Отель "Глаз павлина"

После прохладной и неощутимой атмосферы аэропорта воздух снаружи можно было потрогать. В него можно было упереться. Об него можно было даже удариться. Именно это со мной и произошло, как только раздвинулись автоматические двери, ведущие на улицу: горячая влажная стена атаковала меня в лицо. Попытавшись вдохнуть, я почувствовал, как грудная клетка приняла на себя часть раскаленного удара. Легкие сразу сжались, и пришлось дышать урывками — неглубоко и по чуть-чуть. Еще пара нерешительных шагов дальше от дверей аэропорта — и ад поглотил меня целиком — стена жара стала давить со всех сторон.

«Боже мой, — ужаснулся я, — и это — вечер! Что же тут будет днем, когда солнце зависнет в зените? Похоже, придется, как затворнику, целыми днями сидеть в отеле».

Жара как будто стала еще на пару градусов сильнее, сердце разогналось, кровь начала стучать в ушах. Я с завистью посмотрел на свою спутницу: кожа, покрытая ровным загаром, длинные светлые волосы, небрежно убранные в высокий хвост, блестящие голубые глаза. Свежесть и легкость. Видимо, удушающая жара предназначалась только для меня, а Лера жила в совершенно другом мире — мире прохладного горного ручейка.

— Какой здесь воздух! — с чувством вдохнула она. — А небо-то какое синее! И цветы кругом! Ну, согласись, я недаром оттащила тебя от выхлопной трубы Москвы.

Не в силах возражать, я вымученно улыбнулся своей спутнице. Кондиционированный воздух такси показался спасением. Протянул бумагу с адресом отеля водителю такси, со стойкостью мученика откинулся на спинку сиденья.

Пока ехали, мысль о том, зачем же я все-таки согласился на эту поездку, не покидала. Ведь знал, что июль — самый жаркий месяц во Флориде. Знал и то, что температуру выше тридцати градусов переношу с трудом. Но все равно поддался на Лерины уговоры. Даже мысль о том, как тяжело Ваньке будет без меня, не остановила. Сын, конечно, остался в надежных руках. Сам просил меня поехать и попрощался на удивление легко, без слез. Только его руки, судорожно сжавшие мою шею. Всего одно мгновение. Я ведь понял, как страшно было ему оставаться. И все равно поехал. Зачем? Надо позвонить Ивану, успокоить. Я посмотрел на часы и вспомнил, что сейчас в Москве ночь.

Отель оказался небольшим, но целиком спрятавшимся в зелени. Машина, пару раз мягко повернув по дорожкам парка, остановилась. Глянув в направлении главного здания, я не поверил своим глазам. Главный корпус напоминал миниатюрный индийский храм: ажурные арки из белого камня, резные деревянные балконы с балками в виде трубящих слонов, наверху — вздымающиеся вверх башенки, напоминающие формой замки из мокрого песка. По обеим сторонам от главного входа журчали фонтаны: изящно наклонившиеся женщины в сари лили бесконечную воду из каменных кувшинов. Белая мраморная лестница вела к массивным деревянным дверям, на каждой створке которых блестела медная фигура павлина. Раскидистые деревья и пальмы давали густую тень, которая хоть и не охлаждала парной воздух, но хотя бы гасила нестерпимые удары солнца. «Не хватало только обезьян на этих пальмах», — мрачно подумал я. Все понятно. Страсть моей подруги к экзотике дала себя знать. Я бы предпочел что-то более традиционное, но в этот раз отель выбирала Валерия. Буду надеяться, тут хотя бы кондиционеры тут есть, а не только индийские опахала.

Внутри нас встретил улыбчивый молодой портье. Сразу поинтересовался, откуда мы. Услышав, что из России, заулыбался еще сильнее и счел своим долгом вспомнить имя русской гёрлфренд одного своего приятеля. Заметив, как я неодобрительно поглядываю на вычурный индийский интерьер, говорливый портье пояснил, что владелец отеля, мистер Теодор Рикс, много лет назад побывал в Индии и всем сердцем полюбил эту страну. Полюбил настолько, что решил воссоздать ее кусочек в Америке. Свой отель мистер Рикс построил так, чтобы постояльцы почувствовали себя внутри прекрасной восточной сказки. В этом месте портье рекламным жестом обвел индийские ковры на полу, резные панели темного дерева на стенах, огромные напольные вазы с пучками ярких павлиньих перьев и роскошные красно-золотые диваны. Желая нам приятного вечера, служащий добавил, что если у нас возникнут какие-то вопросы, связанные с культурой Индии, или просто захочется услышать старинную притчу, то мы без стеснения обращались к мистеру Гопалу Шамре. Он — кладезь подобной информации. Мистер Шамра очень дружен с мистером Риксом, помогал ему при строительстве отеля, а недавно и вовсе поселился тут, в отдельном домике, недалеко от загона для павлинов. Он занимается какими-то научными изысканиями, даже небольшая лаборатория в его распоряжении есть. Но посетителям господин ученый всегда рад.

После длинного перелета и смены часовых поясов я не мог заснуть. Бесконечно долго ворочался с боку на бок на непривычно жестком матрасе. А потом резкий толчок — и меня как будто выдернули из мутного забытья. Ощущение было настолько резким, что показалось — упал с кровати. Сжав мятые простыни, я обрел какое-то ощущение реальности. Но тут же чуть не подпрыгнул на кровати снова: резкий звучный крик пронзил темноту. Павлины! — наконец-то дошло до меня. Лера, наверное, не закрыла дверь на балкон, поэтому пронзительные мяукающие звуки разносились по всей комнате и даже, казалось, резонировали в резной арке между комнатой и спальней. Виновница хорошей акустики крепко спала на соседней подушке. Что тут скажешь? Пришлось встать и закрыть дверь. Крики стали приглушенней, но уже настроенное на их частоту ухо мешало расслабиться. Звуки не были неприятными. Скорее они беспокоили, вызывали тянущую тоску. В моем воображении источник звуков представлялся огромными печальными кошками с медным раструбами вместо пастей, пытающихся раз за разом своим горестным «и-йау, и-йау» выразить всю скорбь мира.

Скорбь. Именно от нее я пытался убежать уже три года. То с головой уходил в работу, то хотел потеряться в лице новой женщины. Но боль ждала меня на пороге дома. Она смотрела из пустоты глаз Ивана, из кажущихся теперь фальшивками веселых портретов жены. Если бы тем вечером за рулем машины был я… Елена осталась бы дома, сын не получил бы травму, сделавшую его слепым. А может, мы погибли вместе? Иногда такая альтернатива казалась лучше, чем неспособность изменить хоть что-то.

Пытаясь заснуть, я в десятый раз подтвердил самому себе, что зря поддался на уговоры Валерии. Она, конечно, действовала из лучших побуждений: отдых под пальмами должен был расслабить меня, развлечь, а потом и притянуть к «нормальной» жизни. Только разные у нас представления об этой нормальности. Для нее это жирная точка, поставленная на прошлом, для меня — битье головой о непреодолимую стену того, чего нельзя изменить. Так уж я, видимо, устроен, что не имею возможности сложить руки до момента, пока они не отвалятся. Да, я устал. Но устал не от заботы о сыне, как думает Лера. Быть его глазами иногда очень тяжело, но тут я справляюсь. В конце концов, описывать то, что видишь, это работа журналиста — моя работа. А вот преодолеть бессилие — то горячее марево, что заслоняет глаза и не дает свободно дышать, когда я в сотый раз понимаю, что все могло быть по-другому, — даже спустя три года для меня практически невозможно. Несказанное слово, чуть больше внимания, и вот я почти вижу картинки другой, оборванной жизни. Тут же понимаю, что теперь это не для меня. В душе клубится беспомощность и скорбь. А за окном мне вторит тревожащий крик павлина.

Уснул я только под утро, когда птицы наконец замолчали, и им на смену пришел успокаивающий шум дождя.

Утро, а скорее, день, если верить часам, встретило меня ослепляющим солнцем и полным отсутствием хоть малейшего ветерка. С балкона я пытался рассмотреть ночные следы пребывания павлинов. Конечно же, напрасно. Интересно, что я хотел увидеть: разбросанные под кустами разноцветные перья или даже самих нарушителей ночного спокойствия? Странное ощущение неправдоподобности прошедшей ночи толкало либо убедиться в нереальности павлинов, либо принять существование этого странного псевдо-индийского мира таким, какой он есть — с невыносимой жарой, храмами, орущими павлинами и… махараджами? На присутствие богов рассчитывать было слишком самонадеянно.

Так, павлины. Я вспомнил, что портье говорил что-то о загоне. Тащиться куда-то по жаре представлялось равносильным самоубийству, но проверить свою гипотезу требовалось.

Загон обнаружился там, где обещал портье: в конце дорожки, ведущей вправо от главного корпуса отеля, в густой тени деревьев. Как таковых клеток не было, только низкий плетеный заборчик, навес из сухих пальмовых листьев и высокие шесты, на которых сидело несколько птиц — самок, судя по скромному оперению. Неужели они растревожили меня в ночи? Облокотившись на забор, я разочарованно выдохнул.

— Самцы предпочитают пережидать жару в зарослях, а вот самочки любят отдохнуть с комфортом, — густой голос с заметным индийским акцентом заставил меня вздрогнуть.

Так, второй акт — явление махараджи. Невольно улыбнувшись, я обернулся к говорившему. Высокий индиец средних лет со светлой, почти европейской кожей, породистым длинным носом и огромными черными глазами приветливо протянул руку.

— Позвольте представиться — Гопал Шамра. В отеле наверняка упоминали обо мне. Хотели полюбоваться на павлинов?

— Да. Александр Грибовский. Можно просто Алекс, — я пожал его руку в ответ и почувствовал легкий аромат каких-то пряностей, исходивший от нового знакомого.

А ведь он и вправду походил на индийского владыку. Во всяком случае, такого, каким воображал его я. Мысленно сменив европейский наряд мистера Шамры на белые с золотом одежды и нацепив ему на голову изукрашенную драгоценными камнями чалму, я остался доволен — готов персонаж новой сказки для Вани. Вспомнив сына, я помрачнел.

— Вас что-то беспокоит? — от внимательных глаз индийца не укрылось изменение моего настроения.

— Полночи не мог уснуть из-за криков этих отдыхающих теперь в зарослях красавцев. — Я вытер пот со лба и направил разговор в безопасное для себя русло. — Неужели павлины каждую ночь так орут?

— Нет, что вы. Только перед дождем.

— А-а-а. Действительно. Они замолчали как раз перед тем, как пошел дождь.

— Извините, а вы из какой страны приехали?

— Из России, — ненавистный акцент, как всегда, выдал во мне иностранца.

— Я спросил вовсе не из праздного любопытства, — индиец почувствовал мое смущение. — Дело в том, что я физик, а в свободное время индолог, и оба моих увлечения вертятся в данный момент вокруг павлинов. Мне очень интересно узнать, как павлин воспринимается в вашей культуре?

— Как глупая и тщеславная птица, — не задумываясь, выдал я.

— Да, я уже знаю такую версию. Влияние позднего христианства, — разочарованно произнес мистер Шамра, но тут же с удивительной легкостью переключился на энтузиазм:

— Насколько мне известно, у славян также есть огненный аналог павлина?

— Вы имеете в виду Жар-птицу? Персонаж народных сказок? Никогда не думал о ней с такой точки зрения.

— Как раз сказочный образ ближе к мировому. Ваша огненная птица означает бессмертие, удачу, исполнение всех желаний?

— Да, вы правы. И как я помню из сказок, одно ее перо освещает целую комнату, пение исцеляет болезни, а взмах крыльев может вызвать бурю.

«Хотя бы легкий ветерок сейчас не помешал», — добавил я про себя, снимая бейсболку и пытаясь обмахиваться ею, как веером. Индиец показался мне забавным, поэтому я задал вертевшийся на языке вопрос:

— А как павлины связаны с физикой?

— Тут нужно начать издалека. Не возражаете, если мы пройдем в здание отеля? Я вижу, вы плохо переносите жару. Не хотелось бы, чтобы вы потеряли сознание от солнечного удара.

У входа в отель он спросил:

— Вы слышали выражение «дополнительная красота»?

Я отрицательно мотнул головой. Мы вошли внутрь здания, уселись на один из роскошных диванов, и портье тут же принес нам по стакану чая со льдом. Отпив несколько глотков, Гопал Шамра продолжил:

— Как известно, многие самцы птиц ярко окрашены для того, чтобы привлекать внимание самок. Самые пестрые, хохлатые, длиннохвостые и горластые выделяются на общем фоне, спариваются чаще и естественный отбор закрепляет их признаки в генах. Но с павлином все сложнее. Во-первых, его красота скорее должна способствовать его вымиранию — попробуй-ка спастись от хищника с тяжелым полутораметровым надхвостьем, которое мешает в полете и замедляет бег сквозь заросли. Во-вторых, для самок самые яркие перья не всегда являются решающим фактором, как доказали наблюдения. То есть для успешного выживания такая красота павлину не нужна.

— А теперь давайте посмотрим на перо павлина, — Гопал Шамра жестом заправского факира извлек откуда-то перо птицы и стал медленно поворачивать его перед моим носом.

— Взгляните на эти строго выверенные эллипсы, окружности и лучи — каждый элемент соотносится с математической формулой. А эта игра цвета! Вы знаете, что такой эффект создается вовсе не из-за наличия пигмента, а подчинен строгим законам оптики: бородки перьев вызывают тонкопленочную интерференцию? Иначе говоря, перо павлина имеет слоистую структуру, и цвет получается благодаря тому, что свет проходит через одни слои и отражается от других, покрытых специальным протеином толщиной в несколько нанометров, под определенным углом. Этот протеин расщепляет световые волны, рекомбинирует их и отражает в виде удивительно ярких цветов. Представьте, одной молекулой больше или меньше — и конец, не будет у павлина такого потрясающего оперения.

Мистер Шамра замолчал, явно ожидая какой-то реакции с моей стороны.

— Вы думаете, что красота павлину нужна не сама по себе? В ней скрыто нечто большее?

— Да, вы очень точно сформулировали мое предположение! За это вам награда — перо, — ученый хитро подмигнул, поднял мою правую руку и осторожно положил свое тайное сокровище на раскрытую ладонь. Я провел пальцами вдоль его хрупкого на вид края и подумал о Ване. Будь это перо настоящей Жар-птицы...

Тем временем индиец продолжил:

— И давайте не забывать про культурную составляющую образа павлина. Очень многие народы считали эту птицу божественной или каким-то образом связывали ее с богами, которым они поклонялись. Я боюсь утомить вас длинным перечислением… — ученый неуверенно замолчал, но, увидев мой ободряющий жест, продолжил: — В античной традиции павлин — священная птица Геры, которая одарила его тысячей глаз погибшего великана Аргуса. В индуистской мифологии павлин считается символом всевидящего солнца и вечных космических циклов, а рисунок, напоминающий бесчисленные глаза, представляет звездное небо. Вообще, в Индии павлин — священное животное, символ всеобщей гармонии. Иногда он считается верховым животным Брахмы. Посвящен Кришне, но сопровождает и некоторых других богов. В буддизме павлин — эмблема Авалокитешвары, символ сострадания и предусмотрительности. У восточной секты йезидов эта птица — Мелек Таус, царь Павлин — посланник Бога. В древней Персии два павлина изображались по обеим сторонам космического дерева и означали психическую двойственность человека, черпающего свою силу в принципе единства. В исламе птица символизирует космос, свет, око сердца. Даже в раннем христианстве изображение павлина было связано с символикой солнца, а потеря птицей перьев и их отрастание весной рассматривались как символ бессмертия. Но самое интересное…

Тут у входа появилась улыбающаяся и чуть розовая от свежего загара Валерия. Мгновенно оценила обстановку и направилась к нам. Пришлось представить ее своему новому знакомому. Лера тут же с устрашающей скоростью защебетала по-английски. Видя, что разговор переключился на малопонятные для меня изыски аутентичного интерьера, я решил ретироваться. Уверив мистера Шамру, что мы обязательно продолжим разговор в другой раз, я вышел на улицу. Только снаружи вспомнил, что оставил подаренное перо на столике в холле отеля. Решив, что заберу его на обратном пути, я направился в сторону пляжа — все же второй день на Атлантике, а на океанские просторы еще не любовался.

На берегу я мгновенно пожалел о том, что пришел сюда в этот час. Белый песок нестерпимо блестел. Жара оглушила. Без сил опустившись на первый попавшийся лежак, расположенный в некоем подобии тени, я закрыл глаза. Жара тут же набросилась на меня и погрузила в рыхлую горячую вату. Любое движение совершалось сквозь силу. Я и сам постепенно стал превращаться в эту вату: словно распухшие от избыточной влажности воздуха руки и ноги стали казаться неподъемными, слушались с трудом, кончики пальцев как будто теряли чувствительность и отмирали. Граница онемения постепенно передвинулась, поднялась от пальцев рук к плечам, шее, веки отяжелели. Вот уже и мысли стали тяжелыми, неповоротливыми, как виденные где-то измученные слоны, которые силились подняться на ноги, но раз за разом, сотрясая землю, опрокидывались на бок.

От собственного бессилия мне стало еще хуже. С последним проблеском сознания я попытался прорвать горячую стену, навалившуюся на меня. Но тот инертный кисель, что тек в жилах, был не в силах противостоять окружающему жару. Может, я должен дойти до точки кипения, испариться, зашипеть злобным паром, тогда мне станет легче? Это идея! И вот я мысленно добавил градуса своей беспомощности, раскалил себя изнутри красной пеленой отчаяния. Перед глазами тут же поплыли вращающиеся разноцветные круги, ужасно напоминающие… перья павлина? Это солнечный удар, не меньше. Панически захотелось подняться, позвать кого-нибудь на помощь, но красивый узор перед глазами завораживал и, как ни странно, при всей безнадежности положения мне стало легче.

Очнулся я от резкого крика — прямо передо мной на песке стоял павлин. Он испытующе посмотрел на меня одним глазом, потом, резко дернув головой, повернул голову другим боком. Видимо, не найдя ничего обнадеживающего, демонстративно медленно развернулся и прошествовал в сторону ближайших кустов.

Ага! Так это была вовсе не галлюцинация перегретого мозга. Перья и в самом деле находились перед глазами. Павлин уже давно мог бродить в окрестностях моего неподвижного тела. Возможно, надеялся получить что-нибудь вкусное. Облегченно вздохнув, я с трудом встал и поплелся в номер.

Прошло несколько дней. Жара не спадала. Мои надежды постепенно адаптироваться к высокой температуре и влажности не увенчались успехом. В конце концов, пришлось перейти на ночной образ жизни. Лерка, конечно, не была счастлива тем, что лишилась моей компании; но вскоре в отель приехала небольшая компания русских американцев, и моя подруга очень удачно влилась в их ряды. Теперь я без угрызений совести мог спать большую часть дня, а вечером, на закате, прихватив из отеля стаканчик кофе, выползал на улицу. Даже в сумерках воздух казался мне горячим и душным, как в бане. Спасение приносил только легкий океанский бриз, поэтому я сразу же направлялся в сторону берега. Бродил бездумно по мокрому песку, слушал волны.

Несколько раз за эти дни я звонил в Москву, разговаривал с Ваней. Рассказывал ему об океане, о шустрых ящерицах и громкоголосых павлинах. Сын держался бодро, и от этого становилось только тяжелее. После очередного такого разговора я решил позвонить в аэропорт и перенести свой вылет на более ранний срок. Было ясно, что идея сменить обстановку оказалась для меня провальной. Рейс перенести удалось, но не на ближайший день, как я рассчитывал. «Ну, что ж, — сказал я себе, — придется повариться в этом горячем вареве еще пару дней. Авось, дойду до нужной кондиции».

Вечером, когда я уже собирался выходить из номера, зазвонил гостиничный телефон. Портье сообщил, что меня спрашивает мистер Шамра. Сказав, что сейчас спущусь, я с удивлением подумал: «Как будто догадался о моем скором побеге из этого пекла». Впрочем, мне и самому хотелось с ним встретиться и узнать, какими же исследованиями он на самом деле занимается.

Поздоровавшись с Гопалом Шамрой, я предложил ему прогуляться в сторону океана.

На улице индиец стал многословно извиняться за то, что якобы прервал мой отдых. Пришлось его уверить, что я и сам собирался с ним встретиться.

— Представляете, после ваших рассказов о павлинах эти птицы повсюду меня преследуют, — продолжил я шутливо, вспоминая историю на пляже.

— Правда? Тогда мне тем более следует закончить рассказ.

На берегу мы уселись прямо на теплый песок. Не сговариваясь, повернули лица в сторону темной линии воды, сливающейся с такой же темной распахнутостью неба.

— Начать опять придется несколько издалека, негромко проговорил Шамра. — Помните, мы говорили о русской Жар-птице? Так вот, для вас, конечно, не станет открытием, что у многих народов есть легенды об огненных птицах. Имена у них разные. Феникс, Симург, Фен-Хуан — самые известные, пожалуй. Помимо огненного оперения эти птицы обладают еще некоторыми сходными качествами: они способны жить вечно, обладают подлинными знаниями и способны принести человеку надежду, счастье, направить в поворотный момент его жизни. А самое главное, что все эти огненные птицы в большей или меньшей степени похожи на павлинов. Случайность, скажете? — индиец прищурился и хитро посмотрел на меня.

Я невольно подумал, что в какие-то моменты мистер Шамра старательно пытается натягивать на себя маску сумасшедшего ученого. Тем временем он с жаром продолжил:

— Представляете, если структура пера каким-то образом связана со способностью совершать путешествия во времени или с переходом в параллельные миры? Человечество получит уникальную возможность… Я выгляжу как сумасшедший ученый, не правда ли?

Его резкий переход на секунду ошарашил меня, но потом я понял и засмеялся в голос. Гопал Шарма тут же присоединился ко мне.

— Извините, не мог удержаться, — выговорил он сквозь смех.

— А ведь я вам почти поверил, — разыгрывая обиду, ответил я.

Отсмеявшись, Шамра продолжил уже совершенно другим голосом:

— Меня и в самом деле очень интересуют огненные птицы. Если конкретнее, я пытаюсь выяснить, может ли живое существо быть охвачено огнем, но не сгорать при этом, а только светиться. Один французский философ считал, что огонь можно разделить на две составляющие: жару — низшую и свет — высшую. Если предположить, что легендарные огненные птицы горели только за счет высшей составляющей — света, то у их реальных земных прототипов, павлинов, тоже может быть такая скрытая возможность.

— Но ведь есть же достаточно большое число животных, которые могут светиться в темноте, — не мог промолчать я.

— Да, светиться могут некоторые простейшие, моллюски, головоногие, насекомые, грибы и многие глубоководные рыбы. Их свечение вызвано биолюминесценцией, то есть химическими процессами, происходящими в организме. Оно видно только в темноте и не идет ни в какое сравнение с тем ярким свечением, которое должно распространять оперение огненной птицы.

— Не буду вдаваться в технические подробности, но моя теория состоит в том, что реконструировав структуру павлиньего пера можно получить новый спектр огня — очень мощный для человеческого глаза и одновременно безопасный для своего носителя.

— И этот огонь принесет людям бессмертие, подлинное знание и исполнение желаний? — сказал я шутливым голосом, но на самом деле сердце защемило. Вспомнился вдруг мой Ванька, его наивные просьбы добыть волшебную Жар-птицу.

— Вполне возможно, — серьезно ответил Гопал Шамра.

Его задумчивый взгляд остановился на мне. По напряженной складке на переносице я понял, что какая-то тяжелая мысль не дает индийцу покоя.

— Вы что-то хотели мне сказать? — спросил я.

— Да, хотел. Дело в том, что от Валерии я узнал о несчастье с вашим сыном…

Видимо, увидев в моем лице отстраненность, ученый продолжил извиняющимся тоном:

— Я понимаю, это не мое дело, и лучше вообще не заводить разговор на эту тему, если я ничем не могу помочь. Но позвольте напомнить вам одну вещь. У человека всегда есть возможность выбора. Даже если кажется, что случай безнадежный. Да, это избитая истина, но я чувствую, что сказать вам ее сейчас нужно.

Не зная, как среагировать на его откровения, не обидев, я продолжал молчать.

Еще раз изучив мое выражение лица, настойчивый индиец продолжил:

— Взять, к примеру, вашу непереносимость жары. Я уверен, что вовсе не температура воздуха обрекает вас на плохое самочувствие.

— А что же, по-вашему?

— Вам должно быть виднее. Какая-то психологическая причина не дает вам наслаждаться солнцем, небом, океаном.

Выдержав паузу, Шамра неожиданно закончил:

— Мне было очень интересно с вами разговаривать. Честное слово, лезть к вам в душу у меня и в мыслях не было. Мир? — Гопал протянул мне руку.

Я искренне пожал его пахнущую специями ладонь, с удивлением чувствуя, что этому индийскому махарадже каким-то образом удалось пробить броню одиночества, окружавшую меня последние три года.

— Пообещайте мне, что подумаете над моими словами!

В ответ я только кивнул и, быстро встав с песка, почти побежал в сторону отеля.

* **

Накануне той странной ночи я занимался в лаборатории. Очень поздно в дверь моего дома позвонили. На пороге стоял тот печальный русский, Алекс, с которым я разговаривал накануне вечером. Он неуверенно спросил, могу ли я оказать ему небольшую услугу. Не задумываясь, я согласился. Алекс достал из кармана письмо с адресом, написанным, вероятно, по-русски, и попросил сохранить его какое-то время. Тут же быстро попрощался и решительно зашагал в сторону отеля. Я был так поглощен некоторыми подвижками в недавних экспериментах, что не придал просьбе русского особого значения. Положил письмо на журнальный столик и спустился в лабораторию. Только на следующее утро, когда за завтраком смотрел местные новости, я узнал о пожаре в отеле. Репортер коротко сообщил:

«Вчера ночью произошло возгорание в Отеле «Глаз павлина». Выехавшим на место пожарным удалось локализовать очаг возгорания. Хотя причины пожара пока не установлены, несколько местных жителей утверждают, что в ночь пожара они видели огненных птиц, летающих над крышей здания. В огне никто из постояльцев или служащих отеля не пострадал. Числится пропавшим один из русских постояльцев отеля — московский журналист Александр Грибовский. Однако в полиции его исчезновение не связывают с пожаром».

— Что, Алекс исчез? — только и мог воскликнуть я. Вдруг вспомнил о письме. Первой реакцией было передать его полиции, но, взвесив все за и против, решил сначала узнать его содержание. С переводом пришлось повозиться, но через несколько часов мне удалось прочитать:

«Ванечка! Всеми силами души надеюсь, что, когда подрастешь, ты прочитаешь это письмо сам. Если так, то все у меня получилось. Это самое главное.

В отеле я познакомился с индийским ученым Гопалом Шамрой. Он рассказал мне о своих исследованиях и о возможности создания легендарных огненных птиц. Представляешь, я поверил! У меня даже появилась идея, что не нужно изобретать ничего нового. Жар-птицы рядом. Нужно просто их увидеть.

Прошу, прости меня! Я сделал за тебя выбор. Не говорю, что тебе будет лучше с глазами, чем с отцом. Так ставить вопрос нельзя. Принести эту жертву важно для меня. Сейчас моя жизнь похожа на медленное тление в огне. Бессилие перед обстоятельствами и обида на несправедливость судьбы хуже семи кругов ада. Лучше я поддамся безумной мечте. Лучше попытаюсь сделать хоть что-то.

Люблю тебя.

Папа».

Письмо привело меня в шоковое состояние. Неужели ему удалось? Но как? Я бился над решением проблемы несколько лет, а он взял и превратил павлина в огненную птицу просто силой своего желания? Как он добился нужного спектра? Куда пропал и почему в отеле случился пожар? Вопросов было слишком много.

Немного успокоившись, я проанализировал случившееся еще раз. В нашу последнюю встречу я сказал Алексу о возможности выбора: не мог видеть, как такой сильный человек изводит себя черными мыслями. Из письма ясно, что свой выбор он сделал. Самоубийство как способ принести себя в жертву отметаем. Не мог разумный человек, каким, несомненно, был этот русский, опуститься до дешевой драмы. К тому же, труп русского на месте пожара не был найден. Поэтому ради собственного спокойствия буду считать, что он не погиб.

Алекс написал, что русские огненные птицы рядом. Значит, спектр огня, который я пытаюсь синтезировать, можно создать без всякого оборудования? Только безумным желанием и силой души? Для меня опора на эмоции, а не на строгие научные факты казалась сомнительной.

Что же делать с письмом? Я почувствовал, что чувство долга и желание узнать правду не позволят мне оставить все как есть. Сын Алекса — последняя зацепка, которая у меня осталась. Значит, придется ехать в Москву.