Цель: магрибец

«…да не поднимется меж нами вражда вовеки,

доколе смыкает над миром своды

Всемогущее Небо…»

непреложный закон Владеющих Силой

***

Мгновение назад — раскалённая площадь ширазской мечети, дымящаяся кровью. Только что — неистовство битвы и победный рёв врага. Скошенные кривыми клинками, падали братья. Стражи магрибца дрались люто, но Кадар уже видел впереди его алую куфию. Уже заносил шамшир над стражем, что стоял на пути, но руку отбросило; что-то гремело, давило, засыпа̀ло сверху, будто он оказался под городской стеной, а её атакуют из камнемётов.

Площадь исчезла. Кадар лежал среди невысоких каменных стен в груде обломков и серой кирпичной крошки. Через изломанные края крыши било жаром стоящее в зените солнце. Ни лязга мечей, ни хрипов умирающих — неожиданная тишина.

Магрибец ушёл. Кадар не справился. Страшнее нет позора.

Боль укусила робко, будто пробовала силы, но, осмелев, с размаху впилась горячими когтями. Кадар сел, стряхнул с лица пыль. Из бедра торчало обломленное древко копья. Кто-то успел сорвать кольчугу. От шамшира в руке осталась деревянная рукоять — клинок будто выдрало из крепления. Лишённый металлических застёжек, кожаный пояс с ножнами лежал рядом.

Кадар огляделся: просторное круглое помещение не имело ни дверей, ни окон; пол завалило кусками рухнувшей крыши. Если его оглушили, почему он жив? Если пленён, почему не скован?

Обломок копья поддался легко, Кадар вырвал его из раны и перетянул ногу ремнём от ножен. Озверевшая боль мешала рассуждать, но и она не способна была заглушить злость поражения.

Он дал клятву. Исполнить не сумел.

Знакомо стрельнуло в висках, на этот раз особенно сильно.

Шагах в десяти, там, где остатки крыши давали тень, что-то зашевелилось. Кадар вскочил, заныло разбитое тело, пальцы заученно потянулись к ножнам, но схватили пустоту. За завалом, стоя на коленях, закашлялась женщина в чёрном плаще, какие носят на западе; пыльные косы мели пол. Тонкая шея, хрупкие запястья — даже если вооружена, не опасна.

— Что это за место? — спросил Кадар, сломленный болью голос дрогнул.

Женщина подняла голову: лицо грязное, на поцарапанной щеке — потёки крови. Обвела взглядом каменные руины, проломленную крышу и привалилась к стене, бормоча что-то непонятное.

Безумная? Перепугана? Кадар отвернулся: некогда было гадать. Жертве удалось уйти, но её смерть просто отсрочена.Вряд ли он находился без сознания долго, магрибец где-то рядом. Пусть даже поблизости стражи, он сумеет вырвать у них оружие.

В прыжке удалось ухватиться за острый край балки перекрытия; Кадар подтянулся и выбрался наверх, готовый к нападению. Засвистел в ушах горячий ветер, мгновенно высушив сырую от пота рубашку. Непривычная растерянность заставила замереть: грызущая боль лишила его разума, и глаза видели то, чего быть не может.

Он стоял у низкого парапета круглой башни — шаг до пропасти. Далёкое основание стены, сложенной из тёсаных глыб в локоть высотой, терялось в плотной зелени. Под палящими лучами реял одинокий орёл, а внизу — куда ни глянь — колыхался волнами бесконечный лес.

Кровь окрасила вылизанный ветром камень. Сколько успело вытечь? Немного: не чувствовалось ни слабости, ни звона в голове, будто вот-вот потеряешь сознание. Когда его успели сюда перенести? Где мечеть Атиг Джами, где площадь, где Шираз? И самое главное — где магрибец?

***

Рания пыталась придумать объяснение своего поступка: не так легко с вершины минарета захватить лучом нужного человека, тем более в сердце битвы. На шее болтался пустой шнурок — амулеты перемещения не предназначены для дальних расстояний, пятьдесят шагов, не больше: неудивительно, что не попала в цель среди мешанины тел и мечей… Хотя, ни к чему выдумывать — просто скажет Учителю правду: она спасла невинную жизнь.

Стряхнула с волос кирпичную труху — неудачное перемещение вышло, хорошо, цела осталась. Луч пробил гигантскую дыру в макушке Башни. Снова истресканные временем стены. Однажды она прождала в одной из Башен трое суток, прежде чем Учитель нашёл её. Наверное, сейчас он думает, что она не поймала цель и переместилась одна, как это было пару раз.

Хоть бы он поторопился. Пускай просьба Учителя не выполнена, но нападающие у мечети в Ширазе обречены: стражей намного больше. Человек в красной куфии останется жив. И лучше встретиться с молчаливым укором, чем оставаться наедине с наведённым на смерть хищником Джахана. Зверь живёт в двухцветном мире, он и сказок в детстве не слышал. Как объяснить ему, что произошло?

Вздымая сапогами тучи пыли, хищник спрыгнул из пролома. Ранен: по ноге расплылось кровавое пятно. В три скачка преодолел завалы, Рания едва успела подняться. Обдало недавним сражением — жаром и горькой яростью, железные пальцы сжали горло. Рания почуствовала, как ноги отрываются от пола. Вдавив её в стену, хищник смотрел свирепо:

— Что это за место?

С бритой головы стекал пот, дрожали в оскале губы. Рычание не обмануло Ранию — напуган. Видно, не так и бесстрашны звери Джахана, когда встречают неизвестное.

— П-пуст-ти… ск-кажу…

Железный капкан разомкнулся, Рания сползла по стене, держась за горло. Хищник нависал над ней, гневно скалясь, но она видела плохо скрываемую дрожь, затаённое страдание в глазах. Ни морщинки на бледном, забрызганном чужой кровью лице — молод совсем, но такими, как он, пугают детей перед сном.

— Это Башня-укрытие, — прохрипела Рания. — Не знаю, где — их сотни по миру. Нас переместил магический луч… Отсюда самим не выбраться.

— Не лги мне, женщина! — хищник намотал на кулак косы, дёрнул вверх.

Шершавый камень стены ожёг спину сквозь плащ, в шее хрустнуло. От смертельного удара отделяло правильное слово. Правильное. Какое?

— Постой! — закричала Рания. — Я могу исцелять! Могу избавить тебя от боли — прямо сейчас!

— Где Шираз? — рыкнул хищник. Не верил. Терял терпение.

— Не знаю, — запричитала Рания. — Правду говорю, клянусь! Позволь помочь тебе.

Глупый, поверь…

Хватка ослабла.

— Если лжёшь, умрёшь очень плохо, женщина… Где твои снадобья?

Не поморщившись, хищник распустил ремень на ноге. Рания медленно положила руку на его влажное от пота плечо; тягучий поток Силы полился в чужое тело. В висок словно вонзалась горячая спица, подстёгивая, и Рания щедро давала — ни к чему беречь. Наблюдала, как перестают дрожать ресницы, разжимаются стиснутые до скрипа зубы, как подозрительность на лице сменяется потрясением.

В голове загудело, замелькали радужные точки. Сила мощно рвалась из ладони, опустошая; грудь с трудом вбирала душный воздух. Ослабевшие пальцы соскользнули с плеча хищника, буро-синими разводами проплыла перед глазами рубашка.

— Не убивай, — успела шепнуть Рания, оседая на пол.

***

Колдунья! Под разорванной, липкой от крови тканью штанов осталась широкая полоса свежего шрама. Это не могло быть сном: он же чувствовал, как боль растекалась по телу, растворялась, пока не ушла полностью. Нога опять стала целой — колдунья не лгала! Но как такое возможно?

Кадар присел над ней: лицо колдуньи осунулось, побелело под полосами грязи, обмякшее тело слегка вздрагивало. Плащ распахнулся, открывая бесстыдно-глубокий вырез на груди. Слабое дыхание приподнимало синий шёлк: вверх-вниз. Узор из бусин передавливал белейшую ровную кожу. Тугие полукружия на расстоянии руки.

Предательская похоть опалила, путала неотвязным зудом. Колдунья. Неизвестно, чего от неё ждать — как дала здоровье, так и отберёт. Убивать её теперь было бы неправильно. Не враг. Кадар отступил подальше, к свету, заставляя себя не оборачиваться. А ведь можно просто прикоснуться, она не узнает…

В висок снова ударило, и унизительный стыд мгновенно изгнал непрошеные мысли. Как смел он думать об удовольствиях, когда магрибец всё ещё жив? Даже не узнал ничего толком. Магический луч? Башня-укрытие? Эта женщина безумна.

Нужно было выбираться. Найти жильё или путешественников и раздобыть коня. Подъезжая к Ширазу, они с братьями видели полосу зелени на севере. Значит, надо идти на юг. Прежде всего — спуститься на землю. Пусть неведомо, что это за башня, и отчего рухнула крыша, но не через крышу же его сюда принесли? Должен быть ход вниз.

Мелкие обломки Кадар расшвырял по краям быстро, но в центре громоздились массивные глыбы и куски балок. Каменное крошево забивало дыхание, хрустело на зубах, сапоги скользили по кирпичной трухе. Трещали от напряжения кости, но глыбы поддавались — понемногу, но сдвигались с места. Сплёвывая комки набившейся в рот пыли, Кадар разгребал острые камни, отбрасывал не глядя, однако везде обнаруживал всё те же плотно подогнанные плиты пола. Ни намёка на дверь.

Струился пот, безжалостное солнце давило на плечи. Среди мусора Кадар нашёл свой пояс, к счастью, закреплённую на нём кожаную флягу с водой те, кто перенёс его сюда, оставили. Горячая вода облегчения не приносила, тут же выходила сквозь кожу.

Завал за завалом, балка за балкой — нетерпение подгоняло, каждый понапрасну осмотренный участок пола добавлял негодования. Ненавистное лицо, прикрытое алой куфией, стояло перед глазами, дразнило недоступностью.

Магрибец. Жив.

***

…за день до резни у мечети Атиг Джами…

С открытой галереи дворца Рания смотрела на серые крыши затихающей Кордовы. Людской поток на улицах редел, терялся в густеющих сумерках. Отсвечивая розовыми бликами на столбиках балюстрады, горело закатное солнце.

Вечер окутывал прохладой, холодя спинку кресла. Даже тёплые пальцы Учителя, перебирающие завитки волос на её шее, вместо обычного покоя вызывали дрожь.

— Только если станет совсем плохо, — тихий голос успокаивал, усыплял. — Наблюдай. Только если увидишь, что хищники одолевают стражей, тогда перемещай с площади человека в красной куфии. Он должен остаться невредим, — стоящий за спиной Учитель наклонился к уху, шёпот пустил мурашки по плечам: — Я же могу на тебя положиться, Рания?

Тишину нарушал треск коптящего факела. Рания сжала на груди амулет в бронзовой оправе: снова Башня? Где на этот раз? Надо не забыть еду и флягу с водой. На двоих. Вот бы амулеты могли перемещать в какое-то заданное место…

— Кто этот человек в красной куфии? — спросила она. — Почему ты уверен, что кто-то наймёт зверей Джахана для его убийства?

— Я не уверен, но нападение возможно. Остальное… не думаю, что тебе нужно это знать, — властные пальцы сжали плечи, пробор в волосах согрело прикосновение губ.

Он просил. О помощи. И не ничего не объяснял, как всегда. После стольких лет так и не считал её достойной доверия и продолжал держать в ранге Ученицы, не желая делать равной. Обидно.

Тем более просьба была подозрительной. Рании очень не хотелось ввязываться в чужие распри, её призвание — целительство. А Учитель просил помешать зверям Джахана, что походило на нарушение закона о мире. Владеющие Силой не чинят препятствий друг другу.

Рания могла отклонить просьбу: пускай сам спасает завтра своего знакомца. Как выйдет из положения? Высокий ранг Учителя не позволял ему использовать магию на священной земле у мечети… Но уверенные губы прижались к губам, и поднявшийся сладкий шторм затопил обиды.

— Жду тебя в спальне, — понимающая улыбка, морщины в уголках глаз. Посул, от которого сложно отказаться. И незачем.

— Конечно. Ты можешь на меня положиться, — сказала Рания вслед уходящему по галерее Учителю. Вряд ли он вовлёк бы единственную Ученицу в дело, нарушающее непреложный закон, да ещё ничего не объяснив. Это было бы низко с его стороны.

Раздался лёгкий шелест: на балюстраду недалеко от её кресла сел орёл. Рания протянула руку, чтобы согнать наглую птицу, но та показалась знакомой. Неужели старый друг пожаловал? Странно — они с Учителем давно перестали общаться…

***

Высохший рот забился пылью, что-то больно ударило по ноге. Рания подняла голову: оказалось, она потеряла сознание. Совсем спятила. Зачем отдала столько сил хищнику? Это же смертельно опасно!

Стоя спиной к ней, хищник размётывал кучу обломков. Во все стороны летели мелкие камни, в воздухе стояла пыльная пелена. Он растащил глыбы! Огромные, неподъёмные, перевернул все завалы!

— Здесь нет выхода, — устало сказала Рания: до сих пор не верил.

Хищник развернулся к ней: взмокший, синяя рубашка в разводах соли; с рук, по локоть покрытых кровью, свисали лохмотья кожи. Старался не показывать, но Рания узнала отчаяние во взгляде. Небо Всесильное! Несчастный зверёныш. Зачем Джахан мучил его? Зачем послал в Атиг Джами девятерых — девятерых! — против несметной стражи, заранее понимая, что шансов у хищников нет?

— Нас действительно переместил магический луч, — мягко объясняла она. — Нужно ждать, когда мой Учитель найдёт и заберёт нас отсюда.

— Куда заберёт? Когда? — говорил он злобно, но больше не пытался вырвать объяснения силой.

— В Кордову, в свой дворец. Когда сможет, — вздохнула Рания, прислоняясь к стене.

Сбросила ненужный плащ, парило — не вздохнуть. Тёмное пятно на полу привлекло внимание, Рания испуганно раскидала камни и похолодела: кожаную флягу, которую она взяла с собой, раздавило, уже высыхала вытекшая вода. Она и не заметила, как выронила её, а наведённый на смерть хищник думал только о жертве.

— Кто тогда отобрал оружие? Доспехи? — сдерживаемый гнев грозил прорваться. Что он тогда сделает? Снова применит насилие?

Меньше всего хотелось причинять ему вред. Рания успокаивающе подняла руку:

— Луч не перемещает металл. Всё осталось там, на площади.

— Почему переместило меня?

— Случайно, — солгала Рания.

Хищник выругался, сжал кулаки и сморщился от боли. Удивлённо осмотрел раны, похоже, лишь сейчас заметил. Он выглядел растерянным: представления о мире рушились на глазах. Учили его только сражаться, а сражаться здесь было не с кем.

Когда он подпрыгнул и мгновенно выбрался через пролом на крышу, Рания перевела дух: не придётся отвечать на расспросы. Пускай проветрится и успокоится, если это возможно. Где его жертва, точно мог сказать разве что сам Повелитель разума: пока наведение работает, Джахан всегда чувствует, где находится цель…

Калёной спицей снова пронзило голову. Хищника слышно не было: что он там делал? Ведь способен на что угодно ради цели, не зря халифы платили Джахану за наём зверей огромные деньги. Охватило беспокойство, настолько сильное, что Рания вскочила с места, долго пыталась допрыгнуть до пролома. Неловко ухватилась за край, обламывая ногти, с трудом выползла на крышу, больно сдирая ноги о камень. Пустяк, нельзя дать зверёнышу натворить глупостей!

Наверху его не было.

Нещадный ветер сёк распаренную кожу жаркими плетьми, сбивал с ног, громада солнца плавила мир. Рания в панике оглянулась: кровавый след пальцев остался на низком парапете — бросилась на колени, склонилась над пропастью. Силы Небесные! На чём он держался? Глыбы подогнаны плотно, зацепиться не за что. Хищник распластался по стене, нога чудом стояла на крохотном выступе между камней, вторая на ощупь искала опору. Нет-нет-нет, осторожнее, глупый!

Впервые Рания видела, что происходит с человеком, который не может выполнить приказ Джахана. Как же страшно и бессмысленно! Не зря Учитель призывал магов запретить его наведение людей на цель. Повелителя разума давно пора придержать.

— Вернись! — позвала она, перекрикивая ветер. — Это невозможно, сорвёшься!

Хищник поднял перекошенное от усилий лицо — понял! Понял ли?

— Погибнешь, и тогда твоя жертва точно останется жива, — убеждала Рания. — Прошу, вернись. Нужно подождать.

Он долго смотрел на неё — перепачканное платье, растрёпанные ветром волосы, лезущие в рот. Видел он её или нет? Как понимал Силу, ведущую его? Долг, честь? Зверёныш и не подозревал о том, что на самом деле сделал с ним Джахан.

Наконец, хрипя от натуги, вскарабкался обратно на крышу. Умница. Рания едва не расплакалась от облегчения, положила руку на плечо сидящего рядом хищника. Клочья кожи на его ранах встрепенулись, затягивая повреждения, коркой осыпалась по ветру засохшая кровь. Хищник угрюмо стёр с лица грязь, оставляя полосы, и спрыгнул в пролом, на кучу крошева.

Рания вздохнула: всё сделано правильно. Учитель просил использовать амулет, только если человеку в красной куфии придётся плохо, только если хищники станут одолевать стражей у мечети. Но за огромным отрядом охраны человеку в красной куфии ничего не грозило. Зато безвинного хищника она спасла от вернейшей гибели, переместив сюда. Хотя бы одного из девятерых. Учитель поймёт. Он умеет многое, снимет наведение на смерть, и зверёныш будет свободен. Главное, сейчас он в безопасности, цел. Почему-то это стало невероятно важно…

***

Раньше Кадар считал, что тяжелее всего день и ночь проводить в изнуряющих тренировках, когда плакало тело, стёртые в кровь ладони роняли оружие, а неумолимый взгляд наставника заставлял подниматься снова и снова… Он ошибался. Тяжелее всего ничего не делать, знать, что ничего сделать не можешь, и неизвестно, когда сможешь. Каждое слово колдуньи всё больше отдаляло магрибца. Какой-то дворец, учитель, какая-то Кордова… Он оказался вовлечён в непонятные события. Остался один.

Как смотреть в глаза братьям? Как поступил бы Великий Джахан, увидев своего воина ждущим чуда? Всё ли испробовал, всё ли сделал, что возможно? Позорное бездействие достойно смерти, сейчас Кадар принял бы её с радостью. Желанная пустота, Ничто в Нигде. Часто он бывал там, но лекари замка всегда возвращали обратно. Братьев, павших у Атиг Джами, не вернут.

Стыд душил, беспрестанно ломил в висках. Скрёбся в горле, нагнетая злость, заставляя сжиматься кулаки, жаждущие чужой жизни. Сотни раз Кадар порывался встать, поискать другой выход, другой способ, хоть что-то. Но приказал себе сидеть: метания бессмысленны.

Колдунья устроилась у стены, обняв колени и прикрыв глаза. Она была права, трижды права: пытаться слезть по стене башни безрассудно. Кадар дал ей напиться: раз она исцелила его, то заслужила помощь. Фляга стала лёгкой — на дне плескалось, жажда сушила мысли. Хотя у колдуньи оказался узелок с лепёшками и вяленым мясом, было не до еды, зной и нетерпение отбирали все силы.

Томительную тишину иногда нарушал клёкот орла наверху. Удары сердца отсчитывали тягучее время, спасительная тень от крыши сползала в сторону. Палящий шар катился к закату, ярился напоследок, заставляя кипеть воздух. Сколько ещё могла продолжаться эта пытка? Где обещанный учитель, верёвку ему на шею?..

Чёрный плащ колдуньи!

Кадар взлетел с места, тело обрадованно ожило. Подскочил к сжавшейся колдунье, выхватил из-под неё плащ, на котором она сидела. Плотная шерсть затрещала под напором, разрываясь на длинные ленты, пальцы отозвались болью. Кадар лихорадочно вязал ленты в верёвку, как учили, мёртвыми узлами.

— Ничего не выйдет, — завела своё колдунья, — этого не хватит.

На этот раз выйдет. Она вскрикнула, когда Кадар рванул подол её платья, тяжёлый шёлк расползся по шву, отходя от талии. Под верхним слоем оказалась ещё одна юбка, белоснежно-чистая — хорошо. Верёвка извивалась, складываясь в пыли — кольцо за кольцом, синева шёлка поверх черноты шерсти.

Уже покорно колдунья позволила сдёрнуть с себя и белую юбку, оставшись в чём-то полупрозрачном ниже талии. Кадар попытался разорвать вдоль свой широкий кожаный пояс, но не осилил, с досадой отбросил подальше. Стащил с себя рубашку, штаны, разодрал пополам и добавил к гладкому шёлку. Это будет внизу — слабая ткань.

Солнце жгло голое тело, колдунья продолжала донимать, размахивая руками:

— И до половины не доберёшься. Прыгать будешь? Верная смерть.

Кадар взглянул — взять бы её косы, только отрезать нечем. Вырвать!

— Что? Что ты? — она испуганно отступила.

Он сдёрнул с её шеи плетёный шнурок, повертел — хлипкий, дрянь.

— Не получится, сам же понимаешь, — колдунья подняла руки, защищаясь. — Даже если верёвка вдвое длиннее будет. Услышь ты меня!

Капля пота катилась по её шее в тесноту под платьем. На передавленные синим узором налитые возвышения. Будто раскалённым копьём ударило — Кадар едва пополам не согнулся. Какого цвета вершинки — бледно-розовые, как пересохшие губы?.. Сильная ткань, такую тяжесть держит — нужно добавить к верёвке. Рванул смело, рассыпались мелкие бусины, Кадар сжал тёплый шёлк. Магрибец ждёт… Косы вырвать…

Бледно-розовые. О, проклятье…

***

Хищник остановился. Исчез с лица гнев, выроненный клок платья осел в пыль. Неужели это способно его отвлечь? Рания осторожно взяла его руку, положила себе на грудь. Он прикоснулся неверяще, словно сомневался. Да, глупый. Всё можно. Только не ходи наверх, не ходи.

Смяли тело загрубелые пальцы, хищник алчно вжался в грудь колючим лицом; зубы чертили полосы, тряслись смуглые, исчерченные шрамами плечи. Рания обняла липкую от пота бритую голову — что хочешь, зверёныш. Бери. Провела по жёстким волосам на вздрагивающем животе, ниже. Обжигая ключицы выдохом, он забился под её рукой, запульсировал горячими струями, стекающими по ладони. Мало ему надо.

Взгляд поднял — блаженно-плывущий. Горела истерзанная грудь. Хищник развернул спиной, вдавил щекой в стену, Рания охнула. Острый камень впивался в лицо — так не ласкают, так хищники насилуют женщин своих жертв на остывающих телах мужей. Зверёныш не знал, что на свете существует нежность. Глупый, неистовый — если поможет, пусть так. Ему это нужно — отрешиться от бессильной тоски, молча забивать в неё своё отчаяние. Он должен жить…

— Когда? — шепнул хищник и измученно опустился на голую плиту.

Рания стянула остатки платья с плеч, присела рядом. На груди проступали лиловые следы.

— Скоро.

Потерпи, зверёныш.

Остатки воды поделили на двоих — по глотку. Хищник опёрся спиной о стену и закрыл глаза; пёстрая верёвка ненужно лежала у ног — помогло, успокоился, хвала Небу.

Над перегретыми руинами плыла рябь. Рания положила на язык мелкий камешек, чтобы ослабить жажду. Молотило в голове и начинало тошнить — выдержат ли ещё день? Ночью должна выпасть роса наверху…

Ломаная тень медленно протягивала лапы, накрывая пространство Башни. Рания смотрела на расслабленного хищника, и почему-то было очень спокойно на сердце.

Учитель появился бесшумно. Ему не нужны амулеты — просто сгустился зеленоватый туман, лёгким вихрем взвилась каменная крошка, и в порыжевших лучах солнца Рания увидела строгую фигуру в чёрном бархатном камзоле без единого украшения. Безупречен, как всегда.

Она успела устыдиться своего растрёпанного вида — но не станет же Учитель ревновать к зверю. Успела удивиться ужасу на обычно невозмутимом лице…

Тугой волной сбился воздух, и перед глазами метнулась смуглая тень.

Нет.

Чавкающий звук оглушил, Рания подалась вперёд. Стальные пальцы хищника погрузились в глаза Учителя по самую ладонь. На складки бархата хлынул багровый поток. Пронзённая заклинанием вил, судорожно вздрагивала спина в жутких шрамах; между рёбер выступали четыре окровавленных шипа. Всё, что успел Учитель перед смертью…

Ощущение фатального провала расплющило, словно упало небо на голову. Сердце оборвалось: почему? Почему Учитель не сказал, что человек в красной куфии — он сам? Почему не заметил, что один из нападающих у мечети исчез?.. Два тела рухнули на залитые кровью обломки.

Сдерживая скулящий визг, Рания подползла, положила себе на колени родную голову с сочащимися провалами вместо глаз:

— Прости. Прости, прости меня…

Один из сильнейших магов Магриба нашёл смерть в безвестной Башне от руки наведённого воина. Небо Всемогущее, как она раньше не поняла? Это из-за чар она переместила не человека в красной куфии, а хищника; из-за чар не выполнила просьбу Учителя! Что ещё могло заставить её перелить почти всю Силу, чтобы исцелить ничего не значащего зверя? Вот отчего постоянно терзала голову боль! Джахан, Повелитель разума, заставил её верить, что спасение хищника — единственная цель жизни.

Рыдания подступали к горлу, мешали дышать. Вытекшая жизнь кропила руки алым. Теперь она останется в Башне навечно и встретит свою смерть, отсюда не выбраться без Учителя.

Шорох крыльев едва слышался в полной тишине. Из провала на крыше спустился знакомый орёл, уселся на край глыбы. Значит, всё это время был здесь, легко нашёл своего хищника — её цель. Ждал и следил.

— Правильный поступок? — выдавила Рания. — Правильный?

Сизые перья изогнулись, вытягиваясь в рукава, жёлтые глаза замерцали синевой. Не уследить, не поймать момент — из тела птицы вытекла высокая фигура в сером балахоне. Седые пряди ещё топорщились у шеи, укладываясь на необьятные плечи, молодое лицо с острыми чертами выражало триумф. Предатель.

— Всё-таки получилось, — покачал головой Джахан. — Не приходилось раньше наводить на милосердие. Неужели ничего не почувствовала?

Ничего. Она считала, что способна распознать наведение. Когда орёл появился на галерее дворца в Кордове, даже не смогла удивиться. В предложении Джахана спасти невинную жизнь хищника не разглядела угрозы. И в голову не пришло, что стоит сказать о его посещении Учителю…

Внушить цель и заставить не думать о препятствиях — это Джахан умел лучше всего. Только сейчас Рания всё поняла. Хищник нужен был Джахану живым, чтобы закончить то, ради чего девятерых послали к мечети Атиг Джами. Зверёныш справился и погиб, теперь от всепоглощающего сострадания к нему осталась невыносимая щемящая пустота.

— Почему? — шепнула Рания. — Ты же один из нас.

— Он не сказал, — горько хмыкнул Джахан. — Альварес тебя вырастил, но так и не научился доверять. Они все трусы, Рания. Думаешь, отчего встречаются только на священной земле в окружении стражи? Друг друга опасаются. Твердят о человеколюбии, а сами решают, заливать мой замок греческим огнём или не стоит воевать со своими. Моё братство хищников вдруг стало противоречить Договору об обращении с людьми. Знаешь, кто громче всех настаивал на атаке?

Учитель призывал магов напасть на мага, попрать непреложный закон?! Быть не может! Но они не лгут друг другу: любой распознает ложь. На галерее Джахан сказал правду: выходит, сегодня она действительно совершила правильный поступок. Предательство Учителя заслуживает кары.

Раздался булькающий хрип, Рания обернулась. Небо Милосердное! Проколотый шипами насквозь хищник был ещё жив! Вцарапываясь в камень, поднимался навстречу своему господину. Встал на колени, четыре алые нити тянулись от его груди, впитываясь в пыль.

— Ве…ли…кий…

Джахан склонился у тела Учителя, вытащил из складок балахона прозрачную склянку. Руки хищника подкосились, он завалился на бок, неслышно шевелились потресканные губы.

— Перемещай к кому-нибудь! Мне не хватит Сил! — закричала Рания, впиваясь в плечи хищника.

Он уходил, заострилось лицо в полосах грязи, стекленел взгляд. Джахан не поможет, он не целитель. Наведение это или нет — неважно; потеря Учителя, его вероломство — пустое; главное — удержать ускользающую из-под ладоней жизнь!

Джахан поднёс склянку к струе крови, бегущей по щеке Учителя:

— Понимаю, сейчас непросто, но подумай головой, — по стенке склянки протянулась капля — горный орёл смыслил в зельях. — Где ты слышала, чтобы наведённый на смерть мог целый день чего-то ждать? Он мне не подходит, Рания. Слишком сильная сопротивляемость: сегодня способен предаваться утехам, не забрав жизнь жертвы, завтра начнёт задумываться, зачем вообще нужно сражаться. Ещё и среди других смуту начнёт, — Джахан повернул голову Учителя удобнее. — Вот у тебя сопротивляемость слабая — даже теперь пытаешься сделать его боеспособным. Напрасно, он больше не нужен.

Умом Рания понимала: спасти зверёныша не сумеет. Но его порозовевшие щёки оставляли надежду, хотя в ушах уже звенело.

— Перемести, умоляю, — в глазах помутнело от накативших слёз. — Всемогущим Небом клянусь, что захочешь, сделаю. Ты не дал ему и шанса!

— Не дал, — кивнул Джахан, затыкая склянку пробкой. — Девять у меня таких было. Всё думал, как бы избавиться от них с пользой, не посылать же против заведомо сильнейшего противника по заказу — люди золотом платят.

— Так отпусти, пусть живёт! — простонала Рания, клонясь над телом хищника; ручейки крови, заливающие голое тело, застывали, мучительно медленно выползали наружу шипы.

Сильнейший из магов, оскорблённый и преданный Джахан сегодня принял вызов. Зависть всегда находит предлог. Но разве другие маги не использовали людей? Скольких уничтожил Учитель, проверяя новые зелья? Скольких уничтожила она сама? Просто люди, материал для работы, ни один не имел значения, кроме умирающего у её ног зверёныша.

— Не могу, — вздохнул Джахан, вставая. — Наведение необратимо; пока он жив, ты всегда будешь его спасать. Ты потеряешь себя, Рания, я не хочу этого. Сегодня я начал войну, и мне очень нужен сильный союзник.

Струя пламени протянулась из ладони Джахана, скользнула по набухшему кровью камзолу Учителя. Довольно охватила кружева рукавов, корчилась от жара кожа холёных рук. Хищник захрипел под щекой Рании, и она из последних сил подняла голову. На покрытом грязью лице застывал тот же блаженно-плывущий взгляд: выполнивший приказ зверёныш умирал счастливым. Казалось, с его последним вздохом перестанет дышать и она сама.

— Прости, я должен это сделать. Ради тебя, — сказал Джахан, и неумолимые руки оторвали Ранию от источника жизни.

Срывая голос в крике, она извивалась в хватке Джахана. Законы перестали существовать, она готова была уничтожить весь мир для спасения одного: клинок, шипы, лезвие — но из рук лишь сыпался блестящий рой игл, неспособных даже проткнуть ткань балахона. Джахан намеренно дал ей обессилеть.

— Плохо, больно, я знаю, — говорил он. — Обещаю, долго не будет. Ты осознаешь его гибель, и станет легче.

Затянула воздух зелёная хмарь, закружилась пыль, и пространство схлопнулось, скрывая из виду охваченное огнём нутро Башни.