Глава 1

Часть первая

— Но почему с этим ко мне? Почему не на собрание Вектора? Почему не к Боону, наконец?

Мастер-Творец Двин скосила взгляд на серое здание Управляющего Вектора.

Сейчас Боон сидел в своем кабинете, отделанном агрессивно-красными панелями. Это было единственное место во всем Векторе с неприветливой обстановкой и с резким на суждения хозяином.

Когда Малая звезда светила ярко и ее лучи сквозь огромные окна заливали кабинет Боона, то стены превращались для посетителей в кошмар. Огненные блики с полированных панелей бросались на вошедшего, напрягали, путали. Они буквально резали глаза Основателям, старающимся не подвергать свое чуткое зрение и острый слух сильным ощущениям. Мастера же невольно принимали игру блеска и красок за жару — потели, отвлекались, стараясь снизить температуру вокруг себя, и часто забывали, по какому делу пришли. В сумерках или при запущенных автоматикой дождевых тучах Боон не любил вести приемов. Однако сейчас, накануне объявленного дождя, при плотных облаках, несколько Мастеров все-таки ожидали возле кабинета с красными стенами.

Двин со своей проблемой должна была быть среди ожидающих. Но вместо этого она пошла в небольшую рощу на краю Первого Жилого Кольца. Отсюда большое серое здание Вектора просматривалось хорошо, а с его галерей невозможно было разглядеть, с кем она беседует под кронами деревьев. Ее серый мундир или бледно-янтарную одежду ее собеседника с такого расстояния приняли бы скорее за стальной столик или за изгиб песчаной тропки.

Ее ждали, ее дождались. После краткого приветствия подвели к берегу ручья под старый раскидистый клен, выслушали сбивчивый рассказ. И поставили в сложное положение вопросом про Боона.

— Ладно… Каков размер этого явления?

— Примерно шаг, — ответила Двин с облегчением, что детальный разговор все-таки состоится.

— Как определила?

— При мне зацепило одного жителя. Его словно молотом к земле прибило посередине тела. Живот придавило к позвоночнику, а руки и ноги болтались в воздухе, как веревки. Для них будто притяжение совсем пропало. Даже волосы плавали вокруг лица… — она подняла руки и пошевелила пальцами возле ушей, затем добавила: — Хорошо еще, что он лицом вверх упал, иначе бы ему спину переломило.

— А так он выжил?

— Да. Ушиб в животе я быстро погасила, а вот кровь с конечностей сгоняла дольше. Когда он прокашлялся, поблагодарил и сказал, что легко отделался. Его соседу недавно плюха попала в голову, так он два поворота в себя не приходил.

— Много таких случаев?

— Чтобы под плюху угодить головой?

— Много ли вообще? И, Двин, что это еще за плюха такая? — в его голосе прорезалось недовольство. — Опять какое-то новое слово, вроде летучек и ползучек вместо воларов и тейдов?

— Ну-у… — растерялась Двин, не зная, на что и за что ей отвечать. — Это не совсем новое… вернее… — Она глубоко вдохнула, готовясь пересказать все, что слышала от своего Основателя, и заговорила медленно: — Население Миллионного сосредоточено в двух местах. На равнине, ближе к центру осколка, живет примерно треть; в старом городе на самом краю — около двух третей. Когда блуждающие гравитационные узлы только появились, равнинные и городские жители дали им два разных названия. Те, кто живет на равнине, видели, как этот узел ползет по земле. На траве, на земле или на песке он оставляет длинный продавленный след. Поэтому там его называли «плуг».

Двин подошла к бережку ручья, текущего к домам Первого Жилого Кольца. Присела и, вдавив длинный палец во влажный песок, медленно провела линию:

— Если равнинные успевают заметить, как ползет след и куда направляется узел, то отпрыгивают. Поэтому под удар попадают редко. К тому же там узел накатывает сбоку, удар приходится или в корпус, или в ноги. А другим, городским, обычно достается по голове, отпрыгнуть они не успевают. Поэтому у них все хуже.

— Хм-м… городские считают, с ними неприятности случаются чаще и трагичнее?

— Не совсем, Проводник. Но у городских действительно все по-другому. Они живут в гористой местности, в старом городе, среди каменных домов.

Рядом с линией она быстрыми движениями выкопала несколько ямок, сгребла податливый песок в десяток горок. Потом сорвала пучок травы и хотела травинками обозначить здания, но решила, что это излишне, и просто бросила их на горочки. Провела ребром ладони, отсекая и отодвигая часть песка в сторону, чтобы обозначить край осколка. Наконец подняла вопросительный взгляд на Проводника.

Тот кивнул, показывая, что понял ее и просит продолжать. Лицо его немного смягчилось.

— В городе рельеф очень неровный, стоит много высоких зданий. Там эти узлы не ползают. Там они падают сверху, и удар обычно приходится в голову. Отскочить или спрятаться не получается. Поэтому там жертв больше.

— Тот попавший под удар житель из города или с равнины?

— Из города. Еще он рассказал мне, что в его доме на верхнем этаже после нескольких ударов потолок пошел трещинами.

— Но из твоего описания я понял, что его ударило не сверху в голову, а толкнуло спереди, опрокинуло и потом уже придавило.

Двин посмотрела на свою песчаную стройку, словно тот житель мог возникнуть среди желтых холмиков и объяснить, как именно с ним произошло то, что произошло. Сбоку, на месте вырванного ею пучка травы, уже успела вырасти новая.

— Я была на площади, а он неподалеку устанавливал навес над крыльцом. Потом вдруг вскрикнул, упал на спину… Дальше я все рассказала.

— На крыльце остались следы удара?

Поднявшись и отряхнув руки от песка, Двин повела плечами. Ей было неловко.

— Навес тряпичный. Точно помню, как рвалась ткань. А вот крыльцо...

— Твой Основатель все видела?

— Нет, — огорчилась Двин от того, что вопрос, который она с опаской ждала, все-таки был задан. — Мы с Имай разошлись у городской окраины, чтобы увеличить шансы встретить падающий узел… Но так случилось, что увидела именно я. Зато Имай расспросила горожан о названии и узнала, как он ведет себя на равнине.

Проводник задумчиво потер руки. В шуршании сухих ладоней Двин послышалось: «лучше бы, конечно, наоборот».

При разговоре с ним, при его вопросах, Двин стало ясно, где они с Имай ошиблись: надо было не порознь бродить по городу, а вдвоем идти к равнинным. Было бы полезней, если бы Имай увидела, как ведет себя гравитационный узел на открытом пространстве, как он поднимает и в какой рисунок скручивает песок, как выворачивает землю, с какой силой вырывает растения… Жаль, что Имай, велевшая идти в город, хоть и Основатель, но всего лишь Смотритель. А способных указывать наиболее эффективный и верный путь Проводников осталось шестеро — и все они здесь, в Управляющем Векторе.

Мало. Слишком мало для пары миллионов осколков, на которые развалился старый мир.

— То есть, там, где ровно, там гравитационный узел идет, катится, вспахивает, толкает. А где неровно, там он сбивается, падает, бьет сверху, отпрыгивает.

— Да, — кивнула Двин, — в городе это явление назвали «оплеухой».

— «Плуг» и «оплеуха».

Двин улыбнулась:

— Да. Потом они смешали слова и назвали это «плюхой». Так понятно каждому жителю.

— Плюха, — повторил Проводник, вздыхая по-стариковски.

— Никакой науки, зато точно, — пошутила Двин и по тому, как Проводник нахмурился, поняла, что сказала что-то огорчительное.

Он помолчал, разглядывая ее песочные строения, и лишь раз тихо повторил: «никакой науки».

Наконец сказал:

— Печально слышать, что ты говоришь. И про нарушения гравитации, и про простецкое название, и про отсутствие науки на осколке, где даже город сохранился, а тем не менее… Не они вам докладывали, а вы их расспрашивали. И все равно толком никто ничего не понял. — Он поморщился: — Плюха… Миллионный, ты сказала?

— Да, Проводник.

Он кивнул несколько раз. Узловатые пальцы неспешно скользили по золотой ленте на воротнике мундира.

Двин смотрела не за движением пальцев, не на его напряженно-озабоченное лицо, а на красную гусеницу, которая висела на паутинке прямо над его седой макушкой. Волосы на макушке были гладко расчесаны и на затылке по традиции Основателей стянуты в хвост. Что означали убранные волосы у Основателей и распущенные у Мастеров, никто бы уже не сказал, но все строго соблюдали правила причесок: Основатели носили одинаковые хвосты (что Проводники из Управляющего Вектора, что рядовые Смотрители), а среди Мастеров Творца было не отличить от Советника.

Профили второго уровня задавали принципиальную разницу там, где рабочая куртка сменялась мундиром Вектора, а это происходило только в границах Первого осколка, где всегда существовало множество условностей. В большом мире все ходили в рабочей одежде, и там принадлежность к Управляющему Вектору теряла свое значение. «Первый уровень — в основе всего»: по этому старому закону Основатель ведет пару, и самый посредственный Смотритель может указывать самому опытному Творцу, что ему делать.

В их паре Имай указывала на осколках, но во время визитов на Первый она уступала лидерство Двин…

— Помнится, с Миллионного нам отдали аж двух Подмастерий. Еще радовались, что слухи, будто сила покидает осколки, вранье, — заговорил Проводник. — «Первый, пожалуйста, мы еще сильные Мастера, мы в городе живем, мы город сберегли, на нашем осколке все прекрасно, прими же от нас сразу двоих и готовься: мы будем присылать на обучение больше, у нас много перспективной молодежи…» И вот этот Миллионный вместо того, чтобы самим разбираться, где и как у них гравитация сломалась, приклеили к поломке нелепое слово «плюха» и поспешили пожаловаться нам.

— Но я сама пришла говорить об их беде! — вспыхнула Двин. — Они не жаловались.

— Они тебя разжалобили настолько, что ты не сказала им: «Займитесь своим участком жизни сами». Разжалобили всеми этими кашлями, рассказами про потолок, про соседей без сознания…

Двин напряглась и сжала пальцы в кулаки. Она не за этим пришла.

— Я обещала им прислать помощь.

— Зря. Теперь они точно не станут думать сами, а будут ждать твоей помощи.

— Если бы я хотела услышать совет, как упрекнуть себя в проблеме, по которой нужен совет, то пошла бы к Советнику Боону! — воскликнула Двин. — Но вы-то, вы, Эар!

Красная гусеница, словно бы сбитая ее возмущенным голосом, упала на макушку Проводника. Двин вздрогнула.

Проводник Эар посмотрел на Двин с усталостью, как на провинившуюся внучку:

— Мастер-Творец, через сколько поворотов начнется Большой Перевод?

— Через тридцать, — буркнула Двин.

Гусеница, будто сраженная упоминанием о готовящемся Переводе, свалилась с седой макушки на плечо, потом, не сумев зацепиться за гладкую ткань янтарного мундира, скользнула по рукаву и, упав, исчезла в траве. Двин опустила взгляд, следя за гусеницей и одновременно пристыженно пряча глаза.

Как она могла забыть про Перевод!

— Ты участвуешь в нем?

— Да… Мы с Имай скоро уйдем на принимающий 800-ый распределять переселенцев и вообще...

— Сколько Мастеров встанут в переходе между 36-ым и 800-ым?.. А сколько Основателей?.. Сколько Мастеров, как ты, на принимающем осколке?.. Сколько на отправляющем?..

Двин тихо отвечала, называя известные всем цифры: тут три сотни, тут восемь с половиной десятков, тут еще две сотни, и там тоже… и еще… Она была настолько раздавлена его вопросами и своими ответами, что, когда Эар поинтересовался: «Так где же ты хочешь, чтобы я нашел помощь Миллионному?», едва не бросила ворчливо: «Этого могли бы и не говорить».

Наконец оба замолчали.

Проводник-Основатель Эар хмурился, глубоко вздыхал, крутил морщинистой шеей, затянутой в тугой воротник с золотой тесьмой. Потом взмахнул рукой перед лицом туда-сюда. В нижних ветках дерева, откликнувшись на его жест, блеснули три голубые искорки. Вдоха не прошло, как из листвы полились потоки свежего прохладного ветерка. Поначалу Двин дернулась высматривать летучку, всколыхнувшую воздух и листву, но потом, смущенно улыбнувшись, сказала:

— Всего десять оборотов меня не было, а я уже забыла, что ветер можно включать.

— Для тебя приятная новинка то, что для нас — скучная обыденность… — Эар прищурился: — Или не приятная?

— Похоже, я слишком много видела деревьев, с которых не дует, если душно, и слишком часто пила из ручьев, в которых никто не подстраивал температуру. Все это было бы приятным, если бы я на осколках скучала по удобству и комфорту Первого.

— Считаешь, Первый не стоит того, чтобы ты по нему скучала?

Двин не нашла что ответить и, отвернувшись от Проводника, огляделась.

На той стороне ручья, от которого почему-то пахло лимоном, раскинулась просторная лужайка. Вокруг нее под деревьями стояло несколько металлических столиков, у каждого под столешницей был прикреплен плоский холодильник с напитками и закусками. Хочешь — гуляй по зеленой роще, хрусти сочным яблоком. Бросишь огрызок в траву — обернуться не успеешь, как он исчезнет, превратившись в крошево, которое мгновенно заберет почва. Хочешь — сядь на берег, опусти ноги в ручей и, крутя левой или правой стопой, делай воду теплее или холоднее. Или, заслышав сигнал о дожде, встань под деревом, подними одну ладонь над головой — и листья зашелестят, соединяясь в надежный навес.

Такой уют создали буквально на каждом шагу от центрального шпиля до Второго Жилого Кольца.

Приходя на Первый осколок, Двин селилась в Пятом Жилом. Там, по соседству с широким Хозяйственным Кольцом, погода никогда не была той, какую заказываешь, а в доме для комфорта приходилось крутить ручки или нажимать на кнопки. Автоматика там занималась только полями и фермами.

А ближе к центру — больше удобства, меньше усилий. Когда даже изгибы матрасов подстраиваются под твое настроение, разве будешь думать о напрягающем? Разве покажется серьезной проблема какого-то далекого осколка? Проблема нетипичная, нерасчетная, непонятная, которая завтра, может, исчезнет сама так же, как сама появилась?

Боон не понял бы ее беспокойства. На собрании не стали бы даже слушать о проблеме Миллионного, потому что все ближайшие собрания расписаны, и вопросы на них лишь о Большом Переводе, не до прочего…

— Вижу, ты Первый не сильно-то ценишь, — сказал Эар, видимо, что-то уловив в ее молчании.

Двин удрученно кивнула:

— Мне нелегко это говорить, но… У кого-то из наших есть один любимый осколок, у кого-то — с десяток. Туда заходят чаще, присматривают внимательней, следят за набором тщательней. Мне нравится 503-ий, хотя у него такой разворот к Малой, что даже ночью там жарко до обморока. Еще люблю бывать на 8714-ом, хотя, продираясь по его склонам, все ноги себе искалечишь, и бывает, что светлым днем от морозов хрустят кости. Эти два осколка давно кажутся мне роднее, чем все здешнее расслабляющее благоустройство. Меня тянет туда: ведь я могу там многое изменить, повлиять на материю, сделать не так, как было до меня.

Она повела ладонью перед собой, пошевелила пальцами, формируя полосу повышенного давления, — и в двух шагах от клена по зеленой густой траве пробежала волна, спугнув трех бабочек. Уже через вдох все травинки выпрямились, и даже вместо одного оторвавшегося белого цветочка распустился новый, точно такой же.

— Все здесь будто не радо мне, во мне не нуждается, — Двин уронила руки. — Зачем здесь я? Разве нужно здесь что-то восстанавливать или создавать? Мы с Имай починили наборы на десятках осколков и на десятках собрали новые: на том же 800-ом лесов не было, пока мы их не вырастили. Что это была за работа! Три оборота мы занимались только грибами и еще один — мхами!

Двин хмыкнула и пустила еще одну волну по траве, в другую сторону. Из кроны дерева невидимый дрозд выкрикнул что-то неодобрительное.

— Здесь не требуется ни бактерий, ни растений, ни животных — набор Первого идеальный!.. Не нужно приносить водоросли и потом видеть, как оживает река. Не нужно из карманов вытряхивать червей, потом возвращаться и проверять состав почвы, проверять, проверять, чтобы наконец дождаться и принести еще червей… Зато здесь все время какие-то сложности, постоянные оглядки и приемы, которые зависят от погоды…

Она не ждала, что Эар поймет, но надеялась, что он увидит суть ее печали: ведь Основатель по природе своей умеет смотреть глубоко.

— Место должно сочетаться с находящимся в нем, — сказал Эар. — Ты — Мастер-Творец, отдавший свою жизнь большому миру. На Первом для тебя нет ничего ценного. А на Миллионный, о котором ты беспокоишься, тебя сейчас направить нельзя.

— Но когда я вижу, что Мастера вроде Боона нашли свое место на Первом, чувствую себя… искаженной.

На это Проводник долго молчал, развернувшись лицом к потоку воздуха с ветки. Потом осторожно спросил:

— Как часто Боон вместо совета дает упреки?

— Я всего лишь не хотела рисковать, — пробормотала Двин.

В Жилом Кольце мерно запищал громкий сигнал. После пятого писка с неба посыпались крупные капли, но до Эара и Двин они не добирались, пока еще задерживаясь в густой листве. Становилось холодно и сыро, но Эар не выключал ветерок, а Двин не поднимала ладонь, чтобы велеть листьям стать навесом.

Когда одна тяжелая капля плюхнулась на песчаную горку, слепленную Двин, оба, Основатель и Мастер, посмотрели на круглую вмятину, образовавшуюся на верхушке. Двин хотела указать пальцем и сказать: «Именно так выглядит плюха в городе», но решила, что Проводник не нуждается в пояснении.

Когда упала вторая капля и сдвинула с места одну из сорванных травинок, Эар прервал молчание, глухо сказав:

— Если дождь пойдет сильнее, то капли сотрут все, что ты построила...

Двин охнула, испугавшись. Перед глазами полыхнула картина, как ливень гравитационных узлов обрушивается на Миллионный, как пробивает крыши, рушит стены, как выворачиваются улицы, мощеные каменными плитами, как дома, рассыпаясь, погребают под обломками жителей — ослабевший народ, который уже не способен разобраться с гравитацией, но еще гордо называет себя Мастерами…

На ее плече сжались сильные пальцы, прогоняя ужас. Спокойный голос Проводника сказал:

— Я понял, зачем ты позвала меня, и вижу, что с Миллионным ты тоже не хочешь рисковать. Снизить риск легче, чем обеспечить полноценную помощь. Есть у меня кое-кто на примете. В Большом Переводе ему места не нашлось, а нам он пригодится.