Дар

В тот год бог светлого неба Дэнка разгневался на мир. Разгоряченный злобой, каждый день он жарким семенем изливался на землю и выжигал все, что ползало по ней.

Река, недавно досыта поившая и суслика, и тигра, и буйвола, и человека, почти пересохла. Нависавшие над протоками скалы стали горячими, не ступить босой ногой. Густой лес, сбегавший со склона к излучине реки, сжался и стал прозрачным. Не пройти незамеченным.

«За что, о Великий Дэнка?» — стенали женщины племени Ун, обитавшего у реки. Они все время дня сидели в темной пещере и ныли, как это вредно для женских кос.

«За что, о Великий Дэнка?» — взывали женщины племени Тун, жившего в висячих хижинах в лесу. Лианы, удерживающие домики-гнезда, совсем иссохли. Никому не хотелось шмякнуться темной ночью, да со всей семьей, с большой высоты о высохшую землю. Ночевать приходилось под кустами. А это опасно.

Мужчины обоих племен находили тенек, укладывались на сухой траве группками и старались не шевелиться лишний раз. Мужчины Ун с этой стороны ручейка, оставшегося от реки, мужчины Тун — с другой.

Старейшины болтали целыми днями (что им еще делать-то?), судили: сколько восходов будет длиться гнев Дэнки. «Видать, не может ублажить своего мужчину ночная богиня Белая корова. Стала совсем тощей. Едва видимая бродит по черным небесным полям, не давая людям прохлады даже ночью. Не может понести никак от семени бога. Прячется от Дэнки в темных пещерах за горизонтом. Все зло от баб этих». Такой вывод делали старейшины.

«Погибнем все от сухости в жилах. Чтобы утолить жажду, скоро будем жевать сырую землю! Если найдем такую!» Так ворчали мужчины.

Только самый старый ун, Одноглазый Сыч, не вздыхал тяжело, не ныл, как малец, прищемивший камнем ногу. Сыч не покрикивал на женщин племени, как остальные мужчины. Каждый день выбирал он место на самом солнцепеке и ложился, сворачивая костлявое тело в кружок, как больная кошка. Как лежали мертвые предки в укромных местах племенной Пещеры.

— Вот что скажу, — говорил он, кутаясь в шкуру медведя, потому что мерз даже в такие обжигающие дни. — Все это во благо нам. Нет гнева Дэнки. Огонь его лика — дар для нас.

И все мужчины посмеивались над ним за глаза. Река исхудала, как тело Сыча. Буйволы не ждали охотников, падали до их прихода. Разве хорошо это?! Женщины прятались в Пещере, не ходили со своими мужчинами повеселиться за скалы, ссылались на невыносимую духоту и слишком горячий песок под их спинами. Разве разумно это?!

Лис, Рыжий Дурень, был мужчиной Ун, правда, пока безусым и безбородым. Но и он не хотел валяться на горячей земле, бездумно уставившись в небо. Голод, подступавший к молодому желудку, настойчиво тянул к племенной Пещере. Там старухи коптили остатки буйвола. А девчонки запекали завернутые в листья потроха обезьян и яйца куропаток. Запах мяса, прижатый тяжелым воздухом к земле, словно ленивый питон, ползал у входа, заманивая Лиса.

Облизываясь и сглатывая слюну, Лис незаметно протиснулся в жилище.

Женщины немедленно загалдели разномастными голосами:

— Смотрите-ка — Дурень!

— Вали отсюда, сопливый кобелек!

— Лис пришел поохотиться не в лесу — в Пещере!

— Да что ты! Вдруг он в лесу встретит волка?

— Пойди, поищи хотя бы ракушек на дне реки! Тоже охота!

И в хохот! И в визг! И громче всех смеялась Ласочка, дочь Вождя.

— Подкоптим его на углях! — закричала она. — Будет нам вкусное мясо!

И все бросились на Лиса. Ему стоило больших усилий вывернуться из цепких лап самок. Выскочил на свет дня и ослеп на мгновение.

— Дуры! — крикнул он в темный зев входа, отбежав на безопасное расстояние. — Чтоб вас там придавило! Чтоб вас всех задрали медведи, если не желаете приветить мужчину родного племени!

Из пещеры немедленно вылетел увесистый камень. Лис увернулся.

— Клянемся, — раздался из темноты Ласочкин голос. — Ни одна из этой Пещеры не станет твоей женщиной ни ночью, ни днем.

— Очень надо! — заорал Лис, развязал набедренную повязку и дал в сторону входа мощную струю. Следов не осталось от жидкости на раскаленном песке. Только сизые облачка.

— Можешь не размахивать тут своим хозяйством! — загалдели из Пещеры. — Оно тебе не было нужно, а теперь вообще не понадобится.

Со стороны кустарника послышалось гоготание воинов.

Лис совсем разозлился. Пиная в сердцах песок под ногами, пошел прочь от своего племени.

— Уйду от них к волкам, — ворчал он. — Стану волчьим вожаком-повелителем. Обрету силу зверскую! Вернусь, всех баб порву! Буду коптить по одной над жарким огнем. Все зло от них!

Лис даже задумался над выбором способа закрепления визжащей женщины на костровых перекладинах.

— Надо их сначала оглушать, — пришел он к выводу и резко остановился.

На обнажившейся части дна реки копалась девушка. Она сидела на корточках, спиной к Лису, и складывала ракушки в плетеную корзину. Девушка из племени Тун. Их женщины умели плести не только корзины, но и тонкие серые покрывала, в которые закутывали себя.

Лис провел взглядом по близлежащим кустам. Одна.

Неслышно ступая, начал подкрадываться. Выплеснуть скопившуюся злобу желал он. И охотничий азарт, как разбуженный зверь, напряг каждую мышцу в жилистом теле.

Два осторожных шага оставалось до волос девушки. Схватить, прижать лицом в горячий песок…

Но она почуяла опасность, резко обернулась, вскочила и замахнулась остро обколотым камнем.

— Что тебе? — зашипела.

— Ничего такого, что тебе не понравилось бы! — выдал Лис и сам себе удивился. Словоохотливый и любвеобильный самец зашевелился в нем, как сурок в норе. — Как зовут тебя, женщина? — спросил он крайне миролюбиво.

Девушка молчала, крепко сжав спесивые губы.

— Не смотри на меня так враждебно! — Лис опустился на песок. — Я тебя не съем. Мы недавно пообедали. И я не шаман! Волхвовать не умею. Не превращу тебя в камень, не заставлю духов гонять тебя, как пчелы бортника. Меня Лис зовут. Из племени Ун. Я живу там…

— Я знаю, из какого ты племени, — оборвала девушка. — Ты с той стороны реки.

— И что, я не могу узнать твое имя? Я здесь один, и я, кстати, назвал себя.

Лис сделал вид, что обиделся. Немного обиделся. Опустил глаза, будто не собирался смотреть на нее более никогда. На девушку Тун это произвело впечатление.

— Ящерка, — сказала она и нахмурила брови. Чтобы Лис не сомневался в серьезности ее намерений.

— Как красиво назвали тебя в племени! — оживился Лис. — И как точно! Ты такая же гибкая и сочная, как и розовые ящерицы, что сидят на камнях у протоки…

— И такая же быстрая, — девушка для наглядности покачала камнем в руке. Оружие было серьезным. Таким и шею распороть можно.

Лис сменил тактику.

— Душно. Хотел найти место в реке, чтобы охладить немного тело мое. Совсем и во рту пересохло, — проговорил Лис слабым голосом, потом зашатался, свел глаза к носу и упал спиной на сырую глинистую землю.

Девушка охнула и бросилась к нему. Вытряхнула ракушки из корзинки и накрыла ею голову Лиса. Побежала к оставшемуся от реки ручейку, скинула покрывало и намочила его в воде. Вернулась к Лису и положила мокрое одеяние ему на грудь.

— Эй, Лис! — позвала она. — Ты не сдох?

Лис незаметно высвободил руки и крепко обхватил Ящерку. Она взвизгнула и начала извиваться. Но Лис, шепча сначала угрозы, потом примирительные слова, ловко скрутил добычу так, чтобы не дергалась. Коленом раздвинул ее бедра, насел с силой и довел охоту до конца. Эх, была бы это Ласочка!

Когда он, удовлетворенный, освободил Ящерку из захвата, она не убежала. Вся в поту, глине и песке осталась лежать с ним рядом. И драться не стала. Только пыхтела рассерженно.

Солнце раскаленным оком наблюдало за ними.

— Я теперь твоя женщина? — нарушила молчание Ящерка.

— Конечно, — ответил Лис лениво и сплюнул песчинку. — Так оно и есть.

— Возьмешь меня в твое племя?

«Совсем дура», — подумал Лис. Кому она нужна в перенаселенной норе?

— Нет, не могу.

— Почему?

«Рассказать ей про Ласочку?» — усмехнулся Лис. Как бы не кинулась и не укусила. Не оставила шрам от женских зубов. Не оберешься насмешек в Пещере.

— Нам нельзя приводить женщин. Вот если бы ты понесла от меня. Стала бы полной, как Белая корова. Наши предки не стали бы выть злобно на тебя, а ввели бы в Пещеру под руки. И тогда, клянусь, перед всем племенем сказал бы: вот моя женщина.

Ящерка приподнялась на локте.

— Слова мужчин — ветер. То ласково шевелит волосами женщины, то треплет за косы до крови. Чем ты клянешься, что так и сделаешь?

Лис ухмыльнулся. В племени Тун особые порядки.

— Рекой, которая разделяет наши племена! — выдумал он.

— Воды в ней скоро совсем не будет. Разве это клятва? — Глаза Ящерки сузились. И острый камень лежал совсем недалеко.

— Стадом буйволов, которые идут сюда, к воде, и земля дрожит от их топота!

— Сегодня буйволы есть, завтра их нет! Даже кости их разбирают птицы. Это не свидетели клятвы!

— Так чем поклясться, скажи!

— Сырой землей, на которой мы лежим! — сказала Ящерка тихо.

— Клянусь землей, этой землей, — Лис сел и прижал ладонь к сырой глинистой почве. Потом указал девушке на отпечаток. — Слово мое так тяжело, что в землю вошло. Видишь, земля не даст мне соврать. А Дэнка Великий не даст забыть.

Лис встал, отряхнулся и пошел обратно к племенной Пещере. Есть хотелось нестерпимо. Сонный Дэнка уже валился к горизонту. Вдали за лесом мычало стадо. Буйволы шли на водопой. Мужчины, наверное, готовились к вылазке. Может, сегодня бог охоты пошлет и ему, Лису, удачу.

Потом дни полетели, как вспорхнувшие птицы: сразу много, шумно, хлопотно. Ночи удлинились. Однажды луна, Белая корова, стала полной. Со стороны Яркой Звезды набежали темные тяжелые тучи. Пошел долгий дождь. Река поднялась в берегах и смыла следы былой засухи. Молодежь целыми днями плескалась на отмели, устраивая шумные игры: нырнуть и найти большую ракушку, бросить дальше всех плоский камень, устоять на мокрой вращающейся коряге. Во всех играх заправляли Лис и Ласочка. Редко кто побеждал их.

Потом подошли холода. Надо было собрать много валежника, наломать его и сложить у входа в Пещеру. Потом звери сделались хитрыми, осторожными, и племя Ун голодало.

Потом Лис несколько раз отличился на охоте, женщины более не гнали его из теплого жилища. А прекрасная Ласочка, дочь Вождя, погладывала в его сторону, улыбаясь. Через некоторое время Вождь указал Лису место не у входа в Пещеру, а почти у самого костра, но пока рядом с дряхлым Сычом.

Потом дни наполнились запахами, как игривыми бабочками. Лик Дэнки стал теплеть. Рыба засуетилась на перекатах реки. Временами ветер становился ласковым. Свежая листва зеленым туманом обернула лес. Сыч, а с ним и выжившие после холодов старейшины, стали спать вне пещеры вместе с мужчинами.

Ласочка и Лис первый раз ходили за скалы. Пошептаться о том о сем.

А потом пришла жара. Не такая, как в прошлом году. Полегче. Однако река обмелела. И ее снова можно было перейти вброд.

Мужчины между охотничьими походами занимались поиском тенистого лежбища. Устраивались подальше от лика горячего Дэнки.

Красный Буйвол подошел к тому месту, где лежал с молодыми охотниками Лис.

— Эй, Дурень, — рявкнул он и чувствительно пнул Лиса в бедро. — Вождь зовет.

Всем стало интересно. Почесывающейся и посмеивающейся толпой молодежь потянулась к Пещере.

Все племя высыпало на утоптанную площадку перед входом. Случилось что-то важное. Родичи, увидев Лиса, расступились. Перед вождем и старейшинами стояли двое мужчин из племени Тун и Ящерка с корзинкой в руках. В корзинке, обмазанной глиной и застеленной изнутри куском полотна, ворочался младенец.

Внутри Лиса стало холодно. Казалось, даже кровь его от холода стала хрустящей, как кусочки воды зимним утром.

— Твоя охота? — спросил Вождь, кивнув на Ящерку.

— Нет, — выдавил Лис.

— А они говорят — твоя…

— Мало ли что они там говорят! — рванул Лис из ловушки. — В племени Тун все странные. Свалится по дурости кто-нибудь с дерева, потом ходит, рассказывает небылицы.

— Ты клялся, — напомнила Ящерка. Она была настроена решительно. Лис это отметил. — Ты клялся. Дэнка запечатлел клятву!

— Забот у Дэнки мало, приглядывать за неразумными девчонками! — возмутился Лис притворно. — Людей нет, кто бы мог подтвердить твои слова? Почему привели ее сюда? В лесу мало охотников за бабами побегать?

— Дэнка обязал нас жить в гнездах. Как птиц, — начал мужчина племени Тун спокойно. — А не прятаться в норах, как крысы. Но кукушек нам не надо. Убьем ее здесь, назад не поведем. У нее нет гнезда. И нет мужчины, который бы кормил твоего ребенка.

Лис нашел глазами Ласочку. Она хмурилась и слушала пришлого внимательно.

— Убивайте! — боролся Лис. — Но я тут ни при чем!

— Ты клялся, — настаивала Ящерка. — Земля сохранила клятву. Твою клятву!

Лис засмеялся громко, но никто не поддержал его.

Ящерка положила на песок корзинку. Пошарила под ребенком и вытащила кусок затвердевшей глины. Она протянула Вождю увесистое доказательство.

— Вот его клятва! Или нет верного слова перед ликом Дэнки? Или гнева его хотите?

Лис закрыл глаза на мгновение. Хитрая саламандра! Он представил, как она каменным ножом вырезала часть глины с его неразумно оставленным отпечатком, как высушила его, как хранила долгие месяцы.

— Подойди сюда, — громыхнул Вождь. — Дай руку!

Лис подошел к Вождю, едва передвигая ноги.

— Сыч, ты мудр, — обратился Вождь к старейшине. — Твой единственный глаз видит более, чем два у любого. Скажи, что видишь?

Сыч склонился над отпечатком и протянутой ладонью Лиса. Придвинул лицо к руке так близко, что Лис почувствовал кожей слабое старческое дыхание.

— Это след Лиса, — сказал Сыч после долгого разглядывания. Племя ахнуло. Шелест и гул, как проливной дождь, пробежался по толпе.

— Жаркий гнев Дэнки запечатал след, — продолжил Сыч и поднял глиняный кусок над головой. — Земля превратилась в камень! Она говорит правду. Он лжет.

Затем добавил тихо:

— Баб и так перебор! Покоя нет! И еще придется потесниться!

— Не придется, — оборвал Вождь громко. — Ищи другую пещеру, Лис! Или плети себе дом из веток! А потом прыгай по деревьям, как обезьяна!

Женщины захихикали. Мужчины-охотники переглянулись.

Чтобы слова отца стали более весомыми, дочь его, Ласочка, подошла к Лису и с размаху крепко сунула ему в нос кулаком.

Лис не стал прикрываться. Только качнулся немного. Теплая струйка побежала по губам и подбородку. Горячая даже. Как лучи Дэнки. Спиной повернулся Лис к родной Пещере и пошел молча вдоль реки. А за ним засеменила Ящерка, неся на руках ребенка.

Как только скрылись они из виду, сказал старый Сыч веское слово.

— Не бывает от Дэнки плохого. Все, что ни шлет он нам — хорошо. И холод, и тепло, и сухость, и влагу… И огонь в пещере, и мясо буйвола… И ласковость воды, и крепость камня… Сколько жить будете, хвалите Дэнку! Запомните год, когда нас покинули Лис и его женщина! В этот год Дэнка показал нам, как запечатлевать договор, как доказать клятву, как наказать лжеца, не имевшего страха перед небом. Хвала жаркому гневу Дэнки! Он научил нас хранить свидетельства.

— А если, допустим, я ногой на глину встану, — сказал Ленивый Енот. — Глина под ликом Дэнки засохнет. Это будет считаться свидетельством клятвы?

— Ты лучше задницей сядь! — посоветовал Красный Буйвол. — У тебя на ней шрам от волчьего клыка. Точно ни с кем не спутают!

— Теперь все будем требовать от мужчин клятв только в глиняном виде! — хохотнула Рысь, принесшая племени пятерых сорванцов.

— А если у всех осенью отпечатки собрать, весной можно будет понять, кто из пещеры после холодов не вышел, — предложил Кабан Рваное Ухо.

— И пусть мужчины сделают отпечатки своих причиндалов, — сказала Коза Острые Рожки. — Чтобы сравнить было можно, а потом выбрать подходящий!

И женщины племени Ун смеялись и галдели до вечера.

Дары от богов, это точно. А вот от баб одно зло…

(Фрагмент № 25

пиктографической летописи «Хроники Ун»

из северного отвода Пещеры «А»).