Глава 11. ЧП Галактического масштаба

Шёл пятый день моих летних каникул. Мы с отцом увлеченно играли в «Землю тамагочей», как мы назвали игру-симулятор Альтаирцев. Играли в то время мы уже на уровне неплохих директоров крупных компаний. Чтобы игра получила наглядную цель, соответствующую нашему уровню, Александр придумал для нас соревнование — возглавляя гибнущие американские заводы в период депрессии 30-х годов, ставилась задача спасти очередной завод, взяв бразды правления в свои руки как можно позже. Программа в ответ уже не только язвила, но и всё чаще поздравляла с успехами. Всё вроде бы шло нормально, но мы заметили, что в последние дни Александр стал часто уходить в себя и глубоко задумываться. Мы поначалу решили, что у нас что-то идёт не так, но на все вопросы он неизменно, но как-то отрешенно, без чувства удовлетворения или радости отвечал, что у нас всё просто замечательно, мы давно уже преодолели то отставание, которое случилось вначале, и всё больше опережаем запланированный график. Своё настроение он как-то раз объяснил тем, что у него, благодаря нашим успехам, совсем мало работы, а у Альтаирцев, как и у землян, от безделья бывают периоды скуки. Когда мы закончили очередной раунд соревнований и оторвались от игры, отец сказал:

— Что-то мне кажется совсем невероятным, чтобы такая банальность, как приступы плохого настроения от избытка свободного времени, были бы проблемой для высокоразвитых Альтаирцев. Видимо, Александра сильно гнетёт что-то совсем другое, давай попробуем поговорить с ним откровенно.

— Давай.

Мы пришли на кухню, где Александр в одиночестве задумчиво, маленькими глотками пил чай, рассеянно устремив неподвижный взгляд куда-то в угол комнаты. Он даже не распустил свою зелёную шевелюру, хотя в открытое окно вовсю светило солнце, не заметил, как мы вошли, и его глубокая печаль была ясно видна нам и без всякого эмофона.

Отец сказал:

— Ты же знаешь, что хоть мы эмофона и не чувствуем, но эмоции у нас практически одинаковы, и оцениваем мы их неплохо. Давай, дружище, выкладывай, что там у тебя за забота.

— Я не знаю, имею ли я на это право. В любом случае, к Земле это не имеет ровно никакого отношения.

— Э, друг мой, так не пойдёт. Если до чего-то мы и не доросли, это еще не повод, чтобы так убиваться в одиночку. Мы же друзья! Давай хоть погрустим вместе.

— Я не хочу, не имею права даже намёком втягивать вас и кого-либо из землян в это дело.

— А у нас нет права голоса?

— Нет, потому что это очень, очень, очень опасно.

— Но судя по глубине твоей грусти, всё очень серьёзно, и, раз ты всё еще здесь, другой возможности ведь тоже нет?

— Будь трижды проклята твоя этичность и догадливость. Ты что, ясновидящий, что ли?

— Короче, мой друг. Выкладывай, а решать вместе будем. Я обещаю всё тщательно взвесить!

— Всё равно не могу. Единственное известное всем разумным расам существо в Галактике, кто может там справиться— это Федька. В одиночку! И никто ему там не сможет помочь— ни ты, ни я, ни чёрт, ни бог, ни кто-либо вообще! А его мнение и спрашивать бесполезно, он точно захочет погеройствовать, он всего лишь мальчишка. И он нужен здесь, на Земле— как воздух! Не буду, не хочу даже об этом думать, не то, что говорить!

Тут я вставил слово.

— Интересно, от меня скрывают что-то такое, на что я наверняка соглашусь. И поэтому моим мнением даже не интересуются!

— Да, я считаю, что и по земным, и по Альтаирским меркам ты ещё недостаточно зрел, чтобы самостоятельно принять обдуманное, хорошо взвешенное решение.

— Но ведь и проблема— наверняка не пустяк какой-нибудь!

— Всё, не хочу больше ни говорить, ни слышать ничего об этом.

— А ты не подумал, что буду чувствовать я, всю жизнь, когда буду уверен в том, что мог сделать что-то очень доброе, знал об этом, и не добился права даже на то, чтобы узнать, а что это было? Помнишь, что ты говорил мне про джинна?

— У того джинна всё было наверняка, а тут сама вероятность против нас. Твой шанс— всего один к десяти, но у любого другого разумного существа шанс там не более, чем один к ста триллионам.

Ну вот, выходит, пришла и моя пора начинать «пляски с бубном» — подумал я и сказал:

— Географичку помнишь? Если Высшие так явно вмешались тогда, не потому ли, что именно сейчас всё очень важно? И не из-за этого ли случая? Уж если я для них так ценен— не важно, на Земле или «там», я ведь в любом случае под их защитой?

— Дела высших нам неведомы. Ответственность на них не переложишь.

— Какую ответственность?

— Я никогда раньше не видел, чтобы Александр проявлял столь сильные эмоции. Но он сказал с явной, почти нескрываемой яростью— наше руководство возложило лично на меня решение, выбор, когда на весах лежит верная смерть сына моего друга!

— Вмешался отец: Так вот что тебя так гнетёт, мой друг! Когда будет слишком поздно?

— Александр ответил:— есть еще почти неделя, чтобы решить.

— Отец сказал — но ведь за Федьку пока отвечаю я, значит, окончательное решение всё равно за мной. А как я к нему отношусь— ты же не просто видишь и знаешь, а ещё и чуешь, так что ты можешь не сомневаться, что я защищу его от любых непродуманных решений. Да и по законам Земли всё так!

— Законы, законы— сказал Александр с раздражением. Какие к чёрту законы, когда речь о жизни ребёнка!

— Но ведь на Альтаире, наверное, тоже за несамостоятельных детей отвечают родители?

— Да, всё именно так.

— Ну тогда выкладывай, что там, на другой чаше этих чёртовых весов.

— Четверть нашей Галактики. Полтысячи разумных рас и десяток диких. Сотни тысяч живых планет с неразумными пока животными и другими существами.

Возникла длинная пауза. До нас постепенно доходил смысл сказанного. Воображение отказывалось вместить в себя картину бедствия такого грандиозного уровня, одолевали сомнения в том, что катастрофа таких немыслимых масштабов вообще возможна. Наконец отец, с явным недоверием и удивлением в голосе, спросил:

— И что, только мой Федька, и притом в одиночку, имеет шанс справиться с этим вселенским кошмаром?

— Только твой Федька, причем и у него шанс 1 на 10. При неудаче он погибнет, не сумев ничего поделать. Причем ни Земле, ни Альтаиру вообще ничто не угрожает, мы совсем в другом секторе Галактики. Вот ведь подлость какая!

— Ну, что Земле ничего не угрожает, ты мог бы и не объяснять. Если бы это угрожало Земле — никакого выбора и не было бы.

— Кстати, совет Альтаира, возложивший на меня ответственность за это решение, уже в полном составе летит в опасную зону.

— Значит, Ваше руководство очень ответственно и адекватно.

Тут вмешался я:

— Раз я почему-то оказался столь важной персоной, и работу всё равно делать больше некому, передайте руководству Альтаира, что я точно не двинусь с места, пока хоть один из них находится в опасной зоне. Я не сомневаюсь, что вы уже организовали эвакуацию оттуда всего, что только возможно. Лишние жертвы в любом случае ни к чему, независимо от того, что мы тут решим. Путь лучше передадут свои летательные аппараты для вывоза дополнительного количества разумных из опасной зоны! И чем раньше вы начнете меня готовить, тем больше шансов на успех— в любом случае, какое бы решение относительно посылки меня вы не приняли бы.

— Ну хоть мне-то с отцом ты позволишь быть поблизости?

— А вы сможете мне там хоть чем-то помочь?

— Нет.

— Тогда и вам двоим там делать нечего! Лучше пусть Высшие мне помогут, если от них там будет толк.

— Александр посмотрел на меня с уважением. Отец— тоже, и сказал:

— Что бы там ни насчитали ваши компьютеры, я считаю, что его шансы растут. Александр сказал: один шанс из десяти— это не наши компьютеры, это сказали Высшие. Они впервые вышли на прямой контакт с руководством Альтаира. И тоже сказали, что перемещаются в опасную зону— все вместе! Ощущают свою вину за то, что не смогли это предотвратить.

— И ты целых три дня молчал! Всё, оказывается, куда серьёзнее! Эй, боги, если Вы меня слышите! Убирайтесь оттуда немедленно, особенно те, кто не может реально помочь! Сохраняйте себя!

— Александр спросил — и какую награду ты за всё это хочешь?

Я аж опешил:

— Ты о чём это, вообще? У нас всего неделя на подготовку, я ещё даже толком не знаю, к чему, а ты уже какой-то бред несёшь! Повредился в уме, что ли? Какая на хрен дурацкая «награда» вообще возможна за подобное? Нелёгкое, видимо, дело, успех которого равноценен самой жизни несметного числа разумных существ Галактики — и что это за банальная чушь про какую-то ещё награду?

Александр улыбнулся, впервые за эти три дня, и сказал:

— Прости, это была вынужденная проверка. Мне сказали, что там у тебя будет огромный, грандиозный соблазн властью, и прямо приказали испытать твою стойкость. Это последнее, что мне было поручено, хотя я знаю тебя уже достаточно хорошо и был уверен в ненужности этого испытания. А как и к чему готовить тебя, мне не сказали, видимо, это будут делать сами Высшие.

Над столом заколебался воздух, и в метре над ним повис лиловый шар. От него лучилось какое-то удивительное тепло и спокойствие. Мягкий голос сказал:

— Простите нам, что я уже третий день скрытно наблюдаю за Вами. Но мы были вынуждены пожертвовать малым — моими угрызениями совести — ради попытки спасти столь многое, и я сам согласился на эту крайне неприятную роль. Как вы только что решили, я начинаю поготовку Феди, времени немного. Через 6 дней мы спросим у Александра Фёдоровича о его окончательном решении.

Заговорил отец:

— Нет нужды возвращаться к этому вопросу еще раз. Моё решение уже принято. Федя попытается исправить ситуацию, но я тоже буду там, рядом с ним, насколько это будет возможно. Любой другой вариант я заранее запрещаю.

— Пап, но я не хочу, чтобы ты тоже рисковал.

— Это вовсе не напрасный риск, моя жизнь без тебя потеряет для меня смысл и будет мучением, ведь я точно буду знать, что твоя гибель на моей совести. Так что заранее смирись с тем, что ты там будешь защищать и меня. Это не только моя любовь, это еще и циничный прагматический расчет, я хочу, чтобы ты лучше прочувствовал всю цену своего возможного провала, хочу повысить тем самым твои шансы на успех, увеличивая чувство ответственности, которого у тебя может не хватить просто в силу возраста. Я тебя хорошо знаю, и знаю, что делаю. Если уж чёртовы обстоятельства таковы, что для повышения твоих шансов— и еще несметного количества других разумных существ— мне надо рисковать жизнью— дай мне хотя бы право на мою часть нашего общего риска!

Я подумал, и через некоторое время сказал:

— Уговорил, папка! Пусть это будет нашим общим решением!

От лилового шара ко всем троим потянулась волна тёплого дружеского чувства, и тот же голос произнес:

— Нашу благодарность заслужить непросто, равнодушные законы природы вынуждают нас точно выдерживать равновесие добра и зла. Только что сумма Ваших решений дала всем нам право на новое большое доброе дело. Мы можем реализовать это право так, как Вы пожелаете.

— А что Вы можете нам предложить?

— Мы могли бы, например, сохранить Вашу с Федей жизнь в случае, если Федя потерпит неудачу.

— А как вы сами использовали бы эту возможность, без учёта нашего мнения?

— Вы что, в самом деле готовы подарить нам своё заслуженное право на гарантию своих жизней, и дать нам возможность использовать это по нашему усмотрению?

— Ну, жить и знать, что мог бы спасти полгалактики, но не смог… Что скажешь, пап?

, Мы с отцом переглянулись, и он, подумав, сказал:

— А всё же, что бы вы сделали? Мне очень интересно, как высшие понимают добро и зло.

— Мы смогли бы вернуть из небытия пять самых лучших разумных рас, погибших раньше в космических катастрофах.

— Вернуть в наш мир, спасти ПЯТЬ РАЗУМНЫХ РАС? В обмен на то, что два варвара готовы идти на смертельный риск, к которому мы относимся, видимо, куда спокойнее вас, и сами отказываемся от гарантии своих жизней? Вы не шутите?

— В таких обстоятельствах не шутят.

— Федь, пять самых разумных рас и гарантия наших жизней— как тебе подходит такой обмен?

— Не могу, пап, решать за тебя, но вот что я думаю сам. Одна разумная раса прямо сейчас, безвозмездно, даже тайком дарит всему человечеству тысячелетия света и по-сути все богатства нашей собственной планеты, которые иначе мы бы профукали безо всякой пользы. Мы, поганцы, сами этого ничем не заслужили, всё это дарят нам только потому, что кое-кто хочет предъявить тьме свои личные счеты.

Другая раса, настолько могущественная, чтобы принимать решения о жизни и смерти целых рас, не хочет упускать случая, чтобы попытаться спасти полгалактики и ещё воскресить из небытия пять рас впридачу, но их этика столь строга, что они не могут позволить себе ступить ни шагу без согласия двух варваров, даже извиняются перед нами за простое скрытое наблюдение.

Наверное, по-настоящему развитые расы не упускают случаев сделать друг другу такие щедрые подарки. Представляешь, чего Галактика может ожидать от 5 лучших рас? Раз уж вышло так, что я сам могу попытаться сделать подобный подарок, нужно ли отказываться от такой редкой возможности, хоть мы пока лишь варвары? Вот и покажем Галактике, что люди тоже способны на то, чтобы творить большое добро, а не только проедать свою планету да убивать себе подобных!

Но я не буду решать за тебя, и всё ещё прошу, чтобы ты остался на Земле в безопасности. Видимо, эти 5 рас как-то связаны с изменением шансов на успех в главной задаче, а то я не могу понять, как это на одних весах оказалась жизнь двух варваров и жизнь пяти лучших рас.

— Ты прав. Моё решение остаётся неизменным именно потому, что, защищая также себя и меня, ты выполнишь задачу лучше, чем если будешь знать, что мы сами в безопасности. Не знаю, как там Высшие считают шансы, но то, что люди, загнанные в угол, становятся находчивее, умнее и опаснее для любых врагов, даже если враг — это не существо, а какое-то очень поганое стечение обстоятельств, известный факт. Зная людей вообще и особенно тебя, я знаю, что чем хуже последствия провала, тем лучше ты выполнишь то, что надо! Позволь мне тоже присоединиться к нашему подарку и увеличить шансы на успех. Если бы ты знал, чего мне стоит подвергать тебя ТАКОМУ риску.

Лиловый шар на столе сказал:

— Благодарю Вас. Все ваши рассуждения, особенно, Федя, твои, очень близки к истине. Вы вдвоём только что уже подарили нам и жизнь, и надежду. А теперь прошу Вас оставить нас с Федей вдвоем.

— Когда все ушли, лиловый шар сказал: Федя, поверь мне, что нет ни одного из высших, кто не хотел бы сейчас поменяться с тобой. Но только у тебя есть действительно реальный шанс, хотя, увы, и не очень большой.

— Так в чем дело-то?

— На планету одной из варварских цивилизаций вот-вот упадет особый метеорит, неведомо как уцелевший осколок скорлупы того «яйца», из которого родилась наша Вселенная. Мы называем это первоматерией, или информатерией законов природы. Этого кусочка, размером с арбуз, достаточно, чтобы погубить всё на многие гигапарсеки вокруг.

Мы знаем о первоматерии гораздо меньше, чем хотелось бы, потому что за каждую крупицу этих знаний приходится платить неимоверной ценой жизни гениев, добровольно идущих на подвиг во имя науки. Даже крохотная, едва видимая вашим глазом песчинка первоматерии, оказавшись рядом с разумом, пробудившись, способна погубить целую звезду вместе с планетной системой! Между разумом и первоматерией существует какая-то первичная, исконная связь, первоматерия сама стремится к разуму, миры, населённые разумными существами, притягивают её, словно магнит.

При соединении разума с первоматерией происходит какое-то слияние, первоматерия раскрывает как бы свою Вселенную, и стремится исполнить желания связавшегося с ней разумного существа, порождая свой мир — это единственное, что она умеет. Но беда в том, что первоматерия игнорирует всё уже сущее, считая, что под управлением разума происходит акт первоначального творения Вселенной, поэтому при исполнении желания вообще не учитываются никакие последствия, ни прямые, ни косвенные. Результат — катастофа.

В локальной области влияния первоматерии происходит нечто подобное тому, что было при рождении Вселенной, как будто всё начинается с самого начала, и ничего — ни законов, ни материи еще нет, будто бы всё сущее совершенно неопределено и неоформлено. Самые фундаментальные законы природы в огромном участке пространства извращаются, причудливо взаимодействуя с новыми, порождаемыми первоматерией для исполнения желаний разумного, при этом сам разумный может погибнуть или сойти с ума, если изменённые законы природы окажутся несовместимы с сохранением его жизни или рассудка. Само пространство разрывается, вываливается в неведомое никуда часть пространства вместе со всем, что там было, в этом коконе вокруг первоматерии возникает зона измененных законов, как бы некая новая минивселенная. Мы знаем только то, что внутри кокона желания разумного оказываются исполненными по-дьявольски точно, как бы в насмешку над здравым смыслом. Но потом, через небольшое время, кокон раскрывается, зона снова оказывается частью пространства нашей Вселенной, и, хотя обычные законы природы там полностью восстанавливаются, никаких следов первоматерии и разумного не обнаруживается, и всё оказывается страшно, до неузнаваемости измененным, чем ближе к центру, тем непостижимее и карикатурнее изменения.

— Ничего себе! Как в анекдоте, что гильотина есть лучшее лекарство от головной боли?

— Точно, только не гильотина, а намного хуже — например, пожелание избавиться от головной боли может вызвать изменение констант электромагнитного взаимодействия, все ближайшие планеты разом превратятся в звёзды, а звёзды вспыхнут сверхновыми, и всё это для того, чтобы головная боль испарилась вместе со своим обладателем, всей расой и десятком планетных систем впридачу. Есть какие-то ограничения, суть которых нам совершенно непонятна. Некоторые наши исследователи жили около первоматерии годами — и ничего не случалось, но в какой-то момент контакт разума и первоматерии происходил, и всегда при этом случалась катастрофа. Мы знаем только то, что внутри кокона желания разумного оказываются исполненными по-дьявольски точно, как бы в насмешку над здравым смыслом, твой пример с гильотиной оказался очень удачен.

Как и почему часть первоматерии уцелела при рождении Вселенной, до сих пор неизвестно, но сейчас это совсем неважно.

— На этот раз, насколько я понимаю, что-то идёт не так?

— Понятно, раз первоматерия так опасна и непредсказуема, каждый из известных кусочков находится под нашим наблюдением, но мы тоже не рискуем к ним приближаться, тщательно охраняя их от любого контакта с любым разумом, включая наш собственный.

Только в исследовательских целях, когда учёный изъявляет готовность сделать попытку что-то узнать, рискуя собой во имя науки, мы с помощью автоматов доставляем маленькую крупинку из хранилищ, расположенных очень далеко от любых обитаемых миров, в нашу специальную лабораторию в отдалённом конце Галактики.

— И как получилось, что этот кусочек, падающий на варварскую планету, остался без вашего присмотра?

— Мы далеко не всеведущи, а поиск остатков первоматерии очень сложен, вдали от разума она ничем особенным себя не проявляет. Только когда первоматерия оказывается в зоне информационного эха какого-нибудь разумного мира, ткань вселенной начинает как бы дрожать, наблюдаются очень малые колебания главных физических постоянных, на грани чувствительности наших самых точных приборов. По центру этой сферы влияния мы вычисляем местоположение, а по её радиусу оцениваем размер кусочка первоматерии.

Обычно мы посылаем к куску первоматерии абсолютно безмозглый зонд-автомат, который по жёстко заложенной программе находит, захватывет и буксирует опасный груз далеко за пределы Галактики в одно из наших отдалённых хранилищ, прокладывая трассу подальше от всех известных обитаемых миров.

Но безмозглый автомат не может отреагировать на незапрограммированную ситуацию, что, по-видимому, и случилось в этот раз. Несмотря на то, что для надёжности мы всегда отправляем сразу три зонда, каждый из которых сам по себе сверхнадёжен и защищён, казалось бы, от всех мыслимых и немыслимых сюрпризов, и не было еще случая, чтобы хоть один из них когда-либо ранее повреждался, на этот раз мы потеряли все три, не знаем, что с ними случилось. Расчётная вероятность потери одного зонда — менее одной триллионной, и всё-таки это произошло, причём трижды подряд в одном и том же районе Галактики!

— А причем здесь я? Почему я, обычный школьник с варварской планеты, имею шанс что-то сделать там, где бессильны боги Галактики?

— Во-первых, мы, увы, далеко не боги, а только очень древняя раса, прошедшая долгий и очень тернистый путь развития. А ответ на твой вопрос даёт изображение метеорита, переданное первым автоматическим зондом, который смог ближе других подойти к нему. Смотри и делай выводы сам!

Над столом, на месте, где только что был лиловый шар, зависла… моя голова, как бы высеченная из совершенно белого, без каких-либо прожилок, куска мрамора или отлитая из гипса. После того, как я, всё более удивляясь, как следует рассмотрел изображение, поражаясь его сходству со мной даже в мельчайших деталях, снова возник лиловый шар.

— Совпадение настолько идеальное, что с вероятностью не менее 99.9 процента ты сможешь сразу войти в контакт и сам найти общий язык с этим куском протодерьма даже в окружении толпы варваров. Войдя в слияние, ты должен суметь остаться самим собой и попытаться объяснить ему наконец то, что нам всем так надо, это и есть наш единственный шанс. Падения метеорита на варварскую планету нам уже не предотвратить, разум притягивает его, словно магнит, чем ближе, тем сильнее, автоматы точно не успеют, хотя мы их и запустили ещё раз, а наш разум, даже разум наших гениев, уже несколько раз показал себя ничуть не лучше варварского. Хорошо хотя бы то, что прочность протовещества исключительно велика, с вероятностью более чем 99.9999 кусок не расколется и не изменит свою форму при падении. Хуже то, что варварская планета абсолютно неисследована, ведь до обнаружения флуктуаций законов мироздания при сближении протовещества и разума никто ничего не знал о существовании разума в том районе Галактики. Возможно, есть еще и неведомый фактор «Х» — то, что уничтожило наши зонды. Но в тот момент, когда ты увидишь артефакт, всё, кроме тебя и него, потеряет значение, по всем нашим данным, вы сольётесь в нечто целое.

— Речь идёт именно про то СЛИЯНИЕ, которое без катастрофы не смогли осуществить и пережить ВАШИ гении? Вы не смеётесь? Вы считаете, что я и впрямь смогу, что у меня здесь есть хоть какой-то шанс?

— Гарантировать не может никто. Но поверь нам, несмотря на все твои сомнения, что твой шанс далеко не пустышка. Из-за совпадения форм твои мысли будут интерпретированы гораздо точнее, и 1 шанс на 10— это результат сложнейших вычислений, полученных исходя из случайно уцелевших записей наших первопроходцев.

— А почему у нас еще неделя времени?

— Точнее говоря, шесть дней. Если за это время ты не покинешь Землю, то не сможешь попасть на ту планету ко времени падения метеорита. Точку падения заранее предсказать невозможно, так как траектория полёта непредсказуемо отклоняется из-за притяжения разума, про который у нас нет никаких данных. Слияние зародыша разума протовещества с первобытным разумом, который обычно обожествляет всё непонятное, сделает ожидаемую катастрофу свершившимся фактом.

— А вообще что-нибудь узнать про место падения можно?

— Если предположить, что цивилизация, как большинство других планетных, устроена в целом по земному типу, то есть, разумом обладают отдельные существа животного происхождения, а влияние коллективного разума ограничено, падение произойдет неподалёку от густонаселенного анклава. Но там может оказаться всё, что угодно, любой варварский разум в любой самой дикой форме.

— Значит, мне придется изучить все возможные типы эволюции разумных и типы их варварских цивилизаций за 6 дней!

— На это просто нет времени. Но уровень развития тех варваров очень невысок, иначе их обнаружила бы экспедиция, посетившая тот участок Галактики всего около 100 лет тому назад по земному времени, и если твой интеллект окажется достаточно силён, чтобы выжить в контакте с первоматерией, с варварами ты точно управишься сам. Самое сложное произойдёт во время твоего контакта — слияния с ЭТИМ, и здесь никакого иного пути нет. Исходя из формы, мы можем уверенно заключить, что ЭТО будет пытаться не только взаимодействовать с тобой, но и пытаться подавить твою волю, может, даже зомбировать. Прости нам недавнюю вынужденную проверку, которую мы поручили Александру, но мы должны были быть точно уверены в том, что ты сможешь хотя бы попытаться преодолеть очарование власти Вселенского масштаба, и что рассчитанный нами шанс не призрачен! Но ты с честью выдержал эту проверку с неплохим запасом прочности. Помни, однако, что ты можешь совершить и такие ошибки, что под ударом окажется не только сектор прямого влияния протоматерии, но и вся Галактика, а может — и больше.

— И вы готовы оказать мне, обыкновенному школьнику с варварской планеты, такое доверие и возложить такую ответственность?

— Ситуация не оставляет нам иного выбора. У нас есть способность чувствовать, и мы очень переживаем, вынужденно оказывая доверие, как ты сам сказал, «школьнику с варварской планеты», и полагаясь только на силу твоего разума, чтобы попытаться спасти миллиарды миллиардов других разумных.

Может, тебе придаст немного уверенности то, что один раз твой ум и этика уже проявили себя, ведь по всем нашим расчётам вероятность гибели альтаирца Александра на Земле при первой встрече с людьми была почти равнозначна свершившемуся факту, но проклятые законы равновесия тогда не позволили нам вмешаться, чтобы воспрепятствовать этому! Никто, кроме нас, и теперь ещё тебя, не знает, что жизнь Александра спас лично ты. Только непредсказуемые действия разумных существ могут так сильно влиять на сущее, изменяя шансы и ломая все предварительные прогнозы, сколь бы точными они не были. А после уроков Александра ты явно стал заметно сильнее.

Мы сами стремимся к центру катастрофы именно из-за силы наших переживаний, твой возможный провал для нас очень страшный удар, но что ещё нам делать, если все разумные расы Галактики, вместе взятые, вдруг оказались более беспомощны, чем ты один! Варвары с той планеты, по крайней мере, не смогли бы увеличить масштаб вреда, а ты уже имеешь информацию, которую можно использовать как для предотвращения катастрофы, так и для увеличения её масштаба. И в решающий момент всё будет зависеть только от тебя! Хоть позволь нам всем быть там, рядом!

— А кто-нибудь из Вас там сможет помочь?

— В решающий момент ментального единства тебя с протоматерией никакой доступ извне будет невозможен.

— Значит, рядом там будет только мой отец. Это решено окончательно! Если я вдруг провалюсь, ваша помощь тем более будет нужна Галактике. И кто тогда сможет получить наш заранее заработанный выигрыш— спасение 5 рас?

Я почувствовал неописуемую волну заботливого тепла, явно исходящего от шара. Голос сказал— не волнуйся, моё телепатическое излучение не зомбирует, как у Альтаирцев, это только дополнительный канал общения, ведь ты сейчас точно определяешь, что это идёт от меня. Ты позволишь мне таким способом выразить то, для чего на земном языке просто нет слов?

— Спасибо, это очень приятно— сказал я. А не могли бы вы как-то увеличить мои способности, разбудить мой скрытый резерв?

— Даже когда на карте судьба Галактики, мы не будем этого делать, да это и бесполезно, никакие сверхвозможности ничего тебе не дадут. У тебя есть твоя жизнь на Земле, которую ты ценишь и к которой вернешься в случае успеха, эволюция уже позаботилась о том, чтобы ты соответствовал ей на данном этапе наилучшим возможным образом, и мы не будем никак изменять тебя. Только твой собственный разум и этика против необузданной, абсолютной, дикой мощи первоматерии— и более ничего, ни знания, ни технологии, не имеет абсолютно никакого значения, ведь всё это основано на законах природы, которые первоматерии не писаны.

— А можно как-то поподробнее узнать, что же мне предстоит сделать? А то мы рассуждаем как-то очень уж в общем.

— Ты ещё не устал, готов к подробностям?

— Хочу сразу понять всё.

— Самое скверное, что хотя этот кусок дерьма уже обладает самосознанием весьма специфического типа, он был замкнут в себе всё время существования Вселенной и у него не было вообще ничего, кроме самой возможности мыслить. Без другого разума он не способен осознать даже собственное существование, он страдает от одиночества, не имея никакой точки отсчёта, не зная даже, что то, что он испытывает, является страданием. Нет в его мире ничего, что позволило бы ему понять смысл своих страданий.

Его власть над огромной частью пространства поистине беспредельна, а он и не подозревает, что есть что-то ещё, кроме его способности мыслить, и даже собственное существование он воспринимает весьма смутно. Ты при контакте окончательно пробудишь его самосознание и откроешь ему существующий мир, но тут же будешь вынужден ограничить его, и это после невообразимо долгого времени его мучительного, неосознаваемого одиночества!

После пробуждения его самосознания ситуацию можно сравнить с чувствами одинокого, испуганного, всемогущего и глупого ребёнка, который ничего не знает, даже не понимает самого себя. Почти наверняка он в первое время будет пытаться завладеть тобой полностью, ведь сразу после соединения ты и твоё сознание станут единственным известным ему миром. Пока он не поймёт и не осознает всего, ты должен всячески защищать своё «я», и не позволять ему ничего делать, так как любое его бесконтрольное действие, то, что для человеческого младенца было бы аналогично движению, крику, шевелению— это изменение законов природы и, почти наверняка— катастрофа.

До начала главных событий тебе в любом случае надо прийти к месту падения и увидеть метеорит. Наши расчёты показывают высокую вероятность того, что если ты будешь в этот момент на планете, то место падения будет где-то недалеко, в пределах десятка километров от тебя. Но эти расчёты могут и не оправдаться, и тогда тебе придётся преодолевать тысячи километров по землям, населённым варварами.

Вполне возможно, что тебе придётся научиться выживать в мире тех варваров до того, как ты сможешь приблизиться к месту падения. Всё время, которое потребуется тебе для этого, огромный участок Галактики, включая тебя самого, будет висеть даже не на волоске, а на паутинке. Однако само протовещество будет создавать условия, которые облегчат тебе этот путь, то есть, удача всегда будет на твоей стороне, у тебя будет фантастическое, но просто проклятое везение!

Неполный контакт с протовеществом у тебя установится сразу, так что никакой компас тебе не понадобится и не поможет. В тот момент, когда ты приблизишься к месту падения и увидишь метеорит, твоё сознание как бы раздвоится, ты будешь собой и Логосом новой мини-Вселенной одновременно. Тут твоя задача — быть стойким и не позволить своему сознанию раствориться в вашем слиянии.

Тебе будет противостоять потенциально всемогущий, но по факту беспомощный и глупый младенец. Твоя победа в сохранении своей личности нужна ему ничуть не меньше, чем всем нам, иначе он тоже исчезнет, вместе с четвертью Галактики. Но если материя вернётся, хоть и в испоганеном виде, без жизни и разума, то там не будет ни тебя, ни его (ни моего папы, подумал я). Тебе нужно будет с предельной любовью к нему и всему миру рассказать ему-себе про нашу Вселенную, про её законы, которые дают жизнь многим мирам разумных. Он-ты будет крайне нетерпелив, будет рваться к действию. Вы-ты-он должны успокоиться и выработать какое-то совместное решение, которое сохранит всё— наш мир, тебя и его, он должен будет осознанно принять нашу Вселенную и решить стать личностью в ней, вместо того, чтобы пытаться создавать свою Вселенную. Попытка влиять на уже существующие законы Вселенной гибельна для всех, и для него тоже— вот то послание, которое ты должен донести до него.

В какой-то момент соединения, ты обязательно почувствуешь себя всемогущим, ведь граница между твоим сознанием и его будет открыта в обе стороны. В этот момент никто и ничто, кроме тебя, твоего разума, памяти и этики, не будет иметь ровно никакого значения.

После кульминации слияния твоя задача— собрать, отделить себя и своё сознание и вернуться.

Скорее всего, он не захочет нового одиночества. Попробуй объяснить ему, что в наших хранилищах давно уже страдают и ждут пробуждения его спящие родные братья, а ты— друг, но не родной для него. Тебе нужно убедить его в том, что Вселенная— не враг, что его прежнее одиночество и страдания— непонятная никому трагическая случайность. Ты должен быть откровенен и дружественен, ни в коем случае не позволять себе относиться к его личности как к врагу, но одновременно с этим необходимо создать и удерживать барьер, чтобы не потерять свою личность, защитить себя и миллиарды миллиардов разумных. Помни— твой и наш общий и единственный враг— это и его враг то же, и этот враг— его беспомощность в сознательном владении собой, своими огромными возможностями.

— Ничего себе! Со всем этим может справиться, действительно, разве что гений!

— Еще раз говорю, что твой шанс на победу— один к десяти, шанс реален, и это, наверное, самое большее из того, что вообще возможно. Но разум для того и существует, чтобы невероятное делать реальностью. Просто почувствуй те миллиарды милллиардов, что с надеждой смотрят на тебя, думай, что один из них— твой отец. Ты все ещё согласен?

— Конечно, да, ведь это даёт единственный хоть сколько-нибудь реальный шанс спасения столь многому и так многим! Но как мне всё же не ошибиться и не сделать ещё хуже?

— Скажу тебе только правду. Не знаю, и никто не знает. Самый опасный момент настанет, когда у тебя в слиянии с ним окажется власть большая, чем у всех нас вместе взятых. Еще раз прости нам проверку, но мы просто должны были убедиться, что шанс на твою победу над своими собственными, такими понятными каждому человеку соблазнами, реален. Но нам всем не остаётся ничего другого, как целиком положиться только на тебя. Что ты еще хотел бы узнать?

— А зеленоволосая географичка— это в самом деле вы?

— Жаль, что ты задал этот вопрос, уж лучше бы тебе этого не знать, но я отвечу. Это всё распроклятое влияние протовещества на мир и на твою пресловутую «удачу». Всё произошло именно так только для того, чтобы повысились шансы встречи куска протоматерии именно с тобой— влияние имело место на расстоянии гораздо большем, чем это когда-либо случалось раньше. Но и столь точных скульптурных портретов из протовещества никогда ещё не было, мы не представляли себе, что такое вообще возможно. Эта ситуация для нас тоже совершенно нова, мы не понимаем, что определило форму этого куска протоматерии, ведь раньше мы видели только обычные обломки без какой-либо узнаваемой формы. Мы не можем даже предположить, как вообще это невероятное сходство могло возникнуть!

Учти, кстати, что на твоего отца твоя проклятая удача никак не распространяется.

— Почему вы всё время называете удачу «проклятой»?

— Потому, что если кто-то или что-то вознамерится причинить тебе вред, пока ты еще не вошёл в контакт, ты-то точно останешься цел и невредим, но для этого другая половина Вселенной вполне может провалиться в тартарары. Представь себе, к примеру, что некто целится в тебя из лука. Стрела в тебя точно не попадёт, но вот помешать этому может и мошка, попавшая в глаз стрелка прямо в момент выстрела, и невесть откуда взявшийся смерч, который изменит траекторию полёта стрелы, прихатив с собой и разрушив ещё полдеревни вместе с ни в чём не повинными жителями, и землетрясение, и глыба мгновенно затвердевшего воздуха, упавшая прямо на пути стрелы, и даже мгновенное испарение в никуда хорошего куска планеты вместе со стрелком.

Чем ближе протовещество, тем больше ты становишься ходячей катастрофой. Твои мысли тоже будут влиять на происходящее вокруг, но только как тенденция, всё тут совершенно не буквально и очень плохо предсказуемо. В общем, я вижу, ты уже всё понял. Некоторые наши учёные считают, кстати, что пропажа наших зондов тоже является частью этой свистопляски вокруг тебя. Как видишь, мы тоже не всезнайки и не боги.

Позволь мне по-человечески, как у вас говорят, попросить тебя — просто сделай это и вернись! Я чувствую к тебе симпатию, твоё развитие усилиями отца, твоими, а в последнее время и Александра намного выше того, что можно было бы ожидать и желать.

И последний вопрос перед отправкой: под каким именем ты хотел бы, чтобы тебя знали в истории Галактики, ведь ты окажешься в ней независимо от того, удастся ли тебе победить и выжить?

Я подумал и сказал:

— Пусть будет — Школьник с варварской планеты Земля.

— Я искренне рад, что твоя скромность вполне соответствует сообщению Александра, это еще на чуть-чуть повышает наши шансы.

Через секунду, когда до меня дошёл смысл всей предыдущей фразы, сказанной перед тем высшим, я запоздало спросил:

— Как перед отправкой? А как же 6 дней?

— Ты уже задал мне все вопросы, на которые мы знали ответ. Ты быстро всё схватываешь, и уже вполне чётко уяснил для себя ту малость, что нам, ценой огромных потерь, удалось разузнать про протовещество, включая и недоказанные гипотезы. Твои вопросы свидетельствуют, что учить тебя больше нечему. Никакой другой подготовки больше не будет, раз никто не знает, к чему ещё тут можно хоть как-то подготовить.

На сколько-нибудь достоверное изучение варварской планеты совсем нет времени, а через 6 дней известные нам способы перемещения в континууме не позволят обеспечить ваше появление на планете синхронно с моментом падения метеорита, но это возможно в любой более ранний момент, в том числе сейчас, и чем раньше, тем совпадение будет точнее. Если вы прибудете раньше— до падения метеорита— у варваров будет больше времени, чтобы разыскать вас и, возможно, причинить какой-то вред. Если позже— растёт вероятность, что метеорит будет инициирован сознанием варвара. В обеих случаях растёт вероятность именно той катастрофы, которую мы хотим предотвратить. Так зачем же тянуть? Я предлагаю вам отправиться немедленно. Что скажешь?

— А почему вы допустили несколько дней промедления, пока Александр принимал непростое решение, и неизвестно, сколько времени он ещё колебался бы, если бы мы с отцом не подтолкнули его?

— Даже угроза катастрофы такого масштаба не может заставить нас переступить через принцип свободы осознанного личного выбора для любого разумного существа. Про наш мир всей полноты знаний нет ни у кого, поэтому мы тоже не знаем окончательной истинной цены и последствий своих решений и возможных ошибок. То решение, которое кажется совершенно верным с точки зрения событий завтрашних, может привести к большой беде послезавтра.

Мы не знаем, и не можем никак узнать, чьи дела окажутся важнее для мира отдалённого будущего— наши, Альтаирцев, людей, мои, твоего отца, или твои. Разумные существа— любого уровня развития— единственная сущность этого мира, чьи действия невозможно предсказать даже вероятностно, никакая самая совершенная машина не способна предвидеть весь спектр самых неожиданных решений, которые может принять любое разумное существо, особенно в критической ситуации, и просчитать все последствия этих решений.

Совет Альтаира решил возложить информирование тебя на Александра именно потому, что из всех твоих друзей он самый знающий и этичный разумянин. Но мы не могли и подумать, что совет Альтаира под влиянием чувств примет такое самоубийственное решение, а Александр не сможет сам преодолеть бремя тяжелого выбора. Но только что мы снова убедились в правильности нашего принципа — ничего ни за кого не решать — всё само собой сложилось так, что решение в конечном счёте принял именно ты, тот человек, от которого в этот раз зависит всё, а другие разумные существа, в конечном итоге, тоже только выиграли, действуя в русле приоритета принципа этичности над принципом собственной безопасности.

Все твои решения также приняты вполне в русле этого приоритета, так что, несмотря на твой юный возраст и воспитание на варварской планете, ты уже мыслишь и действуешь как вполне этичный разумянин, прими мою личную благодарность — и невыразимая волна тепла снова окутала меня.

Я понимал, что каждая секунда промедления понемногу, капля за каплей, снижает шансы, и всё же мне, что тоже вполне понятно, хотелось хоть немного оттянуть начало такого испытания. У меня в мыслях крутился один вопрос, на который я почти наверняка мог бы ответить и сам, но я всё же решил задать его, только чтобы набраться ещё немного смелости, и отправляться.

— А нельзя ли как-нибудь защитить и моего отца? Например, сделать так, чтобы то, что угрожает ему, стало бы угрозой и мне, и на него распространилась бы моя проклятая удача?

— Ну подумай сам, разве это можно осуществить, не используя вообще никаких законов природы, никаких устройств и приспособлений? Твоя любовь к отцу, к жизни вообще во всех её формах и проявлениях, твой разум и находчивость— единственная и самая лучшая защита и для него, и для варваров с той планеты, и для несметного числа разумных в Галактике.

— Ну раз так, то я готов.

— По времени Земли, если всё будет благополучно, вы будете отсутствовать всего несколько часов, даже если там вы пробудете не один месяц по вашему собственному времени. Я знаю, что столь неотложных дел у вас здесь нет, и вашего краткого отсутствия на планете никто даже не заметит. Как только я повторю весь наш диалог твоему отцу, я тут же погружу вас в анабиоз, а мои коллеги телепортируют вас на планету разумных, где вы очнётесь в тот момент, когда метеорит будет на самом подлёте или прилетит только что.