Глава 1

КОМПЛЕКС 451 — АЛЯСКА — США

— Как много вы помните?

Он услышал женский голос, заботливый и ободряющий, в нём ощущался правильный баланс материнской заботы и властной жёсткости. Он открыл было рот, чтобы ответить, но из него вырвался лишь скрипучий и сухой хрип. Говорить было сложно, будто его голос ему не принадлежал. Он больше не предпринимал попыток заговорить и решил попробовать кое-что другое. Он попытался сосредоточиться на словах женщины, чтобы определить ее местоположение в комнате.

— Не спешите, — сказала она ему, затем она приказала кому-то в комнате. — Дайте ему воды.

Бесконечное белое пространство заполняло всё вокруг, мутное, яркое, но в то же время — не слепящее глаза, и если бы не тепло помещения и отсутствие ветра, он подумал бы, что находится на просторах морозной тундры, простирающейся за пределы горизонта. По краям зрения он заметил следы золотых, ползущих вниз и исчезающих одна за другой иконок. Он приподнял руку, будто желая смахнуть их, словно они были каплями дождя на ресницах, но затем он вспомнил, что его синтетические ретинальные импланты всегда показывали ему эти иконки.

Перед ним, словно призрак, появились чья-то рука. Черные, как тень, пальцы двигались и дергались. Затем они пропали из виду, и он понял, что он лежит на кровати, придавленный силой тяжести. Тундра оказалась потолком, высоко над его головой, вне зоны досягаемости. Он почувствовал, как его приподнимают каким-то механизмом за матрасом так, чтобы его тело приняло сидячее положение.

В поле зрения появлялись новые призраки. Смутные человеческие силуэты.

Он вздрогнул при виде незнакомцев, отголосок реакции *«дерись или давай дёру» пробудил в нем нечто, что он даже не сразу опознал. Это был умирающий след другого воспоминания, ускользнувший от него, прежде чем он смог ухватиться за него. Это выбило его из душевного равновесия и насторожило.

Медицинский бот-манипулятор подъехал поближе, протягивая ему небольшую бутылку чистой жидкости, и он нагнулся поближе к ней, позволяя горлышку прикоснуться к его губам. В его рот полилась свежая и прохладная вода, язык ощутил слабый медицинский привкус. Он ощущал себя так, будто ничего не пил уже многие столетия, и в течение продолжительного времени он просто давал себе наслаждаться простой прелестью этого момента утоления жажды.

Но затем в нем, от ощущения потока воды во рту, пробудилась новая частичка памяти. Его резко кинуло в воспоминание, где он тонет в ледяной солёной воде. Холодная жидкость заполняет горло и легкие, невероятная сила сминает его, как гигантские пальцы чудовища. Он закашлялся и выплюнул жидкость, тяжело дыша и подавляя рвотные позывы. От шока он резко подался вперед. От этого движения провода сенсорных дисков, тянувшиеся от его горла и груди, выдернулись, а некоторые и вовсе — порвались, посылая предупредительные сигналы на отслеживающие устройства в изголовье кровати.

Стирающая всё и вся волна всепоглощающей паники захватила его целиком и полностью, грубая и беспрепятственная сила рвала в клочья его попытки защититься, она ломала его волю одним движением. Он знал — это смерть, он знал наверняка, потому что он уже через это проходил, не впервые.

В первый раз это был залп острых как бритва осколков и огня, разрывающих его внутри и снаружи, убивая всё, чем он когда-то был. Тогда он выжил. Чудом.

А во второй раз это было нечто холодное и давящее, угроза быть опрокинутым в небытие и стертым с лица Земли.

Теперь ему кое-что удалось вспомнить. Не четкая последовательность, не событие за событием, посекундно, но лишь обрывки не связанных меж собой действий. Случайный узор ослепляющих, болезненных моментов, которые были связаны друг с другом, подобно драгоценным камням на леске.

Мучительный скрип металла, сдающийся под тяжестью Северного Ледовитого океана. Дикие вопли безумцев и умирающих. Оглушительный стук его угасающего сердца. Копья света пронзают стеклянную, движущуюся поверхность воды. И ужасающее осознание и уверенность: он умрет, здесь и сейчас, и уже ничто его не спасет.

«Я должен был умереть.» Мысль всё сильнее занимала его голову, приобретая новые, острые углы.

Его искусственные глаза потихоньку привыкали, а тон комнаты менялся из-за того, что картинка приобретала более чёткие очертания. Он заглянул внутрь своих мыслей и откопал в себе то самое, что всегда было с ним и давало ему держаться и не сходить с ума: свой внутренний стержень, твердый как сталь.

Следующий вдох был тяжёлым, но он начинал контролировать себя. Силой воли он выправил свое рваное дыхание и сконцентрировался на своем учащённом пульсе, пытаясь привести его в норму. Предупреждающая иконка, мягко мигающая на краю зрения, постепенно исчезла, как только его сердцебиение успокоилось. На его теле бисеринками стал появляться пот, и он с трудом сглотнул.

— Я помню море. — Это были первые слова, произнесенные им за долгие месяцы. — Холодное.

— Вам повезло остаться в живых. — Ещё один голос, в этот раз мужской, с явным северо-западным акцентом, в то время как женщина обладала акцентом южным. Эти факты вспыхнули в его сознании на автомате. Это была вечная способность его разума: мгновенно перерабатывать полученную информацию в факты, в улики.

Он моргнул еще раз, и ему стало лучше видно людей в комнате. Женщина, была темнокожей, среднего роста, её лицо было обрамлено белым шарфом, а мужчина был бледным и уставшим. На обоих — докторские халаты, в руках — электронные планшеты. Около их плеч шуршали маленькими вентиляторами дроны размером с теннисные мячи, мягко подсвечивая всё в комнате отблесками из своих синих линз.

Женщина изобразила вымученную улыбку:

— Вы были в состоянии клинической смерти, когда вас выловили из океана. Но усилиями вашего импланта „Страж Здоровья“ вы оставались на грани жизни и смерти. Ваш имплант смог вас спасти.

— А многим другим людям не так повезло, — сказал доктор-мужчина, и в его словах ощущался упрёк.

Он откинулся на матрас и отбросил от себя бутылку с водой. Он не знал, что на это ответить. Его мысли сбились в кучу, в беспорядок, и, когда он закрыл глаза, он увидел поток путанных воспоминаний, без намека на смысл или четкую последовательность. Он посмотрел вниз на свои руки, ладони, пальцы. Они были одинаковыми: чёрные углепластиковые механизмы, присоединённые к его плечам. Когда-то они были гладкими и отполированными, но теперь их поверхность покрывали царапины и вмятины. Он попытался вспомнить времена, когда у него ещё не было таких рук, но вместо памяти о тех временах, когда он ещё состоял из обычной человеческой плоти и костей, была пустота.

Он прикоснулся к своей голой груди и обнаружил зажившие шрамы, но не мог вспомнить, откуда они у него. Часть его тела, которая была живой плотью, ощущалась такой же искусственной как металл и пластик.

— Что-то ещё? — спросила женщина. — Вы что-то ещё можете вспомнить?

— Дэрроу. — Невольно, на поверхность его сознания всплыло это имя и осталось дрейфовать на краю памяти.

Доктора обменялись взглядами, будто меж ними происходило общение без слов.

— Вы знаете, кто это? — спросила женщина-доктор.

— Он погиб там. — Он взглянул на что-то над головами докторов. В фокус его зрения попала стена с окном, в которое он неожиданно ясно увидел простирающуюся заснеженную местность. Практически полное отсутствие цвета в окружении, в комнате, даже в людях перед ним, подтолкнуло его к новому обломку воспоминания, и он вспомнил, как находился в схожей белой комнате. Там был кто-то, кто был для него важен. Воспоминание одарило его горькой россыпью эмоций, в которых он силился разобраться. Он потряс головой, отгоняя от себя это мгновение.

— Вы можете нам сказать...

— Меня зовут Адам Дженсен, — сказал он, грубо не давая доктору договорить. Его терпение подошло к концу. — И я помню, кто я. Но это никак, черт подери, не отвечает на вопрос, где я сейчас!

***

В течение дня два доктора — женщину звали Рейфик, а мужчину МакФадден, решили, что ему стало достаточно хорошо, чтобы покинуть реабилитационную комнату и переехать в основной блок. Они называли это место лечебницей, но вот только Дженсен не находил в этом заведении ничего общего с теми больницами, в которых ему приходилось бывать ранее. Рейфик сказала Дженсену, что когда-то он был офицером полиции, и это вызвало в нём воспоминания о ещё одной части его жизни, и день ото дня он вспоминал всё больше и больше.

Это место напоминало ему о тюремном отделении больницы, куда он будучи копом, отправлял психически нестабильных преступников — не совсем тюрьма, скорее психушка. И то, как на него смотрели доктора, еще сильнее усиливало дискомфортное ощущение, что именно в таком заведении он и находится.

Когда Дженсен спрашивал, может ли он поговорить с кем-то из вышестоящего персонала, от него отмахивались, ссылаясь на их занятость, но ему сказали, что он может воспользоваться телефоном и позвонить кому-то из своих родных и близких. Он отреагировал инстинктивно, хоть и не понимал до конца, откуда у него взялась такая реакция — Дженсен соврал, что не помнит никаких контактов. На самом деле, он не хотел, чтобы его разговоры с кем бы то ни было прослушали. Его инфолинк оставался в режиме оффлайн, и он не сомневался, что его ему отключили, так же как и остальные его импланты, которые могли причинить кому-нибудь беспокойства.

Комплекс 451 представлял из себя непривлекательные нагромождения заводских автономных отсеков, построенных блоками, и был расположен на бедной местности полуострова Кенай. Два десятка лет корпорации неограниченно использовали эту местность и сильно загрязняли ее, из-за чего богатая лесами местность превратилась в блеклую тень самой себя — голое пространство полумертвых кустарников, покрытых серым, грязным снегом. Окраина, малонаселенная, именно в таких местностях Всемирная Организация Здравоохранения располагала места типа К451. Такие места называли «Клиники обработки», но Дженсен, изучивший все коридоры и закоулки, а также оценивший высоту заборов, подобрал более «интересные» слова для описания этого места.

Тут были люди всех национальностей, из всех прослоек общества, самых разных возрастов и происхождений. И лишь одно объединяло их: у них всех были аугментации того или иного типа, от кибернетических конечностей до глазных и мозговых имплантов.

Все обитатели клиники напоминали собой собранное не по своей воле, сломленное общество, которое он видел в неблагополучных районах и трущобах или в лагерях беженцев, пострадавших от песчаных бурь в Канзасе или наводнений во Флориде. Поначалу все 'обработанные' — никто и никогда не называл их пациентами или больными — держались от Дженсена подальше. Он всегда ел в одиночестве в огромном кафетерии или прогуливался абсолютно один во дворе в часы, когда на улице был слабый дневной свет.

И это было нормально. Ему нужно было пространство и время, чтобы привести голову в порядок. Ему нужно было собраться с мыслями и выстроить их хоть в какое-то подобие последовательности. Получалось медленно и с трудом, худо-бедно. Память вела себя странно. Дженсен будто морально собирал себя по кускам. МакФадден мимоходом сказал, что Дженсен лежал в коме на протяжении нескольких месяцев, и лично он вообще не ожидал, что тот когда-либо очнется. «Человек не обманывает смерть дважды,» сказал ему доктор.

— Обещаю исправиться, — сказал вслух Дженсен, отвечая своему воспоминанию. Из его рта от холодного воздуха вырвался белый пар.

— Ты о чем?

Он повернулся к проходящему мимо него человеку. Картонные туфли были слишком легкой обувью для такого прохладного климата, и от шагов по покрытому коркой льда асфальту раздавались шарканья. Дженсен увидел тучного мужчину с круглым лицом и сильным загаром, таким, который можно получить, если долго работать на свежем воздухе на жаре. У него была жиденькая бородка, и лысая, немного неровная голова. Дженсен был выше своего внезапного собеседника, и, взглянув вниз, он увидел, что у мужчины свои глаза, без аугментаций. Его одолело любопытство, но и об осторожности он не забывал.

— Ничего важного, — ответил Дженсен. — Просто мысли вслух.

— Ясно. — Мужчина прошелся вдоль забора и уцепился руками за сетку. Его руки были механическими от плечей до кончиков пальцев, как и у Дженсена. Но вот только если у Дженсена руки были атлетичными и глянцевыми по своему дизайну, то у этого парня аугментации были громоздкими, с батарейками на видных местах, и больше напоминали механические устройства, уменьшенные до размеров человеческих рук. У толстых ладоней были дополнительные большие пальцы, и ими он, словно когтями, вцепился в соединения решётки забора. Металлический барьер едва слышно скрипел под его хваткой.

— Хоть какой-то вид, — добавил он.

— Но лучше было бы без забора, — откликнулся Дженсен.

— Да уж, — с чувством ответил мужчина, и затем повернулся и протянул ему руку, как будто Дженсен абсолютно правильно ответил на какой-то невысказанный вопрос. — Народ зовет меня Грудой. А ты Дженсен, да?

Он пожал ему руку.

— Знакомы?

Груда кивнул в сторону клиники, где рядом друг с другом встали два охранника в тяжёлых зимних куртках, наблюдая за ними, а над их головами лениво кружил очередной наблюдающий дрон.

— Слышал, как они называли тебя по имени.

Дженсен внимательно изучил охранников. Он приметил, что они носят дубинки, а в кобурах у них были электрошокеры Баззкилл. КОМУ, скажите на милость, понадобились вооруженные охранники в месте, где лечат людей? На этот вопрос никто не мог дать ответа. И что странно: ни у кого из охранников не было видных аугментаций. И им было нервно находиться среди такого количества агументированных людей. Он отвёл взгляд.

— Западное побережье, правильно? Откуда ты?

Мужчина на секунду ухмыльнулся:

— Ты прав. Определил это по тому, как я разговариваю? — Он не стал дожидаться ответа Дженсена. — Да, из Сиэттла. Жил там всю жизнь, пока… — по его лицу пробежала тень. — Ну, ты знаешь. Я был верхолазом. Строил здания, всё такое. А ты что?

— А я раньше был копом.

Груда снова кивнул:

— Я догадался. У тебя соответствующая внешность. — Он помешкал, явно подбирая, что ему дальше сказать. — Люди судачат. Они тебя раньше не видели, а потом раз — и ты здесь. Вопросы задают.

— Дай угадаю, ты вытянул короткую соломинку? "Иди и поговори с новеньким?"

Он фыркнул:

— Типа того, — И продолжил. — Многие из нас здесь уже давненько. Бывает, конечно, что кого-то выписывают, но это счастливчики… Да и новенькие здесь не так уж и часто появляются, сечёшь, о чем я?

— Вообще не понимаю, — Дженсен внимательно посмотрел на него. — Я ж тут новенький.

Груда встретился с ним взглядом:

— Ну, не совсем. Я имею в виду, ты здесь тоже давненько, но так сказать — лежал во льдах, агась? Здесь ещё куча народу, в коме лежат. Никогда не просыпаются. Не как ты. Мы их кличем спящими красавицами.

— МакФадден сказал, что мне повезло. — Порыв холодного ветра хлестнул Дженсена по плечам. В клинике им выдавали тонкие, военные куртки, в которую он и закутался посильнее.

Когда Груда заговорил снова, его тон поменялся:

— О тебе и о других спящих ходят разговоры. Говорят, ты там был. В эпицентре. На острие ножа, в самой гуще событий, там в Арктике. Это так?

Солёная ледяная вода и гнетущее давление. Он сосредоточился на воспоминании.

— Панхея. — Это название он произнес без раздумий. И как только он произнес это слово, в его памяти открылся целый шлюз, из которого потоком хлынули воспоминания. На него обрушилась волна перепутанных картинок, но доминировало над ними всеми одно изображение дыры в океане — черный колодец, ведущий в бездну. Он отогнал от себя воспоминание:

— Да. Я там был.

Лицо Груды посуровело:

— Ты был частью этого?

— Нет. — Ответ был настолько же ложью, насколько и правдой. Дженсен поднял вверх механическую руку. — Мы все были частью этого, не так ли?

— Агась. Вполне так. — Мрачная тень постепенно ушла из его глаз. — Я… я в тот день потерял дочь и жену.

— Мне жаль.

Груда издал тяжёлый, опустошённый, и в то же время — далёкий вздох.

— Как и мне.

Дженсен сменил тему:

— Как давно ты здесь?

— С самого происшествия. — Груда убрал руки с сетки забора и отошёл. Дженсен увидел, как охранники заметно расслабились. — Я многое потерял. В тех событиях. — Он постучал по своему виску толстым металлическим пальцем. — Придти в себя… это занимает время, ты знаешь. Но мне слабо верится, что я когда-либо приду в норму. — Он глянул на двух охранников и одарил их безрадостной улыбкой. — Они боятся, что я выкину что-то безумное. Прогрызу дыру в заборе и смоюсь, например.

— А их опасения не беспочвенны? — Дженсен посмотрел вверх. На лицо ему упали первые капли грязного дождя.

Когда Груда ответил, он звучал так, будто на его плечи легла вся тяжесть мира:

— Может и будут не беспочвенны. Когда-нибудь. — Он двинулся вперед. — Пошли. Тут чертовски холодно, мужик.

Но как только Дженсен повернулся и двинулся следом за ним, он заметил, как к двум охранникам подошел третий. Сурово выглядящий мужчина с информационным датчиком на одном глазу просканировал двор и остановил взгляд на Дженсене.

— Ты. — позвал он беспрекословным тоном. — У тебя посетитель.

Дженсен стиснул челюсти. «Кто знает, что я здесь?»

— Ты не обнадёживайся, — Он поймал на себе мрачный взгляд Груды. — Поверь мне, к тебе пришёл кто-то, кого-то ты не ожидаешь, а может и не хочешь увидеть, — прочитав немой вопрос во взгляде Дженсена, он добавил. — Маловероятно.

***

Дженсена привели в ту часть клиники, которую он никогда прежде не видел, нижний уровень, где не было дневного света, а слабый свет флуоресцентных ламп придавал всему зловещий эффект «взгляда сквозь прозрачный пластик».

Охранник открыл дверь, и Дженсен зашел в комнату, которую иначе как «комната для допросов» язык не поворачивался назвать. Множество камер наблюдения, направленных на центр комнаты, в центре на потолке — турель, а под ней металлический стол, привинченный к кафельному полу. С одной стороны стола стоял металлический стул. На другой стороне — такой же стул, на котором сидела тощая как палка женщина, среднего роста, в стандартных черных брюках и пиджаке. Она даже не подняла глаз на Дженсена, когда его привели, поглощенная тем, что показывал ей сенсорный планшет. Холодный свет дисплея подсвечивал ее молочно-бледное лицо, обрамлённое короткими, ярко-красными волосами. Он приметил бросающиеся в глаза кожные отметки мозговых имплантов, а также он заметил её правую руку, тонкую, с длинными пальцами, сделанную из отполированной стали. Вторая рука была такой же утонченной, с той лишь разницей, что она была своей, из плоти и крови. Её манера держаться и её одежда просто кричали о том, что она правительственный агент. Дженсен, как бывший коп, видел таких за версту.

Он уселся на пустой стул, не дожидаясь приглашения, и потер отросшую щетину на подбородке. Женщина глянула на него поверх планшета, изучая его, затем снова вернулась к чтению. Пауза между ними затянулась, и Дженсен закатил глаза. Нервирование тишиной — одна из первых техник допроса, которой их обучали в полицейской академии. Нужно просто ничего не говорить, и в некоторых случаях преступник сам захочет нарушить тишину, и вполне возможно, что он выдаст информацию, которая спалит его по полной программе.

Но у него не было настроения играть в эти детские игры. Дженсен нагнулся поближе и смерил женщину жёстким взглядом:

— Если мы тут надолго, — начал он. — Тогда я не отказался бы от чашечки кофе.

По ее лицу промелькнула тень ухмылки? Это было настолько мимолётно, что он не мог сказать точно, а она тем временем постучала длинным пальцем по дисплею планшета. Дженсен уловил пронзительное жужжание около поверхности стола, и без предупреждения его правую руку намертво примагнитило к столу, и он больше не мог ей пошевелить, будто руку прижали сверху чем-то тяжёлым и невидимым.

На его руке был толстый стальной браслет. Ему выдали это ещё в реабилитационной палате, и доктор Рейфик заверила его, что это лишь отслеживающее его состояние здоровья устройство. Дженсен этому ни на йоту не поверил, уж не после того, как он увидел схожие браслеты на Груде и на других обитателях К451, но до этого момента он не думал, что это и впрямь наручники. Где-то в столе был ЭМИ-генератор, который удерживал его руку на месте. А женщина, как он заметил, сидела так, чтобы он не смог дотянуться до неё свободной рукой.

— Все ваши боевые аугментации были заблокированы на время вашей реабилитации, — сказала она, подтверждая его возникшие ранее подозрения. По акценту — она была из центральной Америки, но голос её был намеренно лишен конкретного окраса. Она отложила в сторону планшет и извлекла кошелёк, раскрыла его и достала бейдж и удостоверение личности. Попутно Дженсен заметил приклад матово-черного пистолета в подмышечной кобуре. — Я агент Дженна Торн, Национальная Безопасность.

— Федеральная Служба Безопасности… — Он прочитал эту информацию на её удостоверении. — А я думал, вы, ребята, просто охранники.

Она положила кошелёк обратно в карман:

— Наши полномочия значительно расширились за последнюю пару лет.

— Да… — он кивнул на браслет. — Думаете, я вам проблем доставлю, агент Торн?

— Это часть нашей работы. — Она взглянула на камеры наблюдения, и Дженсен увидел, как одна из камер повернулась прямо на него.

Он постарался максимально успокоиться. Если эта женщина хочет поиграть в босса, то карты в руки. Она обладала нужной ему информацией, как и он располагал нужными ей сведениями.

— Знаете, почему вы тут?

— Люди говорят, что я здесь, потому что я счастливчик.

Торн продолжила, будто не услышав его ответа:

— К451 — это часть сети медицинских клиник, созданных для пострадавших во время Инцидента с аугментированными, чтобы помочь им вернуться к нормальной жизни.

Невольно Дженсен сузил глаза:

— Вот так вы это называете? Инцидент?

— Дайте имя вещи, и она потеряет над вами власть, мистер Дженсен, — откликнулась Торн. — 9-11. Виламийское суперземлетрясение. Пять кошек. Инцидент. Дайте этому имя, и вы можете положить это в коробку и сдать в архив. Это важный защитный механизм. Помогает людям восстановиться.

— По моему опыту: нужно немного больше чем это.

Она кивнула:

— А у вас есть этот самый опыт, да? Столько человеческих трагедий на вашем жизненном пути. Происшествие в Мексиканском городке, когда вы служили в спецназе Детройта, террористическая атака на Шариф Индастриз...

— Они не были террористами, — поправил он и тут же умолк. Он дал ей подсказку, и она сейчас будет пробовать другой подход. — Вы ведете себя так, будто знаете всё про меня. Так может, поможете мне с кое-чем? — Он прикоснулся к своей брови. — Например, подскажете, где я находился в течение последнего года?

Торн развела руками в стороны:

— Здесь, мистер Дженсен. Вы были здесь. Как я понимаю, продирались из комы обратно к жизни. Вас выловили из Северного Ледовитого океана в состоянии клинической смерти. — Она нагнулась поближе. — А вот что мне интересно, так это то, где вы были перед тем, как решили искупаться. Что вы делали в комплексе Панхея и какую роль вы сыграли в её гибели?

— Я не помню. — Это не было правдой, и она оба это знали.

Построенная как часть экспериментальной программы по управлению погодой, как ключевой элемент в попытках предотвратить глобальное потепление, Панхея была обширным комплексом, возвышающимся над поверхностью моря. Она представляла из себя уровни взаимосвязанных систем, использующих токовое управление, засеивание облаков и другие методы, чтобы повернуть вспять таяние Северного полюса.

И это было лишь прикрытием. Дженсен не сомневался, что Панхею строили с хорошими намерениями, и многие люди думали, что работают на благо человечества. Но были и другие люди, которые использовали комплекс как прикрытие для более зловещих целей.

Его личный крестовый поход с целью выяснить правду об атаке на Шариф Индастриз — в ходе этой атаки он чуть было не погиб — закончился тем, что в результате расследования, проведенным им в последние месяцы 2027ого, Дженсен оказался в этой дыре посреди океана и взаправду заглянул в самые её глубины. Искусственный интеллект, который использовал похищенных людей как части себя, устройства, работающие на бездушную, таинственную и могущественную группу людей, которая находилась в тени человеческой цивилизации на протяжении веков.

И на верхушке всего этого — план одного горе-гения, которого отвергло собственное величайшее открытие. Франкенштейн, убивающий созданного им монстра. Дедал, рвущий свои крылья.

— Вы присутствовали при смерти Хью Дэрроу? — вопрос Торн был как скальпель, резкий и ранящий.

— Я не помню, — ответил он. Но он помнил. Он там был, и он воочию видел Дэрроу, находящегося на грани срыва.

Этого человека весь мир называл отцом технологии человеческой аугментации. И он никогда не смог бы испытать своё же изобретение на себе, из-за редкой генетической болезни. Дэрроу изобрёл схему, которая дух захватывала, настолько она была ужасающей и масштабной. Учёный создал способ одновременно достать почти всех аугментированных на планете через тайно имплантированные биочипы, которые создали жуткий нейрохимический дисбаланс в головах — искусственно вызванное безумие. Их защитные рефлексы вышли за пределы разумного, и они впали в продолжительный психоз. После того как безумие прекратилось, повсюду были смерть, разрушения, горящие города, поломанные жизни и рваная рана на теле общества. Дэрроу таким образом хотел показать всему миру, что его изобретение — величайшая ошибка, он хотел, чтобы все боялись аугментированных людей, но вот только на самом деле — это была похороненная глубоко внутри озлобленность, ведь он изобрёл то, чем пользовались люди по всему миру, и что ему было недоступно. И за его закомплексованность миллионы заплатили страшную цену.

Дженсена эта участь миновала, он и сам не знал по каким причинам, но люди вроде Груды или других в К451 или ещё кого бы то ни было по всему миру были насильно введены в состояние сумасшествия. Сигнал Дэрроу был коротким, но ущерб он успел нанести колоссальный.

А что ещё хуже, те, кто стоял за Дэрроу, те, кто хотел использовать этот механизм для контроля, а не для разрушения жизней аугментированных… эти люди так и остались в тени.

— После Инцидента, после нанесенного ущерба, падение Панхеи было неизбежным. Но вот только есть свидетельства, что вы были в самом центре комплекса, прямо перед тем, как рухнули защитные системы. — Торн наклонила голову, изучая его своими пустыми, кукольными аугментированными глазами. — Что вы там видели? Как вы выбрались, когда началось затопление комплекса?

— Я не...

— Не помните, вы продолжаете это повторять. — Торн повысила голос. — Дэрроу был психом. Он получил по заслугам. Никто на планете Земля не сомневается в этом после происшествия. Но падение Панхеи… покрыто мраком из неразрешённых вопросов. Столько обвинений, которые не на кого повесить. Вы следите за моей мыслью?

— Я пришёл туда, чтобы остановить его. — В тот же момент, когда слова сорвались с его губ, Дженсен пожалел о своём признании. — И я чуть не погиб из-за этого. И это всё, что я вам скажу.

— Правда? — Торн поднял бровь. — Так пусть Дэрроу плавает где-то там на краю океана, а мы все будем жить дальше? Так вы думаете?

Он поёрзал на стуле и нахмурился из-за того, что его рука всё так же оставалась примагниченной к столу:

— Вы же сами говорили о „сдать всё в архив и забыть“.

— Чтобы сдать всё в архив и забыть, нам надо сперва узнать, кто дал Дэрроу средства на всё это мероприятие. Дэрроу, конечно, был миллиардером, но даже его ресурсы были конечны.

Дженсен сконцентрировался на том, чтобы придать своему лицу максимально непроницаемое выражение, но это было сложно. Кусочки его памяти продолжали всплывать из глубин его мыслей в самые неожиданные моменты, иногда вызванные словом, иногда звуком или запахом. Когда Торн заговорила о Панхее, вещи, которые он бы предпочёл забыть, возникли в его сознании, чёткие и ясные.

Впервые Дженсен ощутил неконтролируемую злость, пылающую внутри него. Ярость, направленная на тех, кого он не мог назвать по именам, не мог увидеть. Но с каждым прошедшим днем, каждым часом, всё больше и больше ему становилось известно.

Иллюминаты. Древнее слово, усложненное противоречивыми слухами, уклончивыми значениями и фантазиями. Это было всеобъемлющее понятие, воскрешающее в памяти образы групп старцев-заговорщиков, управляющих миром. Самопровозглашенная элита, руководящая массами при помощи коварства и силы. Десятилетия журналистских выдумок и недомолвок превратили их в байку, никто не верил в их реальность. Так, всего лишь страшилка, конспирологическая теория сумасшедшего для доверчивых простачков.

Но вот только выдумка оказалась правдой. Дженсен познал это на собственном горьком опыте, во время атаки на Шариф Индастриз и в дни его расследования этого нападения. Когда план Хью Дэрроу, который оказался лишь частью сложной паутины заговора, был в конечном итоге прерван, кукольники, дёргавшие за ниточки человеческих судеб, растворились в тенях, никем не замеченные и безнаказанные.

— Ему точно кто-то помог, — сказала Торн. — Опасные противники. Этих людей надо призвать к суду.

У них везде уши. В голове у Дженсена раздался предупреждающий сигнал его собственных мыслей.

— Видимо на этом ваша работа и завершается, — сказал он, поразмыслив.

На самом деле безоговорочная вера своим инстинктам была тем, что сохраняло Адаму Дженсену жизнь в те дни расследования нападения на Шариф Индастриз. И эти инстинкты подсказывали ему, что Дженна Торн не та, кому стоит доверять и открываться.

— Скажите, что вам известно, — Торн чётко, холодно и жёстко произносила слова. — Иначе я подумаю, что вам есть что скрывать, мистер Дженсен. И мне придётся вспомнить, что нам всё ещё надо на кого-то повесить вину.

Он ощутил что-то странное в воздухе комнаты: внезапное чувство, от которого затылок начало покалывать. Торн пыталась манипулировать им, эти кибернетические глаза не были единственными аугментациями женщины, которые она применяла, чтобы прочитать его мысли и намерения. Дженсен мог поклясться, что у агента была установлена КАСИ — хитрая технология, которая позволяла пользователю получать информацию о собеседнике прямо во время разговора с ним и использовать эту информацию себе во благо; с помощью КАСИ можно было также выпустить феромоны и убедить собеседника в чём угодно или заставить того рассказать абсолютно всё. Он не собирался на это поддаваться.

— Вы можете думать всё, что душе вашей угодно, — сказал он, чувствуя как его терпение подходит к концу. — Но на данный момент, если вы не поможете мне восстановить пробелы в памяти или не поможете мне выбраться из этого места, то какого дьявола я вообще должен с вами говорить? — Дженсен откинулся на стуле. — Я думаю, мы закончили.

Торн, казалось, хотела ответить ему не менее грубой и язвительной репликой, но затем взяла себя в руки и сдержалась.

— Пока что, — сказала она ему и нажала кнопку на планшете.

Жужжание под столом тут же прекратилось, и руку Дженсена больше ничто не держало. Он поморщился, разминая искусственные мышцы.

— Мы закончили. Пока что. — повторила она и вышла из комнаты.

***

Он убеждал себя, что делает это, просто чтобы мозги не заржавели и чтобы не забывать свои старые умения, но после пары дней прогулок по периметру К451, Дженсен отчётливо осознал, что он это делает, потому что планирует побег. Впрочем, план обещал быть сложным. Целые пространства комплекса были огорожены от обычных пациентов, и на данном этапе у него на руках были лишь приблизительные данные о количестве охранников и охранных систем в комплексе.

Да еще и этот браслет… Он глянул на свою руку, ощупал устройство пальцами. У Дженсена не было сомнений, что прямо сейчас эта штуковина сообщает охране, где он находится, и пока он не придумал, как погасить сигнал браслета или как и вовсе убрать его с руки, покинуть К451 и пытаться не стоило.

Никто тут не утверждал, что они заключённые, но большое количество запертых дверей и малое количество открытых пространств не вязалось с утверждением, что это не тюрьма. Доктор МакФадден как-то обронил, что клинику изолировали от цивилизации в целях безопасности, и Дженсену было очень любопытно, чья же безопасность имелась в виду. Не понадобилось много времени, чтобы понять: это самих аугментированных изолировали от всего мира по ту сторону забора, от не-аугментированных, от тех, кто их боялся. Виной этому был Инцидент.

Дженсен нахмурился от этой мысли и повернулся к комплексу. Он поймал своё отражение в окне, мимо которого шёл, и обратил внимание на чёрные защитные линзы, которые обрамляли его настороженные глаза и худощавое лицо. Борода была неухоженной, а её длина его не устраивала. Электробритва, которую ему выдали в клинике, плохо справлялась с подравниванием. В конце концов, он плюнул и отпустил бороду, и теперь волосы выглядели неаккуратными. Он представил себе, как встретил бы сейчас того Адама Дженсена, который покинул Детройт в 2027ом. Узнал бы Дженсен тогдашний Дженсена нынешнего? Наверное, нет. Смотря самому себе в глаза в отражении стекла, Дженсен стал чувствовать себя странно, будто он терял связь с самим собой. Ему это не нравилось.

В холодном воздухе ему послышался звук голоса Груды, и странное чувство оборвалось.

На углу открытого двора он обнаружил Груду. Вокруг него собрались полукругом ещё три обитателя клиники, лица их были угрожающими. Самой большой из них была широкая женщина плотного телосложения, с гладкими тёмными волосами и телом бодибилдерши. У неё были поношенные литые кибернетические ноги, покрытые замысловатыми деталями. Он понял для себя, что она бывшая вышибала из какой-нибудь уже не существующей банды аугментированных. По другую сторону от Груды стояли два парня в таких же ничем не примечательных куртках, как у Дженсена. У одного из них был имплант в виде цельной сенсорной ленты с одним визором, закрывавший оба глаза, а у второго были отметки имплантов в виде татуировок, из чего можно было предположить, что у него стоят некоторые мозговые модификации.

— Ты знаешь, как тут всё устроено, — сказала женщина мелодичным голосом. Она ткнула Груду в торец. — Я имею в виду, есть мы и есть они, да? Ауги тут, Чистые там, и Чистым на нас плевать. Ауги должны держаться друг за друга, вот что я хочу сказать.

— Угу. — Одноглазый склонил голову, соглашаясь, в то время как его татуированный приятель стоял молча. Несмотря на кажущуюся безобидность разговора, Дженсен понял, что здесь происходит вымогательство. То, что женщина сказала дальше, лишь подтвердило это.

— Вот чем мы занимаемся. Мы присматриваем за всеми. И уж наверное не сложно быть хоть чуточку благодарным за нашу помощь, Груда. Понял меня?

— Я тут сам по себе, Бэлль. — Груда выдавил из себя слабую улыбку. — Ок?

— Нет. — Женщина снова ткнула его в грудь, в этот раз сильнее. — Не ок.

Груда и парень с татуировками одновременно заметили приближающегося к ним Дженсена. Подручный коснулся руки Бэлль, и та повернулась к Дженсену. Она стиснула челюсти.

— О, новенький. Проснулась, спящая красавица?

Он пропустил её слова мимо ушей.

— Груда? Есть минутка? Мне надо тебя кое о чём расспросить.

Груда аккуратно шагнул мимо Одноглазого, благодарный Дженсену за то, что тот позвал его с собой и избавил от неприятного разговора с Бэлль и ее парнями.

— Дженсен, пойдем, тут прохладно.

— Дженсен, — повторил татуированный парень. — Любитель искупаться. — Он заржал над своей шуткой, довольно морща нос.

Бэлль осмотрела Дженсена с ног до головы. Её лицо выражало одновременно неприязнь и ехидство. Она показала на его руки:

— Что у тебя? Шарифовские штучки, да? Знаю их технологии. Херня. Мне лично не нравятся. — Она похлопала рукой по своему бедру. — У меня сплошь модификации от Тай Юн Медикал.

Он даже не посмотрел на её ноги.

— А, эти модификации… тяжелая модель Ариес? А правило 40% неудачи тебя миновало?

У Бэлль был вид, будто ей влепили пощечину, и он понял, что задел её за живое. Тай Юн Медикал были вечными конкурентами Шариф Индастриз в бизнесе аугментаций. У них, может быть, и было бы больше клиентов, чем у Шарифа, но в отличие от Шариф Индастриз их технологии имели проблемы с прочностью и стабильностью.

Она пожала плечами:

— А мне в самый раз. Как-то раз этими ногами я оторвала мужику голову. Хочешь посмотреть, как я ещё раз это сделаю?

— Я пас. — Он кивнул Груде. — Мне бы кофе выпить. Пойдем внутрь.

— Увидимся, Дженсен, — крикнула ему в спину Бэлль.

***

Торн стояла у окна на верхнем этаже, и любой, кто проходил мимо неё, мог бы принять её за статую, а не за живого человека. Она смотрела вниз на квадрат двора, её глаза расфокусировались и расслабились, как только Дженсен и другие 'обработанные' вышли за пределы её видения. Ей было раз плюнуть на расстоянии хакнуть систему безопасности клиники и продолжить следить за ним через камеры наблюдения К451, но нужды в этом не было. Она запрограммировала отслеживающий браслет Адама Дженсена передавать информацию прямиком на инфолинк, встроенный в её голову, и теперь она смотрела, как чёрная точка, окружённая золотым мерцанием, идёт вглубь здания по коридорам, к кафетерию.

Если бы кто-то сейчас наблюдал за Торн, то он бы увидел как её ничего не выражающие глаза мерцают, сужаются и расширяются. Он бы увидел, как она шевелит губами, беззвучно обращаясь к кому-то по своему инфолинку. Разговор фильтровался и шифровался при помощи портативного устройства, которое она носила в кармане. По её губам было невозможно прочесть, что она говорит. Она едва шевелила ртом и ничего не говорила вслух, но человек на другом конце провода слышал её чётко и ясно, будто они были в одной комнате.

Её отчет был как и всегда: краткий и по делу. Она не теряла времени на предисловия, говорила только по существу, только факты, и переставала говорить только для того, чтобы выслушать новые наставления и указания от её собеседника. Какое-то время она оставалась неподвижной, запоминая свои новые задачи.

Наконец она произнесла лишь одно слово вслух:

— Принято.

Невидимый собеседник в её инфолинке прервал связь, и она наконец-то пошевельнулась. Торн глянула на отслеживаемую ей чёрную точку, и начала прикидывать в уме, как теперь быть с Адамом Дженсеном.

*прим.: Реакция организма, вызываемая в ответ на стресс.