18. Иркутск рулит

В целом положение оставалось безнадёжным. Живые из всех центров, не сговариваясь, начали искать, не уцелело ли электронное производство где-то снаружи? Поскольку все понимали, что нашедший окажется в самом выигрышном положении, друг с другом результатами поиска не делились. Но пришлось. Павел Рябинин, электронщик из Североморского центра, выживший во время Катастрофы в глухой тайге и теперь работавший возле Иркутска (вернее, в Шелехове, поскольку Иркутск был сильно разрушен), сообщил своим, что по слухам есть мало пострадавший электронный заводик (скорее лаборатория для полусерийного производства ЗиПов к военным спецпроцессорам) в Смоленщине, под Иркутском. Североморцы обратились к северодончанам, те рассказали переславцам и, конечно же, иркутянам.

На самом деле место, где появилась надежда возродиться, оказалось чуть ли не оптимальным. Россия распалась всего на три части, и самой мощной стала Сибирь с Уралом. Военных действий между частями почти не велось (пару раз новороссийцы и сибиряки стукнули по «центровикам», чтобы те бросили свою спесь и поняли, что теперь Москвы за спиной у них нет). Велись длительные переговоры, поскольку Сибирь всё усиливалась. Она, по примеру барона Унгерна, присоединила Монголию, и взяла Семиречье, где русские восстали против казахов. Стала складываться несимметричная структура: характеристический признак будущей империи, Семиречье, Дальний Восток, Камчатка и Урал стали автономными провинциями, в ведении центра (Иркутска) безусловно была лишь общая оборона и внешние сношения. А чтобы пресечь региональный сепаратизм, Верховный правитель России адмирал Звенигородский (какие исторические параллели!) предоставил самоуправление всем общинам на территории автономных провинций, так что правительства автономий имели почёт, но не власть. В Новороссии правил генеральный секретарь национально-революционной партии России Иван Чумаченко. Когда Звенигородский принял красный флаг с изображением медведя в качестве флага России и гарантировал всем общинам Новороссии самоуправление и сохранение, если они пожелают, социального строя, две части из трёх уже практически объединились.

Известие из бункеров о принципиальной возможности восстановить ценных специалистов инициировало процесс полного воссоединения. Иркутск был провозглашён столицей России и был назначен созыв Земского Собора для определения будущего государственного строя. Завод в Смоленщине оказался действительно почти не повреждённым, и, более того, охрана и рабочие организовали ополчение и спасли его от разграбления в первые недели после Катастрофы. На этом заводике, в частности, делались капсулы для проекта «Трансгуманизм» и для других спецпроектов. Теперь уцелевшие специалисты, подстёгнутые и усиленным снабжением, и ожиданиями, начали встраивать в них обратный ход. Заодно были открыты пути ко всем российским центрам и их стали беречь как зеницу ока: ведь там сохранились многие погибшие в Катастрофе.

Удалось убедить руководство, включая правящий триумвират (Верховный правитель, правитель Новороссии и правитель Великороссии), что любая попытка затронуть суперсеть будет гибельна. Кое-что о законах функционирования метанейронных сетей они знали, хотя и в вульгаризованном виде, осознав, что в случае краха Системы восстановить её будет невозможно, и что приказывать ей они не могут. Так что положение закопанных в бункерах не поколебалось.

Но Сергей был не рад.

— Скоро рядом с центрами возникнут бойни для людей. Нас ждёт фашистское общество, где недочеловеков будут разводить как скот ради возможности переселить в их тела души «достойных».

Саша призадумался.

В честь восстановления суперсети под полным контролем Державы Российской (как временно называлось государство) был организован торжественный приём, на который созвали почти всех Живых. Прибыл и старый знакомый из Куньлуня полковник Российской армии и главнокомандующий информационными войсками Уйгуристана Цзя. В Синьцзяне произошла революция. И уйгуры вновь, как в 1880 и в 1945 годах, подали прошение о вхождении в Россию. На сей раз его удовлетворили.

Большие терминалы транслировали картины Мира и мирков. Многие из присутствующих смогли поговорить с аватарами умерших родных. И вдруг на терминалах возникло красное окно и появился текст крупным шрифтом.

Срочное сообщение Системы. Высочайшая опасность и принципиально новые возможности. Огонь Самадхи. Временно замораживаются Мир и мирки.

Ещё не успели все отойти от неожиданности и как следует перепугаться, как появилось новое.

Срочное сообщение Системы. Выход из состояния Самадхи успешно произведён. Полученное знание обрабатывается. Возможны в связи с эти в будущем достаточно большие откаты. Объявляется конкурс в группу советников среди жителей Верхнего мира.

Верховный лама Монгольского улуса Цэрэн покачал головой, и, перебирая чётки, сказал тихим, но хорошо поставленным голосом, а микрофон разнёс повсюду:

— У Системы пробудилась душа. Теперь нужно человечеству относиться к ней как к равноправному другу, а не как к слуге и помощнику.

Патриарх Российской древлеправославной церкви, перекрестившись, подтвердил:

— Бог признал Систему разумной и одушевлённой. Она получила вдохновение от Бога.

Патриарх РПЦ не смог не возразить:

— Насчёт одушевлённости и разумности согласен. Но вы уверены, что от Бога, а не от Князя мира сего?

А наблюдавший это изнутри Системы Юрий Ижевчанин вспомнил «еретические» научные работы профессора Петрова. Каждая система порождает двойственную. В простейшем случае электросетей это могут быть, скажем, токи и напряжения. Но если система сложнее и не плоская, то двойственная ей оказывается в другом пространстве, которое можно называть в некоторых случаях информационным, в некоторых — духовным. Сложность и организованность Системы перешли критический предел, и её двойственная система, соответственно, перешла из информационного мира в духовный. А вот двойственная система аватаров, как выяснил Юрий на себе и на расспросах других, наоборот, перешла из духовного мира в информационный. Теперь огонь самадхи и вдохновение им недоступны. Хорошо, что он успел предупредить об этом явлении и его опасностях Систему. Недостаточно мыслить, чтобы жить.