Глава 14. Реакция

Прочитав, адмирал изумлённо поглядел на Императора.

— Твоё величество, почему написано так недипломатично?

— Мы долго думали. Если бы мы написали обтекаемо, это не попало бы или почти не попало бы к народу. Такой текст при ваших порядках обязательно разойдется по всей вашей империи. Ультралибералы будут распространять его как возмутительнейший и оскорбительный для Земли, требовать немедленного возмездия оружием во имя торжества святости человеческой жизни и идеалов ненасилия. Те, кому уже в печёнках ваши «не подлежащие обсуждению принципы», тоже будут его распространять.

— Я понял. Это превентивный удар, чтобы у нас не думали, что вы бессильны.

— Не понял ты. Это контрудар. Ударом было ваше первое послание, а затем попытки обратить наш народ в вашу якобы веру. Заметь, что мы не препятствовали распространению вашей Декларации прав человека, понимая, что наши люди думать умеют и поймут её суть. А кто соблазнится — сам дурак.

— Но ведь теперь очень вероятен военный ответ.

— Его придётся ждать ещё десяток лет как минимум, — улыбнулся Клингор. Командующий понял: в рукаве у местных припрятаны ещё тузы, и они не будут стесняться выбросить их на стол при первом подозрении на попытку силового воздействия со стороны Земли.

Подумав несколько минут, потягивая отличнейший местный чай, адмирал сказал:

— Я воспользуюсь своим правом в экстренном случае послать документ открытым текстом по общедоступному каналу и в обход связистов. А им передам ваше письмо для отправки официальной почтой нашему императору и конгрессу.

— Прекрасно! Ты вновь показал себя достойным звания мужчины, Юн! Сделай это и немедленно возвращайся. Случившееся нужно отпраздновать в хорошей мужской компании.

Когда все как следует напились, Император подал знак, ему поднесли серебряную серьгу с бриллиантом, яшмовое кольцо и дорогой кинжал.

— Благородный Юн Бэйгун. По решению Совета королей, одобренному сегодня на секретном заседании Сейма, я счастлив объявить, что ты отныне благородный гражданин Империи и Имперский рыцарь, основатель своего рода. Выполняй все обязанности благородного гражданина и пользуйся всеми его правами. Вот тебе серьга, кольцо и кинжал гражданина, достойные твоего звания.

— Благодарю за честь, — сквозь хмель ответил Юмжагийн и положил знаки отличия рядом с собой.

Когда ещё через час совершенно пьяный адмирал уходил, он забыл все «побрякушки» на столе. Посмотрев на это, Клингор, который вроде бы был столь же пьян, внезапно сбросил с себя маску пьяного гуляки, печально вздохнул и покачал головой.

Придя после пира к Алтироссе, он показал ей эти три вещи и пьяным голосом пожаловался на рассеянность наместника землян. Формально (да и по существу) Император не нарушил запрета касаться политических дел в присутствии гетер: пьяная анекдотическая оплошность — не политика. Но гетера прекрасно поняла, что теперь Юмжагийна выдали ей с головой.

Свалившись в объятия Аэтин, Юмжагийн пробормотал:

— Сегодня меня гражданином и рыцарем сделали.

— Прекрасно! Утром я вдену тебе серьгу, — сказала Аэтин, но перепившийся адмирал уже спал.

А наутро он не помнил, то ли правда, что он теперь гражданин, то ли ему померещилось. И атрибутов гражданина у него не нашлось. Бедная Аэтин, так радовавшаяся всю ночь, ушла в дальнюю комнату плакать.

***

Алла была шокирована поведением командующего. Многого она ожидала от него, но не такого. Ведь использование права капитана на прямую широковещательную передачу информации подлежит рассмотрению на закрытом заседании военного трибунала. И вдобавок, переданный документ чрезвычайно опасен, его надо было бы сделать конфиденциальным особой защиты.

Немного остыв, она чуть изменила своё мнение. Поступок капитана, конечно же, крайне нелоялен и свидетельствует, что на трибунал ему наплевать: он не намерен возвращаться в Империю землян ни при каких обстоятельствах. Но попытки сделать такой документ конфиденциальным обязательно привели бы к утечке информации (в первую очередь усилиями тех, кто, как Алла, крайне лоялен обществу, но не обладает её психической и умственной тренировкой: они бы задохнулись от возмущения и подняли бы вой на всю империю, что этих зарвавшихся средневековых людишек нужно примерно наказать). А по сути дела в документе нет возражений против содержания пунктов ВДПЧ и против Декларации. Показана преждевременность и конъюнктурность многих пунктов декларации, совершенно устаревшая и неадекватная форма представления изложенного в ВДПЧ. Саму Аллу раздражали постоянные вопли порочных и ничтожных особей по поводу нарушенных прав и расставленные повсюду бюрократические и юридические рогатки, из-за которых практически каждое активное действие спецслужб оказывалось противозаконным и проводилось с обязательной операцией прикрытия. Она очень надеялась, что, когда шок пройдёт, будут внесены поправки в оформление земного порядка, уберут некоторые идиотизмы, мешающие демократии и либерализму проявить все преимущества. Оскорбление можно будет приберечь до неизбежного момента, когда придётся менять режим на Родине.

Гиоргиос, напротив, встретил послание Родины с восторгом.

— Наконец-то кто-то осмелился сказать в лицо подонкам и идиотам, что они на самом деле таковы! Причём не оскорблениями, а обоснованиями! Ругань бы они восприняли как смешную попытку отсталых людей проявить свою зависть и злобу. А сейчас они начнут вертеться как ужи на раскалённой сковородке! Их буквально припечатали со всеми их «не подлежащими обсуждению истинами» и «общечеловеческими ценностями» — смеясь, говорил он Лейле и Лайни, с которыми всё больше дружил и всё дальше отдалялся от остальных, кроме адмирала.

Лейла поддержала его. Но в душе ей уже было безразлично: она не только знала, что никогда не вернется на Землю, но и прочувствовала это всей душой. Теперь она стремилась стать полностью своей в обществе Родины. Другие, конечно, тоже знали, что не вернутся. Но не хотели понять до конца последствий этого и на самом деле всё-таки в глубине души были уверены, что, как в гонконгских сериалах, найдётся какой-то супергерой, спасёт их из этого заточения и вернёт на Землю.

Лайни была очарована местной культурой и наукой.

— У них в каждом Великом монастыре летописи астрономических событий по данным наблюдений со всей планеты за сорок тысяч земных лет! И отрывочные данные ещё на десять тысяч лет назад. После своей великой войны и великого краха они сохранили культуру и науку и стали развиваться другим путём. Неужели Земле придётся пройти свой великий крах, чтобы чему-то наконец научиться?

— Боюсь, что ей это уже не поможет, — неожиданно понурился Гиоргиос, который в последнее время был каким-то отстранённым и ушедшим в себя, как у него всегда было при размышлениях над серьёзной и неподдающейся задачей. — Меня волнует, в частности, другое. Наши минералоги и геологи исследовали обломки кинжала, которым ранили Рама, и саблю, которой вспороли живот Осману. Ведь считалось, что наши боевые скафандры непробиваемы для обычного оружия. Этих сплавов у нас не знают. Исключительно сложный состав и тонкая кристаллическая структура. Может, наши нанотехнологи смогут с помощью грубой силы их кое-как в ухудшенном виде воспроизвести. Здесь их создали почти без приборов… если не считать таковыми исключительно хорошо развитые чувства, разум и интуицию людей.

— Их Великие мастера действительно великие, — улыбнулась Лейла. — А насчёт сплавов я не очень удивлена. Их рядовой врач был бы выдающимся на Земле. А целительницы, к несчастью, в нашей загаженной ноосфере не смогли бы работать.

Гиоргиос нервно схватился за амулет, подаренный ему в храме, и потёр его.

— Они разработали технологию передачи не самых низкоуровневых знаний, как у нас, а самых тонких и высоких достижений! У них на самом деле и компьютеры есть. Правда, делать они их не умеют: есть пара машин-маток, которые медленно воспроизводят новые, в том числе изредка и новые матки. Их компьютеры построены на совершенно другой логике, чем наши: более сложной, но потрясающе красивой. Они её называют «конструктивной». Всё то, что я сейчас говорил, наши шпионские устройства, которые нам понатыкали повсюду, не записали. Вам я это рассказал, поскольку вы твёрдо решили присоединиться к более высокой цивилизации. А другим — ни слова! Но, как видите, при крахе обязательно что-то теряется, а воспроизвести вновь очень и очень тяжело. Ведь и на Земле фонетический алфавит с гласными был открыт один раз, а все другие независимые попытки развить письменность не могли продвинуться дальше слоговой.

***

Через день после праздника, когда Юмжагийн потерял в глазах Клингора, и не только его, практически весь свой трудно приобретённый авторитет, адмирала встретила на улице Алтиросса. Встреча казалась случайной, но на самом деле была запланирована и подстроена.

Гетера приветствовала командующего, тот был вынужден сойти с коня и подойти к паланкину. Ласково улыбаясь, окружённая облаком ненавязчивых, но манящих запахов натуральных благовоний (на самом деле уже специально подобранных для адмирала), она, глядя на него своими пронизывающими лучистыми глазами, сказала:

— В нашем цеху тебя уже называют Неприступная скала. Завоевать такое прозвище очень нелегко. Судя по тому, как цветёт твоя любовница, ты отнюдь не ледяной. Наверно, её нежность и прелесть охраняет тебя?

Адмирал хотел было полностью подтвердить, но очарование уже начинало действовать, а смотрящие на него глаза были столь проницательными, что сразу заметили бы явную фальшь.

— Конечно, так, прекрасная. Но заодно я заметил, что ни одна из этих профессиональных красавиц не сравнится с тобой.

— Не говори «профессиональные красавицы» таким пренебрежительным тоном. У вас на Земле супермодели и так называемые звёзды ведь не красивы, а раскручены. Ты посмотри на пропорции ваших моделей и сравни с настоящими женскими.

Алтиросса легко спрыгнула на землю. Её фигура действительно была гармонична: ноги, которые она показывала в разрезе платья, не спички, а гладкие и скульптурные, широкие бёдра, умеренно тонкая талия. Крепкие высокие груди, естественные и здоровые. Движения изящные и лёгкие, чувствовались годы беспощадных тренировок и танцевальных упражнений.

— На самом деле многие ваши женщины из экипажа красивее этих якобы прелестных извращённых и хилых, духовно и умственно примитивных существ, которых сделали идолами толпы. А наши гетеры — действительно профессиональные красавицы. Настолько профессиональные, что могут, если захотят, подарить настоящую любовь. Если захотят — роковую страсть. Если захотят — сына-богатыря или дочь-красавицу. Они становятся жёнами императоров и королей или просто рожают им наследников. Но не обязательно им. Они могут родить ребёнка любому, кого сочтут достойным, и такое рождение признаётся почётным и законным. Если бы ты захотел основать местный род, нужно было бы зачинать не от послушницы, а от настоящей женщины: высокородной и добродетельной жены, или, наоборот, Высокородной гетеры. Первого тебе добиться легко, а вот сумел бы ты добиться второго?

Эта речь и следствия близости прекрасной женщины окончательно запутали адмирала, он гордо произнёс:

— Не знаю, сумел бы, но попытаюсь!

— Попытайся пока что хотя бы добиться любви, а там и ребёнок будет, если заслужишь, — как принято у старков, сбила патетику Алтиросса, а сама подумала: «Если выдержишь».

Адмирал увидел собравшихся вокруг людей, среди которых были несколько знакомых из высшего общества, и понял, что возврата нет: он на их глазах бросил вызов, теперь будет полностью опозорен, если трусливо отступит.

— Прекрасная, я могу посетить твой дворец, — Юмжагийн хотел было добавить: «Чтобы посмотреть, кто такие на самом деле гетеры», но вместо этого сказал точнее: — чтобы показать землянам истинную красоту и очарование?

— Цель благородная, и ты был искренен. Завтра жду тебя, когда солнце начнет склоняться к закату.

В этот день адмирал пришёл домой опять пьяный (знакомые стали его поздравлять с приглашением во дворец знаменитости, и пришлось попировать с ними). Он в отчаянии, чувствуя раскрывающуюся перед ним пропасть, куда его неумолимо тащит, обнял Аэтин, и она тоже плакала, уже зная, что произошло, и страшась будущего.

— Это сильнейшее испытание искушением, — тихо сказала она ему утром, не выпуская его из объятий. — У нас принято не бежать от искушений, а идти навстречу им. Если ты сумел выстоять, не сломаться и вообще достойно себя вести, ты настоящий человек. Иначе…

— Значит, я теперь не смогу уклониться от её объятий? — со страхом в душе произнес адмирал, но другая часть его души уже стремилась именно туда.

— Надо было уклоняться раньше. А теперь уже нет. Соберись со всеми силами, чтобы, если она пустит тебя в себя, остаться человеком, суметь достойно пройти испытание страстью и достойно выйти из него. Мне остаётся лишь молиться за тебя.

Вечером адмирал, накупив подарков и прихватив ещё золотых монет, в парадном земном мундире отправился во дворец Алтироссы. Обстановка сразу его поразила: он ожидал нечто типа притона разврата, как их показывали в гонконгских фильмах, а попал в залу, в которой разговаривали, танцевали, веселились красивые женщины и настоящие мужчины. У Высокородной были, как полагается Великому мастеру своего дела, ученицы и клиентки. Ученицы — недавние выпускницы школы гетер, а клиентки готовились в испытанию на Высокородных. Купить за деньги было невозможно ни тех, ни других. Но деньги перед ними расточались вовсю в процессе ухаживания. Среди мужчин были музыканты, певцы и поэты. Цеха художников, как их называли здесь, были тесно связаны с цехом гетер. Не было, в отличие от земной богемы, ни дури, ни перепоя, ни оргий. Люди здесь слишком высокоразвиты, чтобы искать искусственные источники так называемого вдохновения. Но не только художники посещали дворец. Знаменитые и знатные люди приходили сюда, чтобы найти любовь учениц, а, быть может, и самой Алтироссы. Гостям прислуживали красивые рабыни. Часть из них была в длинных, ниже колен, хитонах, закрытых наверху, а часть — в коротких, чуть ниже бёдер, и с одной открытой грудью. Иногда мужчина, отчаявшись ухаживать за неподдающейся красоткой, говорил несколько слов рабыне в коротком хитоне, и она уводила его с собой.

— Если тебе невыносимо захочется женщины, а успеха в ухаживании не добьёшься, ты можешь всегда попросить о ласках одну из моих рабынь в коротких хитонах, — улыбнулась Алтиросса. — Ты волен попытаться привлечь сердце любой из моих учениц.

— Я уже не волен, — вдруг вырвалось у адмирала. — Я могу смотреть лишь на тебя и желать лишь тебя.

— Ну смотри и желай, — шутливо улыбнулась Алтиросса. — Завтра приходи в старкском одеянии, здесь не официальный приём, а дом любви и страсти.

От командующего явно тоже ожидали шуток, стихов, песен. Некоторые из учениц показывали ему, что они были бы не прочь получить порцию его ухаживаний. Но он действительно смотрел лишь на одну, откупаясь от остальных подарками и одновременно ругая себя за то, что не подготовился как следует.

Весь следующий день Юмжагийн перечитывал «Сказание о Гесэре» и переводил его на старкский. Он демонстративно взял у одного из художников лютню и, кое-как подыгрывая на ней, начал его рассказывать, дублируя стихи и песни на монгольском и на старкском. Простота и примитивная мощь тибето-монгольского эпоса произвела впечатление на компанию. Алтиросса посадила адмирала рядом с собой, а, поскольку он играл на лютне плохо, позвала красивого и печального юношу-раба, уложила у своих ног, поставила на него босые ступни, отчего тот весь зарделся и счастливо улыбнулся, и велела ему аккомпанировать. Он, чуть послушав мелодии, стал подыгрывать на лютне намного лучше адмирала. После конца рассказа раба отослали.

— Это был богатый купеческий наследник. Он сломался от любви к моей наставнице, — пояснила одна из клиенток. — Спустил всё состояние. Алтиросса, так сказать, пожалела его и предложила ему продать себя в рабство вместо того, чтобы жить в нищете и в отчаянии. Продать в рабство гражданина может лишь он сам. И теперь Лурин счастлив, когда Высокородная разрешает ему чуть-чуть полежать у своих ног.

Наградой за всё был лёгкий поцелуй гетеры, после которого адмирал даже не смог смотреть на Аэтин и улёгся спать на полу.

Словом, через день Юмжагийн объявил Аэтин, что её служба кончена, она может возвращаться в монастырь, и дал денег на проезд. Ещё через день он побывал в теле Алтироссы. Ещё через день он принял приглашение переселиться в её дворец.

Глубочайшая страсть потрясла адмирала до основания. Он мог думать только о том, как удержать внимание Алтироссы и угодить ей. Он сам не заметил, когда окончательно сломался и стал её рабом по духу. Алтиросса же поощряла его, хотя иногда ласкала и других. Она часто проводила часы наедине с ним, расспрашивая подробно о Земле, земных обычаях, об организации империи и армии, о космическом флоте, о Тёмной энергии. Юмжагийн с радостью рассказывал всё, что знал. Алтиросса по полдня занималась физическими и духовными упражнениями. При гимнастике она даже пару раз разрешила присутствовать землянину, и тот любовался прекрасными позами её нагого скульптурного тела.

Через полтора месяца гетера как-то раз вышла из комнаты для медитаций с задержкой, когда все её уже ждали пару часов. Она была нагая, что порою случалось: ведь нагота считалась одной из парадных одежд гетер. Но на сей раз всё её тело и лицо излучали золотистое сияние, она стала ещё неизмеримо красивее, хотя раньше казалось, что это невозможно.

— Что с тобою, прекраснейшая? — произнес один из гостей, придя в себя от изумления.

— Вот что делает любовь с женщиной, — ответила она, улыбаясь, так что не ясно было, говорит серьёзно или шутит.

Алтиросса подозвала к себе командира землян. Одно лишь прикосновение к гетере теперь, после такого преображения, пронизывало его величайшим наслаждением. Но прикосновением дело не закончилось. Проведя с гостями столько времени, сколько было минимально необходимо по приличиям, не прикрывая своей новой красоты, она ласково и благодарно поцеловала Юмжагийна, а затем подарила ему необыкновенную ласку. Юмжагийн нагой лёг навзничь, а гетера ласкала его живот своими ногами. Чтобы он не умер от сдерживаемой страсти (ведь показать, что возбудился, было позорищем по местным понятиям), Алтиросса быстрее увела землянина на ложе любви.

В эту ночь страсть была невыносимо сильной, захватывающей и мучительной. В волнах неземного наслаждения Юмжагийн пытался подняться вверх, но беспощадные удары либо просто мягкий барьер не пускали его. Он вновь собирал силы, поднимался, и вновь опускался. Утром он очнулся в буквальном смысле еле живой.

— Я рада, что ты выжил, возлюбленный, — улыбнулась гетера. — Теперь тебе придется долго приходить в себя.

Она прикоснулась к нему грудью и мимолётно поцеловала. Это и придало сил, и ещё подтолкнуло адмирала к краю смерти.

— Видишь, ты полностью отдал себя мне. Тебе теперь нужно будет долго быть осторожным со мной. А сейчас я позову служанок, врача и целительницу.

Больше недели провалялся Юмжагийн без сил. Через день после того, как он поднялся, к нему пришли Гиоргиос и Лайни.

— Командир, мы слышали, ты болел. Пришли вести с Земли. Послание вызвало буквально взрыв. Земля срочно отзывает корабль. У меня и Лайни есть важные результаты, требующие действий, — сказал Гиоргиос.

— Требуют, так действуйте. Я вам доверяю, — ответил командир, не желая вырываться из паутины, в которую попал.

Гиоргиос с Лайни сразу попрощались и ушли. Выходя, Лайни сказала:

— Слышала я о местных гетерах, что слабых они ломают и тем обеспечивают естественный отбор в высшем обществе. Но не ожидала, что командир слабак.

Командир не был слабаком, хотя его таковым посчитала и Алтиросса, несколько пренебрежительно сказав своей клиентке:

— Хотела его до тантры поднять. Но не выдюжил. Теперь червяком станет. А жаль.

Просто его крепость одолела силища, противостоять которой он не был готов.

Алтиросса всё расцветала и расцветала. И раньше бывали неожиданные таинственные отлучки, теперь они участились.

***

Вернёмся чуть пораньше. Получив бестолковые ответы с Земли, противоречащие друг другу, Алла поняла, на какую жертву она должна пойти. Она должна вернуться на Землю, обеспечивая сохранение связи с Родиной. Теперь многим на корабле захочется просто захлопнуть за собой дыру и сбежать из этого мира, как из ночного кошмара. А Родина — ценнейшее приобретение для Империи землян. Второе соображение: если дыра разорвётся, то эти наглые властители райского уголка добьются чего хотят: избегнут неизбежного наказания со стороны Земли. Она вернулась на корабль в скафандре, обязавшись не снимать его до возвращения на Землю.

На корабле началась паника. Это необычное энергетическое поле стало себя проявлять. Пошли утечки энергии. Сначала они были редкими и ничтожными, но постепенно увеличивались и учащались, оставаясь пока что маленькими. И, когда в одной из противоречивых команд Земли появился приказ застолбить систему Родины как имперское владение, организовав базу на астероиде и развернув постоянную энергетическую сеть, корабль как можно быстрее собрался и отчалил. Причалив к удобному астероиду, стали ставить и испытывать центральный узел сети. Почти сразу утечки стали большими и поле в аккумуляторах корабля начало дестабилизироваться. А это была реальнейшая опасность, и корабль двинулся к вертушке, чтобы выйти из этой кошмарной системы и зарядиться там.

Идти пришлось уже в более экономичном режиме. Корабль тащился восемь месяцев, по времени корабля прошёл месяц. И, наконец-то, корабль вновь подключился к неисчерпаемому источнику энергии.

Гиоргиос ещё до получения ответа Земли неожиданно сообразил, что структуры, использовавшиеся для моделирования галактик, можно использовать, модифицировав, для описания поведения больших масс людей. Идея оказалась настолько светлой и многообещающей, что у него вырвалась молитва:

Молитва после озарения.

Боже, дай мне силы понять, к добру ли то, что я измыслил, и на правильном ли оно пути? Если оно не к добру или с пути сбивает, дай мне волю без сожаления отвергнуть детище разума моего, не жалея ни о чём и не соблазняясь ничем. Если же оно к добру и на пути к предназначению, определенному Тобою, дай мне твёрдость не сворачивать с пути и помоги распознать и пресечь козни врага Твоего, который любое доброе дело извратить может. А если враг и слуги его, паче чаяния, сумеют извратить свет знания, к которому я прорвался, дай мне решимость отречься от плода исканий моих.

Это случилось в монастыре, в его коридоре, и слова, рвавшиеся из груди Гиоргиоса, услышал один из священников.

— Да, такие молитвы даются как озарение. Искусственно их не сочинить, — проговорил задумчиво священник отец Кон, благословил Гиоргиоса. В тот же день Настоятель принял от новообращенного Ги обет послушника, одновременно приказав пока держать это в тайне, не изменяя поведения вне монастыря.

Результаты моделирования социальных процессов при взаимодействии двух цивилизаций оказались просто кошмарными и для Земли, и для Родины. Их ждало примерно столетие революций и переворотов. Тут поступила просьба с Земли перепрограммировать вертушку так, чтобы в случае необходимости она длительное время могла служить ретранслятором сообщений и энергии. Посвятив в результаты моделирования Лайни, «брат Ги» вместе с ней разработали такую модификацию, уничтожающую вертушку после удаления корабля из данного пространства. Тем самым закрывалась кротовая нора. Наши хакеры хотели показать свои выкладки и выводы капитану, но тот уже стал невменяем от любви, и они решили всё это претворить в жизнь сами. На корабле из аналитиков оставался лишь Оуян, а он был слаб в информатике.

***

На Земле послание Родины, сразу ставшее известным широким кругам, вызвало именно ту реакцию, на которую рассчитывали составители. Началась революция, получившая впоследствии название революции 68 года. Толпы прекраснодушной молодёжи требовали реальной демократии, но за ними быстро вырастали спины бандитов и гопников, начинавших бесчинства в городах, где власть уничтожена. В других городах люди организовывали самооборону, выгоняли чиновников и полицейских, кроме известных честностью, и провозглашали свободное объединение общин в духе анархизма либо либертарианства. В третьих власть брали фундаменталисты, которые выступали за мораль, как они её понимают, и за порядок, который они наводили казнями, предварительно пытками заставляя осуждённых попросить себе смерти.

Беспорядки распространились по другим мирам Империи. Словом, контрудар Родины оказался быстрым и безжалостным.