Глава 4. Слово инопланетянину.

Исходный документ составлен оперуполномоченным учителем разума с правом самостоятельного контакта и коррекции, специалистом по варварским цивилизациям, научным сотрудником института Приумножения и Развития Галактического разума, заслуженным учителем варварских рас, участником плановой поисково — обучающей экспедиции «Окраина-5», разумным гуманоидом с Альтаира, генокод (по очевидным причинам пропущено 27A45B04A4₁₂ цифр, требуемых для адекватного представления генокода в формате данного способа представления информации), известный людям Земли под именем Александр.

Приводимый ниже документ является переводом части отчета о прямом контакте с разумными обитателями планеты Земля на данном витке развития цивилизации, и предназначен для включения в публичные информационные сети аборигенов Земли. Поэтому учитель здесь именуется так, как представился землянам — Александром. Для полноты понимания документ предваряется необходимыми замечаниями.

Основная цель публикации данного перевода — оказать дополнительное содействие успешно начатому процессу обучения земного разума эталонным сведениям об устойчивости выживания, исходя из самозарождения в жизнеформах животного цикла живородящих млекопитающих в порядке их естественной эволюции. Общая конечная цель обучения будет достигнута, если данный виток развития земной цивилизации и разума продлится на неопределенное время в результате предотвращения кризиса, который при сохранении существующих на момент контакта тенденций прогнозируется в срок не позже, чем через 1А₁₂ земных лет от момента контакта с вероятностью выше, чем BB12/100₁₂. Публикация осуществлена также с дополнительной целью недопущения появления «белого пятна» в истории Земли, которое непременно было бы обнаружено будущими историками при попытке понять источник знаний, внезапное и своевременное появление которых привело к досрочному выходу земной цивилизации из стадии циклического варварства.

Изложение перевода и предварительных замечаний адаптировано к понятийному словарю аборигенов Земли путем минимизации использования специальной научной терминологии Галактического Содружества. Адаптация проведена с максимально полным сохранением базовых смыслов, исключительно с целью облегчения понимания. Неадаптированная полная версия отчета на исходном языке сообщества Альтаира доступна в хранилище № 354А0АB78₁₂ Альтаирского Института Приумножения и Развития Галактического Разума, документ № 3A45B0567₁₂ (Все числа здесь и далее, приведены в альтаирской двенадцатиричной системе счисления, помечены индексом системы счисления 12₁₀ и записаны стандартными арабскими земными цифрами десятичной системы счисления с добавлением латинских букв А и B, по прямой аналогии с широко применяемой аборигенами Земли шестнадцатиричной системой счисления).

Разум планеты Земля был обнаружен экспедицией плазмоидов с Тельца совсем недавно, 1B₁₂ стандартных периодов тому назад, когда, пролетая вблизи данного района, специальный исследовательский рой тельциан выявил явное несоответствие в данных дистанционного зондирования Солнца. В диапазоне низких частот (до гигагерц) система испускала настолько мощное электромагнитное излучение, что Солнце могло рассматриваться только как двойная звезда. Однако этому противоречил ряд других данных, особенно измерения орбитальных скоростей предполагаемых небесных тел, проведенные с использованием эффекта Допплера на оптических частотах, которые показали, что в этой системе, наряду с практически неподвижным относительно соседних звёзд источником очень яркого излучения, имеются несколько других, гораздо более слабых, со сравнительно высокими скоростями орбитального движения. По этим данным система Солнца совершенно точно и однозначно определялась как планетная система с одним центральным светилом.

Восприятие аномального электромагнитного излучения природными рецепторами плазмоидов показало наличие информационной составляющей, однако, попытки прямого общения с помошью обычного для плазмоидов телепатического контакта на электромагнитных волнах успеха не имели. Поначалу причину неудачи искали в принципиальной несовместимости базовых понятийных словарей, но действительная причина стала понятна после проведенной дополнительной обработки аномальных радиосигналов с помощью перестроения исследовательского роя в конфигурацию логического процессора. (Наиболее близкая земная аналогия этому — компьютерный анализ спектров сигналов и подбор ключа при компьютерной дешифровке, с поправкой на то, что тельцианский суперкомпьютер состоял из самих тельциан, телепатически объединившихся в некое подобие специализированной компьютерной сети, что привело к формированию единого суперразума роя). Информационное содержание было частично воспринято на уровне логики, и выяснилось, что электромагнитное излучение порождается не самими носителями разума, а созданной ими техникой, огромная мощность излучения которой компенсирует недостаточную чувствительность и избирательность принимающей аппаратуры. Так как подобная техника справедливо считается примитивной, уровень развития разума был оценен как варварский. Тип жизнеформ самих разумных существ был определён как порожденный эволюцией химического типа на базе полимерных соединений углерода, и были также получены данные о размерах и формах существ.

Незапланированный контакт с варварской цивилизацией существ неплазмоидного типа в задачу посланцев Тельца не входил, рой плазмоидов продолжил свой путь и покинул район, предварительно передав собранную информацию во Всегалактический банк данных по сверхсветовому каналу связи, открытому с помощью направленной транспространственной антенны, выстроенной также из существ роя.

Эти данные были извлечены ассоциативной памятью компьютеров Всегалактического банка при планировании экспедиции Альтаирцев, ассоциирование произошло по причине близости Солнца к одному из участков планируемого маршрута.

Мы с самого начала ошиблись, придав слишком большое значение исключительному сходству внешнего облика землян с нашим собственным, сделав на основании него совершенно неверный вывод о генетическом родстве наших рас, что породило целую серию ошибочных выводов и решений.

Первое ошибочное решение заключалась в том, что мы единодушно включили в программу нашей экспедиции изучение и, при необходимости, обучение разума Земли в программу нашей экспедиции, несмотря на то, что мы не успевали, как обычно, предварительно выслать автоматический зонд для сбора дополнительной информации. Вместо этого решено было получить необходимую дополнительную информацию с помощью специально сконструированных радио— и телеприёмников, принимая передачи с Земли уже во время экспедиции. Эти приёмники были в рекордные сроки разработаны и изготовлены в Альтаирском институте робототехники, прямо перед нашим стартом с Альтаира на основе информации, помещённой Тельцианами во Всегалктический банк данных. Причиной этих поспешных действий стали наши эмоции, мы сочувствовали родственной, как мы все считали, расе и не хотели откладывать оказание помощи, тем более, что отчёт Тельциан позволял с высокой вероятностью предположить близость земной цивилизации к кризису и одичанию.

Мы были настолько уверены в том, что имеем дело с копией цивилизации Альтаира на варварской стадии развития, что едва не сделали вторую ошибку, наверняка ставшую бы роковой — мы сначала планировали выслать на Землю учителя — стажёра. Только в последний момент, непосредственно перед стартом, это решение было пересмотрено, так как при конструировании аппаратуры для приёма земных передач выяснилось нечто странное. Специалисты робототехнического института сообщили нам, что звуковые устройства землян воспроизводят лишь часть слышимого нами звукового диапазона, а телевизор не расшифровывает определенные устойчивые помехи посылок, имеющиеся в большей части передач. Тогда мы сочли это лишь дополнительными признаками несовершенства вашей техники, хотя, например, разговор альтаирцев с помощью земной приемопередающей радио— и телевизионной аппаратуры поддержать полноценно было бы невозможно, но всё же решили послать на Землю опытного учителя.

Могли ли мы тогда предположить, что сумма наших ошибок лишь по счастливой случайности, коей явилось вмешательство неких высших сил, не станет причиной провала этой миссии? Был серьёзно осложнён уже самый первый контакт, в процессе которого я совершил досадный акт недружественного поведения и допустил другие, не столь грубые нарушения инструкций, о чем я до сих пор сожалею. Однако, нарушения не имели необратимых негативных последствий, даже сыграли некоторую положительную роль в ускорении контакта и преодолении заблуждения о генетическом родстве уже в ходе выполнения мной миссии, что, разумеется, не снимает с меня ответственности.

Предваряя начало непосредственного изложения фактологии событий я хотел бы отметить, что перед самым первым контактом, за несколько стандартных часов до него, субъект контакта — Федор Кнышев — был специально подготовлен к различиям в нашей внешности более существенным, чем те, о которых мы знали заранее, и которые могли бы ещё больше осложнить контакт. О факте подготовки Феди к контакту я узнал только на следующий день, из разговора с ним. Кроме того, сам Федор и его отец, по типу личности оба оказались весьма подходящими людьми для оптимального восприятия наших учебных программ. Это можно было бы расценить как необычайное везение, потому что весь курс обучения и учебные программы мы разрабатывали, исходя из совершенно ложной посылки о генетическом родстве.

Интересно также то, что точка моей высадки, выбранная случайно из числа более чем тысячи подобных мест, оказалась в парке, названном по имени гения-одиночки, чьи идеи предварили, а возможно, и породили досрочный выход землян в ближний космос, несмотря на примитивный общий уровень цивилизации. Перемножение оценок вероятности только этих двух событий, рассматриваемых как случайные, приводит к невообразимо малой величине, практически не отличающейся от нуля, что позволяет предположить с высокой вероятностью вмешательство Высших, кто бы или что бы это ни было.

Есть и другие знаковые совпадения, строгая численная оценка вероятности которых затруднена, однако интуитивно очевидна. Например, время прибытия нашей экспедиции оказалось таким, чтобы мы успели, почти в последний момент, предотвратить очередной кризис, причем состояние планетарных ресурсов свидетельствует в пользу того, что именно данный виток максимально благоприятен для воздействия. Другие «совпадения», никак не формализуемые в рамках математической статистики, явно свидетельствуют в пользу вмешательства свыше. Если провести оценку по комплексно— предположительной методике, высокая вероятность превращается в неизбежную уверенность — имело место точечное вмешательство Высших, что придает всей работе с обучением земной цивилизации нулевой приоритет. Возможно, что это сам ВЕЛИКИЙ КОСМОС смотрит на нас!

Существование в одной Галактике столь похожих, но неродственных разумных рас нужно признать уникальным явлением. Весьма вероятно, что именно перспективы нашего сотрудничества, в полной мере возможного только после того, как земной разум выйдет из младенческого варварского состояния, и явились причиной столь явного вмешательства.

Перехожу к изложению фактологии событий. Наша миссия строилась по стандартной схеме — двукратный облёт всех запланированных объектов по оптимальной траектории, сначала происходит высадка учителей разумов, а при повторе маршрута, через стандартное время обучения, учителя возвращаются на космический корабль-челнок и направляются домой. С Землей ситуация с самого начала отличалась от обычного стандарта — первооткрыватели разума тельциане относились к другому типу существ и были в чем-то схожи скорее с определенным классом технических устройств землян, чем с самими разумными аборигенами, к тому же разум Земли был обнаружен буквально накануне нашего старта. Поэтому, еще на подлёте к Земле, я попытался получить всю возможную дополнительную информацию с помощью приемников, имитирующих технические устройства землян. Как я уже отмечал, эти приемники специально для моей миссии были разработаны и построены в альтаирском робототехническом институте, чтобы назначенный учитель получил дополнительные возможности для подготовки к миссии на Земле уже в полёте.

Мы все поразились и порадовались исключительной точности и объёму информации, размещенной в Галактическом инфобанке, и отправили на Телец благодарность по стандартной Галактической форме. Это достижение тельциан нужно признать выдающимся ввиду полной несовместимости жизненных условий тельциан с земными. Однако меня всё больше настораживали новые факты, которые я обнаруживал, изучая теле — и радиопередачи с Земли. Непонятным было то, что радиопередачи велись на более чем сотне естественных языков. Если бы ваша техника была настолько несовершенна, что не могла полностью передать весь диапазон слышимого вами звука, вы не стали бы адаптировать столь много естественных языков, а изобрели бы несколько искусственных, как это и было в начальный период развития радиотехники, когда для решения похожей проблемы использовали азбуку Морзе.

Должен с огорчением признать, что земная техника, в конечном счёте, оказалась адекватней наших фантазий, проистекших из заблуждения о генетическом родстве. Ввиду того, что ваша раса не может ни воспроизводить, ни слышать ультразвук, он не мог использоваться вами в общении, и вы совершенно естественно не включили ультразвук в диапазон сигналов, передаваемых по радио. Наш телевизор был аналогом вашего черно-белого, потому что мы не смогли понять и расшифровать ту часть телевизионного сигнала, которую ваши специалисты называют «цветовыми поднесущими». Ваша техника устроена так, что черно-белый телевизор нормально принимает и цветной телесигнал — только без подавляющих цветосигнал фильтров слегка, почти незаметно, рябит изображение, что мы и приняли за те самые «устойчивые помехи», при этом сами цвета черно-белый аппарат, конечно, не показывает.

Надо ли говорить, что на подлете к Земле я только и делал, что смотрел телепередачи и слушал радио. Сейчас, задним числом, я понимаю, что интуиция уже тогда предупреждала меня о том, что не всё столь гладко, но я отмахивался от таких мыслей, приписывая их естественной усталости от напряжённой подготовительной работы, которую учителя обычно проделывали в более спокойной обстановке, задолго до начала экспедиции. Для просмотра я в первую очередь выбирал то, что было необходимо для выработки стратегии оптимального обучения земного разума — политику, новости, художественные фильмы, — и все это еще больше убеждало меня в нашем близком родстве.

Я практически не смотрел научно-популярных передач и фильмов, свысока и заранее игнорируя все те «научные» заблуждения, к которым могли прийти аборигены на варварской стадии развития своего разума. Как выяснилось потом, если бы я более внимательно присмотрелся к научно-популярным передачам, досадное заблуждение о нашем генетическом родстве вмиг бы развеялось.

Земная музыка мне тогда не понравилась, ведь без вибраций с частотами выше 1A₁₂ килогерц она казалась мне до странности примитивной. Позже Федин отец сконструировал устройство, правильно преобразующее частотный диапазон и корректирующее ритм звучания, и я смог наладиться поистине чудесным талантом земных композиторов, завоевавшим впоследствии признание на всём Альтаире.

Сумма наших заблуждений, накопленных к моменту первого контакта, едва не привела всю миссию к полному провалу уже в тот момент, когда я и Федор Кнышев впервые увидели друг друга. Пока Федя шел позади меня и спокойно о чем-то размышлял, заметной эмоауры вокруг него не было, к тому же восприятию запахов препятствовали расстояние и ветер. Я впервые почувствовал какой-то слабый всплеск эмофона удивления после того, как меня осветила земная повозка, который вскоре сменился сложным ароматом, сопровождающим эффект узнавания «небывшего прошлого» (На Земле это называют ощущением «дежа вю»)— и потом эмоаура снова почти исчезла. Я размышлял так — шел он один, вдруг удивился, что впереди кто-то есть, понял, что все нормально, такой же человек, мимолетно вспомнил какую-то похожую ситуацию, — и успокоился.

В земном переводе моего отчета нет необходимости полностью воспроизводить описание сцены первого контакта, его детали уже описал Фёдор. Я сохраню здесь лишь то, что проливает дополнительный свет на факты, связанные с нарушением мной инструкции — чтобы не оставить даже тени возможности для какого-либо непонимания в будущих отношениях между нашими цивилизациями. Хотелось бы также лишний раз предостеречь от самонадеянности других наших, да и ваших будущих контактёров с неизведанным Разумом. А последующий разговор со старшим Кнышевым, которого Федя практически не слышал, я воспроизведу здесь полностью.

Оказалось, что земляне и альтаирцы являют исключительный пример практически полного совпадения в части химизма и психологии эмоций, однако земляне совершенно лишены нашей возможности чуять эмоауру обонянием. Поэтому для полного понимания произошедшего при первом контакте землянам нужны дополнительные сведения по особенностям восприятия химоэмофона альтаирцами.

Одна и та же эмоция имеет множество оттенков, и, соответственно, запах эмофона тоже имеет оттенки. Запахи, как и эмоции, бывают приятными и неприятными. То, насколько приятен запах эмофона, удивительно хорошо соответствует вашему и нашему общему представлению о положительных и отрицательных эмоциях, а также о приятных и неприятных запахах. Запах радости можно сравнить с самыми изысканными духами, эмофон веселого смеха порождает запах, похожий на интенсивный аромат полевых цветов, эмофон любви исключительно прекрасен и не сравним ни с каким из воспринимаемых землянами ароматов. Удивление пахнет довольно приятно, печаль порождает гамму нейтральных запахов, типа уксуса, или нафталина, горе пахнет неприятно, хотя и не особо отвратительно, напоминая, скажем, горелую резину. А вот страх, гнев, злость для нас пахнут примерно так же, как для вас нечистоты на помойке, только еще интенсивнее и противнее. Неудивительно, что мы в нашей культуре наложили практически полный запрет на эти три эмоции.

Я оборачиваюсь лицом к Федору на троллейбусной остановке под фонарем. Чувствую, как он начинает прямо благоухать удивлением. Силу запаха связываю с его молодым возрастом — у нас ведь подростки — альтаирцы тоже сильно эмонируют. У меня на тот момент не было абсолютно никакого представления о связи силы эмоций и эмоауры у землян, ведь у альтаирцев это соотношение тоже меняется. Я не понимаю, что у Феди не простое удивление, а удивление весьма сильное, слишком сильное для обыкновенной случайной встречи с незнакомым человеком. Я (ошибочно) объясняю все тем, что Федя, видимо, хорошо знает всех людей, живущих поблизости, а я тут точно не живу, и Федя, вероятно, удивлен по поводу моего присутствия. Чтобы уменьшить сомнения Феди по поводу присутствия «непонятного», лишнего человека, спрашиваю о троллейбусе, как будто я здесь действительно оказался случайно. Неожиданный эффект — его и без того подозрительно сильное удивление ещё больше усиливается!

Его последующие вопросы и эмофон говорят мне о том, что, хотя я сам все еще воспринимаю Федю как слишком долговязого для своих лет и странноватого, но все же почти что альтаирца, во мне он, по мере внимательного изучения, все больше и больше видит полного чужака! Где мне тогда было понять, что если бы он, скажем, увидел мою черно-белую фотографию, он тоже отнесся бы ко мне как к земному низкорослому дяде со странностями, но альтаирцы только после контакта с землянами узнали и теоретически поняли такое явление, как восприятие мира в цвете. Цветное зрение— это уникальный дар, эволюционная особенность людей Земли, далеко не все даже эволюционно близкие человеку земные млекопитающие животные видят цвета. Таким образом, слова Феди о цвете моих волос и лица сначала оказываются за рамками моего понимания.

Конечно, в земных радио— и телепередачах мы часто слышали о цветах и знали их названия, но совершенно не воспринимали и не понимали действительного смысла этого. Мы, участники экспедиции «Окраина-5», при подготовке к путешествию решили, что очень похожие на нас аборигены исповедуют некую религию, культ цветного бога, у которого то три, то семь лиц, а то и больше, каждое своего «цвета». Мы считали, что аборигены обожествляют буквально каждую деталь узоров и многие предметы, связывая с ними одно из мистических лиц бога цвета. Краске мы ошибочно придавали функцию чего-то типа вашей святой воды, только очень липкой, и считали, что при подборе предметов и нанесении узоров люди действуют по неким мистическим правилам сочетания лиц цветного бога, по типу алхимии или астрологии. В составе нашей экспедиции, к сожалению, не было специалистов, которые смогли бы разоблачить эту «теорию».

Сейчас я очень хорошо понимаю, что у землян эти наши «высокоученые» рассуждения могут вызвать только смех. Смейтесь громче, люди, один из самых лучших эмобукетов в мире порождается добрым смехом, рассеивающим вражду и заблуждения разума! А тогда я решил, что мои волосы как-то нарушают религиозные чувства землян в данной местности в отношении их понимания местных ликов цветного бога, а в таких ситуациях всегда лучше сразу, прямым вопросом, выяснить, в чем дело. Поэтому я сказал, что пришелец и не понимаю, что не так с моим «цветом». Я не мог и подумать, что этими словами окончательно раскрываюсь, и что по цвету моих волос и лица и очень многозначному слову «пришелец» любой землянин тут же заподозрит истину!

Когда я почувствовал нестерпимо сильный, отвратительный запах Фединого страха, я понял, что окончательно раскрыт — именно как инопланетник, а не просто как приезжий из отдаленного уголка Земли. У нас, на Альтаире, так вонять считается просто неприличным, соответствующему управлению эмоциями и особенно химоэмофоном мы обучаемся в самом раннем возрасте. Взрослые альтаирцы пользуются подобным эмофоном, только чтобы умышленно нанести оскорбление, чего мы давно и довольно успешно научились избегать в нашем обществе, для нас подобная эмовонь — это в какой-то мере аналог ваших «непечатных» выражений. Поэтому я сделал ему замечание, которое, по сравнению с силой его вони, видилось мне более чем корректным. На земном языке нечто аналогичное можно было бы выразить словами «Да не ругайся на всю округу так громко и неприлично! Веди себя потише!»

Федя ответил, с моей точки зрения, довольно резко, начал злиться, и я начал терять ясность мысли от почти невыносимого эмозапаха и едва сдерживаемых чувств от, как мне тогда показалось, чудовищного, неспровоцированного словесного оскорбления, сказанного мне в ответ. Для меня не было никакой возможности понять, что замечательная фраза «как умею, так и воняю», которая по всем земным и альтаирским меркам тянет на «отлично» за юмор и находчивость, была простым отражением назад моего же собственного, дикого для Феди, непонятного упрека вообще непонятно в чем! Ведь мое заявление «вонять страхом» было для Феди примерно тем же, чем для меня его «волосы зеленого цвета». Однако для культуры альтаира его заявления вместе с эмофоном можно было трактовать только однозначно — как дерзость и явное умышленное оскорбление, все равно как если бы землянин — в примере выше — грубо ответил бы «Пошел на …! Не учи меня, как материться! Я орал бы еще громче, да не могу!»

Это всё взятое вместе — сверхнаглое, по моим ошибочным представлениям, поведение Феди, его эмовонь, адская смесь из миазмов страха и злости, которая давно уже изжита на Альтаире, где так эмонируют разве что грудные дети, лишь подтверждало исходную неверную посылку, что предо мной — совсем некультурный Альтаирец. Я обдумывал тактику дальнейшего поведения, сдерживая понятное каждому Альтаирцу желание телепатически умиротворить Федю, и безуспешно пытаясь понять, что мог бы означать конец его фразы о том, что я не различаю цвета.

И вдруг эмовонь внезапно исчезла, и я смог мыслить гораздо яснее. Запахи, особенно такие сильные, мгновенно не улетучиваются, и это однозначно свидетельствовало, что я только что был в бессознательном состоянии, был беспомощен и полностью зависел от Феди! Посмотрев на него и увидев протянутую руку, я успокоился, не обнаружив ничего угрожающего.

Только теперь я смог собрать и переосмыслить заново всю информацию: предыдущее высказывание Феди по поводу его нечувствительности к запаху эмоций и моей неспособности видеть цвета, наши наивные «расшифровки цветной религии», и замечания техников по поводу земного радио. То, что Федя в разговоре ни разу не использовал частот, не воспроизводимых земным радио, стало той каплей, которая прорвала покров заблуждения, я наконец понял, что мы не генетические родственники землянам, а удивительно, до невероятия схожие, но совсем неродственные расы.

Я понял также, как оказался без сознания. Видимо, из-за нечувствительности к эмофону люди поначалу сдерживают не сами эмоции, а лишь их внешние проявления, и только с возрастом набираются опыта в реальном управлении ими. Поэтому адская смесь миазмов страха и злости Феди росла до тех пор, пока я не потерял сознание, а свою естественную защитную реакцию— телепатическое внушение— я сдерживал только сознанием.

Я ещё раз проанализировал разговор с Федей, и понял, что в бессознательном состоянии всё же не смог сдержать телепатического посыла на умиротворение. Так как мой разум был блокирован, это было рефлексом, я телепатически внушил Феде на эмоционально-подсознательном уровне «не бойся меня, крошка, я же твой друг» — точно так же, как автоматически сделали бы это мои природные инстинкты для успокоения любого невменяемо-испуганного ребенка на Альтаире. Но при столь внезапно отключившемся разуме я не имел никакой возможности предотвратить инстинктивный ответ на такой жуткий эмофон. Внушение было для меня неприятным сюрпризом, и теперь я просто обязан был устранить все последствия.

Ещё раз обдумав всю ситуацию, я вдруг понял всё значение того факта, что у Феди было в распоряжении несколько десятков секунд моей бессознательности для самостоятельных действий, до того момента, когда на него подействовало моё внушение. Я с удивлением отметил, что за это время Федя, очень сильно испугавшийся меня, не убежал и не причинил мне никакого вреда, точно зная, что перед ним полный чужак, более того, увидев, что моё состояние внезапно ухудшилось, пересилил свой страх перед чужаком и начал, очевидно, раздумывать об оказании мне какой-нибудь помощи! Абориген — то оказался совсем не столь прост и далеко не так уж и дик! Ещё не совсем взрослый, а не только раскусил меня почти мгновенно, но и испугался по-настоящему далеко не сразу, хамство, которое я приписал ему исключительно из-за эмофона, оказалось моим вымыслом, а испугавшись, не только сам сумел сдержать сильный страх и свою инстинктивную агрессивно— защитную реакцию, но даже сам начал налаживать отношения, неплохой шуткой возвратив мне мой же непонятный для него упрёк!

После столь показательного развенчания заблуждения о генетическом родстве землян и альтаирцев, положенного в основу предварительных проработок всех моих планов и учебных программ, разработанных для землян на основе альтаирской истории, у меня пропало ощущение рутинной легкости возложенной на меня учительской миссии. Я вдруг почувствовал себя одиноким чужаком, оказавшемся на чудесной планете, полной еще нерастраченными ресурсами. И единственным, безусловно дружественным представителем разумной варварской расы оказался загипнотизированный мною же подросток. Про аборигенов, которых до того я считал родными альтаирцами, только на варварской стадии развития, как оказалось, я знал даже меньше, чем ничего!

Дальнейшие события были оценены мной поначалу как невероятное, неправдоподобное, какое-то чудовищное везение. Если бы я, как это было запланировано, специально провел негласный отбор нескольких кандидатов для открытого контакта и обучения, даже среди очень большой массы людей мне вряд ли удалось бы отыскать лучший вариант, чем Федя с отцом. Потом, после Фединого рассказа о его странной истории с географией, я заподозрил вмешательство Высших, хотя обычно они столь деликатны, что при их вмешательстве остается только легкий налет подозрения. Но здесь было то, что можно назвать прямым указанием на вмешательство, по крайней мере, я не припомню другого случая, чтобы Высшие заявили о себе столь же определенно.

Как я уже заметил, семья Кнышевых вообще идеально подходила для контакта, особенно с учетом тех дополнительных сведений, которые я вскоре получил про земную цивилизацию от Фединого отца.

… При первой встрече, когда Кнышев — старший надел очки, я почувствовал эмоауру сильного удивления, совсем как у Феди. Но далее, вместо отвратительной вони страха, пришел прекрасный аромат чрезвычайно сильного и доброго любопытства. Поэтому разговор с Фединым отцом я начал с того, что окончательно убедил его в своем Альтаирском происхождении. Все это оказалось неожиданно легким делом, как будто Федин отец, Александр Федорович Кнышев, давно уже ожидал появления каких-нибудь нелюдей.

Я сразу сосредоточился на различии диапазонов восприятия наших органов чувств, для начала продемонстрировал диапазон звучания своего голоса, огромный, совершенно недоступный для землянина. Затем попросил выключить ультразвуковую пугалку для грызунов, мне мешал и отвлекал ее противный звон. Но окончательно убедил его рассказ о конфузе с цветными богами, он по-доброму засмеялся и сказал — человек такого придумать точно не смог бы! Он мне и объяснил — теоретически, конечно — что такое цвет. После чего мы оба весело посмеялись!

О такой неслыханной удаче, как взаимный смех почти в самом начале контакта представителей биологически чужих разумных рас, я и мечтать не смел, к тому же прекрасный запах нашего доброго смеха, долго еще витавший в комнате, резко улучшил мое настроение. Я осознал, что в культуре мы в чем-то, если не учитывать гигантский разрыв в уровне её развития, оказались даже ближе, чем в генетике — и начал вновь обретать потерянную было уверенность. Так как мы случайно оказались тезками (хотя свое земное имя — Александр — я выбрал себе сам), Фединого отца я буду здесь именовать Кнышевым.

Меня буквально жгла моя оплошность, поэтому первым же серьезным разговором стало обсуждение того, что я поневоле сотворил с Федей. Я пересказал Кнышеву все, что произошло с момента нашей встречи на троллейбусной остановке.

Кнышев сказал:

— И чем это грозит Феде, кроме того, что он вроде как стал твоей комнатной собачкой?

В эмофоне Кнышева и его голосе почувствовался легкий укор, мне стало очень стыдно за «комнатную собачку», и я даже подумал, что хорошо, что люди не чуют эмофона. Я решил сразу намекнуть, что дезомбирование возможно, и сказал:

— Если Вы точно и логично объясните ему неестественность его поведения так, чтобы он её четко осознал сам, и сразу уложите спать, его немного поразвлекают фантасмагорические сновидения, а к утру все развеется. Не знаю, точно ли так все происходит у землян, но, по данным исторических хроник, у необученных альтаирцев все происходило именно так.

— Кстати, а где он?

— Помните, я сказал ему, что нам надо поговорить наедине? Для него сейчас мои пожелания — это все равно, что приказ.

— И он знал об этой вашей способности к телепатическому внушению с гипнозом?

— Конечно, я же сразу сказал ему!

Кнышев: Ну, Федька совсем неглупый парень, хотя сейчас Ваша мимолетная просьба перевесила его, взятые вместе, любопытство и осторожность. Сильно! Ладно, с этим я попробую разобраться сам, когда мы закончим и к чему-то придем, а утром проверим результат, хорошо?

— Идет.

Хотя я сказал это бодрым голосом, но был совершенно неуверен в столь быстром успехе, снятие эффекта зомби требует некоторых специальных навыков и умений. Однако, как показало недалекое будущее, все мои сомнения оказались напрасны.

Затем Кнышев-старший перехватил инициативу, заговорив про эмофон, и тут сразу же проявились его недюжинные способности. Я почуял эмоауру дружелюбия и легкой сострадательности, и он спросил:

— И как сделать так, чтобы Вам не было противно со мной общаться, если мои эмоции для Вас пахнут?

Трудно передать только словами всю силу моего ответного удивления, эти слова меня просто поразили. За нехитрой на первый взгляд фразой скрывался огромный объем мгновенно проделанной и очень качественной во всех отношениях работы мысли, которая сделала бы честь даже альтаирцу. «На входе» у Кнышева был только мой короткий рассказ о происшествии с Федей, который вполне мог бы породить недружелюбие ко мне и, из-за давления эмоций, сделать мышление Кнышева закрытым, невосприимчивым к новой информации. Однако вместо этого он, решительно успокоив, даже подавив все эмоции, сумел, за ничтожно малое время, усвоить и полностью интегрировать в свою схему устройства мира новую КАТЕГОРИЮ, не имевшую никаких аналогов в известном ему мире — запах эмофона и все, что с ним связано. Затем он тут же, мгновенно(!) изменил свою картину восприятия мира, сразу и ЦЕЛИКОМ включил, полностью интегрировал в нее ТОЛЬКО ЧТО усвоенную категорию. Практически мгновенное включение нового знания произошло настолько полно, что ОБЩИЕ принципы этого знания оказались сразу же, по сути тоже мгновенно, доступны для применения в предельно КОНКРЕТНОЙ ситуации. Он сразу подумал обо мне и о себе, о нашем общении, и проявил высокую, неспровоцированную ничем — ни мной, ни несуществующими еще традициями — ЭТИЧНОСТЬ, поставив на первое место МЕНЯ — полного чужака — и МОИ удобства. И эта развитость мышления и его этичность, породившая ТАКОЙ мотив действий — у представителя ВАРВАРСКОЙ цивилизации, которая переживает ускоренное сползание в общесистемный кризис и вот-вот впадет в дикость. Это было настолько невероятно, что я еще раз быстро «прокрутил» в памяти весь наш не столь длинный диалог — и лишний раз убедился, что я ни словом, ни намеком не обмолвился ранее о собственном эмофоне Кнышева — старшего. После небольшой паузы, когда моё удивление развеялось, я ответил:

— дурно пахнут только сильные негативные эмоции, а невыносимо дурно только страх, злость, гнев. А положительные эмоции пахнут даже приятно.

Александр Федорович в ответ хитро улыбнулся и сказал — Я думаю, что здесь проблем не будет. Если что, поправьте меня, я с удовольствием уберу свою эмовонь.

Мне не пришлось ни разу воспользоваться этим соглашением. Кнышев контролировал свои эмоции, почти как урожденный альтаирец, хотя химоэмофон он не чуял. Позже я понял, в чем дело, но об этом речь пойдет ниже.

Следующей темой разговора было самое важное — цель моего пребывания на Земле. Я поделился с Кнышевым нашими данными о кризисном прогнозе и что из-за ошибки в определении генетического родства неприменима большая часть наших «домашних заготовок», сделанных для изменения неблагоприятного сценария развития земной цивилизации.

Кнышев: — И что теперь? Будем вместе сидеть и ждать, когда все рухнет?

— Ну уж нет, что угодно, но только не это! Теперь, когда мы знаем о вас, ваш кризис— это также и наш враг, а мы таких врагов привыкли побеждать!

— Слышу речи того, кого у нас именуют настоящим мужиком. И каким оружием сражаются настоящие мужики из космоса?

— Я не буду сражаться сам. Хотя враг общий, но это ваш кризис, и победить его можете только вы. А я помогу создать мощное оружие для этого сражения. Используя, кстати, исключительно ваши знания. Но мне нужны несколько человек, которые смогли бы заставить это оружие действовать.

Кнышев: — так, а сами значит — в кусты? Не ошибся ли я в крутых парнях — джедаях с Альтаира?

— Я буду в первое время рядом, наблюдать и советовать. Мы давным-давно поняли, что то оружие, которое стреляет пулями и любой другой смертью или как-то ограничивает свободу — это грязное оружие варваров. То «оружие», которое вы бы назвали прямым официальным контактом, тоже не идеально, оно шокирует, оставляя заметные шрамы в сознании расы, и действует не столь эффективно и точно. Настоящее оружие истинного разума — это знания, на основании которых выполняется просчет причинно— следственных связей, с учетом их вероятности, и точечное целевое информационное вмешательство при минимальном силовом воздействии на саму систему, а если система сама способна к генерации и усвоению информации— чисто информационное вмешательство, без силового давления. По разумным существам, независимо от уровня их развития, наше оружие стреляет только правдивой информацией и новыми знаниями.

— Ну и на что же вы нацеливаете ваши высокоразумные «стволы»?

— Наши непримиримые враги, которых мы разим беспощадно и навсегда оставляем в прошлом — это разрушение цивилизаций, глупость разума и страдания живых существ.

— Что ж, подобные мишени и мне представляются весьма достойными разноса в самые мелкие клочья! Но что, если случится так, что те, кому вы помогли, превзойдут вас и вам же устроят войнушку с применением грязного оружия варваров?

— Если превзойдут, мы только обрадуемся, потому что знаем толк в развитии. По-настоящему развитые расы никаких варварских войн не ведут и о них не помышляют. Если цивилизация смогла достичь уровня, позволяющего покинуть свой мир и выйти на Галактические просторы, то из этого, несомненно и однозначно, следует то, что ее варварские войны навсегда остались на страницах книг и учебников истории — как поучительный пример собственного недоумия. Межзвездных войн Галактика не знает.

Разумных рас много, воевали — на своей планете — все без исключения. А вот войн между разумными расами не было никогда, хотя только в Галактическом союзе разума уже больше двенадцати в степени 3 (1000₁₂ = 1728) обитаемых миров, и обнаружено еще около 12 в степени 2 (100₁₂=144) варварских цивилизаций, примерно половине оказывают помощь, чтобы произошел досрочный выход из варварской стадии, за развитием остальных наблюдают, ожидая подходящего момента для вмешательства.

И никто точно не знает, сколько в Галактике еще есть необнаруженных варварских миров, потому что число обнаруживаемых пока только растет.

Кнышев: И никогда не случалось так, что у кого-то сильного чего-то очень не хватает из того, что у другого, более слабого, есть в избытке?

— Как может в БЕСКОНЕЧНОМ космосе чего-то кому-то не хватить? Особенно, когда на одну освоенную планету в Галактике приходятся многие тысячи пригодных, или почти пригодных для поддержания той или иной формы разумной жизни, но мертвых и неосвоенных, на которых относительно легко отыскать любые ресурсы, это куда проще, быстрее и этичнее, чем отбирать!

Да и потребности в ресурсах у всех рас в целом разные, пересечения интересов редки. А если они все же случаются, то наше общегалактическое понятие «силы», выстраданное каждой расой при взрослении её разума, включает в себя, в первую очередь, доброту и созидательность как естественные составные части.

Раса, преодолевшая варварство, полностью утрачивает также и понимание силы в животном смысле, как право сильного на то, что изначально принадлежит слабому. Вам ещё предстоит перестать относиться к тому, что имеет другой, как к предмету зависти и вожделений, но вот вы, например, уже утратили взгляд на тело человека как на возможную пищу, и у вас почти не осталось народов, практикующих человеческие жертвоприношения.

Ситуация, когда можно что-то взять в готовом виде у другого, пусть даже в порядке обмена, вместо того, чтобы добыть или сделать это своими силами, рассматривается всеми нами как досадная слабость, от которой все стремятся избавиться. Так что если возникает схожая нужда, расы со взрослым разумом будут сотрудничать, помогая друг другу в поиске или создании обоюдно необходимого.

Развитой разум знает, не только на уровне логики, но и на уровне усвоенных при обучении и воспитании индивидов ощущений, что выживать вместе не только этичнее, но и, в конце концов, практичнее, выгоднее, чем бессмысленно тратить столь необходимые для многих дел ресурсы на создание армий по отбиранию нужного силой и защите своих запасов. А если расы-конкуренты будут вынуждены продолжить поиск самостоятельно, то очень много шансов, что первые, когда найдут — просто подарят возможным соперникам, в качестве демонстрации своей истинной силы, этичности и удачливости, а те поделятся из чувства естественной благодарности. На своём опыте каждая из рас познала, что выживать и легче, и стабильнее в окружении друзей и союзников, чем в бесконечном соревновании в окружении конкурентов и врагов.

Кнышев: И никогда не было такой расы зверей— завоевателей, чтобы выпотрошили одну богатую планету, полетели потрошить другую…

Эмоаура Кнышева испускала сомнение и удивление, видимо, его мнение, уже довольно устойчивое, сложилось под влиянием земных кинофильмов, и он никогда не подвергал его критическому анализу. Я ответил ему в шутливом тоне:

— Сварили и съели всех людей в одной деревне, проголодались, напали на следующую.… Видите аналогию? Для Вас сейчас такое смешно даже предположить, а ведь у людей это раньше практиковалось, и стало невозможно относительно недавно. Путь этического развития, единственно возможный, при котором раса не отбрасывается в развитии в варварство, когда у расы растут знания, позволяющие отдельным индивидам распоряжаться огромными ресурсами и энергиями, явно приводит к тому, что более развитая цивилизация — это та, которая больше созидает, а не та, что лучше отбирает. А отбиральщики — паразиты, к которым пока еще принадлежите и вы, многократно дичают, выпотрошив до основания, в каждом цикле, в первую очередь свою собственную планету.

Мир устроен так, что цивилизованные расы могут выйти в дальний космос только после того, как научатся жить без войн и подружатся со своим собственным домом, никак иначе не заполучить нужных ресурсов для дальних космических вояжей! А в таком качестве они уже вполне этичны и разумны для того, чтобы не учинять варварского безумия в космосе. Мир устроен так, что дураки и хамы сами держат себя взаперти на своих планетах — и это просто замечательно.

Кнышев: А что, альтаирцы тоже были когда-то агрессивны?

— Конечно. Этот этап младенческого безумия оказывается необходим, даже нам не совсем понятно, зачем, но пока мы не знаем ни одного исключения. Видимо, в нашей Вселенной нет другой возможности обретения разума, кроме как через борьбу за «место под солнцем» по жестким правилам эволюции животных. А вот чтобы цивилизация могла беспрепятственно расти дальше варварства, разум расы должен, имея животное происхождение, перерасти своё наследие, суметь взять предка — зверя под полный контроль.

— И как случилось, что Вы все же развились до галактических космических высот — вдруг, враз, внезапно поумнели всей расой?

Эмоаура Кнышева источала столь сильное любопытство, что я, несколько неожиданно для себя, вошёл в привычную роль учителя и стал кратко излагать вводную главу нашего стандартного учебника по основам эволюции планетного разума:

— Пока разум недостаточно окреп, когда цивилизация достигает уровня, обеспечивающего прекращение борьбы за существование, происходит кризис одичания, так как развитие и даже само существование разума на варварской стадии обуславливается и подпитывается именно непрерывной борьбой за выживание. Если нет борьбы, нет необходимости выживать — пропадает надобность и в разуме, когда оказывается, что не нужно думать, если можно выжить и так. Всякий раз, когда варварская цивилизация развивается до уровня, обеспечивающего для большинства расы безбедную жизнь тела при минимальных мыслительных усилиях, разум расы постепенно прекращает развиваться, цивилизация стагнирует, возможности управления силами природы, доступ к которым на некоторое время сохраняется у отдельных индивидов и групп, порождает всё более жестокие войны, и раса, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, с ускорением сползает в первобытную дикость.

В естественных условиях взросление планетарного разума всегда проходит через этот циклический автоколебательный процесс, так как в начальном периоде изменения условий жизни всегда следуют за колебаниями в уровне разума с заметным запаздыванием, достижения разума или его деградация отражаются на жизненном уровне только в последующих поколениях. Поэтому, когда после пика цивилизованности пресыщенные разумные, поколение за поколением, воюют и постепенно деградируют, наступает кризисный момент, когда ухудшающиеся условия жизни скачком оказываются ниже порога цивилизованности для большей части разумных существ, и обострившаяся борьба за выживание не оставляет более индивидуумам новых поколений достаточно времени для размышлений и развития своего разума, что ещё более ухудшает положение, и так с ускорением по спирали, всего за несколько поколений, до самого низа, до дикости.

На пиках цивилизации в ранних циклах суммарного разума расы не хватает, чтобы успеть оценить ситуацию и исправить положение до начала катастрофического падения в дикость, — и разум расы сначала относительно плавно деградирует, а в какой-то момент вся раса скачком дичает. У нас, на родной планете альтаирцев, было не менее пары двенадцаток витков развития цивилизации, и каждый, кроме последнего, завершался таким кризисом полного одичания.

Но на каждом новом витке развития, на пике прогресса, перед самым падением в дикость, разум расы оставляет следы— артефакты, то, над чем не столь властно время. В случае планет, подобных вашей, это большие каменные сооружения, изделия из нержавеющих металлов и тому подобное — и при этом все больше опустошаются недра планеты. Просачиваются через времена дикости и кое-какие отголоски знания, в виде мифов и легенд о былом величии, тоже как своеобразный информационный артефакт.

В каждом последующем витке фаза расцвета становится все длиннее из-за ресурсных ограничений, ведь биологические особенности расы, управляемые очень медленной биологической эволюцией, остались практически теми же, поэтому и путь развития научной и технической мысли на каждом витке в целом оказывается также схож, а легкодоступные ресурсы для удовлетворения биологических и технических потребностей цивилизации полностью или частично использовали на предыдущих витках. Вот и приходится тратить дополнительное время и всё больше развивать разум, чтобы найти замену тому, что выгребли или, если выгребли не дочиста, копать, например, шахты глубже.

А более развитой разум, имея перед собой неопровержимые факты, порождающие вопросы о том, что случилось с теми, кто тут жил раньше, всё более способен найти ответы и принять меры, поэтому на каком-то из очередных витков происходит неизбежное. Вопрос ставится достаточно рано и достаточно многими, цивилизация, сдерживаемая дефицитом ресурсов, развивается достаточно медленно, а её разум быстро крепнет интеллектуально и этически в борьбе за поддержание и развитие хотя бы минимальных жизненных условий, и времени от расцвета разума до начала падения в дикость хватает и на поиски ответа, и на то, чтобы придумать, как предотвратить очередное одичание, и на то, чтобы это осуществить.

Но нам досталось это очень дорогой ценой. На последнем, завершающем циклическую фазу витке, поддержание даже минимальных условий жизни буквально для горстки живущих тогда на планете альтаирцев потребовало ужасающе длительного поддержания очень высокого уровня нашей разумности, в условиях чрезвычайно аскетического существования. Каждый из Альтаирцев из тех поколений наших предков, основателей нашего витка цивилизации, должен был стать гением ума и этики только для того, чтобы просто выжить, думая при этом не только о себе, но и заботясь о благе всех соплеменников, и все это время обильную пищу для их гениальных умов давали многочисленные артефакты, пережившие ошибки предыдущих циклов, прямо вопиющие о них.

Если рассуждать с точки зрения системного взгляда, на определенном витке ресурсный дефицит замедляет улучшение жизненных условий настолько, что запаздывание оказывается относительно невелико и уже не вносит губительную роль десинхронизирующего фактора. В начале падения или даже до него раса успевает, наконец, осознать самоценность разума, найти способы и обеспечить его сохранение еще до того, как очередное одичание станет неизбежным.

Коротко говоря, кризисы прекратились, когда мы в массе своей успели до кризиса осознать то, что разум и развитие важны сами по себе, как самоцель, вне какой-либо связи с утилитарными задачами выживания. Подержание постоянно высокого уровня разумности и этичности расы в целом, развитие разума каждого из альтаирцев стало самостоятельной приоритетной задачей, совершенно независимой от задачи поддержания условий для биологического выживания и благоденствия. Никакого одичания случиться не может, пока мы помним, для чего нужно иметь и как поддерживать разумность нашей расы выше уровня тупого и эгоистического спозания в дикость. Память расы тоже не может теперь исчезнуть или прерваться, ведь столь глубокая утрата основных знаний случается только в период дикости.

Кнышев спросил:

— А почему вы решили помогать другим расам?

— Нам самим очень сильно не повезло в том, что более развитые расы, раньше нас взявшие на себя благородный труд учительства других разумов, нас не нашли, у нас никогда не было учителей разума. А когда у дикой разумной расы удается в предкризисный период резко повысить уровень разумности и этичности, спровоцировать более раннее развитие, чтобы раса смогла самостоятельно осознать и предотвратить очередной кризис, дьявольская цикличность прерывается раз навсегда, и, никаких кризисов и периодического одичания больше уже не происходит!

Хотя завершение варварской циклической фазы и наступление фазы неудержимого развития разума предопределёны общими законами эволюционного процесса, однако, из-за большой длительности варварской стадии в естественных условиях, нельзя игнорировать возможность гибели в случайной космической катастрофе молодой и еще беспомощной расы, которую и разумной-то можно назвать лишь с натяжкой.

Все это придает поистине замечательный смысл нашей учительской деятельности, мы сами больше других пострадали в период собственной дикости, поэтому нам особенно близка и приятна роль «повивальной бабки» в рождении новых космогигантов. Немаловажно и то, что на данном этапе нашего собственного развития это достойная мегазадача, способная на длительный период времени придать настоящий смысл существованию нашего разума и всей цивилизации Альтаира.

— Я знаю, нет, лишь чувствую, что у нас приближается кризис. Но не могу понять, что именно должно случиться, и как этого избежать.

— Стандартная учебная и историческая ситуация, так и должно быть. Дело в том, что сообщество разумных существ, породившее культуру, одновременно участвует в двух разноскоростных потоках эволюции. Культура эволюционирует многократно быстрее, чем биологическая эволюция успевает адаптировать разумное существо к новым условиям жизни, порождаемым культурой. Наиболее сильно отстаёт этическое развитие, принципы, на которых разумные объединяются в социум, тоже оказываются резко архаичными.

И когда культурное развитие обеспечивает порыв разума к тому экспоненциальному росту мощи, которое обуславливается передачей знаний о мире от существа — лидера в развитии разума всем другим и от одного поколения к другому в концентрированном виде, вы называете это явление наукой, эти возможности оказываются у существ, чья этика в большинстве своём к разумному использованию этих достижений не готова.

В этом же направлении действует и один из законов эволюции, состоящий в том, что самые новые достижения эволюции распределяются по социуму наиболее неравномерно. У разумного существа разум как раз оказывается последним эволюционным достижением, и природа очень неравномерно распределяет разум по существам.

Кризис вызывается тем, что достижения гениев неизбежно оказываются также и в руках идиотов и моральных уродов, и по законам естественной эволюции это неизбежно. Лишь когда наука обращает свои достижения на ликвидацию этой диспропорции, и общество осознаёт необходимость и устанавливает дополнительную связь между возможностями, предоставляемыми индивидууму, и уровнем его личного развития, тогда цивилизация не падает в дикость, а развивается и совершает рывок в межзвёздное пространство, в галактический космос. Для землян особенно важно обеспечить предельную этичность этой дополнительной связи, потому что приматы — стайные животные, и у вас есть природные инстинкты, обеспечивающие подчинение не самому разумному, а самому звериному.

Если все пойдет естественным путем, как было у нас на Альтаире, когда вы, на данном витке, созреете до понимания, не останется времени даже для того, чтобы придумать, что делать. Хотя и сейчас отдельные ваши умы высказывают верные идеи, объединив которые, можно было бы очень быстро прийти к правильным выводам, но их голоса буквально тонут в море заблуждений. На последующих витках вы успеете придумать, но не успеете воплотить. И так далее, вплоть до обретения очень высокого уровня разума, но на планете, почти лишенной самых необходимых ресурсов. Сейчас у Вас ведь далеко не все даже видят приближающийся кризис?

Кнышев:

— Я только чувствую, да и другие в массе своей не видят ничего конкретного. Пытаемся под свои интуитивные ощущения подвести хоть какое-то основание — фильмы— катастрофы, мрачные пророчества— но это, как мне кажется, лишь подчёркивает нашу беспомощность что-либо понять. Судя по тому, что времени до кризиса мало, а понимание зреет очень медленно, мы на одном из ранних витков?

— Вы очень точны, наши оценки в общем такие же. И артефактов старых у вас еще почти нет, вы даже склонны приписать эти немногие остатки скорее пришельцам, чем самим себе на предыдущих витках, коих было до сих пор всего несколько, может, даже только один.

Кнышев немного удивился: — Но я так понимаю, что чем больше предыдущих витков, тем проще ваша задача. Зачем же вы сами себе усложняете работу?

— Целый ряд причин. Главная — что у вас сейчас планета, богатая многими необходимыми для вас ресурсами, и, в результате завершения варварства и выхода из циклов дикости, вы будете быстро развиваться и стремительно осваивать космос, привнося уникальный разум своей расы, управляемость и устойчивость в наш общий Галактический дом. Во-вторых, на порядки снижается вероятность вашей случайной гибели от какого-нибудь подлого сюрприза природы, типа камешка из космоса, ведь развитая цивилизация куда более способна вовремя выявить и предотвратить любую из подобных угроз. И в третьих, сложная работа предпочтительнее нам самим, это стимулирует развитие нашего собственного разума.

Это все, конечно, в корне противоречит базовой этике современных землян, по которой эти цели просто глупы, а мы — самоубийцы, помогающие потенциальным врагам, но, насколько я понимаю, находит живой отклик в Вашей личной системе ценностей.

Внезапно Кнышев перешел на «ты», даже не спрося у меня разрешения, как это принято у людей. Впрочем, мы оба уже почувствовали дружескую близость, и я воспринял этот переход вполне естественно.

— А уверен ли ты в успехе в нашем случае, ведь произошли осложнения, насколько я понимаю? Один человек, пусть даже нечеловек, — и история цивилизации? Как можно сопоставить такие масштабы?

Я тоже перешёл на «ты», мне не нужно было специально спрашивать разрешения — эмоаура Кнышева уже давно разрешила мне считать его своим другом.

— В первую очередь, само преддверие кризиса создаёт ситуацию, когда малые правильные воздействия способны порождать нарастающие последствия. Это как вбросить зародыш кристалла в пересыщенный раствор. Не забудь также о том, что у меня соединился исторический, выстраданный опыт моей собственной цивилизации по предотвращению аналогичного кризиса, который лег в основу моего образования как учителя разума, и личный опыт по досрочному выводу на бескризисную фазу развития нескольких двенадцаток разумных миров. Хотя предварительные планы оказались негодными, и сначала я думал, что возникла серьезная проблема, то сейчас я все больше убеждаюсь, что эта помеха — не без вашей с Федей помощи — уже превратилась в досадную мелочь, не более!

— Кнышев (скептически) — и как же и когда это мы успели помочь? — Комната наполнилась хитроватым недоверием и дружелюбием, они прямо благоухали в чудесном эмобукете!

— Да вы с Федей только и делаете, что своими лучшими человеческими качествами устраняете последствия наших досадных промахов, одно за другим! Федя сумел сам сдержать свой страх, не прервал контакт и не только не причинил мне никакого вреда в тот критический момент, когда я был совершенно беспомощен, временно лишившись разума, наоборот, проявил беспокойство и озабоченность по поводу моего беспомощного состояния. Твой личный уровень развития оказался столь высоким, что нам понадобилось всего полчаса непринужденной беседы на достижение взаимопонимания на таком уровне, что обычно на это требуется пара двенадцатидневок и тяжелый труд при максимальном напряжении интеллекта! Если и дальше все пойдет не хуже, то шансы твоей цивилизации окажутся даже выше, чем мы прогнозировали.

— а если все же не получится?

— Признаюсь, когда я так вдруг, нечаянно зазомбировал Федю и понял, что почти всю подготовительную работу можно выбросить, меня охватило чувство неуверенности. Но потом я осознал, что следующая экспедиция учителей в этот дальний рукав Галактики будет послана уже после того, как вы одичаете. Независимо от того, что потом будет со мной, ваша дикость продлится еще около 10000₁₂ лет, до начала следующего витка цивилизации — только тогда вмешательство снова окажется целесообразно, в течение всего долгого периода дикости оно будет заведомо бесполезно.

На одной чаше весов оказалась моя личная неуверенность и сомнения, нарушения каких-то бюрократических инструкций. На другой — опустошение планеты варварами, отсрочка рождения космической цивилизации на долгие тысячи двенадцатилеток, новые страдания разумных и полуразумных потом существ, рост вероятности потери целого разумного обитаемого мира. И этим мегапотерям я вполне могу противопоставить мой собственный опыт, в котором сконцентрированы знания альтаирцев, более двух дюжин раз корёживших свою планету, цивилизацию и самих себя, мучительно долго, полмиллиона лет прокладывая, буквально прогрызая путь к свету.

Да в такой ситуации пусть катятся к чёрту любые инструкции — моя совесть не оставила мне никакого иного выбора! Причинить вреда сопоставимо больше, чем вы себе скоро устроите сами, я, в одиночку, просто не смогу, а вот помочь тебе досрочно вытащить твой мир из грязи — попытаюсь.

— И впрямь, настоящий джедай, покрепче многих наших людских недочеловеков будешь, хоть зеленоволосый и оранжеволиций! А что ждет тебя в случае неудачи? Ведь ты, наверное, нарушаешь целую кучу всяких ваших запретов?

— Примерно то же, что происходит в таких случаях и у вас — «разбор полетов». Как метко выразился ваш юморист, наказание невиновных и награждение непричастных. Хотя объективности в таких случаях у нас все же гораздо больше, но мы отнюдь не автоматы, а живые существа с эмоциями, кстати, невероятно близкими вашим, и у нас тоже неудачи никого не радуют, а победителей судят не так строго.

— Значит, ты на наше спасение поставил и свою личную карьеру?

Эмоаура Кнышева благоухала, прямо лучилась добрым юмором, сильным любопытством и дружеским теплом и участием, а вся атмосфера нашей беседы живо напомнила мне мои студенческие годы.

— Мы действуем всегда и только так, при полной и осознанной личной ответственности! А как, и можно ли вообще, устроить всё по-другому, чтобы раса, давая отдельным своим личностям права, знания и все возможности для того, чтобы изменять судьбы иных разумных миров, не превратилась сама снова в стадо скотов?

— Значит, у тебя только на личном счету уже почти три десятка спасенных цивилизаций?

— То, что происходит — всего лишь обучение и ускорение взросления разумных рас-младенцев.

Кнышев: Ну, хоть мы и варвары, но скромность у нас тоже ценится. Дай твои пять, вернее, шесть! — и он протянул мне раскрытую ладонь, универсальный жест всех гуманоидов, принятый также и у землян. Мы скрепили нашу дружбу рукопожатием, и при этом он сказал: А знаешь, мой зеленоволосый друг с Альтаира! Ведь все может получиться! Обязательно получится! — и крикнул — Федор! Иди сюда!

…Пока Кнышев дезомбировал Федю, давая ему чёткие разъяснения, задавая очень точные вопросы, поистине виртуозно возбуждая при этом нужные струны Фединой души, делая все это как-то неожиданно легко и непринужденно, я думал — а может, мне и вообще не надо больше никаких других людей искать?

Из телепередач землян я прекрасно представлял себе, на что хватает способностей среднего земного человека. Передо мной волею, как я тогда думал, случая, сразу оказались уж точно не худшие, и даже далеко не средние представители человеческой расы! Один из них, будучи даже не совсем взрослым, в критический момент первого контакта фактически спас мою миссию, шедшую уже к явному провалу, сумев интуитивно понять ситуацию, сохранить доброту и необычное хладнокровие в условиях, когда «средний» земной подросток задал бы стрекача при первом взгляде на меня или, будь экземпляр посмелее, на всякий случай стукнул бы меня по башке чем-нибудь тяжелым, пока я был в отключке от вони.

Ужас Феди и исходящую от него его вонь я тоже, получается, породил сам. Если бы я сумел вовремя распознать признаки явных генетических отличий, притом, что фактов и времени на их изучение было предостаточно, хотя бы в последний момент проявил разумную осторожность и более мягко вступил в контакт, то вполне мог бы, с учётом моей удачи, избежать испуга Феди. Так что, как говорят земляне, этот гол тоже в мои ворота!

А второй абориген, живя в варварской цивилизации, вместо того, чтобы из страха или простой осторожности сразу выгнать из дома явно чужое зеленоволосое пугало, явившееся неизвестно откуда и для чего, сумел как-то сразу, интуитивно и очень точно все оценить, и проявил поистине удивительное гостеприимство. И этому не смог никак помешать даже самый глупый, хотя и невольный, поступок во всей моей учительской карьере, затронувший его собственного сына!

Он откуда-то знает, что смелое движение в неизведанное, при честном признании и своевременном исправлении своих ошибок, имеет куда более высокую ценность, чем беспомощное топтание на месте из страха перед неведением. И только что, прямо на моих глазах, по моей даже не подсказке, а так — полунамеку, играючи ликвидировал все последствия моей глупости, опираясь только на интуицию, точный анализ ситуации и любовь к собственному сыну, — как будто дезомбирование было для него ежедневной рутиной.

Вывод стал мне окончательно ясен. Только что, прямо на моих глазах, двое «варваров» превратили самый крупный провал во всей учительской истории Альтаира, можно сказать, уже свершившийся, к которому ты имел бы самое непосредственное отношение, в то, что можно объективно принять как обыкновенный, нормальный и, пожалуй, даже хороший начальный контакт. (Представляете, что было бы, если бы Федя меня не предупредил и я тогда вошёл бы в троллейбус? Его логика тогда сработала даже раньше и чётче моей!).

Но это у ТЕБЯ контакт теперь уже обыкновенный, уже и забыл какой по счету, а у НИХ — первый контакт с абсолютным чужаком, которого они распознали явно и сразу. И у тебя тут, как ни крути, вышел явный провал, провал профессионала, хоть и не совсем по твоей вине. Но тогда у них вырисовывается очень крупный успех, причём в совершенно новом для них деле, заметный даже по меркам Альтаира, не то, что по земным, и этим успехом они, не особо и напрягшись, моментально, «с горочкой» засыпали дыру твоего провала и даже утрамбовали всё добрым юмором! И надо признать, что их успех не удаётся приписать никакой такой счастливой случайности, напротив, он появился как прямое и вполне закономерное, предсказуемое следствие их собственного ума и этики. Ай да «варвары»! Даже на первый урок прямо сходу раскрутили.

Так нужен ли мне кто-то другой? Я еще раз подумал про замечательное Федькино «под микроскопом изучать каждую свою мысль, хоть на каплю доброжелательную к тебе». Это было очень точное, образное выражение неплохого ключа для постепенного избавления от наведённого внушения, который был мгновенно, интуитивно найден Федей, как только я информировал его о возникшей проблеме! Я окончательно решил, что прямо с завтрашнего утра начну, а вернее — продолжу работать именно с ними. Я без всяких тестов мог уже совершенно исключить самую неприятную, хотя и неопасную в условиях приближения кризиса вероятность — этическое перерождение этих двоих людей, под влиянием тех сверхвозможностей, которые дадут им новые знания. Если откажет этика и у этих людей, с кем ещё я решился бы тогда все начать сначала, при сократившемся запасе времени?

Утром мы с Александром Федоровичем проснулись рано. Федя все еще досматривал свои запланированные ночные приключения.

— что-то долго он спит.

— для дезомбированного это совершенно нормально, через пару часов проснется.

— Ну, давай пить чай и думать, как нам мир благоустраивать. Кстати, а наша еда тебе подходит?

— Скорее всего, да, ведь наша биохимия удивительно близка. Но если я и буду есть вашу пищу, то только чтобы оценить кулинарные таланты землян. Мы несколько улучшили свое тело так, что, кроме обычного способа, можем питаться непосредственно светом — через волосы, как растения, и поэтому можем очень долго, годами обходиться без обычной пищи. Но утреннее чаепитие осталось одним из самых любимых нами ритуалов, и даже вкус напитка очень похож. Я с удовольствием присоединяюсь.

— Так вот, оказывается, в чём скрытый смысл цвета твоих волос! Хлорофилл! Удивительно полезное дополнение, я и сам бы не отказался.

— Хлорофилл, говоришь? То вещество, которое участвует в питании растений на земле и на Альтаире и имеет для вас зеленый цвет? А что, если так? — и я отключил световое питание. Кто бы подумал, что так может «сработать» пресловутая, то и дело атакуемая сомневающимися и называемая махровым консерватизмом, но все же строго соблюдаемая альтаирцами уже много-много веков «догма биологической неприкосновенности носителя разума». Познавая и с очень большой осторожностью изменяя себя, мы всё же оставляли возможность, в любой момент, по сознательному выбору индивида, устранить любую «доделку» и возвратиться к первоначальному природному естеству, дарованному нам биологической эволюцией, которую наши новаторы объявляли чересчур медлительной и неповоротливой.

Кнышев посмотрел на меня и его эмофон заиграл ярким удивлением.

— Вот теперь я окончатльно понял, как и почему произошел тот инцидент с Федей!

— И как теперь тебе цвет моих волос?

— Ты выглядишь, почти как человек. По крайней мере, я утратил последние следы ощущения, что ты чужой. К моей неописуемой радости его эмофон, который земляне не чуяли, и, соответственно, не умели никак скрывать, полностью подтвердил его слова.

— Я чуть подумал и с чувством сказал:

— Дорогой мой названный тезка! Теперь я не просто высоко оцениваю вероятность успеха своей учительской миссии, а имею практически абсолютную уверенность в успехе!

Мы тут собирались, было, придумывать, как благоустраивать твой мир, потому что предварительно подготовленные учебные программы оказались негодны — по причине, что созданы они без учета того, что ученик и учитель происходят из разных рас. Но теперь, когда можно без труда создать ситуацию, в которой ученик не ощущает чужеродности учителя, я смогу их использовать почти что в исходном виде. А это самые лучшие программы, какие у меня вообще были когда-либо, потому что они созданы для Земли лучшими методистами Альтаира на основе нашей собственной истории.

Хотя виток у вас один из первых, я почти наверняка справился бы и сам, но теперь и это препятствие исчезло. К тому же мы сэкономим немало времени и сил.

— И как же мы будем действовать?

— Наша учебная программа предусматривает вначале трех участников, один учитель, это чаще всего я, хотя изредка тоже буду становиться учеником, остальные два попеременно играют роли ученика, ассистента учителя и экзаменатора. Я веду урок одновременно для тебя и для Феди, или, если необходимо по программе, только для тебя или только для Феди. Дальше вы с Федей обучаете друг друга. Мы используем тот факт, что лучший способ самому усвоить что-то — это обучить этому кого-нибудь другого.

— Я всё не возьму в толк, а как одно только это может предотвратить кризис?

— Вы построили, к настоящему времени, довольно мощную цивилизацию. Несмотря на всю противоречивость и нестабильность предкризисной ситуации, никто из людей сознательно не хочет, чтобы все враз рухнуло, кроме незначительного количества не имеющих никакого влияния полных уродов.

Кризис приближается, вы уже ощущаете его мертвящее дыхание, многие готовы действовать уже сейчас, и число таких активных людей будет, по мере приближения к кризису, стремительно расти. Но без соответствующих знаний и высокой этичности вы беспомощны, а времени для их самостоятельного развития надо намного больше, чем осталось до кризиса. Точнее говоря, у вас уже есть почти все необходимые знания, но они разрознены, не систематизированы и настолько утонули в море заблуждений, что у вас элементарно не хватит времени на проверку всего опытом, а небходимый уровень этичности — скорее исключение, чем правило. Это-диагноз.

— И каково же лечение?

— Есть колоссальная разница во времени, которое требуется для изобретения нового по сравнению с усвоением уже готового знания, и то, что невозможно изобрести за определенный срок, вполне можно за тот же срок усвоить. Много ли живой вакцины надо, чтобы победить любую, самую страшную болезнь, если вакцина сама очень быстро размножается, питается только больными тканями, превращая их при этом в здоровые, и разносится по всему организму? Нужно лишь начать лечение во-время, пока организм хоть как-то живёт.

Ты понимаешь, конечно, что причина кризиса — не в природе, а в привычных схемах мышления людей, порождаемых и воспроизводимых культурой общества, иначе говоря — в мировоззрении. Представь себе, что есть средство достаточно быстро обучить человека, повысить уровень его разума и этики так, чтобы он не только обрел бы способность видеть и понимать приближение кризиса, но и смог бы передать эти знания другим людям, и чтобы его возросший этический уровень не оставил бы ему никакого иного выбора, кроме как активно действовать. Что в таком случае сможет остановить процесс рождения настоящего разума расы, подобный взрыву, когда каждый, кто принял новый мир разумом и сердцем, превосходит любого иного в знаниях и понимании ситуации, имеет возможность передать свои знания, этичность и умение далее передавать все это многим другим, и имеет для этого все необходимые средства и очень сильный, полностью осознанный мотив?

Мощная, быстро растущая волна очищения восприятия, развития и совершенствования носителей разума, прокатится по планете, как взрыв, как добрая эпидемия очищения от варварства. Варварство падёт, как при рождении птенца разбивается и падает ненужная больше яичная скорлупа. Настоящий, окончательно пробудившийся, могучий разум вашей расы в мгновение ока перестроит отношения между людьми, облагородит вашу этику так, что она станет достойной истинно разумных существ, одним легким мановением сметет варварство вместе с приближающимся кризисом, все это станет вашей историей, даже предисторией — навсегда. Мы называем пик распространения этой волны разума днем рождения космогиганта.

— Значит, мы с Федей станем первыми носителями доброго мыслевируса, запалом своеобразного взрыва, очищающего разум?

— Да. Вы должны стать именно той искрой, от которой зажжётся настоящий разум человеческой расы.

— А твое участие?

— А я должен стремится к тому, чтобы остаться только огнивом, чтобы моё вмешательство было самым минимальным. Чем больше люди сделают сами, тем устойчивее и качественнее будет результат, ведь никто лучше вас не выстроит ту уникальную форму по-настоящему разумной цивилизации, которая учла бы все мельчайшие нюансы вашей природной сущности. Как только я обучу вас всему необходимому, я перестану во что-либо вмешиваться, разве что по вашей настойчивой просьбе. Если все пойдет как надо, мое участие более и не потребуется, и мне останется самая приятная часть работы — ждать нашего челнока для возврата домой, наблюдая за началом рождения, я уверен, нового космогиганта.

В сердце каждого альтаирца, несмотря на многие тысячелетия светлой эры, всегда очень свежа память о мрачных циклах нашей варварской предистории. Мы до сих пор так ненавидим любые проявления развала цивилизаций и деградации разумов, что воспринимаем эти процессы как своих личных врагов. Наши сердца ликуют всякий раз, когда у тьмы удается в очередной раз, прямо из-под носа, увести несколько двенадцаток долгих циклов многотысячелетних одичаний и зажечь свет истинного разума у миллионов и миллиардов существ, наделенных уникальной способностью созидать и творить. Чтобы начать, мне требуется только ваше формальное согласие, в котором я не особо и сомневаюсь, потому что фактически мы уже начали — причём, по вашей инициативе.

— Ну, я-то согласен, а вот у Феди одно только слово «учёба» вызывает отторжение. Школа дебилизаторов постаралась, будь оно все неладно!

— Он уже, кажется, проснулся, сейчас я ему расскажу кое-что из того, что поведал тебе, и он будет решать сам. Вернее, ты сам расскажешь ему про цикличность истории варварских цивилизаций, А «школу дебилов» я возьму на себя, это не столь сложная задача.

— Ну, убеждать ты умеешь. А зачем ты снова стал зеленоволосым? Покушать захотелось?

— Чтобы окончательно удостовериться в том, что никаких следов от моего внушения не осталось, я должен в наибольшей возможной степени соответствовать тому образу, который запечатлелся у Феди вчера, при нашей встрече. Если при этом условии критичность Феди в отношении меня восстановилась — тогда можно гарантировать, что все нормально.

Тут в кухню зашел Федя, и Кнышев сказал:

— А, проснулся, лежебока! Ну, давай думать, как жить-поживать далее. Ты ведь теперь тайный герой планеты Земля— первый помощник альтаирских спасателей человечества!

Все-таки, Феде сильно повезло с отцом, Кнышев не только горячо любил сына, но и отлично понимал, что происходит в душе мальчишки и что надо, чтобы он стал достойным развитым человеком. Только не мог ему дать больше того, что знал и умел сам.