Глава 10. Анатомия кризиса

Другая тема уроков Александра открылась мне гораздо позже, а во время этих занятий я даже не подозревал, что это тоже уроки. На первый взгляд это были довольно странные игры для отдыха от «основной» учебной программы. Я не мог и вообразить себе, что эти «развлечения» тоже были частью моего обучения, да ещё какого! Я смог оценить всю изобретательность инопланетного разума только тогда, когда истина внезапно открылась мне. Оказывается, цель этих игр состояла в том, чтобы постепенно и ненавязчиво пробить мощные блоки в моём подсознании. Но обо всём по порядку.

Когда мы плотно занимались первобытной историей, которая, как сказал Александр, отличалась у землян и Альтаирцев лишь отдельными малозначащими деталями, будто бы в перерывах уроков я, отец и Александр играли спектакли про жизнь первобытных людей. Я оказывался в роли то охотника на диких зверей, то рыболова, то гончара, а то и вождя племени. Иногда мы продавали что-то друг другу, и деньгами служили орехи. Помню, как один раз мне надо было «выходить на рыбалку», запасов рыбы в племени не было, «лодка» оказалась сломанной, а Александр, игравший роль плотника, без рыбы наотрез отказывался её чинить. Я обратился к отцу который играл роль мудрого вождя, и он, используя свой «непререкаемый авторитет», дал «плотнику» два орешка и сказал, чтобы он чинил «лодку» за орешки. В процессе этих игр мы даже смастерили и поставили во дворе дома самый настоящий гончарный круг, а отец на работе несколько раз обжигал в высокотемпературной печи мои поделки из глины. Как-то раз я спросил Александра, он что, действительно собирается делать из меня гончара? Александр хитро ухмыльнулся и сказал— нет, я лишь помогаю тебе избавиться от того, что наверняка помешает спасти человечество.

А потом случился тот памятный мне ужин с экзаменом, перед которым Александр и отец разыграли маленькое представление. Днём раньше я изготовил глиняные тарелки столь искусно, что сам явно порадовался своему умению. Александр бродил вокруг, рассматривая мои изделия, и, как всегда, принюхивался к эмофону. Конечно, мои изделия были не столь совершенны, как те, что продавались в магазине, но они были совсем неплохи, и я весь светился, испытывая вполне понятную гордость от того, что смог достичь и даже превзойти мастерство наших не столь уж далёких предков. Я не ожидал, что мои изделия уже обожжены, отец обещал сделать это, при случае, только на следующей неделе. Александр полез в шкаф и достал оттуда посуду, из которой мы ели всегда — две тарелки— для нас, и три чайные чашки— для нас и себя. Одновременно с ним отец пошёл в прихожую, и из большой хозяйственной сумки достал две обожжённые тарелки и три чашки. На столе стояли обе горки посуды, когда отец сказал— давай, разливай суп. Я с гордым видом взял свои самоделки и стал в них поварешкой разливать суп из кастрюли. Когда я закончил, Александр спросил:

— а почему ты выбрал изготовленные тарелки? Покупные же изящнее.

— Что за дурацкий вопрос— ответил я. Эти же мои!

— Так те, что из шкафа, тоже твои!

— Нет, те фабричные!

Тут в разговор вступил отец, и сказал:

— Почему же фабричные? Ты разве забыл, как год назад наши старые тарелки упали и разбились, и я дал тебе денег, чтобы ты сходил в магазин за новыми? Ты сам их выбирал, они тебе понравились, я тоже одобрил твой выбор.

Я тупо смотрел на две горы посуды, не зная, что ответить. Я уже чётко знал, что если логика и чувства спорят, это значит, есть нечто внушённое, это тянет какая-то невидимая верёвочка! Я успокоился, и «позвал Шерлока Холмса». Так, рассуждал я. С точки зрения принадлежности, и то, и другое — мои тарелки. Чем же отличаются изготовленные мной от купленных мной? Купленные объективно лучше. Почему я назвал их фабричными? Они ведь тоже явно мои, принадлежат мне. Почему же я выбрал самоделку? Ведь и те и другие— мои, а покупные лучше! Так, спокойно. В чём отличие? Только в том, что покупные делал не я. Они не совсем мои, а лишь номинально принадлежат мне. Я купил вещь, но мастерство осталось у того, кто вещь изготовил. То есть, обмениваясь через куплю-продажу, люди обесценивают нечто очень важное. Через купленное не передаётся ощущение, чувство творения изготовителя, передаётся только конечный результат. Выходит— чувство обладания купленным за деньги— не полное, а в чём-то ущербное? Что ценное я потерял, купив тарелки за деньги? Ответом было— радость уметь, радость делать самому. Уметь и иметь… Золотой Телец, не взяв себе ни копейки, сумел ограбить меня! Если всё иметь— это значит ничего не уметь! И я вдруг увидел всю остальную ложь, меня вдруг, внезапно, скачком озарило понимание, как и почему должна рухнуть человеческая цивилизация.

— Всё, пап, сказал я. Теперь я не только знаю, но и чувствую, как и почему должна рухнуть человеческая цивилизация. Я только что посмотрел Золотому Тельцу прямо в хитрые, лживые глаза!

Александр сказал:

— Мои усилия увенчались успехом! Ты действительно быстро соображаешь, прими мои поздравления! Не хочешь ли прямо сейчас сдать один из обязательных экзаменов на звание спасителя человечества?

И, почуяв мой, такой обычный для нас, людей, предэкзаменационный мандраж, тут же добавил: Ничего не бойся! Попробуй получше изложить на бумаге именно то, что ты только что сам сказал— как и от чего должна рухнуть человеческая цивилизация.

Мигом забыв про ужин, я взял тетрадку с ручкой, и, пока чувство озарения было свежо в памяти и будоражило меня, уверенно написал заголовок:

Жили были люди на планете. Люди жили племенами. Территории племён были разные, одни племена жили в лесу, другие— у берегов морей и океанов, третьи— в степях. Племена граничили друг с другом, а некоторые жили вплотную к границе вечных льдов и снегов. Каждое племя добывало себе пропитание как могло. Одни племена крепли и становились больше, и тогда, если им не хватало пропитания, они нападали на соседей и захватывали их земли, другие постепенно слабели, вымирали и исчезали с лица земли. Нелёгкая была у них тогда жизнь, мужчины племени ходили на охоту или ловили рыбу, женщины хранили очаги и растили детей. Долго-долго люди были совсем дикими, но пришло время осёдлой жизни. Племена стали разводить скот и выращивать злаки, и стало у людей цениться так много разных навыков и умений, и так развилось каждое из них, что один человек и за всю свою жизнь не мог овладеть всем. У кого-то лучше получалось обрабатывать землю и собирать пшеницу, кто-то стал кузнецом, кто-то— пастухом, кто-то— рыболовом, а кто-то, как и прежде, охотился за разным зверьём. И начал каждый из них менять избыток того, что лучше умел добывать сам, на многое другое, что ему нужно было. Но иногда случалось так, что у мастера-ремесленника не было на обмен готового изделия, потому что шкура убитого охотником зверя не дала хорошей выделанной кожи, а рыбак возвращался без добычи. А как ремесленнику без кожи, охотнику без лука или рыбаку без лодки? И стали люди договариваться, что отдадут требуемое потом, как смогут. Но коротка память человеческая, и стали люди долги друг за другом записывать. А чтоб не было обмана, чтоб всё было честно, поручили они вождю вести счёт своим долгам. Вождь, чтоб не путаться и не обременять себя лишними усилиями, выдал каждому по одинаковой горстке ракушек, из тех, что редко встречались на берегу, на совете племени установили справедливые правила обмена— что сколько ракушек стоит— и сказал— считайте теперь сами, кто кому и чего должен. И пошла с тех пор куда лучшая жизнь у людей того племени, ведь каждый мог теперь припасти ракушек, когда работа идёт хорошо, и потратить их, когда случался неурожай или полоса неудач на охоте, или болезнь скрутила. Вождь был мудр, и он не дал своим соплеменникам слишком много ракушек, понимая, что на одни ракушки всё племя прожить не может. Люди постепенно привыкли к ракушкам, поверили им, а за то, что на них можно было купить у соплеменников всё-всё, что только душе угодно, стали их ценить пуще всего на свете, затмили ракушки в умах людей настоящие ценности, и тогда пришёл в их умы Золотой Телец.

Люди уже не стали просто охотниками, ремесленниками, крестьянами и вождями. Золотой Телец установил иную мерку людским ценностям, люди поняли, что негоже их новому властителю дум носить ракушечные одежды, и одели свои мечты о богатстве в благородное золото. Теперь люди стали меньше ценить то, что они умели, и куда больше ценили то, что имели. Золото стало их кумиром, оно открывало все двери и давало в руки любые богатства.

Ручейками потекли торговые караваны, потому что за редкости из дальних стран люди были готовы отдать много того, на что была щедра их земля, а в тех странах это, в свою очередь, становилось редкостью. Используя таким образом любопытство и жадность людей всего света, торговцы стали скапливать большие состояния, и соблазн грабежа богатых караванов стал так велик, что многие люди сходили с прямых жизненных дорог и становились разбойниками, а другие нанимались за плату охранять караваны от грабежей.

Появились вооружённые дружины, а против разбойников стали придумывать законы, и это всё растущее противостояние забирало к себе на службу всё больше людей и золота. Потекли золотые ручейки, набирающие силу по всему миру, которые сливались в «золотые реки», текущие вдоль торговых путей, а на перекрёстках золото образовывало «озёра», и там возникали города, дарующие торговцам со всех сторон света кров, защиту от разбойников и рынки для торговли. В городах появились богатые люди, которые, скопив много золота, стали реализовывать свои амбициозные замыслы, на всей Земле стали появляться правители, которые вместо убогих хижин заставляли других строить себе великолепные дворцы. Всё больше и больше появлялось тех, кто накапливал богатства, но не участвовал в труде, хотя все блага мира всё также добывались только трудом.

Блеск золота так ослепил людей, что люди сами стали превозносить тех немногих, у кого было много золота, и с презрением относиться к тем, кто создавал и добывал всё их богатство своим потом и умением. Долго золото служило людям пропуском во власть и дворцы, было ключом ко всем сокровищам и благам мира.

Но сколь бы пренебрежительно не относились люди к работящим умельцам, без них всё так же не появлялись никакие блага мира, и богатые вынужденно терпели то, что работники должны были оставлять себе на пропитание часть произведенного. Работники тоже не дремали, и придумывали, как им сделать больше, потрудившись меньше— они тоже хотели стать богаче. Но чем больше делал работник, тем больше богатеев он мог кормить, а богатые, в свою очередь, совершенствовали своё умение — как перехитрить умельцев и забрать у них большую часть произведенного так, чтобы умельцы считали, что работают для себя.

Так торговля постепенно втянула всё человечество в гонку прогресса, где одни люди работают и создают всё необходимое для себя и другой части людей, которые устанавливают для всех правила жизни и грабежа друг друга, и всё это освящено Золотым Тельцом, узурпировавшим место главного бога.

Золотой телец оказался также коварен, как и его главные жрецы— златолюбивые хитрованцы. Заняв главное место в сознании многих людей, он превратил каждого человека в своего позолоченного раба, заменив живое человеческое сердце куском драгметаллолома.

Человек, поражённый Золотым Тельцом в самое сердце, теряет всё лучшее, что есть в человеке, но носит маску, предотвращающую немедленное разоблачение. На адепта Золотого Тельца нельзя полагаться именно тогда, когда настоящий человек являет свои лучшие человеческие качества, которые с давних времён позволяли выживать роду людскому в самых суровых испытаниях. Ради денег человек с подменным сердцем предаст, продаст и перепродаст абсолютно всё: честь, достоинство, дружбу, Родину, родственников, родителей и даже Любовь. Это уже и не человек вовсе, а раб Золотого Тельца, и глядя на всю ту роскошную мишуру, которую Телец отбирает у других людей для поощрения своего усердного раба, другие, душевно нестойкие люди шаг за шагом тоже предают лучшее в себе, тоже идут к нему вроде бы в услужение, но попадают в рабство.

Аппетиты Золотого Тельца и его адептов бесконечны, он предстаёт перед нами в ложном обличье могучего Бога, его власть кажется безграничной, а аппетиты— безмерными, ему ничего не стоит проглотить и Землю, и всех людей, и весь космос! Но у Бога нет слабых мест, а у Тельца они есть, поэтому он не Бог, и победить его можно!

Ахиллесова пята Золотого Тельца в том, что он— паразит, и не может жить без хозяина. С ростом могущества Золотой Телец постепенно пожирает все ресурсы планеты руками своих адептов, погрязающих в бессмысленной роскоши. Поражая мозги хозяина, сверхпаразит теряет меру и в конце концов хозяина убивает. А нет хозяина, неоткуда сосать жизненные соки— и паразит тоже погибает. Говоря иначе, Золотой Телец не может быть всемогущ потому, что паразитом не может стать каждый!

Гибель от собственной глупости под властью Золотого Тельца может вот-вот постичь человеческую цивилизацию. Пока ещё есть выбор: либо люди очистят свой разум от Золотого Тельца, либо станут неразумными дикарями, освободившись от Тельца страшной ценой потери своего заражённого разума, и, став свободными дикарями, сделают новую попытку вырастить разум и цивилизацию.

Я закончил текст, и отец спросил: ужин совсем остыл. Что будем делать?

Александр вмешался: Пока ты снова разогреешь ужин, я прочитаю его сочинение.

Пока на сковородке в шипящем масле разогревались котлеты, Александр читал, и на лице его всё шире расплывалась радостная улыбка.

Он сказал: Хотя окончательную оценку поставит тебе спасённое человечество, прими мои предварительные поздравления! Очень неплохой текст! Как учитель заявляю тебе— экзамен сдан! Ты смог победить в себе самого главного разрушителя.

Я уже привык к частым похвалам Александра и знал, что скромность в людях развилась исключительно как компенсация того, что мы непосредственно не чуем эмофона.

Прочитав моё творение, отец сказал: Но всё же надо теперь кое-что добавить и от меня. Я хочу детально объяснить, как столь победно и неотвратимо шло шествие Золотого Тельца по планете. Первый уверенный шаг к собственному порабощению Тельцом человечество сделало тогда, когда появились ростовщики. Ростовщики давали деньги в долг другим людям, как правило— торговцам, чтобы вернуть их с прибылью. Ростовщики не производили ничего, имели дело только с деньгами, сначала в виде золота, и стали первыми людьми-паразитами. Роль торговцев в жизни людей двоякая, они не только стригут прибыль и наживают себе богатство, но и доставляют всё по всему свету, улучшая тем самым жизнь во всех уголках. Если торговцы в основном были тогда весьма добропорядочными людьми, знавшими, что такое честное слово, то ростовщики, получившие своё богатство как бы ниоткуда, в полной мере первыми испытали на себе разлагающее влияние паразитического существования за счёт других.

Богатство ростовщиков становилось просто баснословным, а золотые слитки были тяжелы и не всегда удобны, и, хотя ростовщиков не любили и даже их ненавидели, распискам ростовщиков верили настолько, что они могли выдавать расписки даже на то золото, которого у них не было! Никогда ведь не случается так, что все заёмщики требуют золото по всем распискам сразу, а соблазн получить проценты ещё и с несуществующего золота очень велик. Эти расписки ростовщиков стали предшественниками бумажных денег.

Даже монархи брали в долг у ростовщиков, не понимая сути их нечестной игры. А ростовщическая игра очень проста: давать в долг расписки, копить чужие долги, жить на проценты с долгов. С течением времени ростовщические конторы превратились в банки, вместе с «солидностью» и «респектабельностью» росла наглость паразитизма банковской системы, и, наконец, паразиты обнаглели до того, что добились, чтобы государства отдали денежный вопрос в их частные руки.

Золотой Телец, начав с захвата умов людей, ослепив их разум блеском золота, постепенно превратил всё человечество в стадо жадных зверей, и закончил своё триумфальное шествие, став невидимым пастухом этого стада.

Теперь обезумевшее стадо пожирает собственную планету, потому что творить и созидать Телец не умеет, он только слепит богатством, властвует и паразитирует. Люди тем временем превращаются в скотов-роботов и деградируют, а наша планета из места для жизни и развития разума человека и бесчисленного множества видов растений, животных, рыб, птиц, насекомых превращается в грандиозную помойку. Но разум, ослеплённый Золотым Тельцом, твердит — «на мой век хватит» — и продолжает безумно обжираться и расточительствовать.