в виде награды. Смотрю, Плюшевый своего победителя ведёт. Потом Лют пришёл аж с двумя пацанами. Самым добрым оказался Командор, пятерых привёл. Вскоре на юте собрался кворум. Прозвонили склянки.

— Начинайте, братцы. — Дал отмашку Командор.

— Это вы начинайте. Заки, Ви вел рок'ю, плиз, сэр, — стесняется без сопровождения Маламут.

— Да я же слов не помню!

— И не надо, потом свои придумаем. Поори пока ля-ля, — издевается Хаски.

Что ж, дело есть дело, хорошо хоть не моё. Захар радостно заорал на всё судно своим звонким голосом. Парни подхватили, близнецы зажгли. Блин, здорово! Решаю, что и без нас шумно, прошу Захарку помолчать, и присоединяюсь к плясунам. Секундой позже Плюшевый влез.

Пацанята с горящими глазами пытаются повторять движения. Хорошая песня, душевная. Будь у неё слова посложнее, давно бы кончилась, а так — гусли самогуды, и пипец нам в полный рост. Мы же не можем выйти из круга, не потеряв лица, пока песня не кончится. Спасибо Командору, прекратил вакханалию.

Здорово оторвались, чуть не забыл отпустить воспитуемых на ужин. На вечерней кормёжке все мальчишки щеголяли фингалами и распухшими носиками. Никому не было обидно, огреблись одинаково. Немногие демонстративно прикладывали к синякам монеты. Блин, как мы стандартны и предсказуемы!

В тот первый день привычка к каторжному распорядку сыграла с нами злую шутку, ведь по расписанию ни о каком дне речи не шло, мы действительно были заряжены на сутки. Первый пиратский учебный день сменила наша первая пиратская вахта. Именно наша, а не сталкерская, мне показалось вполне естественным разделить с мальчишками служебные тяготы. И стало всё равно, как к этому отнесётся Командор, для меня главным было, что Плюшевый со мной солидарен.

И весьма крупный косяк — морская наша жизнь, вроде бы монотонная по определению, закрутилась калейдоскопом событий, мыслей… все они связанны, но связно этого не изложить. Так что кусочками-стёклышками, а что складывается — на совести зрителя.

***

Не знаю как он, а я обалдел. Одно дело просто залезть на рею, пусть даже спрыгнуть в море, другое — работать там. Хорошо, что мы с Плюшем в таких делах люди опытные, поработали на портовых кранах. Вне игры в жизни я только с ним из сталкеров сталкивался, но то было в нормальной жизни. Где никому бы и в голову не пришло гнать детей на высоту даже без страховки. А нам, блин, ещё и пример пришлось подавать. Не знаю, что имел в виду лидер, когда ставил задачу, да и знать, в общем-то, не хочу, свою миссию я видел в том, чтобы быть с пацанами. Вот именно с этими ребятами. Им, наверное, казалось, что мы их ведём…

Помню щемящее чувство благодарности Командору за то, что избавил нас от разговоров. Нам ведь было абсолютно очевидно, что никого мы не спасли, что вся эта игра до первой встречи с серьёзным штормом или противником, что мальчишки, вот именно эти, обречены. И вот именно тогда у меня сформировалось единственно возможное для себя решение — просто быть с ними до смерти. Вернее, конечно, непросто быть, нафиг я им такой дохлый сдался?

***

Захарка забыл про духов и демонов, для него началась всамделишная морская жизнь. Ломая пальчики, сдирая ладошки в кровь, ребята вязали пятьсот тридцать восьмой брам-шкотовый узел… Извиняюсь, уже пятьсот тридцать девятый, когда малыш вспомнил о виртуальном заместителе и ненадолго отъехал в астрал. Или не вспомнил, только пролепетал «прощай» и чуть не ушёл с реи. Я вовремя перехватил управление, ждал этого момента, и своей властью дал пацанам команду спускаться. Захар из них самый маленький, значит скоро посыпятся все.

А на палубе лично капитан сэр Сэнди поинтересовался, кто это такой умный за него приказы отдаёт? Ну, я, конечно, авторства не утаил и получил свой первый пиратский гонорар — десяток линьков. Пять за то, что дал команду на отдых, и ещё пять, за то, что счёл время отдыха недостаточным. Типа, капитан не против, отдыхайте, сколько шкура выдержит. Меня сменил Плюшевый, десять ударов с оттяжечкой. Дальше начались чудеса — под удары лёг Ванька Ножик, за ним Ник Заноза, следом Петруша, казачок… Это не было демонстрацией или протестом, ребята приняли условия и согласились с ценой отдыха для братишек. Только братики сочли её чрезмерной, согласен — просто поваляться на просмолённых досках палубы оказалось намного круче пятизвёздочного люкса. Не всем по карману или по здоровью, и на реях не так уж трудно, пацаны выразили горячее желание повторить всё сначала.

За вахту порцию линьков получили даже близняшки, к нашей чести только скажу, что всего одну. Комсостав, инструкторы и атаманы, выгребли по три, рядовые по две или по полторы — несмотря на всё морское изуверство убивать нас моряки не спешили, но и никому ничего не простили — отлили ставших безучастными ко всему ребят водой и оставили «в долг» до следующей вахты.

А нам с Плюшем как-то и на ум не пришло сослаться на приказ Командора о линьках. По хмурой морде Сэнди мы поняли, что он сам не в восторге, но по-другому нельзя. Опытных матросов очень мало, пленным доверия нет, остаются только мальчишки. И совсем нет времени терпеливо объяснять и уговаривать, смерть уже с нами, среди нас. И до нас сразу дошло главное — старые моряки не дадут нам сдохнуть сопляками и засранцами, скорее забьют нахрен. Или выучат вот так, методом полного погружения с максимальным форсированием.

***

Правда, в море «следующая вахта» — штука довольно условная. На судне всегда есть работа — вязать, развязывать, плести. У нас были свои задумки, но главной из них была — вжиться в это… даже слова не подберу… Просто лопатить палубу и надраивать клюзы не считается, отныне это стало наказанием. Но если на вахте вопросов по наказаниям не возникало, то на учёбе! Сэр Грегори по своей жизненной школе вычислил заводилу и попытался его нагнуть — Ник ему едва кишки не выпустил всего лишь за подзатыльник, даже не ему предназначенный. Ну чем старый Командора слушал??? Лишь наш загробный авторитет удержал служаку на этом свете — наши радушные улыбки и ножики остановили пацанов. И где только ребята умудрялись заточки прятать? Слава Командору, он это предвидел и предупредил, мы были наготове. Плюш вовремя среагировал, послал Ника в нокдаун, еле успел в прыжке дотянуться, а я его ватагу успокаивал. Что интересно — Ванькины пытались мне помочь! Впрочем, досталось всем одинаково — уж слишком я был расстроен. Хотя, стыдоба, конечно, — устроили драку, пожилого человека обидели!

Приведя мужчину в чувство, Плюш посоветовал старому, на какой лучше всего вырост ему натянуть свою амбицию. Атаман за любого своего ватажника не только может, ОБЯЗАН рвать всех, включая Командора. И если почтенному просвещённому мореплавателю что-то непонятно, пусть уточняет у Длинного Джека. Он с удовольствием разъясняет свои приказы тупым, используя совсем тупых для наглядности.

***

Тогда Плюшевый говорил за Командора, основываясь лишь на внутреннем убеждении, что так должно быть. Наши непростые отношения в пиратской стае только формировались, и строились они на общем чувстве свой-чужой. Я явственно ощущал отношение Захара. Его детском ужасе, который гнал мальчишек на палубу по головам таких же перепуганных детей. Его непроходящий кошмар, в котором трюм заливает вода, и выхода нет, люки никто не откроет. Своими мальчишкам могли быть лишь такие же пацаны, с тем же страхом в глазах, кому ничего не нужно объяснять…

Впрочем, другим они тоже ничего объяснять не собирались, других они могли уважать, слушаться, но прочие навсегда оставались им чужими. Мне Захар тоже душу не открывал, сам залез в неё без спросу, как и все вселенцы. Потому только мы, призраки, смогли стать этим парням по-настоящему своими. И именно поэтому я и Плюш не могли оторваться от пацанов. Стать кому-то своим уже после смерти — это вам не фунт изюму, дорогого стоит.

Как клановые парни это себе понимали? Я не могу их понять — мы с Плюшем делили подаренные нам жизни без остатка. Они… все, кто мог, — Лют, Черныш, Стужа, Клык, Зуб, даже Командор, гоняли ребят на палубе от «лежать» до «смирно»… но они просто гоняли ребят! Их потчевали линьками и пинали под рёбра! Такова морская жизнь. Они все, от Руды, тупо насаждали свою власть! И мальчишки её, скрипя зубами, но принимали — ведь власть — это ответственность, за них, а они ж ещё дети.

***

И только я и Плюш просто постоянно были с ватагами Джонни Ножика, Ника Занозы, казачатами и близняшками-заложницами. Тупо оккупировали такелажку и легко послал нахрен всех этим недовольных, главное — у нас… у детей появилась крыша и кое-что ещё… Но не это главное. Или именно это — не могу сказать. В общем, к нам пришёл Крис. Просто пришёл и улёгся на палубу — мы его ни о чём не спрашивали. Чуть позже пришли за ним. Его атаман грубо, очень грубо потребовал выдать… его вещь. Я спокойно так уточнил какую именно — он протянул ласту к съёжившейся тушке Криса и закончил свой жизненный путь с заточкой в глотке. Он ещё бился в конвульсиях, когда я обронил его свите, — железку вытереть и сюда — протянул ладошку. Шакалёнок нежно вложил мне в руку ножик, я презрительно-благосклонно одобрил их существование, — на карачки, опарыши! Ваша ватага распущенна. Ползите к Командору за наказанием… брысь, уроды!

К Командору или за борт, что, впрочем, без особой разницы….

***

Как Командор относился к беспределу? Как к детской жестокости. Много позже он поведал, как возненавидел её ещё в школе. В туалете лицом одноклассника «мыли пол» — макали в писсуары и елозили им по кафелю. Потому что он не мог… не смог ответить на б-кий вопрос училки, этой твари было похрен на него, она насаждала дисциплину. Руда тогда, тогда ещё не Руда, конечно… вот он сделал всем больно — папа учил его это делать сызмальства, боялся, что сынку подсунули не тот пол. И отдал его в обычную советскую школу, считая, что ему необходима эта школа жизни.

Когда в туалет заглянул историк проверить, не курят ли, он застал там «школу жизни» на практике. Будущий Руда уже не дрался, наказывал. Поставил одноклассникам не решаемую задачу — принуждал подниматься с пола и резкими ударами возвращал на кафель. Историк истерично потребовал прекратить и всем следовать за ним. В учительской наш будущий Командор всё честно рассказал, но жертва садизма заявила — его никто не обижал, они просто играли, а вот этот всех избил, маньяк, наверное.

Маньяку велено было вечером явиться с родителями в опорный пункт милиции по месту жительства для дачи официальных показаний и постановке безобразника на учёт, но скорей всего, переводе его в специальную школу. Его «дело», мол, передают милиции. Вечером парень повторил свой рассказ и ему неожиданно поверили! Не то глубокое знание жизни и чуткость сотрудников повлияли, не то папино служебное удостоверение — он его даже раскрывать не стал.

Педагогический коллектив корёжила долгая, нудная проверка, которая, конечно, ничего не выявила, но сделала главное — на доблестного пионера перестали жаловаться… впрочем, до того случая и поводов не было — папа очень просил не отсвечивать и внушал сыну — самое отвратительное в жизни — жестокость. Сынишка внёс поправку — детская жестокость, унижение, издевательство над заведомо беззащитным и… которому некуда бежать по закону о всеобщем образовании! По закону обречённому. Вот как у нас сейчас.

Для того Командор и насаждал свою власть, знал, что детская жестокость — это зараза хуже вшей. Огнём и железом, желательно с паром, но можно и холодным утюгом, с размаху…

В пиковых случаях Джек улыбался, говоря, — мальчик, ты хочешь подраться?

Но обычно едва заподозренные хотя бы в соучастии ставились на мостике на колени без сроку. Если Джеку казалось, что кто-то слишком ёрзает или громко сопит, вешал на рее за ногу — там можно хоть обвизжаться. Ну и сочтя наказание достаточным, Командор отправлял виновных в распоряжение старой гвардии.

***

Для ватаг Командор придумал правила. По ним никого — вообще!!! — нельзя обижать просто так. Требуются веские обвинения — страшное, в трусости, или очень страшное, во вранье. Обвинения эти излагались атаману, бросить такое кому-то в лицо, значило «подраться с Джеком». Если дело не выходило из ватаги, атаман решал вопрос, как хотел — обычно обвиняемый с обвинителем сначала шли за наказанием к Командору, или сразу изгонялись к дедушкам. Если же это касалось другой ватаги, атаман шёл к Командору, но не ранее следующего дня. Тот вызывал атамана обвиняемого и давал ещё сутки, чтобы договориться. На другой день атаманы шли на мостик и, либо заявляли о согласии, либо все, кто остался в ватагах — явился со своим атаманом — по приказу Джека получали ножи… и одна из конфликтующих сторон в полном составе выкидывалась за борт. В результате два с половиной десятка убитых пацанов, чтоб вбить ребятам, что это не приют, а пиратское судно, и за базар придётся отвечать. И атаманы должны быть очень уверены в своих ребятах, а каждый ватажник должен верить, что вожак не съедет, поведёт всех за каждого, да за него лично, до конца.

***

Теперь о дедушках. В море уже к ним присоединилась «неприсоединившаяся» часть старой команды. Сработал инстинкт — они на «своём» корабле в «своей» команде под руководством «своего» шкипера идут «своим» курсом. И те же самые ребятки в их полной власти. Конечно же, полной, и ничего страшного — английская школа мореплавания в полный рост. Побывав в шкуре английского матроса на вахтах, я с умилением вспоминаю свой специнтернат — детский садик!

Но «у дедушек» этот совсем не детский сад означал — без построений, упоительного ощущения общего, защищённости в толпе, без постов, чувства нужности, ответственности. Без своей ватаги — так важно быть кому-то своим, пусть по страшным Командорским правилам. Без чувства собственного достоинства — даже на вахтах и авралах ребята получали только линьки, только по приказу своего атамана или всей ватагой скопом. И вахты всегда заканчивались… если ты не «у дедушек».

И отдельно сэр Грегори. Не все ребята вывозили на реях, ватаги не могли себе позволить их тянуть — хоть и все за одного, но никто за тебя не сработает. Слабак — это ошибки, значит линьки всем. И атаманы, чтоб не доводить до разговора с Командором, избавлялись от слабаков. Ребята быстро оказывались в боцманской команде — «делай, что сказано, старайся, всё равно сделаешь не так». И другие ребята тоже делали грязную работу, но для них это было наказанием. Бедолаг вообще не наказывали, они этого не достойны. Их лишь «стимулировали», они уже вообще не считались пиратами.

***

Пришёл Джои, тоже просто пришёл и остался. Следом Стиви. На утро следующего дня Жека и с ним еще пара охламонов — чистые волчата. Мы с Плюшем уже сами навестили их атаманов — они, оказывается, понятия не имеют о причинах ухода мальчишек! Типа об этом даже не знали, пока мы не сказали. Трындец бы им настал, кабы одним из атаманов не был Бони Маленький — тому переростку я верю больше, чем себе… вернее Заки ему верит, а я доверяю ему… как себе — да просто Стиви — не ватажный персонаж. Он любое принуждение, как кошка с холки снег, стряхивает … но об этом отдельно. И не жаловался совсем, его очень сложно обидеть, и атаману его я ничего не сделал, только сказал, — Бони, ну, пусть пока мальчик так поживёт? Ага?

— Ага, — задумчиво согласился Маленький.

Очень ему стало интересно, что я имел в виду своим «пока». И чем же у нас настолько лучше, что к нам уходят из ватаг… пока?

Джои из того же теста, что и Стив, но себе на уме, а Жека с корешами — ватага сама в себе. Потянулись к нам неуправляемые, недовольные властью атаманов. Какая им разница? Так ведь демоны — совсем другое дело, от них всё равно нигде не спрячешься, вот лучше быть поближе. Эге, Захарку моего за глаза прозвали Весёлым Ником — легенда о его сделке с морской нечистью обретает все признаки общепризнанного факта. И у Грегори та ещё репутация, у них с Плюшем очень своеобразное чувство юмора.

***

Уточню, что «подраться с Джеком» не обязательно означает иметь дело именно с Командором.

Мы по-разному относились к детской жестокости. Для меня, например, она была естественным фоном моего детства. Плюш к защите слабых относится по-своему, — нужно стать сильным потому, что всем плевать на слабаков. Но Руда нас попросил… Мог и приказать, мы бы и спорить не стали, только не успевали бы… Нафиг оно нам, своих дел по горло?

Руда попросил, когда мы «учились отдыхать». Вот все уже научились, только мы, как начинает ломать… всегда внезапно, как сигнал «низкий уровень заряда батареи, подключитесь к зарядному устройству»… и мы прёмся в его каюту, нынче «медотсек». Эти садисты, часто присутствовали Черныш и Пушок, когда мы уже «плыли», душевно так расспрашивали о претензиях и пожеланиях. Мы орали «спать!!!», но Руда не давал команды… вот такой добрый наш Командор — мог нас запросто убить, вовсе не отдав эту чёртову команду!!! И мы ни-че-го не могли с ним поделать!!!

Когда мы в полубреду давали исчерпывающие ответы на их вопросы, он, наконец, говорил, — теперь закройте глаза. Ни о чём не думайте, ничего не пытайтесь понять, просто слушайте мой голос…

И мы, счастливые, слушали! Нефига не помню, но, видимо, что-то доходило. Ведь когда он по-дружески просто попросил «приглядывайте там, ага?»…

«Подраться с Джеком» перестало означать непременную встречу с Командором, и не только мы с Плюшем имелись ввиду — со всеми нашими ребятами, с «Улыбкой Джека» на рукаве, просто смайлики вышивали.

***

Нас спасли близняшки — мы оставались людьми. Я не понимаю, как женщины делают такое… а эти вообще же тоже были детьми! Но печеньки улыбались мальчишкам, гладили их щёчки, вытирая слёзы… просто были с нами! И я (сам!!!) делал всё, чтоб не огорчить нашу прелесть… э… лишний раз. И тянулись мальчишки не к нам… вернее шли они ко мне и Плюшу, но, мне кажется, оставались лишь ради печенек.

Спасли они нас с близнецами. Попали парни к сэру Грегори — наш клановый вклад в общую помойку, так сказать. Но мы с Плюшем особо предупредили дядю Гришу насчёт курносых — что мы чем-то недовольны, он поймёт уже на том свете. Так ребята оказались не в подчинении, а под покровительством. Времени у них было достаточно, пацаны, лишённые надежды, с завистью на них поглядывали и разрывали чуткие сердца. В общем, начали они понемногу мастерить, чему весьма способствовал сэр Израэль.

Пленные плотники валялись в трюме вперемежку с другими пленными, и никто не хотел разбираться — некогда всем. А с сэром Грегори у него отношения не сложились — заявил, что ему достаточно приказов шкипера Джона или Командора, и сэр Грегори послал его по всем заявкам. А тут Пью и Тони застенчиво подходят и почтительно спрашивают, не нужна ли дяде Изе какая-нибудь посильная помощь, а то у них инструменту с материалом недостаток. Да Боже ж мой — как детям отказать? Таким курносым?? За которыми стоит сам Командор??? Да ещё и себе же на пользу — вот у Грегори рожу перекосит!!!

Это они нам рассказывали в лицах и со смехом. Вот сокровища неодинаковые! Мы к ним в связи с этим с просьбишкой обратились. У ребят наших специфические обязанности и сложное общественное положение, но они пока — совсем не суперы. Мы, конечно, пообещали за каждого нашего парня выбрасывать всю ватагу виновного за борт, но нам нельзя терять ни одного пацана! Одним смайликом от ватаги не отобьёшься, а ножики им рановато — ещё порежутся. И для развития нужен снаряд, вот мы подумали — нун-чаки. Близнецы просто сказали — вам завтра, остальным по руке надо делать, чтоб быстрее освоили.

Вот принесли они нам снаряды, и принялись снимать мерку, почему-то с близняшек первых. Но девчонкам не понравился результат, и они попросили что-то переделать — то ли шнурок одной удлинить, другой укоротить, что-то сделать тяжелее, а там посмотрим. Когда все уже увлечённо махали палками, временами поскуливая, временами даже от счастья, эти ещё с сомнением поглядывали на очередной шедевр близнецов. А как же они это терпели? С восторгом!

Блин, по печенькам хотя бы видно, что они одинаковые, но как Китти с Кэтти в двух непохожих подростках угадали родственные души? Только Бог знает, и Он, судя по всему, на нашей стороне. Близнецы весь досуг стали проводить у нас, а за ними следом с юта на бак откочевала самодеятельность — все брэйк-пати и рэп-батлы стали проходить у такелажки. Видимое наше покровительство резко подбросило близнецам рейтинги, а вместе с ними и подопечным дяди Гриши. Да и самому сэру Грегори — старому приятно почтение молодёжи. Он даже стал отпускать ребят «на танцульки», по заслугам, конечно. Точно знает, что в нашем присутствии мальчишек не то, что словом не обидят и пальцем не тронут — посмотреть косо постесняются.

Но главное — они сами, печеньки и курносые. Лишь влюблённых можно считать людьми… Они светились и освещали души пацанов — на свете есть любовь, жить всё-таки стоит.

И с амуницией дело сдвинулось, а то не допроситься было…

***

А без истерик — мы так жили. Впервые в жизни как хотели, как считали правильным. И точно знаю — когда я был жив, мне всегда кто-то мешал жить, как я считал правильным… быть самим собой! Но сейчас, здесь, мы не могли иначе — уже не могли врать! А ещё говорят — просто будь собой! Просто??? Просто — это как все.

На вахтах и авралах власть отцов стала абсолютной, (наша власть!) дисциплина — врождённое английское качество. Мы, как все ватаги, принимали наказания — Захарка первым задирал рубаху… и удирал в астрал поначалу. А на третий раз грязно меня обругал, гад такой!.. и вынес всё сам вплоть до отливания водой Атлантики. Упорол я тогда, каюсь — от порыва ветра узелок ослаб, не затянул, промухал.

Но поощрения мы принимали уже по-своему. Помнится, я сразу подумал, что Билли Бонс — не самое удачное имя для пиратского персонажа. Я так много хотел ему сказать… что нарушать приказ Командора ладно, в смысле не смертельно, то есть не сразу… если не при мальчишках, и если не вовлекать в это дело других, например, Захара… что алкоголь — вообще яд, а предложить выпивку ребёнку — покушение на убийство, на его свободу…

Но я тупо и молча смотрел, как из его сонной артерии фонтаном хлещет на палубу кровь. В сознании на фоне полного Захаркиного охреневания веселилась мыслишка, что это карма — и этого Бонса сгубили ром с кровопотерей. Захар больше попутал от того, как легко я смахнул его с руля.

— Молодцы, парни, на, малыш, подкрепись, — сказал моряк напоследок, отстёгивая с пояса флягу. Это были последние слова мистера Бонса, которые Захар разобрал в полном разуме, дальше сознание опустело, пацан ощутил лишь абсолютное, мёртвое спокойствие, а его тело само выхватило кортик…

Вот что имел ввиду Командор! — подумали мы уже вместе, немного потом… Я ни в коем случае не винил Руду, ведь это не было сделано только по его приказу, или под его воздействием. Это сделал я сам по своему глубокому убеждению именно так, как считал нужным. Просто некоторые мысли я перестал облекать в слова, формулируя сразу, в действии. А раз так, нефиг пересаливать сцену драматизмом.

— Падаль за борт, продолжить работы, — спокойно скомандовал мальчишкам Захар, вернув себе контроль.

Он тоже ничего не собирался объяснять словами, слишком уважал братцев. Ребята всё поняли правильно, особенно то, что их никто даже не пытался «успокаивать» в абсолютной в них уверенности. У нас так никогда и не поинтересовались, зачем я это сотворил. Даже Командор, хотя, наверное, тем более Командор. Ведь именно этого он хотел, не так ли?

Следом отличился Плюш — Эдди, тот, если помните, что выбрасывал за борт «мёртвого» Захара. Причина его смерти — шлепок ладошкой по заднице Криса. И такие вещи не являлись только прерогативой призраков, это касалось всех наших пацанов. Ну а как иначе? Как бы мы сказали мальчишкам, что нельзя драться? Или пиратам, что убивать — это плохо? Наоборот, мы постоянно вдалбливали своим ребятам, что плохо не уметь драться и бояться убивать. Убивать, из страха самому быть убитым, может любой баран, но делать это из принципа способен лишь джентльмен, ну, в нашем и их понимании. Хорошо, что им очень сильно было некогда — мы старались.

На третий раз Командора прищемил системный кризис — он не мог нам это запретить, не соврав. Мы впервые вырубились без команды. Вернее, она была, но мы улыбались в самом счастливом нашем сне — нам похеру его бормотание. Он соврал, или, что всё равно, не нашёл слов. Нам похеру его команды! А когда «очнулись», Руда нас разглядывал задумчиво и в великом сомнении. Ну, зачем огорчать лидера… э… раньше времени? «Пришли в себя» как обычно и вопросительно уставились на Командора. Тот, ещё разок оглядев, с виду спокойно нас отпустил. Ага, посомневайся, братец, потерзайся, в каком яйце нынче твоя смерть, Кощеюга родимый.

***

Понятно, что английские моряки, простые их натуры, чувствовали себя слегка не в своей тарелке в нашем благородном обществе. И дело могло повернуться скверно, кабы не деды, кои англицких и всех прочих бар на колу вертели и в сортире видели. Иду как-то на нелюбимую вахту на мостике ерундой заниматься — склянки переворачивать, в колокол их отбивать, за лагом следить, считая узлы, да по компасам курс отслеживать. По сути время медитации, часть отдыха. Ну, это в идеале, если не считать придирок дедов. Командуй им, как будто кроме меня больше некому. Вот как должно идти судно по данным волнению и ветру, и что для того требуется?

Поубивать старых, да идёт оно раком! Чем такое терпеть! Сэру капитану положена трость, орудие его труда, блин, и он сука старая не лодырь какой-нибудь. Точно, грохну урода и всё, вот что мне сделают? Тот же Командор? Ну, допустим, мне-то уже ничего, а Захарушку просто убьёт самурай домаделаный. «Правда всегда одна…», для всех, блин, «так сказал фараон…», даже хуже фараона. «Товарищ Сталин, вы большой учёный», медицинское светило, мастер анатомирования… хотя лапочка просто, если по сравнению с сэром капитаном! А эти педагоги, чтоб их всех! Вот папа моего школьного дружка Сявы пеника нашего за меньшее гораздо на полугодовой больничный оформил. Сяве показалось забавным помяукать в хоре, так учитель пения его из класса выгнал, и всего лишь забыл, что дверь внутрь открывалась.

Иду в грустных размышлениях, а меня незнакомый дед окликнул по-русски. Откуда взялся? А! Это ж дед казачат, и как я забыл, что не все мои курсанты сироты?

— Да, отче. — Изображаю на лице умную такую серьёзность.

— На!

— У ё…, ну, падла! — как, наверное, тогда сказал наш пеник…

— Тьфу, сопля, а внучки про тебя такого порассказали! И такой ты и сякой. А на самом деле — говно.

— Я ж тебе говорил, Паша, — басит кто-то.

— Да помню я, Коля. Надо же было посмотреть. Вставай, падаль. Поздоровайся.

— Чтоб ты сдох, тварь! — встаю, здороваюсь, как и просили.

— На в довесок.

— С-с-сука!!! — а что ещё скажешь?

— Хм, норов у мальца есть. А ну-ка ещё…

— Уй, уроды, загрызу! — даю комментарий к их поведению.

— Кажись, подходящий, Коля.

— Да, Павлик, пойдёт.

— Сынку, ты не бесися. Мы на тебя смотрели. Внучок Петя про тебя сказал. Правильно сказал, будет с тебя толк.

— Больше бить не будете? — интересуюсь на ближайшую перспективу, мысленно переводя дух. Если б меня как пеника, убили бы нахрен. Я-то в отличии от того бедолаги полностью заслужил.

— Будем. — Горестно обнадёживает дед на будущее. — Ещё сильнее будем бить. Ну как ещё из английского говна сделать казака? Сам посуди?! Нам бы и мараться лень, но за тебя внучата просили. Петруша тебя своим спасителем почитает. Ну, и мы к тебе, как к родному.

— Благодарствую, отче, — пытаюсь балагурить.

— Во, а ты говорил, что они вежества не знают!

— Не говорил, Паша, а так тока…

— Ин вьюнош избит, а вежлив. То дорогого стоит. — Дед Паша наставительно, уже воспитывает, блин. Ещё одна старая сволочь на мою голову!

— Ну, красавчик он. Добрый будет казак, или дохлый. — Вторая старая сволочь на нашу больную башку!

— Убью, с-с-суки! — прыжком подрываюсь с палубы.

Дед Паша как-то махнул рукой, и просто выключили свет. Свет включили неприятно. Ладошами по лицу. Ладошки у них грубые и мозолистые. Как подошвами ботинок натёрли.

— О, сынку, живой! А я уж подумал, что уходил тебя!

— Чего ему сделается, Паша? Казаки с одной плюхи не дохнут.

— Прав ты, свояк, добрый будет казак. Я его сразу в пластуны буду учить, — чем-то непонятным очень доволен добрый дедушка.

— А в кого ж ещё, коли оно только и ползает? — другой дедушка ироничен, — брось, Пашка!

— Надо, Коля. И парнишка подходящий. — Не принял хохмы его товарищ.

— Ну, тебе видней, атаман, — как-то привычно сразу согласился другой.

Так и познакомились, дальнейшие представления были излишни. Отцы хотели сразу перейти к делу, типа пока одно баловство было, но я совершенно честно-серьёзно отмазался неотложными судоводительскими делами на любимом мостике под руководством душевнейшего сэра Сэнди. Типа нафиг-нафиг, вахта на мостике важнее всего.

Но сколь не оттягивай конец, локоток не укусишь. Сколько раз, читая книжки про фашистов, зарекался — пленных не брать! Потом уже в процессе между воем и побоями разговорил отцов, пытался отвлечь, ага. Нехотя и помалу деды раскрылись. Дядя Паша и вправду был атаманом, пока всё сыну не передал. Ватага процветала, но как-то раз защемило их меж польскими гусарами и стрельцами. Вырвались не все, далеко не все. Бойцов осталось мало. Что делать? В чужую ватагу податься? Чужих в бою на убой выставят и будут правы. Нежданно виноторговец подвернулся. Заплатил за охрану и наобещал с три короба. До Италии нормально добрались. А после люди стали болеть. Кровь шла без остановки. На том острове всех высадили, типа, к доктору. Врача так и не дождались. Родных похоронили и зажили два деда с семью внуками, как Боже смилостивится.

А тут мы такие. Блин, надо же им было именно на тот остров попасть! Огребаемся с внучками за компанию и на милость Его уповаем. Очень нам с Плюшем полезно было узнать, насколько героические наши предки, и как нам всем до них далеко. Хотелось бы ещё дальше, бывает — хоть в Командорской каюте под диван от них прячься! А с другой стороны возвращаемся к ним сами, ещё и благодарим за науку. Злые мы, жадные, Руда попросил поделиться, так мы медика к его любимым микробам послали, им делиться привычнее. Или вон у нас офицеры английские и морские пехотинцы, пускай склоняет к сотрудничеству. Хотя с ним ругаться не резон, он с Чернышом те ещё мастера. Возможно, договоримся, потом как-нибудь. Когда отдыхать научимся.

Ну, мы ведь не сразу сами научились, думали поторговаться, ага.

***

Вот дед… хотя какой он дед? Просто пацан суёт в личность — гематомы не проходят. И они в боевой своей ипостаси — мальчишки! И бьют как мальчишки — без жалости. И что делать? Это их вечный вопрос — что ты сделаешь в той главной ситуации? Заплачешь? Убежишь? Некуда бежать — ты уже умер — вот так и вот так. Собрался подумать? Что-то придумал? Ну, иди сюда, посмотрим… и по новой избиение с унижением — хреново думал, засранец. Ну, подыши минутку, рёбрышки погладь, кровушку схаркни… и «снова туда, где много огней...»

Мотаю башней, приходя в сознание — а злобы и так хватает — за свою… за Захарушкину жизнь!!! РРР!!! Попался, который кусался? — веселится дед Пашка, — А ну-у-ука его, Коля, шевелни..

Вцепляюсь в бьющую конечность, хилым плечом под колено и пошёл… ХР-Р-Р-ЯСЬ о палубу лицом деда Коли! Оба-на — Пашка ржёт и не бьёт совсем!

— Ну что смешного-то? — закипаю от обиды. — Кто так учит? Ничего не показываете, только бьёте!

— А мы ж, сынок, и не ведаем, чиво тебе надоть! — ёрничает дядя Паша.

— И не бьём, а именно показываем, — усмехнулся дядя Коля, поднимаясь на ноги. — А ты смотри, да на разбитый нос мотай — наука никому даром не даётся.

— Малыш, ты уже многое умеешь, но… — дед серьёзен, — забудь. Где тебя учили, не знаю, но точно знаю — учили на убой.

— Да как так??? — не нахожу слов.

— Просто… ты им никто, как и все… все, кроме них… но мы ж в одной лодке. Они тебя учили — слали на смерть, а мы тебя «не учим» и пойдём с тобой — чуешь разницу?

Задумчиво киваю — до меня что-то доходит.

— Ты пойми — нет тренировок, подготовки — всё — один бой до смерти. Всё, бой уже идёт, бояться больше нечего.

— Ха-ха-ха! — залился Захар, это ж так просто!

***

И мы постоянно повторяем мальчишкам его слова. Хотя занимаемся именно подготовкой. В основном психологической — форсируем уже имеющиеся возможности, ну, у кого они есть. Именно так, как сказали деды — никто тебе ничего не даст, пока сам не возьмёшь, заплатив втрое. И мы им постоянно талдычим — у вас получится, вы — лучшие, вы — уникальные. Вам требуются доказательства?

— Прыгай, это весело! — напутствую парня перед прыжком с реи, в море, конечно. Ещё веселей сигать разом пятёрками, и кто быстрее на палубу заберётся. А Плюш придумал качели. Один конец привязан к рее фока, другой к обвязке пацана, и прыгает он с марса бизани. Визгу! Здорово же лететь, едва не царапая задницу о плавники акул.

И дерёмся всерьёз — сделали ж парням нун-чаки. Обалденная штука, нехило развивает координацию. Но и не только. Мы с Плюшем запросто этак потребовали по десять гиней шиллингами из своих долей. Ребятки нами поощряются весомо и регулярно — все тренировки проходят «наперегонки». Они уже чётко знают, что монетку получит не тот, кто бежал быстро, а кто прибежал первым.

Шиллинг в чужом кармане — страшная несправедливость, и она исправляется при полном нашем участии и одобрении. Плюш извратил мой фокус с ладошкой — заявил, что будет лупить без предупреждений сразу в рожу. Кто получит, с того монета, увернётся — платит Плюш. Ну, я первый у него выиграл, под кулак локоть подставил. Он неделю одной левой обходился, а когда оклемался, получил вразрез — Заки у него сразу два шиллинга выиграл — один за то, что он не попал, второй за то, что сам пропустил.

Хотя и без перегибов обходились. Я припомнил школьную ещё забаву «чупас-совпад». Прячешь в кулаке монетки и говоришь «чупас». Если у пацана есть хоть одна монетка, съезжать не по-пацански. Достаёт свои монетки из кармашка, сколько сочтёт правильным и говорит «совпад». Если монет столько же, что и у тебя, всё — он выиграл и забирает денежки. Но это редко, обычно у кого монет больше, первым раскладывает их на ладошке, перебрасывает на тыльную сторону и, подбросив, ловит их, обязательно по одной. Те, что первый не поймал, кидает второй. Но у нас многие быстро достигли такой ловкости, что второму нечего ловить.

А у кого не получается, развлекаются, как ранее наказывались — с чурочкой на голове — так можно хоть вдесятером играть. Только сразу договариваются, как будут играть — просто стоя, стоя на одной ноге, на коленках, лёжа, в упоре лёжа… все варианты и не перечислишь. Или стоять на чурочке, то есть на дощечке, которая на чурочке, на качающейся палубе и, особый писк — с чурочкой на голове.

Все эти радости — лишь дополнение к нашей обязательной программе — тесту на психологическую устойчивость. Никаких издевательств, но… Новичков встречают изощрённым запугиванием — жуткие легенды, внезапные вводные, не решаемые задачи, «болевые» пари для проверки на «вшивость». И… «сколько раз ты поднимешься с палубы, деточка?» Дети ломались и, размазывая слёзы, уползали в аутсайдеры, к дедушкам.

Вот тоже непонятная мне с детства хрень — почему все педагоги твердят о равенстве? Ставят разные оценки, упражняются в остроумии, но «все равны» — не обсуждаемая догма. Ведь тогда единственная возможность возвыситься — это унизить кого-то, всё воспринимается в сравнении. А возвыситься — это ж потребность, дети растут, «возвышаются». И мы сделали всё, чтобы наши ребята стали элитой, чтобы все их считали, и они считали себя элитой. Элитой, пригодной к психологическому форсированию.

***

Мы не покидали «Бродягу». Но ватажные ребята встречались с нами регулярно. Командор, учитывая собственный наш опыт, не мог допустить даже намёка на возможность сговора пацанят и моряков — не хотелось терять корабли. Во-первых, устроил ротацию ватаг по экипажам. Сыч легко выдал ему «бессистемный» порядок. По две ватаги разом, чтоб на двух шлюпках, то есть наперегонки — атаману победителей монета, проигравшим по пятёрке линьков. Во-вторых, «разрешил» принимать в ватагу ребят. Маленький Бони, оставшись с четвёркой мальчат, крепко задумался и припомнил всех «безватажных». У него и в трюме был неплохой авторитет, а хорошая память была всегда. Взвесив кандидатуры на «весах своего сердца», отважный юный менеджер отправился к Командору. Руда, выслушав аргументы, «посомневался», конечно, и позволил забрать парня, но «только в этот раз» и временно, по результатам. Прецедент был создан, а он даже для преступников английских — закон. Ведь слово Командора дороже золота — бесценно, как удар кортиком.

Сразу получили кучу плюсиков. Если моряки и попытались бы говорить с ребятами на скользкие темы, их бы сразу же сдали — пацаны на совместных вахтах из шкуры вон лезли, чтобы показать себя атаманам. Попав в новую ватагу, парни выкладывались до звона при заинтересованном участии своих товарищей — важно было быстрее перестать считаться новичком. Пацаны светились счастьем… э… пока до них не доходило, что на свете счастья нет, как нет справедливости.

Мало того, что кто-то совсем не сдирает ладошки о вёсла, они ещё и вооружены. И вон какая у них роба… и пояса… Господи, даже башмаки особые — «ботинки»! И монеты в карманах. Они не высказывают пренебрежения, но весь их уверенный вид, полуулыбки, взгляды вскользь и мимо — они видят только своих… остальные для них — никто! И все их боятся, даже атаманы опускают глаза… и как это терпит Командор? Но если терпит, значит — так надо? Может, решиться, рискнуть — они принимают всех… но страшно — ребята знакомы с аутсайдерами нашей компании по своему вневатажному существованию.

***

Ну конечно, Командор долго терпеть не стал. Он не трус, наш лидер. Его сомнениям с терзаниями и нашему балагану «на отдыхе» сроку было дано всего трое суток. Руда решился — он принял как данность, что мы вне контроля. И жизнь его, и жизни всех отныне зависят от наших решений. Не то, что он видел в нас злодеев, напротив… В наших руках жизни всех? Отлично! Обозвал штрафниками и поставил задачу — принять бой насмерть и победить. Или хотя бы дать остальным возможность удрать.

Наши ребятки вовсе не пялили глазки с открытыми варежками — будто ждали такого или подобного решения уже давно… и, наконец, дождались! Уже утром следующего дня ребятки щеголяли вышитыми на робе буквами SC вдобавок к смайликам — «улыбке Джека». А мы с Плюшем сообразили — «догадался проклятый, всегда был смышлён!» И нагло заявили, что отныне штрафники вообще неприкасаемы — никаких линьков, зарежем на…! И никаких вахт, лишь на авралы отвлечёмся, так и быть — вот такие занятые.

Командор как-то неожиданно легко согласился, даже не буркнул своё обычное «подумаю». Действительно, хера ль тут думать??? Поняли мы, во-первых, что ребятки наши действительно смертники, а, во-вторых, что не надеется он ни на что! Руда, да все они, просто «делали, как должно, и будь, что будет». Вернее, ничего хорошего не будет! Мы с Плюшем понимающе переглянулись — вот почему они так относятся к мальчишкам — как к мертвецам. А дети это чувствуют чётко, и поэтому делают шаг навстречу смерти, драться за свои жизни. С нами больно, тяжело и страшно, как обещал им Командор, и он, обозвав нас смертниками, просто выполнил обещание. Ребята всерьёз вознамерились стать сильнее десятка любых солдат, и с мотивацией проблем не было.

Мы не тратили времени на уговоры — в новорожденную SC сразу после её учреждения и объявления задачи вступили два десятка парней, и Бони Маленький! С разрешения Командора оставил на ватаге заместителя, а сам…

— Я тоже пока, — объяснил он своё решение. Угу, хочу погибнуть эсцесовцем, блин!