Глава 6

Было семь часов утра, когда стены квартиры, где проживала Мичико, затряслись от душераздирающих звуков электрогитары. Потом подключилась бешеная барабанная дробь, и милый девчачий голос запел: "Шоколадка, шоколадка...!"

Это Току начал утро со своей любимой группы Babymetal. Мичико подошла к комнате младшего брата и постучала в дверь с постером, на котором были изображены стоящие в устрашающих позах девчонки с электрогитарами.

— Току! — как можно громче сказала Мичико, — сделай потише, а то соседи будут жаловаться.

С той стороны двери не ответили, но музыка стала тише.

Мичико немного постояв в раздумьях, подошла к двери напротив и постучала:

— Па-ап, ты проснулся?

— Доброе утро, Мичико, — за дверью раздалось шуршание, — я сейчас плёнку проявляю, все щели закрыл, не открывай пока дверь.

— Угу… Ну я тогда пошла завтрак готовить.

На кухне как раз прозвучал сигнал таймера рисоварки, оповещающий о том что рис, готов. Мичико постругала в кипящую воду овощей, кинула щепотку сухих водорослей, развела ложку пасты мисо и выключила огонь.

На столе уже стояли квашеная в пасте мисо редька, баклажаны и размешанная фасоль натто в пластиковых коробочках.

— Фу, натто… — на кухне появился уже собравшийся в школу Току, — а ничего другого нет?

— Есть тарако.

— О, давай!

Мичико достала из холодильника упаковку с икрой, взяла один розовый ломтик и порезала его на тонкие кусочки.

— И это всё? — Току опять недовольно надул губы, глядя на кусочки, выложенные горкой поверх риса.

— Много солёного вредно, и вообще давай ешь уже, ты в школу опаздываешь!

Току сразу замолчал, набивая рот рисом. Сестра была с характером, в семье за мать и за отца тоже, который из своей комнаты выходил только за тем, чтобы сфотографировать дорогу или дерево.

Току уже на ходу допил суп мисо, перекинул большую сумку через плечо и ускакал. Мичико поняла, что отец завтракать не выйдет, поэтому поставила еду на поднос и пошла к нему сама.

— Па-ап, я вхожу. — она постояла немного у двери, прислушиваясь. По звукам было похоже, что отец убирает футон, закрывающий щели.

Дверь открылась из темноты показался худой, щурящийся от яркого света человек. На кончике маленького острого носа магическим образом держались очки.

— Ты совсем ничего не ешь, — строгим голосом сказала Мичико. — ну-ка, давай перекуси.

— О! Натто? — отец с любопытством посмотрел на поднос и открыл проход Мичико.

Она с хозяйским видом прошла в тёмную комнату, едва освещённую красной лампой фотоувеличителя и поставила поднос на столик. Возвращаясь, Мичико задержала взгляд на фотографиях, плавающих в ванночке с водой. На них были, как обычно, запечатлены детали: карниз дома, фонарный столб, орнамент на заборе, и ни одного человеческого лица.

Отец перестал фотографировать людей, после того как от них ушла мама. Мичико хорошо помнила этот момент, когда она ещё подростком лежала в в кровати перед сном и над ней склонилось заплаканное лицо матери. Сильно пахло пахло табаком, в последнее время она много курила. Мама гладила дочь по щеке, и сдавливая рыдания долго извинялась. Мичико не могла понять, за что она просит прощения. А на следующий день мать исчезла с вещами. Оставила только записку отцу, которую он никому не показал.

Друзья матери говорили, что скорее всего она поехала в Кению, работать волонтёром, писать статьи для National Geographic.

Позже, и вправду около двух лет приходили открытки с африканской природой без обратного адреса, мама писала, что у неё всё хорошо.

Она тоже была фотографом, и более удачливым, чем отец. Очень любила фотографировать людей и окружающий их быт. Мичико понимала, что мать была слишком свободолюбивой, не созданной для быта и жизни в семье. С мужем ей было не интересно.

Общие друзья и знакомые осуждали такой поступок, но Мичико любила мать, какой бы она не была, и простила ей все еще тогда, на следующее утро после исчезновения.

— Ты сегодня дома будешь? — спросила Мичико у отца.

— Нет, на этой неделе у меня заказ на бамбуковый лес. Надо будь поискать красивые места. — ответил он.

— У нас около работы шикарный бамбуковый лес, — сказала Мичико, — если окажешься рядом, заходи, пообедаем вместе.

— Угу, — ответил отец, полоская фотографии в ванночке. Он подхватывал щипцами то один, то другой снимок, придирчиво рассматривая детали из под очков.

Мичико поняла, что диалог закончен:

— Ну, я пойду, пробегусь перед работой.

Отец в ответ только кивнул.

Перед выходом из дома, Мичико показалось, что пошёл ливень. Один из тех, что начинаются неожиданно и льют как из ведра в самую жаркую погоду. Но выйдя на улицу, Мичико с разочарованием поняла, что за шум дождя приняла стрёкот цикад. В парке, где она бегала каждое утро, этот треск становился невыносимым и плавил мозг не хуже самой жары. Некоторые из цикад уже заканчивали свой жизненный цикл и падали с деревьев, стуча хитиновыми крылышками о землю. Иногда под кроссовками хрустели уже изъеденные муравьями пустые оболочки, заставляя Мичико вздрагивать. Этот хруст навевал ей мысли о смерти.

Пять лет назад им позвонили домой из полиции. Разговаривали с отцом около получаса. Потом он ездил на опознание. Маму нашли повесившейся в одной из съёмных квартир на окраине города. Она не оставила никакой записки, но полиция решила, что это самоубийство. В подробности Мичико не посвящали, но похоже, мама вернулась из Африки и проживала в Японии уже пару лет. Чем она занималась, всё это время, никто не знал. Когда привезли тело, никто не мог поверить, что она так изменилась. Всегда длинные волосы были коротко подстрижены и перекрашены в светло-коричневый цвет. Лицо опухшее. Отпевали по-тихому, в узком семейном кругу.

Перед кремацией Мичико всю ночь провела у гроба. Отец не смог простить матери исчезновения, поэтому присутствовать на ночном бдении отказался. Току был ещё маленький.

— Где ты была всё это время, мама? Что делала? — задавала вопросы Мичико, глядя на мать сквозь стеклянное окошко гроба. Марлевые валики, вставленные в ноздри, делали одутловатое　лицо, ещё более непохожим на её родную мать.

А эта пустая оболочка от цикад, хрустящая под ногами, напомнила день кремации, когда из печи вывезли металлический лоток с пеплом и костями, и они, всей семьёй стали перекладывать палочками кости в урну. Току тогда не удержал одну из косточек, уронил на пол и наступил нечаянно. Раздался вот такой же самый хруст.

Мичико поняла, что майка мокрая насквозь от пота, и если она ещё несклолько минут побудет в парке, то потеряет сознание. Нужен был холодный душ, срочно.

В восемь тридцать Мичико уже подъезжала к станции метро. Оставив велосипед на бесплатной парковке, она побежала переходу, спасаясь от пекла. Спустившись под землю, облегчения девушка не почувствовала. Казалось, жара заполнила даже самые глубокие закоулки города. Час пик уже прошёл, народу было мало. Мичико встала за женщиной в кимоно, поражаясь, как та только не сварилась под несколькими слоями ткани.

Из чёрного зева тонеля подул прохладный ветерок с запахом нагретой резины и бетона. Мичико на секунду закрыла глаза, отдаваясь физическим ощущениям, холодку, прошедшему по ногам.

Послышался сигнал, Мичико открыла глаза. В зеве появился свет, подуло ещё сильнее. Фигура, стоящая впереди задрожала. Плечи женщины в кимоно начали съёживаться, голова вдавилась в плечи.

Поезд был уже почти близко и Мичико увидела в стеклянной кабине машиниста в фуражке с белым, как полотно лицом. Он смотрел на женщину в кимоно, и казалось, на подсознательном уровне уже знал, что должно произойти. Время растянулось. Мичико, не понимая, зачем, схватилась двумя руками за расшитый золотом оби. Женщина попыталась дёрнуться, но Мичико держала крепко. Поезд остановился.

Люди вокруг не поняли, что произошло, а может быть и сделали вид, что не поняли. Мичико мягко втолкнула женщину в открытые двери и провела в самый угол вагона.

— Дайте мне достойно умереть, — прошептала женщина и высвободила руку из стиснувшей её руки Мичико.

— И это вы называете достойно? — Мичико чуть не сорвалась на крик— вы только что чуть не подставили столько людей!

— О чём вы говорите? — женщина возмущалась, но уже без нотки уверенности.

— Вы хотели сделать невинного человека убийцей! И разве вы не видели что на платформе стояли дети? Думаете им будет приятно смотреть на вашу оторванную голову?

— Как вы ужасно выражаетесь. Я об этом не думала!

— Ну конечно, вы думали только о себе, а я, между прочим, на работу опаздываю.

— Простите, что причинила вам беспокойство, — женщина поклонилась, — а теперь, мне надо идти.

Она встала, чтобы выйти на следующей остановке. Мичико не хотелось применять силу, но она взяла женщину за руку и посадила обратно.

— Обещаю, что никому не скажу, но и вы пообещайте мне, что не сделаете этого сегодня. Перенесите на завтра.

— Мне некуда идти, — ответила женщина, — я уже попрощалась с жизнью.

— Тогда помогите мне, — ответила Мичико, — из-за вас орава бабушек и дедушек, чуть не осталась без завтрака. Поработаете день со мной, а завтра делайте, что хотите. Только под поезд прыгать не советую. Такое красивое кимоно запачкаете.

— А что нужно делать? — женщина, похоже была заинтересована таким поворотом событий. Мичико не могла понять, что творится в душе у неудавшейся самоубийцы. Такое ощущение, ей было всё равно, что произойдёт дальше. Человек, полностью утративший цель в жизни.

Поезд остановился.

— Наша остановка, выходим, — Мичико опять подхватила женщину под руку, и повела к дверям, — напишете заявление о приёме на работу, я вам всё объясню.

От метро до "Поющего Солнышка" пешком было минут пятнадцать. Женщины еле плелись из-за того, что Акеми, так звали новую знакомую Мичико, постоянно спотыкалась и уже не могла идти под палящим солнцем в тяжёлых одеждах.

— Как вы вообще дошли до метро? — спросила девушка.

— Я тогда мало что чувствовала, так как шла умирать, — женщина раскрепостилась, в словах послышалась ирония, — а сейчас, я иду на работу.

Они прошли по тропинке через бамбуковую рощу, и остановились у забора с железной калиткой. Мичико открыла ключом замок и пропустила Акеми на территорию пансиона.

— Все двери, а так же лифт, закрываются одним ключом, — объясняла девушка, — пока походите со мной без ключа.

Они обошли старинное здание, где из широких окон с любопытством таращились старички и подошли к чёрному входу. Мичико провернула ключ в украшенной витражом двери.

— Добро пожаловать в "Поющее Солнышко". — сказала она Акеми.

После того как Акеми заполнила нужные документы, Мичико отвела её в комнату для персонала, дала рабочую форму:

— Штаны советую подвязать. — сказала она, — и волосы спрячьте под платком.

— Спасибо, вы так добры. — ответила Акеми.

— Рано благодарить, работа не из лёгких. — сказала Мичико и посмотрела, как Акеми распускает оби: — Вам помощь не нужна?

— Нет, спасибо, надевать и снимать кимоно я умею в совершенстве. Мамина школа.

— Ну тогда я зайду за вами чуть позже.

Мичико спустилась на первый этаж. Кен уже разливал по чашкам чай, одновременно пытаясь успокоить расплакавшуюся старушку.

— Доброе утро. — повернулся он к Мичико.

— Спасибо за чай, Кен, — ответила девушка, и сделала кивок в сторону плачущей женщины, — что случилось с Сато-сан?

— Всё как обычно, — сказал Кен, — плачет по поводу своего сына.

Маленькая, сморщенная и коричневая, словно мочёная слива умэ Сато-сан страдала провалами в памяти. Она переживала, что её сын всё никак не женится. И хотя на самом деле её сын уже давно женился и наделал ей внуков, с которыми навещает мать пару раз в неделю, Сато-сан периодически забывает об этом.

Мичико решала эту проблему быстро. Она отодвинула Кена и подошла к скрючившейся в инвалидном кресле женщине.

— Мама?

Бабушка перестала плакать и подняла глаза.

— Мама, здравствуйте, вы меня не помните? — продолжила Мичико, — Я ваша невестка, Юко.

— Врёшь! — Сато-сан надула щёки.

— Ну как же, вы не помните, как плакали на нашей свадьбе? Мы её на Гавайях праздновали.

— Да? — в голосе Гото-сан слышались нотки недоверия, — а по моему, в Токио мы праздновали. Врёшь ты всё!

— Точно на Гавайях! Вы ещё тогда впервые кокосовое молоко попробовали и сказали:"Фу гадость!"

— Не помню я этого, — ответила Гото-сан, но уже сомневаясь, — но на меня похоже, не люблю ничего, кроме ячменного чая.

— Ну вот и хорошо, — ответила Мичико, и обратилась к Кену: — Пойду приведу новую работницу.

Через десять минут Акеми и Мичико спустились в холл. Акеми невозможно было узнать, на удивление дурацкий наряд ей шёл намного больше, чем Мичико. Такое ощущение, что само Милосердие спустилось с небес к простым людям.

Кен покраснел и активно захлопал ресницами.

— Вот она, моя невестка! — сказала Сато-сан, и с укором ткнула пальцем в сторону Мичико: — Я так и знала, что ты не настоящая.