Глава 3

Рабочий день в доме престарелых Поющее Солнышко　начинался как обычно. Мичико переоделась в рабочую одежду, состоящую из розовой рубашки поло, с вышитым логотипом пансиона на грудном кармане и безразмерных бежевых штанов, которые приходилось подвязывать, чтобы не спадали. Так одевались все сотрудники заведения, включая уборщиков, только у тех ещё были фартуки.

Минуты две девушка повертелась перед зеркалом, подвязала волосы платком под цвет рубашки. Можно обойтись и без него, но старички иногда плюются едой, кидаются экскрементами, волосы потом очень тяжело отмыть.

Мичико улыбнулась своему нелепому отражению: да, оно соответствует местной обстановке.

Далее нужно было пройтись по комнатам, померить температуру и давление у подопечных, выставить чай с печеньем в гостиной, где пожилые люди собирались поговорить и посмотреть телевизор.

Не успела Мичико войти в холл, нагруженная подносом с чашками, как кто-то её уже потянул за еле держащиеся на поясе штаны. Одной рукой удерживая поднос, а второй схватившись за пояс (штаны уже были готовы упасть), Мичико, с профессиональной улыбкой обернулась к бабусе Тосико.

— А когда мы пойдём пи-пи? — старушка пристально смотрела на девушку, морщины на её лбу зашевелились, и поползли вверх, создавая наигранно-жалобное выражение лица.

В прошлом Тосико была очень важной птицей, занимающей высокую должность в городском муниципалитете. Сейчас же она — восьмидесятилетняя старушка, вполне ещё физически и умственно активная, хоть и предпочитающая это скрывать. Передвигалась она чаще на инвалидной коляске, но иногда и без неё.

Сегодня она стояла на ногах, и в глазах горели озорные огоньки.

— Сейчас, Тосико-сан. — Мичико поставила поднос на стол и отвела старушку в туалет. Приспустив подгузники, девушка обняла худую хрупкую спину и осторожно посадила Тосико на унитаз.

— Всё никак не идёт, — сказала бабушка после пятиминутного молчания, — мне уже надоело сидеть, пойдём лучше чаю попьём.

Они вернулись в холл, где старики уже заждались тёплого чая с печеньем. Мичико, разливая чай по чашкам с волнением поглядывала в большие окна, сквозь которые виднелась бамбуковая роща и дорога.

Её напарник Кен запаздывал, что было крайне странно для него.

Кен считался всеми без исключения на редкость ответственным молодым человеком, с маниакальной тягой к чистоте и соблюдению правил. Правда, иногда зацикливаясь на мелочах, он очень серьёзно ошибался и попадал в нелепые ситуации.

В голове Мичико уже начал прокручиваться сценарий, будто Кен случайно наступил на птичий помёт, пошёл в первый попавшийся на пути туалет, чтоб отмыть туфли, но там испачкался ещё больше и теперь едет домой переодеваться. Или что-то в этом роде. Очень было похоже на Кена.

Несмотря на то, что парень был чистоплюем, это не мешало ему работать в месте, где пожилые люди кидаются едой. Он действительно очень старался.

Да, основную грязную работу делала Мичико, но не потому что Кен отказывался, просто, с его помощью это занимало намного больше времени. Приходилось ждать, когда Кен дрожащими руками достанет из заднего кармана брюк влажные салфетки, вытерится от пота, потом будет суетливо натягивать резиновые перчатки, которые у него постоянно выпадают из рук, или не натягиваются, в то время, пока Мичико держит над ванной испачканного старичка.

Поэтому девушка предпочитала делать всё сама, там где надо было действовать без промедления, а Кена занимать чем-нибудь другим.

Молодой человек отличался мягкостью в общении, а также был замечательным слушателем, что очень нравилось пожилым людям. Он не брезговал приобнять какую-нибудь старушку, погладить истосковавшееся по человеческому теплу плечо. Главное только, чтоб оно было чистым.

И вообще, персонала в Поющем Солнышке не хватало. Обычно в смену должно быть четыре человека, но за невысокую плату желающих менять подгузники и вытирать вымазанные кашей рты было немного. Поэтому за стариками смотрели всего лишь два человека, не считая врача, уборщицы и двух работников на кухне.

Напившись чаю, бабушки и дедушки, обсыпанные крошками, довольно откинулись в кресла. Некоторые переключились на любование видом из окна, остальные остались сидеть за столом, перелистывая последние номера журналов. В зале послышались разговоры и смех. Мичико включила телевизор и пошла на второй этаж, проверить лежачих.

Наверху больше всего её волновала перешедшая столетний рубеж Гото-сан. Она уже редко приходила в сознание, не говорила, а просто лежала и смотрела в потолок. Еду для неё готовили отдельно, чаще всего это была перетёртая рисовая каша с овощами и детское питание.

У Гото-сан не было родственников, но соседка по палате, Молчаливая Эри, была ей за няньку. Эри плохо сходилась с людьми, и прослыла в доме престарелых букой, но почему-то к Гото-сан она питала особую слабость. Эри старалась не отходить от Гото-сан ни на шаг, помогала с кормлением, меняла подгузники, и даже иногда пересаживала на инвалидное кресло, чтобы погулять с ней в парке на территории пансиона. Не без помощи Мичико или Кена, конечно.

Сама же Гото-сан мало что понимала, и наверное даже и не подозревала что у неё есть подруга в Поющем Солнышке. Она всегда смотрела перед собой, с лёгкой улыбкой на сухих, похожих на мятую бумагу губах, будто знает какой-то секрет, о котором никогда никому не расскажет. Эри устраивали эти отношения.

На втором этаже были четырёх, двух и одноместные палаты. Конечно же, у одноместных цена была выше. Палаты запиралась — ключи были только у жильцов и персонала».

Мичико постучалась в комнату Эри и Гото-сан. Никто не открыл, поэтому девушка, предупредила что входит и повернула ручку. Дверь была не заперта.

Молчаливая Эри сидела у окна, вытирая платком раскрасневшиеся от слёз глаза.

— Она умерла. — сказала старушка.

Мичико бросилась к кровати Гото-сан. Якобы покойница лежала, как обычно, уставившись в потолок и равномерно дышала.

— Ну что вы такое говорите, Эри-сан, она же живая, всё хорошо, — облегчённо вздохнув, сказала Мичико, а затем обратилась к лежащей, — Гото-сан, я сейчас вас немного приподниму, покушаем кашку.

А в это время Кен находился на автомойке прямо у самого дома престарелых. Всё произошло почти по сценарию Мичико.

На лобовом стекле его машины красовалось огромное размазанное пятно вороньего помёта. Кен сидел за рулём, в ожидании, когда смоется этот кошмар и еле сдерживая панику, обтирался влажными салфетками с ароматом розы.

Вдруг слева на стекло машины опустилась рука, принадлежащая кому-то в полосатом байковом халате, и стала размазывать по окну что-то мокрое, напоминающее слюну.

Кен осторожно опустил стекло, но совсем немного, боясь что рука влезет в его идеально чистое пространство и притащит с собой смрад и хаос внешнего мира.

— Простите, что вы делаете? — как можно вежливее спросил он у руки через образовавшуюся щель.

Рука исчезла, а вместо неё появилось бледное лицо мужчины с нездоровым блеском в глазах. Волосы всклокочены, губа отвисла.

— Мою вашу машину, гы-гы. — человек в пижаме по-детски заулыбался, из уголка рта потекла слюна.

"Я этого не видел, я этого не видел" — внушал себе молодой человек, хлопая по-девчачьи длинными ресницами и пытаясь понять, что вообще происходит. Пару секунд спустя, очень мягким, почти ласковым тоном он спросил:

— Вы случайно не живёте в доме по соседству с Поющим Солнышком? — Кен вспомнил, что рядом с пансионом находилась психиатрическая больница и некоторые, не буйные больные иногда забредают за территорию.

— Да, я там проживаю, но с сегодняшнего дня решил устроиться на работу, гы-гы. Прошу любить и жаловать, — мужчина в пижаме элегантно поклонился, делая вид будто снимает шляпу.

Но Кен уже не смотрел на него, а звонил охранникам больницы.

Через полчаса всё было улажено, пациент возвращён в родные пенаты, машина отмыта, а Кен с виноватым видом расставлял подносы с завтраками перед стариками в общей столовой.

— А когда мы пойдём пипи? — тянула его за рукав бабуся Тосико.

Мичико наблюдала за всем этим и понимая, что Кен сейчас нужен в столовой, так как многие уже не могут самостоятельно есть, взяла бабусю Тосико на себя.

Всё прошло по обычному сценарию, Тосико глубокомысленно медитировала над унитазом, и как всегда безуспешно. Спустя десять минут они вернулись в зал.

Мичико с удовлетворением посмотрела на замыленного Кена с блестящим от пота лицом и рисом в волосах, уговаривающего съесть местного долгожителя дедушку Таро ещё ложечку. Ко всему этому ещё присоединилась бабушка Тосико, опять дёргая молодого человека за руку и ноя: — Кен-тян, я хочу пипи-и-и...

К молодому человеку никто никак не обращался, кроме как умилительно-ласкового Кен-тян. А бабуся Тосико вообще была в него тайно влюблена, и об этом знал весь персонал. Ну и все бабушки с дедушками, тоже знали, только половина об этом сразу же забывала. Именно все эти манипуляции с постоянным хождением в туалет были всего лишь прикрытием главной цели — хотя бы пару раз в день остаться с Кен-тяном наедине, пусть даже на горшке.

Мичико, пока не догадалась о тайной страсти Тосико, очень переживала, что у бабушки цистит или воспаление почек, даже хотела попросить ее сдать анализы. Все вовремя разрешилось, когда в туалет её начал водить Кен. Но это не мешало бабусе доставать и остальной рабочий персонал, поддерживая миф о проблемных почках.

И вот, очередной раз, когда Мичико с Кеном пили чай в комнате для персонала, наслаждаясь десятиминутным перерывом, дверь со грохотом распахнулась. На пороге появилась бабуся Тосико, воинственно управляя инвалидным креслом.

— Ну что, мы идём пи-пи или нет? — спросила она с вызовом.

Мичико с сочувствием посмотрела на Кена, который зарделся и захлопал длинными ресницами.

— Тосико-сан, вам же Кен нравится, не так ли? — напрямую спросила Мичико.

— Хороший мужчина, а что тут такого?

— А вы знаете, что у него жена и десять детей? — Мичико частенько шутила над старичками и персоналом.

— Вот, это да! — глаза бабуси жадно заблестели, — Вот это мужик!

— Да, разок попробовать можно. — подмигнула Мичико, ещё больше вгоняя Кена в краску.

— Ой, я не могу, в подгузниках всё-таки, как-то неудобно. — засмущалась бабуся.

— Ничего, я вам в следующий раз свои трусики принесу, — сказала Мичико, — какие вы предпочитаете, розовые кружевные или чёрные танго?

— Танго пойдёт, — мечтательно задумалась бабуся, — я всегда на свидания надевала либо чёрные либо красные. Цвет страсти, так сказать.

— Но сегодня запасных с собой не принесла, — с наигранным сожалением ответила Мичико, — придётся просто так в туалет сходить.

Кен обречённо встал.

После этого полдня бабушка Тосико с пи-пи никого не донимала. Но Мичико услышала, как та с заговорщицким видом шептала своим подругам во время обеда:

… — И вы знаете, он мне спину потрогал нежно так… Сто процентов знает, что у меня там эрогенная зона!

— Тосико-сан, — решила пристыдить её Мичико, — ну что вы такое говорите, все кто водит вас в туалет, берут вас за спину, так нужно по правилам.

— Нет, — с жаром доказывала бабуся, — ты не понимаешь, мы друг друга очень сильно чувствуем! Сублимация, так сказать!

— Ну значит трусики танго можно уже не приносить! — со смехом сказала девушка.

— Э-э, нет, мы так не договаривались! — начала возмущаться бабуся Тосико, но тут Мичико отвлекли.

К ней опираясь на палочку подошёл Ямада-сан, старичок-любитель подслушивать у чужих дверей и обеспокоенно доложил:

— Сестрёнка, у Гото-сан что то происходит! В её комнате кто-то есть!

Мичико поискала глазами Молчаливую Эри, верную подругу лежачей. Та сидела в углу столовой и вытягивая морщинистые губы, самозабвенно цедила суп мисо из ложечки.

Девушка, доставая ключи, побежала на второй этаж. Перед дверью она оторопела. Ручка поворачивалась, будто кто-то изнутри хотел выйти. Мичико сунула ключ в скважину, и как только щёлкул замок, резко распахнула дверь.

В комнате никого не было кроме лежащей Гото-сан. Она не дышала. На лице застыло умиротворённое выражение, глаза закрыты. Мичико на всякий случай проверила окно и сказала появившемуся Кену, чтобы тот позвал врача с третьего этажа.

Через пятнадцать минут весь персонал заведения и самые быстрые из стариков склонись над покойной со сложенными руками. Кто-то заплакал.

— Я же говорила, что она умерла, — Мичико повернула голову на голос.

В дверях стояла Молчаливая Эри, по её сухим морщинистым щекам текли слёзы, — Просто она не могла уйти навсегда, пока не закончит все дела.