Старый знакомый

Вооружившись знаниями, я покинул интернет-кафе утром, когда солнце вовсю заливало улицы милосердным светом. Бросил задремавшему хозяину пару купюр. Утром люди слишком сильно спешат на работу или по другим делам — на меня никто не обращал внимания, только недовольно ворчали, когда я случайно толкал плечом очередного прохожего. И даже при этом не поднимали головы — как будто глаза их были привязаны к ботинкам. Я на ходу жевал вторую порцию еды, которую утащил из «Либерти Лабс» — апельсин уже успел подсохнуть, а хлеб и вовсе зачерствел. Но приходилось довольствоваться тем, что есть — хоть моему желудку и не было это по нраву. Запил глотком воды из купленной бутылки. Я все еще дергался от резких гудков машин, но уже порядком привык к городскому шуму, который перерастал в монотонный низкий гул. И даже смрадный воздух не казался таким уж противным — ко всему можно было привыкнуть. Кроме клетки.

Я спешил к университету — мне нужно было во что бы то ни стало поговорить с профессором Алексеевым! Раз ко мне подослали человека с пистолетом, значит, могут и к нему — как раз из-за того, что я сбежал. Все это странным образом складывалось в единую картину — его конференция, мой побег… Как кусочки пазла. Он мог дать мне ответы — важные и нужные — а от них зависело решительно все.

Я так глубоко задумался, что не заметил, как сильно толкнул еще одного прохожего. Он сильно спешил и уставился в телефон — видимо, тоже не глядел, куда идет. Сотовый упал на землю, и по экрану побежали трещины.

— Ох, извините меня… — я поднял мужчину с земли и отряхнул его куртку.

— Ничего, ничего… — раздосадованно ответил он, подобрав свой телефон. — Сам виноват. Проклятье, не с того начался день…

В такой ранний час у университета толпилось довольно много людей — кажется, конференция произвела немалый фурор. Я встал чуть поодаль, в тени большого дерева. Кучка студентов поглядывала на меня и смеялась о чем-то своем, но я не обращал на них никакого внимания; пристально оглядывая улицы, я ждал, не появится ли где-то профессор Алексеев. Здесь были и ученые, и их ученики, пресса, телевидение… Вечно усталый оператор с большой камерой и прихорашивающаяся журналистка у потрепанного фургончика. Толпа все росла, а люди прибывали — становилось тесновато… Слишком уж много глаз, ушей и ртов — нужно быть осторожнее, заметить меня будет очень просто. А еще проще — попасть в объективы камер! Это явно не пойдет на пользу. Профессор и остальные его коллеги-ученые, которые собирались принимать участие в мероприятии, все никак не появлялись, и я начал в уме рассчитывать возможные точки входа в остановленное время. Всего одна — у фургона местного телеканала.

И тут, когда я уже было решил, что зря пришел так рано… Вот он! Идет по улице с дымящимся стаканчиком кофе. Это он, не может быть сомнений; только в официальном костюме вместо белого халата. Я быстро осмотрелся — все вели себя так же, как и за пару минут до этого. Никто еще не заметил прибытия звезды конференции. Нужно перехватить его раньше остальных! Я медленно, будто просто прогуливаясь, двинулся к тротуару. Вышел на ту же сторону улицы, по которой шел Алексеев; он заметил меня, и, казалось, почти узнал — приподнял бровь и слегка замедлил шаг.

— Николай Александрович! — сзади раздался противный крик журналистки.

Вот черт! Оператор оттолкнул меня в сторону, и профессора окружила разноцветная толпа с микрофонами, диктофонами, камерами и блокнотами. Они щебетали, как весенние птицы, наперебой задавая вопросы, один глупее другого. Подобравшись и даже как-то раздувшись от такого внимания, Николай Александрович принялся напыщенно о чем-то рассуждать на камеру. Вот ведь неудача! Ладно, придется пойти сложным путем… Пока внимание было приковано к профессору, я как будто бы невзначай подошел к охранникам у дверей.

— Доброго утра! — я чуть приподнял шляпу.

Как и предполагалось, этим двум пожилым мужчинам было скучно здесь торчать, и они были не прочь поболтать с кем-нибудь, чтобы скоротать время.

— И вам того же! — со вздохом ответил мне один из них. — Пришли на конференцию? Тоже из ученых кругов, надо полагать?

— Да, так и есть. Она же на третьем этаже, да? — наугад ответил я.

— Нет, на пятом. Аудитория пятьсот семьдесят четыре. У вас на пропуске должно быть написано!

Пропуске? А вот об этом я даже не подумал…

— Да… Конечно, — замявшись, ответил я. — Так и было, пока… Пока я не подевал его куда-то. Так жаль! Ждал эту конференцию целую неделю, а тут такое...

Охранник сдвинул брови.

— Нет пропуска, да?.. Кстати, о конференции объявили всего три дня назад.

Прокол. Надо было думать, что говорю… Я виновато улыбнулся.

— В самом деле? Вот это да...

Медленно я пошел прочь, чувствуя спиной внимательные взгляды. Толпа понесла профессора к дверям, и люди с шумом начали топтаться у входа. Медленно вереница гостей потянулась внутрь, предъявляя свои пропуска. Что ж, значит, выход только один. Я двинулся к фургончику, который сейчас пустовал; на ходу завел часы — через несколько минут прозвенит будильник и отправит меня совсем в другое измерение. Остается надеяться, что внутри университета есть подходящие точки выхода, иначе придется возвращаться и искать другие варианты попасть внутрь. Я прижался спиной к фургону и, выглянув из-за него, посмотрел на университет. Охранник что-то шептал крупному мужчине в бронежилете и показывал в мою сторону. Тот кивнул и, поправив дубинку, уверенно двинулся прямо на меня. «Не успеет», — усмехнулся я про себя.

Тяжелые шаги раздавались всего в нескольких метрах от моего укрытия, как вдруг часы пронзительно запищали. Это момент, мгновение, когда время перестает быть тем, чем мы привыкли его знать — словно вляпавшись в смолу, весь мир замедлился и остановился, застыв, как в огромном куске янтаря. Очертания предметов подернулись дымкой и задрожали. Я направился к воротам университета — громила, почти с меня ростом, стоял совсем рядом — рука его лежала на наручниках за поясом.

— Как-нибудь в другой раз, — я помахал ему рукой.

Как через мармеладных мишек, я прошел сквозь толпу и направился к аудитории, которую мне любезно назвали охранники. Ступеньки под ногами колыхались, а ботинки проваливались в них на несколько сантиметров — но я все-таки смог подняться на нужный этаж. Только — вот беда — ни одной точки выхода! Я быстро подсчитал возможные координаты и спустился на четвертый этаж. Нестабильная область обнаружилась в закутке с кучей щеток и швабр — идеально подойдет! Забившись в узкую каморку, я заставил свои часы вновь завизжать. Мир завертелся, звуки наполнили воздух, а бледные и мутные контуры предметов налились жизнью. К сожалению, вернулись не только цвета и звуки — в нос ударил запах хлорки и мокрых грязных тряпок. Я охнул и зажал нос — надо же было оказаться выходу в реальный мир именно здесь! Шум поднимался снизу и шел мимо моего убежища — на этаж выше. Я хихикал, гадая, что же подумал тот охранник в бронежилете, когда не обнаружил меня за фургоном.

Гости и участники конференции, как сардины в консервную банку, набивались в аудиторию — я слышал над собой постоянный перестук ботинок. Нужно влиться в этот людской поток, пока он не иссяк! Сделать это оказалось проще простого — я открыл дверь на лестничную клетку и позволил толпе подхватить меня — никто даже не заметил такого внезапного появления. Вскоре мне удалось найти свободное место в одном из отдаленных углов, за стопкой книг. Студенты шумели и переговаривались громче всех; старые, седые преподаватели с умным и гордым видом обсуждали какие-то научные темы — уверен, они были невероятно довольны собой. Невежественные глупцы! Им еще учиться и учиться… У кафедры, там, где уже складывал свои бумаги и документы профессор Алексеев, стояла целая гроздь микрофонов самых разных форм — почти все телеканалы и радиостанции хотели услышать «сенсацию» из уст знаменитого ученого. Я украдкой осматривал людей вокруг, выискивая тех, кто мог оказаться шпионом «Либерти Лабс». Либо мои способности сыщика были никудышными, либо ни один шпион еще не явился — посетители выглядели вполне обычными людьми.

Голоса утихли только спустя полчаса — когда конференция официально началась. Слушать выступления было неимоверно скучно — участники говорили непостижимую чушь, показывали совершенно бессмысленные графики, и им за это еще и аплодировали. Пропуская мимо ушей их нудное бормотание, я рассчитывал точки входа. Только одна — у самого дальнего окна… Плохо. Но повезло, что в этой комнате вообще был вход.

— А теперь выступит уважаемый член профессорского совета, преподаватель и лауреат множества международных премий, Алексеев Николай Александрович!

Сонные журналисты зашевелились и, стряхнув с себя дремоту конференции, толкаясь, стали придвигаться к трибунам. Под рукоплескания вышел и сам профессор; все эмоции старика можно было прочитать на лице — смесь волнения и злобы, которую он затаил на «Либерти Лабс». Кажется, он был готов сказать что-то по-настоящему важное. К нему хищно потянулись десятки журналистских лиц — все присутствующие приготовились слушать его с открытым ртом и ловить каждое слово. Пахло сенсацией… Наверное, на него и не посмотрели бы, если бы дело не касалось такой крупной корпорации. А теперь жадные до громких заголовков подхалимы выстроились перед ним, как змеи, готовые ужалить.

— Друзья, спасибо, что пришли. Сегодня, — профессор говорил, перелистывая какие-то бумаги, — я пригласил вас всех сюда, чтобы сделать заявление. Как вы знаете, я на протяжении достаточно долгого времени работал на всемирно известную корпорацию «Либерти Лабс», согласно нашему контракту. Когда меня нанимали, я был уверен, что помогу миру своими исследованиями и, при такой невероятной поддержке и финансировании, смогу дать ход некоторым изобретениям, призванным сделать жизнь всех нас лучше. К сожалению, — Алексеев поправил очки, — я ошибался, что случается довольно редко.

Я весь напрягся и внимательно осматривал каждого из гостей — но не замечал ничего подозрительного… Пока что. Выдержав паузу, профессор продолжил:

— Наш контракт разорван по моему собственному желанию и, несмотря на все угрозы в мой адрес, я не собираюсь молчать. Как часто бывает в наше время, под благородными масками скрываются падальщики и жнецы, плесень, растущая на трупах людей и невинных животных.

Журналисты оживленно зашептались.

— В стенах нашего филиала компании на моих глазах происходили страшные вещи, которые не привидятся даже в кошмарных снах! Моральные ориентиры правящей верхушки «Либерти Лабс» сбиты настолько, что их опыты можно описать только словами «живодерство» и «вивисекция». Позвольте мне привести пример...

Вот он. Так и знал — не обойдется без «Либерти Лабс»! Один из гостей начал медленно придвигаться к трибуне, а я впился в него взглядом — сзади, у ремня брюк, его черная рубашка странно топорщилась… И мне кажется, я знал, что под ней. Нащупав в кармане пальто собственный маленький пистолет, я аккуратно, едва дыша, сошел со своего места и побрел вдоль дальней стены аудитории. Профессор продолжал говорить, описывая вещи, от которых на щеках журналистов загорался румянец — их ручки бегали по блокнотам как спринтеры на соревнованиях. Завтра газеты и телевидение разорвутся от оглушительных новостей. Издевательства над подопытными, похищения и запрещенные препараты — только малая часть того, что происходило в застенках корпорации.

Все были так увлечены и поглощены монологом профессора, что не заметили ни меня, ни мужчину в черном, который, я не сомневался, работал на тех, кого Алексеев поносил в своей разгромной речи. Убийца доберется быстрее меня, я слишком далеко! Догадка оказалась верной — в руке незнакомца сверкнул гладкий корпус пистолета. У меня был только один вариант — раз не смогу опередить шпиона, нужно как-то помешать ему прямо отсюда. Стрелять в него я не собирался — не хотел ни убивать, ни тем более рисковать попасть в невинных слушателей. Решение пришло мгновенно.

Подняв над головой пистолет, я выстрелил в потолок. Секунда недоумения — и люди закричали все разом, сверху посыпались осколки одного из плафонов, началась паника, свалка и давка. Киллера сбили с ног; он, с перекошенным от злобы лицом, осматривался, пытаясь понять, кто стрелял. Я устремился к трибунам, расталкивая верещащих студентов. Охрана ворвалась в зал, и на меня указали десятки пальцев:

— Это он стрелял! У него пистолет!

— Стоять! Руки за голову! — охранники выхватили оружие и поспешили ко мне, но поток людей был слишком плотным.

Он увлек за собой профессора, а я прорывался к нему, на ходу пытаясь завести будильник. Наконец, спустя минуту, мне удалось схватить Алексеева за запястье.

— Отпусти, урод! — старый ученый вырывался и бил свободной рукой мне по голове, пытаясь освободиться. — Вам меня не запугать!

Я молча тащил его к окну — туда, где сходились спасительные графики. Всего лишь несколько секунд… Пуля прожужжала около уха и выбила стекло. Я обернулся — охранники осмелились открыть огонь, но слишком поздно — громкий писк часов заставил реальность задрожать. Профессор ошеломленно вертел головой, наблюдая, как замирают пули, как замедляется бег напуганных людей, как осколки стекла зависают в воздухе подобно причудливым каплям дождя. Я крепко держал старика — поэтому он смог перенестись вместе со мной. Контуры людей, стен и мебели расплылись и зашевелились.

— Что это… Что за чертовщина? — выдохнул ученый.

— А вы говорили, что я все выдумал. Сказал же — теория времени, которую я разработал, верна. Просто вы ее не понимаете.

Только теперь он вгляделся в мое лицо. Я улыбнулся и приподнял шляпу.

— Грегор?! Но как ты… Почему...

— Это долгая история, а нам еще нужно найти место выхода в реальное пространство. Вот этого человека, — я указал пальцем на лежащего мужчину, — послали сюда убить вас. Хорошо, что у меня получилось создать такой переполох.

— Невероятно! Это… Просто какая-то магия! Ты должен рассказать мне свою теорию, как только мы отсюда уйдем!

— Ага, теперь-то вам интересно! — довольно улыбнулся я.

— С помощью нее ты и сумел сбежать?

— Именно. И от вас мне нужны кое-какие ответы.