Глава 2. Отступление.

Я прерываю рассказ об удивительных событиях той субботы, чтобы поведать нечто исключительно важное для каждого из нас, иначе мне пришлось бы раз за разом рвать нить повествования, поясняя всё необходимое по ходу дела. Думаю, что многие мои читатели, если и слышали что-то про гипноз, внушение, манипулирование, то полагают, что для них это неважно, что в их жизни эти явления не играют существенной роли. Мне довелось убедиться в том, что это совсем не так, без преувеличения, для каждого из нас.

Моё любопытство разбудил концерт, устроенный год тому назад, когда к нам приезжал с «психичесими опытами» гастролировавший эстрадный гипнотизёр. Действо происходило в небольшом зрительном зале в доме культуры того предприятия, на котором до сих пор работает мой отец. Гипнотизёр, подобрав людей, которые соответствовали его критерю «внушаемости», творил с ними на сцене такое, что происходящее было не иначе, чем какой-то магией. Я счёл бы всё это подставой, спектаклем, ловкими трюками, и вскоре всё забыл, если бы среди выбранных гипнотизёром испытуемых не оказался парень, которго я хорошо знал. С ним, Олегом Тимофеевым, я какое-то время сидел за одной партой, даже пытался подружиться. Хотя крепкой дружбы не получилось, но взаимная симпатия и доверие между нами сохранились надолго. У меня не было ни малейших оснований заподозрить его в сговоре с приезжим «магом», потому что я сам с трудом уговорил его пойти на концерт, мой отец тогда пойти не смог, и купленный билет пропал бы. Если бы не настойчивая просьба его старшей сестры Лены, которая живо интересовалась всем необычным, но сама пойти на это представление тоже не смогла, Олег наверняка там бы не оказался, а если и пошёл, то не стал бы одним из испытуемых.

Гипнотизёр спросил, кто из зрителей хочет помочь ему. Когда желающих набралось человек двадцать, включая Олега, он рассадил их на сцене на специально приготовленых стульях, лицом к зрителям, и заявил, что «проверит их на внушаемость». Попросив их успокоиться, слушать его и скрестить руки на затылке, взяв пальцы «в замок», он властным громким голосом заявил, три раза повторив, что пальцы сжимаются всё крепче и что никто не может их разжать без его команды. Затем он приказал всех встать и разжать руки. У некоторых, в том числе у Олега, это получилось не сразу, а на тыльной стороне кистей рук, там, где пальцы одной руки нажимали на другую, обраазовались белёсые отпечатки от давления. Тех, у кого отпечатков не было, гипнотизёр поблагодарил и вернул в зал в качестве зрителей, посетовав на то, что не у всех богатое и живое воображение.

Позже я узнал, что совершенно неподдающихся внушению людей нет, но к разным людям нужен разный подход. Гипнотизёр выбрал тех, кто лучше реагировал на его методы внушения, чтобы упростить себе работу и сделать представление более ярким.

Рассадив пятерых избранников на стулья (лишние стулья унесли со сцены ассистенты), гипнотизёр вёл их в состояние транса — наведённого полусна. Все пятеро в оцепенении сидели на стульях, и с каждым из них он проделывал удивительные вещи.

Сначала гипнотизёр взял каждого из испытуемых за руку, поднял её и согнул в локте, заявил-внушил, что это несгибаемая рука-балка, сделанная из железобетона. Потом разложил на этих застывших в разных позах руках тяжёлые предметы, которые обычно человек не может сколько-нибудь долго держать, но за несколько минут ни одна рука даже не шелохнулась. Олег стоял с вытянутой вперёд рукой, повёрнутой ладонью вверх, на ладони гипнотзёр разместил, как на подставке, тяжеленный глиняный горшок с пышным комнатным растением. В обычном состоянии Олег, наверное, сразу уронил бы его, не выдержав веса.

Потом гипнотизёр заставил испытуемых засмеяться — без видимой причины — и все пятеро дружно и весело заржали, показывая пальцем друг на друга и от этого смеясь ещё больше. Затем он «приклеивал» руки к ногам, «склеивал» пальцы, ограничивая испытуемых в определённых движениях.

Потом Олег пересчитал пальцы на руке гипнотизёра, и, под влиянием внушения, сбиваясь и спотыкаясь, насчитал их аж 8, причём несколько раз пересчитал.

Никто из испытуемых во время сеанса так и не смог ни разу нарушить повеление гипнотизёра.

А в конце представления случилось то, что послужило причиной моего острого интереса к теме внушения. Оказывается, непререкаемая власть гипнотизёра над загипнотизированным не заканчивается с пробуждением и завершением сеанса, и это так поразило меня, что я целый год, время от времени, возвращался к увиденному тогда. Я всё пытался понять, как такое может быть и как это может сказаться в обычной жизни?

Заканчивая своё выступление, гипнотизёр приказал каждому испытуемому сделать нечто, в общем, безобидное, хотя и странное, уже после сеанса. Потом я узнал, что называется это постгипнотическим внушением. Одному испытуемому он приказал: когда концерт закончится, ты откроешь окно прежде, чем покинешь зал. Когда гипнотизёр разбудил испытуемых и объявил, что концерт закончен, этот человека взял, и открыл окно. Гипнотизёр спросил— зачем Вы это делаете? Испытуемый ответил— а Вы разве не чувствуете, какая тут духота? То, что зал проветривали после концерта, не было чем-то необычным, и никто этому не удивился. Олегу гипнотизёр отдал более замысловатый приказ — увидев первого знакомого человека, снять с себя свитер и отдать ему.

Я не сильно удивился, когда на улице, увидев меня, Олег снял свитер и протянул его мне — я же видел, как другой испытуемый послушно открыл окно. Но всё же сказал Олегу, не принимая от него свитер:

— Неужели этот гипнотизёр над тобой и сейчас имеет такую власть, что ты не можешь его ослушаться?

— Какой гипноз? Мы же с тобой поспорили, что если представление мне понравится, то я отдам тебе свой свитер.

Ответ Олега поверг меня в полное недоумение, я понимал, что его поступок вызван внушением гипнотизёра, и точно помнил, что, конечно, никакого такого спора у нас не было. Олег, видимо, только что этот спор выдумал, исполняя приказ гипнотизёра забыть про гипноз!

Это происшествие и побудило меня целый год искать и находить ответы. Я стал настоящим, дотошным исследователем, и сделал открытие, которому нахожу всё больше подтверждений. К тебе, мой читатель это тоже относится, и поэтому, закончив вскоре рассказ о том происшествии, я попытаюсь с предельной ясностью объяснить тебе суть происходящего. Очень важно, чтобы ты всё понял!

А тогда Олег сказал, оторопело посмотрев на меня:

— Мы что, правда, не спорили?

— Зуб даю. Твоя сестрица слышала весь наш разговор, она сказала, что сама не может пойти, потому что занята, и просила пойти тебя и потом всё ей рассказать. Больше ничего не было. Спроси её!

— Ладно, спрошу, я помню, как сестра вместе с тобой уговаривала меня сходить на представление.

— А сейчас твоя сестра дома?

— Да, она должна уже вернуться

— А можно, я зайду к тебе, чтобы мы могли обсудить все эти странности, да и Лене будет очень интересно выслушать твою версию?

— Да какие странности? Поспорили ли мы, вот и всё! — в голосе Олега послышались нотки раздражения. — Ну давай, заходи, а то Ленке всё это интересно, а я, побывав на месте испытуемого, наверное, что-то пропустил.

Дома мы с Леной долго пытались убедить Олега в том, что никакого пари по поводу свитера никогда не было. Но он только злился и говорил, что мы сговорились, или нас посетил острый приступ старческого маразма, причём один общий на двоих. Он всё никак не мог поверить, что свитер — дело «рук» гипнтизёра, а я и Лена получили тогда богатую пищу для размышлений, результатом которых и стало то настоящее открытие, которым я очень хочу поделиться с тобой, читатель.

Давайте спокойно и внимательно проанализируем тот случай с Олегом, как это делают настоящие учёные. Нам очень важно понять, какая чертовщина творится в голове у загипнотизированного, когда он после сеанса послушно, как марионетка, выполняет то, что ему внушили. Итак, сеанс закончился, Олег делает то, что приказал гипнотизёр, но что он при этом думает и ощущает? Он ведь уверен, что действует по собственной воле и желанию! Ну а что произошло, когда я сказал ему, что он сейчас делает нечто такое, что ему приказали? Его попытка вспомнить и понять истинную причину своих собственных действий явно провалилась! Разве он смог вспомнить, что это был гипноз? Ничуть не бывало! В ответ он вполне искренне удивился, он помнит, что был на каком-то там сеансе, но заявляет, что нет никакой связи между этими его действиями и тем сеансом — так подействовало внушение забыть приказ.

В голове у Олега произошло также нечто такое, чего мы никак не ожидали. Что было бы логично предположить? Что в ответ на приказ гипнотизёра «забыть» Олег, отдавая свитер, скажет, что ему почему-то вдруг сильно захотелось это сделать, он и сам не знает, почему. Но такой поступок самому Олегу показался бы странным и нелогичным! И мозг, прижатый к стенке непреодолимым противоречием, вместо того, чтобы освободиться от влияния гипноза, выдумал отмазку с небывшем пари, запомнил её и уверовал в то, что она — отмазка — и есть истина. Мозг Олега предал его, помог не Олегу, а гипнотизёру, подчистил память и устранил сомнения в том, что получил приказ извне, предотвратил освобождение Олега от внушения. Получается, что в подобной ситуации мы не можем хоть как-то сопротивляться скрытому стороннему приказу вовсе не потому, что сам приказ имеет над нами какую-то непреодолимую магическую власть. Мы исполняем приказ потому, что по нашему внутреннему ощущению это не приказ, а собственное решение. Приказ маскируется мозгами так, что мы уверены, что, исполняя приказ, мы делаем что-то то же самое, что мы делаем по собственной воле.

И тут настоящий учёный должен на основании обнаруженного факта, который не укладывается в ожидаемый ход событий, сделать определённые умозаключения. В нашем случае возникает очень важный вопрос: если мозг в принципе способен на такое предательство, как часто оно совершается, насколько мы принадлежим сами себе, а насколько — подвержены скрытым внешним влияниям, да так, что, находясь в рабстве, и не подозреваем об этом? Только ли гипноз позволяет скрытно воздействовать на человека, или это только один из многих способов? Так возникает вопрос о нашей свободе и самостоятельности, очень важный для каждого из нас — ведь если мы никак не можем обнаружить случаи самопредательства, мы не знаем и того, насколько часто такое случается. Мы не знаем, насколько не принадлежим сами себе именно потому, что никогда в этом не сомневаемся, ведь поводы усомниться тщательно прячет наш собственный мозг!

Случай с Олегом позволяет нам увидеть ещё один немаловажный факт: предательство мозга Олега сделало для него невидимым то, что видят окружающие люди. Даже те, кто не имел возможности прямо проверить, а было ли пари, могут, помыслив здраво, понять, что пари — просто глупая отмазка, ведь обычно люди таких идиотских пари не запключают.

Из этого я тогда ещё понял, как можно постепенно узнать, насколько мы (а значит, и я) являемся марионетками каких-либо влияний, несмотря на искусную ложь собственного мозга. Мне надо было понаблюдать за окружающими людьми и понять, насколько логичны и разумны их поступки, объявив настоящую охоту на поступки, которые трудно понять, исходя из интересов человека, который их совершает. Наблюдая за разными людьми, совершающими нечто, с моей точки зреня, странное и нелогичное, я при каждом удобном случае спрашивал их, зачем они так поступают. Вы бы слышали их отменно кривые отмазки!

Я понял, что мы всё время буквально спотыкаемся о два факта, очень важных для понимания всей нашей жизни, но не делаем для себя никаких выводов из того, что эти факты исключают друг друга. Первый факт— каждый из нас совершенно уверен, что является полновластным хозяином над собой, единолично руководит всеми своими мыслями, действиями и поступками. Конечно, если не спит, не болен и не «под кайфом». Второй факт — всем нам известно, что есть хитрые способы что-то приказать человеку таким способом, что он это послушно исполнит, даже не заподозрив, что его заставили, и постгипнотическое внушение— лишь один из множества способов такого влияния. Мы всегда живо интересуемся, на что способен «раскрутить» человека искусный гипнотизёр, но упорно не желаем признать и поверить, что внутри у каждого из нас притаился некто «чужой», к нему можно незаметно подобраться и «привязать верёвочку» так, чтобы заставить любого из нас лихо отплясывать танец марионетки под чужую дудку, ещё и на потеху публике.

То, что происходит с нами под гипнозом, мы считаем фокусом, какой-то магией, редкостной причудой природы, подвластной только особому дару гипнотизера. Мы скорее готовы признать, что гипноз — это магия, отменяющая законы природы, чем принять, что вся наша жизнь буквально насквозь пропитана почти таким же управлением — манипулированием, только гипнозом это никто не называет. Мы не хотим признать, что публичные сеансы гипноза извлекают из глубин нашего «я» лишь малую часть, крохотную надводную верхушку того огромного айсберга, о существовании которого мы знать ничего не хотим! Но стоит копнуть поглубже, свести факты вместе, сделать из них неизбежные выводы — и мы обнаружим, что внутри каждого из нас притаилась эта огромная, причудливая глыбина льда, по сравнению с которой все другие, самые крутые монстры, изобретённые нашей фантазией, могут просто пойти отдохнуть!

Обнажить тот факт, что в каждом из нас всё время, неутомимо работает встроенный механизм виртуозного изобретения лжи для сокрытия нашего порабощения, имеющего множество источников, и поделиться этим знанием с читателем — вот первая причина, ради которой затеяно это отступление от темы повествования. Есть и вторая, более важная, но о ней — чуть позже.

Думается, что большинство моих читателей, на которых вдруг свалился результат моих долгих и непростых размышлений, не спешат расстаться с удобной и привычной иллюзией о том, что уж внутри-то себя они полновластные хозяева. Но горькая правда всегда лучше сладкой лжи. Вторая причина, побудившая меня написать всё это — отличный подарок, который ждёт терпеливого читателя в конце этой главы. А пока немного отвлечёмся и попробуем понять, как такой хитрый мозговыверт мог появиться и чему он в своё время неплохо послужил. Вот что я обо всём этом думаю, если не вдаваться в мелкие детали.

Начало всему этому дурдому было положено, видимо, ещё в глубокой-преглубокой древности, в те времена, когда до сколько-нибудь разумного разума, да и до самого человека было ещё очень-очень далеко. Защищая жизнь своих творений, природа «наизобретала» тогда множество разных инстинктов, например тот, что жёстко отсекает любые индивидуалистические поползновения, когда стая рыб должна действовать вместе, как единый организм, мы не раз видели в фильмах, снятых под водой, стаи рыбёшек, поворачивающих словно «по команде», или тот, совсем другой инстинкт, что заставляет птиц строить гнёзда и учить птенцов летать, да и множество других, не менее полезных для выживания своих обладателей. Эти инстинкты тысячелетиями оттачивались на разных пчёлах-муравьях-лягушках-рыбах-овечках, и те их них, которые оказались особенно полезными, люди тоже получили по праву-обязанности эволюционного наследия.

Способность мыслить, возникшая в эволюции гораздо позже, на базе новых структур и отделов головного мозга, развивалась параллельно, когда сложившаяся система управления поведением с помощью инстинктов и рефлексов была уже давно отлажена и «прошита» в более старых, сложившихся мозговых структурах. Мышление отличается от инстинкта и выученного рефлекса тем, что они действуют как прямой, непосредственный приказ реагирования на наличную в данный момент ситуацию, ни дать ни взять — внушение гипнотизёра, идущее от самой природы, а мышление порождает любопытство, склонность экспериментировать и размышлять, и пока мышление не стало ещё разумом, эти его проявления, если они помешают инстинкту, в большинстве случаев приведут существо к гибели.

Чтобы не оказаться препятствием на пути нужных для выживания инстинктов и не быть уничтоженным вместе с существом, возможности тогда ещё слишком любопытного, но совсем глупого и неумелого разума необходимо было ограничить. Поэтому в генах зафиксировалась функциональная подчинённость мышления инстинктам, а форма такого подчинения была избрана до гениальности простой — когда действиями существа руководят инстинкты, мышление вовсе отстраняется от рычагов управления.

Но, оставшись без работы, мысль не отключается, и, действуя в параллель, разум выдумывает свои, воображаемые «объяснения» тому, что инстинкты творят с существом. Как-то проверить правильность этих «объяснений», сконструированных исключительно для себя, разум не может, обратная связь, необходимая для такой проверки, не действует, ведь независимо от того, что воображает себе разум, в этих ситуациях прошито выполнение того, что требует инстинкт. Без проверки разум может нафантазировать и поверить вообще во всё, что угодно, уж так он устроен, и в дело идёт любая правдоподобная ложь, лишь бы вся картина была согласована сама с собой, лишь бы одна ложь не противоречила другой.

Так, шаг за шагом, разум постепенно построил искажённую, ложную, но логически непротиворечивую картину всего внутреннего мира существа, не осознавая, что его власть над существом ограничена. Когда раз за разом воспроизводится инстинктивная реакция, разуму чудится, что это снова и снова срабатывает его «гениальная» выдумка! От всего этого разум получает ложное чувство самоуверенности, ведь картина внутреннего мира не только кажется непротиворечивой, но и всегда «подтверждается» инстинктивными действиями.

С течением времени, передаваясь по цепи эволюции от вида к виду, от существа к существу, самоуверенность мышления превратилась в побудительную причину для того, чтобы разум изощрялся во лжи самому себе до тех пор, пока очередные неувязки в картине внутреннего мира не состыкуются в нечто правдоподобное. У человека механизм изобретения и запоминания выдуманных отмазок оказался идеально отлажен, подчистка памяти происходит уже совершенно автоматически, быстро, привычно, незаметно. Разум при этом хоть и обманет сам себя в очередной раз, но одержит мнимую победу, не допустив хаоса в мыслях, и тем самым снова окажется прав, прав как всегда — но прав только внутри себя и только для себя.

Так, или почти так, инстинктивные пути управления нами оказались скрыты от разума покровом тайны, тайна защищена горой лжи, растущей при каждой попытке разоблачения, а верховным хранителем всего этого стала наша самоуверенность. Несмотря на то, что каждый из нас неплохо видит явную противоречивость поведения и высказываний у других людей, он не замечает ничего подобного у самого себя, продолжает самоуверенно считать все свои поступки и мысли только своими, даже явно столкнувшись с обратным на сеансе гипноза. Эта наша непробиваемая, тупая, безосновательная самоуверенность — не просто безобидная ошибка мышления, а одна из шестерёнок механизма, надёжно ограждающего пути действия инстинктов и рефлексов от вмешательства разума. Но этот же механизм срабатывает и в других случаях, когда человеком прямо командует нечто такое, что не исходит от бодрствующего сознания.

Подведём промежуточный итог: когда человеком нечто командует напрямую, в обход решений, принятых его разумом, будь то неосознанные инстинкты, рефлексы, гипнотические или иные внушения, разум сам для себя, работая независимо и параллельно, во многих случаях измышляет ложную, но правдоподобную «отмазочную» причину и самообманно считает, что действия исходят от принятых мной (разумом) решений, и что единственный, кто хозяйничает тут, это я сам. Это как раз то, что нужно, чтобы разум не мешал инстинктам и рефлексам, чтобы никто не помышлял ни о каком сопротивлении, выполняя то, что задано в генах, запечатлелось когда-то в глубоком беспамятном детстве или было внушено под гипнозом, зачем же разум будет противиться как бы «самому себе»? Управляемый не сопротивляется не потому, что не способен сопротивляться, а потому, что его разум самым предательским образом скрыл от самого себя факт наличия стороннего вмешательства!

И так происходит всякий раз, как натягивается чужая веревочка, заставляя меня плясать танец марионетки, мою бдительность усыпляют сладкоголосые сирены, они поют мне, что это я всё сам, что веревочки нет, нет, нет, не сметь даже пытаться сомневаться, лгут-поют нам наши мозги, верь и знай, что ты не кукла, ты всегда и всё только САМ, на ТЕБЯ-то ничто не влияет, у тебя никаких непонятных веревочек не было, нет и быть не может! Под лживые сладкие голоса этих песен можно в буквальном смысле расшибить лоб об стену такого вот запрета, невидимые рабские верёвочки могут обрести силу цепей и придушить, но всё так же не будут заподозрены в этом ничьи влияния, лишь самоуверенность сделается совсем уж непрошибаемой, а разум изобретёт любые, самые кривые и причудливые отмазки, лишь бы не позволить самому себе увидеть горькой правды, не почувствовать ничего такого, что могло бы побудить сомневаться и сопротивляться!

Мне не пришлось бы столь долго и подробно объяснять это, если бы разгадка тайны не была скрыта за столь огромной ледяной горой виртуозной лжи самому себе и если бы каждый из нас хоть иногда делал попытки в этом разобраться. Но мы настолько привыкли видеть нелогичность в поведении других людей и игнорировать то же самое у себя, наша самоуверенность в самом деле настолько непрошибаема, что гипнотизёры могут спокойно устраивать шоу из управления человеком обходными тропами на остатках спящего разума, не опасаясь, что мы прозреем даже тогда, когда механизм тайного принуждения будет явлен нам во всей неприглядной красе. Для того, кто хорошо изучил эти тайные тропы, ничто не помешает довести человека до убийства и самоубийства, а жертве всё так же будет чудиться, что нет никаких «стен — цепей — верёвочек», все решения окажутся приняты как бы самостоятельно и свободно.

Эта глава вклинилась в ткань повествования для того, чтобы дать тебе, мой любезный читатель, неплохой шанс освободиться от пляски сумасшедшего под нестройный оркестр из дудок всяческих чужих внушений, оседлавших твои рефлексы и инстинкты. Эта свистопляска, как ты понимаешь, совершенно недостойна развитого разума. Хотя природа устроила всё так, что слабому разуму гарантирован проигрыш в прямом противостоянии грубой силе инстинктов и рефлексов, разум, в отличие от всего заранее прошитого и потому неизменного, может учиться и становиться сильнее и умнее. Разум человека вполне способен вырасти, развить себя до такой степени, чтобы понять всю эту картину, и овладеть всей силой инстинктов по-настоящему, без самообмана.

Я знаю, что несмотря на столь тщательное разжёвывание, ты все ещё испытываешь желание сказать — «какая же чушь!» — и отбросить всё в сторону, правда? А дело всё в том, что мы с тобой вплотную подобрались к подарку— к тому ключу, который освободит твой разум от непрошенных командиров, вот старые механизмы защиты и всполошились! На первый взгляд текст, который ты только что прочитал, сводится к очень подробному, даже нудноватому описанию твоей предполагаемой темницы, стены которой, вроде бы, окружили тебя со всех сторон, не оставив никаких шансов на свободу. На самом деле безысходность здесь только кажущаяся, она служит лишь для особого рода маскировки, а последний абзац определённо даёт надежду на свободу. Попробуй сам отыскать спрятанные части ключа в только что прочитанном, поиграй с текстом в «горячо — холодно», разыщи именно то, что вызывает твой протест. Найди, например, слова «Вы бы слышали их отмазки» и «эти тайные тропы», и посмотри ещё разок, что я там написал про то, что защита кривой отмазки может довести до дурдома, а то и чего похуже.

Сможешь ли ты теперь увидеть, какие ключи от темницы я приладил между строк подробного рассказа про конструкцию её крепких стен, которые и сами должны бы оставаться незримыми? Даже если ты снова обманулся и опять ничего не нашёл, всё это, ещё при первом чтении, исподволь, подвело тебя к свободе столь близко, что фраза «овладеть всей силой инстинктов» была воспринята тобой вполне серьёзно, древняя защита инстинктов «забила тревогу», и тому монстру, что охраняет инстинкты от разума, пришлось выйти из-под покрова тайны и вмешаться. Эта защита и давит на мозги, отталкивая тебя подальше— но так она, эта самая защита, демаскировала себя, позволив обнаружить своё присутствие!

Как же можно по-умному распорядиться подаренным ключом— знанием о невидимости истинных причин навязанных тебе действий и существовании замещающих ложных, подставных причин, круто замешанных на чувстве дутой самоуверенности, причём среди этих лживых отмазок, которым ты сейчас веришь, как самому себе, есть отменно кривые, вплоть до полного дурдома? Если ты внимательно следил за собой, ты только что убедился, что та плеть, которую надсмотрщик цепко держит в руках на случай, если что-то пошло не так — это эмоции. Что делал Шерлок Холмс, чтобы эмоции не мешали думать? Культивировал в себе хладнокровие, это самый хладнокровный литературный персонаж, которого я знаю!

Чтобы стать Шерлоком Холмсом своего внутреннего мира, надо почаще изучать его так же спокойно и беспристрастно, как Холмс осматривал место преступления, глядя на свои возникающие чувства с позиции наблюдателя. Ты только что проделал это, при повторном просмотре текста. И в процессе изучения себя нужно дотошно искать улики, почаще размышляя над своими уже совершенными поступками, переспрашивая себя, а почему и для чего я это делал. Теперь ты знаешь, что память способна не только забывать, но ещё и нагло врать тебе о причинах твоих поступков. Неплохо бы без лишнего волнения, объективно подумать о том, что говорят другие люди по поводу странностей моего поведения, которые сам я считаю нисколько не странными.

Если размышлять нарочито спокойно и отвлечённо, сдерживая эмоции и глядя на себя как бы «со стороны», власть защитника инстинктов сьёживается, он не вмешивается, потому что не «втыкает», как отвлечённые мысли про словно бы кого-то другого могут на что-то повлиять. Хотя лживые «отмазки» и прожжены уже в памяти как якобы реальные причины поступков, совершенных на самом деле из-за принуждения, без дутой ослиной самоуверенности ничто не помешает холодно— логически вычислить, что если 2+2 несомненно 4, то и никогда раньше оно никак не могло быть, а значит, и не было ни 5, ни 3, ни что-либо иное.

Как мог бы Олег понять, что им командовала чужая воля? Вспоминая, как Олег настаивал, что мы поспорили и он задолжал мне свитер, даже если истинная причина этого — внушение на сеансе гипноза — забыта и недоступна, такое размышление неизбежно приведёт Олега к выводу, что это пари и последующая попытка избавиться от хорошей вещи есть странное, ничем разумным не объяснимое, дурацкое действо. Размышляя всё так же отстранённо — холодно и строго логически, допуская сомнения в себе, Олегу несложно было прийти к выводу, что якобы заключённое пари — ложь, «отмазка», ничего на самом деле не объясняющая. Можно слегка поудивляться над собой — и чего это я тогда так злился на Фёдора и Ленку, так ли уж неправы они были, предъявляя мне факт о том, что моя память о пари есть память о небывшем?

Чтобы научиться полному самоконтролю и даже контролировать свои инстинкты, надо не бежать в испуге от всплывающих «опасных» мыслей о необъяснимых глупостях собственного поведения, прячась за кривыми и еще более глупыми отмазками — оправданиями, продолжая лелеять безосновательную самоуверенность и страшась ярлыка придурка, который вроде бы придётся повесить на себя. Надо, наоборот, подложить всем играющим на твоих инстинктах и рефлексах ба-альшую свинью, направить свои рассуждения в сторону другой, столь же реальной возможности: Я знаю, что на меня, мои мысли что-то или кто-то мог повлиять, вот, наверное, и в тот раз мной руководило нечто чужое мне, а «подставная» отмазка лишь выставляет меня полным придурком в моих же собственных глазах, замещая собой истину.

Начав с привычки регулярного самоанализа для выявления таких вот явных глупостей своего поведения, приняв неприятную возможность искажения памяти об истинных причинах своих поступков и подкрепив размышления разумной дозой сомнения в самовластии, можно, переходя ко все более тонким и незаметным сходу «веревочкам», разобраться и с менее карикатурными случаями, всё лучше понимая, где тут поселился «чужой» бес, как он выглядит и что делает. Сначала обязательно нужно научиться видеть разницу, провести строгую границу между самим собой и многочисленными отражениями в кривых зеркалах этого многоликого маленького уродца-беса, которого так «хитро» замаскировала сама природа. А потом, мало-помалу разобравшись в деталях происходящего, можно перехватить контроль самому, вот тогда древние инстинкты из дырок в голове, предназначенных для заливания дерьмококтейля всяких внушений в мозги с целью беспрепятственного управления тобой— человекороботом, обернутся, как в сказке, твоими верным друзьями, каждый из которых обладает поистине богатырской силой! Развитой ум, разоблачивший внутреннюю ложь и нашедший свой вход на пути инстинктов, получает в награду за труды доступ к колоссальной, нетронутой сокровищнице внутренних резервов организма человека! Именно оттуда исходят изумляющие, необыкновенные таланты загипнотизированных людей, оттуда же берут начало и поразительные возможности и способности йогов.

Всё ещё не веришь мне? Тебе что, действительно так необходимо самому оказаться безвольной куклой в полной заднице, чтобы начать верить, хотя бы, самому себе? Ты же видишь, как исподтишка управляют другими людьми. Ты наверняка не раз слышал или читал про пиар, про рекламу, про тотальное влияние моды, знаешь, что вокруг всего этого крутятся бешеные деньги — именно потому, что это эффективно действует — на всех! Но поговори откровенно с любым человеком наедине — и услышишь в точности то же самое, что думаешь и твердишь сам, что мне— то на всё это наплевать, что я— в танке! На всех очень даже действует, в то же время не действуя ни на кого по отдельности, уж на тебя-то точно не действует, ты ведь такой весь из себя неповторимый!!! Сложи же 2 и 2 прямо сейчас, и спроси себя, а с чего я взял, и что даёт мне право столь уверенно твердить себе, что МНОЙ НЕВОЗМОЖНО ТАЙНО УПРАВЛЯТЬ, ПОТОМУ ЧТО Я…. Да кто ты, собственно, такой, и откуда произошла вся твоя непрошибаемая уверенность в том, что в то же самое время, когда всеми другими людьми вертят, на тебя то же самое не действует и с тобой этот номер не проходит? Ты что — НЕ ЧЕЛОВЕК, что ли?

Оп-ля! Вот она, поймана с поличным, торчит и красуется прямо на виду, твоя собственная, совершенно кривая и абсолютно нелогичная коронная отмазка, ТВОЁ РАБСКОЕ КЛЕЙМО, прожжённое древними инстинктами будто специально для присоединения верёвочек управления тобой и твоим разумом! Примерь-ка на себя: — я человек, поэтому есть возможности и способы для тайного управления мной, МНОЙ, БЫТЬ МОЖЕТ, ТАЙНО УПРАВЛЯЮТ ПРЯМО СЕЙЧАС, а я ничего не замечаю, не могу заметить именно потому, что — тайно. Дальше— правильные вопросы и первые шаги к настоящей свободе — кто управляет, как и зачем. Ну не настолько же ты, в самом деле, глуп, чтобы и теперь продолжать свою идиотскую рабскую пляску под чужие дудки, зная всё и даже имея ключ! Но повернуть его в замке на твоих цепях должны только ТВОИ СОБСТВЕННЫЕ руки, иначе…. Как тебе понравился бы танец ТВОЕЙ «свободы», например, под МОЮ дудку? Хочешь свободы — да бери, сколько надо, не жалко, но только делай всё именно так, как я тебе говорю-приказываю!

Понял, сколь велика и низка бывает подлость? Именно так людей заманивают в секты, где потом лепят из них всё, что угодно нечестивому основателю. Но, на твоё счастье, вышло так, что мне не нужны никакие новые коленца в твоей рабской пляске, вообще вся эта свистопляска мне противна до омерзения, ведь то, что мне действительно нужно позарез — это твой собственный развитой ум и твоя настоящая свобода, свобода мыслящего разумного человека. Зачем? Прочитай книгу до конца— и, наверное, поймёшь. Моя тайная власть над тобой, как и любая другая, полностью заканчивается здесь, на пороге твоей темницы. В последний раз пользуясь ею, я с удовольствием вручаю тебе обещанный подарок— ключ от твоих цепей, и мечтаю, чтобы, освободившись и оглядевшись в окружающем мире, ты стал бы моим соратником не по указке, а по твоему собственному желанию.

Зная механизм подчинения, я мог бы наплодить себе сколько угодно зомбяков — рабов из толпы бездумников, да только мало того, что делать мне это по-человечески глубоко противно, так они ж ещё и тупые, ни на что действительно толковое и интересное не пригодны! Научись жить и думать своим умом, стань, наконец, самим собою, не позволяй отныне своим рукам — ногам и мыслям дёргаться бездумно ни под какие чужие дудки — вот про что поёт тебе МОЯ дудка прямо сейчас! Я очень, очень сильно надеюсь, что это пробуждает тебя, что тебе уже вполне ясен смысл моей песни, и что отныне тебя будет вести только зов истинной свободы. А ещё я надеюсь, что в глубине души мы все мечтаем быть хорошими и делать только добро.