часть 1 глава 4

Через месяц Ивана забрали в армию и уже там, в Афганистане, на первом же году службы он и его товарищи почувствовали эту Силу. Как результат — ордена, медали и, одновременно, страх в глазах сослуживцев вперемежку с недоумением. В то время он, почувствовав свою разудалую неуязвимость, просто упивался этим — лез в разведку, в секреты, к черту в логово, всегда предпочитая рукопашную перестрелкам. Когда работа вражеского снайпера заставляла ребят из взвода падать на землю, Кругляка это только веселило. Он находил забавным звук звенящих в камнях снайперских пуль. Отчего-то сами они ему ничуть не вредили, постоянно попадая чуть дальше или ближе Кругляка, а вот выбитые из скал, острые, как бритва осколки камня оставили на щеке, шее и плече Ивана заметные шрамы.

После войны Ваня вернулся в колхоз и устроился в лесное хозяйство. Встретил Галю и уже намерился жениться, но в один из летних вечеров, собираясь на свидание со своей возлюбленной, он увидел у своего дома знакомую с детства бежевую «Ладу» из Заславля.

Иван с трудом вспомнил имя своего гостя, а тот, напротив, коротко и обстоятельно рассказал Кругляку то, что тот пережил за эти годы так, будто сам всё это видел. Другой бы удивился, но Иван уже знал, что за персонаж перед ним: на похоронах матери он, дядя Коля, только махнул рукой и все односельчане, что шли за машиной с гробом, вдруг повернулись и отправились по домам, будто так и надо. На кладбище Николай Анисимович проделал то же самое с мужиками, что копали яму и ждали с рушниками, чтобы опустить покойницу. Даже водитель ГАЗика ушел с ними далеко за ограждение и курил там, пока дядя Коля не позвал их обратно.

Сам обряд, что маг Теребеж провел у гроба матери, как и было обещано — исчез из памяти Ивана. Николай Анисимович говорил тогда: «Ты всё это потом еще не раз увидишь, но помнить это в отношении матери тебе не нужно. Начнут негожие, любопытные люди с вопросами лезть, а ты и не помнишь, не знаешь ничего».

В тот памятный вечер приезда Николая Анисимовича Кругляк очень спешил к Гале, но! Дядю Колю это мало волновало. Было сказано безапелляционно, что заславский гость имеет к Ване какой-то очень серьезный разговор. Пришлось спешившему на свидание Ивану открыть карты.

Николай Анисимович выслушал это спокойно, а потом попросил провести его до машины. Возле нее он, открыв дверь, вдруг обернулся и сказал: «Не ту ты девицу выбрал, парень, ну да сердцу, как говорится, не прикажешь. Она не из наших. Это значит, что твой потомок не сможет быть ни Проводником, ни Деваной. Трудно ей будет зачать от тебя, почти невозможно. Простому человеку тяжко носить такое семя но! Если ты решил и другой жены себе не видишь — бери эту. А как захотите родить потомство — звони мне, вот номер».

Дядя Коля достал из кармана аккуратно сложенный листок. «Не потеряй, — напутствовал он, — с этой женщиной ты сможешь иметь только одного ребенка, да и то, если попить специальные травки».

Иван и Галя женились через четыре месяца, а по прошествии полутора лет, когда у них случился очередной домашний скандал, Иван в сердцах бухнул в стену кулаком и из-под телефонной полки ему под ноги выпал тот самый листок. Ярое сердце сразу утихло. Иван извинился перед Галей и с улыбкой добавил:

— Мы же ругаемся с тобой только потому, что у нас нет детей.

— Думаешь, я не знаю этого!? — Взрываясь слезами, ответила жена. — Будто ты сам меня по бабкам и докторам не возил! Не может их у нас быть, понятно тебе! Параскева сказала, что в тебе дурная сила сидит, нечистая. Ни бог, ни какое-то чудо нам не поможет.

— Ну-ну-ну, — обнял супругу Иван, — так уж и не поможет. Да и зачем богу докучать, пока люди сами могут с чем-то справиться? Видишь бумажка? Есть у меня человек, что обещал нам чудо…

Через два дня приехал Николай Анисимович. Насколько Галя на первых порах его боялась, настолько привязалась к старику за один вечер. Дядя Коля дал каждому из этой пары по стеклянному пузырьку с каким-то маслом, и приказал пить каждый день, по три-пять капель.

Переночевали, а назавтра к их двору подъехал белый Запорожец. Из него вышел смуглый, похожий на индейца мужчина… Так Иван познакомился с Олегом Марадовым — «Марадоной». Как выяснилось позже, в свой первый приезд, когда Кругляку по причине свидания не было времени поговорить с дядей Колей обстоятельно, Теребеж привез в Жидчу Геню Сорокина — третьего из этой в будущем сплоченной команды. Тот устроился работать к ним в Лесхоз, попал на другой участок, но, у дяди Коли был свой план.

Через неделю после того, как Галя и Иван допили масло, женщина вдруг почувствовала знаменитое «что-то не так». «Почему не так? — Вспоминая те дни, улыбался Ваня, — как раз всё так. Эдак к нам пришел наш Мишка».

Галя, обретшая счастье материнства, дала слово дяде Коле молчать и не лезть в дела мужа. Женщина Ване попалась достойная и слово свое держала. Конечно, временами тихо плакала в подушку, как в ту ночь, когда в лесу подстрелили Геню и Галя узнала, что Иван был там же. Всё, что она сказала мужу на утро было:

— Отец, ты сам как хочешь, но Мишку береги. Вон как тянется за вами, везде следом ходит. Что вы там делаете — ваше дело, мужики же, что с вас взять, а он у нас один, других не будет.

Мишка… Да разве ж Иван не понимал? Этот парнишка был даже не частичка, это добрая половина его сердца. Рос мужиком. Дедовские и батины столярные цацки из рук не выпускал. Его одноклассники вон с телефонами, смартфонами, ноутбуками, а этот то в столярке, то с мотоциклом возится, то с машинами. Учится хорошо. Уроки делает одной левой. Портфель под стол и за отцом в лес. Что за голова? Откуда в ней столько разумного, правильного? Иван в его годы был дундук дундуком.

Вон он. Знает, что батька после обеда собрался на дальние луга ехать — забрать стожок прошлогоднего сена. Чтобы старик не забыл сына, малой вчера весь вечер мозолил бате глаза — ковырялся с двигателем машины. И сегодня он путался под ногами Ивана перед отъездом. Отец подождал, когда сын поест и переоденется.

— А уроки? — Притворно насупил брови отец, видя, как натягивая на ходу рабочую куртку выбежал из хаты Мишка.

— Батя, апрель же, мы уже доучиваемся.

— Попрут тебя со школы — доучишься, — садясь в машину, гундел батя.

— Не попрут, — выдохнул, вскочив в Ниву Мишка, — а попрут, в Лесхозе работа найдется.

— Твою ж… телегу! А на кой мы с матерью упираемся? — Завел старую песню Иван, выруливая на дорогу. — Чтобы ты всю жизнь как я сучки в лесу обрубал?

— На сучках, пап, на такой дом, две машины, прицеп и прочее не заработаешь. Подрасту — пристроишь меня к вашему делу?

— Чего?! — Старший Кругляк с трудом удержался, чтобы не дать по тормозам. — Не надо тебе…, рано еще в это соваться, понял?

— Но говорили же…

— Что говорили? Что Девана пошлет знак, когда тебе можно будет давать знания, а пока, сам слышал, сказано учиться в школе. И этим знаниям не помешает быть у тебя в голове, так ведь было сказано? Значит пока рано лезть в серьезное дело.

Помогаешь по хозяйству — спасибо тебе. Моя опора во всем — честь и хвала! А остальное… Придет еще и твое время, сынок, — добавил Иван мягче. — Не беги по жизни, не надо. Она и так несется, как… И не увидишь, как сам будешь с сыном на сенокос ездить…

— Ты же только что сказал, что нечего мне в Лесхозе делать, — недовольно буркнул Мишка. — Да и сено возить скоро будет незачем. Коров в деревне осталось всего четыре штуки. А было? Штук семьдесят? Сам же мне говорил. Телек смотришь — интересно: коров всё меньше, а молока в магазине не убавляется? Чего так, а, бать?

Кругляк старший пожал плечами:

— А черт их знает, что они там и из какой химии мутят. Но нам-то с тобой до колхозных коров дела нет. Своя есть и хорошо. А еще кони. Их до молодой травы кормить чем-то надо, скотине на заправке полные баки не накачаешь.

— Бать, — вспомнил вдруг Мишка, — я сегодня из школы видел… По деревне джипы ехали. Черные, красивые! Аж четыре штуки. Вот бы нам такой…

— Джипы? — Сдвинул брови Иван. — Куда ехали?

— У Правления стояли.

— Ну не тяни! — Не выдержал отец. — Что я тебе всегда говорю?

— Замечать всё необычное и сразу докладывать тебе, — с готовностью ответил Мишка.

— И…

— Я на уроке сидел, — стал тот оправдываться, — что, надо было убегать с геометрии?

— Нет, не надо! — Злился в нетерпении отец. — Расскажи толком.

— Постояли возле Правления, а потом развернулись и двинули куда-то к Лесхозу.

— Наверное, — насупившись, стал гадать Иван, — опять какие-нибудь менты или ГБшники. Вот же зараза. Государством поставлены закон блюсти, и все, как один, первыми этот закон и нарушают. То им пострелять надо, когда охоты нет, то подавай им рыбу мешками, когда нерест, черт бы их всех побрал!..

Кругляки свернули на дорогу к Лесхозу. За конторой начиналась гравейка. Там вдоль канав, через лесок и за болотцем — прошлогодние копны. Иван добавил газу, но вдруг увидел у калитки Лесхоза своего начальника — Филиппова, поднявшего руку и явно желающего поговорить. Иван остановил машину и только тут заметил за углом конторы черный джип.

— Чего, Дмитрич? — Опуская стекло, поинтересовался старший Кругляк.

— Привет, Вань, — как-то странно гримасничая, заглянул в салон руководитель, — Здорова, Мишка. Слушай, Степаныч, зайди в контору.

— Ты ж меня отпустил, — стал упираться Кругляк. — Сам же дал полдня, когда ж я успею?

— Слово даю, что отпущу на сколько тебе будет надо, только ты зайди.

— А в чем дело?

— Да, приехали какие-то… из Минска. Расспрашивают, документы трясут. Просили позвонить тебе и вызвать на работу. Официально ж я тебя не отпускал? — Осторожно шепнул начальник. — Я вышел сюда, чтоб не слышали, о чем мы с тобой будем говорить, только достал телефон, смотрю, а ты едешь…

— Может, на повышение пойду? — Нахмурившись, попытался пошутить Иван и вышел из машины.

— Вроде ГБшники, — понизив голос, кивнул на джип Филиппов.

— А удостоверения показывали?

— Показывали, — закивал начальник, — думаешь, я всматривался?

— Твою ж мать! — Выругался недовольный Кругляк. — Ща заметут, а ты и знать не будешь кто.

— Кого заметут? — Округлил глаза Филиппов.

— Меня, кого.

— Ты что, сдурел? За что?

— Откуда я знаю? — Бросил Иван на сидение ключи от машины. — Ладно, пошли, там разберемся. Это ж не 1937-й ей богу…

В кабинете Филиппова сидели трое. Смотрели уверенно и зло. Чувствовали себя хозяевами. Иван сделал шаг за порог и, оставив дверь открытой, стал к ней вполоборота, чтобы иметь вариант отхода.

— Я Кругляк, — понизив голос, сказал он. — Начальник говорит, что вы меня хотели видеть?

— Проходите, Иван Степанович, — пригласил тот, что сидел у окна.

Иван остался на месте:

— Пока еще мой работодатель Филиппов и государство. — Сухо ответил он. — Это кабинет моего начальника. Я не знаю, кто вы такие, и почему здесь командуете…

— Мы не командуем, — развел руками «дядя» у окна, — мы приглашаем.

— Хорошо, — продолжал упорствовать Иван, — тогда скажите, кто вы такие? Зачем приглашаете меня в кабинет Сергея Валериановича, а его самого выставляете на улицу?

Справа от Ивана резко подался вперед один из джиперов, но их главный, у окна, сделал ему знак успокоиться.

— Мы его не выгоняли, просто попросили не мешать разговору. — Умиротворенно продолжил «дядя». — Хотели бы задать вам пару вопросов.

— Что за вопросы? — Заметно напрягся Иван. — Задавайте. Только скажите, наконец, кто вы такие? Удостоверение хотя бы покажите...

«Дядя» полез во внутренний карман. Замечая возникшее напряжение в фигуре Кругляка, он замедлился и очень осторожно достал удостоверение.

— Мы представляем госбезопасность, — открыл он всесильную книжечку. — Имеем желание узнать, что вы делали возле брошенного хутора, в лесу, в ночь на...

— А у меня тоже есть удостоверение, — вдруг оборвал Иван речь непрошенного гостя. Кругляк быстро полез в карман и, прежде чем подсидевшие Филиппова парни опомнились, достал телефон и набрал номер.

Судя по всему, на том конце ему ответили почти сразу же. — Привет, привет, — заговорил Иван Степанович, улыбаясь, — Константиныч, прости дорогой! Так вышло, что надо без вступлений, я по делу. Слушай, приехали какие-то ребята из вашей конторы, тычут в нос удостоверениями, пугают какими-то вопросами так, как будто я польский шпион. Это не твои шутки? …Да, серьезно говорю. Вон сидят. …А я откуда знаю? …Да не видел я фамилию! Что дать? А… Ну вот...

Кругляк неуверенно оторвал трубку от уха и протянул ее тому, кто пытался расспросить его о событиях, о которых Иван не имел никакого желания рассказывать.

Опешивший незнакомец взял сотовый и хрипло буркнул:

— Алло. …А кто вы такой? — В этот момент глаза казенного дяди стали заметно живее. — Я — Степанцов, из шестерки. Д-да. Так мы… Товарищ генерал, сота показала, что этот человек был вблизи. Вы же сами вчера подписали командировку нашей группы… Я же не виноват, что он… …Так откуда я знал? …Понимаю, жизнь вам спас, но нам-то что делать? …Что? Товарищ генерал, послать, еще не значит обрисовать какие-то конкретные действия. Что нам сейчас…? Что?.. Понял. Понял, есть…

«Дядя» встал, медленно подошел к Кругляку и отдал ему телефон.

— Поехали, — сухо бросил он своим бойцам и все трое, стараясь не задевать стоящего у двери Ивана, спокойно прошли в коридор и дальше на улицу. Через минуту там затарахтел двигатель Тойоты. Она выкатила на дорогу и, резко ускорившись, понеслась к деревне.

Кругляк вышел на порог и встретился взглядом с белым, как мел Филипповым.

— Ты что, подслушивал? — Хитро скосил Иван взгляд на своего начальника.

— Окно-то в коридоре отрыто, — развел тот руками, — не удержался. Но ты, Ваня! Ты… Ты крутой. Вот просто… Я б при них обос… ся, ей богу.

— Не пыли, — коротко ответил Кругляк. — Так что, ехать мне за сеном?

— Езжай, Ваня, — хлопал рыжими ресницами Филиппов, — больше ничего не надо… Бля, гадом буду, напьюсь сегодня, в стельку!

— Твое дело, — удаляясь, махнул рукой Иван.

Он сел в Ниву, забрал у Мишки ключи и запустив движок, медленно покатил в сторону канав…

Долго молчал старший Кругляк. Смотрел сердито вперед, да что-то себе в голове прикидывал. Как свернули к канавам, Иван набрал в легкие воздух, шумно выдохнул и негромко сказал:

— Мишка, сынок. Ты у меня уже парень взрослый и понимаешь, что дела вокруг бати закручиваются непростые.

— Догадываюсь, — буркнул себе под нос уязвленный сын, который совсем недавно как раз об этом и пытался завести с родителем беседу.

— Не злись на меня, сын, — деловито откашлявшись, продолжил отец, — дело мое…, и не только мое, оно…, как бы тебе сказать… Не просто опасное, а …смертельно опасное. Вот же, сказал и сам подумал — звучит это как-то казенно, не по-настоящему…

Понимаешь в чем тут суть, сынок: ты занимаешься этим, делаешь то, что можешь, но если напортачишь, то… Легко можно погибнуть или серьезно навредить себе так, что потом никогда уже не расхлебаешь. Но даже и это мелочь по сравнению с тем, как ты можешь подвести других людей. В общем…, зря я у дома тебе мозги парил, прости, сын. На самом деле пора тебя потихоньку к нам подтягивать.

Видя, как малый оживился от этих слов, Иван, стараясь смотреть на дорогу, легонько стукнул Мишку большим кулаком по колену:

— Не радуйся раньше времени. Вижу, как ты взыгрался. Пойми, сын, в этом деле не важно молод ты или стар, мужик или баба. Тут важно только полное доверие к товарищам и во всём молчок! Ну как тебе объяснить?

— Как у партизан? — Догадался Мишка.

— Как у партизан, — недовольно повторил за ним отец, — бери выше. Партизаны хоть и молодцы, а прятались от врагов. Мы же, получается, партизаны даже для своих, родных. Сейчас вишь, эти джипы? Плохо дело. Похоже подобрались, приезжают вон…

— Эти? — Кивнул в сторону Лесхоза Мишка.

— Эти, — безрадостно подтвердил отец. — Наглые черти, но хорошо, что уже засветились. А насуют по кустам соглядатаев и…, не заметишь.

Старший Кругляк тяжко вздохнул:

— То, чем мы будем заниматься, сынок, — нехотя начал он, — и то, чем батя живет ты, дай-то бог, года через три-четыре более-менее начнешь понимать. Там, поверь, раз от разу не всё так просто бывает даже для меня, но сейчас… Понимаешь, Мишка… Раз эти джипы нарисовались, за мной могут следить, а потянув за ниточку, после какой-нибудь моей малой оплошности, вытянут наверх всех и вся. Так нельзя. Это я к тому, что — первое: заруби себе на носу, и себя надо беречь, и других не подставлять.

Есть у нас и дела простые, вот их я пока и буду просить тебя выполнять. Это на первый взгляд мелкие поручения, но ты, это даже не совет, а приказ, выполняя их особо не умничай, хорошо? Не улучшай. Сказали сделать что-то — делай, но именно так, как сказали, а не так, как видишь это ты. Это важно. Вообще, на начальном этапе, — уточнил Иван, — чем меньше будешь знать, тем тебе же, в случае чего, легче получится выкрутиться, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Мишка. — Если такие, на джипах, сильно прижмут, то я и не знаю ничего. Просто исполнитель…

— Исполнитель, — повторил за ним отец и сдвинул брови. — Почему сразу «сильно прижмут»? Пока же до этого не дошло?.. И… Вообще не будет такого, понял? Это же обычное дело: сказал батя сходить — посмотреть, или принести, или проверить, ты пошел и сделал. Всё! Никакой самодеятельности и подвигов. Повторяю, это важно!

— Я и говорю — исполнитель, — надулся Мишка, которому, если честно, ужас как хотелось сразу же вникнуть в это тайное, страшное и очень интересное дело для взрослых...

Как ни торопился младший Кругляк быть полезным отцовскому делу, а первое по-настоящему серьезное поручение батя дал ему только через два дня. И надо же было так подгадать, в субботу! Когда у Мишки и днем в деревне были свои дела, и вечером в СДК[1] намечалась дискотека.

Официально, для матери, нужно было сходить на Дальнюю хату и к Браме — заменить старые аптечки на новые. На самом же деле отец отправил Мишку поразнюхать, посмотреть следы на предмет того — не шастают ли чужие у болот в связи с приездом два дня назад в лесхоз наглых джиперов.

Для того, чтобы успеть вернуться к дискотеке, проснуться Мишке пришлось рано. Мать, привыкшая к тому, что муж с детства таскал малого с собой по лесам, разумеется, ничего не знала о том, что этот выход для сына какой-то особенный. Все в округе были в курсе того, что у Кругляка и Гены Сорокина на участках всегда порядок и даже на брошенных хуторах есть припасы, спички и аптечки. Дрова нарублены, печи рабочие на тот случай, если кто-то из грибников или охотников заплутает. Во всяком случае, так Иван, Геня и, пока не уволился, гроза браконьеров «Марадона» об этом говорили своим женам и начальству.

Галина Дмитриевна много раз вот так же, как сейчас или даже по звонку мужа отправляла Мишку на Дальнюю хату или к Браме у болот. Она и сегодня быстренько накидала Мишке «термосок», поцеловала его в макушку и, как ни в чем не бывало, пошла заниматься хозяйством. Младший Кругляк подмигнул сидящему за столом бате, прихватил рюкзак с аптечками и мигом пропал со двора.

Внутри молодого парня всё клокотало и кипело. По его мнению, первое и главное препятствие было преодолено — мать и близко не заметила того, что Мишка идет в лес, аж на Дальнюю хату и Браму не просто так, а с секретным заданием. От того, что отец, наконец, выказал ему такое доверие, парнишке хотелось лететь туда птицей.

Само собой, в самом начале пути все отцовские инструкции по поводу того, что следует быть осторожным и что нужно делать, чтобы грамотно прочесать большую, заболоченную территорию, напрочь вылетели из молодой головы, но! Едва только окрыленный Мишка проскочил перелесок и пошел вдоль колхозного поля, как будто сам черт подставил ему подножку и тем самым включил его мозг. Земля после дождя была гладкая и скользкая. Кругляк так ухнул на пятую точку, что ему даже показалось, что по холодной, большой луже у которой он упал пошла волна. Было больно, но терпимо. Зато сразу прояснилось в голове, и вспомнились все отцовские наставления.

Младший Кругляк, не имея никакого желания шлепать в крутых берцах по раскисшей грязи низины, решил обойти ее по старой, заросшей дерном, лесной дороге. Отец, помня свое военное прошлое, всегда старался покупать взрослеющему Мишке хорошие армейские комплекты полевой формы. Младший Кругляк гордился и очень ценил эту заботу, хотя в качестве побочного эффекта получил за нее от завистливых сверстников кличку «Ваенны[2]».

Лес только на окраинах и полянах начинал жить весной. Внутри его всё еще было сыро и прохладно. Когда-то, как рассказывали старшие, еще в советские времена, по этой дороге ездили солдаты. Здесь нет вблизи ни одного полигона, но, несмотря на это, каждый год еще в брежневские и горбачевские времена постоянно проходили учения. Кто-то даже вспоминал, как видел своими глазами здоровенный МАЗ, который тащил через лес большую ракету.

С тех давних пор то ли от тягачей, то ли от гусениц танков здесь остались широкие, глубокие и заросшие травой рытвины, а кое-где еще и ямы, затопленные черной, затхлой водой.

Мишка прошел еще около ста метров и вдруг заметил нечто, чему немало удивился: на перекрестке двух лесных дорог зияла свежая колея! Ехал явно не УАЗик и не колхозные грузовики, следы которых Кругляк знал. Это было что-то с очень широкими, добротными колесами и вездеходным протектором.

Далее, через метров двести, эта машина без особого труда прошла через большую лужу, «значит, — подмечал детали Мишка, — подключен передок…»

За горкой, судя по следам, это авто развернулось и высадило не меньше троих человек. Все, кроме одного, были в армейских ботинках, причем одна пара имела протектор такой же, как у «Гарсингов» самого младшего Кругляка.

Натоптано вокруг было порядком, но, судя по отметинам, все пассажиры, опять же кроме одного, который был обут во что-то практически не имеющее отпечатка и носил обувь небольшого размера, уехали обратно, в сторону угодий Сорокина. Приметно малый след четко отпечатался в грязи шестью шагами вдоль дороги и пропадал где-то среди темного настила прошлогодней листвы и иглицы.

Хутор Дальняя хата был намного правее выбранного незнакомцем направления, поэтому Мишка, попетляв немного возле этого места и, не заметив больше ничего подозрительного, направился к первому обозначенному отцом пункту.

По пути он дважды пересек большой ручей и подошел к безымянной, заболоченной речушке, коих в этих местах по весне было много. После бури, случившейся в июле 2017 года, когда ветер натворил здесь немалых бед, через все эти водные преграды сами собой образовались нерукотворные мосты из толстых, старых выворотней. Тому, кто часто ходил здесь, не было особой надобности обсекать ветки, что торчали в разные стороны, а вот тем, кто сталкивался с подобным редко или вообще впервые, перебираться было непросто.

Кругляк сразу заметил на сосне, по которой собирался переходить, свежие, грязные полосы. Скользкая обувь незнакомца подвела хозяина; нога съехала, но человек не упал, успев схватиться за ближнюю ветку. След был тот же, что и у дороги. На другой стороне, в грязи, застыла четкая отметина небольшой ступни.

Мишка насторожился. На стволе осины, что росла у растопырившегося корня упавшего через реку дерева, на уровне пояса, виднелись засохшие пятна крови. Кто-то вытер здесь руку о кору. Кругляк решил вернуться. Он осторожно перебрался по стволу назад и вдруг увидел, что с тыльной его стороны, в районе тех самых, первых замеченных им следов, словно коровий рог торчал острый сук.

Вообще у подсыхающей сосны или ели ветки бывают очень острыми. Людская молва знала много случаев, когда легкомысленная невнимательность в лесу грозила людям посредством этих природных «шпаг» лишиться глаза или опасно впиться в шею. Похоже, тот кто поскользнулся здесь на влажном от сырости стволе, упал и что-то себе повредил. Крови было немного, и она имелась только на той стороне речки, значит, повреждения не серьезные. Скорее всего после падения чужак собрался с силами, перешел на другой берег, полез под одежду, нащупал скрытую рану и, испачкав руку кровью, вытер ладонь об осину. Далее следы снова пропадали. Мишка проверил всё вокруг в радиусе двадцати шагов и — ничего.

Время шло. Солнышко поднялось выше, просвечивая влажный, пока еще голый лес, а Кругляк, запутавшись в этих неведомо кем оставленных следах, пока еще не добрался даже до Дальней хаты. Он отставал от своего личного графика, а ведь надо было еще и добраться к Браме на болотах! До нее от Хаты километров шесть.

Решив оставить информацию о следах для обсуждения с отцом, Мишка взял курс на болота и серьезно прибавил шагу. Очень уж хотелось вернуться пораньше, до начала дискотеки, чтобы успеть сгонять в баню и помыться.

На подходе к первому из означенных батей хуторов младший Кругляк вдруг услышал запах дыма. Пожар? Костер? Странно, вряд ли кто-то забрался за кабаном или волком сюда, под границу с Украиной, если, конечно, парень не заплутал.

Мишка осторожно сошел на тропу, ведущую к хутору — никаких следов. Он пробрался вдоль кустов, опоясывавших озерцо у Хаты и, бросив взгляд на проглядывавшую сквозь ветки крышу, остановился. Из трубы шел дым.

Кругляк свернул в молодой осинник, что поднялся щетиной вокруг брошенного когда-то людьми жилья и, опасливо оглядываясь, пробрался к дому.

С тыльной стороны ничего не выдавало присутствия на хуторе чужого, а скользкая, темная листва позволяла двигаться в прохладной тени безшумно. Мишка сообразил, что не стоит торопиться к парадному крыльцу. Одно из окон дома выходило на эту сторону. Он подошел к светлому наличнику с растрескавшейся от времени краской и аккуратно глянул в стекло. Неудача. Шторка завешена, и рассмотреть что-то внутри было невозможно. Пришлось обходить дом.

Выглянув из-за угла, Кругляк не заметил во дворе ничего подозрительного. Казалось, что и дом, и окрестности всё еще продолжали спать после зимы. Попробовать сунуть голову в окно с этой стороны? Нет, не годится. Сразу же заметят его силуэт.

Мишка вздохнул, выпрямился и, стараясь топать как можно громче отправился к двери дома…

[1] Сельский дом культуры.

[2] (Бел.) Военный.