часть 2 глава 3

Сорокин заметил, что Игоря тащат в машину, наблюдая за этим метров с двенадцати-пятнадцати, но не спешил сорваться с места, давая возможность проявиться всем злоумышленникам. Он хладнокровно завел двигатель, затянул ручной тормоз и, выждав еще секунд десять, взял из дверного кармана целлофановый пакет и вышел, направляясь в сторону магазина, как самый заурядный покупатель, лавировавший между машинами, сокращая себе путь.

Авто с похитителями Велесова захлопало дверями, однако тронуться с места не успело. Проходя между машинами Сорокин, вдруг ускорился и с разворота мощно ударил локтем в боковое стекло. Высадив его начисто, Геня тут же, не давая водителю опомниться, молниеносно ударил ему в челюсть. Всё произошло так внезапно, что никто в салоне не успел даже осознать происходящего. Дернув дверь, Сорокин, уложил набок находящегося в нокауте шофёра, одним жестом выключил зажигание и, выдернув ключ, вышвырнул его куда-то в сторону.

Секундное замешательство внутри неприятельского авто стало проходить. Открылась задняя дверь, но появившаяся в проеме нога в черной туфле получила мощный удар створкой, а хозяин поврежденной конечности отозвался из салона душераздирающим криком.

Несколько зевак, находящихся вблизи этих событий, замерли на месте. Они видели, как тщедушный паренек с целлофановым пакетом в руках вскочил на капот и сразу, в прыжке, двумя ногами мощно впечатал парня, вышедшего с переднего пассажирского места в стоящий рядом микроавтобус.

Тем временем на заднем сидении произошла заминка; там, помимо «пьяного» Велесова, лежавшего на ногах похитителей, оглушительно звучал дуэт визжавшей в истерике девушки и рёва того из парней, что получил повреждение ноги от удара створкой. Последний, остававшийся целым похититель тщетно пытался выбраться наружу. Руки Велесова, не в пример ногам, работали, и он всячески мешал ему. Геня подоспел быстро. Он коротко ударил этого парня в кадык и выволок его в пространство между машинами.

Визжавшая от боли и отчаяния девушка, получив от выбирающегося из салона Велесова увесистую оплеуху, на несколько секунд умолкла. Дело в том, что ее волосы запутались в молнии куртки стремящегося к выходу Проводника. Игорь, одурев от ее визга, не стал миндальничать и, рванув полу куртки, попросту вырвав у девушки клок волос. Закрыв лицо руками, она, видя, что удача, нечаянно улыбнувшись им в магазине, вдруг улетучивается, безсильно взвыла, спрятавшись в ладони.

— Ходу! — Крикнул выбравшийся наружу Игорь, которого тут же подхватил, поднырнувший под мышку Геня.

— Что это с тобой? — Шипел от усилия Сорокин, волоча товарища к своему авто.

— Потом! — Упирался Проводник, вваливаясь в салон и сильно ударившись головой об арку двери. — Бля!!! Всё потом! Газу, Геня!

Сорокин чуть не упал, обегая машину спереди. Хлопнули обе двери и взревевший двигатель, распугивая прохожих, понес легкий Ситроен прочь от неприятного места.

Выруливая на шоссе, наши герои видели в зеркало заднего вида, как на выезде со стоянки какая-то Шкода, резко стартовавшая за ними с другой части паркинга, не пропустила серебристое Пежо, и на полном ходу врезалась в него.

— Гони на СТО! — Продолжая смотреть в зеркало, заключил Велесов. — Воздуха в колесе хватит?

— Должно, — разгоняя машину и восстанавливая дыхание, сопел Сорокин. — Точно! Станция — то, что нам надо. Она в стороне от дороги. Заодно и колесо заклеят. Что это за хрень, Игорь? Что с тобой там было, кто это такие?!

— Давай, жми! — Выкрикнул, оглядываясь Проводник. — Спрячемся — расскажу…

К дому Ктибора добирались самым длинным, предлагаемым навигатором маршрутом. Чудом не заплутали в дорожной паутине десятков больших и малых деревушек. Везде есть проезды и так же везде — любопытные чехи, вглядывающиеся в салон незнакомой им машины. Это объяснимо, ведь все местные авто и те, что часто приезжают кому-то в гости здесь знали, а вот чужие…, чужие сюда заглядывали редко. В какой-то другой момент, без этого дурацкого фона мнительности, заставляющего везде подозревать слежку и погоню, это не вызывало бы у Сорокина и Велесова раздражения и даже напротив — забавляло бы, но, когда всё внутри тебя натянуто, как струна!..

На базу добрались только к девяти вечера. Собрались у камина и около полутора часов обсуждали произошедшее. Светлана, или Светлана Васильевна, которую с легкой подачи Марадоны и в статусе будущей мамы теперь мужчины часто называли так, была бледна. Кто знает, ситуация ли, или капризный организм беременной женщины были тому причиной, но после всех обсуждений она, пребывая в глубокой задумчивости, вдруг попросила Велесова встать:

— Где шишка? — Аккуратно осматривая голову Игоря, спросила она.

Проводник, подставляя под холодные женские руки макушку, указал на большой, неровный гуз, вздувшийся от удара о дверную арку машины.

— Болит? — Ощупывая мягкий шишак, продолжала интересоваться женщина. — Голова не кружится?

— Болит, — не стал скрывать Игорь, но повернулся и сел на место. — Всё нормально, Свет. Геня отомстил, а я еще и Оле отвалил на орехи…

— А, — рассмеялся Сорокин, — точно! Игорь зацепился замком куртки, запутался у нее в волосах. Она орет, как умалишенная. Он ей леща в ухо — бах! Выдрал клок волос и пополз ко мне…

— Клок волос? — Оживилась Девана. — Где твоя куртка?

— Вон, на ручке двери висит, — кивнул в сторону кухни Игорь.

Светлана подошла и осмотрела молнию куртки:

— Ничего нет, — разочарованно заключила она, — какие у нее сейчас волосы?

— Длинные, до плеч. — Задумчиво потянул уголки губ вниз Проводник. — Такие, …темно-русые или каштановые…

Светлана с недоверием посмотрела на Велесова:

— Ты что, не помнишь? — Удивилась она.

— Я же описал, — округлил глаза Проводник.

— Игорь, темно-русые и каштановые — это разные цвета! — Недовольно заявила Девана. — М-да, жалко, конечно, что ничего нет.

— Ты о волосах? — Поинтересовался Игорь. — Я их выдрал из замка, пока сидели на СТО.

— Выбросил?

— Не помню, — признался Проводник. — Вроде на полик в машине бросил. Тут не принято оставлять мусор где попало.

— Вроде? — Настаивала Светлана. — Сходите с Геней и принесите хотя бы один ее волосок. Я ей устрою…

Мужчины вернулись примерно через пять-семь минут. Волос был действительно целый клок. Они, как и говорил Проводник, лежали на полу возле пассажирского сидения. Велесов брезгливо бросил темную прядь на журнальный столик у камина, а Девана тут же взяла ее и с удовольствием произнесла:

— С луковицами — отлично!

— Фу, Света, — не выдержал отмалчивающийся до того Марадона. — Скажи еще, что неплохо было бы с кровью…

— Это было бы идеально, — аккуратно упаковывая похищенный клок в салфетку, деловито заметила Девана, — но и так отлично. В волосах нет ДНК, а в луковицах есть.

— ДНК? — Насторожился Олег.

— Забудь, — отмахнулась мать его будущего ребенка. — Ну всё, мурзики! Мыться и спать, а у меня сегодня еще будет работа…

Влад сильно переживал произошедшее. Цель их бессрочной командировки выскользнула из рук, пострадали люди из группы. Черт! А ведь всё это потому, что они уже праздновали победу, там, возле гипермаркета. В результате: пострадавший в ДТП член команды, разбитые Пежо какого-то студента и их Шкода, а еще… продолжительное болезненно-сумеречное состояние Ольги.

Вначале Влад мало обращал на нее внимание, ведь битый час объяснялись с полицией, ждали консула, но всё это время, как говорили бойцы, Оля, оставаясь в салоне уцелевшей машины, натурально бесновалась.

Вечером, уже на базе, когда закончились неприятные звонки и разговоры с руководством, валившийся с ног Влад и двое уцелевших ребят, вместо отдыха вынуждены были заниматься другим.

Кецко удивился тому, что в конторе пропустили мимо ушей информацию о том, что группа пострадала, пытаясь захватить Проводника. Пообещали немедленно сообщить о контакте с искомым объектом куратору, а также успокоить консульство и простить помятую Шкоду.

Новый смотрящий за ведомством позвонил последним, поздно вечером: «Шевелитесь, ребята, — холодно сказал он в конце разговора. — Дипкорпус поможет с приобретением другой машины. Они свяжутся с вами, мы дали им прямой контакт. Это здорово, что вы напоролись на Проводника. Вовремя. Не упускайте эту нить. Случай указывает, что вы уже где-то рядом. Имейте ввиду, если раньше Проводник был для нас лишь перспективным направлением, сейчас он становится самым злободневным вопросом…»

Статус «Госпиталь» их особняк начал терять только к 9 мая. Дольше всех пришлось возиться со Стасом и Ольгой. Первый уже передвигался по дому с костылем, а единственная в их группе девушка, не имея видимых повреждений, за эти дни перенесла что-то вроде тяжелого нервного срыва.

Влад чувствовал странный, темный фон над Михолап. Недуг накатывал на нее волнами. Трудно было судить, что это такое, но всякий раз, когда Ольгу немного отпускало, она настаивала на том, чтобы ребята не обращались к врачам. «Я сама виновата», — постоянно твердила она, и, не стесняясь, вставала с кровати полностью обнаженной, ожидая, когда парни сменят ей постельное белье.

Нужно сказать, что во время припадков потела она так, что казалось — вот-вот умрет от обезвоживания. Когда же ее снова отпускало, пока ей перестилали, Ольга пила, пила и пила. Как уже говорилось, к 9 мая Михолап стала приходить в норму.

Праздничным утром она вышла из комнаты, посидела с ребятами за столом, что-то съела и попила чай. В группе настолько привыкли к тому, что на нее в любой момент снова может накатить, что удивились, когда Ольга перешла на диван и стала смотреть телевизор.

Влад, обменявшись взглядами с ребятами, тихонько кивнул им на лестницу, ведущую на второй этаж. Дождавшись, когда они уйдут, Кецко взял со стойки оставленный кем-то стакан с попкорном и подсел к Оле.

— Какие новости? — Глядя на начинающееся в Минске праздничное шествие, посвященное дню Победы, неопределенно спросила девушка.

Влад пожал плечами и потянул уголки губ вниз:

— Всё зависит от того, что ты помнишь, а что нет.

— Рыжик, — устало выдохнула Ольга, — мне было очень, очень, …о-очень хреново, но я почти всё слышала. Пацаны, пока тебя не было, шептались, что куратор немедленно требует Проводника?

— Есть такое, — кивнул Кеца, предлагая девушке попкорн.

— Но ты же понимаешь, что мы его потеряли? Сейчас они вообще залягут на дно, или куда-нибудь переедут.

Кецко пожал плечами:

— За эти дни уже могли…

— Нет, — тут же возразила Ольга, — пока еще они здесь. Я знаю это. Чувствую через ту, что меня держала…

— Держала? — Удивился Влад.

— Это …она, — не отрываясь от экрана, заявила девушка. — Не могу сказать, кто именно, но точно «она». Не экстрасенс, не колдунья, но… Очень сильная!

— Оль, — решил разрядить напряжение коллеги Кецко, — но ты же выдержала? Значит, не такая уж она и…

— Нет, Влад, такая! …Если бы она только захотела, удавила бы меня в первую же ночь. А так, просто проучила, типа: «На, получи! Знай, в другой раз, с кем связалась».

— Так что? — Понизил голос Кецко и обернулся, следя, чтобы никто их не подслушал. — У нас без шансов?

— Без, — тихо подтвердила Ольга. — Не имеет значения, Рыжик, что хотим мы или те, кто нас сюда послал. Важно лишь то, чего хотят они.

— То есть? — Не понял Кеца.

— Если им будет это надо, — тоже опасливо покосилась в сторону лестницы девушка, — если, Влад! — Повторила она, — Проводник и его люди найдутся сами. Разве ты этого еще не понял? Это только в их силах — отыскать нас, или спрятаться, вывести на Проводника, или незаметно увести его с хутора. Им откровенно насрать на то, где мы будем и как к этому отнесемся. Всё решают они.

Женщина, что придушила меня, дала мне ясно понять, что теперь имеет надо мной полную власть. Так что…, на меня лучше не рассчитывай. Ну вот, опять…

Кецко дёрнулся. Ему показалось, что сейчас его глазам снова представится неприятное зрелище очередного припадка у девушки.

— На постель? — Заботливо приподнялся он.

— Нет, — отвела его руку в сторону Ольга, — смотри… Это где? Откуда?

Влад близоруко прищурился на экран:

— Местные, — неуверенно сказал он. — Наши этого не показывают.

Какой-то европейский телеканал транслировал праздничные улицы Минска, снятые не на камеры, а на телефоны граждан. Главный проспект был оцеплен наглухо. В районе площади Победы всё было забито военной техникой и цепочками ОМОНа. Сразу в нескольких точках города собирались небольшие группы протестующих…

— Влад, — тяжко вздохнула Ольга и повторила, — видишь? Опять! Неужели они снова попрут на ОМОН? Вроде уже всех, кого могли, пересажали.

— Овцы снова сломали стойло, — беспристрастно глядя на это, ответил Кецко. — Оль, хозяева поправят жерди, привезут или изобретут другие, надежнее прежних; отобьют самым бодливым бошки, и опять загонят стадо на место.

— Там ведь наши люди, — задумчиво заметила девушка. — Они же ничего плохого не делают. Ну, ходят с флагами и что? Магазины не жгут, милицию не убивают.

— Оль, таковы правила игры, — лениво пережевывая попкорн, заметил Влад. — Всегда было и будет так.

Сама подумай, эта игра длится тысячи лет! Кто они такие, чтобы менять правила? Это ведь не первые революционеры. Сколькие в разное время хотели что-то изменить? У кого-то даже что-то получалось, но те, кто писал правила этой игры, спокойно раз за разом незаметно адаптировали ситуацию под себя, доводя свою игру управления до уровня «идеальная».

Заметь, чего бы не случалось в истории, стойла никто никогда не разрушал. Бывало, даже ярые революционеры становились потом диктаторами. Персонажи этой игры всегда неизменны — овцы и пастухи с собаками.

— А вон цирк, — вдруг оживилась девушка. — Рыжик, ты давно был в цирке?

— Давно, — признался Влад, не зная, как ему реагировать на внезапное переключение внимания Ольги.

— Афиши! — Отчего-то удивлялась та. — В стране творится черте что, а там «Фееричное лошадиное шоу». Интересно, ходит кто-то на это?

— Ты не дочитала. — Увлекаясь попкорном, причмокивал Кецко. — Представления начинаются только с 11 мая. Но я думаю, Оль, что это не особо интересно — целый вечер пялиться на бегающих по кругу лошадей…

В этом году Минск не выглядел праздничным. Если говорить откровенно, то праздника не ощущалось даже в трансляции государственного ТВ, не то, что на улицах. Всё потому, что просто невозможно было сопоставить силы тех, кого разного рода распоряжениями и приказами заставили выбраться на проспекты столицы, чтобы показать ликующую толпу и тех, кого привлекли для обеспечения безопасности. Везде кордоны, колючка, цепочки ОМОНа и вояк — вот такой невесёлый был праздник Победы!

И если раньше все, кого привлекали изображать многолюдное шествие, доставали свои телефоны для того, чтобы запечатлеть свое присутствие на этом грандиозном мероприятии, то теперь телефоны доставали только для того, чтобы определить — сколько времени еще следует мучиться. Интересно, а понимал ли тот, кто обставил 9 мая таким образом, что своими кордонами и войсками он бросает тень на этот святой праздник?

Нужно сказать, что весна 2021 года выдалась холодной. К одиннадцати часам ни мерзнущие дети, ни отвечающие за них педагоги уже не скрывали своей усталости и раздражения. У всех на уме было только одно — уехать скорее домой. От холода дети часто просились в туалет, но в здание цирка, где, судя по афишам, готовилось грандиозное лошадиное представление, не пускали. Приходилось как-то выкручиваться, благо некоторые заведения на проспекте всё же работали. Но! Опять же, для того, чтобы провести детей в туалет, надо было обязательно пересечь несколько цепочек ОМОНа, а к этим парням в нынешней Беларуси лишний раз не хотелось приближаться никому.

Шествие уже шло на спад, когда вдруг разыгравшийся майский ветер, крутанувшись над мостом у «Журавинки» промчался вдоль стены дома и ударил в один из билбордов. Огромный плакат с цирковой рекламой съехал с плоскости и будто покрывало накрыл холодное тело БТРа вместе с окружавшими его бойцами.

Первые секунды вызвали легкое замешательство, но как только разобрались, в ответ на радиозапрос начальства: «Что там у вас?» ответили по рации с юморком: «Всё нормально, на нас упали лошади из цирка».

Проходящие мимо дети были удивлены, слыша дикий, нервный гогот этих черных дядек. Малыши и представить себе не могли, что люди, которыми пугали в саду и дома, умеют смеяться.

Массовку стали отпускать, но пустеющий на глазах проспект еще стоял блокированным, перетянувшими его войсковыми цепочками. Центр города приказано было держать до особого распоряжения потому, что где-то во дворах двигались несколько неуловимых протестных групп. Этим гражданам Беларуси нельзя было отмечать праздник Победы. Именно поэтому у цирка, на площади Победы в праздник Победы оцепление и должно было стоять до нее — до победы.

Вскоре по рации прошло сообщение о том, что большая группа протестующих движется к мосту через Свислочь. Как раз у этого моста на головы бойцов ОМОНа и свалился бумажный плакат, сорванный с билборда. Теперь бойцам уже было не до смеха. Цепочку развернули лицом к мосту и усилили соседями, убрав часть личного состава от цирка. После короткого совещания было решено дать протестной группе перейти реку, а после заблокировать ее с двух сторон, вытеснив на улицу Интернациональную, куда уже перегоняли автозаки.

Тех, кто в этот день набрался смелости сунуть голову в пасть тигра, было не больше тысячи. Перейдя мост, они, видя, что их ждет, перестали скандировать и сжались в плотные ряды. На лицах людей застыл страх. Передние начали сцепку. Их ждали только боль, задержания, истязания, муки, неподъемные штрафы, увечья, сломанные жизни, но! И это не останавливало людей. Чтобы там не говорили по ТВ, никакие посулы и деньги не способны толкнуть человека на подобное.

Тигр начал сжимать свои челюсти, поднимая металлические щиты, бряцая амуницией в притихших от ужаса кварталах. Двойная цепочка двинулась на обреченных протестантов со стороны цирка и такая же, появилась в парке Янки Купалы. Они катили, как танк на безоружного пехотинца, как вдруг!.. Дрогнувшая, готовая добровольно отправляться в автозаки толпа протестующих взорвалась ликующим криком.

Вначале это казалось каким-то массовым безумием. Бойцы ОМОНа недоуменно переглядывались, пока не поняли, что люди смотрят куда-то повыше их голов. В последней цепочке сотрудники начали оборачиваться. То, что они увидели, рисовалось им какой-то мистической галлюцинацией!

Со стороны проспекта, бросая на асфальт щиты и палки, бежали их обезумевшие от страха коллеги. Падая, они вскакивали на ноги и мчались без оглядки снова, поскольку за ними, верхом на лошадях мчались десятки всадников, одетых в цвета и доспехи крылатых польских гусар, тамплиеров и прочих воинов, чьи исторические цвета перекликались с бело-красно-белой расцветкой протеста.

Они вытекали, словно горная река из открытых транспортных ворот госцирка, наполняя город звуком цокающих копыт, которого здесь не слышали отродясь, поскольку эти здания строили уже после войны. Не завел двигатель ни один БТР, ни один автозак! Выли сиренами и срывались с места только редкие экипажи ГАИ, да машины начальства, уносящиеся куда-то в сторону площади Независимости.

Тот, кому пришла на ум подобная костюмированная идея, был — гений! Силовики обучались диктовать условия только покоренным, задавленным страхом людям. Они не могли противостоять настоящей силе! Вначале кто-то из бойцов, не выдержав, выстрелил в одного из всадников из табельного оружия, но… Получил сразу два мощных удара меча по пластиковому шлему, свалился на землю, и далее уже не было видно, что там происходило.

Видя, а скорее, слыша этот выстрел, толпа за мостом негодующе взревела. Тут же, у стены, один из ОМОНовцев выскочил из цепочки. Это кто-то из проживающих на третьем этаже дома, выплеснул на него сверху целый электрочайник кипятка. Вот чья-то рука и на втором этаже сделала тоже самое. Видя, как разобравшись с оцеплением на проспекте, пара десятков всадников направили своих коней сюда, к мосту, силовики дрогнули и стали пятиться к автозакам. Замечая это, толпа протестующих смело двинулась на них.

Бойцы, что стояли ближе к парапету парка Янки Купалы, видели, как улепетывают к Свислочи их товарищи, двигавшиеся с той стороны. Раздумье длилось недолго. Как только стало понятно, что противостоять надвигающейся импровизированной литовской кавалерии нет никакой возможности, с десяток сотрудников, бросив щиты, перевалились за чугунное ограждение и бросились через парк к реке.

Толпа с гиканьем и ревом рванула с места и закрыла Интернациональную в районе «Журавинки». ОМОН вынужден был вернуться к мосту. Протестующие набросились на незащищенные автозаки, пытаясь их расшатать и перевернуть. Подоспевшая к этому месту конница окончательно сбросила с людей оцепенение страха. Пока всадники разбивали цепочки силовиков, задымил один автозак, потом другой, появилось открытое пламя. Крайние машины взревели дизелями, сигналили, но ехать не могли, люди пробили им шины…

К 15:00 кавалерия согнала войска, что стояли у цирка к лодочной станции парка и вынудила ОМОН прыгать в воду. Тоже происходило и в районе моста у парка Горького. Глядя на это, опешившая от происходящего Ольга, тихо спросила у Влада:

— Рыжик, как думаешь, а наш куратор, что торопил с поиском Проводника, он был в курсе всего этого?

— Это только цирк, Оль, — понуро ответил Кецко. — Посмотри сама. Да, соглашусь, это ловко придумано — под видом цирковой программы собрать эту костюмированную, разношерстную конницу, но ведь они только постановщики, ролевики! Хоть их и много, но войск в Минске больше и теперь силовикам вообще развяжут руки. Через пару часов приедут парни со стволами и, как я и говорил, сколотят новые загоны для этих выскочивших из стойла баранов.

Смотри, кругом камеры видеонаблюдения, особенно там, в центре. Три-четыре недели, и вся эта кавалерия будет сидеть на нарах, а сроки получат лет по двадцать, а кто-то и вышку! Отгребут даже те, кто поливал кипятком ОМОН, и те, кто поджигал автозаки.

А новостные каналы дважды заработают на этих кадрах: первый раз сегодня, а второй потом — продав это нашим спецслужбам. Это же просто бизнес. У них такая профессия — снимать и передавать материалы людям. В комитете прогонят все записи через программы распознавания лиц и…

— И что «и», Рыжик? — Пряча наворачивающиеся слезы, спросила Ольга. — Ну нельзя же семь миллионов посадить?

— Нельзя, — согласился Кецко, — но ведь всех можно и не сажать. Я же говорил, самым бодливым посшибают рога, а остальным… Они же бараны, Оля. Видя, как лупят других, они сами, добровольно побегут в свое старое стойло, и никто больше, слышишь, никто не рискнет поднять голову. Мы же проходили всё это прошлой осенью.