Глава 14

Акеми смотрела сквозь запотевшее стекло, в котором была темнота, и лишь иногда молниеносно проскакивали яркие вспышки подземных фонарей. Мичико дремала, положив голову на плечо новоиспеченной подруги. Ее щека была тёплой и мягкой.

Акеми разглядывала их отражение, отметив что даже с закрытыми глазами, лицо Мичико выглядело очень тревожным и напряженным, казалось она переживает все произошедшее за вчерашний день, даже во сне.

Женщины ехали на работу в полупустом вагоне метро. Час пик ещё не начался, поэтому сонные люди садились поодаль друг от друга, на противоположные концы сидений, чтобы не мешать друг другу побыть ещё немного в своём уютном мирке перед рабочими буднями, где нужно много улыбаться и говорить, продумывая каждое слово.

И все же, не смотря на небольшое количество людей в вагоне, в воздухе витал запах нори, скорее всего кто-то позавтракал онигири из комбини — круглосуточного магазина, а запах от их хрустящих нори выветривается долго.

Прошлым вечером после всех приключений женщины решили не останавливаться на достигнутом и навестили давнюю подругу матери Мичико.

Кумида-сенсей — так её называли коллеги по работе, друзья и знакомые. Подруга матери Мичико преподавала на факультете журналистики в Университете Киндзе.

Акеми сначала была очарована этой женщиной, её манерой говорить, уверенными жестами, и даже перекурами в паузах между разговором.

Вот такой должна быть настоящая сильная женщина, поймавшая за хвост судьбу, держащая всех в кулаке. По сравнению с ней, Акеми вела бессмысленное существование, похожее больше на жизнь искусственно выращенных угрей, спящих в трубках и питающихся комбикормом. Правда, дома у Кумиды-сэнсея было не очень опрятно, видно, она была слишком занятым человеком, чтобы обустраивать своё жильё. Опять же запах изо рта выдавал в ней заядлую кофеманку и курильщицу, ведущую нездоровый образ жизни.

Семьи, как поняла Акеми, у Кумиды-сенсея тоже не было. "А у тебя, что была?" — резко одернул её мерзкий внутренний голос, шепчущий из пустоты, которая по-видимому ещё немного осталась, просто перестала быть очевидной, спряталась, выжидая нового шанса выйти на поверхность.

Кумида-сенсей, угощая женщин чаем на своей большой, но не очень уютной кухне рассказала, что в прошлом, они вместе с матерью Мичико, подрабатывали написанием статей для желтой прессы, типа Урагути, журналов со сплетнями и разоблачения знаменитостей.

Сатоко — мать Мичико, начала писать статью о телах, несколько лет назад, найденных в реке Хитобасира. Акеми даже не слышала об этом случае, настолько она была оторвана от внешнего мира.

… — Так вот, — рассказывала Кумида-сенсей, энергично жестикулируя руками с крупными деревянными браслетами на запястьях, — статью Сатоко-тян не дописала. Вдруг срочно собралась в Африку волонтершей, я от неё только открытки получала, ну а потом вы знаете...

При этих словах Кумида-сенсей склонила голову и зажмурилась, мысленно обращаясь к своей закадычной подруге, в каком мире бы она сейчас не находилась.

— Кумида-сенсей, — Мичико ухватилась за нить разговора, — а остались ли хоть какие-нибудь записи, того над чем работала моя мама?

— Сатоко-тян никогда не показывала статью, пока не закончит, — рука в тяжелом браслете потянулась за очередной сигаретой к пачке Мальборо Лайт с ментолом, лежащей на стеклянном столе, но уверена, нарыла она там что-то нехорошее...

— Станция Курогава. — объявил спокойный безэмоциональный женский голос, выдернув Акеми из воспоминаний. Поезд остановился. Акеми мягко тронула Мичико за плечо:

— Наша станция, пошли.

Мичико несколько секунд хлопала покрасневшими глазами, потом встала со своего места.

До пансионата они дошли быстро.

Акеми вошла во вкус ношения обычной одежды, сегодня на ней были кроссовки и опять джинсы, заимствованные у Мичико.

Рабочий день проходил на редкость спокойно. Тосико-сан ещё не выписали из госпиталя, и когда вернётся, было неизвестно. И вернётся ли. Но жизнь продолжалась, пожилые люди предавались своим каждодневным делам, смотрели телевизор в общем зале, бессмысленно таращились в окно вспоминая о чем-то приятном из своего прошлого, а более боевые старички играли в маджонг. Даже пытались играть на деньги, которыми заменяли пробки из под пластиковых бутылок.

Самым "богачом" из игры всегда выходил чересчур активный дедушка Таро. Он с превосходством поглядывал на своих соперников, а бабушкам шепелявя делал непристойные предложения, вызывая этим хихиканье или ругань.

К двенадцати часам дня пришёл Кен, совсем непохожий на себя, замызганный потный, скорее всего забывший свои влажные салфетки дома.

Мичико в это время разносила жильцам Поющего Солнышка чай. Увидев Кена, она поставила поднос на стол, подошла к молодому человеку, который съёжился и отступил на шаг назад.

— Кен, с тобой все нормально? — обескураженно спросила девушка.

Всегда идеальная прическа парня была растрепанна, на длинных ресницах блестели бусинки слез.

— Я принёс заявление об увольнении, — неуверенно сказал он. Кен никогда не отличался словоохотливостью, а в этот раз выдавливал из себя каждое слово, как из сдувшегося шарика.

— Что ты принёс? — Мичико же, никогда не отличалась особой мягкостью и деликатностью, свойственной японским женщинам, а сегодня вообще была на взводе, поэтому выдернула листок с заявлением Кена и порвала на две части, — ты никуда не уйдёшь, понял?

Кен задрожал всем телом и открыл рот, как рыба, выброшенная на сушу:

— Я… я ни на что не гожусь.

— Значит так, быстро пошёл переодеваться! Стань уже взрослым в конце концов!

Кен не сказав ни слова пошел в комнату для персонала.

— У него очень строгая семья, — объяснила Мичико Акеми, подошедшей на крик, — ты не обращай внимания, что я на него так, родители давят на него похлеще. Ходят слухи, что он отдаёт им всю зарплату, а ещё Кену запрещают есть чеснок и натто, чтоб не портил запах в комнате. Ты представляешь, какая у него жизнь начнётся, если он уйдёт с работы и будет целыми днями проводить дома?

— Бедный Кен-тян.

— Кстати, ты можешь взять перерыв, — деловито продолжила Мичико. Она была явно не в духе, и боролась с раздражением.

— Хорошо. Я хочу пообедать где-нибудь в кафе, — ответила Акеми.

— В Аоки неплохо готовят, и дёшево, — Мичико взяла поднос, — только помоги мне собрать пустые чашки и можешь идти.

Через десять минут Акеми уже сидела в уютном семейном ресторанчике Аоки, приходя в себя от резкости Мичико. Она понимала, что нервозность подруги оправдана последними событиями, к Мичико вернулись переживания из прошлого.

Крупная, пышногрудая официантка с неожиданно для её габаритов писклявым голосом, приняла заказ и ушла прочь.

Мыслями Акеми была ещё во вчерашнем дне, в той странной комнате с вешалкой-крючком и стенами в следах от висевших на них фотографиях. Вспомнился кофейный запах от Кумиды-сенсея, её голос, с легкой хрипотцой, рассказывающий о телах, найденных в Хитобасире. Странно все как-то.

— Здравствуйте, — вдруг отвлёк её голос со стороны. За соседним столиком сидел Писатель. Тот самый, с ямочками на щеках, с которым она познакомилась в Комеде, перед встречей с Мичико — ну вот, мы опять увиделись.

Акеми в прошлый раз не успела его рассмотреть, и природная осмотрительность не позволяла ей делать это и сейчас. Но быть осмотрительной и осторожной сегодня совсем не хотелось, много всего произошло за этот промежуток времени. Это была уже не та Акеми.

Женщина набралась смелости и остановила взгляд на его лице. За несколько секунд успела отметить красивые глаза, с рыжиной, обрамлённые густыми короткими ресницами, приподнятые брови и родинку на тонком, немного вздернутом носу.

— Здравствуйте, — ответила она.

Мужчина почувствовав на себе внимательный взгляд, внутренне подобрался, а внешне просто поерзал на стуле, сцепив руки на коленях закинутых одна на другую, длинных ног. Да, он был высокого роста, немного угловатый с вытянутым лицом. На вид, лет сорок. В глазах с рыжиной, вспыхнул еле заметный огонёк, но тут же исчез, задавленный куда-то вглубь.

Сегодня он был не так уверен в себе, как при первой встрече. Акеми это понравилось, она даже попробовала проявить инициативу:

— В этот раз над чем работаете?

Опять вспыхнула и потухла рыжина глаз, чуть сильнее сжался замок из рук на колене:

— Все над тем же. Я в ступоре. Не могу понять психологию своей главной героини. Кстати, меня зовут Кота, а вас?

— Акеми, приятно познакомиться. Постойте! Вы же знаменитый Осима Котаро, который написал "Полуночный звонок" и "Она не любит целоваться"?

Замок на колене Котаро расслабился и раскрылся, ноги вытянулись, спина распрямилась. В глазах проскользнуло удовольствие. Ему было приятно, что он узнан.

Мужчина заулыбался:

— Это было так давно.

— Я зачитывалась вашими романами, по-моему женскую психологию вы понимаете лучше всех мужчин, которых я знаю...

Акеми запнулась. "А кого ты знала, кроме своего мужа, — нашептала ей пустота.

— Сейчас у меня творческий кризис, — Котаро почему-то не стыдно было рассказывать об этом именно ей. Обычно он это скрывал перед общественностью, создавая вид, будто работает над серьезным и длинным романом.

Акеми понимающе кивнула. Ей хотелось сказать что-нибудь подбодряющее, но это было не нужно, он все прочитал в её взгляде.

Пришла полнотелая официантка и пропищав заказ поставила перед Акеми тарелку со спагетти.

— А можно принести пармезан? — неуверенно спросила Акеми. У неё в семье паста карбонара всегда ели с пармезаном.

Официантка начала пискляво извиняться, что у них пармезана нет, взамен предлагая потереть сверху какой-нибудь другой сыр. Акеми отказалась.

— Я сейчас приду..., — Кота неожиданно встал и вышел из ресторана. Акеми удивленно проследила за ним боковым зрением. Мужчина вышел на улицу и прошёл мимо окон заведения, бросив на Акеми опять тот взгляд с огоньком. Она его чуть ли ни спиной почувствовала.

Женщина подождала, когда высокий силуэт перейдёт дорогу и смажется в душном пространстве, затем сама себе удивляясь, пересела за его столик и открыла ноутбук. Он не был закрыт паролем, экран зажегся на странице с текстом:

"Сбежавшая домохозяйка. Глава 14"

Она остановилась в недорогом отеле Тур-ин, который использовали в основном средние бизнесмены, приезжающие в командировки. Рие могла бы снять один из самых дорогих отелей в городе, так как карточку, которую она вытащила у мужа перед уходом ещё не заблокировали. Наверное он о ней даже и не вспомнил.

Но только в этом отеле открывались окна так, что можно было протиснуться человеку, а такая хрупкая, как Рие могла проскользнуть без труда.

Ни покупки красивых вещей на Гиндзе, ни красивый вид с Токийской башни не смогли заполнить внутреннюю пустоту, выросшую за последние несколько лет. Словно чёрная дыра, эта пустота поглощала все хороше, чем пыталась её наполнить Рие и требовала ещё. С каждым следующим разом чёрная дыра становилась все голоднее, требовала новых, более острых ощущений.

Вчера Рие дошла до того, что сняла филлипинского парня в одном из клубов и уже готова была идти с ним в лав отель, но вовремя остановилась.

— Что я делаю? Моя жизнь лишена смысла.

Рие стояла перед зияющей дырой, (окно почему-то открывалось снизу, и это было удобно), разглядывала задний двор с ужасным видом на стены и мусор внизу. Хорошо, что номер не выходил на главную улицу, Рие взяла самый дешёвый. Она думала, сейчас прыгнуть или ещё немного подождать..."

Акеми с трудом оторвалась от текста, воровато глянула в окно. Заметив, что Кота возвращается, женщина захлопнула ноутбук и пересела на своё место.

Мужчина как раз переходил дорогу. Горящий зелёным светофор весело пиликал, звук доносился через окна в ресторан, а на губах Котаро играла легкая мечтательная улыбка.

Через минуту он уже зашёл в ресторан и направился к столику Акеми.

— Вот, пармезан, — улыбаясь Кота протянул пластиковую баночку женщине, — продаётся в любом комбини.