часть 2 глава 5

Старший Брукнер опустил взгляд. Странное положение, в котором он оказался после того как Радомир открыл ему свою тайну сильно угнетало его и раньше, сейчас же, в эту самую минуту Карел и вовсе чувствовал, что оно было критическим.

Помнится, писатель, используя весь имеющийся у него такт и талант, потратил целый день на то, чтобы в доступной форме подготовить Войтеха и его жену Итку к принятию того факта, что их ребенок является их же далеким предком. К счастью финал той беседы пришелся на два часа ночи и перевозбужденные дети, выпившие все успокоительные лекарства его дома, не решились мчаться в Прагу за психиатром — спасать ребенка или изолировать от общества спятившего деда. Когда накал достиг своего апогея, положение спас сам Радомир. За полчаса, используя рассказы и истории из жизни своих родителей, о которых, как они думали, не знал никто, он заставил Войтеха и Итку поверить в переселение душ. Используя парализовавший родителей ступор, малыш тут же разъяснил им несомненные выгоды материального характера, которые ожидают их семью в ближайшее время. Услышав это, Итка и Войтех переглянулись, напряжение в их фигурах заметно спало, и они задышали свободнее.

Еще больше у них отлегло от сердца, когда Радомир уведомил о том, что все нюансы этого семейного бизнеса будут тянуть не они, а уже введенный в курс дела дедушка Карел. По всему выходило, что теперь им вообще не о чем было безпокоиться, разве что о том, как правильно легализовать тот поток денег, который хлынет в их семейный бюджет в ближайшие полгода.

Все случилось так, как говорил Радомир, обещанные деньги потекли рекой. Окрыленные этим шансом судьбы Войтех и Итка тут же решили и сами заняться бизнесом. Они открыли частную контору по поддержке фермеров. Супруга Карела Элишка всегда жила какой-то своей, обособленной жизнью, а потому в узком кругу семьи было решено не посвящать ее глубоко в дело Радо. Узнав о том, что муж плотно занимается образованием младшего внука, а родители полностью сосредоточились на таланте молодчины Матуса, Элишка Брукнер, страстно любящая старшего внука, то и дело ездила на концерты и выступления с его участием, все больше избегая контакта с мужем и Радомиром.

А что же сам Карел? О, как уже говорилось выше, тут все было весьма непросто. Из-за постоянного пресса поступающей от Радо информации жизнь маститого чешского писателя неудержимо двигалась к состоянию, близкому к отчаянию.

Взять хотя бы сегодняшний день. Мало того, что ему пришлось безотрывно смотреть эти шокирующие видеозаписи из Беларуси, так ко всему этому внук …или все же прадед, черт, тут на самом деле можно свихнуться! Так вот Радомир после всего этого вдруг стал фонить странным, неприятным возбуждением. Он наотрез отказался пойти прогуляться и не захотел есть. С большим трудом Карел уговорил его попить чаю и сменить канал ТВ. После недолгих споров сошлись на нейтральной научно-популярной передаче о природе.

О, если бы старший Брукнер только мог знать, что за безумный ветер поймают паруса его внука в те самые злополучные минуты, пока дед отлучился, чтобы включить чайник. Телепередача жестко привязала внимание Радо к экрану телевизора. Там рассказывали о процессах, происходящих в телах умирающих животных. Светила танатологии[1] с увлечением повествовали о том, что все живые клетки на земле имеют своеобразную красную кнопку, после «нажатия» которой в теле животного или человека начинаются необратимые и быстрые процессы, гарантированно ведущие к смерти.

«Это часть самозащиты нашего организма. — С равнодушным холодком в голосе вещал какой-то темноволосый мужчина в белом, лабораторном халате. — Проще говоря, — продолжал он, — если какая-то клетка будет заражена вирусом, или по каким-то другим причинам она не будет видеть спасения, понимая при этом, что может стать угрозой всему организму, она тут же «жмет на кнопку» или, говоря проще, решает умереть. Точно также, локализуя очаг опасности, погибают все клетки, что находились рядом и были повреждены или заражены. Происходит так называемое «Коллективное самоубийство клеток»»…

— Природа. — Жадно вслушиваясь в это, глухо сказал Радомир. — Сотни миллионов лет в ней все урегулировано и понятно. Вот тебе и подсказка.

— Ты о чем это? — ставя на журнальный столик чашку чаю и блюдце с круасанами, попытался изобразить на растерянном лице подобие улыбки Карел.

— Это выход, — задумчиво заключил малыш, — единственный выход.

— Выход куда? — усаживаясь рядом, и близоруко щурясь на экран, старался вникнуть в тему дед.

— Куда? — страшно улыбнулся малыш Радомир. — Туда, Карел, откуда в этот раз мне вернуться не получится. Только не бледней и не вздумай схватить удар. Знаешь что, дедушка, лучше выпей-ка ты сразу свои таблетки. Сегодня надо быть здоровым. По крайней мере, вначале, пока не придет помощница…

Карел послушно встал, подошел к комоду. Выстрелив из початого блистера сразу две таблетки, он налил себе стакан воды, проглотил лекарства и вернулся на диван к внуку.

— Вот и хорошо, дедушка, не помирай! — развязно подмигнул ему Радо, на лице которого сияло какое-то странное просветление. — Надо действовать быстро, — продолжил он, — причем нельзя рисковать другими. Это должен делать один, обязательно очень опытный Водивый, прочим в такую проводку нечего даже соваться…

Радо смерил взглядом Карела:

— Мне очень нравится, что ты пока молчишь, мой дорогой потомок, — сказал малыш мягче, — правильно и делаешь. Для тебя сейчас гораздо полезнее слушать.

Я все ломал себе голову, как и где бы мне добрать недостающих сил в этом непростом провождении и тут …природа. Она мне подсказала выход.

Карел, души этих людей обязательно надо вернуть. Раньше Проводники делали подобное, в дни великих битв. Волхвы уводили души воев на малый круг без их восхождения на мост. На это требуется много сил, потому что ведун должен быть с ведомыми до конца. Из-за той черты уже не вернуться назад. Это та же клетка в организме, понимаешь? Так работает механизм жертвенности, Карел, это установила природа.

— Какая природа?! — не в силах больше молчать, вскричал старший Брукнер. — Что ты несешь, Радо? …Что?! Что я скажу Войтеху?! Остальным? Как я буду жить с этим...?!

— Вот оно что? — холодно, с укором глядя в лицо деда, заметил малыш. — Все о себе думаешь? А ты знаешь, почему кошка, которая панически боится огня, может прыгнуть за котенком в горящий дом?

— При чем тут это? — не понял ошарашенный ситуацией Карел.

— Подумай, — настаивал Радо, — я жду ответа.

— Да как я могу? — судорожно соображал дед, но перехватив упрямый взгляд внука, вдруг понял, что это, может быть, его единственный шанс заболтать Радомира, потянуть время. — Ну, …возможно это ее кровь, ее ребенок, — сдержанно предположил он.

— Хм, — грустно улыбнулся малыш, — ты сказал то, что очевидно, наверху. В старину говорили: «То, что лежит сверху — доступно и понятно, потому это и называется — ложь. Гляди глубже и познаешь правду». А правда, Карел, тут в том, что в определенных условиях кошка запросто бросится в огонь даже за чужим котенком. Это тоже программа природы. У кошки просто нет времени на осознание всего того, чем это может грозить, а так же на то, чтобы взвесить все шансы котенка на спасение. У нее самой шансов уцелеть немногим больше, но, уверен, она бросится, даже если у нее не будет шансов совсем. У Природы масса готовых программ на подобные случаи.

— Но почему? — не в силах скрыть трясущихся рук, развел их в стороны Карел.

— Я же тебе говорил — так устроен механизм жертвенности, — снова тяжко вздохнул малыш и тут же добавил, — я запускаю механизм своих клеток…

— Ты с ума сошел! — вскочил дед. — Это невозможно!

— Ты забыл, с кем ты говоришь, — снисходительно улыбнулся Радо. — Я уже не раз приходил и уходил в этот мир и делал это, когда мне это было надо. Это еще и отсылка к нашему с тобой старому разговору о том, почему страшно болеют и умирают невинные дети. Теперь, наверное, ты понимаешь почему. …Безсмысленно хвататься за сердце, дедушка. Чтобы ты мне не говорил, «кнопка» уже нажата и пути назад нет.

— Это невозможно, — одними губами повторил как заклятие Карел.

— Скоро ты увидишь, что возможно, а что нет, — ответил Радо. — Пойми, другого пути нет. Тело, что не будет связано нитью с душой, отдаст много больше энергии тому, кто перейдет за черту и пойдет выполнять эту непростую миссию, а выполнить ее надо обязательно. Кто-то же должен указать свободным Душам путь? Вывести их в нужное место по малому кругу.

Лишь единицы успеют вернуться в свое или чужое тело. Другие, пройдя за мной, воплотятся позже, но уже с четким пониманием того, что нельзя повторять ошибки прошлого. Все то, что мы видели сегодня, не должно повториться. Эти освободившиеся души воплотятся снова и придут с теми, кого направили сюда специально для этого времени, понимаешь? Души будут «общаться» на пути сюда, и потому придет целое поколение тех, кто будет на подсознании понимать, что привело всех нас к этим проблемам. Тем, у кого оборвали жизненную нить, оставляют много воспоминаний. На подсознании они будут готовы к переменам, которые сейчас нужны всем людям на Земле, не только в Минске. Время требует этого. Зерно, брошенное в готовую почву, прорастает быстрее. В будущем те, кто не смог совершить перемены сейчас, сами того не понимая, будут заодно с новым поколением, сейчас же этого взаимопонимания нет.

Я все думал, зачем я очутился именно здесь? Какой был смысл в том, что меня воплотили так странно, да еще и в это время? Это был тупик, я не знал, что мне делать. Пришлось идти на крайности — открыться тебе.

Карел встрепенулся. У него снова появилась возможность затянуть разговор, увести его в сторону:

— Воплотили? — оживился он. — Ты ведь говорил, что это сам решил воплотиться сейчас.

Радомир устало улыбнулся:

— Ты так ничего и не понял, — вздохнув, ответил он. — Там, в тех мирах, все не так, как здесь. Оказавшись и существуя там, ты если и помнишь о том, что такое совесть, горе, радость и так далее, то очень отдаленно. Что там? Даже здесь, в разные эпохи, эти понятия включают в себя такие же разные определения. Там же ты вообще слабо понимаешь, что все это такое. Ты заявляешь предкам готовность помочь своему роду и просишь воплотить себя в то время, когда твоя помощь будет на самом деле необходима. Они все взвешивают и отправляют тебя в явный мир. Проявляешься полный планов и сил решить все проблемы своего рода, а тут… Всегда сюрпризы…

Сегодня, Карел, я словно прозрел. Стоит признать, они точно знали кого сюда, к вам, послать и для чего. Не хмурься, дед, и не кради напрасно мое время, пытаясь меня заболтать. Мои часы уже тикают, клетки меня услышали. Беги к соседям, зови Девану и, только ради всего хорошего, ничего не объясняй ей по пути…

Девана вернулась на рассвете. Накануне никто особенно не удивился тому, что вечером позвонил их сосед из Хлистовице — Карел и попросил помощи пани Радчени. Подобное бывало и раньше. Даже те, кто крутился вокруг этого странного бизнеса, знали, что когда Радо предстояла по-настоящему серьезная задача, он всегда прибегал к помощи пани из конкурирующей фирмы.

В эту ночь в доме Деваны спать легли поздно — обсуждали события на Родине. Долгие посиделки серьезно сдвинули заведенный здесь, обычно ранний подъем. Просыпаться начали в районе часа по полудню, и первым поднялся Сорокин. Его возня на кухне разбудила Марадова, который, шлепая босыми ногами по коридору, попутно постучал в дверь Велесова. К моменту, когда завтрак был готов, сделали погромче телевизор и стали дожидаться Светлану.

Она не торопилась — долго возилась в душе и упрямо отказывалась идти завтракать, отшучиваясь тем, что всех беременных с утра мутит и, особенно, когда в доме сильно пахнет едой. Необычно капризную женщину все же как-то уговорили поесть и без четверти два к радости изголодавшихся мужчин, вся компания наконец-то расселась за столом.

Разговор откровенно не клеился, а в момент, когда Геня стал разливать по чашкам чай, Девана вдруг нервно дернулась, звучно бросила ложку на стол и, спрятавшись в ладони, заплакала.

Мужчины непонимающе переглянулись. Подобное поведение никак не соотносилось со Светланой. Марадов, на правах отца будущего ребенка, решил пролить свет на странное поведение близкого ему человека и осторожно спросил:

— Свет, может, …не надо было тебе вчера…? Понятно, что скоро тебе вообще нельзя будет практиковать какое-то время, но мы же не голодаем. Зачем так напрягаться? Деньги-то есть. Сама говорила, что мы вполне даже можем перебраться отсюда туда, где потеплее. Даже домики показывала в Португалии и на Кипре…

Светлана, продолжая прятаться в ладонях, горько вздохнула и ответила:

— Радику надо было помочь и деньги тут не при чем.

Марадона хотел спросить что-то еще, но в этот момент Девана убрала руки от лица и, отмотав от рулона бумажное полотенце, стала вытирать мокрые от слез щеки.

— Все верно, — продолжила она, — нам надо уезжать — срочно продавать дом, машину и валить отсюда подальше...

— Мы думали — ты шутишь про Португалию, — осторожно вступил в разговор Велесов. — Свет, ты можешь нам объяснить — в чем дело? Что случилось такого страшного? Чем нам здесь плохо? Нет, не то чтобы мне было лениво куда-то перебираться, но надо же все взвесить. Неизвестно еще, как нас где-то там встретят, а здесь… Всю улицу пасут ребята из полиции. К нам никто не лезет, напротив, всячески оберегают, помогают если что. Наши дома и здесь и возле Брукнеров что-то вроде старинного костела — местная достопримечательность, которой власти крепко дорожат. Может, давай сейчас обойдемся без этого «я решила». Мы же команда. Думаю, в этой ситуации правильным будет посовещаться. Решение-то непростое. А, мужики? Что скажете?

Вместо отмалчивающихся Сорокина и Марадова, ответила сама Девана:

— С нашими деньгами и умениями мы без труда найдем себе другое теплое местечко. Слушок идет по земле — нигде не обидят. Только решение о продаже дома и машины не шутка. Придется договариваться с Клоканом и снова какое-то время пожить в его доме. О, — будто очнулась она, — чуть не забыла, хорошо, что ты напомнил. Касательно решения: нам надо сейчас же решить еще одно — пойдем мы на похороны или нет.

Марадона, замечая, что Светлана вот-вот снова взорвется слезами, аккуратно положил свою ладонь на холодную руку любимой женщины, а застывший с чайником в руках Геня вкрадчиво спросил:

— У Брукнеров кто-то умер?

— Умер, — коротко ответила Девана.

— Так что, — стал строить догадки Сорокин, — Карел вчера звонил, потому что кому-то было плохо? Элишке? Не мог же он сам для себя…

Светлана подняла руку и Геня умолк. Набравшись духу, дрожащим от волнения голосом Девана сказала:

— Сегодня утром умер Радомир.

Повисла звенящая тишина. Мужская часть «Boží panna» была шокирована услышанным. Геня, медленно поставив чайник на стол, отодвинул стул и сел. Марадов, глядя в лицо Деваны, пытался еще до ее объяснений понять, что же случилось в эту ночь, а Велесов, тупо глядя перед собой на столешницу, произнес:

— Странно, я спал спокойно. Он бы пришел ко мне, если бы была нужна помощь...

— Какая помощь? — отмахнулась Девана. — Ему вчера было не до тебя. Хотя, ты знаешь, мне кажется — придет еще и не раз. …Ох, ребята, понимаю, что нужно вам все рассказать, а как начать не знаю.

Он…, Радик, сразу знал, что не вернется, понимаете? Только не перебивайте! — снова предостерегающе подняла руку Светлана. — Я постараюсь сейчас все до вас довести, но только не с начала, нет, не с начала, — повторила она. — Если с начала я и сама запутаюсь, и вам заверну мозги…

Значит, так… Предыстория… Карел и Радомир вчера смотрели по телевизору то, что творилось в Минске. После этого Радик попросил деда вызвать меня. Если коротко — он решил провести через мост всех, кто перешагнул черту там, на проспекте.

Сразу замечу, это важно: с самого начала было решено, что поведет он один. Потом расскажу почему. Мне в начале вообще ничего толком не поясняли, а сама я редко лезу с вопросами. Сами понимаете: кого вести, сколько? Моя задача от этого сильно не меняется. Так и в этот раз — провод и провод, хотя Радик и сказал, что будет непривычно много свободных душ. Были и еще какие-то необычные мелочи, но я-то не знала, что он задумал!

Девана едва сдержалась, чтобы снова не заплакать, но взяла себя в руки и продолжила:

— Душ было больше двух сотен. Как он их тащил на мост! …Теперь понимаю, о чем он говорил раньше, помните? Когда спорили о принципиальной разнице между опытным, осознанным Проводником и тем, кто только начинает этот путь. Множество его воплощений позволяют просто брать людей за руки и тянуть на насыпь. Хотя и это, конечно, адский труд. Я сразу стала что-то подозревать. Было видно, что он скорее умрет, чем остановится.

Вымоталась и я, это понятно. Собралась выходить, смотрю на него — чуть держится на ногах, едва дышит. Говорю: «Отправляй их, Радик. Мне надо выходить. Не могу больше держаться. Сам-то в силах выбраться?» А он повернулся и, вместо того, чтобы вести души на другую сторону, развернул их и повел по дороге, от моста, обратно...

— Как это? — не удержался Велесов. — Не с насыпи? По дороге? Разве так можно?

— Можно, — снова усилием воли приводя свои эмоции в порядок, ответила Девана. — Это, оказывается, один из путей сюда, в этот мир, понимаешь? Я же говорю — у него опыт.

— Как это работает? — оживился Проводник.

— Как? — Горько произнесла женщина. — Я так и не узнала как — надо было уходить. У меня не было сил, кто ж знал, что он развернется? Сказал: «Прощай Девана» и повел души, а я — хлоп! Очнулась. Лежу. Измоталась. От усталости пошевелиться не могу, а рядом Карел на коленях стоит у кровати Радика и ревет, как …белуга. А Радик …остывает.

Я постепенно начинаю понимать, что произошло, поднялась как-то, шатает, говорю: «Давай спасать, звони медикам!», а Карел сквозь слезы: «Не помогут ему медики. Он решил уйти и ушел».

Я пыталась там что-то предпринять, дергалась — врач же. Ну как было стоять на месте? Передо мной умерший ребенок, здоровый ребенок, а помочь я ему не могу! Ну, завелась…

Сейчас вспоминаю — стыдно. Даже истерика получилась какая-то вялая. Наверное, из-за усталости. Или Карел ее остудил. Он, когда немного успокоился — пересказал весь их разговор и о том, что Радо задумал.

Боже, мне страшно представить — что Брукнер пережил за вчерашний день. В обед твой внук заявляет, что запускает в своих клетках механизм уничтожения жизни, говорит, что его предназначение — вернуть эти освободившиеся в Минске души на землю, заставляет тебя поверить во все это, а вечером, будучи здоровым, крепким ребенком умирает. Я не знаю, сюр какой-то...

Для чего и как он все это сделал, сейчас не имеет значения. Сделал! Это его решение и его дела, но вот как Карелу, да и нам теперь со всем этим жить?.. Представьте его ночной звонок своим, в Прагу. Это просто!..

Медики вскроют, проверят. Скажут родителям: «По неустановленным причинам становилось сердце», или что-то еще, но что будет с ними? А что в голове, в душе Карела? Что ему выскажут, когда приедут его дети, жена?..

Вы знаете, когда я уходила, вернее, он сам меня отправлял, Карел уже вызвал медиков и был спокойным, как камень. …А я сейчас маюсь — дожил ли он сам до утра? Ох, как представлю, что там сейчас происходит…

А еще — главное, мне это вот только пришло в голову: везде же по улице скрытые патрули. Что, если меня утром видели там? Что мне говорить, если спросят о том, что я там делала?..

Влад был подавлен, хотя и не раз сталкивался с подобным. Не только его, но и всю группу этот плановый звонок нового шефа поверг в депрессию. Обычно он просто вяло интересовался — как дела? то да се, а тут… этот «новопреставленный» (так в их группе именовали меж собой нового премьера) слету, вместо приветствия зло и ядовито врезал: «Что вы там себе думаете? Неплохо устроились. Хотел бы и я беззаботно проедать за границей казенные деньги...»

Гневный, кислотный спич продолжался долго. Премьер говорил умело, профессионально — так, как это умеют делать только аппаратные чиновники и те «энтузиасты», что у них учатся «руководить». Сейчас было модно — «ровнять» подобным образом подчиненных, модно с самой головы донизу.

«Вообще, — слушая все это, рассуждал про себя Влад, — для того чтобы занять такое высокое кресло с портфелем, в нашем государстве подобный персонаж даже не должен иметь знаний или образования в вверенной ему области. Достаточно уметь делать только две вещи: первое — даже во сне не иметь собственного мнения и всячески выражать свою преданность существующей системе; второе — вот так же, как наш «новопреставленный», уметь уничтожать подобными выволочками одного-двух человек в неделю. Делать это следует даже просто так — для профилактики, чтобы не потерять форму.

Они — аппаратчики, конечно же, уверены в том, что подобными штуками стимулируют подчиненных к работе, что называется — приводят в движение шестеренки отлаженного страхом механизма управления, но самом на деле…

На самом деле каждый, кому дают испить подобного эмоционального стрихнина, (стоит только убрать угрозу уголовной ответственности), легко при первой же встрече придушил бы такое «Его высокопревосходительство» не чувствуя ни малейших угрызений совести. Но, к сожалению, приходится признать — система защищается, защищается агрессивно, и поэтому всё, что мы можем сделать, это мысленно послать это «превосходительство» на…»

— Что случилось, Роман Александрович? — едва не произнеся вслух этот популярный адрес отправления чиновников в пеший секс-тур, ласково и угодливо поинтересовался Влад в ответ. — Мы что-то упустили?

— Пишите, — чуть смягчаясь, ответил шеф, — селение Хлистовице. Дом Карела Брукнера. Его любой покажет, он человек известный.

— Что там? — замерев в изготовке над бумажкой, поинтересовался Кецко.

— Это адрес двух чешских групп Проводников — «Boží panna» и «Starý Vodič».

— Групп? — неподдельно удивился Влад.

— Да групп, но в каждой группе водит только один Проводник, остальные обеспечение, — сдержанно пояснил шеф и не преминул ядовито добавить, — вся Европа о них знает, а вы там в шапку спите.

— Но, Роман Александрович, — так, словно премьер его видит, пожал плечами Кецко, — в последний раз нас инструктировали, что искать нужно только наших — белорусов. Да и мы уже практически нашли их…

Шеф шумно вздохнул в трубку:

— Время, Кецко, нас торопит время. Найдите контакт и очень осторожно начинайте переговоры. По нашим данным у них там конвейер. Это для нас хорошо, не думаю, что будут сложности. Узнайте — сколько это будет стоить. А еще у меня к вам второй — главный вопрос: новости смотрите?

— Смотрим.

— Тогда должны понимать, куда дует ветер, а еще, кого и куда ведут сейчас горе-советники таким …непростым путем. Думайте, Влад, думайте. Раз посажен самолет «Ryanair», раз случилось вчерашнее и многое другое, надеюсь, вы понимаете, что все это шаги к пропасти? Тот, кого к ней упорно толкают — глуп, стар и слеп. Так или иначе, он скоро в нее упадет! Те, кому дано ставить подобных исполнителей на это место, быстро покумекают и поменяют персонажа. …Соображайте, пока есть время, хотите ли вы и дальше быть нужными?

Мне вашу группу передали лично, ручались, что вы специалисты. Так докажите, что вы на что-то годны. Помните, нашего «слепого» надо будет вести срочно и так, чтобы оборвать все его нити к родным и тем специалистам, что вели его до сих пор. Все его пути там, за порогом, должны быть обрезаны начисто. Надеюсь, наш агент-переводчик после стычки на стоянке поправился? Здесь надо будет все его умение. Сразу обрисуйте чешским Проводникам объем работ и, повторяю, узнайте цену. Влад, вы ведь понимаете кто этот «слепой»?

— М-г, — прогудел Кецко в нос.

— Работайте, …и думайте. — Напирал премьер. — Повторюсь: «слепые» могут творить всякий бред, но их постоянно меняют, а та сила, что их ставит их на это место остается. Старайтесь быть ей полезными.

Все, мы уже долго болтаем. Думаю, что вы все поняли. Как только будет результат, сразу дайте сообщение сюда, в Вайбер. Он целиком под контролем госбезопасности и МВД. Напишете что-то типа: «свяжитесь со мной». При первой же возможности я перезвоню. Это канал не слушают, мне гарантировали, по нему можно говорить. Все, отбой…

[1] Танатоло́гия (от др. — греч. θάνατος — смерть и λόγος — учение) — раздел теоретической и практической медицины, изучающий состояние организма в конечной стадии патологического процесса, динамику и механизмы умирания, непосредственные причины смерти, клинические, биохимические и морфологические проявления постепенного прекращения жизнедеятельности организма. Не следует путать данное понятие с Русской философской танатологией.